Лукьянова Лариса Лаврентьевна : другие произведения.

Квартира с черным входом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Слава Дарьи Донцовой не дает мне покоя, хотелось сделать action и местами он удался. Может быть это даже не детектив, а приключения.

   КВАРТИРА С ЧЕРНЫМ ВХОДОМ
  

Отдавая - делай это легко.

Теряя - делай это легко.

Прощаясь - делай это легко.

Кодекс Ванталы

Романтика жизни, сэр,

романтика жизни! Быть может, теперь

они и производят впечатление

заурядных домов, но я вам говорю,

что это странные старые дома,

и я бы предпочел

прослушать много легенд с устрашающими

названиями, чем подлинную историю

одной из этих квартир.

Чарльз Диккенс

"Посмертные записки Пиквикского клуба"

  
  
  
  
  

Замужество

  
   Ольга вышла замуж, когда ей исполнилось двадцать лет.
   Ольга была очень самостоятельная девушка. Воспитывала ее очень деликатная, очень застенчивая и абсолютно беспомощная мама. Ольге пришлось вести домашнее хозяйство лет с восьми, мама почти всегда была на работе - этим и объяснялась столь ранняя самостоятельность девушки.
   У Ольги были светлые до плеч волосы, высоко поднятые надломленные как будто в изумлении брови и глаза с такой необычайно яркой радужкой, обведенной по краю темной полоской, что казались нарисованными.
   В движениях она была экономна как дикий зверь на охоте, в речах сдержанна, в поступках, как выяснила она постепенно для себя самой, непредсказуема.
   Ольгин бой-френд тех наивных дней - кудрявый высокий и широкоплечий красавец Вадик, недолго размышляя, набил морду (хотя правильнее было бы сказать лицо, а не морду, но из песни слова не выкинешь) мальчику, которому Ольга везла конспекты по искусству Ренессанса. Мальчик Ольге был безразличен, но Вадик взревновал и поперся хвостом за ней через весь город на метро, чтобы увидеть злодея-соперника.
   В те, как ей сейчас казалось далекие времена, она была застенчивой девушкой, краснеющей по любому поводу. Кокетства Ольга была лишена начисто и терялась в ситуациях, отличающихся от стандартный хотя бы на полшага. Иногда она ловила себя на том, что не может обратиться к продавщице в магазине, чтобы выяснить, сколько стоят колготки, которые ей приглянулись и есть ли в них Lycra. Надо отдать ей должное - в одной области жизни она чувствовала себя уверенно. Это была ее будущая профессия. Если купить килограмм картошки ей было трудно, почти невозможно - она не могла решить за какую цену - подороже или подешевле, какого сорта - красного или белого, то книги по искусству, краски, кисточки, холсты она покупала, не мучаясь проблемой выбора - точно знала, что ей нужно. Разглядывая картины на Невском у площади Островского или в музее, Ольга могла высказать свое мнение о них, не оглядываясь на невидимых оппонентов, - здесь она знала цену своему суждению. Знакомиться, встречаться, поддерживать отношения как с парнями, так и с девушками Ольге было невыносимо тягостно - общительной ее нельзя было назвать. И тем не менее она тянулась к ровесникам, хотела создать пусть небольшой круг общения. Единственным Ольгиным другом был Вадим. Объяснялось это просто - она дружила с Вадимом с шестого класса.
   Их дружба началась с того момента, когда он подошел к ней после уроков и сказал: - Я зайду к тебе.- Ольга изумилась и обрадовалась - все-таки какое-никакое, а это было внимание. "Внимание мальчика" - это то, за что в классе между девчонками шла битва не на жизнь, а на смерть. Внимание Вадика было одним из самых престижных призов в этой битве. И вот оно - внимание!
   - Заходи. - прошептала Ольга, покраснев, и они пошли к дому Ольги. На тротуаре валялись желтые кленовые листья, до конца первой четверти было далеко, уроков почти не задавали. Ольга была смущена тем, что рядом с ней идет мальчик. Она не знала куда смотреть, постоянно перекладывала из руки в руку портфель. По дороге Вадик доверительно сообщил Ольге, что уже у всех девочек класса он побывал. Вот только у нее еще не был. Такое признание снизило ценность Вадикового внимания, но Ольга была польщена и тем, что выпало на ее долю Потом пиная ногой листья, он рассказывал Ольге как отдыхал летом у бабушки в деревне. Они подошли к дому. Дверь открыла мама. Ольга облегченно вздохнула
   - мама ее выручит. Что бы она делала с этим Вадиком без мамы? Мама улыбнулась и сказала: - Заходите ребята. Сейчас будем обедать. Тебя как зовут? - Вадим церемонно поздоровался с Олиной мамой, представился. От обеда он не отказался и за столом болтал без умолку. Вадик пробыл тогда в гостях не меньше трех часов. За это время он выведал у Ольги все, что касалось ее интересов, перелистал все ее любимые книжки, одобрил "Таинственный остров" и "Робинзона Крузо", оценил по достоинству Олины альбомы с рисунками. Олиной маме Вадим очень понравился, она была поражена тем, как он непринужденно держит себя со взрослыми. Спокойно ответил на вопросы, которые взрослые любят задавать детям из своего взрослого любопытства и даже, ничуть не смущаясь, рассказал как он получил сегодня пару по истории. Закрыв за Вадимом дверь мама вздохнула: - Вот что значит хорошее воспитание. И Ольга была очарована и сразу же влюбилась. Известное дело, девочки влюбляются, начиная с детского сада, но Ольга влюбилась с отставанием лет на семь и, как ей тогда казалось, на всю жизнь.
   После этого Вадим стал часто приходить к Ольге. Их дружба-любовь продолжалась лет до пятнадцати. А потом в один предновогодний заснеженный вечер стала просто любовью. Что значит любовь в пятнадцать лет - березовый сок по весне, готовый брызнуть из каждой проковырянной в коре дырочки. Ни Ольга, ни Вадим не выбирали друг друга. Они просто оказались рядом в квартире у Вадима. Одни. Они и раньше дрались и в шутку пинали друг друга. Так было и в этот раз, Вадим пытался отобрать у Ольги телевизионный пульт - она все время включала какую-то не ту программу, - Ольга извивалась и все время отворачивалась. Вадим обхватил ее руками, крепко прижал к себе и уж было достиг вожделенного пульта, но тут Ольга неожиданно исхитрилась повернуться к нему лицом. У Вадима перехватило дыхание - так близко ее зеленых глазищ он еще никогда не видел. И Ольга вдруг прекратила пищать и брыкаться, замерла в его руках и стала как будто тяжелее, тяжелее и тверже. Она закрыла глаза и подалась ему навстречу...
   Ольга возвращалась домой одна, ей не хотелось, чтобы Вадим ее провожал - нужно было побыть наедине с собой. Она была переполнена чувствами восторга, благодарности, изумления, преклонения. Весь этот коктейль чувств она считала любовью и возможно была права.
   Теперь Ольге пришлось жить со всеми этими чувствами, но что с ними делать она не знала. Она прислушивалась к себе и наблюдала как в ней зреет женщина - некая иная сущность, отличная от нее подростка, от нее ребенка. И пока шел этот неумолимый процесс внутри нее, снаружи происходило нечто совершенно невероятное и немыслимое. Вадим и Ольга без конца проверяли чувства друг друга, выясняли отношения и устраивали сцены ревности. По ночам они разговаривали по телефону друг с другом, в школе переписывались на уроках, а на переменках продолжали выяснения отношений. Ольга сворачивала шею, сидя на третьей парте в среднем ряду и все время пытаясь увидеть Вадима, который сидел на последней парте.
   Роман Вадима с Ольгой был предметом сплетен и разговоров среди старшеклассников и даже учителей. Последними, как всегда, обо всем узнали родители. Узнали и заняли страусиную позицию, делая вид, что ничего не знают и ни о чем не догадываются. Мама Ольги знала, что Ольга знает, что она, мама, знает об Ольгиной более чем близкой ее дружбе с Вадимом. Ну что тут поделаешь? Демократичная мать, глядя в окно, потому что воспитание не позволяло в этот момент смотреть прямо на дочь, произнесла небольшую лекцию на тему контрацепции и этим ограничилась.
   Мать Вадима и вовсе речей не произносила. Это у девушки будет проблема, если она "в подоле принесет". Видимо отношение взрослых - имя ему безразличное попустительство - и сформировало у Ольги стремление к "самоопределению". Ей хотелось иметь некий социальный статус, реализовать который можно было только с помощью замужества. Вадим был доволен сложившейся ситуацией - он просто о ней не думал. "Думать нужно об образовании и профессии", - внушала ему мама. Вадим и думал об образовании. Разводя руками, он мог в упоении рассказывать Ольге о своих планах на будущее. Планы были исключительно образовательного толка - Ольги в этих планах не было. Вернее она была, где-то там далеко, за скобками, в том отдаленном будущем, когда Вадим "встанет на ноги", когда он сможет содержать семью. А сейчас они не могли жить вместе, они еще ходили в школу, должны были приходить домой обедать и не зарабатывали ни копейки. Ольга не была единственной девушкой, оказавшейся в такой ситуации, но для девушек в такой ситуации в российском обществе нет никакой социальной ниши. Они не попадают ни в категорию жен, ни любовниц, ни гризеток. Состояние неопределенности - самое худшее из всех. Тем не менее Ольге пришлось еще очень долго с этим мириться - до тех пор, пока она не повезла конспекты сокурснику.
   Роковая встреча Вадима с Ольгиным сокурсником состоялась. Вадик разбил мальчику очки, после чего тот напрочь потерял боеспособность и только вяло отмахивался, даже не пытаясь нападать. Вадику стало неинтересно бить хоть и не лежачего, но слабо стоячего противника и он сказал себе "back", когда из носа противника потекла кровь. Ольга осталась утирать кровь Алеше (так звали мальчик), а потом вышла за него замуж.
   Ольга и не собиралась замуж, и Алексей ей в общем-то не нравился, но он был нежен, заботлив и неглуп. Ольга узнала страшную силу слов: "любовь - это жалость". Алексей пробудил в ней море материнских инстинктов, начиная с той минуты, когда ей пришлось достать свой кружевной платочек и утирать им кровь из разбитого Лешиного носа.
   Вадим бесновался: он звонил Ольге по три раза на дню, приходил к ней во внеурочное время и высиживал часами на ее кухне, выкуривая и свои, и ее сигареты. Если раньше Вадим, сказав "я сейчас приду", преодолевал расстояние в две остановки между их домами за три часа, то сейчас он оккупировал ее квартиру, территорию под окнами, телефонную линию и одновременно вел "подрывную" деятельность среди Ольгиных друзей. Чем более выпученными от удивления становились глаза у Ольгиных подруг, звонящих и спрашивающих у нее: "Правда ли, что Алексей настоящий монстр? Ты уверена, что тебе нужен этот очкарик с рыбьими глазами?", тем тверже Ольга знала, что ей нужен именно очкарик Алексей.
   Тогда Вадим решил знакомить Ольгу со своими девочками. Парень он был интересный и новые девочки мелькали как в калейдоскопе. Расчет был на то, что в Ольге проснется Сомс Форсайт (всем известный собственник!), она протянет к Вадиму когтистую лапу и, припечатав его, скажет всем этим девочкам: "Мое!" Расчет не оправдался. Ольги все чаще не было дома, все чаще на звонки Вадима не отвечал телефон. Девочкам Вадим неустанно рассказывал, какая Ольга подлая, что очень быстро заставляло девочек призадуматься - а так ли уж им нужен поклонник, неустанно твердящий о какой-то злостной "изменщице". Неотвязная, первая почти детская, почти вечная любовь и бешеный темперамент мешали Вадиму прикусить язык и не рассказывать о "подлой изменщице". Девушки, которым Вадим нравился, оставляли его одна за другой. Им не хотелось быть в роли исповедника, выслушивающего о прегрешениях паствы. Девушки хотели любви и замуж. А Вадим, хоть и неосознанно, использовал их как "жилетку", в которую можно "поплакаться". В общем романов не получалось. И Вадим плюнул на девчонок, сообразив, что клин вышибается клином, только если вышибающий клин имеет ту же весовую категорию, что и вышибаемый, и погрузился в учебу в институте.
   А Ольга окончательно переселилась к Алеше, готовила ему супчики и жарила котлетки, упивалась тишиной и семейным уютом, наслаждалась предсказуемостью и обязательностью нового друга. В апреле они поженились официально. С Вадимом она рассталась навсегда.
   С Алешей они жили в маленькой однокомнатной квартирке на Гражданке. Они вместе учились в театральном институте, на отделении театральных художников и подрабатывали в частных фирмах. Ольга занималась веб-дизайном, для чего ей пришлось переквалифицироваться, а Алексею удалось попасть в мюзик-холл, где он проектировал костюмы. Работа нравилась и тому и другому. Ольга больше работала дома, а Алексей целыми днями пропадал в мастерских, примерочных, пошивочных и других цехах, обслуживающих мюзик-холльное хозяйство.

Развязка

  
   Регина бесшумно поднялась по лестнице, - несмотря на высокий рост и полноту, у нее была легкая походка, - прислушалась, немного повозилась с замком железной двери, напоминающей дверцу сейфа. Она никак не хотела открываться, и тут Регина сообразила, что нечего вращать ключ ни по часовой, ни против часовой стрелки, а лучше дернуть дверь на себя - не заперто. Она вошла и остановилась ошарашенная и оглушенная омерзительной вонью, : которая подмешивалась к привычному запаху краски.
   На улице шумные потоки проливного дождя превратили день в глубокие сумерки, но Регина не стала зажигать свет, а двинулась вперед и чуть не упала, споткнувшись обо что-то Большое и тяжелое. Регина была не из пугливых, но сейчас страх змеей пополз по позвоночнику и обернувшись вокруг шеи сдавил горло. От того, что лежало у нее под ногами и исходила так поразившая ее вонь. Регина посмотрела себе под ноги и окаменела. Сейчас она почти была уверена, что сбываются ее самые дурные предчувствия.
   - Возьми себя в руки, - приказала Регина самой себе и наклонилась над тем, что находилось перед ней на полу. Там лежал человек. Она разглядела его смутные очертания, дотронулась с ужасом и отвращением до ледяной, закаменевшей руки, в голове пронеслись, как будто выдернутые из медицинского учебника слова: "трупное окоченение"
   - Мертвец, это мертвец! Как же я сразу не поняла? Господи, но кто же это? - спросила женщина самое себя, уже зная ответ и покрываясь холодным потом. У Регины был фонарик, она взяла его из дома, предполагая, что он понадобится. Предусмотрительность, граничащая с паранойей, появилась у нее совсем недавно. Поколебавшись, она включила фонарик. Тоненький лучик пересек помещение и уперся в стенку. На стенке висел клок наполовину отодранных обоев, а рядом красовалось жирное пятно, по форме напоминающее вдохновенный профиль Бетховена. Регина впервые увидела этот профиль и не могла оторвать от него глаз, не осмеливалась отвести луч фонарика от стены и посмотреть на то, что лежит у нее под ногами. Наконец, она решилась, и стена с профилем великого маэстро скрылась в темноте, луч заскользил вниз к полу, подобрался к самому низу стены, и, как будто окончательно отбросив колебания и сомнения, медленно, но не останавливаясь, подполз к мертвецу под Региниными ногами. Свет упал на ноги покойника, и Регина застонала. Она уже не сомневалась - щегольски начищенные коричневые ботинки из мягкой кожи подсказали ей правду, которую она не хотела знать. Но знать было надо. Знать, а не предполагать. И фонарик заскользил к голове, осветил голову, а потом выпал из рук Регины и покатился по паркету.
   Лицом вверх с закрытыми глазами и странно скрюченными руками на паркетном полу лежал ее сын. Она встала перед ним на колени и заплакала. Слез было немного, и плакала она очень тихо, так тихо, чтобы никто не мог ее слышать.
   Внезапно зажегся свет, и она услышала за своей спиной голос: - Не двигайтесь, Вы арестованы!

Пожар

  
   Крепкого телосложения мужчина вопил в сотовый телефон: - Да, нет их здесь, несколько картин вижу, а его нет... Что?... Дурак, я что ли, Андрея Вешкина не знать!...Кстати, тут все картины политы бензином.... Да, воняет страшно... Ладно, ухожу...
   В этот момент его оглушил сильный удар по затылку. Мужчина рухнул на пол, выронив мобильный телефон. Тот, кто нанес этот удар, был высок и на вид довольно хил. В руках у него была открытая бутылка из-под пива. В ней плескался бензин, заменивший собой пенный напиток. Хилятик поднял телефон, огляделся и поднес спичку к ближайшей картине, потом посмотрел на лежащего на полу владельца телефона и плеснул немного бензина ему на лицо. - Береженого бог бережет, - произнес он и прислушался: на улице затормозила машина, хлопнули дверцы, раздался топот бегущих ног. Мужчина повернулся спиной к полыхающему пламени и пошел по коридору в сторону, противоположную входной двери.
   ***
   Петру Кузьмичу позвонили ночью. Он слушал несколько секунд, потом повесил трубку и стал тормошить жену.
   - Вставай Регина, вставай. Пожар!
   Регина моментально открыла глаза. Она всегда просыпалась как по тревоге, как будто и не спала вовсе: - Какой пожар Петя? Тебе приснилось.
   - Нет, дорогая, это не сон, горит моя коллекция, квартира горит. Нам надо ехать.
   Петр Кузьмич суетился, надевая рубашку, брюки, застегивая пуговицы. Регина молча сидела на постели, наблюдая за ним, потом спросила: Кто звонил?
   - Из милиции звонили, сказали, что машину пришлют сейчас.
   - Почему из милиции? - спросила Регина - почему не пожарные?
   - Не знаю, сигнализация, наверное, сработала - пожал плечами Петр Кузьмич. Он заметно волновался, делал много лишних движений: приглаживал волосы, одергивал рубашку, постоянно дотрагивался до нагрудного кармана.
   Регина пристально посмотрела на него, встала с постели и стала одеваться. Она делала это спокойно, без суеты. Глядя на нее, нельзя было подумать, что где-то в двух остановках от их уютного мирка горит ценнейшее собрание картин и рисунков, то, что Петр Кузьмич собирал больше двенадцати лет. Одернув юбку, посмотрев мимоходом в зеркало, Регина направилась на кухню.
   - Региночка, ты куда? - закричал ей вслед Петр Кузьмич. Он трясся и все время порывался подойти к входной двери, потом останавливался, понимая, что за ними заедут и что стоять под дверью бессмысленно.
   - Петя, иди сюда, мы еще успеем выпить кофе, - отозвалась из кухни Регина.
   - Зачем кофе, Региночка? Я не хочу кофе.
   - Выпей, нам еще ночь не спать, - Регина появилась из кухни, взяла Петра Кузьмича за руку и повела на кухню как маленького, таким образом развеяв его сомнения относительно того, где ему находиться - в комнате или у входной двери.
   Едва они отпили по несколько глотков, как запел дверной звонок. Петр Кузьмич и Регина одновременно поставили чашки на стол и пошли в прихожую. Регина шла впереди.
   Тень Регины накрыла Петра Кузьмича. Свет от лампочки в прихожей исчез, Петр Кузьмич начал мелко дрожать. Регина взяла его за руку и тихо сказала: "Пойдем, мы должны увидеть, что там". Голос Регины змеей оборачивался вокруг ее ног, подол ее юбки вспенивался беленькими кружевцами, из которых выглядывали бусинки-глазки, маленькие красные язычки облизывали крошечные ротики. И каждый ротик что-то говорил. Голоса окружили Петра Кузьмича, шептали, кричали, перекликались: "Все сгорело", "Нашли, нашли...", "Рукописи не горят", "Картины не горят...", "Все пропало", "Справедливость, ее нет", "Я здесь, дотронься до меня".
   В машине Петр Кузьмич почувствовал, что его лихорадит, температура ползла вверх, пот заливал лицо. - Как же это так может быть, - вяло подумал Петр Кузьмич, - чтобы одновременно и температура и пот. А..., понятно! Это пришла черная пустыня!...
   ***
   Впервые черная пустыня появилась, когда Петру Кузьмичу было всего шесть лет. Петя был маленьким тихим мальчиком. Целыми часами он играл с игрушками в углу большой комнаты. Она была с двумя высоченными окнами, с потолком, обрамленным лепниной как рамкой для картины и круглой почти до потолка печкой. Бабушка постоянно возилась на кухне, а мама, как представлялось Пете, всегда была на работе. Иногда, оторвавшись от своих игрушек, Петя рассматривал книжки с картинками и даже читал, шевеля губами - уже тогда он неплохо читал, не по складам, а целыми словами. Книжек было много, но довольно скоро маленький Петя перечитал их все. В комнате, где жили Петя, мама и бабушка, между окнами стоял большой книжный шкаф, который всегда был закрыт на ключ. Петя знал, что там хранятся "папины книги", которые трогать нельзя. Папы Петя никогда не видел и священного трепета перед папой и его книгами не испытывал. Он знал, что мама книги не читает, потому что ей "некогда", а бабушке и правда было некогда. Иногда с тяжелым вздохом мама открывала шкаф и доставала оттуда какую-нибудь толстую книгу, но читать не начинала, а заворачивала ее в бумагу и уносила с собой, уходя на работу. Назад мама книгу уже не приносила, но возвращалась с покупками и подарками для Пети. - Что бы мы без папиных книг делали? - иногда говорила она, вынимая из сумки новые ботинки или свитер для Пети, ветчину для всех или какую-нибудь таинственную коробку "ни для кого" - так отвечала мама на Петины вопросы о том, что там и для кого.
   Пока Пете хватало его детских книжек он не очень-то интересовался содержимым "папиного шкафа", но, когда все было прочитано, Петя решил ознакомиться с его содержимым. Ключ, на который запирали шкаф, не всегда вынимался из дверцы - Петя был послушен и аккуратен, слово "нельзя" понимал с одного раза. И все же однажды, когда бабушка ушла в магазин, а мама еще не пришла с работы, Петя повернул ключ забытый в замке книжного шкафа. И сразу оценил богатство, которое хранилось там: книги, иллюстрации в которых покрывала папиросная бумага, тома с переплетами, украшенными золотыми буквами, сочинения, где многие слова заканчивались на твердый знак - словом таинственное и неизведанное богатство. Петя был очарован. В книгах было множество картинок, бумага гладкая ли, шероховатая ли, но плотная и восхитительно приятная на ощупь. К тому же сами книги так вкусно пахли. В "папином шкафу" был целый мир и этот мир теперь принадлежал ему - Пете. Особенно Петя полюбил книгу, на которой золотыми буквами курсивом было выведено "История искусств". Картинки там были самые замечательные, бумага пахла вкуснее всего, а текст был простой и почти понятный, несмотря на твердые знаки.
   Когда Петя совершал свою вылазку в шкаф в третий раз, - бабушка тогда пошла пилить дрова для печки - он открыл третий том "Истории искусств" Гнедича. Там он нашел иллюстрацию, изображающую очень красивую девушку, которую должен был растерзать тигр. Девушка стояла на арене, окруженной высоким барьером, за которым находились зрители. К ней подкрадывался тигр, по воздуху к ногам девушки летела роза, а глаза ее были устремлены вверх к зрителям. У Пети перехватило дыхание - девушка в минуту смерти искала глазами того, кто бросил ей к ногам розу. Под картиной была длинная и непонятная подпись "Последний привет христианской мученице на арене". Петя потом спросил у мамы: - А кто такая христианская мученица? А что такое "последний привет"? - Мама была озадачена вопросами и поинтересовалась, откуда у Пети такой интерес к христианству? Петя с ответом замялся, потому что не знал, что такое христианство, и неопределенно помахал рукой. А чтобы отвести подозрения от источника знаний о "мучениках" и "приветах", спросил: - Что такое смерть? Мама была женщиной просвещенной и здравомыслящей, в бога не верила и блаженства за гробом не ждала. Поэтому просто ответила: - Смерть - это когда тебя не будет. - Как не будет? - изумился Петя, - Где не будет? Дома?
   - Нигде не будет - просто ответила мама.
   - Нигде-нигде? - начиная тревожиться за себя, спросил мальчик.
   - Нигде-нигде, - почти устало ответила мама, и на миг Пете показалось, что его мама очень хорошо знает и на себе испытала, что это такое "нигде нет" - ни на работе, ни дома, ни в магазине.
   Поздно ночью Петя проснулся от чувства нестерпимой тоски и стал звать бабушку. Он всегда звал бабушку, когда ему было плохо. Бабушка - это тот, кто всегда рядом. А ночью ему впервые приснилась черная пустыня. Он шел по ней по грудь в песке и никого рядом не было. Дышать было трудно, песок был холодный и давил на сердце. Оно бешено колотилось. Петя проснулся и закричал. Ему вдруг показалось, что бабушка умерла. Когда она подошла на его крик и стала заботливо подтыкать одеяло вокруг его худенького тельца, он плача спросил: - Бабушка, а ты умрешь?
   - Умру, - честно ответила бабушка. Но, заметив его испуганный взгляд, добавила: - Но это будет нескоро.
   Это и правда случилось нескоро, но с того дня не было в жизни Пети ночи, когда бы ему ни снилась черная пустыня. Она преследовала его как символ смерти. НИЧТО стояло на краю этой пустыни, и это НИЧТО было самой смертью. Петя в свои шесть лет осознал весь животный ужас возможности несуществования. Не было ночи, когда бы волосы его не вставали дыбом при мысли о минуте, когда его не станет. Страх, непосильный для маленького ребенка и непонятый окружающими, сделал его жизнь недетской. То, что во взрослом человеке кристаллизуется в мудрость и принятие жизни такой, какая она есть, в нем билось страхом. "Последний привет христианской мученице на арене" - картина, которая для взрослого, искушенного в искусстве человека, была слащавой пошлостью ХIХ века, для Пети стала испытанием на многие годы. Черная пустыня и стояшее в конце пути НИЧТО, слова "тебя нигде-нигде не будет", полночная бессонница с осознаванием того, что наступит день и час, когда тебя не станет - вот, что преследовало его каждый день и каждый час. Такой страх не имеет возраста - пока ты живешь, ты боишься смерти. Если ты ее не боишься - ты умер. Взрослого человека со смертью примиряет опыт, понимание, надежда на то, что что-то останется после тебя. Маленького Петю страх настиг так рано и обрушился на него так внезапно, что навсегда остался для него Ниагарой, низвергающейся внезапно и безжалостно. Потом пришел возраст юности, любви, планов на будущее. Черная пустыня перестала ему сниться, отступила, забылась. Он думал о любви, он учился, встречался с девушками, он, наконец, женился. Но всегда в минуты наивысшего торжества плоти он вспоминал черную пустыню и великое страшное НИЧТО, ожидающее его в конце пути. И тоска сжимала ему горло мертвой хваткой.
   А потом все прошло.
   ***
   И вернулось. Черная пустыня, которая засосала его в свои пески много лет назад, оказывается, не отпустила его. Будущее исчезло. Время тянулось бесконечно долго, и неожиданно Петру Кузьмичу стало смешно.
   то с тобой? - шепнула Регина.
   Смешно, время щекочется и не отпускает меня. Оно защекочет меня до смерти.
   Петр Кузьмич смотрел в окно, где мимо него проносились бешеные красные и желтые треугольнички.
   Надо же, во что дома превратились. И поют они как-то не так. Если они закончат петь, а мы еще не приедем, то они нас съедят. Он плотнее прижался к Регине. Машина затормозила. Милиционер вышел и открыл им дверцу.
   - Выходите, - сказал он строго.
   - Нас ведут на расстрел,- подумал Петр Кузьмич и засмеялся, но уже тихонько, чтобы Регина не ругала его. Они вышли. У подъезда стояло несколько зевак, невесть откуда взявшихся в столь позднее время, и милицейская "синеглазка". Пожарные машины уже уехали. Они поднялись на четвертый этаж. В квартире суетилось несколько милиционеров. Они размахивали ручными фонариками, рассматривая то, что осталось после пожара.
   Петр Кузьмич увидел следы пожара, обгоревшие подрамники со свисающими клочьями картин. Встав перед одним из подрамников на колени, Петр Кузьмич возопил: - Ты мог бы стать Ренуаром, Дюрером, Босхом, мой мальчик, но злая воля погубила тебя, господь проклял твой талант, а теперь и я не уберег. Судьба отвернулась от меня.
   - Вы узнаете эти картины? - спросил кто-то в милицейской форме.
   Петр Кузьмич начал рыдать, поднялся с колен и стал бессмысленно водить руками по обгоревшим картинам, говоря: "Украли, украли мою жизнь". Потом он нахмурился, и повернувшись к милиционерам грозно вопросил:
   - Нашли?
   - Вы о чем? - осторожно спросил милиционер.
   - Мальчика моего нашли?
   - О ком он говорит? - оперативник повернулся к Регине.
   - Вы разве не видите, он не в себе, - сказала Регина, - мне кажется, следует вызвать скорую.
   - Вызовем, не сомневайтесь, - ответил один из милиционеров (очевидно начальник) и обратился уже к Регине, - Вы можете опознать эти картины? Милиционер замялся и добавил: - Остатки этих картин?
   Регина осмотрела груду обгоревшего хлама и пожала плечами: - Здесь еще вечером находились картины - большая и ценная коллекция. Что еще тут могло сгореть?
   - Коллекция застрахована?
   На днях истек срок страховки, мы должны были заключить следующий договор на днях, - ответила Регина. Голос ее звучал ровно и спокойно. Милиционер подивился такому равнодушию, по опыту зная, что потери ценностей переживаются нелегко. Петр Кузьмич являл собой тому яркий пример. Врач скорой, вызванной кем-то из милиционеров, придерживая Петра Кузьмича за плечи, уводил его в сторону входной двери. Громадного роста санитары, похожие на родных братьев Кинг-Конга и специально предназначенные для успокоения буйных больных одним своим видом, ускоряли продвижение врача в одну сторону, а всех остальных = в другую. Регина, правда, попыталась сделать шаг, другой следом за врачом, но милиционер придержал ее за локоть и произнес: - Вы останьтесь, Вы еще нужны нам.
   В скорой Петр Кузьмич был тих, неподвижными глазами он уставился в потолок машины. Слезы текли по его морщинистому лицу, "Неужели они пропали", - шептал он. "Реактивный психоз", - небрежно заметил врач, обращаясь к санитарам. Те ухмыльнулись, изображая согласие.
   Регина в это время давала показания милиционеру, недоумевая, почему милиция так дотошно ее допрашивает: "Где была сегодня вечером, где был Петр Кузьмич", "Кто знал о том, что коллекция картин стоимостью в миллион долларов хранится в квартире, поставленной на сигнализацию, и кто знал, как эта сигнализация отключается?"
   Допрос Регины происходил в отделении милиции, куда потерпевшую доставила все та же машина. Регина не была убита горем, как ее муж, она держалась спокойно и уверенно. Возможно, шок от случившегося не позволял ей осознать масштаб потери, но она вздрогнула, зрачки ее расширились, когда очередной милиционер, заглянувший в кабинет, где Регина давала показания, произнес: "Кроме ожогов на теле обнаружены механические повреждения". Покосившись в сторону Регины и как бы решая про себя, можно ли при ней говорить, вошедший пояснил: - Удар был нанесен по голове и видимо вызвал потерю сознания. Рядом обнаружена разбитая бутылка. Не исключено, что именно ею и был нанесен удар.
   - Что с Вами? - внезапно спросил милиционер, снимавший показания с Регины. Он оторопело наблюдал как она медленно падала со стула, закатив глаза, белая как свежевыпавший снег. Милиционер подхватил ее и с удовлетворением в голосе произнес: - Ну, вот, дошло, наконец. Шок от потери денег... Он непременно... Рано или поздно... У этой, видимо, поздно.
   Вошедший согласно кивнул, помогая укладывать потерявшую сознание женщину на топчан.

В больнице

  
   Студенты в белых халатах расселись полукругом перед овальным столом и вооружились ручками, раскрыли свои тетради. Практические занятия по психопатологии были самыми интересными и любимыми на кафедре психиатрии, поэтому на них приходили даже самые нерадивые. Практика проводилась в холле, справа от лестничной площадки, который был отгорожен от лестницы балюстрадой. Если бы не едва уловимый запах больницы, можно было бы подумать, что студенты пришли не в клинику, а во дворец постройки 19 века.
   Лена в нетерпении поглядывала на дверь с надписью "4 отделение", которая всегда была закрыта на ключ. Поэтому, чтобы туда попасть требовалось позвонить в звонок. Отсюда, из этой двери, ожидалось появление врача, ведущего занятия с этой группой. Звали его Филипп Эдуардович. "Ленка, смотри из платья не выскочи, когда Филя появится", - проворковал в ухо Лене ее сосед Костя, но Лена и ухом не повела, она даже не услышала этих слов, так как все ее внимание было поглощено ожиданием "явления" Филиппа. Лене больница сейчас представлялась дворцом эпохи Возрождения, себе самой она виделась прекрасной юной венецианкой с рыжими волосами, а доктор, по меньшей мере, графом. Накануне Лена потратила три часа, превращая свои светлые волосы в огненно-рыжую гриву, и надеялась, что ее усилия не пропадут даром.
   Хлопнула дверь, и к столу стремительно подошел "граф Филя". На графа Филипп Эдуардович походил так же сильно, как чемодан на скаковую лошадь: короткая стрижка, растерзанный халат, маленький рост. Лена замерла полуоткрыв рот, преданно глядя на доктора.
   Полуоткрытый рот был плодом долгих усилий перед зеркалом. - Все голливудские красавицы "носят" полуоткрытые рты, но стоит нашей российской красавице открыть рот, как она начинает выглядеть полной идиоткой. Сразу видно - не наш менталитет, - вздыхала Лена, бросая томные взоры своему зеркальному отражению. Ей удалось найти компромисс между Голливудом и нашим менталитетом, и сейчас Лена выглядела почти как Маргарита Терехова в роли миледи, пишущей диссертацию.
   Костя покосился на нее с изумлением, но решил, что процесс перевоплощения требует тишины, и от ядовитых замечаний воздержался. Лене было двадцать лет, и каждые полгода она влюблялась. На этот раз она пала жертвой слегка безумных голубых глаз Филиппа Эдуардовича - "графа Фили".
   - Добрый день, - Филя окинул взглядом аудиторию, - сегодня мы с Вами посмотрим пациентов с маниакальными и депрессивными состояниями. Сейчас я Вам выведу Олега, он поступил в нашу клинику в ярко выраженном маниакальном состоянии. Он контактен, Вы можете задавать ему вопросы. У людей в подобном состоянии ускорены речь и мышление, обостряется интуиция. Впрочем, увидите все сами.
   Филя снова обежал глазами ряды своих бойцов и задержался взглядом на Лене: У нас новенькие? Лена тут же осветилась улыбкой от уха до уха.
  -- Нет, я Лена Иванова, - звонко отчеканила она, откидывая волну перекрашенных волос за спину и радуясь вниманию Фили.
   - Лена, Лена..., Лена Иванова, - забормотал Филипп Эдуардович, - Вы пишете у меня курсовую? Лена поняла, что "старик Державин" ее приметил, и скромно потупив очи, произнесла: Я очень хотела бы.
   - Хорошо, подойдите сегодня к пяти. Нет, знаете лучше к шести. К шести, к шести, к шести... Нет, пожалуй все же к пяти. Да, к пяти, - подвел итог доктор, - сюда подойдите, мы все решим.
   - Так, так, так..., на чем мы остановились? - сам у себя спросил доктор.
   - Ах, да! Мы должны посмотреть маниакальное состояние,- самому себе напомнил он и кинулся к запертой двери, повозился с ключом у двери, проник на отделение и буквально через несколько секунд появился снова, ведя под руку высокого мужчину. Мужчина непринужденно расселся на стуле рядом с Филей, хитро посмотрел на студентов и представился: Семен Михалыч, можно просто Сеня.
   - Вот тебе и Олег! - съехидничал Костя, - Такой молодой, а уже беспамятный.
   - Зато скоро будет профессором, - огрызнулась Лена.
   - Семен, расскажите, как Вы попали к нам на отделение, - попросил Филипп Эдуардович.
   Ну, я вначале написал сто двадцать стихотворений, купил розы, корзину роз и поехал на такси делать ей предложение. Я читал ей стихи под окном, но она мне отказала, и я поехал в Москву. Я получил премию перед Новым Годом, взял с собой все деньги. В Москве я накупил ей подарков, потом пошел в ресторан. В ресторане я вдруг понял, что не могу без нее, и побежал...
   - Куда? - осторожно спросил один из студентов.
   - Как куда? - удивился Семен, - В Петербург побежал, прямо по шоссе. Потом мне стало жарко и я сбросил пальто. Потом меня забрали сюда.
   - Семена Михайловича забрала скорая, он в это время находился в тридцати семи километрах от Москвы, Бежал в направлении Питера в одних трусах и майке. Зима однако, - сухо пояснил Филя, - Можете задавать вопросы.
   Студенты ошарашенно молчали. Тогда Семен взял инициативу на себя: - А хотите я угадаю, кто из Вас как учится?
   - Хотим, хотим, - загудели студенты
   - Ну, этот, - Семен ткнул пальцем в широкоплечего статного парня, - троечник, но спортсмен.
   Студенты захихикали, Семен угадал.
   - Эта, - разошелся Семен, - отличница. И он указал на девушку в очках с толстой косой.
   Веселье среди аудитории нарастало. Семен наслаждался завоеванной популярностью, и глаза его горели.
   - А эти кто? - спросил троечник-спортсмен у Семена и показал на Лену и сидящую от нее слева девушку - Оксану.
   - О, эти двоечницы,- изрек Семен с важным видом. Студенты грохнули от хохота - здесь Семен не попал - девушки учились почти на отлично.
   На этом Филипп Эдуардович представление закончил и, забрав с собой Семена, отправился за следующим больным, на этот раз депрессивным.
   Вновь Филипп Эдуардович возник, подталкивая впереди себя пожилого человека, который шел, вяло переставляя ноги и опустив голову. Филипп отодвинул для него стул, придерживая за плечи, помог сесть уселся сам, закинув ногу на ногу. Петр Кузьмич, расскажите студентам, как Вы себя чувствуете? Что Вас беспокоит? - обратился Филипп Эдуардович к приведенному им больному.
   - Я чувствую себя хорошо, - не поднимая головы, ответил Петр Кузьмич и замолчал, казалось, надолго. При этих словах Филипп Эдуардович победительным взглядом обвел присутствующих, как бы говоря: - Вот видите! Что я Вам говорил!
   Однако Петр Кузьмич собрался с силами и продолжил свой рассказ. Он вполне разумно описал слушателям, что у него сгорела квартира с громадной коллекцией картин, что он плохо себя почувствовал, увидев, какие разрушения нанес огонь, и его отправили сюда. Петр Кузьмич говорил медленно, перед каждым словом делал глотательные движения, кадык ходил на его тощей шее вверх и вниз. Время, которое стремглав неслось в течение феерического выступления Семена, сочилось по капле и уходило в межзвездные дали, когда говорил Петр Кузьмич. Паузы между словами тянулись бесконечно. Иногда казалось, что рассказчик вот-вот заснет, а иногда что заплачет. Взгляд пациента был направлен внутрь себя, он не замечал происходящего вокруг него и не интересовался им. Однако Филипп Эдуардович не торопил пациента, слушал очень внимательно, принуждая ко вниманию и студентов.
   Костя не выдержал, наклонился к Лене и просвистел ей в самое ухо: - Как ты думаешь, какая профессия у этого депрессивного?
   У Кости с Леной давно была такая игра: Угадай кто? Они выбирали любого человека - прохожего в толпе, студента на лекции, соседа в лифте - и пытались сочинить ему наиболее правдоподобную биографию, основываясь на его мимике, жестах, одежде. Это страшно их развлекало, а иногда, когда удавалось проверить справедливость их догадок, они анализировали, почему ошиблись или благодаря чему угадали верно.
   Лена прищурилась, подумала и просвистела В ответ: - Бухгалтер.
   - А я думаю, искусствовед. Откуда же ему картины брать?
   - Картины ему дарили благодарные клиенты за отмывание денег.
   Костя с Леной так увлеклись "мозговым штурмом" по проблеме профпринадлежности Петра Кузьмича, что не заметили, как пациент замолчал окончательно. В полнейшей тишине Лена пискнула последний раз и замолчала.
   Доктор предложил задавать вопросы. Костя тут же спросил: - Петр Кузьмич, где Вы работаете?
   - Я работаю учителем математики в средней школе.
   Лена и Костик вытаращились друг на друга. То, что господин Корейко оказался и ни классическим бухгалтером Ильфа и Петрова, и ни наиболее вероятным для своего увлечения искусствоведом поразило и Лену, и Костю. Они дружно пнули друг друга ногами под столом и стали со значительно большим интересом разглядывать больного.
   Петр Кузьмич был слишком болен, для того, чтобы можно было строить гипотезы о том, что он и кто он, но тем интереснее была игра.
   Студенты спрашивали Петра Кузьмича о настроении, возрасте, о том, стало ли ему лучше и сколько времени он лечится. Это было не интересно, Петр Кузьмич устал и Филя, наконец, поднялся, чтобы увести пациента.
   - Последний вопрос, - строго сказал он. И тут отличница с толстой косой задала вопрос, ответ на который на длительное время изменил жизни некоторых из присутствующих.
   - Петр Кузьмич, скажите пожалуйста, картины каких мастеров в Вашей коллекции сгорели?
   Вопрос был бестактный, болезненный и к делу отношения не имел, Петр Кузьмич вдруг вскинул голову и твердым голосом проговорил: Они не сгорели, их украли.
   Экспансивный Костя присвистнул. Филя грозно посмотрел на заинтригованную аудиторию и, взяв под руку Петра Кузьмича, он поднял его со стула и повел на отделение.
   Лена ждала доктора, пытаясь представить себе "откуда такое везение". Сам Филипп Эдуардович соизволил предложить ей писать у него курсовую работу. Лена не обладала глубокими познаниями в психиатрии, но по верхам скакала довольно уверенно, а для Фили была готова рыть носом землю. Повернулся ключ в замке, из дверей показался Филя. Кажется, он был чем-то озабочен. Филя направился в сторону лестницы, но увидел Лену и остановился. "Вы ко мне?" - спросил Филя.
  -- К Вам, Вы мне назначили на пять.
  -- Ах, да, да! Вы по поводу госпитализации, - догадался Филя.
  -- Нет, - растерялась Лена, - Вы обещали мне курсовик.
  -- Да, да, да, курсовик. Будете вести работу с родственниками. Внутрисемейные отношения как патогенный фактор - такую тему Вы сможете поднять?
  -- Смогу. А... чьих родственников мне надо обследовать?
  -- Давайте начнем с Петра Кузьмича. Идет?
  -- Да, - Лена улыбнулась голливудской улыбкой и тряхнула рыжими волосами. Филя посмотрел на нее пронзительным взглядом, как будто диагноз ставил, и неожиданно положил Лене руку на плечо. - Мы с Вами сделаем большую работу..., - проговорил он, как бы оправдывая свой жест. Лена сидела, не шевелясь, под Филиной рукой. - Большую и важную работу, - повторил Филя и снял руку. Лена глубоко вздохнула.
   У нее возникло четкое ощущение, что Филя к ней неравнодушен. Ничем таким она среди других не выделялась, кроме готовности быть с ним рядом до гробовой доски и новой прически. Если он решил сделать с ней "большую работу", то причину в ее талантах искать не приходится.
   Неожиданно для себя самой Лена встала и сказала Филе "спасибо". Филя воззрился на нее снизу вверх с явным удивлением, и Лена вдруг поняла, что она ни с того, ни с сего дала ему понять, что разговор окончен.
   - Ну я и наглая, - пронеслось у Лены в голове, но делать было нечего. Удивленный Филя произнес: - Желаю удачи! И Лена поплелась по коридору, стараясь максимально выпрямлять ноги в коленях. Когда она достигла угла коридора, то не удержалась и посмотрела назад. Увы! Филя уже беседовал с какой-то женщиной, которая стояла перед ним и, судя по наклону головы и искательности всей ее позы, преданно заглядывала ему в глаза.

Разговоры по телефону

  
   Лена примчалась домой, скинула куртку и сразу бросилась к телефону.
  -- Оксанка, привет. Ты видела?
  -- Что? Как Филя "заторчал" от твоей прически? Ну, видела. И что с того? Вы встречались после занятий?
   - С чего бы я тебе стала звонить! Конечно, встречались. Он мне предложил курсовик писать!
   Лена вскачь излагала невнятные мысли, восторги и сомнения, связанные с доктором. - Понимаешь, - тарахтела она, - Он мне сказал, что мы будем делать вместе большую работу. Я думаю, что я ему понравилась. Он даже руку мне на плечо положил. А я так растерялась. Он потом руку убрал, а я как дура вскочила. Представляешь, вскочила, как будто внутри меня воздушный шар, и как только он руку убрал, я и взлетела. И говорю ему "спасибо". Это прозвучало, как будто "спасибо, аудиенция окончена". Ужасно я поступила! А он и виду не подал. Только сказал: - Желаю удачи. - Представляешь, что он теперь обо мне думает? Или он и вовсе обо мне и не думает? Ну кто я такая? Какая-то студентка.
   В этот момент из кухни вышла бабушка Лены. Лена, увидев ее, послала ей воздушный поцелуй и заговорила уже помедленнее:
  -- Ну, да. Просто студентка. И он еще с какой-то теткой встречался. Оксанка, он мне руку на плечо положил.
   Голос Оксанки хихикнул из трубки: - И в глаза со значением посмотрел. Ты мне уже сказала об этом. Ты хоть знаешь, что он женат?
   Лена тяжело вздохнула: - Знаю, конечно. Говорят, у него еще и ребенок маленький есть. Но мне наплевать - я его люблю и никому уступать не собираюсь.
   При этих словах бабушка,все еще продолжавшая стоять в дверях кухни, покачала головой, и лицо ее стало грустным. Развернувшись, она тихонько побрела назад.
   Оксанка засмеялась: - Да на твоего Филю никто и не претендует: волосы растрепанные, халат мятый. Ты, Ленка, совсем на своем докторе помешалась. И что тебя в нем так привлекает?
   - Он профессионал!
  -- Угу, Бельмондо..., музыка Мариконе... Ты лучше на Костика посмотри - он бегает за тобой хвостом, глаз с тебя не спускает. У Костика фигура красивая.
  -- Отстань Оксанка, скажи лучше, что Костик тебе самой нравится. А Филя, понимаешь, Филя, он мой! Я как его увидела, так сразу поняла, что он мой. И на фигуру мне наплевать, и на то, что он женат. Я знаю, что он со мной будет.
  -- Оксанка вздохнула: - Ну то, что он будет твоим видно невооруженным глазом. Он на тебя смотрел все занятие, пока ты с Костиком трепалась. И даже, когда спиной к тебе поворачивался, все равно на тебя смотрел.
  -- Правда? - обрадовалась Лена, - ты думаешь, у нас будут с ним близкие отношения?
  -- Не сомневаюсь ни секунды, это решено на небесах и так же верно как то, что я сижу на стуле и разговариваю с тобой.
  -- Ох, Оксанка, - обрадовалась Лена, - Ты и вправду так думаешь?
  -- Не думала бы - не говорила.
  -- Оксанка, - завопила Ленка, - Если то, что ты говоришь, правда, то с меня бутылка... пепси-колы.
  -- Две, - строго сказала Оксана, - И немедленно.
  -- Ну, тогда пока, я сейчас приеду, жди. И Лена повесила трубку и снова стала натягивать куртку.
   В этот момент на пороге снова возникла бабушка.
  -- Куда это ты собралась? А ужинать кто будет? Ишь привыкла шляться. Дома должна сидеть и заниматься. А то повадилась - как вечер - к подруге. Дома что ли дел нет. И что это за женатый мужчина?
  -- Бабулечка, - Лена кинулась бабушке на шею, - я все тебе расскажу. Но мне сейчас надо срочно съездить к Оксанке. За... методичкой и тестами. Я завтра тестирование провожу.
   - Птичка моя, только не поздно, я буду волноваться. - Бабушка прижала Лену к себе.
   Лена захлопнула дверь с ощущением собственной подлости и лживости. Почему-то, каждый раз уходя из дома, Лена ощущала вину перед своей бабушкой. Бабушка воспитывала ее с рождения, любила больше жизни, доверяла безгранично. Бабушка вела домашнее хозяйство, оберегая внучку от всех хлопот и забот быта, а Лена частенько обманывала ее, говоря, что идет на занятия или в библиотеку, а сама отправлялась к подруге или на свидание с очередным поклонником. И сейчас ей было стыдно потому, что ни за какой методичкой ей не надо было ехать - методичка лежала у нее в ящике письменного стола, Лена спешила к подруге обсудить вопрос жизни и смерти - любит ли ее Филя. - Бедная моя бабулечка, - думала Лена, устремляясь вниз по лестнице, - но ничего, вот вернусь от Оксанки и посижу с ней, она ведь целый день одна, скучает. Потом эти мысли выветрились из Лениной головы, и она предалась мечтам о докторе Филе - профессионале и отце маленького ребенка.
   Лена любила ездить к Оксанке. На первый взгляд Оксанку хотелось назвать глупой обывательницей, но на второй взгляд - у нее был острый ум, наблюдательность, чувство юмора и неподдельная веселость характера. Обывательницей и мещанкой Оксана себя не считала. - Прошли те времена, - нравоучительно говорила она, - когда фикус на окне считали символом пошлости. Ценности тогда были другие - рабоче-крестьянские, революционные. А я люблю дом. Люблю домашнее хозяйство. Что в этом такого плохого? Очень даже женственно!
   Однообразная жизнь - дом, учеба, дом - сделали Оксану жертвой мексикано-бразильско-российских сериалов и рекламы. Вот где была "настоящая жизнь"! Оксана могла часами листать каталоги товаров, журналы "Космополитен", "Гламур", "Лиза". Красивые картинки создавали у нее иллюзию причастности к шикарной жизни, высшим слоям общества. Оксана свято верила, что ежедневные медитации над картинками в журналах приблизят к ней "вещи месяца" , "вкус страсти", "добавят адреналина" и помогут освоить "искусство выбирать лучшее". Иногда Оксанка покупала какое-нибудь разрекламированное по телевизору приспособление, якобы облегчающее ведение так ею любимого домашнего хозяйства.
   Лена застала Оксанку за изготовлением салата с помощью какой-то невообразимой машинки. Машинка медленно вращала наколотый на острый штырь огурец и срезала с огурца кожицу. Процесс чем-то напоминал средневековую инквизиторскую пытку и вызывал сладострастный ужас. Оксанка была полностью поглощена этим священодейством. На столе рядом с машинкой для пытки огурцов лежали их раздетые останки и гора темно-зеленой огуречной кожицы. Кожицы было больше, чем огурцов, но Оксану это не смущало. Она была готова перейти к чистке помидоров точно таким же способом, когда Лена ее остановила.
   - Тебе не жалко столько добра выбрасывать? - спросила Лена экономным голосом. - Да ты вот почитай, - подвинула к ней журнал Оксана. В журнале была большая статья о народных косметических средствах. Статья называлась "Великое противостояние старению", маленькие главы, каждая на полстолбца, с рецептами масок и лосьонов, гласили "Кармическая сила огурца", "Из плена морщин с помощью банановой диеты", "Неувядающая классика помидора", "Мягкий уход земляники". Лена на секунду представила, что землянику отпевают в церкви после ее "мягкого ухода" из жизни с помощью эвтаназии и отложила журнал.
   - Ксюха, я влюбилась, - торжественно провозгласила Лена, - а ты мне тут кожурки подсовываешь. Сейчас же убери с моих глаз эту гадость. - И Лена стала ладонью сгребать со стола полезные косметические снадобья. Оксана остановила машинку, посмотрела на порушенные цивилизованной обработкой овощи, и присоединилась к Лене.
   Через час девушки в полной красоте и блеске светского интерьера пили из хрустальных бокалов сухое вино, и Оксана внимательно слушала Ленину историю о том, как Филя обещал совместную работу, блестящие перспективы и, главное, как он до нее дотронулся... Оксана слушала-слушала, потом вдруг вскочила, завопила: - Подожди! - и скрылась в соседней комнате.
   Лена с удовольствием осмотрелась. Жертва рекламных проспектов умела создать в доме восхитительную атмосферу тепла и уюта с помощью салфеток и салфеточек, скатертей и скатёрочек, штор и занавесочек. "Текстиль - единственный материал для творчества бедняков", - провозглашала Оксана и пользовалась этим материалом где только возможно в масштабах несообразных со словом "бедность". Сейчас в комнате у Оксаны царил "турецкий" стиль: темно-синие тяжелые шторы, белый пушистый ковер на полу, по ковру разбросаны разноцветные диванные подушки, на которых девушки и сидели, а посреди ковра стоял столик на крошечных ножках-колесиках. Оксана купила этот столик, обегав не меньше десяти мебельных магазинов, - очень уж высоки были ее требования к параметрам столика. На столике переливался хрусталь для вина, хрусталь для салатов, хрусталь для хлеба, - в общем, хрусталь. Лена сидела, скрестив ноги, пила вино по глоточку и ждала Оксану.
   - За что люблю Оксанку, - размышляла Лена, - так это за то, что она умеет как никто успокоить. Костя, правда, говорит, что Оксана структурирует реальность вокруг себя так, что выхолащивает все ее содержание, оставляет одну форму. - Лена еще раз обвела глазами комнату - идеальный порядок. - Ну, да, как говорит сама Оксана: была бы форма, а содержание подтянется.
   Оксана умела снизить уровень буйных и пламенных чувств до уровня стерильно-рассудочных. Она ничего вроде бы и не профанировала, но "загоняла в рамки", "отмывала до блеска" и ставила на "полочку" на строго отведенное место. Папа Оксаны, придя с работы, всегда заглядывал в Оксанкину "девичью светелку" и, обнаружив там Лену, спрашивал: - Все в куклы играете, девчонки? Похоже, очень похоже было взаимодействие Оксаны с миром на игру в куклы. Никаких нецивилизованных порывов души, никаких инфернальных страстей. Нет, Лене решительно было полезно посвящать Оксану в свои страдания и любови. Оксана справлялась с ними как с тряпками в секогд-хенде: это лишнее - пропустить, это отложить и примерить, а вот это - из кучи выхватывалось нечто затейливое и сверкающее - это надо брать!
   - Вот! - Вернувшись в комнату, Оксана с торжеством положила перед Леной журнал, раскрытый на странице, где под фотографией заграничного киногероя красовалась надпись: "Выйти замуж за профессионала? Легко!"
   - Что "вот"? - не поняла Лена.
   Оксана терпеливо разъяснила: - Здесь написано, что нужно сделать, чтобы завоевать мужчину, который является профессионалом в своем деле.
   - Хочешь сказать, что мужчину-профессионала надо как-то иначе завоевывать, чем любого другого? - с подозрением спросила Лена.
   - Конечно, - уверенно подтвердила Оксана и отпила из бокала крошечный глоточек. - Есть мужчины-спортсмены, мужчины-бюрократы, мужчины-карьеристы.
   По мере того как Оксана перечисляла Лену начал разбирать смех, она подхватила: мужчины-огородники, мужчины-автолюбители, мужчины-семейники.
   - Это, какие еще семейники? - поинтересовалась Оксана.
   - Те, которые предпочитают ходить в семейных трусах. - хихикнула Лена.
   - Я для тебя стараюсь, - обиделась Оксана. - Посмотри, здесь десять шагов завоевания любви такого мужчины, как твой Филя. - Лена перестала хихикать. - Шаг первый - покажи ему, что тебя интересует его профессия, ну, да это ты ему уже показала. Тогда перейдем ко второму шагу. Шаг второй - никогда не говори ему о женитьбе.-
   Оксана внимательно посмотрела на Лену и прокомментировала: - Об этом и так говорить смысла нет, он уже женат не на тебе. А вот третий шаг тебе следует совершить: порази его воображение смелой идеей.
   Лена слушала, примеряя журнальные советы на себя, и думала о том, что они банальны как палка, но завернутые в красивые фантики историй из жизни кинозвезд и иных знаменитостей, производили впечатление научно-обоснованных, а потом популяризированных разработок.
   Лена с Оксаной увлеклись не на шутку, разрабатывая планы обольщения Фили. Лена совершенно точно знала, и знание это пришло к ней, когда она допивала второй бокал вина, что ей лучше всего "заболеть" маниакально-депрессивным психозом, попасть на лечение к Филиппу Эдуардовичу и соблазнить его при очередном врачебном обходе.
   - Лучше всего тактильно,- советовала Оксана, глаза ее горели, - внезапно, как бы под влиянием болезни ты его обнимаешь. Он замирает от неожиданности, а ты шепчешь ему на ухо: - Я знаю способ лечения шизофрении - сегодня ночью в два часа в ординаторской. Приходи.
   - Угу, - хихикнула Лена, - а он скажет, что придет не один, а с братом-кузнецом.
   Оксана посмотрела на нее строго и строго же сказала: - Придет-придет, все же знают, что врачи психиатры спят со своими пациентками.- После этих слов Оксана стала как-то странно раздувать щеки и даже покраснела. Лена смотрела на нее не отрываясь. Наконец они обе как по команде отставили бокалы и повалились на ковер, трясясь от смеха.
   - После... предложения... прийти в ординаторскую.... - Лена не в силах была говорить связно, она булькала, повизгивала и не могла прекратить смеяться, - после этого... мне будет обеспечено... длительное лечение...
   - Лет на двадцать, - подхватила Оксана. Она не смеялась, взрыдывала, что очень походило на плач, обессилев от смеха, она вяло отмахивалась от Лены и ее слов рукой. Наконец собралась с силами и прорыдала: - Но тогда ты будешь с ним рядом всю оставшуюся жизнь.
   - Я..., я... , - пискнула Лена, - буду его любимой пациенткой. Он будет возить меня с собой на все конференции и показывать на всех консилиумах.
   - Он будет возить тебя с собой, как японцы возят повсюду за собой свои бонсай.
   - И стричь мне веточки, и подрезать корни, и пересаживать.
   - Да, а жену свою он забудет, потому что ему будет некогда - ты поглотишь все его время.
   При упоминании жены Лена вдруг сделалась серьезной, и смех куда-то пропал.
   - Оксана, - серьезно и уныло спросила она, - а какова моральная цена вопроса? Ведь отбивать мужа у жены аморально.
   Оксана почесала кончик носа, допила последние капли из бокала, аккуратно отставила его на подносик, где прозябал последний бутерброд с красной рыбкой и, проявив чудеса женской смекалки и изобретательности. - Ты женщина свободная? - вопрсила она и сама же ответила, - Свободная. Не замужем? Не замужем. Это он должен мучиться моральными проблемами, потому что женат он, а не ты. У него ребенок, а не у тебя. Понятно? Тебя он предпочтет или жену - это вопрос свободной конкуренции между Вами. Ясно теперь?
   - Ясно, - согласилась Лена, принимая Оксанину "подачу" и слегка приободрившись. - Значит свободная конкуренция?
   - Да! Да! Именно свободная! - с жаром подтвердила Оксана.
  

Анамнез

  
   На "беседу с врачом" жена Петра Кузьмича пришла с опозданием, а когда узнала, что беседовать с ней будет студентка, молча развернулась и пошла по направлению к кабинету заведующего отделением. Но не прошло и двух минут, как она вылетела из кабинета с красным лицом и пошла к ординаторской, где у дверей ждала ее Лена. Пройдя мимо нее в гостеприимно распахнутую дверь кабинета, Регина, не ожидая приглашения, села на стул и уставилась в окно, всем своим видом показывая, что уступает давлению обстоятельств.
   Лена же, окрыленная вчерашним возложением руки, чувствовала себя с супругой Петра Кузьмича как кондор перед распростертым перед ним кроликом.
   Вас зовут? ...
   Регина Викторовна, - сказала, как будто выстрелила женщина.
   А меня Елена Валерьевна, - проворковала Лена.
   Она подсунула женщине вопросник, где номер последнего вопроса переваливал за цифру пятьсот, и углубилась в чтение карточки Петра Кузьмича. Как выяснилось - Петр Кузьмич был женат дважды, от первого брака у него остался сын, которому сейчас было тридцать лет, во втором браке детей не было. Лена просмотрела карточку по листочку и стала исподтишка наблюдать за женщиной. Та быстро отвечала на вопросы, не снижая темпа, не заглядывая из любопытства на следующие страницы, не возвращаясь назад, чтобы переправить уже данные ответы. "Однако у тетки сильная нервная система", - сделала вывод Лена, - Интересно, что ей такое сказали, что она согласилась отвечать?
   Регина Викторовна была высокой, статной, сорокалетней женщиной с холодными слегка выпуклыми глазами, наружные уголки которых были чуть опущены вниз. Она была бы привлекательна и даже красива, если бы не высокомерие, сквозившее в изгибе плоских и узких губ, полуприкрытых веках, манере смотреть, будто сверху вниз и сквозь собеседника
  -- Все, - спустя час сказала Регина, разворачивая опросник к Лене, - Еще что-нибудь?
  -- Да, - не моргнув глазом, ответила Лена и попросила Регину сочинить рассказы по картинкам, пачку которых она положила перед ней. Та принялась за дело: шариковая ручка летала по бумаге, выводя ровные, без наклона, буквы. "Кремень тетка", - заключила про себя Лена.
   Через еще сорок минут Регина закончила и с рассказами, и Лена забрала свою добычу.
  -- Я Вам еще нужна, - вопросила Регина, глядя на Лену холодным змеиным взглядом.
  -- Я хотела бы встретиться с Вами на следующей неделе. У меня к Вам последний вопрос: "Кто Вы по профессии"?
  -- Я химик, - ответствовала холодная бестия, - до свидания.
  -- До свидания, - проговорила Лена в закрывающуюся дверь и поняла, что каким-то неведомым ей способом последнее слово осталось за Региной.

Подруга Валя

  
   Ольгин муж, Алексей был человек компанейский и часто, приходя с работы, притаскивал в дом кого-либо из своих соратников по борьбе с застоем в мюзик-хольном искусстве. Соратниками в основном были женщины из кордебалета. Они были смешливые, молоденькие, хорошенькие, но считали необходимым ругаться как извозчик и скуривать сигарету в две затяжки. Ольга считала необходимым знать о жизни все и без разбору поглощала сигареты, анекдоты, Мюзик-холльные байки и приколы и даже научилась ругаться матом.
   Алексей в окружении девочек распускал перья, словно павлин, с радостью варил глинтвейны долгими зимними вечерами или охлаждал коктейли кусочками льда, короткими белыми ночами. Под утро Ольга с Алешей шли провожать гостей, а потом они возвращались бок о бок, довольные своим внезапным одиночеством.
   "Мы гуляем с тобой как старички", - говорил Алеша.
   "Нет, мы плывем как катамаран", - отвечала Ольга.
   "Да, как катамаран и еще как Герцен и Огарев".
   "Да, как Герцен и Огарев, но не по Воробьевым горам, а по Гражданке".
   "Как утки"
   "Как утка и селезень".
   Они шли и смеялись и пихали друг друга в бока, а потом Алешка тряс Ольгу за шкирку и она вопила "мяу". А однажды Алексей перекинул ее через плечо и так и нес до самого дома.
   Ночи были посвящены любовным утехам. Иногда эти утехи начиналась прямо в прихожей, как только за ними захлопывалась входная дверь. Иногда все было чинно и мирно: они добредали до постели, валясь с ног от усталости, но первое же случайное (или нет?) соприкосновение их тел вызывало пожар, пылающий порой до утра.
   Среди приятельниц Алексея, приходящих на вечерние посиделки, была девушка, которая очень нравилась Ольге. Ее звали Валентиной. Валентина была не так смешлива как остальные и, пожалуй, единственная, кто догадывался иногда на кухне помыть посуду. Такая как будто и незаметная помощь была Ольге приятна. Остальные девушки при виде грязной посуды стыдливо отводили глаза, как это обычно делают парни в метро, когда перед ними останавливается старушка, которой надо уступить место.
   Постепенно Валентина стала приходить к Ольге и по собственной инициативе. Она звонила в свой выходной, говорила: "Я зайду?" Ольга тогда часто работала дома и ей иногда хотелось сделать перерыв в работе: выкурить сигаретку, выпить кофейку, и когда звонила Валюша (так стала ее называть Ольга), она с радостью отвечала: "Заходи!" Валентина приходила с двумя пирожными или козинаками, иногда приносила маленький кусочек ветчины - "на два бутерброда", как смеясь говорила Валентина, хотя хватало и на четыре, и начинался "пир горой". Но проходило сорок минут, все съедалось и выпивалось, и Валентина неизменно вставала и уходила. Ольга ни за что не смогла бы сказать Валентине, что ей снова пора приниматься за работу, если бы та захотела просидеть у нее до позднего вечера, почти до закрытия метро. Но Валентина обладала тактом, который позволял ей выбрать время прийти и время уйти. Ольга привыкла к приходам Валентины. Их кратковременные встречи стали для нее милее шумных вечерних сборищ под предводительством ее супруга.
   Она вдруг стала замечать, что недельные запасы еды исчезают за два-три дня, что ежедневная уборка в доме превращается в генеральную. Наконец, ей стало казаться, что Алеша специально приводит в гости девушек почти каждый день, чтобы не остаться с ней наедине. Время шло и через два года "ночи любви" стали субботниками "с обязательным выходом на работу". Она хотела сказать все прямо Алеше, готова была с ним поговорить о том, что ее не устраивает в их семейной жизни. Она уж и собралась было ему сказать об этом, но как-то раз...
   Поднимаясь домой по лестнице она, не дойдя до своего этажа услышала какую-то возню и хихиканье. Потом раздался голос Алеши: "Дай, ну пусти...", а В ответ: "Хватит, она сейчас придет..." Кровь бросилась Ольге в голову, и в ушах она услышала как волны накатываются на морской берег "шш...шшш...шш..." Стараясь не шуметь, на ватных ногах Ольга спустилась вниз и побрела в садик за соседним домом. Она боялась, что кто-нибудь ее увидит. Она не была ранена, она была уязвлена. Нет, она была в бешенстве.
   "Свинья", - говорила она закуривая первую сигарету.
   - Предатель, - говорила она, прикуривая вторую сигарету от первой.
   - Подонок, - заключила она, прикуривая третью сигарету от второй.
   - А вот ты где! - услышала она звонкий голосок Юли и увидела сквозь зелень в глазах стоящих над ней Юлю и Алексея.
   "Что случилось?", - с тревогой спросил Алексей, наклоняясь над Ольгой.
   - И они еще смеют вдвоем! - вся трясясь внутри, подумала Ольга и сказала, - У меня неприятности на работе, начальник в ярости, придется работать в выходные"
   - Ну и что ты тут сидишь, мы всю улицу обегали, на работу тебе звонили, пошли домой, - сказал Алексей.
   - Надо же, заботливый какой! - не выдержав, пробурчала себе под нос Ольга, но никто ее не услышал. Они пришли в дом, Ольга, сославшись на головную боль (а на что еще ссылаться) ушла в комнату. На кухне кипела жизнь, но тихо как-то кипела. К Юле присоединилась Анютка, к Анютке Светик, но очень быстренько все разошлись, и Алексей даже не пошел их провожать. Он мыл посуду на кухне, а Ольга лежала в темноте и думала об Алексее, не решаясь назвать его Алешей, думала только одну какую-то странную мысль, которую она назвала "невозможность". Что сие слово означало целиком Ольга не знала, но по-отдельности "невозможность" складывалась из равномерных, но тяжелых ударов сердца, из шума прибоя в ушах, из невозможности лежать и невозможности убежать куда глаза глядят. Ольга любила Алексея и ненавидела его.
   Алексей вошел в комнату и, думая, что Ольга спит, тихо и осторожно лег рядом. Ольга не дышала. Ей очень хотелось глубоко и бурно, со всхлипыванием, вздохнуть, но она не хотела показывать, что не спит, и от этого ее неслышное дыхание сбилось, заболело сердце. Ольга лежала и ждала, когда Алексей заснет, лежала с чувством "невозможности". Наконец, Алексей ровно и глубоко задышал, Ольга глубоко вздохнула и восстановила дыхание, но чувство "невозможности" осталось с ней до утра. Она так и не смогла уснуть в ту ночь.
   Утром Алексей быстро собрался и ушел по своим делам, не дожидаясь пока Ольга встанет. Она вскочила, как только за ним захлопнулась дверь. Позвонила на работу и сказала, что доделает проект дома, включила компьютер и стала играть в "Lines".
   Днем позвонила Валентина. "Я зайду?" - спросила она. "Заходи", - сказала Ольга. Валентина, едва зайдя в квартиру, уставилась на Ольгу и спросила: "Что?" Ольга вздохнув ответила: "Потом".
   - Ты очень бледная, заболела?
   - Да нет же, проходи, сейчас расскажу.
   Девушки сели пить кофе, и Валентина, после первого глотка, потребовала: - Давай, рассказывай. Что произошло?
   Ольга поднесла чашку к губам, сделала судорожное движение, пытаясь отхлебнуть глоток кофе, но не смогла. Поставила чашку на стол, наклонила голову, собираясь с духом, открыла рот, попыталась выдавить из себя хоть какой-то звук, пискнула - и слезы полились ручьем. Валентина вскочила из-за стола и кинулась в прихожую. Вернувшись, она схватила первую попавшуюся под руку чашку, щедро накапала в нее нечто мутное. По кухне поплыл запах валерианы. "Выпей", - приказным тоном сказала Валентина, и Ольга выпила. Через какое-то время она членораздельно изложила свою семейную драму и, завершив историю патетически воскликнула: "Что же мне теперь делать? Расстаться с ним?"
   - А ты сама, что хочешь?
   - Хочу, чтобы он был со мной.
   - Тогда ни сном, ни духом не давай ему понять, что ты хоть что-либо знаешь о его отношениях с Юлей. Кстати это еще не факт, что между ними есть хоть малая толика того, что ты себе навоображала.
   - Есть, - замотала головой Ольга.
   - Ну, да, усмехнулась Валентина, - а то они не нашли бы другого места для встреч кроме вашей лестницы, если бы между ними хоть что-нибудь было. Алексей просто бросил пробный шар - как и всякий мужик, он четко разделяет, где секс, а где любовь.
   - Наверное ты права, - хлюпнула носом Ольга, - но я все равно не понимаю, как он мог?
   Валентина не стала объяснять "как он мог", она принимала жизнь проще и была терпимее. Ольга была ей благодарна за то, что та не свела разговор к сентенции "все мужики - козлы". А когда, может быть впервые задумавшись о себе, Ольга вспомнила о Вадике, то краска стыда залила ее лицо. "А я-то чем лучше, - вдруг подумала она, - я ведь оказалась в постели у Алешки гораздо раньше, чем сказала Вадику, что не люблю его больше. Я ведь вначале "подстелила соломки" в постели у Лешки, а уж потом "сожгла мосты"". И Ольга еще раз покраснела, вспомнив какое неподдельное изумление она увидела на лице Вадима, сообщая ему о разрыве. Изумление и боль.
   Валентина заметила изменение в настроении Ольги и про себя порадовалась. Ей нравилась Ольга, но в женскую дружбу она не верила, а уж в дружбу мужчины и женщины тем более. Именно поэтому, поднимаясь из-за стола и собираясь уходить, она вдруг снова присела и довольно строго произнесла: "И еще вот что: немедленно разгони курятник, который каждый вечер собирается в твоем доме. Ты провоцируешь этим своего мужа, искушаешь его. Такая уверенность в себе только потому, что ты жена, - это гордыня. А это, как известно, один из худших грехов. Даже на востоке говорят: "Не показывай дороги к дому своей возлюбленной". Валентина поднялась и быстро ушла, пообещав зайти. Ольга осталась задумчиво сидеть с открытым ртом. Ей было над чем подумать.
  

Выбор

  
   Со времени этого разговора прошло три года. Ольга закончила театральный институт, развелась с Алексеем, но замену ему не нашла - жила одна, по-прежнему работала веб-дизайнером, а Валентина оставалась ее единственной подругой.
   - Моя профессия позволяет неплохо зарабатывать, - размышляла Ольга. Я могу позволить себе новую квартиру, которая будет такой, как я захочу. Готику со стрельчатыми окнами я в Питере не найду, разве что картинку с Кёльнским собором на стену повешу. Особняк мне не потянуть. А вот запущенную, не отремонтированную квартиру в центре города, с высокими потолками я бы вполне осилила.
   Последние три года Ольга жила в однокомнатной квартире, в которую вернулась после развода с мужем. С тех пор мужчин в свою жизнь она не впускала. Как у бросившего пить алкоголика у нее появилось хобби - копить деньги на новую квартиру. Пока денег хватало только на еще одну комнату, но Ольга мечтала о паркетных просторах, по которым бы она "рассекала" с бокалом шампанского в руке "под музыку Вивальди". В те далекие времена, когда Ольга была счастлива, ей не нужна была квартира, ее не волновала работа, она плыла по волнам беспечности и неги. Счастье отнимало у нее волю и силы. Одиночество заставляло ее держать себя в руках, и очень быстро Ольга превратилась в одинокую волчицу. Работа, работа и еще раз работа - девиз, которому она следовала во дни печалей и горестей, именно поэтому ей удалось накопить деньги на увеличение своих хором.
  
   Зазвонил телефон, стоящий на столике рядом с диваном, и Ольга как будто пролетела над диваном, вытянув руку, и на втором звонке уже схватила трубку. Ни одного лишнего движения - только что сидела на дальнем от телефона конце дивана, и вот уже лежит на диване с трубкой в руке. Мысль о том, что диван следует обойти, сохраняя вертикальное положение, не пришла ей в голову.
   - Слушаю Вас, - пропела Ольга, разглядывая безупречный маникюр на левой руке.
   - Ольга Владимировна, - послышался сухой, как треснувшая глина, голос.
   - Да... - Ольга сразу узнала агента по недвижимости и, прекратив любование ногтями, сконцентрировала свое внимание на ее бесплотном бесполом голосе.
   - Я могу предложить Вам посмотреть еще одну квартиру. Возможно она Вам подойдет.
   Агент замялась, а потом продолжила шелестеть.
   Ольга уже ненавидела этого агента с чудесным именем Маргарита и отвратительными повадками рептилии. Ольга меняла квартиру уже полгода, но еще не было случая, чтобы Маргарита предприняла хоть какие либо усилия, чтобы отыскать для Ольги то, что ей требовалось. Она звонила и предлагала хорошенькие маленькие квартирки с евроремонтом в отдаленных новостройках. Ольга хотела старую большую квартиру, которая, исходя из ее возможностей покупателя, самое большее могла иметь входную дверь и окна со стеклами. Но Маргарита как будто не слышала запроса своего клиента - ее представление о мире расходилось с Ольгиным. Ольге хотелось простора, творчества. Она была готова сама клеить, пилить, штукатурить. Она не хотела чужого представления об уюте на пятидесяти квадратных метрах со стеклопакетами. Все же она была театральным художником и хотела создавать миры, пусть даже и в отдельно взятой квартире. Увы, Маргарита каждый раз после просмотра "уютного гнездышка" делала круглые глаза, обещала что-нибудь присмотреть в ближайшее время и уползала в свое агентство совершать более выгодные сделки с "видовыми квартирами". Ольга уже подумывала сказать Маргарите "до свидания", когда та вдруг так неожиданно позвонила.
   - Не иначе снег пойдет, - подумала Ольга и стала слушать шелестение в трубке.
   - Метраж Вас устроит и комнаты большие, - голос Маргариты сыпался сухими комочками, - Одна с эркером и есть лифт. Кухня пятнадцать метров. Это старый фонд как Вы и хотели. Дом на улице Антона Кривчука. После капремонта. Это рядом с Пряжкой.
   Агент замолчала.
   - Потолки? - спросила Ольга.
   - Около пяти метров.
   Перед глазами Ольги возникли выбеленные стены, своды из пересекающихся арок, окна с витражами. Ольга прервала свои грезы и подумала, что что-то тут не то. Не может Маргарита ни с того, ни с сего найти для Ольги ее мечту. Не может такая мымра найти жилье для творческого человека, требующего не обывательского уюта с веселенькими обойчиками, а возможностей для плодотворной работы. Надо было сразу это понять и искать все самой.
   - А пол какой? - поинтересовалась Ольга. Лениво так поинтересовалась, уже решив для себя, что звонок пустой, - Дощатый? Линолеум? Паркет?
   - Линолеум. - с некоторой заминкой произнесла Маргарита. - Вы будете смотреть эту квартиру? Я...
   - Вы не сказали цену, - оборвала ее Ольга.
   - Цена Вас устроит.
   - Если меня устроит, то должна быть причина, по которой квартира продается так дешево. В чем дело? Там умер кто-нибудь?
   - Пожар, - выдавила из себя Маргарита. Ее голос потускнел, стал пеплом, пепел стал уноситься ветром и, наконец, затих.
   Ольга молчала. В кои-то веки эта иссушенная рептилия нашла для нее квартиру, которая хотя бы по описанию соответствовала тому, что ей хотелось, и вот на тебе "пожар". Да плевать она хотела на этот пожар.
   - Нет, нет, - спохватилась агент. Она вообразила, что в молчании клиента таится угроза, в этом затянувшемся молчании Ольга, как показалось Маргарите, принимает решение об отплытии в направлении другого агентства, а вместе с уходом клиента уплывут и деньги. Причем уплывут не только проценты от стоимости сделки, но и те, лично ей обещанные мимо кассы деньги владелицы сгоревшей квартиры.
   - Нет, - повторила Маргарита, и голос ее стал набирать силу, - Там никто не сгорел, в квартире сделан ремонт, прямая продажа, детей прописанных нет, владелица уезжает за границу, очень порядочная женщина. Не дорого, поверьте - это то, что вы искали.
   Немного помедлив, Маргарита решила подогреть Ольгин интерес и добавила: - На квартиру уже есть покупатель, но он еще не внес залог.
   Ольга помолчала секунд тридцать, для чего ей потребовалось собрать всю свою волю в кулак. Она научилась это делать с тех времен, когда разводилась с мужем. Она делала это буквально - сжимала левую руку и представляла, что, если разомкнет пальцы, то не выдержит испытания и проиграет.
   - Хорошо, - разжав пальцы, сказала Ольга. - Когда я могу посмотреть квартиру?
  

Новая квартира

  
   Ольга, напялив для солидности очки, в тоненькой, почти невидимой оправе, отправилась на встречу с Маргаритой смотреть квартиру. Преодолев подземный переход на площади Благовещения, она ринулась по набережной Круштейна. Серый снег под ногами расползался, превращаясь в такие же грязные как снег лужи. Чем быстрее она неслась, тем больше было шансов поскользнуться и упасть в холодную жижу, но весна резала сердце запахами и обещаниями так, что идти медленнее было невмоготу. Серый плащ до щиколоток летел вслед за Ольгиной спиной, серый дождик моросил с серых небес, помогая таянию льдов под ногами. Наконец, нога заскользила в мутную глубину очередной лужи, ахнув, Ольга успела схватиться за ограду канала, и какой-то старичок, проплывающий мимо Ольги и обрызганный ею с ног до головы, интеллигентно сказал: - Осторожнее, девушка, так ведь и упасть можно.
   Ольга подивилась такой сдержанности старичка и решила, что в новостройках ей послали бы проклятия с использованием ненормативной лексики, и посыл этот был бы такой силы, что на ногах бы она уж точно не устояла. Засмеявшись от радости, что она не в новостройках, Ольга сказала старичку: - Извините, пожалуйста, я не нарочно. Старичок улыбнулся в ответ и поплыл дальше, а Ольга продолжила свой путь, и у нее возникло ощущение, что ей улыбнется удача.
   Маргарита ждала ее у подъезда. Они поднялись на четвертый этаж и позвонили.
   Перед ними предстала дама высокого роста, одетая как чиновник высшего звена: костюм - пиджак с плечиками, модными лацканами, прямая юбка с очень деликатным разрезом сбоку. Главным в костюме была ткань, переливающаяся, дорогая, супермодная. Сердце каменело, глядя на всю эту роскошь, и останавливалось, когда взгляд поднимался к лицу дамы и видел приветливую улыбку Снежной Королевы.
   Ольга напряглась, ей показалось, что они пришли не по адресу, но Маргарита сделала шаг вперед, и стало понятно, что это именно тот самый, нужный им адрес.
   - Проходите, - женщина улыбнулась сухой и беглой улыбкой, как будто наклеила и тут же отодрала от лица чужой улыбчивый рот, и снова осталась с твердо сжатыми губами. Ольга огляделась и напряжение спало с ее лица - хозяйка и ее жилье не состояли в родстве - это было видно сразу. Ольга ожидала увидеть за спиной дамы апартаменты, по меньшей мере жены дипломата, а узрела пространства и дали в нищенском облачении наспех сделанного "абы как" ремонта.
   - Регина, - представилась женщина и повела Ольгу осматривать квартиру.
   Прихожая имела форму длинного прямоугольника, в середине длинной стороны этого прямоугольника располагалась входная дверь, в торцах прихожей были окна. Одно смотрело на улицу, другое во двор. Пол был застелен дешевым однотонным линолеумом. Ольга остановилась на пороге. Прямо напротив входной двери за прихожей начинался коридор. Дальше Ольга увидела дверные проемы слева и справа по коридору. Самих дверей не было. Из проемов падал неяркий свет. Заглянут в первую комнату, Ольга обнаружила все тот же линолеум, два высоченных окна напротив двери и выбеленные стены. Следующая комната по этой же стороне коридора была немного уже и заканчивалась эркером. Ольга подошла к окну и выглянула. Окно выходило на небольшую, тихую улицу, справа улица упиралась в набережную реки Пряжки. Ольга затаила дыхание. "Я хочу здесь жить", - подумала она и направилась из комнаты. Ей показалось, что пол слегка прогибается под ее ногами. Как будто отвечая на незаданный, Ольгой вопрос хозяйка квартиры сказала: "На лаги мы положили оргалит, а сверху линолеум". Ольга дошла до конца коридора, который заканчивался туалетом и громадной ванной комнатой, и развернулась назад обследовать комнаты по другую сторону коридора. Первым был проем на кухню. Справа от проема была дверь в кладовку. Ольга заглянула туда, увидела ряды полок, заставленные банками с краской и прикрыла дверь. Пол на кухне был паркетный, из чего нетрудно было сделать вывод, что пожар сюда не добрался. Единственное кухонное окно смотрело на глухую грязно-желтую оштукатуренную стену соседнего дома, на которой Ольга вообразила фрески греческих мастеров. Склоненные головы святых, воздетые в благословении руки, нимбы вокруг голов. Пока буйная Ольгина фантазия рисовала будущие проекты интернетовских сайтов на "чистом листе" стены, агент Рита и хозяйка дома о чем-то тихо шептались. До Ольги донеслось: "В больницу...". Она тряхнула головой и направилась в последнюю комнату. Комната поражала неискушенного жителя новостроек. От вопля восторга Ольгу спасла только ее профессия - "все-таки кое-что в интерьерах и архитектуре мы смыслим", - в комнате было три окна и в углу камин с изразцами. Изразцы, белые, с очень простым орнаментальным рисунком, не хранили никаких следов ­ пожара - так они сверкали и блестели. Хозяйка стояла, потупив очи, видимо наслаждаясь произведенным впечатлением. Ольга не так хорошо владела своим лицом, как голосом, поэтому быстро сказала, равнодушно взглянув на часы: "Спасибо, я сообщу Вам о своем решении", и пошла к выходу. На пороге обернулась, дождалась Риту, и мило улыбнувшись, хозяйке дома пропела: "До свидания."
   Наскоро простившись у подъезда с Ритой и пообещав ей позвонить завтра-послезавтра, Ольга почти сразу исчезла за серо-серебристыми нитями дождя. Рита посмотрела ей вслед, потом вынула мобильник и стала набирать номер. Ни та, ни другая не обратили внимания на стоящий у противоположного тротуара "жигуленок" с тонированными стеклами.
  

Костик собирает анамнез

  
   Петр Кузьмич вошел в ординаторскую медленной шаркающей походкой. "Присаживайтесь, - бодро сказал Костя, - я Ваш лечащий врач, пока Филипп Эдуардович очень загружен, я буду Вас Вести. Меня зовут Константин Андреевич"
   "Петр Кузьмич", - Ответил Петр Кузьмич таким жалким дрожащим голосом и в то же время с таким достоинством, что у Кости сжалось сердце. Отложив карточку, где черным по белому было написано, что этому старцу шестьдесят лет, а на вид можно было бы дать семьдесят, Костя стал задавать обычные вопросы, которые так любят задавать врачи-невропатологи и психиатры:
   - Сколько Вам лет?
   - Давно ли Вы сюда поступили?
   - Какое сегодня число?
   На все эти вопросы Петр Кузьмич отвечал медленно, как будто с усилием, но правильно, не путаясь.
   - Как Вы попали в больницу? Что с Вами произошло? - спросил Костя.
   - Я..., я не помню.
   - Давайте, попробуем вспомнить вместе, - предложил Костя, - что произошло в тот день?
   Вначале мне позвонили, сказали, что в квартире у Региночки пожар. Но это случилось ночью, мы уже спали.
   - Потом?
   - Потом мы оделись, потом не помню... - Петр Кузьмич смущенно замолчал.
   - А кто Вам позвонил и сказал о пожаре? - подбодрил Кузьмича Костя.
   - Из милиции позвонили, - Петр Кузьмич неожиданно заволновался, - я еще подумал, мальчика моего нашли. Мы оделись с Региной и кофе успели выпить, а потом позвонили в дверь. А дальше не помню...
   - Хорошо, давайте не будем напрягаться, постепенно Вы все вспомните, скажите мне, пожалуйста, о каком мальчике идет речь. У Вас ведь есть сын от первого брака?
   - Есть - Петр Кузьмич тяжело вздохнул, - Уже двадцать лет как он числится в розыске. Я даже не знаю жив он или нет.
   У Кости внутри что-то похолодело, кажется это похолодевшее что-то было сердцем.
   - Бедный старик, - подумал Костя и, сглотнув слюну, попросил - Расскажите мне о Вашем сыне.
   - Вы и вправду хотите послушать? - с недоверием спросил Петр Кузьмич.
   - Конечно,- с жаром подтвердил Костя, ему на самом деле хотелось выслушать старика. Косте было не просто любопытно - сострадание жгло его. Еще не принесена была клятва Гиппократа, но то, ради чего Костя поступил в медицинский институт, существовало в его душе и не нуждалось в клятве - желание помогать людям. И психиатром Костя хотел стать потому, что был готов тратить на больных душевные силы, тратить себя. И Петр Кузьмич это почувствовал.
   - Мой сын, - начал он, - Андрей, очень одаренным мальчик. Ему было шесть лет, когда он изрисовывал целые листы ватмана батальными сценами. С семи лет он ходил во дворец пионеров в кружок рисования, и преподаватели не могли на него надышаться. На всех выставках детских рисунков перед его картинами люди, проходящие мимо других картин прогулочным шагом, останавливались и замирали. Талант не сделал его снобом, он был скромен, трудолюбив и удивительно чист душой. Он рисовал ради удовольствия водить карандашом по листу бумаги, потом уже о нем говорили "пишет". Когда Андрею исполнилось пятнадцать лет, он был сформировавшимся художником. Может быть жизненного опыта недоставало, но опыт ведь дело наживное. Андрей готовился к поступлению в академию художеств, но однажды перед Новым Годом он не вернулся домой...
   Петр Кузьмич прикрыл глаза, мысленно возвращаясь в тот день. Ему вдруг трудно стало продолжать рассказ. Костя тоже молчал, не зная, чем заполнить паузу. Потом все-таки спросил: - Столько лет прошло, неужели никаких известий?
   - Нет, никаких. - Петр Кузьмич открыл глаза, - Я с женой, матерью Андрея, расстался тогда. Мы очень горевали, но как-то по отдельности, не сблизило нас горе, а отдалило друг от друга. Мы не ссорились, но молчали, трудно нам было говорить, да и не о чем, кроме как о сыне. А чем все эти разговоры заканчивались? Слезами и молчанием. Через полгода бесполезных надежд и ожиданий, жена поехала в Киев, к матери, да там и осталась. Потом прислала письмо, что хочет развода. Я не возражал. Верю, что трудно ей было меня видеть. Она замуж там вышла, девочка у нее родилась. Но это уже не моя жизнь. Да и я,- Петр Кузьмич усмехнулся, - женат как видите.
   Костя спросил: - А картины Андрея в Вашей коллекции были?
   - Они стали основой моей коллекции. Я ведь ни одной его картины не продал. Меня уговаривали, но я не мог с ними расстаться. Выставлять - это пожалуйста. А вот продавать не мог. Мне как будто открылось тогда нечто, что заставило покупать живопись, рисунки, графику совсем юных и неизвестных художников. Я не гнался за полотнами именитых мастеров, да и денег на это не хватило бы, а творчество только расцветающего таланта влекло меня. Многие из тех, чьи полотна я покупал, становились потом известными, модными, продаваемыми и у нас и за границей. То, что осталось от Андрея, научило меня угадывать будущее живописца, обострило мне интуицию, что ли. Я уж смог позже что-то продавать, но больше покупал, коллекция моя росла.
   Петр Кузьмич замолчал.
   - Почему, - рискнул спросить Костя, - Вы считаете, что коллекция не сгорела, что ее украли.
   Петр Кузьмич нахмурился: - Слышали, молодой человек, такое выражение "рукописи не горят"?
   Костя скованно улыбнулся, ему стало неловко, что такой умница, как Петр Кузьмич вдруг снова повторяет некую бредовую идею о краже.
   - Ну, - неопределенно промямлил Костя, - слышал.
   И, чтобы перевести разговор на другую тему, попросил: "Петр Кузьмич, расскажите мне о Вашем детстве?"
   "Что именно Вам рассказать, молодой человек?" - спросил Петр Кузьмич.
   И за его вопросом Костику вдруг почудилась улыбка и мягкое обаяние этого человека. Как будто сквозь "патологическую работу горя", приведшую Петра Кузьмича на больничную койку, просвечивал иной мягкий, интеллигентный, умный мужчина, не лишенный чувства юмора. "Расскажите все, что Вам хочется рассказать", - брякнул Костя, понимая, что так говорить не следует и уже почти зная, что будет понят Петром Кузьмичем
   И между ними потекла дружеская беседа о рыбной ловле и купании в быстрой речке, о том как маленький Петя заблудился, о том, что в коммуналке, где он жил, было кроме него еще пятеро соседских детей примерно его возраста. Они все дружили. В квартире была одна ничейная, общая комната, в ней стоял старый бильярдный стол, и они, дети там играли. Иногда там собирались и взрослые: играли в бильярд, курили, что-то мастерили. - Я грущу о тех временах, - заключил Петр Кузьмич, и лицо его на минуту затуманилось, как будто откатили кинокамеру, и план стал более далеким.
   Увидев это уплывающее лицо, Костя вдруг понял, что его пациент страшно устал, хотя они беседовали всего сорок минут. Но и Костя почувствовал усталость. Он вдруг осознал, что слушать, почти не перебивая, только изредка задавая уточняющие вопросы да кивать головой, - тяжелый труд.
   - Спасибо Вам Петр Кузьмич, - поднялся Костя, - позвольте я Вас провожу до палаты.
   Около палаты Петр Кузьмич остановился, повернулся лицом к Косте и попросил: - Разыщите картины, я знаю, они не сгорели.
  

Ольга

  
   Ольга сидела в кафе, пила кофе и мечтала. Маленькую чашечку кофе она позволила себе впервые после трех лет "прекратительной жизни". В кафе "Идеал кофемана" идеальным был только кофе, все остальное вызывало сомнение - стены, крашеные однотонной масляной краской, пластмассовые столики и пластмассовые же стулья. В кафешке можно было курить - на столиках стояли пепельницы - и Ольга моментально этим воспользовалась. Она сидела в углу напротив входной двери, а левее была стойка, где молодой парень упражнялся в искусстве варки кофе. Видно было, что ему нравится священнодействовать над крохотными чашечками для кофе-эспрессо и над чашечками побольше для кофе-американо. Самый большой восторг у парня вызывал процесс варки кофе по-турецки. Он возил крошечной туркой с длиннющей ручкой по горячему песку, вздымая песчаные волны. Лицо у него было медитативно-непроницаемым в этот момент, и Ольге даже показалось, что он мысленно путешествует по пустыне.
   Входили и выходили люди: щебечущие девушки, длинноволосые парни, делового вида женщины и неделового вида мужчины. Их появление в проеме двери и исчезновение на свет из темноты задымленного кафе было похоже на морской прибой. Шум накатывал и отступал, а Ольга все сидела над своей уже пустой чашечкой, и ей было хорошо - отстраненная и одинокая - что может быть прекраснее, когда ты молода и твое одиночество не навсегда, а просто игра. Анонимность в толпе - состояние сродни качанию на волнах или на качелях. Ты как будто растворяешься в пространстве воды или ветра - ты здесь и тебя нет, ветер и вода формируют и гладят твое тело, но ты где-то за его пределами - ты движение и растворение. А потом вдруг четко ощущаешь свои границы, держишь себя в этих границах и вдруг снова ты как в потоках вселенского движения. Ольга разглядывала людей и немного становилась кем-то из них. Не всеми - немногие привлекали ее взгляд - чаще всего очень юные девушки или девочки-подростки и пожилые мужчины. Она не могла себе объяснить, почему, но бессознательно искала красоту в начале пути и в конце его. Себя она причисляла к середине, середина была ей неинтересна, понятна и плоска. Она саму себя считала плоской и скучной. Еще бы? Три года работать и копить деньги. Кому сказать? А девчонки были полны тайн, смеха, будущего. Пожилые мужчины. Они являли собой квинтэссенцию смысла жизни. Мужчин было мало, гораздо меньше чем женщин. В кафе заходили парочки и одинокие женщины. Одинокие пожилые мужчины - очень редко. Но можно было быть уверенной, что зашел не сантехник дядя Вася, и не токарь третьего разряда - их место в пивбаре или в разливухе. Мужчины состоявшиеся и солидные наверно пребывали в ресторанах. А вот кто такие были пожилые мужчины. Пьющие кофе? В них были красота и тайна. Почему-то Ольге в каждом из них виделся тоскующий по Хари астролетчик Крис. Только он, в исполнении Донатаса Баниониса, разумеется, мог зайти в "Идеальную чашку". Кто ж еще?
   Ольга загасила сигарету и встала. Игра окончилась. Романтическое кофепитие удалось на славу. - Я одинока и прекрасна, - подумала она о себе и гордой походкой от бедра и несколько стремительнее, чем подобало бы романтической особе, вышла в большой и светлый мир весны.

Разведка боем

  
   Костя зашел в кабинет, забитый столами. За столами сидели милиционеры разного возраста и разной степени замученности работой. Поверхности столов скрывались за грудами бумаг, некоторые труженики на поприще охраны правопорядка "душевно" беседовали со свидетелями, другие с важными лицами чирикали что-то на листах бумаги. За ближайшим ко входу столом сидела миловидная девушка, облаченная в форму. "Скажите, пожалуйста, - обратился к ней Костя, - кто занимается или занимался расследованием пожара в доме 4?" Девушка посмотрела на Костю довольно хмуро и, отвернувшись от него, заорала хриплым прокуренным басом: "Кто знает, где Иван?" Снова обратив свой немилостивый взгляд на Костю, красавица просипела: "Зайдите попозже, его сейчас нет".
   - Когда попозже? - не отставал Костя
   - Часика через два
   - А как я его узнаю, где он сидит? - не унимался Костя.
   - Где-где, у меня на голове, - ответствовала красавица, - У нас с ним один стол, он придет - я уйду.
   - Спасибо, - поблагодарил Костя, - я зайду попозже. Когда Костя, пройдя длинный коридор, уже заворачивал на лестницу, дверь кабинета распахнулась и все та же девица заорала ему вслед: "Эй, а чего надо-то, вы кто? Свидетель?"
   "Не скажу", хмыкнул Костя себе под нос и скрылся за углом. Он принял решение. Подойдя к дежурному милиционеру, он доверительно спросил: "Иван когда будет?"
   Какой Иван, Мыльников что ли? - спросил дежурный.
   Ну да, - не колеблясь, ответил Иван, - опер Ваш.
   Он скоро подойдет.
   А как он выглядит? - спросил Костя, - может я его здесь отловлю.
   Да нормально он выглядит, - насторожился дежурный, придешь в кабинет к нему и все сам узнаешь.
   А отчество у него не подскажите, какое? - завершил свою разведку Костя.
   Дмитриевич, - пробурчал дежурный.
   Примчавшись домой Костя сразу повалился в кресло перед монитором, включил компьютер и быстренько разыскал в базе данных Санкт-Петербурга не меньше двадцати Мыльниковых. Половина из них сразу отпадала по возрасту, данные на остальных Костя стал изучать более пристально.
   Скорее всего нужно было выбрать из троих жителей Адмиралтейского района. Костя, недолго думая, решил начать с самого близкоживущего к милиции Мыльникова. Предполагаемый милиционер жил на 3 Красноармейской улице, и просидев на лестничной площадке на пол-этажа выше нужной ему квартиры четыре с половиной часа, Костя выяснил, что Мыльников Иван действительно милиционер и что у него две девочки. Выяснил он это весьма просто: за какой-то девчонкой лет четырнадцати, поднимавшейся по лестнице, на несколько ступенек ниже тащился растрепанный мальчишка того же возраста и заунывно взывал: "Свет, ну давай погуляем, а? Давай Свет? А я тебе алгебру помогу... А? Ну погуляем". Света резво допрыгала до своей находящейся под наблюдением Кости квартиры, стрельнула в его сторону глазами и стала трезвонить в дверной звонок. Ей немедленно открыла такая же как она девченка-мартышка. Они обе уставились на Костю, потом Света повернулась к мальчишке, ожидавшему приговора, и таки приговорила его ласковыми словами: "Не пойду, дурак", после чего дверь захлопнулась и из-за нее раздался хохот. Обиженный мальчишка скатился по лестнице с воплем "Сама дура милицейская!"
   Костя спустился по лестнице следом за мальчишкой и направился к станции метро. На ходу он мыслил, планировал различные способы извлечения из дядьки милиционера нужной ему информации.
   "Милиция приезжала, - рассуждал Костя, - потому что сгорели громадные ценности. Значит, было заведено уголовное дело. Но ведь не украдены же, а сгорели. Это же никому не выгодно, чтобы сгорели. Правда они же наверняка были застрахованы. Опять неясно, страховка может быть выгодна, если картины не так дороги, как их оценили при страховании. Ничего не понимаю. Владелец же лежит у нас в психушке. Если бы он утратил не такие ценности, он бы в психушку не загремел. Непонятно все."
   Костя спустился в метро и поехал домой. Путь был не близкий - до конечной станции проспект Просвещения, и всю дорогу мысли пчелами роились в его голове, однако просветления у него так и не возникло. "Информация мать интуиции", - наконец, поставил точку в своих рассуждениях Костя. - Сначала поговорю с этим ментом, а там видно будет"

Переезд

  
   Ольга переехала в новую квартиру в тот же день, когда были подписаны последние бумаги и был сдан паспорт в прописку. Регина оставила Ольге телефон, куда она могла бы позвонить в случае, "если возникнут какие-либо проблемы", пожелала ей "счастливо оставаться" и ушла из нотариальной конторы. Ольга помчалась домой ждать грузовую машину с грузчиками, заказанную на вечер.
   Все, что она хотела взять с собой было упаковано в несколько картонных коробок из-под продуктов, купленных в магазине "Бакалея" рядом с домом. Коробка с книгами, коробка с одеждой, коробка с обувью, коробка с посудой. Отдельно, с любовью и чрезвычайно аккуратно был упакован компьютер - средство добывания жизненных благ. Мебель Ольга не хотела брать с собой - она собиралась начать совершенно новую жизнь с совершенно новой мебелью, но, поразмыслив, а в здравомыслии Ольга себе отказать не могла, она решила, что пара столов, стулья, кровать и комод ей не помешают. - На первое время. - Ольга обозрела свои "нажитые непосильным трудом" богатства, хмыкнула и повторила: - На первое время.
   Надо сказать, что Ольга за три года одинокой жизни приобрела привычку разговаривать с самой собой вслух, так она увереннее себя ощущала.
   Уезжать из квартиры, где она прожила все свое детство и юность ей было не жалко. Она не могла себе объяснить это равнодушие, но в конце концов не обязательно все на свете объяснять. Все же по квартире она прошлась - с квартирой надо было проститься: здесь они с мамой всегда устанавливали елку, тут стоял ее письменный стол, и под ним она играла в куклы, а здесь висели книжные полки с ее книгами, здесь на кухне они с мамой обедали. Почему-то все воспоминания были связаны с мамой и с детством, свою одинокую жизнь свободной и независимой женщины она не вспоминала сейчас. Нечего было вспоминать. Мама уже давно с ней не жила. Удивительно, но именно мать уехала от дочери, а не наоборот. Впрочем, что ворошить прошлое. (Ольга со смешком подумала о том, какое короткое у нее прошлое - прошло всего три года. )
  
   На полу аккуратно были сложены вещи, которые Ольга не забирала с собой, и среди них несколько книг - старые школьные учебники. И тут взгляд Ольги упал на "Таинственный остров" Жюля Верна. Как могла она его забыть упаковать? Эту книгу в детстве она любила больше всего. Эта книга поддерживала ее в трудные минуты. Умение обходиться малым, почти ничем выросло из этой книги. Она вытащила книгу из старых учебников и бережно положила ее в свою сумку - больше некуда было ее класть.
   Кажется, теперь ничто не забыто. Но все же какая-то неясная мысль ее тревожила - Ольга посмотрела на телефон. Он одиноко стоял на полу и словно чего-то ждал от нее. Она присела перед ним на корточки и набрала номер. После двух гудков в трубке щелкнуло и твердый мужской голос сказал: - Слушаю Вас! - Вот ведь гадкая манера так высокопарно выражаться! Вадим? Здравствуй. В трубке длилось удивленное молчание, потом оно прервалось: - Рад слышать. Ольга?
   - Да, это я. Хотела сказать, что уезжаю из этой квартиры. Хотела тебе об этом сказать.
   - Странно. О замужестве ни слова не сказала, а о том, что переезжаешь, решила сообщить?
   - Я уже не замужем. А ты... как живешь?
   - Живу так же. Работаю. Жены нет, если это тебя интересует. Детей тоже.
   Они молчали.
   - Черт меня дернул ему позвонить - злилась Ольга. - Я как будто бедная родственница и напрашиваюсь к нему в гости.
   Вадим прервал молчание первым: - Так ты оставишь номер телефона или адрес, куда переезжаешь?
   - А тебе надо? - Ольга была уже в бешенстве, но не бросала трубку только потому, что знала: бросит - заплачет. И все будет испорчено. Как всегда. Уже и не любовники, а разговаривают так, будто и не расставались, будто все еще выясняют отношения. Но ничего поделать с собой она не могла.
   - А как же - лениво протянул Вадим - Оставишь номер, я тебе так же как ты мне лет через пять и позвоню.
   - Пошел к черту! - заорала Ольга и бросила трубку. И заплакала.
   В дверь позвонили. И одновременно раздался телефонный звонок. Слезы у Ольги мгновенно высохли, она мстительно посмотрела на телефон и пошла открывать дверь грузчикам.
  

Беседа

  
   Потребовалось не меньше пяти дней, чтобы Костя смог отловить Мыльникова в непринужденной обстановке пивного бара. Этот бар располагался прямо напротив дома Ивана, откуда Костя вел свои наблюдения, попивая пиво и уныло размышляя о вреде алкоголя. Идти беседовать с Иваном в отделение милиции было по мнению Кости делом дохлым.
   - Какой мент, сидя на своем рабочем месте, расскажет тебе о сгоревшей коллекции. Да он из тебя душу вынет, но выяснит, чего ради ты сам приперся в отделение.
   У Кости не выходил из головы задушевный разговор Деточкина с милиционером из фильма "Берегись автомобиля". Конечно, такой разговор мог состояться, но не в кабинете же, забитом сотрудниками, а, как и в фильме, где-нибудь подальше от начальственных глаз.
   В этот день милиционер шел домой и вдруг посмотрел на окно пивбара и, как Косте показалось, прямо ему в глаза. Затем Иван деловой походкой направился через дорогу в бар - приют всех усталых путников. Когда Иван с кружкой пива двигался между столиков, разыскивая местечко почище, Костя предусмотрительно подвинулся, освобождая место рядом, и Иван Мыльников попал в расставленную Костей ловушку.
   Иван со стуком поставил свою кружку рядом с Костиной, поднял на Костю усталые глаза и неожиданно для себя самого сказал: - Спасибо. Костя не стал терять времени даром и, сделав максимально пьяную рожу, что впрочем, было не так уж трудно сделать, протянув правую руку, произнес: - Константин. Пьяных у нас любят и берегут, а в свободное от работы время обижать их грех даже милиционерам, поэтому Ивану ничего другого не оставалось делать, как протянуть в ответ свою и представиться: - Иван.
   Костя, поубавив в голосе пьяных интонаций, а в лице бессмысленности сказал: "Очень приятно", и тут же предложил: - Иван, давай выпьем за знакомство, я угощаю, - и чтобы у Ивана не оставалось на этот счет никаких сомнений, отправился за двумя кружками пива.
   Удивительная вещь - халява. Ни под каким видом не стал бы Иван знакомиться с Костей, например в трамвае или на пляже, но обстановка пивного бара располагает к неспешным беседам, а даровое пиво подогревает интерес к собеседнику. Дальше все разворачивалось как в басне Ивана Андреевича Крылова "Ворона и лисица". Костя говорил: - Голубушка как хороша - и подливал. Иван "каркал во все воронье горло" и посвящал Костю в интриги начальства, трудности воспитания подрастающего поколения как своего, так и отлавливаемого на местах преступлений, хитрости выведения преступника на чистую воду.
   - Да, - говорил Костя, - да... А вот такое бывало, чтобы у потерпевшего крыша поехала?
   - Сплошь и рядом у них крыша едет, - обрадовался милиционер. - Вот недавно у одного мужика коллекция сгорела, так он прямо на месте досмотра крышей-то и поехал.
   Да, ну! - восхитился Костя, - а как ты узнал?
   Иван обиделся: - Что я, не понимаю что ли, когда у человека едет крыша, а когда нет? Он, в смысле потерпевший, на колени падал, рыдал. И как ты думаешь, он о картинах рыдал? Нет, он сына своего искал на пожарище. У него сын пропал двенадцать лет назад, так он не о картинах плакал, а о сыне.
   Костя тут же поддел Ивана: - Да какой же он сумасшедший, если просто рыдал? Я ведь врач, ты знаешь. А мы, врачи, на все смотрим и на пульс, и на давление, и на зрачки даже. Вот какие у него были зрачки, помнишь?
   Иван призадумался, потом сделал прехитрую рожу и сказал: Темно там было - мы фонариками светили. А какие зрачки, когда темно? Большие?
   - Большие. - подтвердил Костя.
   - А на свету маленькие?
   - Маленькие.
   - Ну вот, - с торжеством в голосе сказал Иван, - А у него зрачки были громадные! Во весь глаз зрачки, как у пьяного. И на свету, и в темноте видно было, что зрачки громадные.
   - Ай, да Иван, наблюдательный чертяка.
   Костя похлопал Ивана по плечу, хотел было влепить ему пьяный поцелуй, но потом испугался, что не удержится и Гоголевского Ноздрева процитирует и скажет: - Дай-ка я тебе безешку влеплю.
   - А вдруг Иван не только про зрачки знает, но и Гоголя читал. Как тогда выкручиваться? - пьяно подумал Костя и ограничился только тем, что пристально посмотрел на Ивана и лисьим голосом сказал: Ты, Иван, лучше многих врачей. Наблюдатель ты бесподобный. И заключил: - Натуралист! Брем!
   К его удивлению пьяный милиционер Брема читал, потому как ответил: - У меня дома такая "Жизнь животных", что не будь я Бремом, дочки враз дедом сделают.
   Костя подивился такой милицейской начитанности и тут же проникся к Ивану необычайной симпатией. Он понимал, что интеллект - вещь на земле редкая, а интеллект милиционера должен быть, по меньшей мере, записан в "красную книгу". И потому Костя немедленно заявил Ивану, что любит его. Иван ответил, что тоже его любит. Где-то на заднем плане сознания Костя понимал, что сцена из "Берегись автомобиля" сыграна блестяще, но на затуманенный передний план уже накатывала волнами головная боль, уже путались мысли и слова, и Костя испугался, что важная информация, которую он добыл, рискуя своим здоровьем, может уплыть, утонуть в пивной пене.
   - Я должен идти, - фокусируя взгляд на расплывающемся лице Ивана, объявил Костя.
   - Я с тобой, - поддержал его намерение Иван, и они потянулись к выходу. На улице Иван поклялся, что доставит Костю до дома "в лучшем виде". Путь был не близкий, беседа - самая что ни на есть дружеская. Но вдруг действие пива заставило их дружно изменить маршрут и направиться в ближайшую подворотню, где, облегчив свой мочевой пузырь, Иван вернул себе толику трезвости, а вместе с ней и природную милицейскую подозрительность.
   - А что это ты все выспрашиваешь? - Иван схватил Костю за грудки и встряхнул.
   - Пропал разведчик! - пискнула мысль в Костиной голове, и, чтобы спасти свою шкуру от подозрительного милиционера-интеллектуала, Костя стал подгибать ноги и заваливаться набок, изображая последнюю завершающую стадию алкогольного опьянения. Расчет оказался верным - Иван моментально вспомнил свое обязательство доставить товарища до дома и вместо допроса с пристрастием поволок Костю к его неблизкому дому. Костя благоразумно молчал и перебирал ногами. Ивану наскучило идти молча и он продолжил свой нескончаемый рассказ о милицейских буднях. Костя слушал вполуха, дороге не было конца.
   Вдруг некая фраза заставила Костю прислушаться, Иван говорил о том, что на пожаре в квартире погиб человек.
   - Как погиб? - не удержался Костя, мгновенно трезвея и забывая о благоразумии.
   - А так и погиб, по башке ему дали хорошо, скорее всего он сознание потерял, а потом уж сгорел. Только неясно пожар начался после ухода того, кто по башке дал или он и поджег квартиру?
   Костя ошарашенно молчал. Иван потряс его: - Эй, ты что? Скоро уж придем.
   - Да, приплыли, - подтвердил Костя невпопад, - А дело-то закрыли?
   - Закроют, - усмехнулся Иван, - труп-то ведь не опознали, мотивов преступления нет, у хозяев алиби. Бомжи какие-нибудь залезли и что-то не поделили.
   Костя подумал и спросил: - А сигнализация что же не сработала?
   - Сработала. Мы потерпевшую допрашивали, она говорит, что сдавала на сигнализацию. Проверили, в восемь вечера сдала. А пожар начался в двенадцать. Тогда же и сигнализация сработала. Милиция раньше пожарных приехала, только там уж пылало все, не войти было...
   Иван призадумался: - Странно, как же убийца из квартиры вышел? Ему же надо было успеть и по башке дать бомжу этому сгоревшему, и поджечь все и уйти незамеченным.
   Они оба замолчали, и оставшиеся мять минут шли молча, пока не подошли к Костиному дому. Костя сказал: - Зайдем?
   Иван покачал головой: - Спасибо за пиво! Хороший ты мужик, Костя. Если что надо, заходи. А сейчас мне уж пора - дома ждут.
   Костя пожал Ивану руку и сказал: - Я зайду, мне надо.
  

Знакомство

  
   Ольга волокла из магазина два мешка стратегических запасов и при этом пыталась изобразить из себя элегантную даму. Ольге было противно тратить время на домашнее хозяйство, она давно уяснила, что хозяйки бывают домашние и дикие и что она относится к диким хозяйкам. Однако что-то надо было есть и как-то надо было готовить, поэтому, изображая из себя дикую, но "симпачишную" хозяйку Ольга, раз в неделю обрастала сумками и затарившись, волокла их на себе, дабы заполнить холодильник и больше не думать о хлебе насущном. "Приду домой и буду работать, работать и работать, как завещал.... А кто собственно завещал?" - размышляла Ольга, когда один из мешков поехал вверх и голос, похожий на перекатывающиеся камушки произнес: "Позвольте я Вам помогу." Ольга подняла глаза и увидела очень ладно скроенного и крепко сшитого мужчину. Первым движением Ольги было инстинктивное движение к себе, к сердцу, вернее, к животу. Любимый мешочек с любимыми продуктами мог исчезнуть вместе с мужчиной за поворотом дороги. Но у Ольги не было дома мамы, которая стала бы ее ругать за исчезновение потраченных денег в неизвестном направлении. Не было голодного и поэтому злого мужа, и Ольга рискнула и сказала: "Я Вам буду очень признательна".
   Что-то в этом мужчине было... Что? Движения как в танце, ладная внешность и голос. Пожалуй, больше всего Ольгу задел голос: ее привычка рисовать символические картины всего, что встречалось ей в жизни, сработала и сейчас. Голос этого мужчины был как чистый ручей в роще. Лучи солнца дождем падали сквозь ветки и листья ракит, берез, орешника и доставали до самого дна ручья. Синие стрекозы летали над водой. Вот какой это был голос! И еще.... Когда он говорил, то как будто спотыкался на словах. Не заикался, нет, но как будто учился говорить заново. А может быть он был иностранцем?
   Впрочем, Ольгино потрясение голосом незнакомца продолжалось недолго. Мужчина шел молча и нисколько, по-видимому, не тяготился этим молчанием. Они шли, и напряжение Ольги росло.
   Черт меня дернул позволить ему нести мою сумку. Что я теперь буду с ним делать? Он небось проводит меня до двери, а потом... А вдруг он бандит?
  -- Вас Ольгой зовут? - неожиданно спросил мужчина, и Ольга снова поразилась его голосу, поразилась и слегка обалдела оттого, что мужчина угадал ее имя.
  -- Да, Ольгой, а как Вы узнали?
  -- Вы на сестру мою похожи, а ее зовут Ольга.
  -- А Вас? - из вежливости спросила Ольга.
  -- Андрей.
   Они замолчали.
   - Вот мой дом, - сказала Ольга, - спасибо Вам большое.
  -- Давайте я Вам до лифта донесу, - сказал Андрей и, не дожидаясь возражений, вошел в подъезд. Ольга почувствовала, как кровь отливает от лица, и липкий страх делает ладони скользкими. Но отступать было некуда, и она на подгибающихся ногах подошла к лифту. Лифт, вызванный Андреем, подъехал и остановился. Андрей распахнул дверцу лифта, поставил сумку с продуктами в лифт и, улыбнувшись, сказал: - Приятно было познакомиться. А потом исчез. Как-то так оказалось, что Ольга стоит в лифте с сумками, дверца лифта полуоткрыта, но никого рядом нет, и стука входной двери в подъезде она не слышала. Пожав плечами, Ольга закрыла лифт и нажала кнопку четвертого этажа. Чего она испугалась? Куда исчез Андрей? И какой у него чудесный голос.
   Андрей выскочил на улицу, по пути доставая из кармана темные очки, нацепил их на нос и, не торопясь, пошел на угол Пряжки. "Жигуль" с тонированными стеклами тихонько заурчал и тронулся с места. Андрей не оборачивался, шел быстро. Урчание мотора за спиной не отдалялось и не приближалось. Звук этот угрожал и до предела напрягал нервы. - Машина едет за мной, - Андрей понимал, что на безлюдном переулке вопрос нескольких секунд сбить пешехода и уехать. - Он не делает этого, потому что не уверен, что это я. Темные очки сбивают его с толку. Ну что ж, несколько секунд у меня есть.- Наконец Андрей завернул за угол, и здесь он позволил себе побежать. Его ждала машина. В два прыжка он оказался рядом с ней, рванул дверцу на себя, рухнул на заднее сиденье и попросил человека, сидящего за рулем: - Попробуй оторваться. Он за углом.
   - Нет проблем, - ответил тот, не спрашивая, кто за углом и от кого оторваться. Олег, а за рулем был Олег, понимал Андрея с полуслова. Машина рванула с места. Когда из-за поворота выехал жигуль, по набережной Пряжки где-то вдалеке полз грузовик и больше ни одной машины не было.

Признание

  
   Костя с Леной сидели на скамеечке около клиники, разглядывая сквозь сигаретный дым падающие снежинки.
   - Костик, - Лена подхалимски посмотрела на своего боевого товарища, - ты ведешь Петра Кузьмича. Он что-нибудь рассказывал о своей жене?
   - Немного, - откликнулся Костя, - а тебе зачем? Хочешь произвести впечатление на Филю своей курсовой?
   - Хочу, Костик, тебе-то, что за дело? У меня никакого психологического портрета не получается. Эта Регина по всем тестам и опросникам никакая получается. Знаешь, у нее нет никаких особенностей, все ответы социально желательные. В общем, не тетка, а кукла какая-то! Она даже по картинкам, где явно содержание картинок провоцирует агрессию, сочинила такие истории, что хоть сейчас помещай их журнал в качестве рождественского рассказа. Помнишь, на одной из картинок две женщины - одна бежит, а вторая за дерево спряталась и в руке что-то держит, того и гляди в бегущую нож метнет или камень бросит.
   - Ну, - неожиданно заинтересовавшись, спросил Костя, - что же она сочинила?
   - А то, что это две сестрички на пляже играют в прятки - это уму непостижимо, где же там прятаться? - и та, что спряталась, держит в руках кусочек янтаря, для своей сестрички в подарок. Ну, как тебе?
   - Да..., - задумчиво протянул Костя, - мне Петр Кузьмич о ней сказал, что она его навещает каждый день, приносит бульончики, пирожки печет для него.
   - Что-то не верится мне в ее пирожки, скрывает она что-то. Не может такая холодная жаба печь пирожки.
   - Тут ты не права, - возразил Костя,- некоторые жабы пекут пирожки и весьма вкусные. А вот некоторые Алисы в Стране Чудес только и делают, что красят волосы.
   При этих словах Костя печально посмотрел на Лену - она уже не была рыжей. Пепельные кудряшки, среди которых попадались желтые пряди, спадали с ее головы. Лена вновь преобразилась - на этот раз хищный Голливуд заменила романтика шестидесятых.
   - Тебе-то что? - Лена умела добиваться поставленной цели, а целью ее была блестящая курсовая, положенная к ногам Фили. - Как мне с Региной справиться? Она ведь неглупа, только не понимает, что такие ответы, какие она дает, тоже ее характеризуют.
   - Попробуй метод наблюдения, - посоветовал Костя, - Забыла что ли классику? Врач должен владеть этим методом в первую очередь.
   - Спасибо, Костик, за мудрый совет. Где я ее наблюдать буду? Она ведь не больная и в клинике не лежит. Может за ней еще слежку организовать?
  -- А что? - загорелся Костя, - это мысль.
  -- Давай-ка мы ее на природе понаблюдаем - в собственном доме то есть. Мне ведь тоже о ней хоть что-то надо узнать. Чем живет? Чем или кем дышит? Я ведь прогноз выздоровления строю не только на лекарствах и беседах. Сама понимаешь, психологический климат в семье - это главное.
   - Кстати насчет семьи, ты за Филю замуж еще не собираешься?
   - Идиот! - завопила Лена, - с тобой как с человеком, а ты!
   Костя понял, что дело нешуточное. Если Лена так реагирует на его вопросы, значит Филя не просто очередное Ленино увлечение, а о-очень большое увлечение и прикасаться даже словом к хрустальной вазе Лениных чувств никак нельзя.
   - Ладно, я пошутил - примирительно сказал Костя, - я твои нежные чувства к Филе не буду больше затрагивать. А к Регине мы сходим. Придумаем предлог и прямо на квартиру к ней нагрянем.
  

Находка

  
   В субботу Лена ждала Костю на Конногвардейском бульваре, трясясь от холода. Весна демонстрировала свой характер - поливала дождем со снегом, Лена демонстрировала свой - одела коротенькую кожаную курточку и ничего не одела на голову.
   Костя опаздывал. Впрочем, Лену это не удивляло - Костя опаздывал всегда.
   - Конечно, - размышляла Лена, - если бы он за мной ухаживал, я ему не спустила бы такого неджентльменского отношения к себе. Дружба - прикрытие любого вида свинства по отношению к тому, кого называешь другом. Можно опаздывать, можно занять деньги в долг и месяцами не отдавать, можно часами сидеть в гостях, а потом остаться ночевать и даже не помыслить, что у друзей-хозяев есть иные дела, кроме как выслушивать твои унылые жалобы на жизнь. Друзьям можно все то, что становится позволительно мужьям, после нескольких лет совместной жизни.
   По мере того как прическа на Лениной голове из мокрой химии превращалась в "мокрую курицу", Лена накалялась. Когда вдалеке показался Костя, размахивающий руками как ветряная мельница, что по-видимому, должно было изображать тысячу извинений Лене и проклятия в адрес транспорта, из-за которого он опоздал, Лена раскалилась окончательно.
   - Между прочим, - с места в карьер начала она, - мне все это нужно не больше, чем тебе. Мог бы сказать, что тебе некогда, я бы и одна сходила, - строптиво и нелогично закончила она.
   - Леночка, радость моя, - Костя примиряющим жестом попытался обнять ее за плечи, но Лена увернулась. Если бы Косте удалось обнять Лену, кожаная курточка, под которой был совсем тоненький свитерок, пронзила бы ее холодом, как ледяной компресс. Эта особенность кожи приобретать свойства жести при температуре ниже нуля была Лене известна очень хорошо, но Косте она об этом не сообщила - пусть думает, что ее обида на него смертельна.
   - Радость моя, - не унимался Костя, - я обещаю сводить тебя в пирожковую, после того, как мы все разведаем.
   - А адрес, надеюсь, у тебя точный? - спросила, смягчаясь, Лена.
   - Не сомневайся, уточнил и по карточке, и по журналу в приемном покое.
   Костя взял Лену под руку и потащил ее по набережной, мимо Новой Голландии в сторону Пряжки. Из-за холода они неслись как пара призовых скакунов. Когда запыхавшись, они поднялись на четвертый этаж, Костя спросил: - А предлог для посещения жены больного на дому ты придумала?
   - Нет, - призналась Лена.
   - Кому, черт побери, это нужно? Мне или тебе? - взвился Костя.
   - Это нужно нам, - твердо ответила Лена и добавила, - Мы пришли для того, чтобы ознакомиться с каталогами выставок, где экспонировались картины из коллекции Петра Кузьмича. Должны же мы знать, какая материальная потеря привела больного в дурдом.
   - Лена, ты гений, - завопил Костя и чмокнул ее в щеку. Лена поморщилась от такой экспансивности друга и, сделав приличествующее моменту постное лицо, нажала кнопку звонка.
   Дверь почти сразу открыли. На пороге стояла среднего роста светловолосая девушка.
   - А Регина Викторовна? - хором протянули Костя с Леной.
   - Она здесь больше не живет.
   - Как не живет? - опять хором спросили друзья.
   - Она должна была уехать за границу, а квартиру продала. Мне.
   - Да вы проходите, - добавила девушка и посторонилась.
   Костя с Леной как Бобчинский и Добчинский одновременно протиснулись в дверь. Лица у них были растерянные и, как потом проницательно проанализировал их вид Костя, "дурацкие у нас были лица".
   Удивительное дело - симпатия, ее причуды еще более непредсказуемы, чем любовь с первого взгляда. Уже через пятнадцать минут Ольга, Лена и Костя пили чай, и Костя рассказывал Ольге, что здесь сгорела коллекция картин, а Лена согласно кивала головой и внимательно разглядывала интерьер, вернее полное его отсутствие. Ольга, конечно, что-то когда-то в новостях о сгоревшей коллекции слышала, но ей и в голову не приходило, что именно здесь сгорели картины.
   - Как жаль, - сказала она, - поэтому понятно, почему хозяйка продала свое жилье. Ее мучили неприятные воспоминания.
   - Неприятные воспоминания, - переспросил Костя, - а как давно Вы сюда въехали?
   Ольга улыбнулась: - Я живу здесь всего лишь три дня. Видите, здесь пусто, мебель со старой квартиры я сюда не взяла, все здесь еще не обжито.
   Все разом замолчали и уставились на необжитую территорию.
   - Такую женщину, как Регина, неприятные воспоминания тревожить бы не стали, - неожиданно брякнула Лена.
   Да, странно, - добавил Костя, - где же она была со своими переживаниями два месяца назад, когда все произошло.
   Да, она ремонт делала, - вступилась за Регину Ольга. - И за границу собиралась уехать.
   - За границу? - хором удивились Лена и Костя.
   - А что тут такого? Все продают квартиры, уезжая за границу.
   Она так Вам и сказала, что за границу уезжает?
   А что тут такого? - спросила Ольга.
   Да, в общем-то, может и ничего, только у нее муж в психушке лежит и его никто о планах супруги уехать не сообщил - пояснил Костя.
   - Я не знала, что у нее есть муж, - Ольга поежилась, - Что-то эта Регина темнит, мне и тогда странным показалось, что уж больно дешево она продает квартиру, и к тому же по доверенности. Я, правда, не очень интересовалась, кто ей дал эту доверенность. Выходит, муж?
   - Выходит так! - дружно подтвердили гости. И все задумались. И как бы машинально Лена протянула руку за малюсеньким чайничком и подлила себе заварки, а Костя тоже автоматически долил ей в чашку кипяток.
   - Ребята, - встряхнулась Ольга, - Нет тут ничего необычного, все это дела житейские. Ведь адрес Вашего больного записывали два месяца назад, когда его в больницу отправили. А об отъезде за границу Регина еще скажет. Может она мужа пока волновать не хочет.
   - Ольга, наверно, Вы правы, - сказал Костя. Но Регину нам все-таки найти надо. У Вас не осталось ее телефона, по которому ей можно звонить в случае каких-то неувязок, ну, с оплатой счетов хотя бы.
   - Она оставила мне телефон, - Ольга поднялась и пошла в другую комнату.
   Лена тут же вскочила и стала обходить комнату по периметру. На стенах висели архитектурные композиции. Костя задумчиво следил за Лениными длинными ножками, и некая печальная мысль была в его взгляде.
   Ольга вернулась с телефонным аппаратом, за которым волочился длинный провод, поставила телефон на стол, положила рядом листочек с записанным телефонным номером.
   - Вот, - сказала она, - звоните.
   Костя набрал номер. Долго никто не подходил.
   - Алло, - вдруг произнес Костя.
   - Вас беспокоит санэпидотдел Александровской больницы.
   Лена и Ольга уставились на Костю, а тот продолжал разливаться соловьем. - Да, обнаружили... Да, ОКИ... Это острые кишечные инфекции... Почему Александровской? Вашего мужа госпитализировали по скорой от Александровской больницы... Обязательно... Очень опасная... да.
   - Да.
   - Да... анализы делали долго....
   - Кстати Вам тоже необходимо будет сдать анализы на ОКИ....
   -Ну, разумеется сегодня.... А то как же. Так мы подъедем. Не беспокойтесь, следов не оставляет... Напомните, пожалуйста, мне еще раз адресок...
   Костя схватил лист бумаги, протянутую Ольгой ручку и стал, урча и поддакивая, записывать адрес, потом попрощался и повесил трубку.
   - Ну, ты даешь! - с восхищением сказала Лена, - Так врать... - и даже не покраснел. Мы же решили, что предлогом для посещения будет знакомство с каталогами выставок, репродукциями картин... Почему ты вдруг решил сослаться на санэпидотдел?
   -Вот такие мы прыткие и находчивые, думаю, так мы свободнее будем себя чувствовать - самодовольно сказал Костя и поднялся.
   - Оля, спасибо Вам огромное: помогли, обогрели. Без Вашего чаю непременно инфлюэнцу бы подхватили, а так жить будем. Но есть еще одна маленькая просьба. Нет ли у Вас пульверизатора, который можно было бы насадить на бутылку с водой?
   - Есть, - Ольга принесла требуемое.
   - А какой-нибудь ядовитого цвета красочки не найдется? В воду добавить для усиления эффекта - пояснил Костя.
   - Красочка есть, - сказала Ольга и отправилась на кухню.
   - Ты что попрошайничаешь? Зачем тебе это? - прошипела Лена.
   Костя сделал круглые невинные глаза: - Как зачем? Мы же к Регине идем дезинфекцию делать. Забыла? У Петра Кузьмича бациллы острой кишечной инфекции обнаружили.
   - Так ведь когда ОКИ, - начала было спорить Лена и осеклась. В комнату вошла Ольга с маленьким пузырьком раствора медного купороса истошно синего цвета.
   - Годится?
   - Не забудь, Костенька, что Регина химик, - напомнила Лена, - Твой синий растворчик у нее не пройдет.
   - Очень даже пройдет, - самоуверенно ответил Костя, - Небольшой сеанс внушения и пара комплиментов легким движением руки превращают женщину-химика в просто женщину. Понятно?
   - Понятно, - посрамленная Костиными умозаключениями, отозвалась Лена. А Ольга вдруг спохватилась. - Ребята, - спросила она, - Вы что, Регину на тот свет решили отправить?
   - Разумеется, нет. Можно на кухню переместиться? - Все отправились на кухню. Там Костя аккуратно налил в полиэтиленовую бутылку из-под "Пепси" воду, подлил немного синей красочки, навинтил сверху пульверизатор.
   - Вот! Любуйтесь! - провозгласил Костя, - Жидкость для дезинфекции квартиры от острых кишечных инфекций готова. Нам остается только обзавестись ватно-марлевыми повязками, и мы спасем Регину от страшного заболевания.
   - А повязки где возьмем? - забеспокоилась Лена.
   - Английские булавки и широкий бинт вокруг носа до самых глаз - вот и повязка. Очень страшно! - прибавил он.
   Бинт и булавки нашлись у Ольги. Примерив намордники перед зеркалом и покрасовавшись друг перед другом, Лена с Костей упаковали джентльменский набор дезинфектора, попрощались и ушли.
   Перед квартирой Регины Лена и Костя нацепили на лица импровизированные ватно-марлевые повязки и позвонили. Регина открыла не сразу. Увидев страшные намордники, Регина попятилась вглубь квартиры, потом опомнилась и сухо сказала: - Раздевайтесь, проходите и делайте свое дело. Если Вам что-то понадобится, то я буду на кухне.
   С этими словами Регина отправилась направо на кухню, сделав приглашающий жест рукой в сторону комнат. Потом обернулась и спросила: - Вы этой гадостью и книги будете поливать?
   - Нет, что Вы! Мы только чуть-чуть на корешки попрыскаем, - ответил Костя Лена помалкивала. Ей почему-то не хотелось, чтобы Регина ее узнала по голосу. В том, что ее нельзя узнать по внешности, Лена была уверена. Уж очень они с Костей постарались и так замотали себя бинтами, что под ними было трудно дышать.
   Костя первым вошел в комнату, Лена шмыгнула следом.
   - Кость, - прошептала она, - А ты хоть знаешь, как дезинфекцию делают? Ты эпидемиологию сколько раз сдавал?
   - Молчи, - так же шепотом ответил Костя, - я ее еще вообще не сдавал. Хвост у меня по этому предмету. Давай-ка лучше ты тут попрыскай там сям, а я пока полюбопытствую, что тут интересного.
   Костя двинулся вдоль стен, разглядывая все, что попадалось на глаза. Для себя он решил, что будет искать малейшую зацепку, могущую подсказать ему, является ли Регина тем человеком который мог бы дать Петру Кузьмичу наркотик. Иван, сам того не подозревая, описал Косте картину наркотического опьянения, когда рассказывал, как выглядел и что делал Петр Кузьмич в сгоревшей квартире.
   В комнате стоял овальный стол под хрустальной люстрой. Вокруг стола симметрично были расставлены стулья. Вдоль одной из стен стояла современная совершенно нефункциональная и крайне дорогая стенка. Была в комнате и "зона отдыха" - мягкий стильный диван и телевизор напротив. Все вместе производило впечатление интерьера из мебельного магазина - ничего лишнего, ничего личного.
   Попрыскав на стены и на пол, Лена с Костей аккуратно, стараясь не шуметь и не привлекать Регину, стали открывать дверцы стенки, заглядывать за висящее на стене зеркало и в тумбочку под телевизор. Все было банально, аккуратно и неинтересно.
   - Пошли в следующую комнату, - буркнул разочарованный Костя, и они, нарочито грохоча как водопроводчики и сантехники в одном лице, не мыслящие себя без грохота и грязи пошли в следующую комнату. Там была спальня, и в прикроватной тумбочке Костя обнаружил пакетик с двумя десятками ампул. На пакетике было написано B1. Однако на самих ампулах ничего не было написано, и Костя, не задумываясь, сунул одну из ампул себе в карман.
   - В случае чего скажем, что откуда-то выкатилась, а откуда - не заметили. Я придумаю, что сказать, ты не беспокойся. - Костя потерял всякий интерес к дезинфекции, тем более, что рассматривать в спальне было совершенно нечего, и они направились в третью комнату. Лену там ждал сюрприз. Эта комната, самая большая и самая светлая, с окнами на юг, принадлежала сыну Регины - Славику. Оглядев комнату, Лена сразу поняла, что центром и средоточием семьи, фокусом семейных отношений был Славик. Если в остальных комнатах мебель была из ДСП, то здесь стояла превосходная деревянная мебель. В комнате были телевизор, компьютер, музыкальный центр, видеомагнитофон.
   - Смотри-ка ты, - восхитился Костя, - здесь только мерседеса нет.
   - Да он сюда просто не поместился - во дворе наверное, стоит.
   - Лен, ты бы что предпочла: жить в этом комфорте под боком у мамочки или без комфорта, но отдельно? Я бы отдельно.
   - Ты, Костик, некорректно вопрос ставишь. Я живу с бабушкой и независимо ни от чего буду жить с ней и только с ней. У меня выбора нет.
   - Ну, а если бы был?
   - Конечно, отдельно. Если бы был.
   - Давай, угадаем, какая у сына Регины профессия? - предложил Костя.
   - Что гадать, он еще только учится, я у Регины спрашивала, когда ее тестировала.
   - Ну, тогда, угадай хотя бы на кого? Я думаю, что на экономиста.
   - На юриста.
   - Нет, я думаю, он не очень умный, раз с мамочкой живет, не тянет он на юриста.
   - Очень даже тянет, потому что не умный, а хитрый, раз с мамочкой живет.
   Тут дверь отворилась и на пороге возникла Регина.
   - Молодые люди, Вы еще долго? Мне уходить надо.
   - Нет-нет, - защебетала Лена, - мы уже все закончили. С этими словами они дружно направились в прихожую. Там Костя для порядка попрыскал в нескольких местах и неожиданно спросил у Регины: - Скажите, пожалуйста, а на кого учится Ваш сын?
   - Откуда Вам известно, что у меня есть сын? - насторожилась женщина. Она, правда, вела себя очень спокойно, но какой-то огонек недоверия мелькнул в ее голубых холодных глазах.
   - Пропали! Вечно этот Костя - искатель правды - ляпнет что-нибудь не то. Придется спасать ситуацию. - Лена сняла намордник и, мило улыбаясь, пояснила: - Я же Вас тестировала. Помните? Вы мне все о своей семье рассказали.
   - Ничего не понимаю, - Регина со все возрастающим подозрением смотрела то на Костю, то на Лену. - Вы же сказали, что из Александровской больницы? Тогда Вы тут причем?
   Теперь ситуацию стал спасать Костик: - Регина Львовна, я ведь сообщил Вам по телефону, что телефонограмма об ОКИ пришла из Александровской больницы к нам, в психиатрическую. Я и сказал про санэпидотдел Александровской больницы, чтобы ясно было, откуда у нас такая информация. Нас срочно и отправили на дезинфекцию.
   Говоря это, Костя предусмотрительно маски не снимал, ему не хотелось участвовать в ненужных пояснениях, если судьба сведет его с Региной на широких больничных просторах. Регина смотрела на Костю непроницаемым взглядом, и Костя сказал самому себе: - Спокойствие, только спокойствие. Ты врешь не ради собственной выгоды, а ради благородной цели. - Выдержав змеиный Регинин взгляд, Костя церемонно попрощался и, подхватив Лену, вылетел за дверь.
   - Вот ведь Снежная Королева! - возмущенно сказал Костя, когда они с Леной оказались на улице. - Как с такой бестией Петр Кузьмич живет, это не нам, а ей нужно быть сыщиком. Я думаю, что она каждый шаг своего мужа контролирует. Лен, ты как думаешь, будут у нас неприятности из-за нашей "дезинфекции" или нет?
   Обязательно будут! - убежденно ответила Лена.
   -Лучше покажи, что за ампулку ты у нее украл?
   -Не украл, а позаимствовал для экспертизы.
   -Угу, скажи еще, что возвращать собираешься.
   -Не скажу. Я обещал тебе кафе - пошли в кафе.
   Костя завернул за какой-то угол, и через двадцать метров они оказались в пирожковой, где божественно пахло суррогатным кофе "из ведра", как говорила Ленина мама.
   - Ты называешь эту забегаловку кафе? - капризно спросила Лена. На самом деле она с удовольствием вдыхала запахи кофе с молоком, жареных и печеных пирожков с мясом и повидлом.
   - Перебьешься, претенциозная ты наша.
   Костя посадил Лену за столик и отправился за добычей. Лена следила за тем как буфетчица щипцами накладывает гору треугольных пирожков на одну тарелочку, потом гору прямоугольных пирожков на другую тарелочку. Когда на третьей тарелочке стали громоздиться булочки, Лена не выдержала и закричала: - Остановись!
   Люди за соседним столиком с удивлением обернулись на Лену. Костя же не повел и ухом, но гора расти перестала. Затем все тарелочки перекочевали на стол, появился дымящийся кофе, и пиршество началось.
   Костя поглощал пирожки и смотрел на Лену. Она аккуратно брала очередной пирожок и откусывала от него кусочек так, что ее губы не пачкались жиром от пирожка, зато сверкали ее белые зубки. Лена ела быстро, откусывая маленькие кусочки, запивая еду маленькими глоточками и была похожа на маленькую проворную белочку-хлопотунью. Костя жевал и думал, что даже самая маленькая белочка - дикий зверек и безобидность его только видимая.
   Приканчивая последний пирожок со второй тарелки, Лена умильно посмотрела на Костю и велела: - Доставай!
   - Что? - не понял Костя.
   - Ампулу.
   - А...а... - Костя полез в карман, извлек ампулу и велел Лене. - Пилку для ногтей давай.
   Лена извлекла из сумочки пилку, Костя попилил ампулу и отломил ее кончик. Почему-то ни Лене, ни Косте в этот момент в голову не пришло сохранить ампулу, чтобы попросить своего сокурсника Вовку, будущего врача-клинициста по кличке Терапевт, сделать анализ содержимого ампулы. Упоенные успехом своего похода за уликами, они по очереди, как заправские эксперты-дегустаторы нюхали содержимое ампулы.
   - Не пахнет. - констатировала Лена.
   - Ничем. - подтвердил Костя.
   - Надо было на голодный желудок нюхать, - с сожалением сказала Лена.
   - Надо было. - согласился Костя. - сейчас на язык попробую.
   - Не смей! - закричала лена, и теперь уже другие посетители за соседним столиком посмотрели на нее. Но Костя уже лизнул каплю из ампулы. Лена сидела не сводя с Кости глаз. Косте Ленино внимание очень понравилось, он почувствовал себя героем, но на языке не почувствовал никакого вкуса и снова поднес ампулу к губам.
   - Прекрати сейчас же - уже не закричала. А прошипела Лена и взмахнула рукой. Ампула оказалась под столом, выбитая из Костиной руки. Вместе они проводили ее падение, наблюдая как из нее вытекло все содержимое, и Костя изрек: - Драматическая медицина - доктор Стоимов исследует на себе действие ядов и наркотиков.
   - Дурак ты доктор Стоимов. А если там смертельный яд. Я не хочу тебя потерять.
   - Ради того, чтобы услышать такие слова и умереть не жалко, - торжественно произнес Костя и тут же добавил, - Но я не умру, пусть твой Филя не надеется.
   Лена метнула на Костю свирепый взгляд, но почему-то не стала обострять отношения, а спросила: - Хоть что-то о содержимом ампулы ты можешь сказать?
   - Могу. Это не витамин. По крайней мере такой не продается в наших аптеках. Я знаю их на вкус и на цвет. И это не цианистый калий, иначе меня бы здесь уже не было. Я слишком мало попробовал, чтобы хоть что-то утверждать, но в этой ампуле вполне могла быть ношпа или анальгин, просто доза такая, что я ничего не могу предположить. - Костя печально вздохнул - Не будем создавать новые сущности, просто будем иметь в виду, что ампулы не промаркированы, больше пока об этом нечего сказать. - Костя еще раз вздохнул и протянул руку к булочке. Лена последовала его примеру. Молча они доели булочки, и Лена попросила: - Проводи меня, Костя.
   - Пешком?
   - Ну уж нет. - Лена поежилась. - Я не собираюсь все тепло от булочек растерять на ветру. Ты, если не хочешь, на автобус меня посади, а дальше я уж сама как-нибудь.
   - Провожу я тебя, ты же знаешь, что провожу. - Костя произносил эти слова ворчливо, но Лене показалось, что он чему-то радуется.
  

Вторая встреча

  
   Ольга опаздывала на работу. Сегодня шеф ожидал заказчика, чтобы показать ему проект сайта. Фотографии, рисунки, шрифты и общая композиция - многодневный кропотливый труд - были записаны на диске, договор лежал в папочке.
  -- Заказчику со мной повезло, - рассуждала Ольга, втискиваясь в переполненный автобус. - Сделать сайт по продаже медицинских приборов так, что даже самый дремучий покупатель сможет разобраться в том, что ему следует купить, а что нет - задача не для слабых умов. Конечно, тексты были составлены таким казенным языком, а гарантии вылечить от любой болезни были так подозрительно многообещающи, что под любой фотографией любого из приборов можно было сделать подпись "лечит все!". Теперь такая тенденция в медицине - "лечить от всех болезней" с помощью одного прибора или, что еще "круче", с помощью одной таблетки.
  -- - В конце концов мне наплевать на это, - уговаривала сама себя Ольга. - Этот заказчик платит деньги и немаленькие. Я уже второй заказ ему выполняю и каждый раз он платит сполна. И в срок... Может не только ему со мной, но и мне с ним повезло?
  -- В автобусе что-то грохнуло, и он резко остановился. - Приехали, - злобно-весело проорал водитель, высунувшись из кабины. - Выходите, автобус дальше пойдет.
  -- Недовольные пассажиры, ворча, потянулись к открытой двери и, озираясь на проезжающие между автобусом и тротуаром машины, собирались в группы смелых и отважных перебежчиков на тротуар. Рассчитывать на то, что вереница легковушек затормозит перед автобусом и пропустит пассажиров, не приходилось, поэтому Ольга ринулась под ближайшую наглую иномарку, которая, взвизгнув, встала перед ней.
  -- Садитесь, - произнес голос, ручейком бегущий по камушкам, - Я Вас подвезу. Перед Ольгой распахнулась дверь она быстро села на переднее сиденье и машина тронулась.
  -- Андрей, здравствуйте, как Вы здесь...оказались?
  -- Это большое искусство быть в нужном месте в нужное время. - засмеялся Андрей, и Ольга тоже засмеялась.
  -- Мне на Некрасова, нам по пути?
  -- Без всяких сомнений нам по пути..
  -- Вы быстро едете, - заметила Ольга.
  -- Многие так говорят.
  -- Вы профессионал?
  -- Любитель, - Андрей через зеркальце бросил на Ольгу Внимательный взгляд: - А Вы на работу опаздываете?
  -- Как Вы догадались?
  -- Сейчас без двадцати десять, но Вы не сказали, что Вам на вокзал.
  -- Может мне к зубному?
  -- Может, - согласился Андрей, - но к зубному чаще ездят без косметики, да и взгляд другой.
  -- Какой?
  -- Взгляд на зуб направлен, внутрь.
   Ольга снова засмеялась. Ей было весело болтать с Андреем. Она словно всю жизнь знала Андрея - так легко ей, наверно, было бы с братом, если бы у нее был брат, которого знаешь, любишь и понимаешь с самого раннего детства. Ей не нужно было узнавать Андрея - казалось, что в ее жизни он был всегда
   - Андрей, вот здесь возле этого подъезда остановите, - попросила она и показала рукой в сторону крыльца с двумя кривыми ступеньками.
   Андрей затормозил и, перегнувшись через Ольгу, открыл ей дверцу.
   Спасибо, приходите еще, - сказала Ольга и вспорхнула на крыльцо фирмы "Сайтодром". Ей хотелось произвести впечатление на Андрея кошачьей грацией своих движений, и, закрыв за собой неплотно входную дверь, она тут же повернулась и прильнула к щелочке, дабы не пропустить восхищенный взгляд, направленный на нее, но ни Андрея, ни машины уже не было перед подъездом.
   Неделю назад шеф вывалил перед Ольгой пачку бумаг и фотографий, заявив, что заказ очень выгодный и очень срочный, а заказчик, человек крайне полезный, и сотрудничать с ним предстоит долго.
   - Знаю я Вашего заказчика, - под нос себе сказала Ольга, - Юрий Николаевич его зовут. - Да? - изумился шеф и с подозрением на нее посмотрел, - Когда это Вы успели с ним познакомиться?
   - Полгода назад он приходил почти с таким же проектом, но тогда на сайте надо было рекламировать не приборы для воздействия, а приборы для диагностики.
   - Надо же, какая у Вас память, - снова изумился шеф, - а я и забыл, что он у нас уже что-то делал.
   Ольга тогда про себя подумала, что конечно, он мог забыть, потому что работала-то она, а начальник только сообщал, что надо не терять ни минуты и быть точными в сроках исполнения. Ольга безропотно взялась за работу над полезно-выгодным заказом. Дома она промедитировала над техническим заданием не один час, пока не возникла идея о том, как все это должно выглядеть на экране.
   Офис, где Ольга работала, располагался на третьем этаже в двух комнатах. В лучшей и сносно отремонтированной сидел шеф, в худшей комнате сидели секретарь Анечка и великий программист Толя. Секретарь отвечала на непрерывные телефонные звонки, а в перерывах варила кофе себе и Толе. Великий программист без устали поглощал кофе, ругал других не менее великих программистов, бурчал себе под нос слова, смысл которых понять можно было только став таким же не менее великим.
   Услышав, что кто-то вошел, Анечка собралась завопить: "Его сегодня не будет", но, приглядевшись, признала в Ольге свою и тут же предложила кофе.
   - Борис Александрович сейчас освободится и примет Вас, - трещала Анечка и тут же рявкала в трубку: "Его нет, когда будет, не знаю!" Ольге казалось, что, если Анечку ночью разбудить и спросить, как зовут ее отца, она ответит "Борис Александрович". Глядя на секретаря, Ольге приходили на ум старые английские романы, в которых дворецкие служили какой-нибудь графской семье верой и правдой, а в конце романа умирали за кого-нибудь из членов этой семьи.
   У Толи был застенчивый взгляд, длинные ресницы, серые глаза, все остальное у Толи было могучим интеллектом программиста. Если Толю о чем-то спрашивали, он отвечал не отрывая глаз от монитора, как будто ответ он считывал с экрана, но сейчас он решил оторваться от созерцания монитора и присоединиться к Анечке с Ольгой. То, что он присоединился к кофепитию, было делом почти неслыханным, но Ольга была своей, вернее почти своей. Ради нее Толя мог не только оторваться от процесса, но и, застенчиво отводя взгляд, повозмущаться "спамом на мыле, обнаглевшими хакерами, рассылающими троянов, глючными виндами". Анечка фыркала, но Ольга слушала внимательно, ей было интересно.
   Внезапно дверь кабинета распахнулась и из нее как бык на корриде выскочил шеф. Голову он держал немного наклонив вперед, отчего его сходство с быком становилось еще больше.
   - Анна! - завопил он, хватая себя за бороду и видимо пытаясь ее вырвать, - Где Ветковская?
   - Она здесь, - пролепетала Анечка, мгновенно превращаясь из грозного секретаря, всегда говорящего посетителям "Борис Александрович занят", а звонящим "Бориса Александровича нет на месте", в скромную услужливую труженицу, не отрывающую глаз от монитора.
   - Здравствуйте Борис Александрович, я тут, пью кофе и жду, когда Вы освободитесь.
   Ольга выглянула из-за огромного плоского монитора, откуда ее не было видно Борису Александровичу, и он смягчив голос, сказал: - Пройдемте.
   Ольга прошла в кабинет, там сидел небольшого роста растрепанный мужчина, который при виде нее подскочил на стуле со словами: - Очень, очень приятно. Так это Вы... Да, да, да... мне Борис Александрович говорил о Вас. Я бы хотел посмотреть на то, что вы сделали.
   А где Юрий Николаевич? - захотелось ей спросить, но она вовремя прикусила язык и решила про себя. - Будем работать с тем материалом, который есть.
   Мужчина замысловатым пируэтом развернул стул к компьютеру, потом вдруг спохватился, вскочил со стула и произнес, протягивая Ольге руку: "Простите, что не представился сразу - растерялся, Филипп Эдуардович к Вашим услугам. -
   Ольга удивилась его невоспитанности, но виду не подала и с улыбкой протянула руку.
   Рука у Филиппа Эдуардовича была похожа на сухую птичью лапу, а сам он был как верткая ящерка. У глаз хитрых и внимательных морщинки лучиками, волосы взъерошены, темные и, наверно, если их потрогать, жесткие.
   - Ничего ты не растерялся, - подумалось Ольге.
   Ты братец сейчас пинать меня будешь и торговаться - уж очень ты не прост, несмотря на всю свою растерянность.
   Ольга подошла к компьютеру, вставила диск и запустила свою программу. Филипп Эдуардович смотрел очень внимательно и согласно кивал головой при каждом переходе с одной страницы на другую.
   - Так, так, так, - бормотал он, продолжая кивать, - Все отлично, очень, очень хорошо.
   Бесконечные кивки головой и повторение одних и тех же слов раздражали Ольгу ужасно.
   - Да, нехорошо это все, - вдруг сказала она и краем глаза увидела как шеф наклонил голову, побагровел и вонзил пальцы в свою бороду. - Вы для кого сайт создаете? Для врачей? Специалистов? А пишите что? Вот послушайте!
   И Ольга стала читать:
   Заказчик по мере того как Ольга высказывала свои соображения по поводу содержания сайта, кивал головой все реже, хитрые морщинки у глаз исчезли, время от времени он прикрывал глаза, а потом снова их открывал и вглядывался в текст.
   - Я все понял, - внезапно объявил он, прерывая Ольгу, - Вы абсолютно правы. Мы все переделаем, а для начала создайте структуру сайта, соответствующую Вашим замечаниям и соображениям.
   Ольга повернулась в сторону Бориса Александровича и увидела, что тот отпустил, наконец свою бороду, выдохнул воздух и откинулся на спинку начальственного кресла.
   Ольга хихикнула про себя.
   Вот за что я тебя люблю, так это за то, что ты не заткнул мне рот при заказчике, позволил высказать мне свое мнение, доверяешь своим сотрудникам, хотя вижу, тебе это нелегко дается.
   -Ольга Владимировна, - важно произнес шеф,
   -Мне нужно сейчас уходить, а вы можете продолжить.
   - А с Вами, - он повернулся к Филиппу Эдуардовичу мы сегодня вечером созвонимся.
   Начальник плавно выдвинулся из-за стола, подошел к заказчику, пожал ему руку и так же важно потек к двери. Видно было, что он доволен. Об этом можно было судить по откинутой назад голове.
   У выхода он обернулся и спросил:
   - Кстати, Ольга Владимировна, как Ваша новая квартира? Вы уже справились с запахом гари в ней?
   - Да, Борис Александрович, гарью не пахнет, да и ремонт там же был сделан.
   После этих слов Ольга почувствовала упертый в ее спину взгляд и замолчала.
   -А, ну хорошо, что не пахнет, - шеф махнул рукой и дверь за ним закрылась.
   Филипп Эдуардович отвел взгляд от Ольгиной спины и забормотал, глядя в компьютер: - Значит, Вы хотите, чтобы на этих страницах были технические характеристики приборов? Это правильно, даже очень правильно. Ольга Владимировна, я подготовлю этот материал. Но сделать это нужно срочно. Давайте я подойду к Вам послезавтра. Послезавтра, послезавтра. Нет, давайте-ка лучше завтра, я успею. Завтра вечером Вам будет удобно?
   -В принципе, да... но...
   -Что-то вас смущает?
   -Нет, просто мне опять придется ехать сюда через весь город, не хочется зря терять время, может быть лучше нам встретиться где-нибудь.
   -Если дело только в этом, то я готов занести все материалы к Вам домой. Вы где живете?
   Ольга ответила, Филипп Эдуардович записал адрес и они попрощались.
   Довольная тем, что ей удалось переубедить заказчика, Ольга спустя пол часа вышла на улицу. Машина Андрея стояла у подъезда, как будто и вовсе не уезжала. Сам Андрей моментально распахнул дверцу и произнес: - Садитесь.
   Сердце у Ольги тяжело заколотилось.
   - Ой, что это со мной? Мне не только приятно слышать его голос, но я еще и волнуюсь.
   Она стала наблюдать за Андреем. Нос прямой, глаза серые. Что еще? Он уверен в себе, скрытен. И я ему зачем-то нужна. За каким чертом я нужна такому слесарю-референту? Я ведь даже не могу хотя бы приблизительно представить, кто он по профессии. Не спортсмен - слишком умен, не ученый - с трудом верится в процветание российского ученого, если он, конечно, не ворует урановую руду, не бизнесмен - машина есть, а одежда не по протоколу - свободная, удобная. Может быть он художник, такой процветающий, богатый, но демократичный и простой.
   - Вы кем работаете?
   - Я учитель рисования в школе.
   Ольга воздержалась от комментариев, но про себя решила, что Андрей или шутит, или не хочет говорить правду.
   Филипп испытал неясное беспокойство после встречи с Ольгой. Весь день после того, как он обговорил с ней детали работы над сайтом, Филипп мотался по городу: размещал рекламу в газетах и журналах, договаривался о выполнении заказов на приборы. Все это было его маленьким бизнесом, который он позволил себе после встречи с Юрием Николаевичем. Вместе они организовали фирму, и эта фирма съедала все его небольшое свободное от работы в клинике время. Затея с созиданием приборов должна была служить одной цели - обогащению. Филя хотел денег и ради них готов был работать, работать и работать. Другого способа разбогатеть он не знал.
   К вечеру, когда Филипп наконец освободился, все та же неясная тревога насчет Ольги не позволила ему ехать домой в объятия жены и дочери, а поволокла его бедные усталые ноги в клинику. Зачем? Он не знал. Свои смутные, тревожные состояния Филипп принимал как подсказки из мира бессознательного. Неискушенный человек назвал бы это интуицией, но Филипп был настолько профессионален и искушен, что и никак это не называл - просто откликался на неведомый зов. Дав имя этому зову, Филипп боялся утратить его навсегда.
   В клинике Филипп оказался уже после десяти вечера. Медицинская сестра Симочка с удивлением вскинула на него глаза и проворковала: - Филипп Эдуардович, Кирилл Андреевич на месте. - Разумеется на месте, где же ему еще быть как не на месте, - подумал Филипп про себя, - Симочка выдает мне лишнюю информацию, чтобы угодить. Все мне здесь стараются угодить. - А вслух буркнул: - Спасибо. Он прошел в ординаторскую. Кирилл - рыжий толстый мужик, больше похожий на санитара, чем на врача-психиатра, - пил чай перед телевизором. По телевизору показывали акул. Они величественно разворачивались в воде и, как неумолимый рок, устремлялись на добычу, кусали стальные сетки, чтобы добраться до кинооператоров, терзали в клочья куски мяса, которыми их угощали. - Милосердие врача требует сцен насилия, а ведь сам добрейшей души человек. - мельком подумал Филипп, бросив взгляд на голубой экран.
   - Ты чего приперся? - вежливо изумился Кирилл и даже кружку с чаем отставил в сторону. - Хочешь за меня подежурить?
   - Да нет, мне тут в голову встряло, что я не ту дозу лекарства Вешкину выписал, слишком большую для его возраста. - С этими словами Филипп достал карточку Петра Кузьмича и углубился в ее изучение. На листочек он аккуратно выписал адрес больного, затем достал свою записную книжку и нашел там адрес, который дала ему Ольга. - Так и есть! - сказал Филипп и поднялся с места.

Воспоминания

  
   Андрей видел Ольгу всего два раза, но уже не мог не думать о ней постоянно. Он хотел говорить с ней, видеть ее, слушать ее. А больше всего ему хотелось прикоснуться к ее волосам. Единственное, что он не хотел бы - это рассказать ей о том, кем он был на самом деле. Не все еще было сделано для того, чтобы, не скрываясь и не таясь, можно было произнести: - Я известный художник
   Как может узник, двенадцать лет проведший в заключении, и почти разучившийся говорить, осмелиться заявить о себе как о художнике. Учитель рисования - это другое дело. Об этом можно рассказывать спокойно. Андрей и на самом деле работал учителем рисования в Гатчинской школе, каждый день садился на электричку и ехал учить малышню возить кисточкой по бумаге.
   Он любил запах красок, кисточки, бумагу, холсты до пупырышек на коже. Он творил миры на клочке бумаги, созидал вселенные легкими и веселыми мазками кисти. Он хотел писать, как иные хотят женщину - резко, больно, нестерпимо жарко. Кисть была его божественной волей, холст - его еще несозданной вселенной. Он оплодотворял ее красками, в томлении замирая перед холстом, а потом мазок за мазком проникал в глубины создаваемого им мира.
   Андрею было восемнадцать лет, когда его украли. Под статью о воровстве детей это преступление уже не подходило. Андрея на какой-то вечеринке превратили в послушную вялую куклу. Своими ногами он дошел до машины, как ему тогда казалось, своего приятеля. А затем он очнулся в маленькой комнатке, откуда был выход на террасу, расположенную высоко над морем, и в мастерскую, стекла которой были бронированными. Андрей не сразу понял, что это тюрьма. Еще бы, кругом красотища, интерьер такой, какой обычно можно увидеть только в журналах по искусству дизайна, книги в стильном шкафу от пола до потолка, которые могли бы составить круг чтения любого интеллектуала и энциклопедиста. И только когда Андрей попытался открыть тяжелую дверь, он понял, что заперт.
   Страшно болела голова, во рту было сухо, перед глазами все предметы меняли очертания. Андрею было тошно, но страха не было. Когда ему принесли еду, он обнаружил, что голоден. Девушка, упорно молчащая, принесла подносик с кофейником, сливочником, горой бутербродов, лежащих на тарелке. Пока Андрей голодным взором пожирал все это вожделенное богатство, дверь тихо щелкнула и девушка исчезла.
  -- О, черт! - выругался Андрей, но к двери не побежал, а принялся уплетать за обе щеки бутерброды, разумно полагая, что раз его кормят, то скажут где он нахождения и зачем. Ему вспомнился рассказ Грина о мальчике, которого растили и воспитывали, не показывая ему солнца с единственной целью посмотреть, что станет с ним, когда он увидит закат. Как недалек он был от истины стало ясно в тот же день. Андрей не стал изображать из себя скромного гостя, а отправился разглядывать мастерскую. Он обнаружил там все, что только могла пожелать душа художника, не было там только картин, не было ни набросков, ни эскизов, ни рисунков, ни гравюр. Тогда сердце Андрея в первый раз екнуло.
   - Это мастерская для меня, - подумал он, - поэтому здесь и нет ни одного произведения. Кажется, кто-то рассчитывает, что эти произведения буду создавать я.
  -- Дверь снова тихо щелкнула, Андрей повернул голову. Приветливо улыбаясь, навстречу Андрею шел молодой мужчина.
   - Я вижу, Вы здесь осваиваетесь, - спросил он приветливо.
   - Как я попал сюда, - спросил Андрей прямо глядя в глаза приветливому мужчине. Мужчина взгляда не отвел, слегка наклонил голову и произнес: - Зовите меня Виктор.
   - Это не настоящее Ваше имя, - вспыхнул Андрей.
   - Полагаю, для нашего общения это не имеет значения.
   Мужчина усмехнулся, подошел к креслу, уселся в его мягкую глубину и вытащил из кармана пиджака сигареты. Прикурив, он медленно затянулся, выпустил дым и, наконец, произнес:
   - Присаживайтесь, молодой человек. Разговор у нас предстоит долгий.
   Андрей стоял как струна и не шелохнулся в ответ на предложение сесть.
   -Объясните, что произошло? Почему я здесь?
   Андрея затрясло, он вдруг понял, что сейчас и именно здесь происходит нечто непоправимое, что будет определять его жизнь на долгие годы.
   -Вы здесь для того, чтобы работать, - отчеканил так называемый Виктор. Его глаза из добродушно-насмешливых сделались пристальными и внимательными. Он следил за каждым движением Андрея, и Андрей увидел в его левой руке маленький пультик. Пока правая рука безмятежно подносила ко рту сигарету, левая настороженно вцепилась в этот пультик, готовая в любой момент нажать на кнопку чего? Вызова охраны? Андрей выразительно посмотрел на пультик, давая Виктору возможность поймать его взгляд, и тоже уселся в кресло. Противостояние двух сил закончилось в пользу Виктора, теперь предстояло поторговаться.
   - Вы будете работать и жить в этих комнатах, - продолжил Виктор, Вам созданы здесь все условия, о которых только можно мечтать. Ваши картины будут выставляться на самых престижных выставках, аукционах и вернисажах. Вы хотите этого?
   - Какова цена такой громкой славы? - язвительно спросил Андрей, - ведь еще год другой и мне самому, без Вашей помощи удастся стать достаточно известным. Если Вы предлагаете мне писать, то отлично понимаете, что я...
   Андрей замялся.
   - Готовый товар, не требующий доработки, - подхватил Виктор, - мы это понимаем, но Вам не приходится выбирать. Вы получите возможность творить, а заплатите за это своей свободой и своим именем.
  -- Андрей вздрогнул, сжал кулаки и твердо сказал: - Я не буду у Вас работать.
   - Не торопитесь, подумайте, - проронил Виктор, вставая, - Вы ведь поклонник чистого искусства, зачем Вам мишура славы? Она испортит Ваш безупречный вкус, заставит Вас работать на потребу публике. А публика, что ж публика - это чернь, любящая пошлость, кич.
   Виктор подошел к двери, Андрей наблюдал его спину и руку, не отрывающуюся от кнопки пультика.
  -- Андрей, у Вас нет выбора, не упрямьтесь, отсюда Вам не уйти никогда, - на прощание проговорил Виктор и дверь за ним захлопнулась.
  --

Признание в любви

  
   Машина Андрея тихо подъехала к дому Ольги. Он вышел, обошел машину, распахнул дверцу с той стороны, где сидела Ольга, и подал ей руку.
  -- Как церемонно он со мной обращается, - подумала Ольга, а вслух сказала, - Теперь Вам придется зайти ко мне, ведь мы уже довольно давно знакомы.
   -Уже пять дней, - очень серьезно ответил он.
   -Так Вы не ответили, да или нет?
   -Вы приглашаете меня?
   -Я приглашаю Вас на чашечку чая.
   -На чашечку чая, - эхом отозвался Андрей. - Вы подождете, я закрою машину.
   Ольга смотрела, как Андрей это делает. Быстрые движения, ни одного лишнего, все - молча.
   -Похоже, он не тяготится молчанием, оно может продолжаться сколь угодно долго. Интересно, где можно этому научиться? В тюрьме? Путешествуя на плоту через Атлантический океан? Художники редко владеют даром слова, но и молчать они тоже не умеют.
   -Андрей закрыл машину и пошел за Ольгой в подъезд. В лифте они продолжали молчать, и только вставляя ключ в замочную скважину, Ольга спросила:
   -Вы давно работаете учителем рисования?
   -Еще не прошло и года, - коротко ответил Андрей и, предупреждая следующий вопрос, добавил.
   -До этого меня не было в стране - я работал за границей.
   -Так вот почему ты так немногословен, английский язык тебе родней и ближе.
   Ольге представилось, что такое объяснение единственно возможно. Ей и в голову не могло прийти, что много лет собеседниками Андрея были он сам и книги, а английский язык он знает только как "читаю и перевожу".
   -Проходите, - пригласила Ольга и махнула рукой в сторону нескольких крючков для одежды. Они сняли верхнюю одежду, и Ольга повела Андрея в гостиную, главной достопримечательностью которой был камин. Около него стоял овальный деревянный стол с толстыми изогнутыми ногами и два колченогих стула. В дальнем конце комнаты у окна стоял другой потертый и видавший виды кухонный стол, на котором, в сумерках было трудно разобрать, громоздились какие-то пакеты и пакетики, а около розетки металлически блестела, изгибая ногу кофеварка, напоминающая гнутый молоток.
   Андрей стоял в дверном проеме, темнота сжимала комнату, только белело пятно камина. Ольга щелкнула выключателем допотопного торшера - круг теплого света упал на стол. Андрею это напомнило ночь в поле и костер.
   -Как Бежин луг, - сказал он,
   -Вы позволите, я помою руки.
   -Я провожу Вас.
   -Не надо, я найду дорогу.
   -И Андрей уверенно скрылся в темноте коридора.
   -Слишком уверенно, - подумалось Ольге. - И это сравнение ее комнаты с Бежиным лугом... Бр-р.
   -Ольга посмотрела на пятно света от лампы, на темноту-темнотищу, превратившую комнату в луг, и ее пробрала дрожь.
   -Пора рассказывать страшные истории, - произнес за ее спиной Андрей. В этот момент Ольга пожалела, что не повесила под потолком громадную люстру на двадцать лампочек. Откуда такая жуть?
   - Давайте пить чай, - храбро сказала она и пошла к кухонному столу в темную темнотищу, прародительницу ужаса.
   Когда они уже сидели за столом, все стало не таким страшным. Чашечки, салфеточки, блестящие чайные ложки, печенье в плетеной прямоугольной корзинке - все эти милые пустяки и символы домашнего очага успокаивали Ольгу, а на Андрея действовали как приворотное зелье, которым его, добра молодца, опаивали.
   Ольга плавно перемещала руки над сахарницей, чашкой, печеньем, Андрей следил за ее руками, иногда сам делая движение рукой в сторону все того же печенья. Ритм движений их рук творил танец состоящий из па, проделываемых руками Ольги на раз-два-три, и па Андрея на раз-два. Говорили они ни о чем: о погоде, природе, собаках в доме и на улице, старушках в магазинах и пешеходах на перекрестках. Но руки тем временем продолжали свой танец, и ритм его делался все напряженнее, все быстрее. Уже не нужен был предлог вроде печенья, чтобы положить ладонь чуть подальше от края стола и чуть поближе к другой руке, которая от своего края ненароком, играя чайной ложечкой, отталкивала эту ложечку от себя и нагоняла ее, прокладывала свой путь навстречу. Руки были все ближе. Глаза контролировали это сближение: взгляд серых глаз в зеленые глаза, а затем в чашку или на стол, взмах ресниц зеленых глаз, потом на бумажную салфетку или на свою руку, держащую печенюшку. Болеро не могло продолжаться вечно - Ольга встала. Андрей тотчас поднялся.
   - Спасибо.
   Пауза.
   - Хотите я покажу Вам свою квартиру.
   - С удовольствием.
   Очарование ушло, и Ольга пожалела, что предложила посмотреть свое еще необжитое жилье. Но кто-то потянул ее за язык и теперь они шли по коридору, освещенному тусклой лампочкой, заглядывали в комнаты, Ольга щелкала выключателем, говорила: - Здесь будет спальня, здесь кабинет.
   - А это моя кухня!
   Она щелкнула выключателем и прошла на кухню. Андрей следовал за ней по пятам. Они подошли к окну и уставились на глухую стену, отражавшую их тени в проеме окна. Ниже на стене был свет от другого окна - более тусклый, потом он погас.
   - Странно, - подумала Ольга. - По-моему квартира на третьем этаже пустует. Я видела на окне с улицы эту нелепую надпись "SALE".
   Она повернулась лицом к Андрею и очутилась в его объятиях. Тени на стене повторили их движения, потом некоторое время оставались неподвижны.
   - Ольга, - своим мелодичным голосом, волнуясь, но не отводя глаз, проговорил Андрей, - Я встретил тебя и понял, что вернулся. Я был далеко, а сейчас вернулся. Не знаю, люблю ли я тебя, но я хочу быть с тобой.
   И поцеловал ее. И тени их поцеловались. Ольга хотела сказать "нет", но тень ее молча и с упоением целовалась.
   Тень Андрея оторвалась от Ольгиной тени и сказала: - Я должен идти. Ты позволишь мне увидеть тебя?
   - Попробуй только не увидеть меня, - прошептала Ольгина тень, - Иди.

Злоключения

  
   Андрей вышел из Ольгиной квартиры и посмотрел в окно на лестничной площадке. Жигуль с тонированными стеклами стоял на своем посту. - Ну погоди же, я тебя обману, - решил Андрей. Он достал телефон и позвонил, потом уселся на лестничные ступеньки и стал ждать. Через полчаса в подъезд вошел веснушчатый паренек с огненно рыжей шевелюрой. - Привет, Андрюха, - тихо сказал он и стянул с головы парик. Теперь перед Андреем стоял коротко стриженый светловолосый парнишка. - Спасибо, Олежек, - ответил Андрей и натянул парик на голову. Олег снял свою куртку и отдал Андрею. - Встретимся на площади Тургенева, я в подворотне дома один буду ждать, - произнес Андрей и вышел на улицу. Жигуль не шелохнулся. - Отлично, - пробормотал себе под нос Олег, вытащил из мешка другой, длинноволосый парик, надел его, мешок аккуратно сложил и сунул в карман. Потом Олег неторопливо вышел из подъезда. Олег подошел к припаркованной "Audi", на которой Андрей возил Ольгу, не спеша открыл дверцу машины и сел за руль. Жигуленок на другой стороне улицы взревел мотором, потом зачихал и замолк. - То-то же! - назидательно сказал Олег и легко тронул машину.
   Через полчаса, немного покружив по улицам и убедившись, что водитель жигулей видимо все еще ждет у подъезда, Олег приехал на площадь и забрал Андрея. Тот сел на заднее сиденье и ехал молча. Олег ему не мешал - знал, что другу надо подумать.
   Может ли дружба просуществовать двенадцать лет без всякого подкрепления встречами, разговорами, совместными пьянками, общим делом? Олег не знал ответа на этот вопрос, пока не открыл дверь и не увидел на пороге своего дома Андрея. Вначале он не поверил своим глазам, потом подумал, что у него остановится сердце, и, наконец, догадался посторониться и пропустить Андрея в дом.
   - Заходи, - сказал он, и веснушки на его лице запылали, - я всегда тебя ждал.
   Теперь Андрей жил у него, ездил на его машине, спал на его диване, и Олег знал, что был бы рад, если бы это было навсегда.
   Машина неслась по ночному городу, и Андрей любовался им, мысленно прикасался к каждому зданию, заглядывал в окна, заходил в подъезды, пробирался проходными дворами и вдыхал. Вдыхал, вдыхал этот воздух. Петербург! Он жил без него двенадцать лет. Как это могло быть, что он смог без него остаться в живых? Жить и умереть в Петербурге. Андрей прикрыл глаза. Потом внезапно снова открыл, но уже не видел города. Его прошлое вернулось и требовало внимания. Ведь эта страшная машина с тонированными стеклами - его прошлое. Он не имеет права увидеть отца, пока не разберется со своим прошлым, потому что он уверен, что отца "пасут" люди Виктора, чтобы отловить его, Андрея. Отец давно его потерял, но, если они сейчас встретятся, отцу придется потерять его во второй раз. Надо избавиться от жигулей, надо избавиться от Виктора. Но как это сделать Андрей пока не знал.
  

Заточение

  
   Андрей лежал на кровати. После того, как он попал в заключение к Виктору, ему не хотелось ничего: ни пить, ни есть. Единственное, что он надумал, валяясь целый день и всю ночь на постели, - это то, что он ни за что не будет писать картины для этого подонка Виктора.
   - Ишь, что удумал, - размышлял Андрей, - присвоить себе чужие работы, грести деньги, упиваться славой, а я здесь должен провести всю жизнь и заниматься искусством ради искусства!
   Андрей в бешенстве вскочил, забегал по комнате, подбежал к громадному зеркалу. На него смотрело юное и бледное лицо.
   Стукнула дверь. Андрей вздрогнул и попытался овладеть своим лицом. Андрей молча лег на кровать. Он решил: - Ни единого взгляда, ни единого слова - буду молчать.
   Виктор сел в кресло и заговорил: - Я не буду Вас подгонять и заставлять писать, но я знаю, что Вы без этого не можете. А мне нужны слава, и деньги. Видите, я с Вами открыт и честен. Мы могли бы с Вами подружиться.
   Андрей не удержался и хмыкнул. Подружиться! Нашел себе друга - собачку на коротком поводке. Андрей отвернулся к стене.
   - Что ж, я вижу, Вы не расположены сейчас разговаривать, я подожду. - С этими словами Виктор поднялся из кресла и вышел.
   Два месяца он не заходил к Андрею. Тот держал данное себе самому слово и не прикасался к карандашам и кистям. Девица, приносившая ему еду могла только мычать, читать и писать она не умела, поэтому общаться с ней было бессмысленно. Андрей от скуки просмотрел всю библиотеку, от корки до корки прочитал и перечитал "Графа Монте-Кристо", "Робинзона Крузо", "Тарзана" и "Маугли". "Робинзон Крузо" показал ему выход из его безнадежного положения - труд. И Андрей взял в руки кисть. При первом же мазке стукнула входная дверь и показался Виктор.
   - Здравствуйте, Андрей. Я рад, что Вы одумались.
   При первых же звуках его голоса, Андрей отшвырнул кисть далеко в сторону. Она покатилась, оставляя зеленый цвет на полу. И Виктор, и Андрей проводили ее глазами. Потом Андрей посмотрел на Виктора, Виктор на него, и Андрей сказал: - Я не могу позволить себе, чтобы на земле существовал человек, из-за ненависти к которому я отказался от себя. Потом Андрей сделал два шага, наклонился и поднял кисть.
   -Я рад, что Вы одумались, - произнес Виктор и вышел. Андрей злобно посмотрел ему вслед, потом повернулся к картине и продолжил работу.
   Он выплеснул на полотно всю обиду и горечь поражения. Он изобразил маленький и бессмысленный мир существ, живущих под землей. Их самые высокие дома упирались в мокрый потолок подземной пещеры, их самые оживленные магистрали заканчивались тупиками. На полотне не было настоящего солнечного света, настоящего снега, настоящего дождя. Картина была сложной, многофигурной, но как будто лишенной плоти, плоской, без перспективы и глубины. Взгляд все время возвращался к центру картины - символу тупика человеческого существования. Существа, живущие в подземелье были беззащитными полупрозрачными пучеглазыми уродцами. По сути они не были людьми, как не чувствовал себя человеком и Андрей.
   В какой-то из дней картина была закончена, и почти сразу же появился Виктор. Он подошел к работе, долго молча изучал ее, потом повернулся к стоящему поодаль Андрею и тихо произнес: - Я в Вас не ошибся - Вы сделаете мне имя. Надеюсь, Вы не подписывали полотно?
   Андрей пожал плечами и промолчал, он не стал говорить своему тюремщику, что подписал картину, а потом одним маленьким мазком скрыл подпись, он надеялся на торжество справедливости и поэтому подписал свою работу.
   Виктор все тщательно осмотрел, не нашел подписи и удовлетворенно заметил: - Вижу, что ты понял правила игры, это меня радует. Мы можем отпраздновать начало сотрудничества. Что ты предпочитаешь: коньяк, шампанское, водку?
   Андрей ничего не ответил, развернулся и пошел из мастерской в свою комнату. Он был внутренне честен и не мог не признаться себе самому, что ему было приятно слышать похвалу Виктора. Как бы там ни было, но ему нужны были зрители, а Виктор был единственным зрителем его только что законченного полотна и останется единственным и для всех последующих работ. Навсегда! Работы, написанные здесь, уйдя отсюда, перестанут ему принадлежать, зрители будут смотреть на произведения Виктора, критиковать Виктора, хвалить Виктора, восхищаться Виктором.
   Раздался стук, затем послышались шаги, через минуту на пороге возникла глухонемая девица, неся на подносе бутылку шампанского. Она поставила на столик бокал, бутылку и положила маленькую открытку. Андрей взял в руки открытку и прочитал: - Поздравляю с началом нашей совместной работы. Желаю творческих успехов! Виктор.
   Андрей поддал маленький столик ногой и завопил: - Сволочь!!! - Шампанское, описав в воздухе дугу, тяжело рухнуло на пол. Взрыв был заглушен мягким ковром, осколки летели вместе с брызгами шампанского в разные стороны, бокал разбился. Девушка беззвучно шевелила губами, глядя на это безумство. Андрей схватил горлышко бутылки и, потряхивая им перед лицом девушки, показал ей на выход. Девица приобрела землистый цвет и на подгибающихся ногах пошла к выходу. Перед самым выходом Андрей схватил ее за руку и приставил острые стеклянные углы горлышка бутылки к тяжело пульсирующей артерии на горле девушки.
   Как это - хотеть женщину, - он не знал. В том малюсеньком пространстве, в котором он жил, женщин не было. Вернее сказать, была только эта глухонемая, в обязанность которой входило удовлетворять его похоть. В мужских играх полноценные женщины не участвуют - слишком близким тогда становится искушение и изгнание из рая. Но тогда Андрей еще этого не знал и принимал девушку за равноправную участницу в игре Виктора. Поэтому она стала его заложницей.
   Так тесно прижавшись друг к другу, они вышли в коридор. В конце коридора скучал здоровенный детина у окна. Увидев Андрея, он загоготал: - Ты промахнулся с заложником, ее жизнь ничего не стоит!
   Девушка видимо умела читать по губам, потому что стала мелко дрожать. Охранник навел пистолет на Андрея и выстрелил. Пулька маленькая и злобная попала в ногу. Андрей посмотрел на девушку и бросил стекло на пол, потом медленно опустился на пол сам. С ним поступили как с животным, которого хотят поймать и привести в зоопарк живым и невредимым. В него стреляли миорелаксантами.
   Охранник подошел, взял обездвиженного Андрея на руки и отнес в его комнату. - Не нервничай, парень, - назидательно произнес он, накрывая Андрея одеялом, - отсюда убежать можно только ногами вперед, а тебе это ни к чему, ты еще молодой. Мы тебя еще женим.
   С этими словами верзила ушел. Андрей пробыл в забытьи несколько часов, сквозь пелену накрывшую сознание к нему пробивались видения, сюжеты следующих картин.
   Наутро он ощутил боль в ноге слабость во всем теле, с ковра убрали осколки бутылки, а, когда Андрей вошел в мастерскую, то увидел, что картину унесли.
   -Черт с тобой, Витек, - пробормотал Андрей. После завтрака слабость отступила и он стал делать наброски будущей картины. Ему виделся громадный солнечный город под синим небом. Улицы были вымощены плитками, и глаз скользил с улицы на улицу и натыкался на площади. На площадях стояли церкви: православные, католические, протестантские. На одной из площадей находилась мусульманская мечеть, на другой буддистский храм. Андрей видел эту картину во сне. Он хотел передать красками то ощущение счастья и свободы, которое он испытал, видя этот сон. По замыслу город должен был быть пустым. Только где-то не в центре картины, притягивая взгляды, на маленьком горбатом мосту над весенней бурливой и абсолютно прозрачной водой должна была стоять человеческая фигура и смотреть в воду, в которую была погружена по самые купола православная церквушка - стройная и белая. Эту церковь Андрей видел как будто наяву. Она стояла перед его глазами и притягивала его измученную душу, страдающую от обесцененности и пустоты своего существования.
   Андрей, несмотря на провал вчерашней попытки выбраться из заточения, как будто повеселел, он кое-что узнал об охране и методах ее работы, он вдруг понял, что жизнь не кончилась в этой комфортной тюрьме, что у него есть шанс выбраться на свободу. Самое главное то, что его не будут убивать, - его жизнь ценность, которую Виктор не поставит на карту, ведь Андрей нужен ему живым и способным творить. Андрей вышел на террасу - море внизу было окутано дымкой то ли тумана, то ли дождя. Здесь, ближе к террасе, туман летал отдельными клочьями, изображая маленькие неаккуратные облака, к лицу лип холодный и влажный до озноба воздух. Терраса была огорожена низким широким каменным поребриком, невозможно было хоть за что-то зацепиться, чтобы попытаться спуститься вниз к скалистому берегу. Андрей подошел поближе к поребрику и исследовал его поверхность - похоже это был песчаник, камень мягкий и податливый. Если у самого пола начать сверлить маленькую дырочку, то, пожалуй, к середине лета у него появится шанс продернуть веревку в дырку и обвязать поребрик. Тогда он сможет спуститься по веревке на берег и уплыть куда-нибудь подальше от проклятого Витька с его огромным "домом над водопадом". Андрей так назвал этот дом, потому, что терраса напоминала ему своим положением террасу над водопадом, созданную Франком Ллойдом Райтом, знаменитым американским архитектором.
   - Чертов плагиатор, - думал Андрей, - и дом ты содрал с другого, и картины ты воруешь. Все-таки должен быть в тебе какой-то изначальный изъян, если ты не готов взять на себя смелость явить миру собственные творения.
   Так размышляя, Андрей озабоченно отправился в свою комнату рыться в книгах. Очень скоро он нашел то что искал: руководство по самообороне и толстую книгу, стилизованную под старинный фолиант, с застежками, содержимое которой составляли отдельные листы очень плотной бумаги со старинными фотографиями крепостей и замков Чехии. Андрей сел в кресло, прихватив с собой фолиант, он вытащил из него фотографии, перебрал их штука за штукой, потом сложил в аккуратную пачку и засунул ее между книгами. Походив по комнате кругами, Андрей снова взял репродукции и положил их назад в книгу, а книгу вернул на полку. Потом Андрей взялся за вторую книгу. Здесь дело пошло веселее, и, прочитав первую главу, он уже махал перед зеркалом руками, потом валялся на ковре, перекатываясь с боку на бок. Присев напоследок сто раз и послушав как колотится сердце, Андрей отправился в ванну и самозабвенно плескался там часа полтора. Когда он вышел, напевая грозным голосом "адреналин..., адреналин", его встретил Виктор. Он как обычно сидел в кресле, лицо у него было встревожено. Андрей глянул на него и внезапно понял, что Виктор беспокоится за его, Андрея жизнь.
   - Интересно, откуда он узнал, что я так долго был в ванне? - подумал Андрей, - небось испугался, что я от горя и унижения с собой покончу. Фигушки тебе.
   Для пущей убедительности Андрей сунул правую руку в карман махрового халата и состроил там фигу. Ему это очень понравилось.
   Виктор внимательно осмотрел Андрея и слегка улыбнулся. Андрей, переполненный планами побега, улыбнулся ему в ответ.
   - Вижу, у тебя прекрасное настроение, - сделал вывод Виктор.
   - Да, - беспечно сказал Андрей, - Я хорошо выспался, а вчера получил небольшую порцию адреналина в кровь.
   - Ты теперь будешь перед каждой новой работой взбадривать себя адреналином?
   - Почему бы и нет? Что сможете Вы мне сделать, если я еще раз попытаюсь бежать?
   Виктор ответил, немного помедлив, но Андрей понял, что ответ он продумал еще до того, как он задал свой вопрос.
   - Есть много способов наказаний за попытку к бегству. Я действительно не стану тебя убивать и закапывать на старинном кладбище под березкой или ракитой, но я могу лишить тебя ног или убрать отсюда все эти книги.- При этих словах Виктор бросил небрежный взгляд на лежащее на столе "Руководство"
   - Кстати, - добавил он, - Ася отказывается в дальнейшем обслуживать тебя. Девочка она добрая, но ты напугал ее. Теперь к тебе будет приходить Владимир. Он как раз вчера охранял твою комнату. Его, конечно, не потискаешь.
   При этих словах Андрей покраснел так, что запылали уши. Он и правда иногда пытался обнять или поцеловать Асю, и она не противилась этому: прижималась к нему, ластилась как кошка, но дальше этого Андрей не заходил - он не любил девушку, ему просто хотелось животного тепла, флюидов томления и желания, исходящих от нее. Но это и все, что он хотел и мог. "Я в неволе не размножаюсь" - успокаивал он себя, но понимал, что когда-нибудь перейдет ту грань воспитания, которая удерживала его от секса ради секса. И сейчас он лишался даже искушения перейти эту грань. Он подверг девушку не просто опасности, но опасности, исходившей от него самого. Он предал ее и теперь наказан. И Андрей покраснел во второй раз теперь уже от чувства вины. Как смел он рискнуть чужой жизнью, даже такой убогой и обделенной как жизнь этой глухонемой?
   Виктор внимательно следил за лицом Андрея. Кажется, результат наблюдений вполне его удовлетворил, а потом закончил: - Ты пытался бежать, и наказал себя сам. Я думаю, дедушка Фрейд был прав, когда говорил о сублимации сексуальной энергии в творческую. Желаю успехов.
   С этими словами Виктор встал и удалился.
   Ночью лил дождь. Андрей вышел на террасу и вынес с собой книгу. Он брал лист за листом, комкал каждый и выбрасывал за ограду. Ливень превратил склон под террасой в бурный поток, и он уносил с собой лист за листом. Когда исчез последний, дождь кончился, и Андрей счел это событие хорошей приметой.
   Через несколько дней он заявил своему охраннику, что будет сам грунтовать холсты и потребовал для этого все необходимое. Когда Андрею принесли холст для подрамников, у него появилась возможность складывать обрезки холста в книжный переплет. При раскрое Андрей старался, чтобы обрезки были подлиннее. Где-то через месяц накопилось столько ленточек из холста, что Андрей попытался сплести нечто вроде косы. Коса получилась коротенькая, но довольно прочная. Результатом он остался доволен. Одновременно с этим Андрей каждый вечер, когда становилось совсем темно, выходил на террасу и в углу, где состыковывались стена дома и ограда, на уровне пола сверлил или, вернее сказать, ковырял дыру. Чтобы дыра не была заметна, он закладывал ее камешком. Он надеялся, что это будет его путь на волю. Ограда потихоньку поддавалась его усилиям. Веревка из обрезков становилась все длиннее и длиннее. Настал день, когда Андрей сказал себе: - Сегодня ночью я убегу!
  

Новости

  
   Утро просочилось в окна разведенным молоком, а она все смотрела в потолок, улыбалась, потом хихикала и прятала лицо в подушку, и снова смотрела в потолок.
   После всего пережитого Ольга все спрашивала себя: - Неужели это я? Сомнений не было - это была она. Но она не такая как вчера и не такая как несколько лет кряду, когда она была другой.
   Ей не удалось сохранить свой брак с Алексеем, она так и не сумела простить ему тех лестничных объятий, невольной свидетельницей которых она стала. Ольга перестала доверять Леше, а недоверие - яд, против которого нет противоядия, разве что открытый разговор. Но Ольга не умела и не хотела быть открытой со своим мужем. Она узнавала в себе свою маму, которая не смогла прямо спросить свою любимую дочь о том, что же на самом деле происходило между ней и Вадимом, что происходит сейчас между ней и Алексеем. В их семье, состоящей их двух человек - мамы и дочки, прямые вопросы считались вторжением во внутренний мир другого. А ведь Ольга ждала только намека, только протянутой руки, чтобы все рассказать маме, чтобы спросить у нее совета. Отношения между Алексеем и Ольгой были как перетянутая струна, того и гляди лопнут, именно тогда мама Ольги неожиданно для Ольги и, возможно, неожиданно для себя самой вышла замуж и уехала жить к мужу. Квартира осталась пустовать, и Ольга сбежала от Алексея в эту пустующую квартиру. Мама опять-таки ничего не спросила, из деликатности, сообщила только, что Ольга может распоряжаться жильем по своему усмотрению, так как они с мужем скорее всего "здесь жить не будут". Как впоследствии оказалось, под словом "здесь" Ольгина мать подразумевала Россию - они с мужем уезжали в Англию.
   И случилось то, что уже однажды было с Ольгой. С Ольгой и Вадимом. А теперь повторилось с Алексеем. Как и Вадим Алексей начал звонить и просить Ольгу вернуться, как и Вадим, он угрожал и плакал. Но чем больше он плакал и чем страшнее были угрозы, тем тверже Ольга говорила ему, как и Вадиму:- Нет!
   Она как будто сжалась в комок, как будто глубина и высота ее души потеряли размерность и душа превратилась в точку в пространстве. Тогда недоверие и одиночество - единственная подруга Валя была на гастролях и не могла ничем Ольге помочь, - сделали свое черное дело: превратили Ольгу в подобие сухого дерева вместо цветущего. Она перестала следить за собой - нет, не опустилась, а стала себе самой безразлична. Она не хотела привлекать ничье внимание. Мужчины перестали ее интересовать. Валентина, вернувшись, обнаружила вместо застенчивой, прелестной в своей распускающейся женственности девушки серую мышь. Но только на первый взгляд Ольга казалась мышью. В ней зрела страсть - она хотела, нет, не ребенка и не любви, - новую большую квартиру.
   Ольга тяжело вздохнула - воспоминания о прошлом причиняли боль. А может быть это была не боль? Она подумала немного и ей стало вдруг нестерпимо жарко. Так жарко, что она откинула одеяло и села, опустив ноги на холодный пол. Ей стало стыдно при воспоминании о тех днях, когда ее единственной страстью была жажда обладания - жажда денег. Хотя чего тут стыдиться? Она ведь всего на всего хотела квартиру , большую квартиру. Деньги на нее она заработала, а не украла. Ольга снова забралась под одеяло. И с чего она этак застыдилась? Образы и картинки прошлого бежали перед ее глазами: Вот она стоит и ждет троллейбуса на заснеженной мерзлой улице. Троллейбуса все нет, ноги мерзнут невыносимо, мимо проходят маршрутки, но она не поднимает руку - денег на комфортный проезд не предусмотрено. Следующая картинка: она сидит и большущей иглой зашивает старенькую сумку. Чтобы не исколоть палец, пришлось надеть наперсток, и этим наперстком она с силой тычет в игольное ушко и смотрит как кончик иглы медленно пролезает сквозь кожу сумки. Когда вылезший кончик станет достаточно большим, она уцепится за него пальцами и вытащит всю иголку. Давно пора купить новую сумку, но Ольга только что отложила очередные двести долларов на покупку квартиры и ни за что не возьмет из этих денег ни копейки, то есть ни цента. Дальше картинки сменились перечислениями, начинающимися с частицы "не": не ходила на выставку, не купила зимние сапоги. Не поехала на экскурсию, не взяла отпуск, не поехала на такси... Все эти "не" были для Ольги маленькими ступеньками на пути к ее цели - купить квартиру. Она вдруг очень ясно поняла, что желание счастья и любви она загнала в одно-единственное желание, совсем не такое уж и важное. Разве так уж нужна ей эта квартира?
   - Нужна, нужна, - строго и вслух себе самой сказала Ольга. И прислушалась к эху от своего голоса. В пустой комнате жило эхо. Ольга снова села и снова сказала, чтобы послушать это: - Нужна, нужна. - А потом неожиданно для себя самой добавила: - Андре-е-й. И эхо пустой комнаты ответило ей: - Эй!
   - Я скучно жила, все эти годы я скучно жила, - заверила себя Ольга, поднимаясь и направляясь на кухню. - Но, кажется, что-то изменилось сегодня. Я стала другой. Сегодня я стала другой. И чтобы отметить начало новой жизни, Ольга не стала привычно ставить чайник на огонь и привычно пить горячий спитой чай, унылый чай для одиночества и стыда, а подошла к окну на кухне и распахнула его. Ветер ночной и, может быть, для всех других еще зимний обхватил ее всю, и Ольга прошептала: - Весна. - И повторила: - Весна! И ветер услышал, потеплел, лизнул ее в щеку, замер. Так она и стояла, не шевелилась. Потом замерзла, закрыла окно. Закрывая, бросила взгляд на глухую стену дома напротив. В окне ниже этажом горел тусклый свет, он отражался на стене. Ольга почему-то поежилась, будто началу ее новой жизни нашелся непрошеный свидетель и ушла из кухни.
   Рассвело, и тут же зазвонил телефон, Ольга взяла трубку.
   - Оля, здравствуйте. Это Костя. Мне необходимо к Вам зайти. Это очень важно.
   - Когда? - спросила Ольга.
   - Если можно, то прямо сейчас.
   - Приходите, я только в магазин сбегаю и буду дома. Через час устроит?
   - Устроит.
   Спускаясь вниз по лестнице, Ольга посмотрела на дверь квартиры ниже этажом, где вчера из окна этой квартиры на стену падал тусклый свет. Дверь была с такой же как и на окне приклеенной бумажкой с надписью "SALE", а пыль на ручке двери явственно говорила о том, что в квартиру никто не заходил. Странно это все. Странно и неприятно.
   Когда Ольга возвращалась из магазина, ей встретился Костя. Он издали начал приветливо махать руками, напоминая ветряк и приближаясь к Ольге как парусник против ветра - галсами. Вечные лужи никому не давали возможности двигаться прямо, редкие прохожие подпрыгивали, делали танцевальные па на льду, невольно кланяясь друг другу. Ольга, наблюдая эту картину, мысленно поставила мини-балет, где главный исполнитель приближался к героине гигантскими прыжками через всю сцену, а героиня делала медленное фуэте у подъезда. Исполнитель приблизился и сказал с придыханием и очень интимно: - Здрасьте.
   Они поднялись на лифте, прошли в квартиру. Ольга проводила Костю на кухню, ей не хотелось принимать его там, где вчера находился Андрей. К тому же на кухне был теплее, а Ольгу после бессонной ночи изрядно потряхивало.
   - Садитесь, - пригласила Ольга, указывая на стул около кухонного стола, и повернулась к плите, чтобы поставить чайник. - Что Вы хотите? Чай или кофе.
   Традиции Ольгиной семейной жизни приучили ее к непрерывному кормлению гостей, а свежезаваренный чай был непременным атрибутом любого даже самого короткого визита к ней в дом. Она с трудом удерживала себя от предложения чаю или кофе, когда к ней являлись сантехник или электрик, хотя по опыту знала, что они всегда были "дунувши" и нуждались только в том, чтобы "усугубить" свое состояние.
   Сейчас жертвой ее гостеприимства сделался Костя, который привык забегать к друзьям-приятелям на пять минут, только по делу, только по очень срочному, и не пить и не есть нигде кроме собственного дома и никогда кроме как в двенадцать ночи, потому что раньше ночи дома он мог появиться тоже только по делу: глянуть что-нибудь в компьютере или взять какой-либо конспект. Чаи распивать ему было некогда, история же знакомства с Иваном в пивном баре была для Кости исключением, сознательно сделанным ради пациента. Ну, и, пожалуй, из любопытства.
   Ради все того же Петра Кузьмича Костя покорно уселся за стол на кухне у Ольги и согласился испить кофею. И сумасшедшее кофепитие началось.
   - Ольга, - приступил к разговору Костя, не умеющий обращаться с женщинами хотя бы вполовину так же ласково и тактично, как он это делал с больными, - Ольга, - повторил он, как ему казалось, этим повтором крайне умело подготавливая Ольгу к неприятностям, - Вы знаете, что в Вашей квартире во время пожара был убит человек?
   Ольга, сделавшая до этого большой глоток горячего кофе, поперхнулась от неожиданной новости и стала сипеть.
   - Вижу, Вы ничего не знаете, - ответил сам себе Костя, умело стукнув Ольгу по спине и прекратив ее мучения. Отдышавшись, Ольга деловито спросила: - Что еще?
   Костя подивился тому, что Ольга не ополоумела от новости, которая большую часть женщин повергла бы в многословное поношение всех промежуточных звеньев между ними и трупом, начиная от бывших владельцев квартиры и заканчивая государственным строем и собственными родственниками. Причем все это должны были бы сопровождать слезы и заламывание рук.
   - Вторая новость хорошая, - невозмутимо продолжил Костя, - В квартире, возможно, вовсе ничего не сгорело.
   - То есть, как не сгорело? - Ольга посмотрела на Костю с осуждением, - Здесь же даже полы прогорели. Ну, кроме кухни разве что, - добавила она, разглядывая очень приличный паркетный пол.
   - Оля, - Костя стал говорить медленно, чтобы до Ольги все дошло и не пришлось бы повторять дважды, - В квартире находилась дорогая коллекция картин. Их владелец, Петр Кузьмич Вешкин сейчас находится в больнице. У него психогенное расстройство. Кроме того, он считает, что коллекцию не сожгли, а украли. У меня появились основания считать, что не все, что говорит Петр Кузьмич продиктовано его болезнью. Возможно, что картины действительно украли и спрятали до лучших времен.
   - А лучшие времена наступят, когда владелец картин умрет, - добавила Ольга.
   - Возможно, Вы правы, - согласился Костя, - но дело не только в этом. Такое громадное количество картин невозможно упаковать и увезти на машине так, чтобы ни один человек, проживающий в этом доме, ничего не заметил. Отсюда вывод - картины из дома не вывозили. Они спрятаны где-то здесь.
   - Костя, но почему же все-таки Вы решили, что картины не сгорели? Есть какие-нибудь улики?
   - Только косвенные. Чем можно объяснить мертвое тело со следами повреждений? Кто-то его ударил! Ведь не за право же поджечь картины разгорелась битва между убитым и убийцей? Это первая косвенная улика.
   - А вторая? - спросила Ольга, протягивая руку к сигарете. Костя моментально чиркнул спичкой и поднес дрожащий огонек к сигарете. Ольга улыбнулась: ей вспомнился мальчик-грузин из ее, как она теперь считала далекой юности. Она встретила его на студенческой вечеринке. Он пришел туда со своей девушкой, но за столом оказался рядом с Ольгой. Потом начались танцы. Ольга не обращала внимания на молодого человека и танцевала с другими, да и он, кажется, был увлечен только своей дамой сердца. Но в каком бы углу полутемной (для интима и романтики) комнаты Ольга ни совала в рот сигарету рядом с ней тут же появлялась горящая спичка, и мальчик-грузин давал ей прикурить. Почему-то она очень много курила в тот вечер. Потом девушка, пришедшая с мальчиком, вдруг засобиралась домой, и мальчик ушел вместе с ней. Больше Ольга его никогда не встречала.
   - Вторая улика заключается в том, что Петру Кузьмичу поставили неверный диагноз! - Костя сделал эффектную паузу и продолжил. - В момент приезда в сгоревшую квартиру он был под воздействием наркотического вещества. Об этом свидетельствует, то, что у него были расширены зрачки, он обливался потом, он не помнит ничего из того, что было в ту ночь. Именно поэтому его жена давала показания о том, что картины сгорели. Ведь только владелец коллекции даже в обгоревших останках живописи смог бы узнать свою коллекцию, а он был невменяем!
   Костя откинулся на спинку стула и с торжеством посмотрел на Ольгу. Ольга потушила сигарету, зачем-то посмотрела в окно, потом проговорила с сомнением: - Но ведь в больнице ему наверняка делали анализы. Неужели наркотик, так изменивший поведение человека, что ему поставили диагноз психо..., психе... - Ольга замялась.
   - Психогения, - подсказал Костик.
   - Да, психогения, - подхватила Ольга, - неужели этот наркотик нельзя было определить?
   - Анализы делали, скорее всего, утром, наркотик, скорее всего, был LSD. Если он хорошо очищен, его трудно найти. Его легче всего подмешать в пищу или питье - он не имеет ни вкуса, ни запаха.
   Ольга молчала, ей трудно было поверить в то, что ее так цинично обманули с квартирой. Как она тут жить будет, если здесь, может быть, на этом самом месте лежал труп. Ф-фу. Ольгу передернуло.
   - Самое главное, что мне нужно Вам сообщить, заключается в том, что человек, убивший в этой квартире, не мог выйти из квартиры, потому что дверь была закрыта изнутри.
   При этих словах Костя посмотрел на Ольгу и увидел, как она бледнеет.
   - Костя, Вы хотите сказать, что здесь есть еще один труп? - При этих словах Ольга посмотрела на паркетный пол кухни так, как будто под ним, в межэтажном перекрытии мог находится запрятанный покойник.
   - Ольга, не волнуйтесь Вы так, - всполошился Костя, - если бы здесь был запрятанный труп, то это значило бы, что его кто-то убил и здесь запрятал. Можно было бы предположить, что убийство совершил тот, кого нашли в квартире. Но тогда становится неясным, кто же убил его? Ведь на трупе были следы механических повреждений. Получается должен быть кто-то третий!
   Тут Костя окончательно запутался и закончил свою речь: - Ольга, мне нужно осмотреть Вашу квартиру, может быть этот осмотр хоть что-то прояснит.
   - Пожалуйста, смотрите, - белыми губами прошептала Ольга и потянулась за сигаретой. Костя чиркнул спичкой, поднес трепещущий огонек к кончику сигареты, встал и, произнеся "с Вашего позволения", удалился обследовать помещения. Ольга осталась сидеть, тупо глядя на кончик тлеющей сигареты.
   - Халявы нет, - мрачно размышляла Ольга, - польстилась на дешевую квартирку, ан вот тебе и расплата. Как же я не догадалась, что не может быть дешево просто только потому, что сгорело. Добрые люди из кучи сгоревших досок делают деньги, а тут - громадная квартира и просто даром! Сейчас Костя еще труп найдет и все логически увяжется. Так мне и надо, дуре!
   Придя к этому "логическому" выводу Ольга прислушалась к тому, что делал Костя. Но Костя был тих и бесшумен. Вскоре он появился на пороге кухни и задумчиво изрек: - Во всей квартире дешевый линолеум, настеленный после пожара, а вот на кухне сохранился паркет, отсюда вывод...
   - Какой? - встрепенулась Ольга.
   - Такой, что убийца, если он не мог выйти через входную дверь, двигался в сторону, противоположную огню, то есть на кухню.
   - И что же из этого следует?
   - Следует, что как-то он отсюда ушел.
   Костя с сомнением посмотрел на окно. Глухая стена была совсем близко, но даже, если представить себе, что у неизвестного негодяя были крюк и веревка, непонятно, куда можно было бы закинуть этот крюк. До крыши соседнего дома было не меньше десяти метров - приблизительно два этажа и чердак. Ни одного окошка, никакой пожарной лестницы...
   - Будем искать, - вздохнул Костя и повернулся к закрытой двери, расположенной в той же стене, что и вход на кухню.
   - А здесь что? - спросил он.
   - Это кладовка.
   - Можно заглянуть?
   - Пожалуйста.
   Костя открыл дверь. За ней было довольно просторное для кладки помещение. Костя провел рукой по стене слева, потом по стене справа. Ничего не обнаружил и обратился к Ольге:
   - А свет здесь есть?
   Ольга прошла в коридор и щелкнула выключателем. Под потолком загорелась тусклая лампочка. Она осветила полки на стенах справа и слева. Полки были заставлены какими-то банками, бутылками и коробками. У стены прямо напротив дверей стояло ведро и швабра. Больше в кладовке ничего не было.
   - Вы будете делать ремонт? - Костя помахал рукой в сторону банок.
   - Нет, пока не буду, - Ольга подошла к Косте и попыталась заглянуть через его плечо. Для этого ей пришлось встать на цыпочки, но она все равно ничего не увидела. Тогда она отпихнула его рукой, сама подивившись собственной бесцеремонности, и посмотрела в глубь комнатенки.
   - Банки мне в наследство остались от Регины, она сказала, что здесь неизрасходованная краска, белила и обойный клей. Я еще сюда не заглядывала.
   Костя стал снимать банки с полки справа. Стена за полками была заклеена обоями, которые уже кое-где отставали. Странно, ведь ремонт делался совсем недавно. Костя отогнул кусок обоев и увидел дверную петлю. Он повернулся к Ольге.
   - Вы знаете, что за этой стеной?
   - За этой стеной черная лестница, но ею давно не пользуются, когда я заходила во двор, то видела, что вход на нее заколочен досками.
   Костя со всей серьезностью, на которую только была способна его веселая душа, обратился к Ольге:
   - Оля, я хочу разобрать эту кладовку и посмотреть, действительно ли там есть выход на лестницу. Это важно выяснить, может быть именно в эту дверь убийца и ушел во время пожара. Я обязуюсь поставить все банки на место.
   При упоминании убийцы Ольга снова побледнела, потом справилась с собой и твердо сказала: - Ну разумеется, Костя. Мы должны выяснить все до конца, иначе я не смогу здесь жить. Давайте я Вам помогу.
   Они вдвоем принялись выносить банки и бутылки на кухню. Скоро и Костя и Ольга были в пыли, а еще через пятнадцать минут перед ними оказались пустые полки. Костя потянул одну из полок на себя, и вдруг все полки поехали на него. Все они были прикреплены к двери, которая легко и свободно открылась. Ольга тихонько ахнула. За первой дверью находилась вторая. Изнутри она могла закрываться на щеколду. Щеколда не была закрыта. Костя потолкал дверь в разные стороны и с огорчением констатировал:
   - Эту дверь закрывали ключами снаружи. Если бы ее закрывали изнутри, то, скорее всего, задвинули бы и щеколду. Регина оставила Вам ключи от этой двери?
   - Нет. - прошептала Ольга. Она вдруг поняла, что в течение всей недели, что она прожила в этой квартире, к ней через эту дверь мог войти кто угодно. Похоже, та же мысль пришла в голову и Косте, потому что он задвинул щеколду со словами: - Не надо звонить Регине и выяснять, есть ли у нее ключи от этой двери, думаю, что я смогу их раздобыть и без нее.
  

Попытка бегства

  
   Ему не удалось сбежать из своей комфортабельной тюрьмы. Ночью он вытащил свою веревку из книжного переплета и, намотав на руку от кисти до локтя, посчитал количество оборотов. Их получилось тридцать, по расчету Андрея ровно столько, сколько потребуется, чтобы спуститься с седьмого или восьмого этажа. Веревка была довольно тонкой, но толще он не мог ее сплести, потому что тогда она не вместилась бы в тайник. Андрей вышел на террасу, вытащил камушек, закрывающий дыру в ограде, и просунул в нее веревку. Потом Андрей перегнулся через край ограды и палочкой с крючком на конце, которую он сделал специально для этого случая, подцепил торчащий из дыры конец веревки и подтянул его к себе. Теперь ему осталось только привязать конец веревки так, чтобы она кольцом охватывала ограду, и начать спуск.
   Последние две недели Андрей посадил себя на такую строгую диету, что не опасался, что веревка его не выдержит. Но первый шаг за край террасы сделать было очень страшно. Теплая комфортная жизнь, похожая на существование морской свинки в клетке, заканчивалась здесь, на краю обрыва в никуда. Он не знал, спустится ли он до земли или длины веревки не хватит, и он разобьется. Он не знал, есть ли выход наверх из маленького ущелья, в которое он попадет спустившись, или ему придется плыть вдоль берега до более пригодного для подъема места.
   Андрей ухватился руками за веревку и перебросил тело вниз. Первое, что он увидел, спустившись на два метра и преодолев первый ужас перед высотой, что под террасой находятся еще два этажа дома, причем сейчас он на своей веревке болтается как раз напротив открытого настежь окна. Но это было не все - из окна раздался дикий женский крик. Андрей не видел, кто кричит, но прекрасно понимал, что сам он отчетливо виден на фоне южного ночного неба, усыпанного мерцающими звездами. Андрею ничего не оставалось делать как начать быстрее перебирать руками, больше для обретения свободы и жизни он сделать не мог. А тишина и темнота вокруг него начали рушиться. Зажегся свет сразу в нескольких окнах, что-то захлопало и загрохотало, но к своему ужасу Андрей услышал тихий треск веревки. Он закрыл глаза и в этот момент сильные мужские руки схватили его и втянули в окно. Веревка за окном лопнула и пролетела мимо беззвучно и страшно как сама смерть.
   - Говнюк! - услышал Андрей ненавистный голос Виктора и подумал: - А ведь он спас мне жизнь.
   Андрея отвели назад в его апартаменты и оставили одного. До утра он ходил из комнаты в мастерскую и обратно. В глазах как будто песок был насыпан, такими они были сухими и жаркими. Уром пришел Виктор и молча уселся в свое любимое кресло. Он долго молчал, потом как бы нехотя произнес: - Певчую птицу держать в клетке трудно, наверное невозможно, но у меня нет выбора. Ты будешь здесь жить всегда. - Потом добавил, вчера открылась моя выставка. В Нью-Йорке. Мои, ...твои картины ошеломили публику. В газетах пишут, что ничего подобного не рождало искусство двадцатого века. Только один журналист упомянул, что в подобном ключе писал некий Андрей Вешкин, но то были еще незрелые студенческие работы. О них скоро забудут.
   - Как же Ваши предыдущие работы. Вы ведь писали совсем в иной манере?
   - Редко, но бывает, что художник меняет манеру живописи. Говорят, к автору пришла зрелость. Его предыдущие поиски и эксперименты в области живописи завершились. Найден новый способ самовыражения. Ну, ты сам знаешь, что объяснения свершившемуся всегда найдутся. Задним числом.
   Виктор замолчал. Какая-то мучительная мысль отражалась на его красивом лице, не давала ему возможности продолжать разговор в том же циничном ключе. Он оглядывал мастерскую беспокойным взором, морщился. Наконец, тихо проговорил, запинаясь на каждом слове: - Я не выпущу тебя..., но и мне от тебя теперь никуда не деться... Я понял это вчера. Мой дом - твоя тюрьма навсегда... Но теперь ты стал моей тюрьмой... Я привязан к тебе как мать к ребенку. Я думаю о тебе по ночам. Я волнуюсь о твоем здоровье.
   Виктор внезапно вскочил и завопил: - Ты достал меня! Я проклинаю день и час, когда мне пришла в голову мысль тебя украсть! Я несвободен теперь! Несвободен! - Виктор остановился, задохнувшись, и тихо закончил: - Я тебя ненавижу...
   Андрей смотрел с изумлением, ничего подобного он не ожидал услышать от своего врага.
   - Отпустите меня и будьте свободны, - посоветовал Андрей. Виктор посмотрел на него, криво усмехнулся и вышел, ничего не ответив.
   И все же Андрей бежал.
   Он надолго простился с мыслью о побеге из дома, планировку которого он не знал, а единственный видимый путь был уже испробован и весьма неудачно. Но ему грела душу мысль о том, что Виктор зависит от него почти так же, как и он от Виктора. Андрей даже проникся к нему некоей извращенной симпатией жертвы к палачу. Со временем они стали беседовать об искусстве, проводили время за чашкой чая или рюмкой коньяка, правда, стеклянные рюмки были предусмотрительно заменены металлическими, а ножи и вовсе подавались пластмассовые. Виктор был эстет во всем и одноразовой посуды не признавал, считая ее проявлением плебейства. Исключение пришлось сделать только для ножей. Эти меры предосторожности превратили Андрея в хозяина положения. Порой сложившаяся ситуация казалась ему странной, порой смешной. Но всегда каждый из них соблюдал дистанцию в общении друг с другом длиннее, чем дипломаты государств на грани разрыва дипломатических отношений.
   Виктор принес в комнату Андрея телевизор и позволил охраннику снабжать его газетами. Так Андрей узнал, что его отец стал известным коллекционером. Однажды он даже увидел его по телеканалу "культура". Отец медленно шел по выставочному залу под руку с какой-то высокой женщиной. Отец улыбался и что-то говорил о молодых талантах, которых он поддерживает своей коллекцией, и, возможно, создает моду на произведения молодых и пока никому не известных авторов. Андрей сразу вспомнил отца и то, какое у него было необыкновенное чутье на талантливых детей. В школе он безошибочно определял ребенка, будь то тихоня или шалун, работа с которым оправдает любые затраты времени на него. Иногда у них дома появлялись дети, с которыми отец занимался бесплатно. Такие не перестроечные взгляды на зарабатывание денег огорчали маму, а у Андрея вызывали ревность. Он ревновал отца ко времени, что безвозвратно уходило на занятия с другими, не с ним. А однажды отец привел девочку лет десяти - Андрею тогда было пятнадцать - и велел ему позаниматься с ее живописными работами. Это было неслыханное вторжение в личную жизнь, и Андрей возмутился. Но, когда он увидел несколько неумелых рисунков девочки, то его охватил педагогический пыл, и он стал с ней заниматься. Он объяснил ей, что такое перспектива, как можно измерять предметы карандашом и как правильно держать карандаш. Андрей показал девчонке, как создавать глубину на картине не только с помощью изменения размера предметов, но и с помощью изменения яркости красок, их насыщенности. Он давал ей упражнения на заливку и смешение цветов и научил делать из пластилина модели будущих картин. Они вместе ходили на пленэр и делали наброски, и писали этюды. А потом мама девочки вышла замуж за американца и уехала в Америку вместе с дочкой.
   Андрей увидел, как ведущая попросила кого-то подойти, и рядом с отцом и незнакомой женщиной появилась юная девица с громадными глазами обезьянки уистити, неуклюжими движениями подростка и цыплячьим пухом на голове, должным означать модную прическу.
   - Мы хотим представить Вам, - заурчала ведущая, обращаясь к отцу Андрея, - а также нашим телезрителям. - Ведущая улыбнулась Андрею, - талантливую американскую художницу Лидию Битмеп. Она специально приехала к нам, чтобы подарить Петру Вешкину несколько своих работ. У Петра Кузьмича уже есть работы Лидии.
   Ведущая потащила микрофон к Лидии и попросила ее рассказать о себе. Девушка затараторила, мешая русские и английские слова, о том как она признательна Петру Кузьмичу, что он первый увидел в ней дар живописца, а его сын...
   При первых же звуках ее голоса Андрей понял, что перед ним та самая Лида, которую он учил правильно держать карандаш.
   Лидия рассыпалась в комплиментах отцу, ведущая сообщала о том, что работы Лидии стоят не менее десяти тысяч долларов. Отец немного потерялся на этом фоне бесконечных дифирамбов и словоизвержений в адрес Лидии ее картин, ее дару Петру Вешкину, его проницательности по части видения таланта. В конце концов экспансивная американская леди кинулась отцу на шею и заявила, что, если бы не он и не Андрей, то из нее скорее всего получился бы продавец газет, да и то она не уверена, так как всегда плохо считала.
   - А где Ваш сын? - вдруг спросила Лидия, и камера начала отъезжать, а голос ведущей жизнерадостно сообщил, что за дружеской беседой мы и оставим всех здесь собравшихся, а сами перейдем к новостям театральной жизни.
   Почему-то именно после этой передачи Андрей снова понял, что убежит отсюда или умрет.
   Весь вечер и всю бессонную ночь его мучили воспоминания. Потом он начинал строить планы побега. В голову ничего не приходило и под утро он заснул, и ему приснилась Лида, такая, как он видел ее в телепередаче. Она танцевала партию Спящей Красавицы, ту сцену, где она встречает старушку и укалывается о веретено. Потом вместо того, чтобы заснуть на сто лет, Лида протягивает ему картину, на которой был изображен спящий принц.
   Андрей вскочил с кровати, как ужаленный осой. - Спасибо Лида, - пробормотал он. План побега был готов.
   В обед к нему заглянул Виктор, и они поговорили об импрессионизме в скульптуре. На прощание Андрей бросил, казалось бы, совершенно невинную фразу: - Настоящий творец должен быть подобен Микеланджело - уметь не только писать, но и ваять.
   Андрей увидел, как по лицу Виктора скользнула тень, и понял, что попал в цель.

Ключи

  
   Утром Лена и Костя случайно встретились перед клиникой.
   -Ты к кому? К Филе? - Костя сознательно придал своему голосу издевательскую интонацию.
   -К Филе - с вызовом ответила Лена.
   Их позавчерашний поход к Регине, когда они действовали слаженно как воздушные гимнасты без страховочной сетки, был забыт. Сейчас Лена всей душой хотела, чтобы Костя провалился бы куда-нибудь и не демонстрировал бы свои с ней дружеские отношения. Филя мог увидеть, как он помогает ей снять пальто, как открывает перед ней двери. Костя мог при случае и дружески поцеловать Лену в лобик, и это было бы уж слишком.
   - Костя, а ты сейчас к Петру Кузьмичу пойдешь? - спросила она осторожно. - Он ведь ждет тебя?
   - Я сейчас к сестре-хозяйке пойду, у меня к ней дело. - Костя распахнул перед Леной дверь, пропуская ее вперед, и, конечно, они нос к носу столкнулись с Филиппом Эдуардовичем, который зачем-то выбегал на улицу. Увидев Лену, некая работа ума отразилась на его челе. Казалось, он с трудом пытался припомнить, где и когда он видел эту девушку. Лена немедленно поздоровалась, звонкий ее голосок зазвенел под сводами вестибюля. Костя поздоровался более чинно, но при этом схватил Лену под руку, как будто они так и пришли сюда вместе. Лена аж зашипела от ярости, чем очень напомнила Косте его кошку Маргариту, сокращенно Марго, когда ту пытались погладить без ее на то соизволения. Он еще крепче прижал Ленин локоть к себе и прошептал ей в ухо: - Еще каких-нибудь полгода, и он начнет узнавать тебя в лицо.
   Дверь за их спинами хлопнула, и тогда Костя отпустил Ленин локоть. Лена бешеным взглядом проследила за его опускающейся рукой, схватила его ладонь, поднесла к губам и неожиданно впилась в нее зубами. Костя взвыл, отдернул руку, сказал: - Дура, - и отвесил ей пощечину. После этого обмена любезностями они разошлись, как пара в полонезе.
   Костя пошел искать сестру-хозяйку. Идя по коридору, он встретил медсестру Ирочку.
   - Ирочка, позвоните сестре-хозяйке, через полчасика, ее главный просил подойти в соседний корпус. Скажите ей, что это ненадолго.
   - Позвоню, - пообещала Ирочка.
   Костя пришел в обиталище сестры-хозяйки как раз, когда она запирала дверь в свою каморку.
   - Стойте, стойте, - завопил Костя и бросился к ней, умоляюще сложив руки. - Больной из пятнадцатой палаты просит жилетку, он свои вещи здесь оставлял. Ему что-то холодно, говорит, сосед все время форточку открывает, а на дворе не июль.
   Костя импровизировал, но сестра прервала его строго: - Как фамилия, твоего из палаты?
   - Вешкин, Петр Кузьмич, - отрапортовал Костя.
   - Заходи!
   Сестра-хозяйка снова открыла дверь и прошла в маленькую комнату без окна, с крошечным столом, раздолбанным стулом. На столе лежала амбарная книга и стоял телефон. Сестра-хозяйка уместила свои телеса на жалобно скрипнувший под ней колченогий стул и стала листать амбарную книгу.
   - Когда? - спросила она строго.
   - Что "когда"? - не понял Костя.
   - Больной когда поступил? - рассердился средний медицинский персонал. - Я что должна всю книгу просматривать? У меня вещи по датам записаны.
   Костя поскреб затылок и сообщил наугад: - Пятнадцатого января.
   Сестра-хозяйка почему-то тут же нашла нужную запись. Справа от входа находилась дверь в гардероб, где хранились вещи. К ней и направилась пожилая дама, гремя ключами. Как только она открыла дверь, раздался телефонный звонок. Тетка развернулась и плавно поплыла к телефону. - Алло, - пробасила она, - Сейчас буду. И положила трубку.
   - Уходи, - велела она Косте, - меня главный вызвал. Некогда мне тут жилетки для больных разыскивать. Позже подойдешь, после обеда.
   - Кажется, облом, - подумал Костя и начал умолять сестру-хозяйку. - Давайте, я сам все найду, двери закрою аккуратно, а ключики Вам принесу или у медсестры на посту оставлю.
   - Нет, - рявкнула дама, и тут у Кости наступил "инсайт".
   - Вы позволите? Я хотел бы подарить Вам бутылку коньяку.- Костя открыл свой дипломат и извлек оттуда бутылку "Александра Бержерака". Коньяк он купил по дороге в клинику, но предназначался он не сестре-хозяйке, а маме на день рождения. Вечером должны были придти гости, и мама поручила Косте затовариться спиртным.
   Сестра-хозяйка взяла бутылку недрогнувшей рукой и пробасила: - Что ж ты сразу не сказал, что тебе жилет нужен срочно? Ключи на посту оставишь.
   С этими словами дама погрузила коньяк в необъятных размеров карман на животе, чем напомнила Косте кенгуру, бросила ключи на стол и скрылась. Костя подивился такому волшебному преображению женщины из неподкупного стража чужих ценностей в доверчивую и добрую матрону, готовую эти самые ценности доверить первому встречному поперечному.
   Он проник в гардероб, где с немалым трудом отыскал вещи Петра Кузьмича. Жилетки там никакой не было, но зато сразу нашлась связка ключей. Ее видимо за ценность не посчитали и в сейф поэтому не положили. Костя прижал ключи к сердцу и завопил: -Yes!! - Потом быстро сложил все на место и запер все двери. Теперь его задача состояла в том, чтобы отнести ключи Ольге и посмотреть, что же там в зазеркалье, на черной лестнице. И тут Костю кольнула внезапная мысль: - А ведь у меня ключи не только от черного хода, но и от квартиры Регины.
  
   После обхода Лена разыскала Филиппа Эдуардовича и попросила посмотреть результаты ее работы. Доктор пригласил ее в кабинет, и Лена, волнуясь и сбиваясь, стала рассказывать Филе о тестировании Регины и о том, что Регина - женщина крайне скрытная, честолюбивая, с высоким уровнем интеллекта. Все это Лена изложила единым духом, умолчав о предпринятом накануне путешествии в Регинину квартиру. Сейчас ей показалось, что это была очень глупая авантюра, которую Филя не только не одобрил бы, но и, пожалуй, мог бы и из института выгнать за нарушение врачебной этики. Хотя причем тут этика! Недавно Лена слышала разговор консультанта, вызванного из института им. Поленова к восемнадцатилетней девушке, с ее мамой. Консультант и мать девушки сидели в коридоре на топчане, и Лена слышала обрывки фраз, которые уверенным менторским тоном произносил мужчина: "слабые сосуды", "опасность рецидивов", "необходимо длительное лечение", "щадящий режим", "противопоказаны эмоциональные нагрузки". По мере произнесения этих слов женщина бледнела, съеживалась, потом на ее щеках запылали красные пятна. Вдруг после какой-то очередной фразы - Лена ее не расслышала - женщина пробормотала "спасибо" и опрометью бросилась в туалет. Консультант сложил свои бумажки в дипломат, захлопнул его и чинно пошел к выходу. Лена в это время разбирала назначения врачей в карточке и собиралась провести за этим занятием как минимум еще полчаса. Время прошло, Лена закончила свою работу, а женщина из туалета все не выходила. Когда Лена, влекомая неистребимым любопытством, вошла в туалет, то обнаружила мать девушки, горько рыдающую. Судя по опухшим глазам и носовому платку, превратившемуся в мокрую тряпочку, она рыдала с того самого момента, как вскочила с топчана и убежала сюда.
   - Что случилось? - испугалась Лена и бросилась к женщине, - Что с Вами?
   - Он сказал..., он сказал... - женщина задыхалась от слез и не могла говорить дальше.
   - Я видела карточку Вашей дочери, ее скоро выпишут, она поправляется - рискнула утешить ее Лена.
   - Да, я знаю, - подтвердила мать, - ей значительно лучше, ... но он спросил у меня, один ли у меня ребенок, а когда я сказала, что один, он мне посоветовал: заведите второго, Вам еще не поздно. Да как он мог так сказать?!
   И тут несчастная мать зарыдала еще горше. - Он сказал потом, что с такими слабыми сосудами как у моей дочери прогноз очень неблагоприятный, в любой момент сосуд может лопнуть, и я.... Потеряю дочь.
   - Ах, вот оно что, - протянула Лена, - Господин консультант дает Вам совет, о котором Вы его не просили. Понимаю теперь, почему Вы плачете, - Лена обняла женщину. - Не мучайте себя прогнозом, который может никогда и не сбыться, то, что он Вам сказал, - диагноз ему самому. Он же не наблюдал Вашего ребенка, он его не знает, он же Вам тексты из своей докторской зачитывал. Чаще всего дети перерастают подобный диагноз годам к пятнадцати, и от слабых сосудов не остается и следа. Лена возможно и приукрасила правду, но не сомневалась, что поступила правильно.
   - Правда? - женщина перестала плакать и улыбнулась, - Спасибо Вам, Вы меня успокоили.
   Этот пример "милосердного" поведения врача надолго запал Лене в душу и научил ее не давать советы, о которых тебя не просят.
   Сейчас она преданно смотрела на Филю и ждала его дальнейших указаний.
   - Хорошо, хорошо, отлично, - бормотал Филя, разглядывая графики "профиля личности" Регины.
   -Ну, и как Вы полагаете, - Филя вскинул на Лену взгляд.
   -Какой модели семейных взаимоотношений придерживается эта дама?
   Лена призналась, что не знает.
   - Отлично, так, так, так, - забормотал Филя, - Вот Вы и пропишите несколько возможных вариантов семейных отношений у такого типа личности. Потом мы с Вами обсудим, какие тесты следует использовать для принятия как работающей той или иной модели.
   Говоря это, Филя чирикал на бумаге кружки и стрелочки, которые моделями не являлись, так как были только кружками и стрелочками и ничем больше, но Лене казалось, что они имеют важное значение для понимания "модели", поэтому она придвинулась к Филе вместе со стулом. При Ленином приближении Филя воодушевился и даже начал надписывать стрелочки словами "информация", "энергия" и прочей научной чепухой.
   Лена решилась спросить: - А материальное окружение имеет значение? Ну..., для описания модели.
   - А как же! - воспламенился Филя. - Из материального мира строятся барьеры, препятствующие общению или наоборот, строятся пути, для более легкого протекания информации от одного члена семьи к другому. Вещи могут быть знаками, которые читаются как приглашение или отказ, или запрет. Даже одежда..., украшения...
   Тут Филя повернулся на стуле в сторону Лены и оказался к ней нос к носу. Глаза его уперлись в цепочку на шее девушки, тоненькая замысловато переплетенная ниточка уходила за вырез платья. Филя протянул руку к цепочке и потащил ее к себе со словами: ...могут быть символами призыва...
   Лена невольно наклонилась следом за вытащенной цепочкой, боясь, что Филя порвет ее, и они прислонились щека к щеке. Филя провел губами по Лениной щеке, Лена задохнулась и ахнула. Они отпрянули друг от друга, и Филя докончил мысль: - а иногда и прямым указанием на действие, которое следует совершить.
   Лена сидела, опустив глаза, она знала, что если их поднимет, то Филя начнет ее целовать и не поднимала, и тянула время, и наслаждалась каждой секундой.
   Дверь скрипнула, на пороге показалась сестричка.
   - Филипп Эдуардович, к Вам пришли.
   - Кто?
   - Регина, на собеседование с Вами.
   Филя посмотрел на Лену и сказал сестричке: - Зовите! - и обращаясь к Лене добавил: - А Вы, девушка, останьтесь.
  

Информация

  
   Регина вошла в кабинет и остановилась, глядя в упор на Лену. Лена захлопала ресницами и изобразила примерную студентку, добровольно пришедшую стенографировать беседу великого мэтра с журналистом из газеты "Ваше здоровье". Регине ничего другого не оставалось, как перевести свой негодующий взор на Филю.
   - Я хотела бы знать, Филипп Эдуардович, какого рода кишечная инфекция обнаружена у Петра Кузьмича?
   Почему Ваши сотрудники делали у меня в квартире дезинфекцию, а здесь даже нет карантина. Получается, что Вы одной рукой лечите, а другой разносите заразу?
   - Пропала, - Лена судорожно вздохнула и посмотрела на Филиппа Эдуардовича. Он барабанил пальцами по столу и ничего не отвечал. Пауза затягивалась. Регина ждала ответа, не проявляя никаких признаков беспокойства по поводу затянувшейся паузы. Наконец, Филя не выдержал первым, сказав Регине: - Присаживайтесь, сейчас разберемся. Говорите, дезинфекцию проводили? Говорите, кишечные инфекции у нас...?
   И тут Филя замолчал с открытым ртом, потому что почувствовал, как сквозь брючную ткань его щиплют и весьма ощутимо, он опустил глаза и увидел, что Ленина ладошка лежит на его бедре и пытается ущипнуть его в очередной раз. Пальчики с бордовым маникюром на ногтях хищно изогнулись и приготовились терзать его тело.
   Филипп Эдуардович закончил: - У нас нет карантина по кишечным инфекциям, но у Петра Кузьмича плохой стул, и мы во избежание... эээ...
   Филя замолчал, не зная как закончить фразу и посмотрел на Лену, предлагая ей самой выпутаться из неловкого положения. Лена, опустив глаза вниз, чтобы не встретиться взглядом с Региной и не сбиться от этого с мысли, быстро отбарабанила, что вчера поступила телефонограмма из Александровской больницы о том, что у них карантин по ОКИ и что у всех поступивших по скорой во время дежурства Александровской больницы должна быть проведена дезинфекция на дому. Нас и послали проводить дезинфекцию. - Лена бодро закончила свое вранье и посмотрела на Регину с вызовом.
   - Вы получили необходимые разъяснения? - Филя и смеялся и негодовал одновременно. - Зачем Лене понадобилось дезинфицировать эту квартиру? Если бы она была воровкой, Регина непременно бы сказала, что у нее что-то пропало. Значит здесь кроется что-то другое.
   Регина немного расслабилась, услышав от Фили вопрос, который должен был означать, что объяснения этой "вертлявой соплюшки", как она обозвала про себя Лену, правдивы и нечего беспокоиться.
   - Я хотела бы узнать о состоянии здоровья своего мужа? - перешла Регина к следующей теме своего посещения.
   - Так, так, так, - по своему обыкновению затоковал Филя, - Вас интересует Петр Кузьмич. Ну что ж, Петр Кузьмич идет на поправку. Мы выпишем его на будущей неделе. У него была реактивная депрессия. Вас еще что-нибудь интересует?
   - Разумеется, - Регина держала себя и говорила так, как будто в этом кабинете не Филя, а она была главной. - Я хочу знать об этой болезни как можно больше. Это опасное заболевание? Оно излечимо?
   Филя взъерошил волосы. Потом посмотрел куда-то вдаль и начал: - Петр Кузьмич в обычном смысле слова не болен. - Тут Лена увидела как при этих словах Регина насторожилась и вся вытянулась вперед, ловя каждое слово. - Ваш муж много лет назад потерял сына. Безусловно, это было и осталось для него трагедией, которую он переживает до сих пор. В тот момент, когда это произошло, Петр Кузьмич был достаточно молод и в пределах возрастной нормы здоров. Он смог пережить свою утрату и справиться со своим горем. Насколько я понимаю, - Филя с ехидным всепониманием психиатра посмотрел на Регину, - он справился настолько хорошо, что даже женился во второй раз. Но...! - Филя поднял палец как на лекции, а по телу Лены при виде этого пальца побежали мурашки священного трепета. - Но...! - Филя повысил голос, - Коллекция картин, которую он собирал на протяжении многих лет, стала для него символом сына. И теперь, представьте себе, он теряет и коллекцию. Вы ведь сами мне говорили, что на момент дебюта заболевания, он упоминал имя сына, надеялся, что его нашли. Рухнула символическая замена сыну - сгорела коллекция - и вылезло истинное горе. Он потому и утверждает, что коллекция не сгорела, так как не может расстаться с опорой для своей психики, которую он создал своими руками и которая служила ему верой и правдой много лет.
   Закончив свою вдохновенную речь, Филя откинулся на спинку стула и похоже ожидал аплодисментов. - Он гений! - с восхищением подумала Лена, а Регина осторожно спросила: - Так он считает, что коллекция не сгорела?
   - Да, он не только так считает, но возможно будет ее разыскивать еще долгие месяцы. Здесь медицина бессильна, здесь лечит только время.
   Филя поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен, Регина тоже поднялась. Лицо у нее было серое. Она молча прошла к двери, которую доктор перед ней любезно открыл. Филя всегда становился любезен, когда чувствовал свой триумф. В данном случае победа заключалась в том, что Регина выплыла от него ни говоря ни слова, даже не попрощавшись. Видно было, что она потрясена. Вот только чем?
   Как только Филя с Леной остались вдвоем, Филя грозно подступил к Лене со словами: - Нуте с, барышня, чем Вы объясните Вашу дезинфекцию квартиры нашего пациента? Вы что? Воровка? Я выгоню Вас из института, Вы у меня под суд пойдете! - Филя распалялся, уже откуда-то зная, что примет любые Ленины объяснения. А Лена в это время мрачно думала, что убьет Костика за страсть к импровизациям. Вот ведь влипла! И как теперь выкрутиться? А..., была не была! - Лена привстала навстречу грозно приближающемуся Филе и, глядя ему в глаза, отчетливо произнесла: - Мы искали и нашли у Регины наркотики. Скорее всего их она подсыпала Петру Кузьмичу в день пожара.
   Филя остановился на полном скаку и замолчал. Потом спросил: - Где?
   - Что где? - не поняла Лена.
   - Где наркотики?
   - У Кости.
   - Костя, это кто? Сокурсник твой что ли?
   - Да, мы вместе с ним пошли к Регине, потому что я хотела больше о ней узнать, я ничего не поняла о том, какая она, из тестов. Хотела прийти, посмотреть семейные фотографии, может быть какие-то картины из коллекции остались - я бы посмотрела. Ведь это же важно для диагностики семейных отношений?
   - Важно, - подтвердил Филя.
   - А Костя все по-своему придумал. Он мне сказал, что Петр Кузьмич мог быть во время госпитализации под действием наркотика. А диагноз ему неправильный поставили, потому что Регина сбила всех с толку...
   Филя слушал рассказ Лены очень внимательно. Она была возбуждена, говорила взволнованно, щеки ее стали нежно розовыми.
   - Красотка, девка! И темперамент, каков, и не теряется в сложных ситуациях. Чудо как хороша! Но что она несет? Неужели так красиво состроенный диагноз, который он поставил Петру Кузьмичу, ошибочен? - Филипп Эдуардович поневоле смотрел на Лену как профессионал, забыв о том, что только что был готов ее целовать. Как будто придраться не к чему кроме одного - где объективные доказательства? Где наркотики?
   - Стоп, стоп, стоп, - воскликнул Филя, прерывая поток Лениного словоизвержения. Расскажи мне лучше, где и как Вы нашли наркотики? С чего Вы взяли, что это наркотики? И почему, наконец, вы решили, что именно наркотик был подсыпан Петру Кузьмичу и именно Региной?
   - Я не знаю, - растерялась Лена, - Костя сказал, что Регина, что наркотик... Мы нашли ампулы с прозрачной жидкостью. Костя взял одну и сказал, что, если это наркотики, то Регина жаловаться на кражу не будет. А она и не жаловалась. Вы заметили?
   Филя вздохнул: - Может быть она еще и не успела увидеть, что вы взяли одну ампулу. Там, может быть, были витамины B12 для инъекций. Вы провели экспертизу?
   - Мы? Да... Костя вскрыл ампулу и попробовал на язык. Говорит, что это, скорее всего LSD или что-то на него похожее. Я не пробовала, а остатки мы случайно разлили... - Лена замолчала. Сейчас ей самой показалось не очень убедительным их с Костей заключение о том, что они нашли наркотик. Теперь Филя будет над ней смеяться.
   Но Филя смеяться не стал. Он подошел к Лене, развернул ее за плечи носом к выходу и, выпихивая ее за дверь напутствовал: - Нельзя давать фантазии шанс захватить себя. Это очень плохо может кончиться для вашего с Костей психического здоровья.
   Говоря свою напутственную речь, Филя сжимал худенькие Ленины плечики все сильнее, а у самого порога, прижался всем телом к ее спине и... выставил ее за дверь.
   Лена вылетела с ошалелыми глазами, осчастливленная нежданной лаской, а Филя вернулся к своему столу, выдвинул верхний ящик и вытащил оттуда историю болезни Петра Кузьмича Вешкина. Первичный осмотр больного был проведен только наутро после госпитализации по скорой в три часа ночи. К этому времени действие наркотика - если оно было - вероятнее всего сделалось почти незаметным или вовсе пропало, а вот установка врача, дежурившего с утра, на то, что человек переживает серьезное потрясение после пожара, осталась.
   - Интересно, интересно, - бормотал себе под нос Филя, - значит, диагноз мог быть и неправильным, а уколы и таблетки смазали картину состояния больного. М-да-а, - и Филя захлопнул тетрадку с записями. Одна мысль не давала ему теперь покоя: - Если Петр Кузьмич убежден, что картины не сгорели, может они и вправду не сгорели?
  

Страх

  
   Ольга вернулась домой раньше обычного, она отвезла шефу часть работы и вместо обычной прогулки по магазинам за припасами помчалась домой - ей не терпелось оказаться в своей новенькой квартирке.
   Ольга открыла дверь: четыре поворота ключа по часовой стрелке, потом дверь на себя, затем ключ выдергивается из замочной скважины...
   Топ, топ, топ... - послышались отдаленные шаги. Ольга услышала хлопок двери, и все стихло. Сегодня был солнечный день - она видела как в прихожей танцуют пылинки на протянутом пальце солнечного света. Она вошла и почувствовала, как волна воздуха пронеслась мимо нее. Нарушился танец пылинок, или ей показалось, что нарушился. Ольга прикрыла входную дверь, но не до конца - хотела оставить себе путь к отступлению - и прижалась спиной к стене, и громко спросила у тишины, царящей в доме: - Кто там? - Ответа не последовало. Да и кто мог ответить, ведь она сама открывала дверь, запертую на четыре поворота ключа. Вот на полу лежит бумажка, которую она выронила , выходя из квартиры и поленилась поднять. Бумажка как лежала так и лежит. И тут волосы у нее на голове зашевелились и встали дыбом, в дальнем конце квартиры, там, где была кухня послышался неясный шум - очень похоже на скрежет и короткий взвизг. Ольга стояла не в силах шевельнуться. - Крысы, - вяло подумала она. - Или птица в форточку залетела?
   Ее напряженный слух ловил все звуки, которые могли достигнуть ушей. Вот проехала машина - это звук из окна справа. Вот хлопнула входная дверь в парадную - это звук из окна слева. Вот снова справа - открыли и захлопнули дверцу машины. Легкий шум - машина отъехала. Потом, потом ничего - стало совсем тихо. И было тихо минут пять. Или час? Ольга отлепила свою ставшей мокрой и холодной спину от стены и громко сказала себе: - Дура. - Потом повторила: - Дура! Дура! Дура! - И окончательно успокоила себя: - Ну чего ты боишься? Здесь никого нет и не было. Нервы у тебя ни к черту. Так-то вот, девочка моя, ни к черту.
   Она разделась и пошла на кухню, преувеличенно громко топая ногами. Но нигде больше ничто не скрежетало и не звякало. За окнами изредка шумели машины, но это был привычный шум.
   Зазвонил телефон. Ольга вздрогнула от неожиданности и не сразу смогла сообразить, откуда раздается звонок. Квартира была так велика и пуста, что звуки по ней гуляли как хотели, заползая во все углы и эхом отскакивая от стен и потолка. Телефон оказался в самой большой комнате. Ольга сняла трубку. - Алло. - произнесла она, гадая, кто же знает ее номер телефона кроме Валентины.
   - Я дам Вам только двадцать процентов от оговоренной суммы, - произнес в трубке низкий мужской голос. Ольга молчала, она не в силах была расцепить челюсти, разлепить пересохшие губы. В глотке тоже было сухо.
   - Вы хорошо меня поняли, - продолжал говорить мужчина, - только двадцать процентов, так как ситуация изменилась - Андрей бежал, Ваша коллекция теперь гроша ломаного не стоит.
   - Что? - спросила Ольга. - Кто бежал?
   _ Извините, вежливо сказали в трубке, - я ошибся номером. Трубка запищала короткими гудками. Ольга тихонько положила ее на рычаг.
   - Нет, это уж слишком, - прошептала сама себе Ольга, - Это никуда не годится. И всего только двадцать процентов? Наглец! Каков наглец. И она засмеялась неожиданно охрипшим голосом и отправилась на кухню наливать себе валерьянку.

Дверь

  
   Обретя ключи Костя тут же позвонил Ольге, договорился, что придет к ней часам к пяти, и отправился на поиски Лены, нигде ее не нашел и загрустил. Правда, долго грустить Костя не умел, поэтому быстренько выпорхнул из клиники и отправился к Ольгиному дому. Времени до встречи оставалось много и Костя решил осмотреть двор и вход на черную лестницу. Двор поражал запущенностью, вздыбленным асфальтом и обилием луж. Лужи не радовали веселыми голосами стекающей в стоки воды, так как все люки, для этого предназначенные, были закатаны под асфальт.
   - Печальное зрелище, удручающее зрелище, - думал Костя, перескакивая с одного сухого места на другое, но бывали моменты, когда и его длинных ног не хватало, чтобы допрыгнуть до сухого участка, и тогда приходилось шлепать по воде. Самая глубокая и самая большая лужа перекрывала доступ ко входу на черную лестницу. Сразу было видно, что туда не ступала нога человека, и Косте пришлось стать первопроходцем. Уже стоя перед входом, Костя понял две вещи: первое - он промочил ноги, второе - дверь закрыта и видимо навсегда. Костя подергал ручку - никаких результатов, заглянул в замочную скважину - лестница как лестница, даже окна есть. И тут Костю настиг голос: - И чего тебе там надо! И шляются и шляются! Покою от Вас нету.
   Голос возвысился до крика: - Ишь! То один, то другой норовит залезть. Я сейчас милицию вызову.
   При словах "...то другой..." Костя обернулся и увидел маленькую, как мышь, старушку, по-видимому, обладающую бесстрашным сердцем бультерьера.
   - Надо же, меня, такого громилу не испугалась, а во дворе-то никого кроме нас нет. - удивился Костя и в два прыжка настиг старушку.
   - Бабуля, - сказал он строго, - я сам из милиции. Кого это Вы здесь видели? Кто пытался проникнуть на эту лестницу?
   Старушка струхнула, увидев перед собой высокого и страшного в своей молодости и физической силе парня, но отступать было некуда, двор был пуст, и она залебезила, что она человек старый, память плохая, может что и не то вспомнила. А глазки ее, спрятанные под нависшими морщинистыми верхними веками, сверкали хитрым таким старушечьим умом, нацеленным на выживание в этом ужасном мире, заполненном молодыми и наглыми. Костя улыбнулся самой своей лучезарной улыбкой, чтобы успокоить старушку, но строгости в голосе не убавил: - Как выглядел человек, который пытался проникнуть на лестницу?
   Старушка сдалась: - Высокий он был как ты. Не старый еще, но за сорок наверно. А может и меньше. Шут его разберет. Я думала, новый дворник, но потом пригляделась, нет, не дворник. Уж больно одет хорошо. И шляпа на нем была, и очки. С бородой такой.
   - Да, - с грустью подумал Костик, - не приметы, а описание того, чем можно эти приметы замаскировать. И спросил: - А почему все-таки решили вначале, что он дворник?
   - Да он дверь открывал. Ключом вертел. Я к нему пошла, дай, думаю, спрошу, когда помойку-то нашу уберете, крыс страсть как расплодилось. А он как меня увидел, раз, раз и в подворотню. Только его и видели.
   Старушка замолчала и поджала губы. Костя понял это так, что она все сказала, что знает, но благодарности от милиции за сотрудничество не дождешься, да ей и не надо. Тогда он вспомнил о втором предмете, который просила мама купить его на день рождения и извлек из дипломата шоколадку со словами: - Милиция в этом месяце проводит акцию поощрения населения за сотрудничество с органами внутренних дел. Это Вам.
   И протянул ей шоколадку. Бабуля ухватила поощрительный приз как ворона - быстро, умело и осторожно. Глазки ее сверкнули и спрятались под веками. Подумав, она церемонно сказала: - Благодарствуйте. Потом повернулась и пошла вглубь двора. А Костя пошел к Ольге.
   Ольга открыла Косте дверь. На ней была бледно-розовая блузка с рукавами кимоно и длинная узкая юбка, которая внизу, ниже колен, расходилась мелкими фалдами. Юбка была усеяна мелкими розочками на белом фоне. Этот наряд поразил Костю своей женственностью, Ольга показалась ему совершенно беззащитной, и он вдруг занервничал, как она пойдет с ним на черную лестницу в этом стерильно-зефирном одеянии.
   - Запачкается, пижонка, - подумал он с неожиданной заботой, но привычка не лгать подсказала ему ехидно: - Она вызывает у тебя желание, иначе с чего бы ты бегал как настеганный второй день подряд в эту квартиру. Интересно, я так же часто и с такой же охотой приходил бы, если бы сюда въехала пятидесятилетняя дама?
   На последний, заданный себе вопрос Костя отвечать не стал. Он прошел следом за Ольгой на кухню. Свет там еще не был зажжен, хотя сумрак уже прокрадывался из коридора к окну. Навстречу Косте из-за стола поднялся невысокий худощавый мужчина и протянул Косте руку.
   - Андрей, - представился он. Рука у него была сухая и горячая, движения быстрые. То, что Андрей "имеет виды" на Ольгу, Костя увидел сразу. Андрей никак себя не проявлял, но Ольга.... Она танцевала под его взглядом. Это было видно всякому. Впрочем Костя допускал мысль, что не все умеют видеть пантомиму чужих движений. Он, костя, видел: как Ольга, изгибая тело, обходит углы стола, как отворачиваясь от Андрея, вся концентрируется на своей спине, как непрерывно поправляет волосы, но при этом не закладывает их за уши.
   Костя представился, пожал Андрею руку и протянул Ольге ключи.
   - Петру Кузьмичу они больше не понадобятся, - слегка оправдываясь, произнес Костя и увидел, как напряглось лицо Андрея. - Я позаимствовал их у сестры-хозяйки. Она и не спохватится раньше, чем его будут выписывать.
   - А когда его будут выписывать? - поинтересовалась Ольга. При этом Костя понял, что Ольгу на самом деле не интересует, ни когда будут выписывать Петра Кузьмича, ни сам факт его существования. Она интересовалась из вежливости, повернув корпус к Косте, но правое ее плечо смотрело на Андрея, правая же рука теребила ткань юбки, и вся она жила, произносила слова тем боком, который был обращен к Андрею. Надо заметить, что Костю это просто взбеленило, и он направился к выходу со словами: - Думаю, теперь Вы справитесь без меня.
   - Костя, останьтесь, - почти в один голос вскричали Ольга и Андрей. Ольга с мольбой в голосе, Андрей с какой-то неясной интонацией интереса и, может быть, даже угрозы.
   Костя обернулся, и вся его злость прошла. Он вдруг увидел двух взволнованных людей, которые не знают, что будут делать наедине друг с другом. Он рассмеялся и вернулся на кухню.
   Через минуту все трое ковыряли замочную скважину двери на черную лестницу.
   Лестница оказалась необычайно пыльной, узкой, с высокими ступеньками. Костя предложил всем не бросаться на лестничную площадку, а вначале посмотреть, нет ли здесь каких следов.
   - Что ищем, господа, - осведомился Андрей.
   - Сами не знаем - признался Костя, - Но какие-то следы должны быть.
   Ольга принесла свечку, и Костя изобразил Шерлока Холмса: присел на корточки и стал разглядывать пыль под ногами. Всех охватил страшный азарт.
   - Тут кое-где пыли нет, по-моему это следы. - Костя посветил на то место, где следы были отчетливо видны. - Оля, принесите мне сантиметр, - приказал "юный следопыт", совершенно вошедший в раж. Сантиметр был принесен, и тогда выяснилось, что наследили, по меньшей мере, три человека. Самый старый отпечаток мужского ботинка с квадратным носом был покрыт новым напластованием грязи и пыли. Более свежими были следы от мужских и женских ног. Все эти следы вместе перепутывались и вели вниз. Костя, однако пошел вверх. Он внимательно осматривал каждую дверь, особенно ручки. Посчитав осмотр недостаточным, Костя дотрагивался до каждой ручки и разглядывал пальцы. Пальцы в итоге стали черными от пыли. Потом вся троица проделала такой же путь вниз, и Костя снова рассматривал дверные ручки и трогал их, и рассматривал свои пыльные пальцы. В самом низу он тщательнейшим образом исследовал входную дверь, объявил, что изнутри ее очень легко открыть, и продемонстрировал это. В нос ударил свежий вечерний ветер, в луже у подъезда светилось отражение одинокого фонаря. И тут Костя хлопнул себя грязной рукой по лбу и завопил, что у его мамы день рождения и покупка спиртного на нем..., а он... Перепрыгивая через три ступеньки он понесся наверх. Андрей аккуратно закрыл дверь и пошел вслед за Ольгой.
   Костя в режиме стиральной машины советского образца быстрыми кругообразными движениями смывал грязь с лица. При этом он приобрел совершенное сходство со своей кошкой Маргаритой, разве что не мурчал.
   - Костя, - спросила Ольга, подавая ему полотенце, что все эти следы значат? Я не очень понимаю, зачем Вам все это?
   - Олечка, потом, все потом. Я опоздал, кажется, на два часа... С этими словами Костя промчался по коридору в прихожую, схватил в охапку свою куртку и был таков.
   - Андрей, ты что-нибудь понимаешь?
   Ольга вернулась на кухню и уставилась на того, с кем хотела и боялась остаться наедине. Тот, кто хотел, но не боялся остаться с ней, задумчиво ответил, что кое-что понимает. А вот кое-что он хотел бы узнать от Ольги. Например, кто такой Петр Кузьмич и откуда он должен быть выписан.
   - Я его не знаю. Когда мне предложили посмотреть эту квартиру, здесь находилась женщина по имени Регина. И все документы на квартиру были у нее. Но потом выяснилось, что у нее есть муж, которого зовут Петр Кузьмич Вешкин, и что она продает квартиру своего мужа, пользуясь полученной от него генеральной доверенностью. Потом пришел Костя, и я узнала, что здесь был пожар и убили человека, а Петр Кузьмич лежит в психушке.
   - Как в психушке? - спросил Андрей, - Он что, сошел с ума?
   Ольга вдруг услышала в вопросе Андрея нечто, что ее насторожило. Эта странная формулировка "Он что, сошел с ума?". Вопрос звучал так, как будто Андрей точно знал - Петр Кузьмич не сумасшедший.
   - Петр Кузьмич попал в больницу после пожара, у него сгорела здесь коллекция картин, и из-за этого началась депрессия. - Ольга передохнула и продолжила. - Я ничего не знала ни об убийстве, ни о сгоревших картинах. Это Костя мне все рассказал.
   Ольга замолчала и услышала, как колотится о ребра сердце. Она потянулась за сигаретой и вытащила из пачки последнюю. Закурив, она поднялась и спросила: - Андрей, Вы еще побудете у меня? Я сбегаю за сигаретами.
   - Хорошо, - коротко ответил Андрей.
   Ольга ушла. Как только за Ольгой захлопнулась дверь, Андрей бросился к телефону. - Олежек, - сказал он, - Сегодня можешь за мной не заезжать..., да..., я выйду через черный ход..., помнишь его? ... ну да..., играли..., пока. Андрей положил трубку и задумался. Выходит квартиру продал не отец, а его жена. И к тому же сделала это пока отец лежал в больнице. Почему она не подождала его выписки? Он не стал бы отсюда уезжать ни за что. Андрей был в этом уверен. Даже сгоревшая коллекция не заставила бы отца проститься с домом, где прошло детство Андрея. Слишком много воспоминаний, с которыми расстаться - значит предать. Андрей поежился - слово-то какое - "предать". Слишком высокопарное слово. Но, тем не менее, он так чувствовал. Андрей хорошо понимал душевные движения отца, чуть хуже он понимал и чувствовал мать. Андрею стало грустно, потому что он вдруг подумал, что лучше всех он понимает и знает Виктора. Ведь именно с ним он общался последние двенадцать лет.
   Андрей подошел к окну и всмотрелся в темный двор. Внизу хлопнула дверь.
   - Это интересно, неужели черная лестница. Андрей подошел к двери в кладовке, прислушался, тихонько отодвинул засов, высунул голову и прислушался. По лестнице отчетливо были слышны шаги. Где-то на уровне третьего этажа шаги замерли. Заскрежетал ключ, потом тихо открылась и закрылась дверь. И тут вдоль спины Андрея пробежали чьи-то холодные пальцы. Он отпрянул и обернулся.
   - Что Вы тут делаете? - спросила Ольга.
   - Я? - Андрей прижал ее к себе и стал целовать, а она смеялась от радости и не отворачивалась, а вся приникала к нему.
   - Это нечестно, - самого себя предупредил Андрей и легонько отстранил Ольгу. Она было потянулась к нему, но вдруг опомнилась, замерла и тоже отстранилась.
   - Милая, не сейчас. - Андрей закрыл дверь и подошел к окну. Во дворе что-то изменилась: слабый прямоугольник света на глухой стене под прямоугольником света от окна Ольгиной кухни говорил о том, что в квартире ниже этажом, как и в прошлый раз, кто-то есть.
   - Разве в квартире ниже этажом кто-нибудь живет? - поинтересовался Андрей, - мне казалось, что она пустует.
   - Она продается, во всяком случае, так написано на дверях. И замок там висит - Ольга закурила и пустила тоненькую синеватую струйку дыма в потолок. Андрей проследил за ней пока она не растворилась в высотах потолка и попросил: - Выпусти меня через черный ход. И обязательно закрой дверь за мной на засов.
   У Ольги сжалось сердце. - Я не хочу, чтобы он уходил. Мне нужно его видеть... Я хочу еще прикоснуться к нему. - Но ничего из того, что она думала, Ольга не сказала. Она затушила сигарету и молча пошла в прихожую. Андрей следовал за ней. Он молча одел куртку и также молча пошел к выходу на черную лестницу. У Ольги стоял ком в горле и ей никак не удавалось сказать хоть что-нибудь светское, например: - Андрей, мне очень приятно, что Вы ко мне зашли. Я буду рада, если вы меня еще посетите. Но проглотить ком в горле и хоть что-нибудь произнести она не успела, потому что у самой двери Андрей обернулся и обнял ее. И они поцеловались. И ком из горла ушел, и уже сама Ольга отпустила его: легонько отодвинула и сказала "иди и помни, я тебя жду."
   - Послезавтра, - пообещал Андрей и исчез в темноте проема. Ольга закрыла дверь и задвинула засов.
  

Виктор отдает распоряжение

  
   Виктор с облегчением вздохнул. Информация, полученная при прослушивании телефона, подсказала выход - простой, без затей с погонями и наездами. Он набрал номер телефона.
   - Слушаю, - отозвался низкий хриплый голос.
   - Я напишу его портрет после того, как с Андреем будет покончено. Сам напишу. А голову ему приделаю кабанью. Кабан, он и в человечьем обличье кабан.
   Завтра не дежурь в машине. Пройдешь на черную лестницу и будешь ждать его там.
   - Понял, - прохрипел "кабан".
   - Будешь ждать столько, сколько понадобиться.
   - Сам знаю, не учи.
   Виктор повесил трубку.
   - В каком дерьме я вынужден валяться. Этот кабан и ему подобные засосали меня как трясина. А ведь слава следует за мной по пятам. Я гений. Что я буду делать без Андрея? Придется придумать себе какую ни на есть нервную болезнь. Или палец сломать? Пожалуй, палец жалко. Можно одеть черные очки и назвать себя Гантенбайном. Ладно, эти мелочи я обдумаю потом. Главное, Андрей должен исчезнуть. Жаль, но он сам поставил меня в безвыходное положение. Я не могу допустить, чтобы дело дошло до суда. Меня приговорят. Он докажет свое авторство. Ему это будет легко.
   Виктор налил себе коньяку. Стаканами пить коньяк он научился с тех пор как понял, что Андрея нет в его комнате, и нет его в мастерских, ни в одной, ни в другой. С тех пор - а прошло уже полгода - он не мог спать ночами. Он не мог есть. А хуже всего было то, что он ничего не писал, да и не мог он больше писать. Бросил он это занятие двенадцать лет назад.
   И еще папаша, коллекционер хренов. Куда делась его коллекция? Сгорела-то не она! Если Андрей встретится с отцом, то и того придется пришить.
   Виктор поймал себя на том, что рассуждает, как настоящий уголовник. Краем глаза глянув в зеркало, увидел там небрежно одетого мужчину с красными воспаленными глазами. Отвратительное зрелище. И Виктор снова протянул руку к бутылке.
  

На лестнице

  
   Андрей тихо стоял на ступеньках лестницы на полпути между квартирой Ольги и той, которая продавалась с парадного хода и была явно обитаема с черного. Здесь царили чернильная темнота и могильная тишина. Старый дом не пропускал звуков, он хранил секреты своих обитателей. Два неразгаданных секрета этого дома волновали Андрея: кто и зачем приходит в нижнюю квартиру и почему была так халтурно отремонтирована и так быстро продана квартира, в которой прошло его детство. Андрей полагал, что ответы на оба эти вопроса связаны между собой, поэтому и стоял сейчас на лестнице и дожидался, кто выйдет из двери, пыль на ручке которой была стерта.
   Пыль и темнота успокаивали и понемногу Андрей переключился мыслями на свое детство. Раньше этой лестницей пользовались: по ней выносили мусор во двор и по ней все время бегали дети. Здесь прятались, когда играли в прятки, катались по перилам, выдирали листы из дневников с двойками и заменяли их новыми и чистыми. Здесь они с Олежкой познакомились, а перед этим чуть не подрались. Здесь они гонялись за девчонками, а те со страшным визгом убегали. На последнем этаже перед дверью на чердак учились курить, а мальчишки постарше пили там портвейн - пять человек на одну бутылку - а потом в клочья пьяные шли на улицу, боясь идти домой, чтобы не получить взбучку от родителей. Однажды Андрей с Олегом подсмотрели как девчонки учились здесь целоваться. Тренировались они друг с другом и это, надо сказать, было захватывающее зрелище. Эта лестница знала своих и чужих. Своих не трогали даже отпетые хулиганы, даже свои девчонки могли никого здесь не опасаться.
   А теперь здесь была мертвая зона - эта часть теплого, уютного мира перестала существовать. Где же теперь растут нынешние дети? Неужели на детских площадках с железными горками под присмотром старушек, блюдущих нравственность подрастающего поколения с такой испепеляющей страстью, что самым уютными местами на земле для детей становятся залы игровых автоматов, дискотеки и наркотики.
   Дверь внизу тихонько открылась, Андрей вздрогнул - он так задумался, что чуть не уснул стоя. Теперь главное - не проворонить посетителя. Когда внизу хлопнула дверь, Андрей пулей скатился по ступенькам и успел приоткрыть маленькую щелочку двери подъезда и увидеть человека, неспешно сворачивающего в подворотню.
   Это был высокий и худой мужчина. Андрей успел заметить у него на носу очки. Через полминуты, когда Андрей вышел из подворотни, на улице уже никого не было.
   - Люблю я проходные дворы - оплот революционеров всех времен и народов, - с этой суровой мыслью Андрей направился к метро, до закрытия которого оставалось меньше получаса.

Любовь и ревность

  
   Лена стояла у кондитерской, раздумывая купить ли ей пирожное со сливками или пойти в мясной магазин чуть подальше и озаботиться едой на ужин в виде парочки котлет. Пирожные победили, и Лена вошла в магазин. У прилавка она неожиданно увидела Филю, который покупал пирожные. Он стоял у прилавка и перечислял: - Два буше, две корзиночки, одну картошку, один эклер.
   Лена тихонько отошла в сторону за колонну так, чтобы Филя не заметил.
   -Интересно, кому это он покупает пирожные? - подумала она, - Жене и ребенку мужчины пирожные не дарят, она ни разу не видела отца, пришедшего домой с пирожными в руках, в крайнем случае это было мороженое, чаще пиво - для себя, реже бутылка хорошего вина - для себя и мамы. Может Филя покупает их себе?
   Лена хихикнула, представив, как Филя, сидя у себя дома перед телевизором, обеими руками запихивает пирожные в рот, запивая их чаем. Потом Ленино чело омрачила совершенно другая мысль, и была она о том, что Филя покупает эти смертельно вредные, но желанные "белые яды" для какой-нибудь женщины. Самым обидным Лене показалось, что Филя не просто их покупает, а делает это очень внимательно, любовно выбирая разные виды пирожных и советуясь с продавщицей о том, что свежее, что из "Метрополя", а что из "Севера". Только на днях говорил с ней о совместной работе, "еще вчера в глаза глядел". Она же ясно видела, как иногда туманились его глаза, когда он вдруг замолкал и обдумывал ее слова или делал вид, что обдумывает. А ведь женское чутье у Лены было.
  -- Или я все же ошиблась, и ему наплевать на меня, - рассуждала Лена, двигаясь вслед за Филиной спиной. Он уже получил свои пирожные и продвигался к выходу из магазина. Лена, не отдавая себе отчета в том, что делает, как приклеенная шла за ним следом. Филя вышел на улицу и пошел к автобусной остановке. Сумерки синими потоками заливали дома и людей. Лена плыла в синих струях весеннего воздуха бездумно, не замечая, что идет за Филей, загипнотизированная его коробочкой с пирожными. Вдруг Филя побежал к автобусу, подъезжающему к остановке. Лена бросилась следом. Она вскочила в последнюю дверь автобуса одновременно с Филей, входящим в среднюю дверь.
  -- Двери захлопнулись, автобус тронулся, и Лена увидела впереди, за несколько человек от себя нелепую голубую вязаную Филину шапочку.
   И тут Лена очнулась. Она вдруг осознала, что побежала за мужчиной, который ей нравится. - Сдурела ты что ли,- строго сказала она себе, -Где твоя девичья честь?
   И тут же успокоила себя: - Но он же меня не видит. И не узнает, что я за ним бегаю. А я поиграю немного в разведчика, как в детстве.
   Азарт вел Лену. Она ощущала себя в полной безопасности в толпе едущих в автобусе людей. Филя явно ее не замечал. Да, и что тут такого? Ну едет она в одном с Филей автобусе, ну, увидит он ее. Она же всегда может удивиться: - Надо же, какая встреча!
   Филя вышел на улице Декабристов, Лена, одержимая азартом охотника, выскочила за ним и, как настоящий сыщик, на приличном расстоянии двинулась следом. Через несколько минут, а надо сказать, что Филипп Эдуардович был мужчина стремительный и Лена еле за ним поспевала, они оказались на улице Володи Ермака почти у самой Пряжки. Здесь Филипп Эдуардович, задрав голову, посмотрел номер дома и скрылся в подъезде. Лена огляделась и поняла, что это тот самый дом, который они только вчера посещали с Костей. Лена вдруг потеряла весь азарт сыщика и приуныла. Ни на одно мгновенье у нее не мелькнула мысль, что у Фили здесь может жить мама или больная тетушка. Лена точно знала, что Филя пошел к Ольге. Еще вчера она очень хорошо разглядела, какая Ольга красавица.
   Ринувшись в подъезд, она услышала, как хлопнула входная дверь где-то на третьем или четвертом этаже. - Ну, конечно, это на том самом этаже, где живет Ольга. Лена поднялась на пол-этажа и уселась на подоконник. Зубы у нее стучали. Зачем она здесь сидит, она не знала, но была абсолютно уверена, что будет сидеть здесь до тех пор, пока не увидит Филю. На лестнице было холодно, вначале Лена этого не заметила, потому что неслась по улице за Филей с такой скоростью, что даже взмокла, но теперь холод прокрадывался к ней под куртку, залезал в брюки. Ноги заледенели и нос покраснел. Лена начала стучать зубами, потом к этому присоединился озноб.
   - Я простужусь здесь, заболею и умру. Подлый Филя! Мало ему жены! Он еще и любовницу завел, пирожные ей носит, небось чай горячий пьет. А я его так люблю! Вот гад! Пора положить этому конец!
   Лена встала и на негнущихся от холода ногах, клацая зубами как голодный хищник, поплелась на четвертый этаж. У Ольгиной двери она остановилась и прислушалась. Где-то шумела вода. Подождав еще немного, Лена поняла, что это не вода, шум в ушах.
   Сделав твердое и непреклонное лицо человека, борющегося за справедливость, Лена нажала кнопку звонка. Был одиннадцатый час вечера. Ей долго не открывали, она позвонила еще раз. Дверь внезапно распахнулась, и она увидела Ольгу. А за ней стоял Филя совершенно одетый, он натягивал на голову свою дурацкую голубую шапочку.
   - Лена? - неуверенно сказала Ольга. - Вы ко мне? Что-нибудь случилось?
   - Вы! Вы! Как Вам не стыдно! - выкрикнула Лена и вдруг заплакала.
   - Что с Вами? - испугалась Ольга, - Вам плохо? Проходите же. - Ольга потянула Лену за рукав. Но Лена вырвала свой рукав и бросилась вниз по лестнице.
   Филя, на которого в этот момент никто не смотрел, являл собой смену целой гаммы чувств от удивления до почти озарения. Испытав это озарение, похожее на легкий столбняк, Филя пробормотал Ольге "до свиданья", оттолкнул ее от прохода и ринулся вниз по лестнице вслед за Леной.
   - Вот это да! - только и смогла произнести Ольга и закрыла входную дверь.
   Филя нагнал Лену на первом этаже, когда та рвала входную дверь на себя. Филя мягко обнял ее и посоветовал: - Лучше открывай от себя.
   Лена вывернулась из Филиных объятий, она еще была во власти гнева, обиды, унижения, и тем обиднее ей было, что она прекрасно понимала: никто в ее печалях не виноват - Филя ей ничего не обещал и ничем ей не обязан.
   - Вы, Филипп Эдуардович, обещали мне вместе..., что работать будем, что Вы... .
   Говоря всю эту белиберду, Лена глотала слезы. Филя смотрел на нее, смотрел, потом взял под руку и сказал: - Пойдемте, Лена Иванова, Вы замерзли, пойдемте.
   Лена на полу вздохе прекратила рыдать, притихла и пошла рядом с Филей, стараясь быть поближе к его боку. Они дружно маршировали по темным улицам, пока приветливо распахнутая дверь с надписью большими буквами "В РОЗЛИВ" и поменьше "вино водка" не указала им место привала. Филя завернул в эту грязную и довольно вонючую дыру, не спрашивая Лениного согласия. Подойдя к стойке, Филя обратился к разбитной девице, размалеванной как египетская мумия и поэтому с неопределимым возрастом: - Нам водки. Сто пятьдесят и... - Филя повернулся к Лене, оценивая ее весовую категорию, - сто.
   Забрав водку, Филя потащил Лену к замызганной стойке и строго ей сказал: - Пей! Лена тупо похлопала глазами и, схватив стакан обеими руками, сделала маленький глоток. Лицо ее перекосилось. Филя не стал церемониться со своей дозой и выпил водку одним махом. Потом он взял Ленин стакан, поднес его к ее губам и приказал: - Пей Лена Иванова, а то ведь простудишься, заболеешь. Пей, лучше залпом.
   Лена выпила залпом, посмотрела на Филю и сказала, как будто кидаясь в омут: - Филя, я тебя люблю...
   - Это хорошо, - бездумно ответил Филя и вдруг встрепенулся, - Что ты сказала?
   Девица за стойкой делала вид, что перетирает стаканы, но руки ее двигались механически и очень лениво, зато шея удлинилась в два раза. Она наблюдала за парочкой, купившей водку. Больше смотреть было не на что - в двенадцатом часу ночи заведение такого уровня пустовало, так как к этому времени все, кто хотел напиться, уже напились.
   -Я тебя люблю, - повторила Лена. В горле и животе у нее стало тепло, руки перестали трястись, а зубы стучать.
   -За что ты меня любишь? - спросил ошарашенный Филипп Эдуардович.
   -Я люблю просто так.
   -Просто так не бывает, любят всегда за что-нибудь.
   Филя и сейчас пытался быть профессионалом, не признаваясь себе, что растерян и трусит. Ему нравилась эта девушка с широко расставленными и слегка безумными глазами. Она так легко заставила его побежать за собой. Сейчас он делал вид, что руководит операцией по спасению маленькой девочки от простуды, но ситуация была ему не подконтрольна. Маленькая девочка руководила им.
   Лена подумала и сказала: - Я люблю тебя, потому что ты очень умный, прекрасно разбираешься в людях, за то, что ты профессионал.
   - Лена, - пробормотал Филя, - ты не возражаешь, если я еще выпью?
   - Нет, - ответила Лена. Она смотрела на него с таким обожанием, что ему было трудно этот взгляд выносить. Он повернулся к стойке и заказал еще сто грамм водки. Когда он выпил водку, ему стало легче.
   - Лена, - начал свой монолог Филя, - я женатый человек, у меня есть ребенок. Я не могу на тебе жениться.
   - Я знаю. Меня это не беспокоит.
   Лена была полна решимости завоевать Филю. Ей нравилось, как он пьет, как говорит, как смотрит на нее. Вдруг она вспомнила про Ольгу.
   - А Ольга? - спросила она, - Жена и ребенок не мешают Вам встречаться с Ольгой.
   Филя уставился на нее: - Какая Ольга? О ком ты говоришь?
   - Об Ольге. Вы сегодня вечером были у нее. С пирожными, - добавила Лена ядовито.
   Они уже вышли из "В РОЗЛИВ" и брели по ночному городу, не зная куда. Это была настоящая весенняя лихорадка. Филя остановился, развернул Лену к себе и стал ее целовать. Оторвавшись от нее, он произнес, скорее по привычке все озвучивать, чем в оправдание: - С Ольгой я работаю. Я приходил к ней работать.
   И снова начал ее целовать. И руки сами полезли под Ленину курточку. Лене снова было холодно, но она мужественно молчала об этом. Филе стало трудно идти, и он выискивал подходящее место для того, чтобы сесть. Они проходили мимо подъездов, и Филя на всякий случай дергал двери, закрытые на кодовые замки. Наконец им повезло, одна из дверей оказалась не заперта. Филя с Леной вошли в подъезд. На них пахнуло теплом, Филя взял Лену за руку и стал осторожно подниматься. На самом верху была темная лестничная площадка со входом на чердак. Здесь Филя скинул с себя куртку и положил ее на пол, сел и потянул за собой Лену. Они примостились рядышком на Филиной куртке и замерли.
   Потом Филя стал осторожно расстегивать Ленину куртку, потом его теплые руки оказались на ее груди, и Лена вдруг почувствовала, что задыхается. Ее тело напряглось, и она стала дрожать.
   - Желание, это желание. Я так его хочу. Ну, что же он медлит? Ах, нет, не медлит. Волны дрожи окатывали Лену с головы до ног. Тело равномерно двигалось, и внизу живота нарастало какое-то сладострастное ощущение. Это ощущение требовало к себе внимания, от него невозможно было оторваться. Филя тяжело дышал Лене в ухо, вбивал в нее это ощущение. Вдруг в Ленином теле запела тонкая струна. Звук становился все выше, Лена застонала, и высокий звук оборвался, сменившись шмелиным гудением временного покоя.
   Филя глубоко вздохнул и слез с девушки. Она подняла голову, помотала ею и села. Волосы были в пыли, юбка смята и испачкана. Филя был уже застегнут и отряхивал свои брюки. Лене ничего не оставалось делать как последовать его примеру и начать приводить себя в порядок. Они отряхивали и оглядывали друг друга, как два волнистых попугайчика. Лену еще слегка потряхивало, и она прижалась к Филе, ожидая поцелуя. Он поцеловал ее холодными губами и доверительно ей пожаловался: - Не люблю я эти некомфортные условия.
   Лена промолчала. В молчании они спустились по лестнице. В молчании вышли на улицу.
   - У тебя деньги есть? - спросил Филя.
   - Есть немного.
   - Ладно, - Филя махнул рукой, - Ты где живешь?
   - Я? На Петроградской.
   - Я подвезу тебя, мне на Гражданку.
   И Филя стал ловить такси. Машины попадались редко, еще реже останавливались, но никто не хотел ехать на Гражданку. Лена шла рядом с Филей и все ждала от него жеста, намека, слова о том, что он ее любит, что хочет еще видеть. Но не было ни намека, ни слова. Филя же решал задачу поимки транспортного средства и в этом видел свой долг.
   - Романтический вечер удался на славу, однако на работу завтра ни свет ни заря вставать и хорошо, если жена спит, куртку-то я всю изгадил. А, скажу, что упал - рассчитывал свои ходы Филя.
   Лена чувствовала противный перегар во рту и мерзость в сердце. Когда очередная остановленная Филей машина отказалась ехать на Гражданку, Лена спросила: - А на Каменноостровский подбросите?
   - Садись, - проворчал водитель, - Довезу.
   Лена села, повернулась лицом к Филе, сказала: - Пока, - и захлопнула дверцу. Машина покатила по Вознесенскому проспекту, а одинокая фигура Филиппа Эдуардовича осталась стоять. Вскоре Филя растаял в темноте, и Лена второй раз за этот вечер заплакала.
   Водитель ничему не удивлялся, ехал быстро и деньги взял железной рукой. Лена выскочила из машины и пулей промчалась по нескончаемым лестничным пролетам. Когда она открыла входную дверь, то нос к носу столкнулась с бабушкой, которая немедленно заметила Ленин красный нос и опухшие от слез глаза.
   - Что случилось, Леночка, кто тебя обидел? - Бабушка всплеснула руками и засеменила следом за Леной в ее комнату.
   - Бабушка, отстань, не трогай меня, - закричала Лена и сунула нос в спинку дивана. Она надеялась, что бабушка уйдет. Но та была неумолимо настойчива и слово за словом вытянула из Лены почти все подробности ее ночного приключения. Лена закончила и взглянула на бабушку. Та сидела на стуле напротив дивана в длинной фланелевой рубашке, настолько большой, что Лена называла бабушку, когда та была в этом наряде "маленьким привидением из Вазастана".
   - Так что ж ты плачешь? - спросила бабушка, - Ты ведь любишь его. Или нет?
   Лена шмыгнула носом и честно сказала: - Не знаю. Он так меня обидел.
   Бабушка отвернулась от Лены к столу, выдвинула ящик, нашарила там очки и нацепила их на нос. Внимательно и серьезно Мария Федоровна разглядывала свою ненаглядную внучку, потом спросила: - Ты у нас, значит, экстремальным сексом любишь заниматься?
   - Каким? - вытаращилась Лена на бабушку, - Каким ты сказала сексом?
   - Я сегодня телевизор смотрела, про любителей экстрима там показывали, так вот один из этих любителей со скалы сорвался. Слава богу не умер, но руки сломаны, ноги сломаны, голова тоже не лучшим образом выглядит - вся в бинтах. У него корреспондент в больнице спрашивает: - Как Вы относитесь к тому, что с Вами случилось, ведь трудно предположить, каковы будут последствия Ваших травм? А экстремал так спокойно отвечает: - Не исключено, что я буду инвалидом, но я знал, на что шел. А ты знала, на что шла?
   Лена сидела призадумавшись, накручивала короткие волосы на палец, потом вдруг хихикнула: - Ну и стресс же у него наверно был, когда я ему в любви призналась!
   - Ладно, девочка, иди умойся, а я чайник поставлю. - бабушка поднялась и пошла на кухню. Лена отправилась в ванную и встала под горячий душ. Ей было видно себя в зеркале под струями воды. Стройные ноги, узкие бедра, маленькая грудь. - Я стильная девушка, - подумала Лена, - и фигура у меня стильная. - И Лена покрутила задом, пытаясь разглядеть, какая она сзади. И разглядев, почувствовала себя счастливой и самодостаточной. - Куплю себе пистолет и не нужен мне будет никакой Филя, - рассуждала она, - Пистолет и будет моим мужчиной - никогда не бросит, всегда твердый... От этих планов Лена окончательно развеселилась.
   Когда она вышла из ванной, на кухне все было готово к чаепитию. Лена с бабушкой уселись друг против друга и стали пить чай с сахаром вприкуску.
   - Бабушка, - вдруг сказала Лена, - Когда я состарюсь, я хочу быть такой же как ты.
   - Какой? -
   - Такой, чтобы моя внучка могла мне все-все рассказать, а я бы ее поняла. - И Лена с бабушкой рассмеялись.

Побег

  
   Через два дня Виктор заглянул к Андрею и увидел на столе несколько забавных фигурок, вырезанных из дерева. Все они изображали людей со звериными головами и только одна фигурка была человеком со звериным туловищем. Это был кентавр. Виктор долго перебирал фигурки, гладил их, как бы проверяя ощущения в руках, потом спросил, может ли он забрать их с собой. Андрей кивнул и поинтересовался не без ехидства, с каким материалом Виктор предпочитает работать. Тот помолчал немного, потом как будто стыдясь своих вкусов сообщил, что всегда мечтал о керамике.
   - Отлично, дело за глиной и муфельной печью, - радостно сказал Андрей, - Я, правда, чувствую необходимость создавать работы более монументального плана, чем такие безделушки, - и он кивнул на маленькие скульптурки. - Мы с Вами, - Андрей не удержался от усмешки, произнося "с Вами", - должны создавать серьезные произведения, а не мелочевку на туалетные столики.
   Виктор задумчиво разглядывал Андрея, пока тот рассказывал об их общих планах, и не мог взять в толк, почему тот так радостно приветствует возможность работы с керамикой. Конечно, он позаботится о том, чтобы у него появилась еще одна мастерская, но пока ее будут делать, Андрей туда не войдет. Это ясно. Так что же его тревожит? Виктор плюнул на досужие сомнения и решил, что пока беспокоится не о чем.
   Мастерскую для обжига керамики сделали в смежном помещении. Для этого понадобилась перепланировка коридора и двух комнат по другую от мастерской Андрея сторону коридора. Через три недели все было готово. Торжественно открыли запертую до того двустворчатую дверь, и Андрей вступил в мастерскую скульптора. Первое, о чем он подумал, было: - Сколько лет на воле мне пришлось бы трудиться, чтобы получить такую мастерскую?
   Это был огромный зал с высоченным стеклянным потолком. Оттуда лились лучи высокого майского солнца. Боковых окон было два - одно напротив другого. Пол был покрыт плитками, скорее всего плитки были мраморными. У стены, где не было окна, находилась печь для обжига керамики. Андрей был почти признателен Виктору за такие возможности. Или не почти? Во всяком случае, он открыл рот, и рот сам произнес: "спасибо". Виктор был польщен.
   А потом настали часы, дни, месяцы работы. Глина была волшебным материалом. Андрей чувствовал себя богом, первого, второго, третьего и последующих дней творения. Вначале он создавал мелкие вещи, потом его привлекло использование керамики в ландшафтном дизайне и в малых архитектурных формах. Мять и ласкать глину приносило упоительное чувственное наслаждение. Он создавал сонмы белокожих, краснокожих и черных девушек. И каждая, перед тем как пройти алхимическое таинство в печи, была его виртуальной любовницей. Потом наступил период кентавров. Иногда Андрей думал, что дерево или металл лучше бы передали характер получеловека-полуконя. Но для задуманного им побега ему больше подходила керамика. И Андрей справился с этим материалом. В его скульптурах была теплая шершавая земная нега и упоение жизнью на природе. Сам автор видел природу только из окон или выходя на террасу. - Сублимируйся, сублимируйся, - бормотал себе под нос Андрей, созидая из хаоса очередную заготовку для обжига в печи.
  

Неожиданная находка

  
   Ольга была озадачена таким бурным течением своей жизни. Поток событий захватил и понес ее сразу после переезда на эту квартиру. Ольга мысленно перебрала всех, кто посетил ее за несколько последних дней.
   Сумасшедшая Лена. Она вначале очень понравилась Ольге, а потом, когда она заявилась буквально через два дня, ночью с намерением выцарапать Ольге глаза, удивила ее необычайно и даже немного испугала. Обаятельный Костик, который примчался к Ольге ни свет, ни заря, чтобы попросить ее быть как можно осторожнее и не открывать двери незнакомым людям. Костик очень Ольге помог, но и расстроил ее своим рассказом о том, что в квартире сгорел человек.
   Наконец, Филипп Эдуардович - договорился с ней о работе над сайтом, и почему-то пришел к ней с пирожными.
   - Ольга, - воскликнул Филипп Эдуардович, едва войдя к ней в дом, - Какая чудесная квартира. Это правда, что в ней был пожар?
   Ольга отвечала очень сдержанно только "да" и "нет". Почему-то ей вспомнился совет Кости не открывать двери посторонним людям. Откуда она знает этого Филиппа Эдуардовича? Конечно, он сидел у шефа, конечно, он представился. Но работали-то они раньше с Юрием Николаевичем, и договор был подписан вовсе нес Филиппом Эдуардовичем.
   А неугомонный Филипп Эдуардович все задавал и задавал вопросы: "Вы живете здесь одна?", "Какие чудесные картины на стенах. Это Вы их писали?", "Вы позволите, я осмотрю Вашу квартиру?".
   И весь вечер он расспрашивал ее, как будто что-то ловил, как будто она знала какую-то тайну, и он знал о том, что она эту тайну знает. Все это создавало напряжение в разговоре. На подготовленную ею схему сайта он бросил только один или два небрежных взгляда и сказал, что все его устраивает. Ну просто "все замечательно" и "давайте чай с пирожными пить". В какой-то момент Ольге показалось, что Филипп Эдуардович собирается у нее остаться, просто остаться и переспать с ней. И она вся внутренне ощетинилась и приготовилась выставить его за дверь сразу же после окончания чаепития. Он еще спросил ее: - Ольга, Вы живете здесь одна? Совершенно одна?.
   Ольга тогда не выдержала и спросила, что собственно он имеет в виду, почему это его так интересует. Тут Филипп Эдуардович как-то неожиданно для самого себя растерялся и пустился в туманные рассуждения о том, что, когда холодно, то надо греться. Ольга смотрела на него во все глаза и уже собралась было поинтересоваться, лечит он в клинике или лечится сам, когда раздался звонок в дверь, и Филипп Эдуардович засобирался и пошел следом за Ольгой в прихожую, где быстренько оделся, пока она гремела замками.
   А потом он помчался за Леной. Знакомы они что ли?
   Только Андрея Ольга не свалила в общую кучу внезапно обрушившегося на нее жизненного потока. Андрей стоял особняком, потому что ей начинало казаться, что она его любит.
   Неожиданно раздался звонок в дверь. Ольга почему-то подумала, что звук какой-то уж слишком тревожный. Когда она открыла, в прихожую ввалились сразу три милиционера. Один из них предъявил Ольге фотографию.
   - Узнаете этого человека? - рявкнул он, поднося снимок к самому ее носу. Ольга всмотрелась: на фото был снят покойник, его лицо, спокойное и почти улыбающееся показалось Ольге незнакомым. Потом она поняла, что сбило ее с толку: когда он был жив, его волосы были взъерошены, а здесь на больничной койке, весь обставленный капельницами, он лежал с зачесанными назад волосами.
   - Это Филипп Эдуардович. - Ноги у Ольги подкосились. Два бравых молодца слева и справа подхватили ее под руки, а тот, что показывал фотографию, с подозрением осматривая Ольгу спросил: - Когда Вы видели его в последний раз?
   - Вчера вечером.
   - А точнее?
   - Он был у меня с восьми до одиннадцати. А что с ним случилось?
   Грозно нахмурившись, милиционер произнес сакраментальную фразу: - Здесь вопросы задаю я. Вы выходили из дома после одиннадцати?
   - Нет. - Мысли Ольги были далеко от происходящего с ней сейчас. Она мучительно жалела Филю и вспоминала ту девушку, Лену, что так темпераментно защищала свои чувства.
   Милиционер довольно свирепо посмотрел на Ольгу и сказал: - Мы вызовем Вас для дачи показаний, - и закончил назидательно и злобно: - Шляются по ночам, дома им не сидится, а на нас глухарей вешают. После этого все менты как по команде развернулись и направились к двери. Последний, выходя так шваркнул дверью, что Ольге показалось, что она сейчас вылетит из косяка.
   Телефона Лены у Ольги не было, поэтому она позвонила Косте на мобильник.
   - Приезжайте, - сказала она, - я должна Вам кое-что рассказать.
   - Сейчас не могу, часам к трем устроит?
   - Давайте к трем, я жду.
   Костя приехал только к пяти вечера. Вид у него был усталый. Он разделся и прошел на кухню, не дожидаясь приглашения, по-свойски. Ольга взволнованно рассказала о приходе милиции и о том, что Филипп Эдуардович ушел вместе с Леной. При упоминании Фили Костя моментально помрачнел и стал похож на демона со сломанным крылом.
   - Может быть, вместе с Леной. Я не уверена - поправилась Ольга.
   - Откуда Вы знаете Филиппа Эдуардовича? - Костя был удивлен тем, что вездесущий Филя и здесь умудрился побывать.
   - Костя, я знаю его по работе, но Вы не о том сейчас говорите, - нравоучительно заявила Ольга, - Ведь с ним что-то произошло ужасное, его поколотили хулиганы?
   Косте стало смешно. Он собирался стать врачом и чувствовал себя врачом, поэтому неподдельное волнение на лице Ольги казалось ему преувеличенным. К тому же он уже знал, что Филя отделался ушибами и ссадинами.
   - Оля! - Костя взял Ольгу за руку, - Не волнуйтесь Вы так - жив Ваш Филя. В больнице он, скорой помощи. Уж с утра вся клиника на ушах стояла "ах, бедный Филя", "ах, кто ж его так". Целая делегация к нему в больницу отправилась, и я с Леной тоже. - Костя печально посмотрел на Ольгу. - Лена в этого Филю влюблена. Дура! - заключил он убежденно. - Мы пришли к нему в палату, а он возлежит весь перебинтованный и интервью милиции дает. Важный такой! Мы за дверью подождали, пока с него показания возьмут, так пока ждали Ленка вся обрыдалась. Это я виновата, - говорит. Да, что там рассказывать, жив он, - и Костя махнул рукой.
  
   Костя ушел, а Лена осталась сидеть около Фили. Она разглядывала его бледное лицо, забинтованный лоб, страдальчески полу прикрытые глаза.
   - Филипп Эдуардович, простите меня, - просительно прошептала Лена, - я не должна была Вас оставлять одного.
   - Ты должна была остаться, чтобы защитить меня своей грудью, - усмехнулся Филя, - слава богу, что ты уехала. Надеюсь, ты никому не сказала, что вчера ночью мы были вместе.
   - Никому - честно глядя в Филины затуманенные глаза, солгала Лена.
   - Вот и хорошо, - Филя положил свою руку на Ленину и слегка ее пожал. Пальцы у него были холодные. Лена тут же ухнула куда-то в глубины себя самой и там, в этих глубинах ласкала Филю неистово и принимала его ласки в ответ.
   Тихо приоткрылась и так же тихо прикрылась дверь за спиной у Лены. В ту же секунду Филины пальцы исчезли с Лениной руки. Лена обернулась. Сверкающая, сияющая и одновременно очень встревоженная женщина приближалась к кровати.
   - Здравствуйте, - произнесла она уверенным тоном хозяйки, и Лена почувствовала резкий удар в сердце и поднялась со стула. Около кровати был всего один стул, и как только Лена его освободила, женщина села на него и наклонилась к Филе, ничего не замечая вокруг.
   - Как ты? - спросила ослепительная вибрирующим голосом. - Я с работы отпросилась, меня сразу же отпустили, но я еще в магазин зашла. Ты можешь есть? Голова не кружится?
   Лена продолжала стоять, не зная, куда ей деться. Позорное бегство - было не в ее характере, и она продолжала стоять чуть правее стула, на котором восседала - теперь Лена это уже поняла - жена Фили.
   - Ко мне вот тут, Женечка, сотрудники пришли, - пролепетал Филя, отводя от Лены глаза. В них метался страх. - Филипп, я вижу,- произнесла Женечка, не поворачивая головы в сторону Лены. Филя посмотрел на Лену и тут же закрыл глаза. За опущенными веками он спрятал ужас. Лене вдруг стало противно. - Он боится, что я хоть как-то по оплошности или намеренно выдам свое к нему отношение. "Сверкающая" ни о чем не должна догадаться. А он нашкодил и теперь трясется. Думает, что я сию секунду его предам или сцену устрою. Ах, как все это гадко.
   Лена изобразила на лице лучезарную улыбку - пусть "сверкающие" знают, что мы тоже сиять умеем - и громко и радостно произнесла: - Поправляйтесь, Филипп Эдуардович, я к Вам обязательно еще загляну. На громкое Ленино вещание жена Фили оглянулась и только теперь, кажется, по-настоящему ее заметила. И некая тень невысказанного вопроса омрачила ее чело. - Всего хорошего, - ответила немного потускневшая "сверкающая". Филя же, пользуясь статусом больного, слабо махнул рукой. Лена вышла из палаты и поняла, что хочет курить. Сейчас она вспомнила ту женщину, которую утешала в туалете после того как та поговорила с консультантом. - Кто бы со мной поговорил - мрачно размышляла Лена. - Хотела получить Филю? Вот и получила с женой впридачу. Дура я! Ах, какая дура! - Лена вышла из больницы и направилась к автобусу, закуривая на ходу. - Поеду к Косте! - решила она.
   Ольга по мере того, как Костя описывал свой поход в больницу, успокаивалась и даже решила, что уж пора ставить чайник и поить Костю чаем, но, взглянув на часы, вдруг извиняющимся тоном пробормотала: - Костя мне надо открыть на черной лестнице дверь внизу для Андрея. Подождете? Я сию минуту вернусь.
   - Я провожу Вас. - Костя встал и галантно открыл перед Ольгой дверь в кладовку.
   Свернув на пролет лестницы, откуда была видна дверь квартиры на третьем этаже, Костя - а он шел первым - вдруг остановился.
   - Здесь кто-то... - Костя не докончил фразу, Ольга оттолкнула его и понеслась вниз по лестнице с воплем: - Андрей. Костя скатился следом.
   Мужчина лежал неестественно повернув голову. Ольга подняла на Костю глаза, в которых плескались два по мысли Кости несовместимых чувства: страх и любопытство.
   - Эт-то н-не Ан-н-д-д-р-рей, - протелеграфировала зубами Ольга, ее трясло. Костя наклонился над мужчиной, чтобы осмотреть его и убедиться, действительно ли он мертв или что-то еще можно сделать для этого человека. И в этот момент внизу раздался тихий отчетливый стук.
   - Андрей, это Андрей, - воскликнула Ольга и рванулась было бежать вниз, но Костя поймал ее за плечо и остановил.
   - Ольга, я сам посмотрю, кто там. - И побежал к двери подъезда. Через минуту он возвратился с Андреем. Они вдвоем осмотрели труп мужчины и обнаружили над ухом аккуратную дырочку.
   - Я вызову милицию, - предложила Ольга. С того момента, как она увидела Андрея живым и невредимым, она совершенно успокоилась и даже с опасливым любопытством разглядывала покойника.
   Костя и Андрей оторвались от осмотра, взглянули друг на друга, а потом перевели взгляд на Ольгу.
   - Ни милиция, ни скорая этому человеку уже ничем не поможет, - резюмировал Костя, - а вот, что мы тут делаем, будет объяснить довольно трудно.
   - Я знаю этого человека, - внезапно объявил Андрей, и теперь уже Костя с Ольгой уставились на него. - Он вчера выходил из этой квартиры. - И Андрей ткнул пальцем в дверь, около которой они все стояли.
   Костя задумчиво глянул на труп: - Давайте лучше подумаем, куда деть это тело?
   Ольге показалось, что слова Кости звучат с невероятным цинизмом. Она еще не могла думать о человеке, лежащем перед ней с вывернутой шеей, как о теле. Только что в ней жил ужас, что этим мертвым мужчиной мог быть Андрей. Сейчас, когда ужас превратился в недавнее воспоминание, Ольга почувствовала себя невероятно деловой и почти бесчувственной. Ей не хотелось, чтобы в пяти метрах от того места, где она пьет чай лежало "тело". Она посмотрела на дверь квартиры, обошла мертвеца и дернула за ручку. Без скрипа, тихо и очень плавно дверь отворилась.
   - Вот и решение. - глядя в дверной проем, произнес Костя. Вдвоем с Андреем они подняли мужчину, внесли его в квартиру и положили на пол.
   - Поскольку он отсюда выходил, - заметил Андрей, - не будет большой разницы в том, где ему лежать. Его ведь могли убить и здесь, а не на лестничной площадке.
   "Убить" прозвучало и повисло в воздухе. Все переглянулись. Потом Костя пробурчал что-то вроде: - Ну раз уж мы здесь, посмотрим, что тут есть, что привлекло этого человека - и двинулся по коридору в сторону комнат. Андрей и Ольга последовали за ним. В первой же комнате они увидели картины. Часть их была упаковала в бумагу, часть сложена просто на полу. Костя ринулся в соседнюю комнату, где увидел все то же самое: картины, эскизы, рисунки, упаковочную бумагу.
   Обежав все помещения, Костя вернулся в первую комнату и радостно возвестил:- Так это же сгоревшая коллекция! Петр Кузьмич был прав, ее украли! - Костя в волнении осмотрел комнату, - Вот радость-то для старика будет. Конечно, это его коллекция.
   Андрей нерешительно подошел к одной из картин. На ней был изображен мальчик лет десяти, выдувающий мыльные пузыри. В каждом пузыре отражался свой мир, не похожий на мир в другом пузыре.
   - Надо же, - Андрей повернулся к Ольге, - Он сохранил мои детские работы.
   Ольга молча с удивлением смотрела на Андрея. Костя, который в это время разглядывал какую-то картину и стоял к Андрею спиной, резко обернулся и уставился на него.
   Андрей смутился и с видимым усилием, преодолевая внутреннее сопротивление, проговорил: - Петр Кузьмич Вешкин - мой отец.

Регина действует

  
   Регина почти ненавидела Славика. В последнее время он стал неуправляемым. Дома он не ночевал, на занятия в вуз не ходил, а вчера заявил ей, что не собирается ехать ни за какую границу, потому что ей это нужно, вот она пусть и едет. - Слава, - увещевала Регина, - я ведь все сделала ради тебя. Теодор Львович согласен дать хорошую цену, но, если ты останешься здесь, все может оказаться не таким простым делом. Там мы будем недосягаемы для любопытных глаз, а здесь каждая собака интересуется твоими доходами, твоими расходами.
   - За границей есть налоговая полиция, - бубнил свое Славик, - Они до всего докопаются.
   - Ты хочешь, чтобы до всего докопалась твоя дура-Анечка? Или соседи по лестничной площадке? промолчала, ты ведь знаешь, я молчать умею Им ведь очень будет интересно узнать, откуда у погорельцев деньги. У нас ведь даже страховка не оформлена была.
   - Им-то откуда известно о страховке, была она или нет?
   - Об этом следователь побеспокоился, он так допрашивал соседей, что меня уже на следующее утро отловила Мария Николаевна и сладеньким голоском спросила: - Как же Вы бедненькие теперь будете? Я.
   Славик знал - его мама умела молчать. Свое недовольство она проявляла таким тяжелым и длительным молчанием, иногда затягивающимся на несколько дней, что Славик был готов просить прощения за то, в чем и не был виноват.
   - Я не поеду за границу, - упрямо повторил Славик, - Ты продала квартиру, отдай мне эти деньги и вали в свою заграницу. Я остаюсь здесь и точка. И дома я больше жить не буду, к Анюте поеду.
   Регина поджала губы. - Как знаешь, - сказала она. - Сомневаюсь, что тебе при твоих запросах хватит этих денег.
   - Остальные ты мне вышлешь. И кстати, сегодня я тоже не приду.
   - Надеюсь, ты не заставишь мать выполнять мужскую работу? - прошипела Регина.
   - Не заставлю. - пообещал Славик и отправился в ванную комнату собирать зубные щетки, что-что, а зубы он чистил по пять раз на дню.
   Этот разговор состоялся вчера, а сегодня ей позвонил Теодор Львович и сообщил, что обстоятельства изменились, и что цена в связи с этим резко упала. - Вы с ума сошли, - Регина задохнулась от возмущения, - Вы же знаете, как я рискую.
   - Я тоже рискую, = сухо возразил Теодор Львович.
   - Какая же Ваша цена теперь? - упавшим голосом спросила Регина.
   - Треть от ранее назначенной суммы, - любезно проскрежетала трубка.
   Регина опустила трубку на рычаг первая. Такой удар - она не ожидала. И еще этот придурок Славик. Конечно, он привык что ответственность за него несет мама. Мама несет взятки, чтобы дитятко училось. Мама разговаривает с ректором, чтобы Славика не исключили с факультета за подделку оценок в зачетной книжке. Мама дает ему деньги на "представительские расходы" - черт знает на что он их расходует. Мама оплачивает его долги. А теперь он со своей Анечкой решил, что как-нибудь сам. Без мамочки обойдется. И время нашел для самостоятельности ну просто самое подходящее, когда нужно завершать все дела и делать ноги. К дьяволу бежать из этой страны лохов и благородных дураков.
   Регина тяжело вздохнула. Ей вдруг вспомнилось, какая она сама была дура - верила одному красавчику, думала он карьеру сделает и ее за бугор возьмет. А он сделал ей ребенка и вместо дальнего зарубежья отправился в Кресты. Там и помер при невыясненных обстоятельствах. Регина тогда очень бедствовала, а помог ей Петр Кузьмич. И ведь тоже не за просто так помог. Она вспомнила, какими он на нее круглыми глазами смотрел, изумленными и недоверчивыми. - Я таких красавиц не видел никогда, - говорил он. - Ты настоящая Валькирия. - Вот она ему и покажет Вальпургиеву ночь. Дон-Кихот придурошный. Регина вдруг осознала, что у нее истерика. Она злобно улыбнулась своему отражению в зеркале и пошла на кухню. Там у нее в буфете стояла бутылка с ромом. Регина твердой рукой заправского моряка-корсара налила себе маленькую граненую стопку и лихо выпила. Подумала, налила еще и еще выпила. Посидела немного, в голове северный климат холодного рассудка постепенно менялся на тропический ураган эмоций. Регина тяжело поднялась и походкой, чем-то напоминающей матроса при сильной качке, пошла в комнату. На тумбочке возле кровати стоял телефон. Со словами: - Ну, погоди же ты, неслух. - Регина набрала номер мобильного телефона сына. Голос автоответчика бесстрастно произнес: - Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Рассказ Андрея

  
   Когда компания вернулась в квартиру Ольги, очень трудно было определить общее настроение. Но все сошлись на том, что чай слишком слабый напиток, для того, чтобы прийти в чувство. Костя был делегирован в магазин и вернулся с бутылкой водки. Ольга организовала стол в комнате с эркером, так как даже мысль о кухне вызывала в ней внутреннюю дрожь - ведь ровно под полом кухни на этаж ниже лежал покойник. Решительно надо было выпить, чтобы прийти в себя. Костя взял на себя роль виночерпия и разлил всем по полстакана водки. Потом подумал и добавил себе и Андрею еще немного. И все, не чокаясь, выпили. И Ольга уныло возвестила: - Я ничего не понимаю. Вы меня совершенно запутали. Андрей, прежде всего, я хочу спросить тебя: Какое отношение ты имеешь ко всему этому? Ты что, тоже искал коллекцию? И познакомился со мной для того, чтобы попасть в эту квартиру?
   Тут голос у Ольги пресекся и она храбро допила свою водку, при этом сморщилась так, как будто на дне стакана лежала дохлая лягушка. Андрей растерянно смотрел на Ольгу, ему сложно было ответить так, чтобы снять с себя подозрения в знакомстве с корыстными целями. Он покрутил в руках стакан, побарабанил пальцами по столу и предложил: - Оля, я расскажу Вам правду, и тогда Вы сможете решить, случайно мое знакомство с Вами или нет.
   Костя наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством и в какой-то момент ему показалось. Что он здесь явно лишний. Тем не менее с места он не стронулся. Ольга посмотрела на него и сказала: - Нам всем будет интересно послушать правду. Костя, Вы согласны?
   Костя был согласен, и Андрей начал.
   - Меня не было в этом городе много лет. Я жил на Кавказском побережье Черного моря. Мой отец стал собирать коллекцию после того, как я покинул Санкт-Петербург. - Андрей замолчал и молчал так долго, что Костя не выдержал и спросил: - Что же заставило Вас, Андрей, променять свою малую родину на сторону южную. - Ему было неприятно спрашивать Андрея об этом. Костя вспомнил интеллигентного и несчастного Петра Кузьмича, который долгие годы берег память о сыне, а сын... вот он! Явился - не запылился. Андрей, казалось, прочитал Костины мысли, и на лбу у него запульсировала синяя набухшая жилка. Он налил себе еще водки, потом подумал и отставил стакан в сторону, с нежностью посмотрел на Ольгу. Та сидела, не поднимая глаз и не дыша. Ей почему-то стыдно было смотреть на Андрея, стыдно вместо него.
   - Меня много лет держали взаперти. Я был украден. - Андрей проглотил комок, но главное было сказано, и он расслабился.
   - Что Вы несете, сударь! - Ольга подняла глаза на Андрея, и он прочитал в них ярость и отчаяние разочарованной женщины. Костя поежился, но произнес примирительно: - Ольга, дайте возможность Андрею рассказать свою правду. Не будем судить раньше времени. - И, обращаясь к Андрею, добавил: - Мне Петр Кузьмич рассказывал о Вашем исчезновении. Вам тогда было, кажется, восемнадцать?
   - Да, - подтвердил Андрей, - Под статью о воровстве детей мой похититель не подпадал. Я прожил у него двенадцать лет. Это не была в прямом смысле тюрьма, и мне не пришлось писать роман "Мизери", но пространство, где я жил и работал было ограничено комнатой, террасой и двумя мастерскими.
   - Вы работали? - Ольга перешла на "Вы". Она всегда так начинала говорить, когда волновалась. А сейчас она волновалась безмерно.
   - Я работал. Писал картины, а потом стал еще и заниматься керамикой. Именно благодаря керамике мне и удалось бежать.
   - Как это? - нестройным хором спросили заинтригованные, но все еще недоверчивые слушатели.
   - Я создавал скульптуры из керамики для офисов, садов и парков. Такие произведения, как будто созданные самой землей, очень красивы на зеленых лужайках и около воды. Я экспериментировал с цветом и фактурой... В общем мои произведения стали покупать для частных садов и парков. Богатые люди крайне взыскательны к тому, что украшает их виллы и особняки. А уж поразить всех произведением ландшафтной архитектуры - святое дело!
   Андрей замолчал, раздумывая. Ольга теребила волосы и смотрела на него, не отрываясь. У Кости горели глаза.
   Приключение! Виллы, замки, яхты, женщины. Музыка, шампанское! Оборотная сторона рабского труда одинокого человека сверкала фейерверками и брызгами фонтанов.
   - Как же можно создать скульптуру для сада не видя этого сада? - спросила Ольга. - Я, даже делая сайты, предпочитаю видеть заказчика, потому что его личность должна хоть как-то отражаться в том, что написано и нарисовано на страницах, которые он заказал.
   Андрей сморщился как от зубной боли, и пробормотал себе под нос: - Я не знаю, что такое сайт. Оля, Вы объясните мне это потом?
   - Я могу показать это, не только объяснить.
   - Спасибо. Но я понял в чем Вы меня упрекнули и совершенно напрасно. Я заявил своему рабовладельцу, что не стану делать скульптуры на заказ, не увидев того парка или сада, того места в саду, где предполагалось поместить мою работу.
   - Пожалуй, это как печь пироги в чужой духовке. - заметила Ольга.
   - Как лечить больного по амбулаторной карте, ни разу не увидев его. - добавил Костя и налил всем еще водки.
   - Я так и сказал Виктору, что мне необходимо видеть то место, где разместится моя работа.
   - Виктор? - спросил Костя.
   - Не уверен, но мне он представился Виктором. Он ушел мрачнее тучи, когда я сказал, что заказ может быть выполнен только после разведки на местности. Я почти ликовал. На следующий день он притащил мне кучу фотографий с изображением полянки, обрамленной кустами роз. Я ему сказал, что не стану опираться на приблизительные представления. Он орал на меня и сказал, что я невыносимый тиран и ушел, хлопнув дверью. Я рано ликовал. Через неделю он явился как ни в чем не бывало. Лицо его сияло, он сказал, что завтра мы поедем осматривать сад господина Кроева. Я так изумился, что даже не спросил в качестве кого он предполагает взять меня на эту "прогулку". Наутро все разъяснилось. Виктор вошел ко мне вместе с охранником. Не говоря ни слова они вдвоем одели на мою руку выше локтя железный браслет. Рукав рубашки закрывал это украшение. Потом Виктор отошел от меня метра на три и нажал на кнопку маленького пультика. Я почувствовал в руке жгучую боль. Я даже вскрикнул от неожиданности. - Отлично, - обрадовался Виктор и распорядился - Теперь введите ему противоядие.
   Я ничего не понимал, боль захватывала и жгла мою руку. Охранник подошел и сделал мне укол чуть повыше браслета. Боль еще продержалась некоторое время, а потом стала спадать. Пока все это продолжалось, Виктор объяснил мне, что браслет радиоуправляем, и что как только я отойду от него настолько далеко, что он перестанет меня видеть, он впрыснет мне яд, от которого я скончаюсь примерно через пять-шесть часов. Если противоядие ввести слишком поздно, например, через час, то оно не поможет. Я слушал его с ужасом. Я хотел свободы, но и жить я тоже хотел. Во рту у меня все пересохло, но все же я спросил: - А здесь я тоже буду ходить с этой штукой? - Нет, - улыбнулся Виктор, здесь это необязательно. Но через час мы выезжаем, будь готов - и он вышел.
   Слушатели сидели с потерянными лицами. Косте казалось, что нечто подобное могло быть во времена восстания Спартака, а Ольга допивала водку и пыталась не капать слезами в свой стакан. Головы она не поднимала. Ей почему-то было стыдно за род людской, и она чувствовала себя причастной к злодейству, о котором только что услышала. Вскоре слезы высохли и она с отчаянием посмотрела на Андрея. Потом встала, подошла к нему и обняла его за шею. Андрей поднял к ней голову, и Ольга его поцеловала.
   - Любовь - это жалость, продекламировал Костя, глядя на них, - Нам еще учитель в школе об этом говорил. Но я жажду продолжения. Времени уже очень много.
   Андрей улыбнулся Ольге и продолжил: - Я ездил на природу с Виктором и как собачка не отходил от него ни на шаг. Он всегда представлял меня как племянника, живущего постоянно за границей, но приезжавшего сюда погостить и посмотреть, как мы тут живем. Все же мне стало немного легче - я стал видеть других людей, выходить из заточения на свободу. Меня принимали в богатых домах как родственника Виктора. Ничего умнее он не придумал. Я тенью присутствовал около него, когда он осматривал место для будущей скульптурной композиции. Если на момент осмотра я скрывался из поля его зрения, то терял всякое самообладание: начинал озираться по сторонам как собака в поисках хозяина. Обнаружив своего "родственничка", я вздыхал с облегчением, но видел, что и он утирает пот со лба.
   Однажды Виктору заказали скульптурную композицию около пруда. Я предложил сделать ее прямо в пруду. Я хочу создать скульптурную композицию, изображающую Русалочку в момент спасения принца во время бури - сказал я Виктору. Тот согласился. Ему моя идея показалась удачной. Посреди пруда должна была находиться стеклянная имитация волны. Она должна была располагаться выше уровня воды в пруду и по цвету совпадать с цветом воды, но постепенно к верху волна должна была становиться все светлее и прозрачнее. Внутри это стеклянной глыбы должна была находиться обнаженная фигура девушки с длинными русалочьими волосами, с лицом повернутым к небу. Над ней на самой поверхности стеклянной волны должно было располагаться тело юноши. Русалочка своими ладонями поддерживала его голову. Глаза принца были закрыты. Волну я задумал сделать в стиле, напоминающем японскую живопись. Помните "Волну" Хокусаи? - обратился Андрей к молчащим слушателям.
   - Конечно, - отозвалась Ольга.
   - Понятия не имею, - сконфузился Костя.
   - Моя идея состояла в том, чтобы изобразить пену по краю волны в виде отдельных стеклянных шариков или гребешков, собранных как бусы только не на нитку, а на металлическую проволоку. Эти "пенные брызги" должны были нависать над фигурой принца, окаймлять лицо Русалочки. Вы спросите: к чему я так подробно об этом рассказываю? Я понял, что смогу убежать от Виктора, если мне удастся заменить фигуру принца в этой композиции собой. "Пена" была мне нужна для того, чтобы перед отправкой заказчику работу упаковывали как можно бережнее. Старания не разбить стекляшки, насаженные на проволоку, будут косвенно оберегать и меня. Я очень тщательно выбирал положение головы принца - мне было важно, чтобы, заменив меня в постели, принц был похож на спящего человека. Мне было важно, чтобы стружка, которой обычно прокладывали произведения, перевозимые в ящиках, не попала мне в нос и не заставила меня чихать. Я подобрал для кожи принца цвет, максимально похожий на цвет моей кожи. Я придал ему портретное сходство с собой, заявив Виктору, что хочу увековечить себя в веках хотя бы таким способом. Виктор не возражал, он знал, что я запорю всю работу, если мне не разрешат сделать по-моему.
   Я спешил с работой, потому что надвигалась осень. А вместе с ней уменьшались мои шансы на побег. Они и так были невелики. Я плохо представлял себе, что я буду делать голый в ящике со стружками, лежа на холодном стекле. А вдруг этот ящик распакуют только весной, решив, что нечего украшать осенний пруд - подождет. Тогда мой хладный труп... А воображение мое разгоралось все ярче. В моем плане побега было слишком много неизвестных. Единственное, за что я был спокоен, так это за то, что, если меня обнаружат, все равно ничего со мной не сделают. Ничего! Я шел ва-банк, и я выиграл.
   Андрей смущенно улыбнулся и поделился вдруг возникшим у него сомнением: - А надо ли рассказывать так подробно? Я утомил вас.
   - Маленький перерыв на кофе. - объявила Ольга.
   - Но мы ждем продолжения добавил Костя. - Доверие вырастает из информации, а она у нас не вся.
   Через полчаса, когда кофе был сварен и выпит, Андрей продолжил: - Настал день, когда мое произведение было готово. Виктор пришел утром и увидел громадную стеклянную волну, а внутри этой волны девушку, которая нежно придерживала немного повернутую голову принца. Я использовал для этой композиции самые современные материалы. Надо сказать ничего сложнее и ничего пошлее я не созидал и, надеюсь, что никогда не буду. Даже Виктор поморщился и пробурчал что-то вроде: - Кладбищенский натурализм с фантазийными елочными украшениями. Я довольно злобно ему возразил, что пусть тогда ваяет сам. - Ладно, - примирительно закончил перепалку Виктор, - Заказчику понравится - он любит бижутерию в макроразмерах - и добавил - Ты поедешь со мной устанавливать.
   - Ну, уж нет - возразил я. - Хочу выспаться. Когда придут все это упаковывать?
   - Придут часам к десяти вечера, но, если ты так устал, можешь не принимать участия в упаковке. Я им скажу, чтобы поменьше шумели.
   - И утром не надо меня беспокоить, - ворчливо добавил я, - Надоело все!
   Таким образом я узнал все, что мне нужно и обезопасил себя от непрошенного вторжения в мою комнату поутру.
   Виктор ушел созваниваться с грузчиками и больше не появлялся. Я же метался весь день из мастерской на террасу, с нее в комнату, и снова в мастерскую. Страшно мне было, и в то же время азарт охватывал. Ближе к девяти охранник принес мне ужин, и я еще раз напомнил ему, что лягу спать прямо сейчас и чтобы ко мне не заходили.
   Сразу же, после того как за ним захлопнулась дверь, я кинулся в мастерскую, вытащил принца из композиции и уложил его в свою постель. Потом схватил ножницы и отстриг себе ресницы, намазал лицо, часть груди и руки глиной, которая по цвету совпадала с цветом тела моего создания, и отправился в мастерскую. Там я улегся на место принца и стал ждать. Надо ли говорить, что я лежал там абсолютно голый, а одеждой мне служила керамическая туника, свободно прикрывшая мою наготу, но не дававшая тепла. Глина на моем лице, груди и руках очень быстро засохла и стала немилосердно щипать мне кожу. Мне так хотелось почесать нос, что вся моя кожа покрылась пупырышками, но я терпел. От моего терпения зависела моя свобода.
   Около десяти появились грузчики и приволокли громадный ящик. В него они и задвинули всю скульптурную группу, неотъемлемой частью которой был теперь я. Виктор не счел нужным придти, поэтому я чувствовал себя совершенно спокойно. Единственная печаль заключалась в том, что между мной и волной, нависающей над моим телом, насыпали столько стружек, что даже когда ящик забили гвоздями и понесли, я не мог пошевелить рукой, чтобы почесать свой злополучный нос.
   Андрей перевел дух и посмотрел на своих слушателей. За окном стемнело, и Ольга включила настольную лампу. Свет падал на стол с полупустой бутылкой водки и чашками с кофейной гущей. Костя сидел скрючившись, как будто специально заставлял себя пережить ситуацию, когда хочется почесать нос, а возможности нет. Ольга, напротив, расслабилась, из ее глаз исчезло недоверие. Свет от лампы падал на нее слева, и волосы с этой стороны казались светящимися лунным светом. Лицо было в тени, только глаза подозрительно блестели. Андрей вдруг понял, что теперь у него есть друзья. Не только Олег, но и Костя, и Ольга. Нет, Ольга не была его другом, он хотел, чтобы она стала его возлюбленной, его женщиной. Он с ужасом подумал, что у него почти не было опыта любовных отношений. Он почти всю свою жизнь работал, и почти не думал о девочках и женщинах. Когда ему только исполнилось шестнадцать, он поехал на практику в Крым - писать этюды. Там поздним вечером на пустом пляже он познакомился с женщиной лет тридцати. Тогда она казалась ему старухой. Старой развратной старухой. Старуха плавала с ним в теплых волнах, а потом сушила свои длинные, до пояса черные волосы. Она села к нему совсем близко и придвигалась все ближе к нему, а он терял ритм дыхания от ее приближения. Вдруг она придвинулась совсем близко и потянула его на себя. Дальше он плохо помнил. Потом он каждый вечер ходил на пляж, но ее не было. Может быть? ее и не было вовсе?
   - Андрей, как же Вы выбрались? - спросила Ольга. - Ведь ящик, наверно, изнутри нельзя было открыть.
   - Я начал свои попытки открыть ящик, как только его выгрузили и поставили на землю. Я мог только предполагать, что нахожусь около того самого пруда, в который поставят мою волну с Русалочкой. У меня не было ни малейшего желания опробовать на себе, насколько глубоко под водой окажется моя голова, если при установке композиции постамент окажется чуть глубже рассчитанного уровня. Тело мое затекло и невыносимо щипало. Я крутил руками, пытаясь вывинтить их из стружек. Мне это удалось, и я почесал нос.
   Вслед за этими словами Ольга и Костя почесали свои носы. Андрей продолжал: - Я еле мог дотянуться до края ящика - больно широка была волна. Не предусмотрел я этого в своей композиции. Все мои помыслы были направлены на то, чтобы мне было удобно лежать. А вот даже ударить кулаком как следует я не мог. Все мои попытки освободиться приходились на раннее утро. Было еще прохладно и никого рядом - самое время бежать. Но мне не удалось освободиться. После сотен безуспешных попыток я услышал голоса приближающихся людей. Среди голосов я узнал Виктора. Наверно это было одно из самых горьких моих поражений. Виктор все сразу поймет - часть глины с лица и с век свалилась, глаза были красные и слезились, наверно, я был похож на полуистлевший труп вампира-неудачника. Тем не менее, я принял позу принца, закрыл глаза и стал ждать. Ящик открыли. Лучи солнца резнули мне по глазам. Большого труда мне стоило не зажмуриться. Виктор о чем-то беседовал с заказчиком и как будто тянул время до того момента, как возглас восхищения вырвется из всех глоток собравшихся зрителей. Я лежал с закрытыми глазами и слышал только как колотиться мое сердце. Я даже не сразу сообразил, что голос Виктора удаляется. Зато почти над самым моим ухом чей-то прокуренный голос пробасил: - Мужики, взялись!
   И я вместе с волнами, Русалкой и стружками стал извлекаться из ящика. Когда все сооружение поставили на землю, я понял, что пора. И встал...
   Мужики окаменели. Кто-то из них тихо выругался матом, но никто не шелохнулся. Мое явление из стружек, как Афродиты из пены морской, видимо произвело впечатление. Никто из них не шелохнулся пока я двигался в сторону ограды сада. Из ворот я тоже вышел беспрепятственно, а дальше припустил со всех ног. Форы во времени у меня было от силы пять минут. И я понесся по утреннему спящему поселку, моля бога, чтобы по моему следу не пустили собак. На первом же пересечении дорог я вильнул в сторону и сразу услышал голоса своих преследователей. Они явно успели увидеть, куда я свернул. Слева от меня тянулся глухой забор чьей-то дачи, справа - решетка с острыми пиками наверху. Она огораживала сад с двухэтажным коттеджем в глубине. Одна из пик на решетке была сломана, и я рискнул. Мне удалось перепрыгнуть через решетку, и я как заяц запетлял по спящему саду, ища укрытия. Меня там приютила женщина. Она меня спасла. Думаю это был счастливый случай.
   Андрей разлил остатки водки и предложил: - Давайте, выпьем за женщин. И посмотрел на Ольгу. И вспомнил ту, другую.
   Когда он петлял по саду, его остановил насмешливый женский голос: - Куда Вы так спешите, молодой человек?
   Андрей обернулся на звук голоса. На него было направлено дуло пистолета, а за дулом он увидел лицо, которое сразу же узнал. Полные губы. Длинные черные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Это ее он четырнадцать лет назад каждый вечер искал на пляже.
   Она тоже узнала его и засмеялась, опустив пистолет и запрокинув голову. Она стала еще красивее, чем была. Ее красота стала отточенной и как бы подчеркнутой, чуть больше сухости, чуть меньше красок, но появилась завершенность. Она сидела на подстилке, подставив солнцу обнаженное тело, рядом валялась книжка.
   - Интересно, откуда у нее пистолет? - пронеслось в голове у Андрея, но она не дала ему додумать эту мысль, сказав: - Иди сюда, голый цыпленочек, иди ко мне.
   - За мной гонятся, - обреченно объяснил Андрей свое положение.
   - Да? - протянула женщина, - тогда пойдем в дом. Она проворно встала и пошла к дому. Она была похожа на Венеру Веласкеса, и Андрею страстно захотелось ее писать. А когда они вошли в дом, ему уже просто ее хотелось. Она провела его в маленькую комнату под лестницей, ведущей на второй этаж, сказала: - Сиди здесь, - и вышла. В холле на кресле валялся ее халат, она накинула его и вернулась в сад.
   Навстречу ей по саду неслась разношерстная группа людей во главе с хозяином дома с соседней улицы. - Где он? - пропыхтел хозяин, бросая беспорядочные взгляды вокруг.
   - Кто? - изумилась женщина, - Вы ищете кого-нибудь?
   - У нас гость, весьма неуравновешенный юноша - наглотался колес и куда-то умчался. Боимся, не случится ли с ним что.
   - У меня-то ему откуда взяться? Я все утро загораю в саду, - она кивнула на подстилку, валявшуюся неподалеку, - Здесь все хорошо просматривается, я бы не пропустила юношу. - И красавица лучезарно улыбнулась.
   Хозяин дома с соседней улицы извинился, немного потоптался, по-прежнему озираясь по сторонам, потом бросил вопрошающий взгляд на мужчину слева от себя, пробормотал что-то вроде "не может быть", и вся группа повернула к воротам.
   - Желаю удачи, - крикнула им вслед женщина и вернулась в дом.
   Проходя через холл, она снова скинула халат и вошла в комнатку под лестницей. Там к ней бросился такой же голый как и она мужчина и поднял ее на руки, и прижал к себе. И она застонала. Андрей вынес ее в холл и посадил ее на стол, стоящий у окна, а сам встал на колени на пол начал целовать ее запыленные маленькие ступни и гладить голени. Руки сами поднимались все выше по ее ногам, а вслед за руками поднимались губы. Потрескавшиеся от глины, сухие губы царапали кожу, и женщина стонала все громче. Звук ее голоса, хриплого и низкого, мутил Андрею разум. Когда-то в детстве, в зоопарке, он слышал призыв пантеры. Он был далеко от клетки, но сразу понял, что это пантера, и хотя был тогда маленьким и ничего не знал о половом поведении животных, сразу понял, что она кого-то зовет и что кто-то обязательно должен прийти на этот зов, иначе произойдет нечто страшное. Эта женщина звала его, и он не смел и не хотел ослушаться. Женщина закричала громче и откинулась назад на стол. Он раздвинул ее ноги и, чуть приоткрыв глаза, увидел маленький красный бутон в обрамлении двух лепестков. Цветок пульсировал и истекал влагой. В ту же секунду Андрей оказался на столе, он сжимал своими ногами бедра, которые двигались ему навстречу. Когда он принял приглашение этих бедер и закричал сам, не в силах сдержать свой ответный порыв. Женщина иногда приоткрывала глаза, и он видел ее расширенные зрачки.
   Андрей верил, что близкие отношения являются полной гарантией и защитой от предательства, и рассказал Карине о себе все без утайки. Она не подвела его и не предала. Только однажды утром, стоя к нему спиной и глядя в окно на дождливый сад, произнесла: - Сегодня ты должен уехать. Муж возвращается.
   Вся эта история любви, начавшейся четырнадцать лет назад и закончившаяся ранним осенним утром, пронеслась в голове у Андрея, когда он повторил: - Она меня приютила и спасла.
   На секунду он закрыл глаза, а Ольгу вдруг пронзила тоска и в душе образовалась пустота, как будто на миг она стала той неведомой ей женщиной. И Ольга поняла, что та женщина любила Андрея и продолжает любить его и сейчас.
   - Я вернулся в Петербург в конце сентября. Женщина, я не буду называть ее имя, так как она меня об этом просила, дала мне одежду и деньги на дорогу. Я приехал сюда и поселился у своего друга. Я не знал как мне встретиться с отцом, потому что боялся подставить его под удар. Виктор имеет мировое имя и громадные связи. Если я обращусь в милицию, думаю, что закончу свои дни в сумасшедшем доме. Но, кажется, трусость не лучшая политика. Сегодня мы нашли убитого человека, а ведь, скорее всего, на его месте должен был бы быть я.
   - Я думаю, что этот человек на своем месте, перебил его Костя, - я думаю, что это тот, кто украл коллекцию.

Встреча

  
   Костя приехал домой около одиннадцати. Поднимаясь по лестнице, он услышал какое-то шуршание около окна за лифтом - раньше там ставили бачки для пищевых отходов, а теперь бедным крысам приходилось проникать непосредственно в мусоропровод, для того, чтобы закусить. - Вот я вас сейчас! - Костя, скрытый шахтой лифта, подкрался поближе к окну и с диким улюлюканьем выскочил к мусоропроводу, топоча ногами и размахивая руками.
   В ответ раздался женский визг, в Костю полетела женская сумочка, а затем и горящая сигарета.
   Что это ты тут делаешь, агент 007, - обескуражено спросил Костя, собирая вывалившиеся из сумочки маленькие женские тайны: расческу, кошелек, губную помаду... - Я в последнее время мужчин на лестницах подкарауливаю, - довольно свирепо ответила Лена. - А-а-ааа, - протянул Костя, - Хорошо, что не трупы. - Какие еще трупы, что ты несешь? - Лена наклонилась подобрать пудру и вдруг заплакала. - Ты что? - испугался Костя, - Ты чего ревешь? Я обидел тебя? - А-а-а-ааа... - выла Лена, - Я думала бандит, а это ты-ы-ы. А теперь моя пудра раскололась...
   Костя не привык к женским слезам и не знал, что делать, поэтому осторожно спросил: - Ты меня тут ждала? У помойки? -
   Лена молчала. Костя подумал еще немного и задал, как ему казалось, очень деликатный вопрос: - А что ты не подождала меня в квартире. Мама моя ведь дома? Или нет?
   - Дома! Но не могу же я пять часов у мамы твоей сидеть. Ну, как ты не понимаешь. - И Лена топнула ногой.
   Когда все вылетевшее из сумочки было собрано, а слезы утерты, Костя повел Лену к себе. Мама только выглянула из своей комнаты, тогда Костя с Леной топтались в прихожей. - Привет. - сказала мама и скрылась. Судя по невнятному бормотанью, донесшемуся из ее комнаты, она болтала по телефону. Лена превратилась в тихую, застенчивую девочку и проскользнула в Костину комнату как мышь. Костя отправился на кухню добывать для них провиант. Приезд Лены настолько ошеломил его, что он не знал, что и подумать. Если бы на месте Лены была другая девушка, он непременно расценил бы столь поздний визит очень однобоко: раз пришла на ночь глядя, значит собирается провести эту ночь с ним. Но Лена... Она влюблена в Филю. Ее "святые чувства" Костя сомнениям не подвергал. И все-таки? Зачем она пришла?
   Костя вытащил из холодильника, почти все его содержимое, достал консервный нож, тарелки, вилки, и взял хлеб и булку. Поставил все на поднос и отправился в комнату. Лена сидела на диване неприступная как Баязет. Костя выставил на низенький столик все добытые им стратегические запасы и спросил, чтобы не мучится догадками: - Ты зачем пришла? - Лена вопросу не удивилась и как-то загадочно произнесла: - Пришла, потому что ты мой единственный друг. К кому мне еще идти?
   Вопрос был риторический, но у Кости в груди что-то захолонуло, потом поднялось к горлу и побежало мурашками в низ живота. - Моя девочка дорогая - мысленно прошептал он. Но по-прежнему он не знал, что ему делать и как себя вести. Она должна была подать ему знак. Но знака не было, и, тяжко вздохнув, он придвинул столик к дивану, сел сам напротив Лены, вскрыл банку с тушенкой, сделал два громадных бутерброда, протянул один Лене, от второго откусил половину и сказал с набитым ртом: - Рассказывай.
  
   Лена как будто только ждала сигнала и сразу заявила: - Я видела Филину жену! Я не хочу больше иметь с ним дело. Женатик трусливый!
   Костя приподнял одну бровь: - Разве ты не знала, что Филя женат?
   Знала, конечно, но я ее не видела раньше никогда. Она такая противная: вся сияет, вся в рюшечках, вся накрашена-напудрена, в ушах бриллиантики сверкают. Фу, гадость какая! А Филя перед ней лебезит. А когда ее увидел, так испугался, что я его как-то выдам. Ненавижу.
   - А чего же ты ожидала?
   - Не этого.
   - Ты хотела бы, чтобы Филя отодвинул жену, мать своих детей и душой и телом отдался бы тебе?
   Лена мрачно посмотрела на Костю: - Костик, я не дура. Конечно, я понимаю, что не имею прав на чужого мужа. Но так обидно-о-о-ооо... - И Лена стала всхлипывать. Костя решился. Обойдя стол кругом, он сел на диван рядом с Леной и обнял ее за плечи. Она прильнула к нему и стала хлюпать ему в рубашку. Рубашка очень скоро отсырела. Костя сидел, вначале не шевелясь. Потом стал очень осторожно гладить Лену по волосам. Она вдруг подняла голову и проговорила: - Я тебя промочила насквозь, извини. - Голос у нее стал гнусавым и осипшим от слез. Костя пальцем вытер ее слезы, потом посмотрел на свой палец и лизнул его. - Ого! Какие соленые! - Лена засмеялась. И тогда Костя крепко-крепко стиснул ее и стал целовать. И она ответила на его поцелуи. А когда поцелуи стали жарче и ее руки обхватили Костю, он ей сказал: - Я тебя люблю. - А Лена спросила: - Где же ты раньше был? - Глупая, я же всегда был рядом. Я же твой друг.
   По коридору за дверью протопали мамины шаги, потом она закричала: - Костя, ты спалил чайник.
   Но Костя ей ничего не ответил, и мама, немного постояв под его дверью, ушла к себе.
  

Ночь вдвоем

  
   Андрей ушел вслед за Костей. - Я должен уйти, но тебе не следует оставаться здесь одной. - сказал он, целуя ее волосы. - Да, - ответила она и пошла к телефону. Андрей прислушался. Было слышно, как Ольга с кем-то разговаривает. - Договорилась - сообщила она, - Подруга сейчас ко мне приедет. Можешь идти и не волнуйся.
   Но он ушел не сразу. Он топтался в прихожей и целовался с Ольгой, стремясь получить от нее компенсацию за все годы заточения. Наконец она ласково его отстранила и сказала: - Иди. - И Андрей ушел. Машины на улице сегодня не было, и он, кажется, догадывался почему. На улицу он поэтому вышел беспрепятственно.
   А Ольга осталась одна и стала петь. Она спела не меньше трех итальянских народных песен - по куплету от каждой. Потом перешла на репертуар русских народных, и тут приехала Валентина. Она сняла плащ и сразу отправилась на кухню мыть посуду. Ольга испытала легкое угрызение совести, потому что Валентина мыла рюмки и кофейные чашки. Когда все было расставлено по местам, Ольга жалобно предложила: - Валь, давай чего-нибудь съедим. - Ольга вдруг осознала, что, если сейчас же не съест хоть что-нибудь, то умрет.
   - Чего-нибудь, - передразнила ее Валя, - Моя мама считает, что в доме должен быть обед.
   - Я тоже теперь так буду считать, но у меня есть только хлеб и колбаса.
   Валентина засмеялась и со словами "ох, пропала бы ты без меня" пошла в прихожую. Оттуда она приволокла на кухню полиэтиленовый пакет, где как вначале подумала Ольга, лежали ночная рубашка и зубная щетка Валентины. Но из пакета были извлечены нарезки трех видов и копченая курица.
   - Валечка! - Ольга бросилась доставать тарелки-вилки, истекая слюной. Вначале ей не понравились Валентинины слова "ох, пропала бы ты без меня", но теперь она отчетливо поняла, что да, пропала бы.
   Женщины уселись за стол. Чайник на плите пыхтел и создавал уют, и тут Валентина сказала: - Я выхожу замуж. - Ольга открыла рот, потом, схватившись за сигарету, поинтересовалась: - Кто он!
   - Его зовут Вадим.
   - Когда-то давно, почти в детстве, я знавала одного Вадима, - задумчиво проговорила Ольга, - Он потом в ЛЭТИ поступил, и я потеряла его из виду.
   - И мой! - воскликнула Валентина - закончил ЛЭТИ. Он сейчас инженером работает на заводе.
   И Валентина затарахтела... Ольга не могла узнать подругу, которую всегда считала очень сдержанной.
   - Как счастье меняет людей - размышляла Ольга почти не слушая подругу. Она тут же поймала себя на том, что пела только что перед приходом Вали. - Я ведь давно не пела, - задумалась Ольга, - Наверное последний раз с Алексеем, когда мы только что поженились. Ольга жевала бутерброды, унесясь мыслями куда-то очень далеко, к тем временам, когда она по два часа красила и загибала ресницы, собираясь на свидание к Вадику. Это сейчас она понимает, что стиль и вкус не измеряются весом нанесенной на лицо косметики. Но тогда она могла провести перед зеркалом не меньше трех часов, примеряя на себя разные сочетания помад, румян и теней для век.
   - Стремление примерять на себя разный макияж - это потребность найти саму себя, свое лицо. Сейчас я почти не крашусь. Наверное, это и есть найти себя.
   Тут до Ольги донеслось: - А Марии Тимофеевне я не нравлюсь.
   - Кому? - встрепенулась Ольга.
   - Марии Тимофеевне, матери Вадима, - пояснила Валентина.
   - Это естественно - не нравиться матери жениха, это хороший признак.
   - Почему?
   - Матери очень ревнивы. Если ты ей не нравишься, значит он испытывает к тебе серьезные чувства, - пояснила Ольга и перевела разговор на подвенечное платье. Она поняла. Что Валентина выходит замуж за того самого веселого и кудрявого Вадика, который много лет назад был ее возлюбленным и подрался с ее будущим мужем. Сейчас Ольга призналась себе, что ревнует Вадика к Валентине не меньше, чем Мария Тимофеевна. - Наверное у меня были очень серьезные чувства к нему раз я так взревновала. Или это жадность? - Ольга отбросила эти мысли, сказала себе: - У меня есть Андрей. - И стала внимательно слушать подругу. А когда Валентина выговорилась сказала ей весьма будничным голосом - А в квартире этажом ниже, прямо под нами лежит труп. - Валентина вытаращила глаза, потом поджала губы и сказала очень деловым голосом: - А посмотреть можно?
   - Ты готова среди ночи идти смотреть на труп? - испуганно спросила Ольга. - Я ведь даже спать не могу, так мне не по себе. Я боюсь, что тот, кто его убил ходит где-то здесь поблизости, а может быть и в квартиру может проникнуть.
   В этот момент за дверью, ведущей на черную лестницу послышался какой-то шум. Ольга посмотрела на Валентину испуганными глазами. Валентина посмотрела на Ольгу еще более испуганными глазами и прошептала: - Это он?
   - Не знаю - прошелестела В ответ Ольга. - И обе уставились друг на друга.
   За дверью снова раздался какой-то звук. На этот раз девушки услышали какие-то быстрые и легкие шаги, кто-то бежал по лестнице.
   - Это не мужчина, - одними губами произнесла Валентина, - слишком легкая походка. - Не сговариваясь они обе встали и направились к двери, из-за которой слышались непонятные шаги. Дверь была закрыта на щеколду, в замочной скважине торчали ключи, Ольга потихоньку потянула ключи, стараясь, чтобы они не звенели. Замочная скважина была невелика, Валентина прижала глаз к дырочке и .... Ничего не увидела. Она разочарованно повернулась к Ольге и собиралась ей сообщить, что лестница пуста, как вдруг за дверью послышалось: - Бум! - А потом снова топот быстрых ног. Теперь уже Ольга прильнула к замочной скважине, отпихнув подругу локтем. На лестнице по-прежнему никого не было. Очень тусклый свет еле-еле вычерчивал на темном фоне кусок перил. Вдруг на перила легла чья-то тень. Ольга в ужасе отшатнулась.
   - Мне кажется, там астральное тело покойника, - белыми губами беззвучно сказала она. Как только были произнесены эти все объясняющие слова, девушек как ветром отнесло от двери. Не сговариваясь, они захлопнули дверь, ведущую в кладовку, потом взялись за стол с двух сторон и потащили его к двери. Баррикада показалась им хилой и они придвинули стулья, на которых сидели. Создав из мебели неприступную крепость Валентина с Ольгой отдышались и уставились друг на друга.
   - Астральное тело не шумит, - вдруг осенило Ольгу.
   - И тени он не отбрасывает, - добавила Валентина. - Но, послушай, что я тебе расскажу. Я недавно ходила на курсы магии, и там рассказывали о некромантии. Это искусство повелевать духами мертвых. Очень опасное искусство. Нам рассказали, что, если потревожить покойника или существует не похороненное тело, ну, например, человека убили и никто его не похоронил.
   - Не похоронил, - эхом отозвалась Ольга.
   - Так вот, - сурово продолжила Валентина, - в оккультизме сложилось понятие "астрального трупа". Он образуется, когда человек умирает, и его физическое тело остается на земле, а "астральное тело" - копия физического, переходит в иную сферу бытия, - "астральный план". Со временем душа убитого переходит в более высокие сферы, а астральное тело остается на астральном плане и становится астральным трупом.
   Ольга нервно раздирала пальцами сигарету, не решаясь закурить. Валентина испытывала нечто вроде вдохновения артиста, пользующегося успехом у публики: глаза ее горели, щеки пылали, голос стал глубоким и очень выразительным. Обеих охватывал ужас, как в детстве, когда девчонки рассказывают друг другу страшилки про Сашу и Машу и кровавую простыню.
   - В теле человека после его смерти на некоторое время сохраняется жизненная энергия. - Валентина нервно оглянулась на дверь, заставленную столом и стульями. Снова послышался прыжок и дробный топот ног. Ольга дорвала сигарету и принялась за следующую - похоже было, что она навсегда прощается с привычкой курить. Валентина тем временем продолжала: :-Этой энергии достаточно для роста волос и ногтей. Все же знают, что у мертвых они продолжают расти. И в астральном теле продолжает теплиться жизнь. Но энергии у астрального трупа крайне мало, и он одержим желанием вернуться к жизни словно вампир, сосущие кровь, чтобы вновь обрести возможность быть живым. Поэтому считается, что астральный труп можно возвратить в мир живых. Чаще всего этому возвращению способствуют близкие, бессознательно. отдающие свою энергию астральному трупу. Он может питаться жизненной энергией живых существ, продлевая свое существование почти до бесконечности.
   - Но мы ведь не близкие ему, и энергию ему не отдаем? - с дрожью в голосе пролепетала Ольга. Валентина посмотрела на нее с видом гуру и снисходительно и пояснила, но почему-то тоже с дрожью в голосе: - Но мы ведь его боимся, значит питаем его энергией своего страха.
   - Это верно, - сказала Ольга, - я его ужас как боюсь. Вначале не боялась, когда увидела, а теперь, когда он там по лестнице ходит, я просто умираю от страха. Мне одна сотрудница рассказывала, что когда умер ее отец, она очень горевала и все время плакала. Ей говорили: - Не плачь, не убивайся, ты его своими слезами к земле привязываешь, не даешь ему уйти, а она не слушала никого и все плакала, а на девятый день он пришел к ней во сне и стал ее душить. Она проснулась в ужасе, а он над ней стоит и говорит: - Отпусти меня. - Она как заорет - все родственники сбежались. А сотрудница эта сидит на постели, вся трясется и говорит: - Уходи, уходи, я тебя отпускаю. Только после этого случая она перестала по отцу плакать. Ты думаешь, к ней астральный труп приходил? -
   - Не думаю, а знаю, что именно он, астральный труп и приходил. - Валентина поежилась. Снова за стеной раздался топот.
   В этот момент нечеловеческий душераздирающий крик опрокинулся на них. Ольга начала оседать на пол, но потом как будто передумав на полпути вернулась в исходное положение, вынула сигарету из пачки и, наконец-то, вместо того, чтобы в очередной раз начать ее раздирать на части, прикурила. Валентина начала хохотать. Она смеялась басом, как будто говорила: - Охо-хо!
   - Кот! - с отвращением бросила Ольга. - Мерзкий наглый мартовский кот!

Андрей начинает действовать

  
   Андрей позвонил Ольге, когда она заканчивала свою работу по переделке сайта. Для этого ей пришлось разбираться в бумагах Филиппа Эдуардовича, где он крупным и разборчивым почерком прописал все технические характеристики медицинских приборов. Теперь на сайте каждый прибор был описан на двух страничках: одна предназначалась для домохозяек, вторая - для медиков-профессионалов.
   Телефон тоненько затренькал, и Ольга сняла трубку.
   - Это Андрей, - представился негромкий голос, - я хотел бы с тобой встретиться. Ты можешь выйти на набережную Пряжки?
   - Конечно, когда?
   - Через пятнадцать минут я там буду. Оденься потеплее.
   И Андрей повесил трубку, не дождавшись Ольгиного ответа. Она недоумевала: - Что это он задумал? Тем не менее Ольга одела джинсы, теплую куртку, вышла из дома и повернула в сторону Пряжки. В этот же момент в подъезд дома забежал мужчина и понесся вверх по лестнице. Если бы Ольга поинтересовалась, куда бежал мужчина, то была бы крайне удивлена - он вбежал на тот этаж, где жила Ольга и стал звонить в ее квартиру, а когда ему никто не открыл, достал связку отмычек и стал ковырять ими в замке. Она также не обратила внимания и на то, что Жигуленок с тонированными стеклами уже не стоял напротив подъезда, его местоположение переместилось на угол улицы и набережной. С этого места открывался широкий обзор и на улицу, и на набережную.
   Когда она вышла на набережную, машины Андрея еще не было. Ольга повертела головой и, сунув руки в карманы, стала дефилировать по тротуару по направлению к площади Репина. Неожиданно сзади раздался легкий шум, и "Audi" распахнула приветливо дверцу.
   - Скорей, - произнес голос Андрея, и Ольгу буквально втащили в машину. Дверца захлопнулась, машина резко рванула вперед.
   - Ты что? - удивилась Ольга, - похищаешь меня?
   Андрей молчал и гнал машину. Они свернули с набережной, и тут Ольга поняла в чем дело: следом за ними ехал жигуленок. Его тонированные стекла не давали возможности разглядеть водителя, поэтому казалось, что их преследует сама машина - неодушевленное железо.
   - В чем дело? - шепотом спросила Ольга, - почему он едет за нами?
   - Потом объясню, держись покрепче, - ответил Андрей и резко свернул в какой-то переулок, потом в еще один, затем выехал на улицу Декабристов. Машина, ехавшая за ними не показывалась.
   - Кажется, отстала, - вздохнул Андрей. - Я не очень силен в вождении машины, поэтому боюсь, что в следующий раз мне не удастся оторваться от преследования. Ольга, прости, но я втянул тебя в очень опасное дело. Тебе не стоит жить в твоей квартире, по крайней мере сейчас. Я отвезу тебя к своему другу, ты поживешь у него, а потом, когда все закончится, ты сможешь вернуться домой.
   Ольга смотрела на него с ужасом. Андрей ехал быстро, поглядывая в зеркало заднего обзора. За ними не было никакой подозрительной машины. Ольга немного расслабилась, Андрей снизил скорость. Через полчаса перед ними замелькали унылые "новостройки" Купчино, а еще через пять минут, разбрызгивая глубокие лужи и норовя погрузиться в них по самое машинное брюхо Андрей подъезжал к панельной девятиэтажке.

Попытка убийства

  
   Петр Кузьмич полусидел на кровати и видел, как за матовым стеклом больничной двери мелькают тени проходящих по коридору людей. Он ждал Регину. Она обещала прийти в пять, но задерживалась, и Петр Кузьмич начинал волноваться. Наконец, она вошла, улыбнулась ему скупой улыбкой женщины, не желающей множить морщины на лице.
   - Петя, - она наклонилась над кроватью, поцеловала Петра Кузьмича в лоб и устроилась на стуле рядом - я принесла тебе твои любимые пирожки с капустой. Обязательно съешь их сегодня, завтра уже не тот вкус будет.
   - Региночка, ну зачем ты так хлопочешь - пирожки печешь, - ответствовал скромный Петр Кузьмич, - Меня же завтра выписывают...
   - Завтра? - с недоумением переспросила Регина, - Мне Филипп Эдуардович ничего не сказал, а я с ним сегодня разговаривала. Когда он тебе это сказал? Вечером?
   - Только что, - с удивлением глядя на Регину, ответил Петр Кузьмич. И было чему удивляться, Регина вдруг как-то заволновалась: всегда спокойные руки вдруг забегали по внутренностям большой хозяйственной сумки, в которой после того как были вынуты пирожки, больше уж ничего не лежало.
   - Я сейчас, - сказала Регина и поднялась, - Забыла в пальто. С этими словами она направилась к двери. Петр Кузьмич смотрел ей вслед, и глаза его омрачились. Десять лет назад она стала его женой. Тогда она была худой, удивительно уверенной в себе тридцатипятилетней женщиной. Холодные глаза, полная достоинства речь, неторопливые жесты, четкие движения рук - все было противоположностью его первой жене. Сыну Регины тогда было десять лет, он был худ, бледен, слушался мать с полувзгляда и полуслова, учился на пятерки и не являлся педагогической проблемой ни с какой стороны. Петр Кузьмич как человек добрый и щепетильный считал себя обязанным принимать помимо материального посильное душевное участие в воспитании Славика, но ни Славик, ни его мать не допустили его к воспитательному процессу. Славик позволял одаривать себя дорогими игрушками, но почти никогда не играл с ними. Смотреть телевизор и лопать конфеты от пуза ему не позволяла мать, поэтому ему оставалось только учиться и читать хорошие книжки.
   Со временем Петр Кузьмич стал замечать, что проблемы со Славиком все же были. Все они произрастали из чрезмерного эгоизма сына и не меньшего, чем эгоизм, честолюбия матери. Если у Славика не решалась задача, он шел к матери и требовал: - Реши! Регина пыталась решить сама, но если не получалось, то обзванивала одноклассников Славика и спрашивала у них решение. Сынуля до таких мелочей не опускался. Одежду ребенок носил самую фирменную - другой не признавал. Однажды он отказался идти на день рождения к приятелю, когда выяснилось, что его любимые адидасовские ботинки в ремонте, а другие одевать он не пожелал. Регина очень дорожила знакомством с семьей новорожденного, ей хотелось, чтобы Славик пошел туда, но ни уговоры, ни угрозы не помогли - Слава был непреклонен. Тогда Регина схватила подарок и помчалась вручать его от имени Славика. Родители мальчика услышали легенду о температуре, внезапно поднявшейся у Славы, усадили Регину за стол, насобирали бедному больному ребенку "собойку" из конфет и пирожных и сластей всевозможных. Регина сожалела об упрямстве сына, но решение выпороть его непременно созрело у нее, когда столы отодвинули и дети устроили танцы. Пол был застелен большим ковром и ребята, затеяв танцы, поснимали обувь.
   Регина не ожидала столь демократических нравов от хозяев и гостей, ведь мальчишка, к которому не пошел Славик, был сыном профессора, преподававшего в политехе. Полезное знакомство было утрачено навсегда - на следующий год Славика уже не пригласили.
   Об этой истории Петр Кузьмич узнал, потому что Регина, вернувшись домой из гостей, вытащила из платяного шкафа ремень и гонялась за двенадцатилетним мальчиком по всей квартире, размахивая этим ремнем. В итоге после очередного взмаха орудием возмездия со стола на кухне слетел графин с кипяченой водой. Забившийся под стол Славик остался недосягаем, а мать внезапно остыла и принялась собирать осколки и подтирать лужу. На следующий день Петр Кузьмич услышал как Славик требует компенсации за моральный ущерб причиненный ему матерью. Славик требовал денег и получил их.
   Вторая приметная история со Славиком произошла спустя два с половиной года, и теперь уже Петру Кузьмичу довелось принять в ней непосредственное участие. Славику к тому времени исполнилось пятнадцать. Наконец, можно было узреть сформировавшиеся интересы ребенка - все они вращались вокруг понятий прибыль, обмен, деньги. У Славы появлялись и исчезали деньги и вещи. Ему звонили по телефону какие-то взрослые люди. Петру Кузьмичу не приходило в голову поинтересоваться, почему это столь юное существо вместо того, чтобы приглашать на свидания девчонок, обсуждает без конца темы что, где и почем. Регина как будто ничего не замечала, а возможно считала такие интересы сына частью необходимого жизненного опыта, который поможет ему в будущем не быть лопухом и тютей.
   Гром грянул, когда Регина пришла к Петру Кузьмичу в его комнату бледная, растрепанная, с крепко сжатыми губами, плотно закрыла за собой дверь, села на стул, разжала губы и проговорила почти по слогам: - Мне нужны деньги.
   - Конечно, Региночка, возьми. Сколько ты хочешь?
   - Ты не понял, мне нужно пять тысяч долларов.
   - Сколько? - Петр Кузьмич поперхнулся и закашлял.
   - Зачем тебе столько? - помолчав спросил он.
   - Славик должен отдать эту сумму до конца недели, потом его поставят на счетчик.
   Говоря это, Регина покраснела. Петр Кузьмич видел, что ей мучительно произносить эти слова признания в том, что ребенок не состоялся таким как ей хотелось.
   И, может быть, не состоялся во многом не вопреки, а именно благодаря ей, Регине, - с горечью подумал Петр Кузьмич. Он тоже чувствовал за собой вину, поэтому, не колеблясь, пообещал: - Я постараюсь найти эти деньги - И взялся за телефонную трубку.
   - Степан Арнольдович? - спросил Петр Кузьмич, - Я подумал о Вашем предложении купить у меня ученические работы Антонченко. Я согласен... Да,... Да... Лучше прямо завтра... Я буду ждать Вас у себя в квартире в четырнадцать ... Да... Ровно... До свидания...
   Петр Кузьмич осторожно положил трубку. Регина смотрела на него так, как будто увидела в первый раз.
   - Ты хочешь сказать, что три маленьких акварельных рисунка стоят пять тысяч долларов? - Регина была поражена. Она видела эти работы - ничего особенного: лесная полянка со старым пнем, мальчишка, сидящий на изгороди, стадо овец на пыльной деревенской дороге.
   Петр Кузьмич улыбнулся такой наивности, но не стал говорить Регине, что акварельки стоят гораздо дороже, и он продает их за такую смешную цену только потому, что деньги нужны срочно.
   На следующий день Петр Кузьмич принес Регине деньги. Славик был спасен от позора, разборок, а возможно и от более серьезных опасностей, стоящих на пути юноши, выбравшего такой путь приобретения жизненного опыта.
   Регина сказала Петру Кузьмичу спасибо, Славик тоже явился сказать свое слово благодарности: бубнил, что очень..., признателен..., если бы он не лоханулся..., все гады.... Ну, в общем, спасибо. Произнося весь этот бред, Славик глаз не поднимал, смотрел в пол. Петру Кузьмичу показалось, что вся суть благодарственной речи парня сводится к двум пунктам: "сволочи не дали себя обмануть, а обманули сами" и "хоть ты мне и помог, но именно за это я тебя и ненавижу".
   Больше подобные инциденты не наблюдались.
   Регина вернулась очень быстро. В руках у нее был небольшая капсула.
   - Вот, - волнуясь проговорила женщина, - я купила тебе интерферон, а то мы все болеем гриппом. Ты закапай сейчас в нос, а то не успеешь домой прийти как грипп подцепишь.
   - Хорошо, Региночка, я попозже закапаю, не волнуйся так о моем здоровье.
   - Нет уж, давай сейчас, а то забудешь. Ты ведь такой рассеянный.
   - Уговорила, только чаю вначале попьем и пирожками твоими волшебными угостимся.
   Регина вышла из палаты за водой, а Петр Кузьмич достал из под подушки точно такую же ампулу, что принесла Регина, а принесенную засунул под подушку.
   Регина вернулась и воткнула кипятильник в розетку. Она и Петр Кузьмич смотрели на воду, которая все не хотела закипать, и Петр Кузьмич сказал: - Помнишь, Региночка, как мы с тобой под дождь попали?
   - Помню - улыбнулась Регина.
   Это было в начале их знакомства. Они поехали за город на залив. Купаться и загорать Петр Кузьмич не любил, но Регина была фанатка солнечных лучей и морских купаний, и Петр Кузьмич, желая ей угодить, поехал на пляж. Не успели они по разу искупаться, как неизвестно откуда появилась туча, и стала надвигаться на пляж. Пляж стал пустеть, дачники отправлялись по домам, а те, кто приехал из города, стали приглядываться к навесам и беседкам, которых было не так уж и много. Петр Кузьмич приглядел навес на пляже, и они с Региной укрылись под шатким сооружением и даже сели на подстилку, думая, что в тепле и сухости пересидят дождь. Но ливень хлынул, и вначале небольшие капли, потом струйки и, наконец, потоки воды полились сквозь дырявую крышу навеса. Бурные ручейки потекли по поверхности песка, подбираясь к их подстилке. Им пришлось встать. Единственным непромокаемым местом был полиэтиленовый пакет, куда они засунули свою одежду, поэтому Петр Кузьмич и Регина укрылись своей подстилкой, накрывшись ею с головой. Бикини - вот все, что отделяло Регину от Петра Кузьмича. И тогда она поняла, что, пожалуй, выйдет за него замуж. Ни хорошие манеры, ни интеллигентный вид, ни деньги, которые были у Петра Кузьмича, не смогли ее убедить так, как убедил сам Петр Кузьмич - натуральный, дрожащий от холода, и даже под одним покрывалом с Региной пытающийся соблюдать дистанцию. Регина первая протянула к нему руку. Потом он обнял ее за талию. Потом они стали целоваться. И когда они скинули с себя подстилку, выяснилось, что дождь давно прошел, снова припекает солнце, а на них смотрят мальчишки. Пялятся и хихикают.
   Вода в банке забурлила, и Регина насыпала туда заварку. Чаинки медленно опускались на дно банки, окрашивая воду в коричнево-красный цвет.
   - И жизнь наша состоит из таких мелких как чаинки событий, а все вместе эти события окрашивают жизнь в определенный цвет. Чем больше событий, тем крепче настой. - Петр Кузьмич вдруг подумал, что в банке с чаем нет таких больших чаинок, которые могли бы символизировать такие поворотные события в его жизни как утрата сына или пожар. А вот дождь на пляже - это мелкая чаинка, но она многое перевернула. Или нет?
   - Петя! - Регина протянула ему пирожок.
   - Такой домашний был у нее жест, такой... ручной. Неужели эта женщина хочет моей смерти? - Петр Кузьмич был растерян и расстроен, - Может быть Костя все придумал...?
   Когда за Региной закрылась дверь, Петр Кузьмич тяжело вздохнул и откинулся на подушку. В палату тотчас вернулся деликатный сосед, чья постель пустовала все время визита Регины. Сосед, как ему казалось, незаметно взглянул на оставшиеся пирожки и отвел глаза. Петр Кузьмич ничего не заметил, но почти превратившаяся в инстинкт вежливость заставила его протянуть тарелку с пирожками в сторону соседа и произнести: - Угощайтесь. Сосед робко протянул руку и ухватил пирожок за румяный бок.
   Петр Кузьмич, выполнив свое инстинктивное действие, не обращал на него внимания. Он напряженно смотрел на дверь и ждал.
   Дверь в палату распахнулась и вошел Костя.
   - Ну что, - прошептал он, - получилось?
   - Думаю, да, - Петр Кузьмич порылся под подушкой и протянул Косте ампулу. Тот схватил ее и ни слова ни говоря кинулся вон из палаты. Петр Кузьмич проводил его грустным взглядом.
   Костя несся по коридорам и лестницам в лабораторию. Престарелая лабораторная крыса по имени Эдита Львовна, которую все называли "иди ты!", ждала его. Костя смог найти подход к ее угрюмому сердцу. Он принес ей накануне два десятка любовных романов, их он, в свою очередь, конфисковал у Лены. Эдита Львовна, увидев подношение, растеклась сладкой лужей и стала бережно перебирать книжонки с описаниями бешеных страстей, ей самой неведомых. Костя стоял, скромно потупив очи, и ждал аудиенции. Наконец, воркование над книгами прекратилось, Эдита Львовна подняла на Костю милостивый взгляд и велела: - Проси! Ты ведь не из христианского милосердия меня одариваешь. Говори, что нужно?
   Костя помялся-помялся и попросил сделать экспертизу на содержание наркотика или яда. Ни какой это будет наркотик, ни какой яд, он не знает. Не знает он и в каком виде будет это вещество. - Может быть это будут пирожки. - закончил Костя свою путаную просьбу.
   - Пирожки..., - протянула Эдита Львовна, - Неужели все так серьезно?
   - Очень серьезно, - горячо уверил ее Костя.
   - Попробую что-нибудь для тебя сделать. Когда принесешь свои пирожки, Красная Шапочка?
   - Завтра после шести.
   - Хорошо, я тебя подожду, - Эдита Львовна любовно погладила книжную обложку.
   - Спасибо, - рявкнул Костя и улетучился за дверь лаборатории.
   Сейчас он торопился к Эдите Львовне с ампулой, пирожки нести не понадобилось, раз их ела сама Регина. А вот ампулу, похожую на ту, что они обнаружили дома у Регины, Костя заранее принес Петру Кузьмичу.
   - Если Регина принесет Вам похожую ампулу, - инструктировал Костя Петра Кузьмича, замените ее на эту. Здесь витамин B1. А то, что она принесет, спрячьте. Да и пирожки ее ешьте только с ней вместе. Не рискуйте зря.
   Теперь Костя нес в лабораторию тот самый "интерферон", что принесла Регина.
   Эдита Львовна ждала Костю, погруженная в неземные чувства love-story американского образца. Увидев Костю, она приняла от него ампулу и велела ему погулять часок.
   Через час она сообщила Косте, что в ампуле LSD и еще трудноопределимый яд грибов, которые еще несколько лет назад считались съедобными, но теперь точно известно, что они ядовиты и вызывают смерть спустя месяц.
   - И противоядия нет? - спросил Костя.
   - Нет.
   - Эдита Львовна, Вы можете написать официальное заключение?
   - Не только могу, но и обязана это сделать, - буркнула Эдита Львовна. - И в милицию обязана сообщить. Где ты взял эту гадость, дружок?
   - Эту гадость в виде лекарства одна любящая жена принесла своему мужу в нашу больницу. Его как раз завтра должны выписать, но видимо у жены совсем другие планы. А в милицию, Эдита Львовна, я сам позвоню. И, если позволите, прямо от Вас.
   - Валяй, - разрешила Эдита Львовна.
  

Ольга и Олег

  
   Андрей втолкнул Ольгу в крошечную прихожую, где стоял, под стать прихожей, худенький юноша.
   - Олег, - представился юноша.
   - Ольга, - произнесла Ольга и обернулась на Андрея. Андрей исчезал в проеме двери, выразительно глядя на Олега.
   - Позаботься о ней, а остальное как договорились, - с напряжением в голосе произнес Андрей, и, переведя взгляд на Олега, Ольга успела заметить, что Олег кивнул в ответ. Чуть заметно кивнул, стараясь, чтобы Ольга не обратила на этот кивок внимания. А Ольга обратила и почему-то испугалась. Что-то было не так. Но спрашивать было не у кого - Андрей исчез. Как в первый раз, в день их знакомства, когда Андрей поднес ей сумки и почти растворился в воздухе, он умудрился исчезнуть и теперь. К тому времени, когда входная дверь щелкнула от толчка руки Андрея, его уже не было на лестничной площадке, он уже был этажом ниже.
   - Пойдемте, - ласково сказал Олег, ловко снял с Ольги куртку и подставил тапочки. Ольга вставила ноги в тапочки, которые оказались ей впору и вошла в комнату. Окно в комнате было распахнуто настежь. Ольга моментально затряслась от холода. Олег даже не взглянул на нее, но пробормотав простите", окно закрыл. Стало чуть теплее. Ольга огляделась. Над диваном напротив входной двери на стене висел на громадных крюках мотоцикл. Около дивана стоял письменный стол с двумя тумбами, ящиками развернутый к двери. К столу и дивану вела узенькая расчищенная дорожка, все же остальное пространство было завалено какими-то деталями машин и инструментами. С испугом озираясь на это совершенство форм и линий, вспомнив о распахнутом настежь окне, Ольга спросила: - Ваша фамилия часом не Рахметов? Вы случаем не на гвоздях спите?
   Олег ответил ей непонимающим взором кристально чистых голубых глаз и сообщил: - Мы сейчас чай пить будем. Я вижу, ты замерзла.
   Ольгу и в самом деле бил озноб. Внезапный переход Олега на "ты" испугал ее. Да, и она хороша - ни с того, ни с сего проявила эрудицию. Откуда этому мальчику знать Рахметова? В школе, наверное, сейчас "Что делать" не проходят. Она стала исподтишка его разглядывать. Юноша оказался не так молод, как это ей привиделось в прихожей. Ему было лет тридцать, а может и больше. Тоненькие морщинки от крыльев носа к углам рта, незаметные в темной прихожей, стали отчетливо видны при дневном свете. Пожалуй, школу он закончил раньше, чем она. Олег приглашающим жестом указал Ольге на диван, а сам развернулся и скрылся за дверью. Когда дверь открылась и снова закрылась, Ольга почувствовала порыв холодного ветра из-за двери. Видимо все окна в квартире были распахнуты, за исключением только что закрытого ради нее окна в комнате. Ольга еще раз огляделась. На этот раз она увидела, что все, что ей показалось на первый взгляд невообразимым бардаком, вовсе таковым не является. Все, что находилось на полу, было без следа пыли и разложено соответственно какому-то неведомому ей, но известному хозяину вещей и инструментов замыслу. Отверточки и отвертки лежали на листе газеты, промасленные тряпки в коробке из под ботинок. Неведомые Ольге детали машин и механизмов были сгруппированы в аккуратные кучки. Волшебный мужской порядок неподвластный влиянию внешней красивости - вот, что увидела Ольга. Дверь снова открылась, и с порывом ветра на пороге возник Олег. На одной руке на растопыренных пальцах у него стоял поднос с чашками и заварным чайником, в другой руке он держал чайник с кипятком.
   - Интересно, как он открыл дверь, - изумилась Ольга и тут же увидела, как Олег, стоя на одной ноге, второй зацепил край двери и толкнул ее. Дверь захлопнулась. Поднос при этом не шелохнулся. Заметив изумление Ольги, Олег улыбнулся ей обезоруживающей улыбкой и, очень ровно держа корпус, прошел к столу, куда все и выгрузил.
   - Официанты так не ходят, тогда кто же он? Фокусник? - Ольга терялась в догадках. Олег тем временем расставил чашки, разлил чай, придвинул к себе трехногую табуретку, сел на нее так легко, как будто бабочка на цветок и внезапно сказал: - Ольга, я не фокусник, я ремонтирую старые автомобили. Те, которые уже на свалку выбрасывают. Я инженер-механик.
   Пока пили чай, Ольга молчала. Олег, невзирая на ее молчание, чувствовал себя совершенно непринужденно. Его казалось, забавляли и Ольгино молчание и ее напряженность.
   - Конечно, ему хоть бы что, он у себя дома. А я даже не представляю, о чем с ним разговаривать. Чтобы хоть как-то себя расслабить, Ольга спросила: - Вы давно знаете Андрея?
   - Почти столько же, сколько себя - ответил Олег и посмотрел на Ольгу бесхитростно и простодушно. И добавил: - Он мой друг. Ольга спросила: - Это значит с пеленок? Олег посмотрел очень серьезно и подтвердил: - С пеленок. Больше говорить было решительно не о чем. Ольга отставила чашку и пробормотала: - Спасибо. И встала. Олег тоже встал. - Хочешь, я поставлю тебе музыку?
   - Какую?
   - Сейчас услышишь. - И Олег кинулся к какому-то подобию бюро и секретера одновременно. Сунул голову в темный провал непонятной мебелины и чем-то там пощелкал, и музыка полилась. Это были мелодии, которые Ольгина мама ставила, когда у нее начинался очередной роман. Ольга вдруг очень ясно вспомнила, что у ее матушки были романы. Чаще всего мать ставила "16 тонн", реже мелодии Поля Мориа. Одно название ей запомнилось: "Мельницы моего счастья". Мужчины не любят эту музыку. Зачем Олег ее поставил? Ольга стояла как вкопанная, одна невнятная мысль копошилась в ее голове: - Наверное стоит предложить, помыть посуду. 0лег подошел к ней: - Потанцуем? Ольга ошарашено посмотрела на приглашающего. - Нынче не танцуют. Впрочем, извольте. И она положила руку ему на плечо. Мысль о посуде пропала, и они двинулись в танце по узкому проходу между деталями машин и механизмов. Тут же ей пришло на ум, что еще три недели тому назад она Мечтала "рассекать" паркетные полы своей будущей квартиры. Олег танцевал легко, очень легко, и, пожалуй, профессионально. Рука у него была маленькая и твердая. Двигался он свободно, спину держал очень ровно. Танцевать с ним было приятно и можно было молчать. Это было удобно. Так хорошо было молчать, что Ольга развеселилась. Вы хорошо танцуете, - сказала она, подняла глаза и увидела, что он танцует с закрытыми глазами. И примолкла. Музыка замолкла. Олег открыл глаза, рассмеялся и спросил: - Еще? - И не дожидаясь ответа двинулся к секретеру.
   На этот раз зазвучало танго.
   Олег подхватил Ольгу, и они щека к щеке двинулись по узкому проходу между любовно расставленными железяками. Губы Олега скользнули по Ольгиной щеке, когда он наклонился над ней в страстном па танца.
   - Мне это приятно, - подумала она.
   - Она красива, - подумал Олег. Он крепче прижал к себе Ольгу, так, что она задохнулась.
   - Что-то слишком много мужчин вокруг меня, которым я нравлюсь, - подумала Ольга и попыталась достичь пионерского расстояния между собой и Олегом. Вначале ей показалось, что ей это удалось, но какой-то очередной поворот заставил их снова приблизиться друг к другу. Очень мешали двигаться детали, разбросанные на полу. Ольга приподнялась на цыпочки, чтобы не наступить пяткой на какую-то блестящую металлическую загогулину и вдруг оказалась в воздухе, крепко прижатой к груди Олега.
   - Пусти, - проговорила она, как ей показалось твердым голосом, но задохнулась на втором слоге и получилось "пусть".
   - Ты красивая, - прошептал Олег, - я хочу тебя. И поцеловал ее.
   Ольга знала о себе две расхожие истины: - Женщины любят ушами, и перед мужчиной может устоять только невинная девушка, женщина устоять не может. Ольга не устояла. Она не слышала таких слов, таких грубых слов желания. Мальчики признавались ей в любви. Вадим твердил, что любит ее. Но хотеть? Ах, как сладко было это слышать. Сердце заколотилось. Губы раскрылись сами. А глаза закрылись.
   Олег поставил ее на пол, но она не отодвинулась.
   - У меня три года не было мужчины, - пронеслось у нее в голове. - А вдруг он смеется надо мной?
   Она быстро открыла глаза. Олег смотрел на нее очень серьезно и очень печально. Он был готов к отступлению.
   - Неземная женщина, - он проговорил это не голосом - одними губами, провел пальцем по ее щеке. Нежно так провел, бережно.
   Музыка закончилась.
   - Это плохо, - подумалось Ольге, - с музыкой было как-то проще. Она подняла руку и расстегнула верхнюю пуговицу на его рубашке. Олег посмотрел вниз на ее руки, потом на ее лицо и начал смеяться. Ольга онемела. Отпрянула, чуть не упала, зацепившись за железку. Олег, продолжая смеяться, подхватил ее, не давая упасть, и кинулся ее целовать.
   - Глупышка, - шептал он, - я смеюсь от радости. Ольга прильнула к нему, ее колотило. Тесно прижавшись друг к другу, словно боясь потеряться в густом лесу, они добрались до дивана. Здесь Ольга как будто потеряла себя: она что-то расстегивала и целовала, дрожала и вскрикивала. Ей было так жарко и так невтерпеж. Олег ласкал ее и осыпал поцелуями, которые казались ей, не прикосновениями, а криками стаи свиристелей.
   - Почему его поцелуи поют, - бессвязно думала она. Твердое и жаркое орудие любви она поймала в свои руки и услышала стон.
   - Мне это нравится, - проговорила она так бесстыдно, что поразилась себе самой. И тут же поплатилась за свои слова, ей пришлось укусить себя за руку, чтобы не закричать. Все быстрее стучало сердце: еще, еще, еще. Быстрее и быстрее. А потом она все-таки закричала. Ольга почему-то ощущала себя как будто со стороны.
   - Астральное тело отделилось от физического, - сказала она неожиданно для себя громко и открыла глаза. На нее смотрел Олег и улыбался. Ольга улыбнулась ему в ответ, а потом они начали смеяться.
   - Оказывается, мы совершенно голые, - сказала Ольга.

Расправа

  
   Андрей протянул руку и вытащил из груды тряпок, именуемых "гуманитарная помощь", большое приталенное пальто с капюшоном.
   - Мне нужно пальто для очень крупной женщины, - застенчиво оправдался он перед продавщицей, - она почти моих габаритов.
   - Можете примерить, если Ваших, - лениво бросила девушка, жующая резинку.
   - Спасибо, - пробормотал Андрей и отправился в примерочную.
   Пальто оказалось впору. Он вытащил из кармана брюк смятый беретик нежно-голубого цвета, зачесал светлые волосы на лоб и надел берет. Женщина в зеркале, глядящая на него не была изящна и не вызывала желания с ней познакомиться, но и на мужчину она не походила. - Пожалуй, надо раскраситься поярче, Олежек это сделает блестяще. Буду как ночная бабочка. - Скинув пальто и одев куртку, Андрей выбрался из примерочной со словами: - Беру, заверните.
   Девушка, не переставая жевать, забрала деньги, выбила чек и доверительно чавкнула, что бумаги у них нет и никогда не было, что полиэтиленовые мешки у них тоже не продаются. После этого она гордо повернулась к Андрею спиной и продолжила выяснять с подругой подробности материального благосостояния какого-то Бочкарева.
   - Девушка, - обратился к спине продавщицы Андрей, - Вы так никогда замуж не выйдете.
   Девушка обернулась моментально.
   - Это почему еще? - спросила она. - Вы что колдун? Сглазить меня хотите?
   Андрей засмеялся: - Сглазить может только женщина, например, лучшая подруга. А вот людей Вы в упор не видите, а мужчины этого не любят.
   Перекинув покупку через руку, Андрей вышел из Second'а. На улице зима зализывала раны и, рыдая водосточными трубами, до октября уползала в небытие. Ноздри шевелились, вдыхая влажный и теплый ветер. Чувство тоски по утраченному времени и томительное ожидание перемен, превращали Андрея в раненое, мятущееся и одновременно страстно влюбленное в жизнь существо. Какие-то соки бурлили и бродили в нем, как в проснувшейся березе, истекающей соком. По ночам ему снилось, что он стал птицей и летит над безбрежным океаном. Утром его трясло от возбуждения и желания скорее разрешить все свои проблемы. Но и ночью и днем он думал об Ольге.
   В восемь вечера, когда сумерки стали затягивать город сиренево-серым туманом, к автомобилю с тонированными стеклами подбежала высокая женщина, открыла дверцу и, плюхнувшись на заднее сиденье, просипела прокуренным голосом: - Миленький, мне срочно нужно в Знаменское, я заплачу. Сколько?
   Водителем оказался молодой мужчина в кожаной куртке и джинсах. Он курил, мрачно разглядывая пейзаж за окном. На просьбу женщины он отреагировал довольно грубо: - Пошла вон! И обернулся, чтобы подкрепить свои слова выразительным взглядом, но наткнулся шеей на что-то холодное и замер.
   - Вы же знаете, что женщине отказывать нельзя, мне необходимо попасть в Знаменку - женщина говорила успокаивающим тоном, как будто младенца баюкала, при этом она не отводила правой руки с ножом от шеи водителя, а левой, перегнувшись через сиденье, обыскивала карманы, а также все возможные потайные места, где водитель мог бы спрятать оружие. Наконец, дама извлекла из подмышки у парня небольшой пистолет, после чего убрала нож и, направив пистолет в голову водителя, откинулась на сиденье.
   - Ну вот, теперь можно ехать, - проворковала дама удовлетворенным басом и устроилась поудобнее. - Все-таки хорошо, что в машине тонированные стекла, - через какое-то время заметила она.
   Водитель молчал, его руки на руле, белые, покрытые редкими черными волосками, слегка дрожали. Женщина сидела так, что видела его лицо в зеркале заднего обзора. Лицо было грубо слеплено из толстой одутловатой кожи, висящей складками. Глаза под морщинистыми веками смотрели на дорогу, но в них затаился страх, мечущийся как зверек в запертой клетке.
   Только через час они подъехали к Знаменке. Было уже совсем темно.
   - Сворачивай направо, - приказала женщина. Голос у нее сел, она сразу поняла, что этот голос выдает ее волнение. - Я ведь психую, а этого нельзя сейчас допускать. Немедленно успокойся! - приказала себе женщина и тут же приказала водителю остановится. Тот послушно затормозил. Машина стояла на березовой аллее. Здесь еще была зима. Жалкая зима, хлипкая, снег был рыхлым и похожим на сахарную вату.
   -Ты от Виктора? - спросила женщина.
   -Я не знаю никакого Виктора, - ответил мужчина за рулем.
   -Он велел тебе выследить меня и, если возможно, убить, а лучше выкрасть. Так?
   Мужчина злобно молчал, опустив голову. Дама медленно провела по волосам и сняла парик.
   -Теперь узнаешь? - спросила дама молодым мужским голосом.
   -Я тебя сразу узнал, - буркнул водитель, - Меня только женская одежда сбила с толку вначале, а потом уж поздно было разборки устраивать. Ты ведь не убьешь меня! Не сможешь.
   -Не смогу, - подтвердил Андрей, - я только сделаю так, что ты будешь лишен возможности выполнить задание своего нанимателя, да и ничье другое больше. Выходи!
   Мужчина тяжело заворочался, открывая дверцу машины, и за долю секунды Андрей понял, что тот сейчас бросится на него, если он не успеет выскочить из машины раньше. Он перехватил пистолет в левую руку и стал открывать дверцу справа от себя. В этот момент водитель уже наполовину вылезший из машины очень проворно развернулся и ударил Андрея по левой руке. Пистолет вылетел на снег, пробив стекло левой задней дверцы, и оказался, таким образом, гораздо ближе к водителю, чем к Андрею.
   И все же в тот момент, когда киллер, теперь уже у Андрея не было в этом сомнений, наклонялся за пистолетом, Андрей навалился на него сзади и попытался придавить его руку к земле. Безотчетно Андрей отметил, что за пистолет мужчина схватился левой рукой. Нож Андрею было не достать. Мужик, плотный и толстый как бегемот, воспользовался попыткой Андрея дотянуться рукой до его руки с пистолетом и стряхнул Андрея на снег. Тот упал на правый бок так, что придавил этим боком и руку киллера и его пистолет. Момент оказался удобным, и Андрей выхватил нож. Но секундное преимущество было утрачено, потому что даже сейчас у края своей жизни Андрей не смог ударить противника ножом в спину. Бегемотская спина развернулась, Андрей оказался на спине, в лицо ему смотрело дуло пистолета.
   И в этот момент по лицу мужчины скользнул слепящий свет фар. Это спасло Андрея, и так как его правая рука была свободна, он изо всех сил воткнул нож в бок бандиту. Ответный выстрел был негромким, пистолет оказался с глушителем, но пуля только обожгла правый висок Андрея - киллер промазал и повалился на Андрея всем своим немалым весом. Андрей на секунду закрыл глаза.
   Кто-то тряс его: - Ты жив?
   Андрей улыбнулся и открыл глаза: - Ты успел, Олежка.
   - Вставай, нечего валяться, сейчас сюда милиция нагрянет, надо помочь твоему "другу", а то не дай бог, помрет без покаяния.
   Андрей вскочил. Шофер лежал на земле раскинув руки, кровь пропитывала снег, и он таял от теплой крови. Олег наклонился над мужчиной, расстегнул ему куртку, задрал рубашку, ощупал края раны.
   - Рана неглубокая, ты только скользнул по боку, кожу содрал. Но кровотечение сильное.
   При этих словах киллер открыл глаза и прошептал: - Кровь... С детства боюсь... Спасите...
   Олег с Андреем переглянулись, Олег разорвал на злобном убийце рубашку и, не заботясь о том, что тому может быть больно, крепко забинтовал ему бок. Андрей в это время подобрал пистолет, тщательно его протер и сунул пострадавшему киллеру в карман куртки. Потом Олег взял его за ноги, Андрей за руки, и они вдвоем втащили мужика в машину и положили на заднее сиденье. Немного поискав в салоне Андрей обнаружил сотовый телефон. Последний набранный на телефоне номер по его предположению должен был принадлежать заказчику убийства. Андрей нажал на телефоне повторный набор.
   - Слушаю, - произнес в трубке напряженный мужской голос.
   Андрей прикрыл рот ладонью и глухо произнес: - Заказ выполнен, березовая аллея не доезжая Знаменки.
   - Понял, заказ заберу.
   Трубка замолчала.
   - Вот и отлично, - хихикнул Олежка и добавил, пародируя Задорнова, гнусавым голосом - Слышь, пацан, ща тебя заберут, ты пока тихо лежи, отдыхай.
   Олег и Андрей ехали молча. Дорога была пустынна, редкие встречные машины на секунду-другую освещали фарами лица друзей. Стороннего наблюдателя не было, но, если бы он вдруг появился, то смог бы заметить некое сходство в выражениях их лиц. Это сходство выражений делало их похожими на братьев. Говорить друг с другом им не было нужды - они могли молчать и не испытывать при этом чувства неловкости.
   Уже подъезжая к городу, Андрей все-таки спросил: - Как там Ольга? -
   - Ольга? Ольга хорошо, - помявшись, ответил Олег, а потом спросил: - Она что, тебе нравится?
   - Я знаешь, Олег, полюбил ее. Увидел и с первого же взгляда полюбил. Такая девушка - одна на тысячу. Она как старинный гобелен, а глаза зеленые. Ты обратил внимание, какие у нее зеленые глаза?
   - Ну, обратил, - буркнул Олег. Лицо его сделалось напряженным и отстраненным, он перестал быть похожим на Андрея как родной брат.
   - Я, когда первый раз попал в свою квартиру, Ольга меня пригласила зайти, или я сам напросился, уж не помню, я увидел, что она как будто вышла из стены моей комнаты. Помнишь, моя комната та, что с эркером?
   - Ну, помню, - снова буркнул Олег, и Андрей посмотрел на него с некоторым удивлением, но оставил свое удивление при себе, а вслух спросил: - Тебе Ольга не нравится?
   - Почему же не нравится, она хорошая девушка, у нее прекрасные глаза, очень красивого зеленого цвета, но не слишком ли мало ты ее знаешь?
   - Я женюсь на ней, - с воодушевлением проговорил Андрей, - У тебя есть возражения?
   Олег долго молчал. Потом посмотрел на восторженное лицо Андрея и как бы нехотя сказал: - Женись. Она хорошая девушка.

Окончание истории

  
   Регина медленно повернула голову и увидела милиционера, который совсем недавно - всего два месяца тому назад - ее допрашивал, и рядом с ним двух молодых людей.
  -- Андрей, Вы тут постойте, - сказал милиционер парню постарше, - Последите, чтобы она никуда не делась, а мы с Костей осмотрим помещение. Как только они скрылись за ближайшей дверью, из приоткрытой двери напротив показался мужчина в маске и с пистолетом в руке. Он прижался спиной к стене, направил пистолет в грудь Андрею и произнес: - Малейшее движение, и можешь считать, что ты труп.
   -Виктор, - тихо произнес Андрей, - я ждал тебя. Пистолет лучше смотрится в твоей руке, чем кисть.
   -Возможно, - процедил Виктор. Дуло его пистолета перемещалось с Регины на Андрея. Регина не обращала внимания ни на кого из присутствующих, она не отрывала взгляда от тела сына. Желание склониться над сыном боролось в ней с тошнотой от мерзкого сладковатого запаха, исходящего от трупа. В итоге Регина так и осталась стоять на коленях, склонившись над телом как скорбящая богоматерь. Андрей увидел в ней эту скорбь и автоматически отметил и зафиксировал в своей идеальной зрительной памяти все изгибы ее полного тела, выражение лица - смесь отчаяния, скорби, отвращения и надежды.
   - Откуда выражение надежды на ее лице? - успел он подумать и вдруг понял. - Она не верит, что он умер. Она это еще не поняла.
   В комнате, куда ушли милиционер и Костя, послышались шаги. Пистолет Виктора дернулся в сторону комнаты. - Лечь! - закричал он. - Лицом в пол! Я ухожу, через полчаса можете двигаться.
   В этот момент какая-то тень метнулась в сторону Андрея и дрожащий голос проговорил: - Сынок.
   Два выстрела стали аккомпанементом к этим словам: Виктор развернул дуло пистолета на голос и выстрелил в пожилого человека, обнимавшего Андрея, а милиционер выстрелил в Виктора.
   - Папа, - закричал Андрей.
   Старик медленно оседал на пол. Милиционер быстро подбежал к Виктору и сдернул с его лица маску. Виктор держал свою правую руку и тихо выл. Кисть была раздроблена. Из комнаты показался Костя и присвистнул, едва взглянув на Виктора.
   - Вы знаете этого человека? - с подозрением в голосе спросил милиционер, защелкивая браслет наручника на здоровой руке Виктора, а второй браслет наручника пристраивая к своей левой руке.
   - Кто же не знает Виктора Держина, Иван? - не без ехидства в голосе спросил Костя, - Художник он, с мировым именем. Произнося это, Костя уже склонялся над распростертым стариком.
   Иван бросил изумленный взгляд на художника с мировым именем и стал вызывать подмогу и скорую помощь.

Гибель посланца

  
   - Шашлыки - это такой классический способ провести время, - заметила Лена и бросила в костер шишку. - Это способ собраться вместе, ну не в музее же подводить итоги свершений, - ответил Костя.
   - Так может быть подведем эти самые итоги. - Ольга вопросительно взглянула на Андрея. Сегодня Андрей был главным героем. Рядом с ним разливал вино в поставленные в ряд бумажные стаканчики его верный Санчо-Панса Олег. Ответственная за красоту и стиль везде, где эти слова можно произнести, Оксанка раздавала всем бумажные салфетки. Сидела она очень близко к Олегу левым боком. Справа от нее стояла большая сумка, из которой она как фокусник извлекала необходимые для комфорта и красоты предметы, как-то: вилки, ножи, одноразовые тарелки и прочее по списку крайне необходимое для "стильной вечеринки на открытом воздухе" по рецепту то ли из журнала "Космополитен", то ли "Лиза", то ли "Бурда". Казалось Олег с Оксанкой работают в паре, так слажено они действовали. Лене такая слаженность казалась крайне подозрительной. - Не иначе - к свадьбе - ехидно подумала она и подивилась - Когда это Оксана успела? Вроде бы они видятся с Олегом в первый раз? Или не первый? Оксана - настоящая женщина, все главное делает не на виду, - никаких задушевных разговоров с подругами ей не понадобилось, и советов она ни у кого не спрашивала, и слез не лила, и не вопила о неземных чувствах. Или она следовала советам журнала "Космополитен" и пришла к победе легко и непринужденно, как будто в куклы играя? Тут Лена повернулась к Косте и подумала: - А я тоже не советовалась о нем с подругами. Странно это.
   Рядом с Ольгой, обложенный подушками и накрытый шерстяным одеялом полулежал Петр Кузьмич. Он был бледен и худ, но глаза смотрели ясно и не отрывались от лица сына. Петр Кузьмич был еще очень нездоров, но совершенно счастлив.
   Костер трещал, дым столбом уходил в безоблачное июльское небо. До появления на сцене шампуров было еще далеко - костер не прогорел, и Костя попросил: - Андрей, расскажи нам самые темные места этой истории. Не все здесь понятно, да и девушки не все знают. Компания вокруг костра зашевелилась, и все стали просить: - Расскажи. Андрей с тревогой посмотрел на отца. Петр Кузьмич молчал. Поймав взгляд Андрея, Ольга тоже посмотрела на Петра Кузьмича. И постепенно взгляды всех присутствующих как магнитом притянулись к худой фигуре, завернутой в одеяло.
   - Андрей, расскажи, конечно, - с видимым усилием произнес Петр Кузьмич. По тому, как он говорит, было видно, что он очень слаб. Ранение, которое он получил в тот день, когда в одну минуту вернул назад и сына, и коллекцию и чуть не потерял жизнь, было серьезным. В больнице ему пришлось проваляться почти три месяца, и только неделю назад его выписали.
   Андрей задумался: - Скорее всего, помощник Виктора проник в квартиру через черный ход, где сигнализации поставлено не было. Об этом черном ходе знали только я, мой отец, Регина, да ее сын - Вячеслав. Могу предположить, что как раз в эту минуту в квартиру через парадный вход вбегает сын Регины, чтобы успеть поджечь подготовленный суррогат коллекции и скрыться до того, как сработает сигнализация, и застает там некоего типа, который сообщает кому-то по телефону о подмене коллекции. Вячеслав ударяет незнакомца и поджигает весь этот маскировочный хлам. К тому времени сигнализация сработала и единственное, что ему остается сделать - скрыться через черный ход и закрыть его за собой, уповая на то, что пожар потушат раньше, чем он перекинется на черную лестницу.
   - Я все время после побега жил у Олега, - продолжил Андрей. В первый же день своего приезда в Санкт-Петербург я отправился к своему дому. У меня и в мыслях не было как-то скрываться или прятаться от отца. Я шел к себе домой и не ведал сомнений. Но первое, что увидел около своего подъезда, - машину с тонированными стеклами. Машина как машина. Она ничуть меня не насторожила, если бы не случай. Какой-то мужчина постучал по тонированному стеклу, и я услышал, как он спрашивает дорогу. Вы же знаете, у нас улица тихая, пешеходов никого, да и было это часов восемь утра в воскресенье. Видимо ему что-то ответили, а потом в окошко просунулась рука с зажигалкой, чтобы дать спрашивающему прикурить. Верите, я узнал эту руку. Я бы ее всегда узнал. В машине сидел мой страж, который караулил меня все двенадцать лет моего заточения. Его зовут Владимиром. Иногда, когда его подменял другой караульный, я просил его мне попозировать. Я знал его руку во всех ракурсах и поворотах. Я понял, что мне нельзя появляться у своего дома, и я тихо нырнул за угол.
   - Но, ты же подошел ко мне, - Ольга улыбнулась коротко и нервно, - ты же подвозил меня к дому.
   - Я увидел тебя и побоялся потерять, - Андрей прикоснулся рукой к Ольгиным волосам. - Я не мог себе этого позволить. Виктор хотел от меня избавиться, но он не мог это сделать при свидетелях, то есть при тебе. Поэтому с тобой я был в полной безопасности.
   - А она с тобой? Она ничем не рисковала? - спросил Олег.
   - Не думаю. Регине Ольга была не помеха, а Виктор не стал бы плодить лишние сущности в виде лишних трупов. Ему был нужен я и только я. К сожалению я не сразу понял, что через Олину квартиру ходили вначале Слава, а потом и сам Виктор. Помнишь, Олег, я привез к тебе Ольгу? В тот день Виктор решил сам пойти посмотреть на лестницу и труп, оставленный его подручным киллером Владимиром. Конечно, у него появились ключи от квартиры Ольги - их он вынул из кармана убитого им Славы. Тогда же он и обнаружил хранилище папиной коллекции и сразу понял, что она может быть приманкой и для меня. Виктор рассчитывал устроить еще один пожар только этажом ниже предыдущего.
   - Почему же он не сделал этого сразу? - поинтересовался Петр Кузьмич.
   Андрей посмотрел на отца с нескрываемым сочувствием: - Виктор рассчитывал убить меня там, - было же ясно, что я там появлюсь снова, - убить и затем поджечь картины.
   - И тогда все было бы так как и представлялось на поверхности: коллекция сгорела, сын Петра Кузьмича пропал без вести, - заключил Костя.
   - Если бы не ты, - хором сказали все, глядя на Костю.
   - Коллекцию должен был купить один очень известный зарубежный коллекционер. Купить не напрямую, а через некоего перекупщика, с которым Регина познакомилась на одной из выставок Петра Кузьмича. Перекупщика зовут Теодор Львович, он сейчас показания в "крестах" дает. Он собирался коллекцию припрятать, вернее перепрятать, чтобы потом вывести ее потихоньку за границу и там этому коллекционеру продать. Мне об этом Иван рассказал за кружкой пива, - продолжил свои объяснения Костя.
   - Это Теодор Львович мне звонил по телефону и разговаривал со мной, думая, что я Регина? - спросила Ольга.
   - Полагаю - это был некий посредник, - проговорил Андрей и уточнил, - Вряд ли Теодор Львович стал бы впутываться в сомнительную сделку напрямую. Конечно, он обратился к услугам посредника.
   - А вот и ошибаешься, - Костя поднял руку и потребовал тишины, - Сам, сам Теодор Львович звонил, жадность его настолько беспредельна, что не нужны ему были посредники. Все он себе хотел прикарманить. Он Регину к преступлению подтолкнул, он все рассчитал, даже то, что Регина химик, и в случае раскрытия преступления, использование наркотиков будет целиком и полностью на ней. Только одного эта акула подпольного бизнеса не учла. - Костя оглядел собравшихся с видом фокусника. - Что Андрей сбежит из заточения.
   - Если бы не освобождение Андрея и не вера Петра Кузьмича в то, что картины не сгорели - подвела итог Лена.
   При последних словах все зашумели, заерзали поудобнее рассаживаясь, Оксана с Олегом стали дружно вопить: - Наливай! Наливай! - Андрей, обычно застенчивый в большой компании, кинулся целовать Ольгу, а Костя щипать Лену. Среди дам поднялся радостный визг и писк, а среди мужчин возникло веселое оживление, раздалось бряцание посуды и бутылок.
   Костер затрещал, полетели искры. Андрею в них привиделась звездная ночь и космические просторы его будущей картины, и тут Олег очень буднично сказал: - пора насаживать шашлык...
   06.09.20061
  
   стр. 1 из 165
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"