Аннотация: Стать юристом в те времена я и не планировал. В те времена много говорить было себе дороже, другое дело пенье и особенно хором. Это было как-то менее опасно.
Мой сосед Юрист. Консультант. Эксперт. Менеджер международных проектов, а когда-то был просто человеком, возмечтавшим стать музыкантом, вокалистом. Голос у него был отменный. И вот что рассказал он мне о том, как стал юристом.
- Моя юридическая практика имела необычную предысторию, - так начал он свой рассказ. - Стать юристом в те времена я и не планировал. В те времена много говорить было себе дороже, другое дело пенье и особенно хором. Это было как-то менее опасно. За плечами - перед службой в армии - было у меня тогда два курса музпедучилища, и хотел я после армии сдать экстерном экзамены за весь его курс, чтоб поступить на вокальное отделение консерватории. Но все музыкальные и музыкально-педагогические училища, куда направлял я запросы, отвечали, что экстерната при них нет. Я задумался. То есть, вернуться к себе в училище, закончить его там, чтобы потом в одном из крымских сел быть всю жизнь завклубом, или, отбросив музыкальное прошлое, и, воспользоваться армейскими льготами, поступить здесь в столичный вуз? Естественно, выбрал я второе и глаз положил на самый лучший вуз - Московский университет им. М. В. Ломоносова. Причем, выбрал один из самых престижных факультетов - юридический.
Туда, правда, принимали только членов партии, а я как раз уже и был таковым. В армии ещё стал таковым. Но не по устремлениям, а по стечению обстоятельств. А дело было так.
Срочную службу я проходил в Полтавском высшем зенитно-артиллерийском училище имени генерала армии Ватутина Н.Ф. И вот, вышагивая как-то по плацу, столкнулся с начальником училища генералом Образом ( фамилия у него такая была ), который, удивился, что я, без пяти минут демобилизуемый - всего лишь рядовой...
- Почему рядовой? - остановил меня генерал.
- Да, так как-то... - только и нашелся я.
- Вы же закончили сержантскую школу! - удивился Образ.
- Да... - подтвердил я. - Но уже демобилизуюсь. А на гражданке все равно - рядовой ты или сержант...
Генерал возмутился.
- Есть такая вещь как война! А на ней солдат - это солдат, а сержант - сержант! Хотите быть пушечным мясом?!
Меня это покоробило, но я промолчал.
- Вы в партии? - спросил тем же тоном генерал.
Я вновь пожал плечами.
- Нет...
Его возмущение стало еще большим.
- Завтра же ко мне! Представлю Вас к званию сержанта. И дам команду принять в партию...
Утром я стоял у двери его кабинета, а несколькими днями позже стал кандидатом в члены КПСС, что дальше обернулось трагедией для меня и в корне изменило всю мою жизнь...
За месяц до демобилизации я был отправлен на войсковые учения, по окончанию которых мне поручили уничтожать штабные документы. Дело было в июне, и я, разбираясь с бумагами, разделся, чтоб не было жарко. Гимнастерка оказалась мокрой от пота: им был пропитан и ее внутренний карман, в котором я носил военный билет и кандидатскую карточку члена партии. Билету повезло. А карточке - нет. Я обернул ее в лист бумаги и положил на край стола, чтобы потом вернуть в мокрый от пота карман гимнастерки. Когда все подлежащие уничтожению документы были отобраны, я сгреб их стола в расстеленную на полу плащ-палатку, вынес во двор и поджег. Вернувшись в помещение, закрыл сейф, надел гимнастерку и, ощупав карман, вспомнил о кандидатской карточке... Ее не было...
Я выбежал во двор, где догорал ворох бумаг, и разбросал его носком сапога...
Увы...
Кто жил тогда, поймет, что произошло... Мне поступать в МГУ, на юридический факультет, который - в советское время - был единственным партийным факультетом во всех вузах. И вдруг такое...
- Чего не весел? - раздался за спиной голос офицера по режиму секретности капитана Охрименко.
Я повернулся и произнес.
- Карточку сжег!
Мои глаза застилали слезы...
- Какую? - удивился капитан.
- Кандидатскую...
Охрименко оторопел.
- Как сжег?
- Нечаянно, - ответил я, смахнув слезы с глаз.
Капитан посмотрел на меня, словно я был прокаженным.
- Ничего себе... - произнеся это, он помотал головой и выдал тираду мата.
- Товарищ капитан, я ее обернул в бумагу, чтоб от пота... это... и не заметил, как смахнул с другими документами со стола... Сжег все... И ее вместе со всем...
Охрименко смерил меня гневным взглядом.
- Да ты понимаешь, кого сжег?!
- Кого? - спросил я.
- Ленина сжег! - закричал он.
- Ленина? Какого?! - перепугался я.
- А такого! На карточке Ленин, Энгельс и Маркс! Ты их всех сжег! - закричал истерично он.
- Я?! Я не хотел, - только и нашлось в ответ у меня.
- Не хотел?! ЧП на училище! - проорал он. - Никому ни слова! Тюрьма потому что будет! Скажешь, просто пропала!
Сейчас, годы спустя, я с грустью вспоминаю тот случай. Какая тюрьма?! Человек просто сжег партбилет. Но тогда это виделось в черном свете...
Спустя несколько дней я вернулся в Москву, и приступил к занятиям в университете...
Сентябрь был тихим, спокойным. Студенты всех курсов, кроме нашего, первого, были на "картошке". Профессоров было тоже немного - они догуливали отпуска на юге. А когда начался октябрь, жизнь на факультете закипела. Все коридоры и аудитории стали забитыми. Почувствовалось, что ты оказался в гуще университетской жизни...
И вдруг - приглашение в партком.
Я зашел в кабинет, куда сказали зайти. Там сидела старушка с большим родимым пятном на щеке. Это была известная на весь факультет строгостью Панкратова Татьяна Николаевна. Она пригласила меня сесть.
Я сел.
Она посмотрела на меня долгим взглядом.
Мне стало не по себе. Я уже догадался, что сейчас будет...
- Вы почему обманули при поступлении - не указали, что исключены из партии?
Вот оно.
Начиналось.
Я посмотрел на нее.
- Я никого не обманывал. Меня из партии не исключали.
Она удивленно смерила меня взглядом.
- Как так? Вы были в партии?
Я вздохнул.
- Нет...
- Как нет?! - возмутилась она.
- А так, - пошел в наступление я. - В партии я не был. Я был кандидатом в члены партии. А это еще не членство в партии. Я не выдержал кандидатское испытание. Не знаю, исключили меня из кандидатов или нет, а потому при поступлении указал, что беспартийный. Чтобы совесть была чиста, если исключили! Все, что произошло, написал в заявлении своем. Посмотрите, если не верите!
Выслушав это, она, обескураженная, повернулась к телефонному коммутатору и нажала кнопку. Услышав голос инспектора, произнесла с раздражением.
- Принесите дело студента Косенко. Первый курс... - закончив говорить, бросила трубку.
Спустя несколько минут в кабинет вошла Смирнова с какой-то папкой.
- Вот, Татьяна Николаевна...
Та пригласила ее сесть и, раскрыв папку, принялась читать мое заявление о приеме на факультет. Поверх моей писанины красовалась красная резолюция милого - я вспоминаю его до сих пор - секретаря приемной комиссии Иванова.
Прочтя все, Панкратова сжала губы. И, вздохнув, посмотрела на меня.
- Выйдите на минуту.
Я встал и вышел в коридор, осмотрительно не затворив за собой плотно дверь.
- Это что ж Вы, милочка, творите?! - донеслось из-за двери. - Почему этот тип принят?! Вы что, совсем тут... - за этим последовала матерная рулада.
- Татьяна Николаевна, - послышался тихий, испуганный голос Смирновой. - Так он же из армии. Музучилище до того. И впечатление произвел хорошее...
- Музучилище?! Так вдвое внимательным надо было быть! Лабухов не хватало здесь еще! Что прикажете делать с ним сейчас?!
- Что? - переспросила растерянная Смирнова.
- Да! Что?! Он все написал, как было! За что его сейчас исключать?! - она опять сопроводила матом свою тираду.
Они еще какое-то время переговаривались. Панкратова на крике, Смирнова, едва слышными ответами. Наконец, за дверью стало тихо. Я отошел от двери, встал у противоположной стены.
Дверь отворилась. В проеме показалась инспектриса.
- Зайдите!
Я зашел, прошел к столу, сел.
Панкратова окинула меня тяжелым взглядом.
- Значит так, - произнесла медленно она. - Учитесь... - и добавила. - Будем перевоспитывать...
В кабинете повисла тишина.
Я поднял на нее глаза.
- Можно идти?
Она с неприязнью посмотрела на меня.
- Идите...
Я встал и вышел.
- Да, история, - усмехнулся я. - А теперь что?
- В смысле?..
- Ну, сам понимаешь. Теперь рулит ЕР, а не КПСС! Теперь у нас вроде как Конституционный порядок. Закон, а не Диктатура.
- Да брось! Черного кабеля не отмоешь до бела. Ты думаешь если поменяли аббревиатуру так там теперь у них и методы ведения дел поменялись? Мозги-то у нас у всех все те же. Генотип, менталитет. У нас все та же тяга к самодержавию, а при сегодняшнем падении нравов все это спокойненько трансформируется в мафиозную форму правления народом. Тем более, что "молчаливое большинство-то" оно вроде, как и не против того. Лишь бы ты не мешал ему самому добывать для себя средства существования. Так, как оно к тому и привыкло исторически.
- То есть, это ты о том "Кому на Руси жить хорошо" ?..
- Во, во! Вроде того! У нас давно уже правит бал ложь, цинизм и лицемерие. Другое дело, что сегодня у нас если что и есть что-то новенькое, так это возможность делать бабло немерено.
- Да-а, сегодня таким как ты есть где развернуться. То есть, я имею ввиду, что при хорошем знании Уголовно процессуального кодекса тянуть бабло с подследственных это ж сегодня милое дело!