Лукашкина Мария Михайловна. Полундра (рассказы о животных и не только)

Маша Лукашкина

ПОЛУНДРА

(рассказы о животных и не только)

Полундра

На вопрос "Как тебя зовут?" Прохор бурчал что-то себе под нос, поэтому приходилось переспрашивать. "Как? Как ты сказал? "Плохо"?""

"Прохор, - повторял он, - Прохор". Если бы родители знали, что сын будет картавить, они дали бы ему другое имя...

Но беда была даже не в имени, а в том, что Прохору было скучно. Скучна была дорога до детского сада, куда его, полусонного, тащили за руку. Скучен тихий час, потому что, когда этот час наступал, спать ему уже не хотелось. Скучно было вечерами ждать, когда же наконец за ним придут...

И обидно Прохору было, что окружающие не разделяют этой скуки. "Ничего не успеваю", -- жаловалась мама. Да и отцу, который возвращался домой затемно, не надоедало глядеть по телевизору футбол или чинить что-то в автомобиле.

С минутами, которые текли медленно и скучно, Прохор пытался справиться в одиночку. Как-то раз мама, поставив ему во время болезни горчичники, завела будильник.

- Лежи, терпи. А как прозвенит, сразу зови меня.

Прохор полежал немного и принялся вертеть будильник в руках. На эту кнопочку нажал, тот винтик крутанул. Стрелочки на циферблате заволновались, забегали, обгоняя друг друга. Прохор крутил винтик то в одну, то в другую сторону, однако будильник не звонил и не звонил. Сломался?..

Как вернуть стрелки на место, Прохор не знал. Просто поставил непослушный ему механизм на пол и терпел, терпел жжение до тех пор, пока с кухни не пришла мама, удивлённая, отчего это сын её не зовёт. И такой красной оказалась у него спина, что мама и ругать его за будильник не стала.

В марте Прохору исполнилось семь лет, и он с нетерпением стал ждать начала сентября. Ему казалось, что уж в школе начнётся жизнь быстрая, захватывающая, как катание с американских горок. У-ух! - с горы. Э-эх! - в гору. Только успевай вскрикивать да по сторонам поглядывать

Но и в школе оказалось тоскливо. Каждый день одно и то же. Та же парта, та же доска. Те же сорок минут, которые длились, длились и длились.

И снова - Прохор развлекал себя он сам. Белые ягоды паслёна на кустах, что росли на школьном дворе, Прохор обрывал и давил ногой. Ягоды издавали при этом сухой и отчётливый щелчок. И чем крупнее была ягода, тем этот щелчок был громче. Начав с нескольких ягодок, остановиться Прохор не смог. Обрывал очередную ягоду и давил. Обрывал и давил. Когда вся асфальтовая дорожка, вдоль которой росли кусты, покрылась скользкими ошмётками раздавленных ягод, за воротник Прохора схватила чья-то бабушка. "Вот я тебя!" -- кричала она, тряся Прохора, как грушу, насилу он от неё отбился. В другой раз Прохор подошёл к соседней, ожидающей сноса пятиэтажке, и начал обстреливать её камешками, метя в те окна, в которых ещё сохранились стёкла. И снова - едва унёс ноги от дворничихи.

А как трудно оказалось зимой вставать в школу... В синюю ветреную позёмку выходить из дома... Эта вынужденная утренняя прогулка настолько не вдохновляла Прохора, что ему и засыпать-то не хотелось. Однажды ночью он долго глядел на каток, что залили под окнами. Там без устали кружила чья-то крошечная фигурка. При свете звёзд и нескольких окон, одна. Отрабатывала вращение, делала подсечку назад, прыгала перекидной. Падала, вставала, отряхивалась - и снова, разгоняясь, прыгала. Прохор посмотрел на фигурку в театральный бинокль - и увидел, что это девчонка, маленькая, как воробей, и такая же шустрая.

- Купи мне коньки, - попросил он на следующий день маму.

- Коньки? - удивилась та. - На нашем катке до ночи не протолкнуться. Лучше плавать учись. Давай в бассейн абонемент купим?

Прохор только хмыкнул.

Первое же школьное лето оказалось таким же, каким оно было у Прохора и до школы, - дачным, под присмотром бабушки. Делать на участке было особо нечего - и Прохор слонялся по улице.

Ходить мимо забора, вдоль которого бегала рыжая Полундра, он опасался: несмотря на несерьёзные размеры, нрав у таксы был крутым, а голос - грозным. Помимо "трУсов", к которым она относила и Прохора, Полундре не нравились шагавшие по посёлку с лестницей, с ведром или с каким другим инструментом. На подозрении у неё были люди бегущие или, наоборот, плетущиеся. Необыкновенную ярость вызывал у неё велосипед, который соорудил соседский Виталька. Представлял он собой обыкновенную доску с приколоченным к ней деревянным "рулём" и привязанными при помощи двух верёвок колёсами. Конструкция была примитивна, как дубина первобытного человека, однако катила взад-вперёд по улице, сопровождаемая весело орущей компанией. Полундра лаяла до хрипоты. Время от времени из домика появлялась старушка в очках. "Стыдно, Полундра, стыдно!" - говорила она. - На детей лаешь. Куда это годится? Вот я тебя!" - и снова уходила в дом.

"Дурная собака", - говорил Виталька, делая пугающее движение ногой в сторону оскаленной за забором морды. "Вот я тебя", - грозил он ей камнем. Полундра не унималась.

Когда Виталька уехал, жизнь в посёлке сделалась совсем пресной. И даже велосипед, от которого отвалилось, отвихляв, переднее колесо, чинить не стали. Без Витальки игра не клеилась. Так что единственным сколько-нибудь значащим событием для Прохора оставались встречи с Полундрой.

"Дурная собака", - говорил он, подражая Витальке. И рожи строил, и язык показывал. Полундра бросалась на забор, ошалев от такой наглости. Когда гнев её достигал высшей точки, а голос хрип, Прохор, по-кошачьи щурясь, говорил "мяу". Мяя-у, мяя-у. Полундра умолкала, глядя на мальчика тяжёлым взглядом. И тогда Прохор поворачивался и уходил.

Однако в тот день всё вышло по-иному. Проходя мимо дома, где жила Полундра, мальчик заметил распахнутые ворота и серую "Ладу", из которой выгружал вещи хозяин дачи - дядя Слава. Прохор развернулся было, понимая, что развлечения не получится, и вдруг... замер на месте. Посреди улицы, без ошейника и без поводка сидела Полундра и глядела на него хорошо знакомым ему "прощальным" взглядом. Собака размышляла недолго. В горле у неё заклокотало. Рванув с места, в два прыжка оказалось она возле мальчика. Тот в ужасе отмахнулся от неё ногой. Клац! - острый собачий клык вонзился ему в голень.

- А-а-а-а! - что есть сил закричал Прохор. - А-а-а!

- Полундра, ко мне! - раздался мужской, не терпящий возражений голос.

Прохор, утирая кулаком слёзы, бросился к дому.

Там нашлось всё необходимое, чтобы обработать ему рану: и перекись водорода, и йод, и стерильный бинт. "А собака не бешеная?" - испугалась вдруг бабушка. - Вот горе-то!

Отправились к соседям, прихватив вещественное доказательство - перевязанного и заплаканного мальчика.

Дядя Слава вышел к ним на улицу, притворив за собой калитку.

- Так уж ни с того ни с сего укусила? - с сомнением глянул он на Прохора. Прохор то ли опустил голову, то ли кивнул.

- Ни с того ни с сего, - уверенно сказала бабушка. - Вы уж примите меры.

Дядя Слава досадливо сплюнул. Через минуту он вернулся, держа на поводке присмиревшую Полундру.

- Это кто сделал, кто? - ткнул он её носом в повязку на ноге мальчика. Прохор в ужасе отпрянул.

- Не бойся, больше не укусит, - успокоил его дядя Слава и принялся стегать распластавшуюся по земле собаку.

- Будешь кусаться?.. Будешь?

Поводок со свистом рассекал воздух.

- Слава! - вынырнула из-за спины дяди Славы старушка в очках. - Всё! Хватит! Она уже старая, Слава!

- Не надо, Вячеслав Иванович! Ну, не при ребёнке же! - испугалась и Прохорова бабушка.

Возвращались домой молча.

Вечером, когда стали укладываться спать, бабушка подошла к внуку, нагнулась над ним, хотела поцеловать. Тот с головой нырнул под одеяло.

На следующее утро, взяв из холодильника вчерашнюю котлету, Прохор выскользнул из дома. Полундры у забора не оказалось. Крикнуть? Позвать?.. С тоской поглядев на серую "Ладу", Прохор поплёлся обратно.

Что у тебя в кармане? - пристала к нему бабушка. Вытащив из промасленного его кармана мятую, пахнущую чесноком котлету, она всплеснула руками. - Надо было за столом есть...Отстирывай теперь эти жирные пятна... Дурень!

- Сама дува! - выпалил Прохор. - Ставая, а дува! Ничего не понимаешь.

На глазах у бабушки выступили слёзы.

- Крутишься тут целый день, обихаживаешь его, а он ещё и хамит...

Прохор стащил с себя рубашку, и, взял кусок липкого мыла, стал застирывать пятна над рукомойником.

- Погоди, я тебе тазик дам, - сказала вдруг бабушка.

Прошло ещё несколько дней. Навес, под которым стояла серая "Лада", опустел. Возвратилась к забору, на свой наблюдательный пункт, и Полундра. Приметив мальчика, она сделала несколько неуверенных шагов - от забора.

- Полундва, - сказал Прохор, присаживаясь на корточки. - Полундва, ты ховошая собака. Пвости.

Несколько дней приходил он к забору, разговаривал с таксой. Та не лаяла, но глядела недовольно, будто ждала, когда же Прохор наконец уйдёт.

- Она тебя фиг понимает, - сказал Прохору подошедший к нему сзади Виталька. - Полундра в Киеве родилась. Там не по-русски, там по-украински говорят.

Прохор обернулся к Витальке... Шутит?.. Вроде, не похоже. Глаза не щурит, не усмехается...

- Скажи ей "здоровеньки булы", - посоветовал Виталька.

- Как? Как? - заволновался Прохор.

- Здоровеньки булы, - терпеливо повторил Виталька.

В следующий раз Прохор принёс Полундре кусочек сахара. Бросил под калитку.

- На, Полундва.

Полундра походила вокруг, потом неожиданно проворно схватила кусочек и с хрустом разгрызла.

Прохор повеселел, прислонил к сетке калитки липкую от сахара ладошку. Полундра понюхала её, лизнула. Потом потянулась носом к лицу мальчика... Кто сказал, что Полундра дурная? Два умных коричневых глаза внимательно глядели на него...

- Полундвочка....

На дорожке показалась старушка в очках.

- Помирились?.. Нет, ты всё-таки руки к ней не тяни... Она собачка с характером, а заниматься ею некому. - Старушка вздохнула. - Внук вырос, о собаке забыл.

- А можно я с ней погуляю?

Старушка задумалась.

- Если только на поводке...

По улице Прохор не шёл, а бежал. Собака тянула его в поле... И кто сказал, что она старая? Мускулы Полундры напряглись на спине, красиво играли, шерсть блестела...

- Здоровеньки булы, - раздалось насмешливое. Прохор поднял голову. Виталька и с ним ещё несколько пацанов.

- Здоровеньки булы, здоровеньки булы, - запрыгал кто-то.

Прохор крепче сжал в руке поводок. Он чувствовал дрожь, закипавшую в собаке. Полундра напряглась всем телом... Из пасти её вырвался мощный собачий рык. И столько досадливого презрения было в нём, что смех оборвался.

- Полундра... - с уважением сказал кто-то. Пацаны расступились, пропуская Прохора.

Когда подошли к калитке, Полундра повернула голову к мальчику. "Вот мы и дома", -- красноречиво говорил её взгляд.

- А я уж беспокоилась, - призналась старушка в очках. - Да и бабушка твоя неизвестно что скажет...

- Всё будет ховошо, - уверенно произнёс Прохор.

Удивительно быстро пролетели оставшиеся до первого сентября дни.

- Ну, какие у вас летние впечатления? Что кому запомнилось? - стоя перед заваленным цветами столом, спросила учительница. Среди нескольких поднятых рук её удивила эта... Нефёдов Прохор. Мальчик с трудным характером, не выговаривающий несколько букв, сейчас напоминал сурка, очнувшегося от долгой спячки.

- Да, Прохор, говори, - с интересом кивнула она ему.

- У меня есть собака, - коротко сообщил Прохор.

ЧИКА И ПИКА

- Он не поёт, потому что один, - то и дело повторяла Света.

- И пусть, - всякий раз отзывался Вовка.

Кенар действительно не пел, зато как хорошо было распахивать перед ним дверцу клетки - пусть летает по комнате! И лишь Вовке разрешал Чик этот трюк: садился на протянутый ему палец как на жёрдочку, не пугался, если тот брал его в пригоршню. Светке обидно было, но виду она не показывала, только улыбалась снисходительно.

- Он не поёт, потому что один, - повторяла Света. - Чику нужна Пика.

И дождалась: в один из свободных дней мама отправилась с ней и Вовкой на Птичий рынок. Продавцы птиц держались стайкой, в стороне от собак и кошек. Вовке глянулась белая канарейка с чёрным росчерком на грудке, - будто кто-то начал писать слово, да передумал и перечеркнул, чтобы никто не прочитал.

- Помарка, - заметил стоящий рядом дяденька. Судя по всему, он понимал в птицах куда больше, чем они.

- Помарка? - удивилась мама. - Это её имя?

- Помарка - недостаток, то есть брак, - охотно объяснил дяденька. - Такую канарейку держать - только породу портить.

- Почему, - вступился за "помарку" продавец. - Если вам нужен друг дома, берите как раз эту. Недорого.

- Мам... - у Вовки даже дыхание перехватило. - Давай её купим...

Всё в этой птице для него сошлось, даже имя. Помарка, помарки - за них его в школе и ругать перестали, просто лепя ему тройки.

- Чику не понравится белая, - сказала Света. - Он же оранжевый. Вот такой. - И мотнула головой в сторону продавца красных роллеров.

Всю обратную дорогу Вовка молчал, так велико было его разочарование. В том, что выбранная мамой и Светкой Пика не понравится Чику, он ни капельки не сомневался. Однако тут Вовка ошибся.

Рассказать кому - не поверят. Чик, глянув через плечо на Пику, разжал коготки, сжимающие металлические прутья клетки, и упал на спину. Правда - лишился чувств. Минуту или две лежал он, прикрыв глаза...

Всё же волновались они напрасно, Чик отряхнулся, взлетел на жёрдочку. И пусть со временем оказалось, что Пика вздорная и глупая, пусть Пика пищала противным голосом своё неизменное "пи-пи-пи", Чик любовно чистил ей пёрышки... А когда Света рассаживала птиц, ставя одну клетку на другую, Чик, не видя подруги, принимался петь. Только ради Пики. Пел он с закрытым клювом, сильно надувая горло.

Светка принесла домой диск с голосами кенаров - мастеров, виртуозов, солистов, - чтобы самоучка Чик перенял у них какие-то коленца. Светка накидывала на клетку Чика одеяло, чтобы Чик в темноте молчал и слушал. Светка стучала по клетке, если Чик срывался на хриплые рычки, треск или выкрики... А Вовка страдал. Однажды он сунул поющему Чику палец сквозь прутья клетки - и тот больно ущипнул его, приняв за лазутчика, что проник на его территорию. И даже прежнее имя кенара произносить стали по-другому: не Чик, а Чика, - как бы привязав накрепко к подруге.

Чик... В друзьях Вовка больше его не числил, а вот об отвергнутой белой канарейке вспоминал часто ... Помарка... Не грустит она? Хорошие ли ей достались хозяева?.. Однако Чика выпускать из клетки он не забывал. Пусть летает по комнате! Только в эти моменты Чик казался ему прежним Чиком.

Так бы всё и продолжалось, если бы не случай. Приключился он в один из последних зимних дней, когда снег ещё не сошёл, а солнце светит вовсю, как бы по-летнему. На душе у Вовки было празднично. Уроки кончились, а до прихода Светки оставался час - час вольной жизни, без понуканий и споров о том, обязательно ли мыть за собой посуду. Не снимая куртки, подошёл он к клетке, отворил дверцу... Чик сделал один круг по комнате, другой - и вылетел в открытую форточку. Вовка замахал руками и бросился к окну.

Чика он увидел не сразу, а только задрав вверх голову - такой высокой была ель, что росла перед окном. На самой её верхушке виднелось маленькое оранжевое пятнышко.

Как Вовка перемахнул через два лестничных пролёта и выбежал во двор, он и сам не заметил. Однако дверь запереть не забыл - тем самым ключом, что мама повесила ему на шею...

Время тянулось медленно. Кенар сидел на верхушке дерева, а Вовка стоял под ним и плакал, думая о том, что безрассудный Чик и представления не имеет об опасностях того мира, в котором оказался... Чик не знал, что за птицами здесь охотятся вороны и бездомные кошки, и что ночью случаются заморозки, и что никто больше не угостит его зерном и льняными семечками... Чик, как упущенный воздушный шарик, покидал Вовку навсегда.

- Ты чего? - Светка трясла брата за плечи.

- Чи-ик... - Вовка всхлипнул и пальцем показал сестре на кенара. Светка постояла секунду или две и припустила по дорожке, ведущей к подъезду.

- Ты куда? - растерялся Вовка.

- За Пикой! - крикнула на бегу Светка.

Вернулась она на удивление быстро. Встала, держа клетку с Пикой на вытянутых руках, под ель.

- Чика! Чика! - наперебой звали они с Вовкой. Чик не двигался с места.

Прошло и пять минут, и десять... Надежды на Пику не оправдывались - Чик её просто не видел. А потревоженная Пика молчала и лишь поворачивала голову - то вправо, то влево.

- Пой! - Вовка, запустив руку в клетку, дёрнул Пику за хвост. Та, по своему обыкновению, запищала. "Пи-пи-пи..."

"Чк-чк-чк-чк..." - тут же раздался в ответ знакомый запев Чика. - "Чк-чк-чк-чк... Фьють! Фьють! Фьють!.. Тка-тка-тка!.."

Так хорошо Чик прежде не пел никогда. Голосисто, чисто, без единой помарки. Наверно, он распевал о том, как ему хорошо на воле, как радостно. И о солнце в небе, и о своей любви к ней - Пике...

Вокруг стали собираться люди. Задрав голову, они глядели на кенара и отчего-то смеялись... Вовка снова дёрнул Пику за хвост. Чик вспорхнул с верхушки и опустился на ветку пониже... Посидел на ней - и снова, повинуясь голосу Пики, чуть приблизился к земле...Не спеша, он перепархивал с ветки на ветку, словно вешал оранжевую гирлянду на ель, начав с верхушки. Наискосок влево - наискосок вправо...

Как Вовка радовался сейчас, что у его сестры решительный характер. Она сказала - и люди, окружившие ель, отошли подальше, чтобы не смущать кенара. До нижней ветки рукой дотянуться было нельзя - высоко... Думая об этом, волновались все. Можно ли угадать, как поведёт себя птица, когда веток в её распоряжении не останется?..

В решающий момент Вовка сделал шаг вперёд и протянул Чику указательный палец. Чик подумал-подумал и слетел на него, как на веточку. Дальше сдерживаться Вовка не мог. Схватив Чика, он быстро сунул его в клетку с Пикой и перевёл дух.

Домой Вовка и Света возвращались, шагая в ногу, гордые и счастливые, как солдаты, что бок о бок сражались до последнего, - и победили. Выйдя из лифта, Света принялась шарить в карманах, не находя ключа.

- Ты его в двери забыла, - прошептал Вовка, не веря своим глазам. Чтобы аккуратная и правильная Светка ошиблась, допустила промашку... Ну и ну.

Удивилась и Света. Вытащила из замка ключ, посмотрела на Вовку.

"Вот так делать нельзя", - хотела сказать она, но передумала. И только рукой махнула.

Комментарии: 2, последний от 20/04/2017. © Copyright Лукашкина Мария Михайловна (avt370264@yandex.ru) Размещен: 29/09/2011, изменен: 29/09/2011. 20k. Статистика. Рассказ: Детская		Ваша оценка:
Аннотация: Два рассказа. Первый - о мальчике по имени Прохор, который произносит это имя так, что всем слышится "плохо". Второй - о брате, вечно поучаемом сестрой... Так и продолжал бы Прохор скучать и делать от скуки глупости, так брат с сестрой и спорили бы, если б не случившиеся в их жизни такса да пара жёлтых канареек.

Лукашкина Мария Михайловна : другие произведения.

Полундра (рассказы о животных и не только)