Аннотация: - Да какая тебе разница! От души от какой-то там! Как баба старая! Им это там надо... Временщики, мать их так-то! Ну а нам-то что? Зато преференции потом всякие будут! Вступай раз доверяют!.
О страхах
Помню, как на заводе в 60-е ещё ходил меж станков секретарь наш комсольский и уговаривал всех нас - слесарей, токарей, - вступать в комсомол. Давай, мол, вступай. Ну, все вроде соглашаются, А что, говорят, будем комсомольцами! Ему, небось, нужно, у него план, небось, тоже, а нам что!.. А я, восемнадцатилетний пацан тогда еще, говорю им, помнится, всем, что я так не могу как-то. Говорю:
- А мои родители говорят, что надо чтоб все от души было, когда вступаешь, а не просто так!
Но один там среди нас был уже из членов бюро и вот он-то сказал тогда мне.
- Да какая тебе разница! От души от какой-то там! Как баба старая! Им там это надо... Временщики, мать их так-то! Ну а нам-то что? Зато потом преференции всякие будут! Вступай раз доверяют!..
- А что это такое - преференции? - спросил я тогда у него.
- Ну, преимущества всякие там, льготы.
- Да? - удивился.
- А то! - ответил он мне.
Ну я и вступил. Преимущества и льготы это нам дома очень даже пригодились бы. И, имея с восемнадцатилетнего возраста комсомольский билет в кармане, был ли я, спрашивается, потом комсомольцем? Нет, конечно же! То есть взносы я платил исправно и даже на собрания, когда это нужно было, ходил и даже выступал, и нес какие-то нагрузки, участвовал в чем-то - скукота! Не то, что в свободное ото всего этого время, когда собирались мы с приятелями на своих 'собраниях', с чувихами на хате где-нибудь, где под буги-вуги и рокк-энд-ролл можно было оторваться. И вот уж то-то нам было весело тогда! Ну вот от души! Ведь только там-то мы и были тогда счастливы по-настоящему! Ни то, что на собраниях тех, ну или на субботнике каком-нибудь, где разбиваешь какой-нибудь газон на том месте, где завтра строители насыплют мусору.
И помнится еще как выступал я на собраниях этих и гневался на какого-нибудь там мне, в общем-то, мало знакомого, но попавшегося на каком-то проступке на работе или в быту. Выступал, а самому все казалось, что вот сейчас кто-нибудь встанет и начнет стыдить меня за мои чуланные дела и делишки. А то еще и 'высекут' потом всем собранием. Как кота шкодливого. И, выступая, всегда приговаривал я в душе при этом: 'Ну и пусть, и пусть выгонят, пусть что хотят делают!'. Но ничего такого не происходило. А со временем я с этим так свыкся, что и думать-то об этом перестал, а если и думал, то казалось мне, что, наверное, так все и надо...
Однако, пишу вот сейчас это и опять думаю, что и за это ведь могут высечь меня, а то и выгнать откуда-нибудь. И хоть выгонять меня уже неоткуда, так как я давно уже на пенсии, нигде не работаю, общаюсь с пьянью всякой, да и живу не поймешь, как, да с кем и на что, но страх все же не оставляет меня и сосет он душу мою и сердце...
Но об этом-то, о своем - это ладно, потому что этот-то страх во мне как бы маленький, а вот есть ещё во мне и страх большой. И гложет он душу мою, жжет всего меня за всех нас, страх за жизнь нашу с вами, за будущее наше. А хотя что ж! Мне-то что до того? Я-то ото всего этого буду уже далеко. Так что все это уже будет без меня.