Аннотация: Битва за Москву.Она не закончилась в сорок первом, она продолжается по сей день.... W
- Химик, ровнее клади раствор, - командовал Замок цементированием, - Не на день делаем и не генералу какому-нибудь, дедам поклон оставляем - не спеши.
- Да стараюсь я, просто не умею, - отвечал ему мускулистый парень с большой совковой лопатой в руках и раздетый по пояс. Бывшие белыми когда-то кроссовки на его ногах были заляпаны влажной серостью разведённой в корыте бетонной смеси. Цвет бетона в бадье выгодно отличался новизной и насыщенностью серого цвета от выгоревших армейских брюк старой афганки на ногах парня. Вокруг копошились на горушке ещё тринадцать человек одетых по военному скупо, но удобно...
15 дней до Точки Возврата.
Всё в этом выходе было непонятно. Группу собрали не по закону, а как одноразовый прибор. Отобрали из добровольцев, самых умелых стрелков на сборном пункте, куда прибыли откомандированные из разных подразделений. Дали эскулапа с навыками убийцы массового поражения, подсунули представителя верхних штабов. Обложили секретными подписями о неразглашении. Зачем-то напомнили об уголовной ответственности за разглашении гостайны. Потом отпустили неделю на боевое слаживание, а после сказали, чтоб в ожидании снега не теряли времени даром по собственному плану. Командиром сунули неучтенного старлея, который бил на стрельбище из любого стрелкового оружия калибром до девяноста миллиметров точно в серёдку цели или по выбору. Но, у которого, кроме сидения в запасе и флегматичной рассудительности - более, никаких выдающихся качеств замечено, в начале, не было. Однако, старлей получил ещё одну звезду на погон и стал за неделю капитаном. Не проставился, но пообещал, после учебного рейда. Потом устроил всем в его отряде такой "выход в поле", что по возвращению домой, этого властолюбивого капитана за глаза стали звать Поляком.
- Эй, вы где? Выходи строиться! Это вам не здесь! - сказал гранатомётчик и исчез. Его второй номер шагнул на то место, где только что, был его "номероуно" и тоже испарился.
- Вы что, сцуки, охкакухнахринели! Унавожу нах! - зарычал Замок в сторону исчезнувшей пары. Тишина в ответ только раззадорила прапорщика, но, как опытный старослужащий, он послал вдогонку Лёху из снайперской пары близнецов.
- А ну, тащи их сюда! - напутствовал его заместитель. А там, у них, у близнецов так: куда один - туда и другой. Оба сщёлкнулись в темноту вместе со своей выкладкой, боезапасом и с парой дополнительных "Агленей" у каждого за плечами. Из четырнадцати человек группы - девять уже пропали в загадочном углу темной пещерки, где мы решили и планировали сделать остановку в эту холодную ночь в горах. Снег ещё только выпал в первый раз и обещал растаять к вечеру, но идти по нему было можно. И нашей целью был небольшой мосточек через горную речушку в ущелье. Там была задумана серьёзная засада. Пещерка была облюбована заранее и как склад боеприпасов, и как уютное место для ночлега. Зима обрывала листья с зелёнки, закрывала перевалы и оставляла единственные неприметные горные тропки, и дорожки, по которым можно было пройти. Именно на зимнюю пору и была сориентирована постановка огневого капкана. Стратегически ждали ухода на зимние квартиры главарей двух соседствующих бандгрупп. Белые меховые маскхалаты, белые перчатки, белые шерстяные, вязанные горные маски, белая амуниция и облегчёнки и даже белые ботинки с подошвой из снежной резины говорили о том, что к нам идти будет кто-то очень важный и совершенно не нужный в этом мире зверь на двух ногах. И очень опасный, если не пожалели такое одноразовое добро на нашу маскировку. А количество боеприпасов и вооружения накопленное за осень в пещере вызывало у нас уважение и желание повоевать всласть, расстреливая содержимое этого военного "клада". Задачу поставить не успели. Задачу "ставят", перед тем, как приступить к выполнению. А выполнять её мы собирались утром. И командир группы молчал до этого времени, а потом началась чертовщина. Нет, не сразу. Народ поднялся, после короткого сна. Проверил оружие. Поел саморазогревающийся паёк. Напился чая, вскипячённого на таблетках сухого спирта. Развесил по местам железки и приготовился слушать, когда посланные в дальний угол, к ведру с нашими испражнениями по интимному лёгкому делу, пропали пулемётчик и связист с рацией. Причём у каждого на ухе висел новейший прибор внутригрупповой связи "Аракс". Попытки вызвонить исчезнувших бойчил, ни к чему не привели. Затем, пропали все остальные. Остались только куратор, прикомандированный к группе из какого-то особенного отдела спецразведки, командир, заместитель, второй штатный снайпер, пулемётчик и наш внештатный Айболит по прозвищу "Химик". Химик, это потому, что лупит из этих своих "шмелей" точно, и кладёт боевую часть туда куда надо, хоть на тысячу метров, хоть на тысячу семьсот, хоть снизу-вверх, хоть сверху-вниз, при ветре, дожде или снегопаде. Всегда своим "призом" сюрприз противнику преподносит. И что делать? Включенный фонарь показал уходящий вглубь рельеф пещерной "трубы", обставленной со всех сторон ящиками, тюками и мешками. Никаких признаков девяти бойцов не наблюдалось и в помине. По идее в поиск и неизвестность надо отправлять самого низкого, ненужного и потому не "дорогого" воина нашей группы. Но Химик решил по-своему. Эскулап же.
- Разрешите? - сказал он в сторону куратора и командира. И шагнул от них во мрак пещеры, к тому месту, где воняло нашими выделениями ведро, импровизированного туалета. На такую ерунду, как запах внимания не обращаешь, особенно в этом случае. Далее произошло необъяснимое. Лучи фонарей потухли, как будто попали в зону невидимого электромагнитного импульса, Темнота от этого стала ещё более плотной. А когда, после вспышки матюков и щелканий выключателями, фонари зажглись, то на месте спины Химика увешанной портледом с тремя "Шмелями-М" никого не было. След санинструктора обрывался на невидимой линии границы проведённой кем-то или чем-то на камне пещеры у ног оставшейся пятёрки.
Ситуация сложилась аховая. Рация, вместе со связистом пропала в никуда. Основной состав группы как будто ниндзя языком слизали.
- Вы двое! Фонари - вверх! Всем не двигаться с места! - командир никогда не удивляется, просто приспосабливается к изменениям. Свой фонарь групник направил в сторону, где исчезли бойцы. На потолке пещеры, за ящиками и тюками, под ногами, и на боковых стенах - ничего примечательного не было. Простукивание ничего не дало. Молчание. Тишина.
- Ну, раз нельзя вперёд, тогда попробуем назад! - как только слова были сказаны, снайпер, лежащий у выхода в пещеру, громко щёлкнул языком. Знак, поданный наблюдателем, мог означать только одно - кто-то или что-то попали в его поле зрения и это настолько важно, что требуется присутствие командира. Сжатый кулак последнего раскидал оставшуюся тройку в круг, ощетинившийся стволами и лучами света. Командир не успел сделать и шага в сторону наблюдателя, когда увидел в свете фонарей его спину, выходящую из-за поворота скального жёлоба. Солдат отступал от выхода из пещеры, выставив перед собой бесшумный "Вал".
- Смычок! Что там? - спросил командир. Ответ Смычка озадачил всех, кто лицезрел его белую фигуру, и белые подошвы ботинок, вымазанные в пыль и грязь, что покрывали пол пещеры.
- Не понимаю! - в свете лучей двух фонарей перед отступающим Смычком ничего не было. Ничего, кроме сгустка темноты, висящей колеблющимся шаром, от которой он и отступал. Шар заполнил всё пространство прохода и медленно приближался к оставшимся от группы людям. Камень, брошенный в черноту - исчез, не издав звука падения. Тьма приближалась, поглощая свободное пространство пещерки. Вперёд страшновато - там пропасть не дающая камню упасть, назад - небытие и неизвестность пропажи своих людей.
- Пулемётчик - фонарь на эту хрень! - получил подтверждение, и дальше скомандовал, - Остальные! Один магазин! Огонь! - не выразительно и почему-то шёпотом получили приказ все, кто остался под землёй.
После грохота трёх автоматов, звуки вылетающей пробки из бутылки шампанского, который издавал автомат Смычка, казались шуткой злого волшебника. Тьма неотвратимо наступала. Щелчки сменяемых магазинов напоминали тиканье механических часов приложенных к уху в детстве. Только эти отсчитывали не мгновения радости, а кусочки неизвестности.
- По два ящика боеприпасов в руки! Отступаем вглубь! Смычок, девятку и гранаты! - команды старшего, не обсуждаются. СВД, попавшаяся по ходу движения командира на ящиках с гранатами, перекочевала за его спину, поверх рейдового рюкзака. Последним отходил Смычок, шедший спиной вперёд. Он так и упал сверху на капитана, когда пересёк ту черту, за которой исчезали в пещере рифлёные следы ботинок его пропавших коллег. Свет, ослепительный свет резанул по глазам отовсюду, заставив их закрыть. Рефлекс сработал в другую сторону. Полуослепший Смычок выпустил из своих рук два ящика прихваченные со штабеля и перекатился в сторону. Он одновременно снял бесшумный автомат с предохранителя, и развернулся в сторону услышанных звуков.
- Смычок - отставить! - голос был знаком и требовал беспрекословного выполнения услышанного. Холод жёг лицо тихими порывами ветра. Вокруг, сколько хватало глаз, лежала белая простыня выпавшего снега, завалившего лесочки, овраги и холмы. Оказалось, что подстраховываться смысла не было. Так кто знал? Просто из воздуха на то место, где только, что был Смычок с капитаном, материализовались остальные ящики и тюки содержимого пещеры и тяжело плюхнулись в снег, нагромождаясь в бессистемную кучу возле одиноко стоящего дерева. Впечатление такое, словно что-то могучим поршнем выдавило сюда содержимое пещеры бережно и аккуратно.
Совещание было коротким.
- Ну, что думаешь? - спросил Поляк у Замка.
- Сначала днёвка или лёжка, потом думать. Вон та горка, поросшая лесом. Обзор хороший. Лес густой и два овражка в разбег горки и один в сторону, - ничего лишнего.
- Пошли. Ящики посчитать, связать верёвкой и в снег.
Место было просто паршивое. Незнакомое. Открытое. И ни единого горного хребта до самого обозримого края на все триста шестьдесят градусов обзора. Происшедшее не укладывалось в мозг, но воспринималось, как аксиомное, но полученное и устойчивое данное. Просто изменилась обстановка. Из-за чего не важно. Важно, как мы реагируем. Группа пошла гусеницей в направлении ближайшего лесочка, которым поросли склоны холма. Ни единого звука. Только скрип снега и глухой шум приседающего или изготавливающегося на земле солдата. Последний срубил под корень невысокую, но разлапистую берёзку и волок за собой, старательно заметая отпечатки оставленные группой. Полоса волочения могла выдать направление, но оставляла в неведении кто, что и сколько протащилось по снегу в это октябрьское утро. Если случившееся удивило чем-то командира группы, то полное радиомолчание на сканируемых частотах совершенно не порадовало и заставило задуматься. Информации не хватало. Приданный "Куратор" подозрительно молчал, и не вмешивался в действия группника, точно выполняя действия остальных в связке со своей парой. Согласно боевого распоряжения окончательная задача, в виду особой секретности, должна быть поставлена на месте. Пакет с требованием обозначения конкретного результата по действиям группы у приданного офицера "молчи-молчи".А тот похоже конверт с задачей доставать не собирался. Или мы уже в ней в этой круговерти исполнения, или игры верхов кои знать личному составу в светлую доверять никак невозможно. Для пользы дела конечно
14 дней до ТВ.
За ящиками пришли ночью. Сделали две ходки. Снег не переставал сыпать зарядами. Подходы к месту, где обосновались бойцы, замело. Ящики вскрыли, провели инвентаризацию. Боеприпасы дораспределили. Замаскировали срубленными в подобие шалаша ветвями. Прикрылись ими со всех сторон инавалили сверху лапник для рассеивания дыма. Разогрели на костре, в импровизированном шалаше банки, вскипятили чай. Выставили охранение. Попадали спать.
13 дней до ТВ.
Утром Поляка разбудил Замок.
- Гости.
- Кто?
- Киношники, наверно.
- Чего?
- Командир, сами поглядите, - в окулярах бинокля по присыпанной дороге двигалось странное войско в шинелях без погон. Над нестройными рядами колыхались невпопад примкнутые трёхгранные штыки. Н на боках движущихся солдат неудобно топорщились противогазные сумки. У отдельных можно было разглядеть патронные подсумки на поясе для обойм мосинских винтовок. Шапки были не у всех. У двоих, видимо командиров, на голове торчали будёновки. В конце колонны на плечах тащили толстое тело доисторического пулемёта "Максим" и длинную трубу ПТР. В общем и целом двигалось не более полторы сотни бойцов, подгоняемых командирами. Шли, открыто, без разведдозора. За колонной урчал довоенный грузовик с красным крестом на борту. Шли мимо сопки. НП не видели. Двигались устало, прятали руки за борта шинелей и в карманы. Все с вещмешками типа "сидор".
- Не высовываемся. Наблюдаем, - живое кино двигалось дальше, постепенно проходя мимо лесистого убежища, в редко падающем снегу.
- А режиссёра нет, - откомментировал Поляк увиденную на марше колонну. За первой, пошла вторая колонна. За этой катили маленькую, почти игрушечную пушечку на конной упряжке. За третьей колонной Пушек было две. Командиры ехали верхом на лошадях. За каждой пушкой тряслись ящики со снарядами в отдельных повозках. Звук скрипа промёрзших осей пронизывал толщу снегопада далеко вперёд и назад спешащей колонны. Следующая масса вооружённого люда составляла орудийную батарею. Она отделилась от общей змеи и повернула на вершину пологой возвышенности, в подлеске которой разместились бойцы Поляка. Там, разделилась надвое.
- Будем брать языка. Наблюдателям - смотреть в оба и считать проходящих по головам и оружию. Остальные проверить стволы и боеприпасы. Переснарядить магазины.
12 дней до точки возврата.
Языка взяли ночью, в самом начале, чтоб хватиться не успели. Если заметят пропажу, то не сразу. Глаза завязали. Вели за руки, связанные спереди.
- В туалет пошёл, там и взяли, - коротко доложил старший четвёрки захвата и положил у ног пленного трёхлинейку с одетым вдоль ствола, внутрь остриём, трёхгранным штыком. Кисет, треугольники бумаги. Сложенный газетный лист, ложку, медальон, черно-белую фотокарточку, ремень, патроны, обоймы. Пленный услышал разговор и замычал, дёргаясь и мотая головой с завязанными глазами. Получил удар пяткой в подколенный сгиб сзади и упал на колени. Умолк, прислушиваясь.
- Если слышишь меня и понимаешь - кивни головой? - пленный замер, не понимая к кому, относится сказанное. Получив удар сзади - закивал подтверждая. Вытащили кляп.
- Ты кто такой?
- Красноармеец отдельной батареи РГК Семёнов.
- Артист?
- Нет, - удивился мужик, направляя голову на голос, - Иван - плотник я, - опасливо склонился к земле "язык"
- А что ты тут, плотник, делаешь? В кино снимаешься?
- Позицию окапываем под орудия. Какое тут кино, когда война?- в свою очередь удивился обутый в ботинки с обмотками солдат.
- Какая война?
- Вестимо, какая война, с вами война, - ответил, стоящий на коленях солдат, и замолк.
- Это с кем с нами?
- С Германией.
- С бундесами?
- С фашистами! Попить можно?
- А год, какой щас?
- Тыща девятьсот сорок первый. Пить-то дадите? - вместо дать попить языку, командиру сунули в руку медальон, подсвечивая фонариком. Бойцы, стоящие и сидящие, с интересом прислушивались к разговору. Бумажка, которая была в медальоне, была чистой. Три спички, завёрнутые в этот листочек, никак не подтверждали сказанное "языком". Медальон был новый, с нестёртыми ещё и не поцарапанными гранями пластика. Всё бы хорошо. Только таких медальонов ни в армии РФ, ни в ВС СССР давно не было. Но офицеры и солдаты про них слышали.
- А что у тебя боец медальон пустой? Приказ нарушаешь?
- А зачем мне смерти свой адрес давать? У нас почти никто его не заполнил, как положено. Верная примета - сразу убьют.
- Ну, как же мне тебе верить?
- А вы наверх, на батарею сходите. Там наш старшина и командир. Они вам враз и всё подтвердят.
- А спички, зачем в медальоне?
- Так не размокнут же! - с удивлением непонятливостью странных и невидимых "своих" отвечал Иван.
- Звание фамилия и имя отчество командира? Полк? Дивизия? Сколько орудий? Сколько снарядов? Какие? Задача батареи? Как зовут солдат в расчёте твоего орудия? Калибр? Сколько лошадей? Какие населённые пункты проходили? Сколько километров до ближайшей железной дороги? Дальность стрельбы Ваших пушек? Сколько лошадей на батарее? Чем кормите? Как кормят вас? Как осуществляется снабжение продовольствием и боеприпасами. Что с ранеными? Как происходит их эвакуация? - допрос затянулся надолго. Командир тянул из пленного информацию по крупицам. Складывал эти мелкие частицы в общую картину. И от ответов, сумасшедшего киношника, всем становилось не по себе.
- Значит так боец. Мы тебе сейчас глаза не откроем, но руки развяжем. Снимешь шинель, положишь под ноги и раздевайся до трусов.
- Каких трусов?
- Ну, до этого, до кальсон, или что там у тебя.
- Командир, не убивай, дети у меня в Москве - двое и женка, - ушлый или умный боец, приставку "товарищ" пропустил, как бы случайно. Если свои - сойдёт за то, что обмолвился, если немцы, то не обидел. Семью приплёл. А фотографий детей нет.
"Бред, но чепуха подтверждённая фактами есть реальность. Неужто действительно тысяча девятьсот сорок первый? Наше дело маленькое - задачу выполнить. А что это куратор пакет мне не передаёт с приказом? Не видит цели? Или это и есть цель? И мы уже его выполняем?" - говорят, что взглядом можно высказать всё, что захочешь. Куратор взгляд группника держал, глаз не отводил, значит, есть, что сказать.
- Да кому ты нужен Аника-воин! Вещи мы твои посмотрим внимательнее, а то ты такое несёшь, что хоть в психушку отправляй.
- Куда?
- Куда надо - раздевайся, повязку с глаз снимешь - убьём на месте, - ощупали каждый шов гимнастёрки. Вывернули карманы. Брюки осмотрели особенно тщательно. На всех вещах стояли ещё не стёртые названия комбинатов. Бельё было выпущено в Москве, гимнастёрка и галифе в Орле. Шапка имела только размер. На вонючих ботинках, сбитых на переходах, меток не сохранилось. Год выпуска изделия подтверждал сказанное языком - 1938. Фамилия солдата, написанная на его вещах, также совпала с тем, что он говорил.
- Одевайся, - команда оживила замёрзшего и замершего "пленного", голым стоящего на своей шинели в полном и переносном смысле слова - убивать не будут.
- Глаза-то можно открыть?
- Зачем? Чтоб потом пулями их закрыть? На ощупь одевайся - не запутаешься. Зевать будешь меньше на службе, - пленный проглотил издёвку над своими боевыми качествами и насупился. Одевался зло, излишне дёргая одежду, не попадая в рукава и штанины. Долго мотал вслепую обмотки. Сунули флягу в чехле руки.
- Пей - вояка, - фляга была нестандартная, алюминиевая в плотном чехле из белого и крепкого материала. Плотник начал подносить ёмкость ко рту, но остановил движение и стал ощупывать сосуд, попавший ему в руки.
- Слышь, мужик - или пей, или верни инструмент, - пригрозил тот, кто пожертвовал своей посудиной.
Иван пил быстро, глотая воду крупными глотками. Кадык на худой шее ходил вверх-вниз с низким булькающим звуком. Руки немного дрожали. Флягу отобрали. Руки снова не связали, но сунули в них горячую упаковку пайка. Развернули к стене из веток. Дали ложку и галету. Предупредили насчёт повязки и сопроводили "просьбу" внушительной оплеухой в ухо. Пока пленённый солдат ел, Поляк поманил пальцем Куратора и отошёл с ним и прапорщиком в сторонку. Замку что-то шепнул на ухо. Тот удивился, но вида не подал и удалился. Оставшись вдвоём, с приданым специалистом в непонятных вопросах, капитан говорил тихо, чтоб остальные беседу двух офицеров не слышали.
- Ну, колись спец, а то я не верю в совпадения. Ты мне до сих пор пакет с окончательной задачей не дал. Ничего не пояснил. Ходишь, ухмыляешься. На вещи пленного смотришь, как кот на сметану. Радуешься - не понятно чему. И учти, в группе я командую. И мне надоело чуять игры за своей спиной.
Я уже понял, что нас подставили. Поясни мне - в чём дело? И какую такую настоящую задачу мы выполняем. И что это за киностудия вокруг, имени наших разведданных? Во что мы вляпались? - Куратор слушал, не перебивал, давал выговориться. Потом ответил.
- Вполне возможно, что это действительно не кино, а 1941-й год. Там, в районе пещеры, до вас или нас, как хочешь - пропали четыре группы. У вас, одна задача официальная - уничтожить главарей: Арсена и Ахмеда. Они пойдут со своими людьми через ущелье и перевал в Грузию на зиму, отдыхать.
А вторая, если исчезнете, то - что это такое и почему. Стандартная разведка. Сбор информации. Все в группе добровольцы, неженатые, детей нет, в своих семьях имеют ещё как минимум братьев или сестёр.
Вот и весь твой пакет командир.
- Ну, вы и уроды, там, в штабе, - сделал вывод, переварив всё сказанное, Поляк.
- Ну, это нормально, - отреагировал на эти слова Куратор, - и зови меня среди бойцов капитаном Ивановым Костей.
- Твоя задача?
- Вернуться.
- Понятно. А мы?
- Сам понимаешь, если из нас кто-то вернётся - уже хорошо. Там разберутся.
- Блянть! Иди туда - не знаю куда, принеси мне то - не знаю что! Но чтоб вкусно и много!
- Ну, примерно так.
- Капитан, я тебя буду использовать, как своё НЗ. При стычке, твоя задача: охрана связиста. Всё, пошли к бойцам. Будешь хернёй маяться - пристрелю. Лады?
- Лады.
- Погоди-ка! Кто-нибудь отсюда вернулся?
- Да, были. Ничего не помнят. Обмороженные. С последними патронами в магазинах. Голодные. Худые. Оборванные в хлам. Завшивевшие. Ни черта не помнят. Только одна черта у всех.
- Какая?
- Ты знаешь, командир, блаженные они какие-то. Как будто истина им неведомая открылась. Вот вроде раньше они не верили, а теперь, там, что-то такое увидали, что остальное - суета. Все в спецбольнице.
- Психушке, что ли?
- Да. Так спокойнее. И информация не утекает.
- Как возвращались?
- По-разному. Одна деталь, появлялись в районе пещеры ровно через месяц или полмесяца, после исчезновения. Пятнадцать и тридцать дней.
- Значит, нам на роду написано, тут месяц сидеть или полмесяца, пока, твой "лифт" нас назад в Чечню не вернёт?
- Получается так.
- Твоя работа в чём?
- Вести записи. Вещи, которые находились с вернувшимися объектами, были личными, либо находились в непосредственной близости от человека возвратившегося отсюда домой.
- Тогда кличка тебе - Писатель. Если что - пишешь отчёт о действиях группы. Не взыщи капитан, а о твоей информации я группу в известность вынужден поставить. Мне тут сомневающиеся в правоте нашего дела не нужны. Да, и если узнают, что через полмесяца вернёмся, то будут не за страх и дисциплину работать, а как на маму вкалывать.
- А за что? - задохнулся от неожиданного преломления имени и самосознания групник.
- За ПОЛЕвой выход. Поляк от слова - "поле". Хотя ты скорее полевик, чем подданный Речи Посполитой.
- Спасибо.
- Да, не за что. Я пошёл.
- Двигай, - напуствовал Писателя Поляк, а сам пошёл проверять охранение. А Поляк ошибся, кличка Писатель к Иванову не прижилась. Народ звал его на один слог короче - Писарь.
Обстановку пришлось доводить до всех.
- Значит так. Как это произошло нам точно неизвестно, скорее всего, в пещере было какое-то неизвестное устройство, - начал Поляк, - Но, судя по информации, мы очутились в октябре 1941, - Поляка слушали молча, потом будет время для вопросов, - Как выяснилось,- командир посмотрел на стоящего с флегматичным видом Писаря, - через тридцать суток или пятнадцать, а уже через двадцать девять или четырнадцать, неизвестное пока нам устройство вернёт нас назад в наше время. Наша задача - вернуться всем живыми, здоровыми, боеспособными и выполнить поставленную задачу. По имеющейся информации возврат будет произведен неожиданно, но с тем имуществом, которое будет при нас в момент возвращения. Поэтому, оружие, документы, карты, приборы, радиостанции с себя не снимать, либо лежать с ними под рукой, на них или привязанные к вам, на случай неожиданного сбоя и преждевременного срабатывания устройства, которое мы обнаружили в пещере и вляпались в него. Здесь на рожон не лезть. Мы с вами группа глубинной разведки генерального штаба. Я командир. Писарь - комиссар. Документов у нас по-военному с собой нет. Испытываем на врагах секретное оружие. Проводим разведку в интересах верховного командования. По-простому - сидим тихо. Ни во что не ввязываемся, считаем дни. Сухпай экономить. Как раз на месяц растянем. Воды вокруг полно. Наша форма позволяет спать на снегу. При экстремальной ситуации поступать в соответствии с обстановкой. Завтра проводим разведывательные мероприятия на запад и восток. Меняем место дислокации. Вопросы?
- Та, какие вопросы, всёя ясно командир, к дедам в гости попали. И лучше, я так понимаю, нам тут ничего не трогать и не оставлять? Так? И это не известно ещё, кто это устройство нашёл: мы - его или оно - нас,- посмотрел Замок на новоиспечённого комиссара.
- Правильно, - кратко ответил куратор.
- И я так мыслю, из того, что тут языки наплели, тут фашисты - наших, сейчас танками раскатают?
- Верно, - скупой лаконизм ответов не удовлетворял прапорщика.
- И мы на это дело смотреть должны и не вмешиваться? - продолжал гнуть свою линию Замок.
- Именно, но если будет угроза нашей жизни, то отвечать по полной, как учили, - поддержал командир "Иванова Костю". Замок сразу затормозил.
- Тогда всё ясно, будем как в кино - наблюдать, - на том и решили. Но дозор, не присутствовавший на коротком собрании, успел захватить ещё двоих пленных.
Снег валил плотной стеной, играя свою мелодию для танца падающего сверху белого покрывала. Видимость моментально ухудшалась. Поэтому встреча Эскулапа и его тройки с часовыми оказалась скоротечной.
Впереди идущий разведчик услышал их первым.
- Покурить оставь! Ахмед! Или забыл уже? - начал первый голос.
- Да тут ищё болше палавины асталась! - возмутился второй с горским акцентом.
- Вот и не будь жадиной, это ж тебе не яблоки в горах тырить! - реагировал тот, кто хотел скорее затянуться крепким дымом.
- Яблоки нэ табак, на - дэржи! Что разорался-то! Какие яблоки в горах? В горах алыча, арэхи, атары! Вайна, а он арёт, - не оставался в долгу бывший обладатель окурка.
- Да кто к нам в такую рань заявится? Спят, поди, и свои, и чужие.
- Камисар пиридёт пироверять! А мы спим! Медаль не дадут!
- Да ладно тебе Ахмед, спят наши, умаялись после вчерашнего! Да и зачем тебе медаль?
- Как зачэм? Домой приеду. Стол накроют. Старики придут. Соседи. Родственники. Я мужчина, воин. А ты говоришь - зачем медаль?
- Давай сначала доживём до дома. Немец прёт. Москва, - вон она, меньше сотни километров осталось.
- Мужчина в горах должен думать, как сдэлать, а потом - что там будет и сколько киломэтров осталось! Плохо говоришь!
- Так мы же не в горах?
- Мы мужчины! Нам, чеченам, всё равно где быть мужчиной. Так, мой дед говорил, - услышанный разговор обозначил два объекта для захвата. Три белых призрака метнулись в туман падающей снежной стены и завозились в окопе боевого охранения. Через час, перед Поляком стояли помятые и злые бойцы-артиллеристы, приведённые из нового поиска.
Один из состава группы захвата светил здоровенным синяком под глазом и прикладывал снег к лицу. Второй держался за ушибленный прикладом винтовки бок. Третий с Замком сторожил обоих бойцов, не церемонясь по отношению к тому, что выделялся орлиным носом и смуглой кожей. Играть, так играть решил Поляк и включил "дурака" по полной. Допрос подтвердил слова первого пленного. Ахмед по фамилии Джораев оказался чеченцем. Родом из тейпа первых обозначенных для группы целей в далёкой теперь чеченской заварухе. Только на почти век их старше. Осмотр одежды подтвердил факт нахождения в 1941. Населённые пункты намекали на близость интересного разъезда знакомого всем по фронтовой кинохронике. Номер дивизии соответствовал. Дорога, ведущая мимо высотки с противотанковой батареей на ней, шла в направлении восток-запад. Джи-пи-эс не работал, карты не было. По словам бойцов у командира батареи карта была. Необходимость контакта с начальством захваченных в плен бойцов росла с каждой минутой и долей новой информации.
- Кто? - спросил Поляк, показывая на синяк под глазом.
- Чича, - просто ответил тот, что прикладывал снег к лицу.
- А второй?
- Мешок.
- Ясно.
Чечена увели, чтоб не слышал разговор.
- Кто такой?
- Красноармеец Гамузенко Андрей, - и Гамузенко выложил всю информацию, которой обладал.
- Когда смена?
- В шесть утра.
Пленных построили на дороге в пять тридцать. Разрядили винтовки. Вынули из них затворы и положили им в карманы. Винтовки повесили за спину. Развернули в сторону батареи. Развязали глаза. Перед тем, как отпустить - пояснили идею о своей особой роли в войне и секретности. Больше всех был недоволен Ахмед. Его, как мальчишку в чужом саду взяли быстро и споро. Он успел приложить двум разведчикам прикладом и кулаком, но судя по их поведению, они и покрепче получали в своей жизни. И зла на Ахмеда, в отличие от чеченца - не держали. Просили передать командиру батареи, что если нужна помощь, то пусть выставит часового на один час, на дороге, которая по сопке выходит на горку, и тогда такого одиночного солдата отчётливо видно на линии границы неба и земли далеко вокруг. А если снег - то два выстрела из винтовки, второй - через десять секунд.
- Только не ночью, - усмехнулся Замок.
- А если вам наша помощь нужна будет? - спросил, хмуря брови Ахмед, - тоже часового на дороге выставите?
- Не, зачем? Мы тогда к вам сами придём, без спросу. Вы и не заметите, - ответил прапорщик, ухмыльнулся и исчез в начавшемся снегопаде.
11 дней до точки возврата.
- Стой, кто идёт? - встретило троих солдат, шагающих по дороге собственное боевое охранение.
- Свои!- в отличие от охранения, комиссар метал громы и молнии.
- Арестовать! Расстрелять! Предатели! Сбежать к немцам хотели - да не вышло! НКВД назад завернуло! Думали немцам в плен, а нарвались на нашу разведку! Трусы! - гремел политработник возле костра, разведённого бойцами артиллеристами. Командир слушал комиссара и пытался найти самое рациональное зерно в том, что слышал. Комиссар продолжал. Он был один на батарею и роту пехоты, которая из последних сил рылась штыками и МПЛ перед батареей и старалась окопаться, построить какое-то подобие землянки в холоде наступающей зимы, - Покинули боевой пост в военное время! Дезертиры! Сдать их в особый отдел и вся недолга! А лучше - расстрелять перед строем! Чтоб другим неповадно было! Вся страна из последних сил стоит насмерть! ВэКаПэбэ - бросила лучших своих коммунистов на фронт! Товарищ Сталин в Москве дни и ночи не спит! А вы тут... Да я вас здесь, на месте, - комиссар замолк, доведённый своей речью до полупсихоза с одухотворёнными глазами и полез в кобуру за наганом. Из строя бойцов послышался неодобрительный гул. Командир батареи, доселе слушавший комиссара с угрюмым лицом. Сделал шаг вперёд. Перекрыл своему кровожадному оратору директрису стрельбы.
- РРавняйсь! Смирно! Отставить! Что уши замёрзли? РРавняйсь! Смирррна! РРавнение на средину! - командир обернулся на комиссара за спиной с поднесённой к виску ладонью. Из ртов стоящих напротив них бойцов и проштрафившихся солдат вырывался теплый пар от дыхания. Комиссар вытащил наган и застыл за командиром с наганом в опущенной руке, ожидая решения.
- За самовольную отлучку с боевой позиции. Нерадивое несение службы. Низкие боевые качества. Что могло привести к уничтожению батареи ночью, - вбивал свои слова командир батареи в холодное осеннее утро и то, что он говорил, не радовало ни подчинённых, ни комиссара, - красноармейцев Джораева, Гамузенко и Семёнова - арестовать! Всех трусов - на рытьё землянки для бойцов. Если до утра землянка на орудийные расчёты будет готова- то я подумаю о том, чтоб вернуть вам оружие. Будете отлынивать - передам в руки политотдела с сопроводительной запиской и рапортом в трибунал. Мне такие бойцы - бегунцы нах не нужны. Старшина, этих троих разоружить и обеспечить инструментом! Вольно! Разойдись!
- Вух! - Выдохнул строй солдат, перед тем как рассыпаться, - повезло мужикам. Землянка не пуля можно и лопатой отмахнуться.
- Измордуются пока построят! - сомнительно говорили расходившиеся по орудиям солдаты.
- А не хер было дрыхнуть в охранении. А втроём они гавно построят. Ахмед - учитель, Гамузенко - помощник электрика, Семенов только - плотник. Там всем париться надо, земля твёрдая. А то помёрзнем тут все к ебланям, пока немец до нас подойдёт.
- А комиссар?
- А он щас поедет политрабрту проводить к соседям, в пехоту. У них своего говоруна нет. Так наш звездарь по совместительству взял на себе стахановские обязательства.
- Ну, нехай едет, а мы мужикам поможем. И то дело. Пошли пока кипятка нагреем.
Командир батареи не возражал. А гуртом и батька побить можно. Как только главный политбоец оседлал лошадь и поехал к траншеям пехоты с высотки, то возле места, очерченного под землянку за позицией батареи закипела работа. Солдаты грелись от усилий. Пар согревал воздух, поднимаясь от расстёгнутых серых шинелей в небо. Звук топора в руках Семёнова рубил ударами холод и свинцовую тень закрытого тучами неба. Землю кололи штыками, воротили единственным ломом и кидали частыми, но малыми порциями эМПээЛок вверх из углубляющейся ямы. К обеду землянка была практически готова. Осталось сделать крышу из стволов, срубленных под возвышенностью молодых деревьев. Солдаты устали и сели отдыхать запахло варевом, наиболее нетерпеливые пошли за котелками. Ахмед продолжал упорно работать, таская из низины срубленные стволы, лишённые веток. Семёнов хотел было тоже остановиться, но увидев рычащего, но волокущего тяжёлые деревяхи вверх по склону Джораева, матюкнулся, плюнул и снова застучал топором, обрубая ветки на следующих лесинах. Гамузенко откровенно послал нах обоих, и пошёл с котелком за своей порцией каши. Солдаты присели, кто - где. Грели ладони о тепло и жар металлических стенок котелков. Вытирали ложки, вытащенные из карманов и вещмешков. Щурились блаженно, пережёвывая и глотая сваренную под руководством старшины еду. Но спокойно кушать не давал стук топора из низины. И равномерный хрип, поднимающегося с двумя столбами в руках Ахмеда Джораева, по пробитой в снегу дорожке.
- Млять. Пожрать не дадут спокойно, - сказал командир первого орудия сержант Мазков, - старшина, пошли за ними кого, это ж вытерпеть никак невозможно. Прямо в мозги твой Семёнов топором стучит. Ещё полчаса по уставу после обеда есть на отдых, - на жующего и жадно глотающего кашу Гамузенко солдаты смотрели молча. Не одобряли. Но Гамузенко эти взгляды не волновали.
- Ты придумал - ты и посылай! - ответил старшина, занятый у большого котла с варевом тем, что считал и прикидывал: на сколько ему человек надо оставить ещё порций, на часовых, комиссара и этих двоих строителей. Выдавать ли добавку тем, кто ещё просит дать пожрать. Раздать хлипкий, чуть подкрашенный чай и проследить, чтоб котелки и ложки у всех были вымыты после приёма пищи. Нештатный повар, как мог - творил чудеса, изворачиваясь в заснеженных просторах подмосковья.
- Гамузенко! - вежливо-вкрадчиво.
- Шо? - недовольно
- А ну, смотайся к этим твоим соратникам по несчастью и скажи, чтоб жрать шли. Они мне приём пищи задерживают, - ласково сказал Мазков, возвышаясь над лопающим солдатом.
- Ща, доем, - попробовал возразить украинец. Удар грязным ботинком в живот заставил арестованного согнуться, выронить котелок и завалиться на грязный и истоптанный снег. Дополнительные обидные пощёчины на виду у всей батареи, выписанные по жующей всё ещё морде проштрафившегося не вызвали у обедающих, никакой реакции кроме одобрения. Никто не вмешался. Старшина отвернулся и приказал повару приготовить две порции и котелки.
- Ты чо, тут расшокался, хохол? А ну съебал бегом к Семёнову с котелками, пока юшку из носа не пустил. Или ты отказываешься подчиняться старшему по званию? - в голосе Мазкова послышались беспощадные комиссарские интонации. Сержант своё дело знал и хохол, ругаясь, неуклюже побежал за Семёновым и Ахмедом под горку, прихватив два котелка, заполненных старшиной из парящего котла.
Ахмед и Семёнов есть отказались. Топор тюкал безжалостно, как метроном. Ахмед, шатаясь, спускался вниз за новой партией брёвен для наката. Гамузенко пытался уговорить махающего инструментом Семёнова, наклонившись возле него, и совал ему, как аргумент, оба котелка с едой.
- Епанутые, хоть бы пожрали, сволочи, - с уважением в голосе сказал Мазков, собственно ни к кому не обращаясь, и пошёл вниз на стук топора плотника. За ним, не сговариваясь, потянулся, матеря погоду, весь не занятый личный состав батареи. Командир оглянулся на уходящих бойцов, качнул головой, поджал губы, поправил шапку с настоящей фабричной звёздочкой на лобовом отвороте шапки, и продолжил выверку прицелов на ноль, переходя от орудия к орудию. Старшина руководил мытьём котла и подготовкой к ужину. Снег снова начал, падать, накрывая и маскируя кучи свежевырытой земли вокруг боевой позиции.
Семёнов и Ахмед есть не могли. Руки тряслись от проделанной и напряжённой работы так, что не держали ложку. Они сидели рядом. Ладонями обняли ровную и горячую поверхность котелков и смотрели куда-то в землю. Топор, отобранный из ослабевших рук Ивана, весело рвал железом лезвия тишину снегопада. Ахмед яростно смотрел на неподдающуюся его пальцам ложку и шевелил губами в молитве. Гамузенко, чуя свою вину, старался изо всех сил, проявлял активность, заглядывал в глаза сослуживцам, хватался за самые тяжёлые стволы.
10 дней до точки возврата.
Три разведдозора растворились в ночной круговерти, сверяя своё движение с показаниями компаса. Вечером перед ночным выходом на западе грохотало и бухало. Звуки разрывов заметно приближались к логову Поляка и его людей. Дозор во главе с Замком наткнулся на деревеньку в километрах пятнадцати на запад от противотанковой батареи. Обследовали. Обнаружили штаб стрелкового полка. Оглушили часовых. Вырубили всех, кто мешался под приборами ночного видения. И главное - утащили карту района со стола командира части. Вернулись назад к основным силами и командиры с жадностью уставились на развёрнутый лист испещрённый пометками и топографическими знаками.
- Это просто полный писец! - сделал вывод, прочитав названия населённых пунктов Замок, - Надо валить отсюда командир. На снегу и в голом поле от авиации спасу нет. В лес. По лесу даже наши танки не ходят.
- Ничо, прорвёмся. Хуже бывало! Нельзя нам с этого места уходить. Возврат, скорее всего, отсюда будет, - заявил Писарь и отловил на себе уничижительные взгляды Замка и Поляка.
- Отдыхать всем - думать буду, - по-чапаевски поставил задачу и предупредил Поляк. Днём народ отсыпался - ночь, вот время разведчика.
9 дней до ТВ.
Самолёт появился в чистом небе и завис на высоте, медленно и нудно проплывая к позициям ИПТАП.
- Разведчик! - процедил старшина, изучая низ летающей рамы.
- Точно! Да что ж они там, на батарее, забегали идиоты! Заметит же! - резюмировал Поляк и наблюдал, как серые фигурки солдат засуетились у замаскированных орудий, прикрытых ветвями и присыпанных снегом. Сверху позиция противотанкистов стала видна, как на ладони. Командир загонял мечущихся и любопытных в землянку, но было поздно. Пехота реагировала на появление рамы не менее бурно. Вскрывая линию отрытых окопов.
- Хана мужикам, сейчас люфтгансы прилетят,- но день прошёл тихо. Только грохот на западе приблизился настолько, что можно было различить отдельные выстрелы и разрывы. По дороге потянулись отходящие толпы потрёпанных частей и беженцы. Появились раненные бойцы со свежими кроваво-белыми повязками. Некоторых несли. Навстречу - встревоженные лица из колонн пополнения. Небо, под вечер снова заволокло тучами, и снег неслышно начал захватывать леса и поля, накрывая их своим мягким покрывалом.
8 дней до ТВ.
Ночью снова наведались в деревню. Зайти не рискнули. Канонада утихла, но отдельно, что-то взрывалось на западе. Днёвка прошла нормально, на батарею подвезли боеприпасы. Пехоте привезли бутылки с горючей смесью.
- Думаешь, им бутылки помогут?
- Не, я отчёты читал по использованию бутылок - что мёртвому припарка. Ни наши танки от них не горели ни немецкие. Разве, что внутрь танка кинуть. Там тесно. Экипаж пять человек. Им бы напалм.
- А где читал?
- Где надо, ДСП по изготовлению противотанковых и зажигательных устройств.
7 дней.
На западе бой. Сильный. Авиация, артиллерия. Ночью - не прекращающаяся канонада и стрельба. На дороге исчезли беженцы. Поток раненных идёт без остановки, отдельными группами, на машинах, повозках.
К вечеру пошли боевые части. Они занимали оборону вместе с теми, кто рыл перед этим окопы. Грязные, оборванные, голодные и с пустыми глазами, заполненными смертельным ожиданием неизбежности.
- Пошли.
- Куда?
- В деревню
- Зачем?
- За языками.
- Там же немцы.
- Только добровольцы, - командир решил повзаимодействовать с Красной Армией.
- Я против, - веско заявил Писарь, - ты ставишь под угрозу выполнение задачи, - глаза куратора стали холодными и водянистыми, как болотная, противная жижа. В руке, как по волшебству появилась новенькая "Гюрза", ствол которой смотрел в лицо Поляку, намекая на суровость даже самой мысли о таком проступке.
- Слышь, Писатель, ты резко не дёргайся, - почему-то шёпотом сказал за его спиной невидимый доселе Эскулап-Химик, и кто-то ещё зашуршал одеждой в тишине опасной ситуации. Поляк смотрел на Писаря с сожалением.
- Кабинетный ты стал мужик Писарь. У меня телохранители с самого того момента, как тебя в группу приклеили. Ты, видать, в Афгане не был, и отчёты разведгрупп изучал поверхностно. Пистоль опусти, а то некому будет отчёты писать. Я своих людей лично отбирал. Это для тебя они - сборная группа. А для меня - почти родственники. Поляк говорил коротко.
- Мужики, задача у нас простая. Продержаться ещё шесть суток и вернуть отчёт, который составляет наш приданный офицер - домой. Если удастся, по пути зачистить главарей бандгруппы. Но я ведь не знал куда попадём. И смотреть, как наших мешают с землёй, не хочу. Но приказ нарушать, сами знаете, не по чести. Поэтому поможем РККА информацией и разведкой, тем, что пощупать нельзя. Мнение всех знать хочу. Поехали с самого молодого. Мнение у разведчиков оказалось такое, как и у командира. Один только Писарь был против. Командир: его, связиста, Химика и наблюдателя с собой на "работу" решил не брать. На Писаря в группе начали смотреть, как на неизбежное зло и желательную потерю. Писарю всё было пох, он писал, прятал тетрадку, выслушивал информацию и снова писал в тетрадь. Причём, писал не по-русски, что, весьма удивило Химика, который случайно увидел процесс письма, когда проходил за спиной куратора.
6-ой день.
- Эй, земляк, - боец в окопе вытаращился на возникшее приведение и его копии в белом маскхалате, ботинках, шапке, шлеме, перчатках, лифчике облегченке, с чехлами для запасных магазинов и гранат на груди и боках. И с неизвестным оружием и трубами за спиной. Он даже за винтовку забыл схватиться, - приведения ждали, спокойно отслеживая каждое его движение, - Фронтовая разведка - проводи к командиру.
Сначала оказались у комвзвода. Тот оторопел от внешнего вида группы из пяти человек. Командовал пехотинцами уже повоевавший бывший комбат, которого немцы выбили из деревни с остатками полка. Комбат был злой, раздражённый, с ввалившимися и небритыми щеками, что роднило его и тех, кто к нему пришёл. В землянке освещённой коптящим пламенем от сплющенной снарядной гильзы, разговор с пехотой не получился.
- Фронтовая разведка капитан Поляк. У меня приказ: провести поиск и захватить языка в полосе вашей обороны. Просьба обеспечить выход и возвращение группы.
- Майор Конюхов Артём. Документы будьте любезны.
- Майор, в разведку документов не берут. Сдали мы документы в сейф начальника разведки армии. Если хочешь у меня есть карта. Вот и все мои документы. На оружие не смотри - это новые образцы проходят обкатку боем. Сзади тебя батарея они нас прикроют. Давай обговорим сигналы взаимодействия.
- Какие сигналы капитан? А может вас за окоп, и расстрелять, как шпионов.
- Смотри. Чтоб тебя потом за яйца в особом отделе армии не повесили на дереве голым. Мы, что прохлаждаться идём?
- Ты как со старшим по званию говоришь капитан!
- Как на войне принято - без выкрутасов. Мне на смерть людей вести, а вы тут останетесь.
- Да я тебя под трибунал за такое в боевой обстановке.
- А я вас в особый отдел за неисполнения приказа штаба армии.
- Ты приказ покажи сначала.
- Может тебе и секретный план обороны Москвы показать?
- Не тыкай капитан, - комбат вроде бы быстро вытащил наган нервным движением из кобуры на боку, но капитан оказался ещё быстрее. Майор отлетел к недалёкой стенке. Наган оказался в руке капитана, он его разглядывал с нескрываемым интересом. Бойцы, слушавшие всё по внутригрупповой связи, тут же положили в темноте пятерых сопровождающих и связиста.
- У вас, товарищ майор, люди, знающие немецкий есть? Мне переводчик нужен? - устало сказал Поляк и взвёл курок нагана направленного в живот майора.
- Ты далеко не уйдёшь.
- А мы недалеко - в деревню, которую вы просрали днём и не смогли отбить вечером.
- Да, что знаешь про деревню, гад? - аж задохнулся в ненависти и неприятных воспоминаний майор, - как нас танками, артиллерией миномётами, а сверху бомбёры фрицовские, головы не поднять...
- Всё знаем, вы только нас не пристрелите в темноте. Пропуск - отзыв имеется. Мушка - Москва. Как будем возвращаться - услышите. И переводчика мне найди-те, товарищ майор. У вас тут пятьсот пятьдесят шесть бойцов в окопах сидят. Кто-то же знает немецкий. А я вам пленного отдам. За языка взятого в боевой обстановке орден положен.
- А ты откуда знаешь, сколько у меня тут бойцов? Пулю тебе в башку положено, разведчик хренов, - выбитые из барабана нагана патроны посыпались в темноту пола, сам револьвер улетел в угол землянки.
- Разведка всё знает. Будешь мешать, вернусь и на бинты порежу, - далее "белые люди" испарились, как будто их и не было. Майор выскочил из землянки. Его солдаты лежали связанные собственными ремнями на дне окопа. Вокруг никого.
- Бля, ушли суки.
Деревня Муховичи.5 дней до ТВ.
- И что там?
- Немцы.
- Понятно, что не китайцы.
- Сколько?
- Тридцать три танка, пять полугусеничных транспортёров, шесть грузовиков, миномёты, до батальона пехоты, пять мотоциклов, охранение с пулемётами. Похоже, это Головная Походная Застава полка, что идёт в авангарде дивизии. За деревней фары колоны на марше. Немчура, завалились по избам. Офицеры в доме в центре села. Судя по всему, они до утра подтянут резервы, а утром или в обед, если небо будет чистое и начнут.
- Офицера взять можем?
- Можем, даже танкиста. Они отдельно разместились. Туалет там у них на отшибе.
- Везёт нам на туалеты. Что у наших, что у этих - одинаково.
Языков взяли двоих. Командира танковой роты, и заместителя по тылу пехотного подразделения. По ходу решили тащить обоих. Кувыркались с ними в снегу почти до самого утра, когда вылезли к окопам пехоты.
- Эй, пехота! - в ответ выстрел, отозвавшийся целой россыпью таких же, как эхом в редком снегопаде.
- Вы чо там ? совсем ох..у ели!
- Мы-то у ели! А ты хто такой?
- Разведка! А тебя пропуск спрашивать ещё не научили - двоечник?