|
|
||
Секретарь суда зачитал статью Уголовного Кодекса: "один - не виновен, два - штраф, три - пять лет условно ... двенадцать - расстрел". Секретарь кинул кости - выпало двенадцать. Так мне был вынесен приговор - высшая мера социальной защиты - расстрел. Мне выдали документы, объяснили куда прийти завтра для регистрации на казнь и отпустили домой. По дороге я зашел в СИЗО, попрощался с товарищами по камере, забрал вещи.
Дверь открыла жена.
- Тебя отпустили? - спросила она, широко раскрыв глаза. - Тебя оправдали?
- Меня приговорили к расстрелу. Завтра надо явиться на пункт регистрации казней, а пока отпустили домой.
- Как жаль. Ты извини, что я не пришла на суд. Я бы там разволновалась, и у меня заболела бы голова. Ты же знаешь, что у меня всегда болит голова, когда я волнуюсь.
Я прошел в комнату. На журнальном столике были две открытые бутылки - водки и шампанского, фужер, закуска, пепельница с окурками. По обе стороны столика стояло по креслу, в одном из которых расположился незнакомый мне мужик. В левой руке у него была рюмка с водкой, в правой - вилка со шпротиной. При моем появления мужик дернулся, масло со шпротины длинной полосой осталось на рубашке.
- Кто вы?
- Я друг.
- Чей?
- Жены. Вашей жены. Вы ведь ее муж?
- Муж, - буркнул я.
Я сел в кресло, налил в фужер водки, выпил. Мужик протянул свою вилку со шпротиной.
- Не надо, - отказался я, - Вы ее уже надкусили.
Налил еще, выпил, поморщился.
- Его зовут Каспар, - сказала моя жена. Она стояла в дверях и наблюдала за нами. - Он меня поддерживал все то время, пока ты сидел. Морально поддерживал.
- Женщина волновалась, - осмелел Каспар, - кто-то должен был ее успокоить, так пускай этот кто-то будет я, а не какой-нибудь проходимец.
- Спасибо, - поблагодарил я. Во рту было горько от выпитой водки и я съел кусочек копченой колбасы. - Большое спасибо. Я вам очень благодарен за вашу заботу о моей жене. Но теперь, извините, я дома и могу сам успокоить свою жену.
Жена и Каспар переглянулись
- Можете идти домой, - продолжил я, обращаясь к Каспару. - Вам требуется отдых, а мне пора спать.
- Ты извини, - сказала жена, - но он должен остаться, а кровать у нас только одна.
- Я не понял.
- Со мной кто-то обязательно должен оставаться на ночь, а ты не можешь спать со мной. Мне может присниться, что тебя казнили, я проснусь и увижу тебя с закрытыми глазами и со сна решу, что ты - труп. Я могу этого не выдержать. А с Каспаром мне будет спокойно. Со мной будет спать Каспар, а тебя положить некуда. Ты можешь переночевать у брата.
- Пойми мужик, - заговорил Каспар, - у женщины могут не выдержать нервы и истерика - это самое безобидное, что с ней может случиться. А ей еще жить. Это тебе уже все равно, а ей... Будь мужчиной, езжай к брату. - Каспар налил мне водки. - Это тебе на дорожку. По ночам прохладно. Осень уже.
На улице было и вправду прохладно. Даже выпитая водка не помогала.
Куда идти - не знаю. Как советует жена - к брату? Брат живет со своей женой и дочерью в одной комнате в коммуналке. Если я остаюсь у них ночевать, то меня кладут прямо в ванну. А ванна общая на всю квартиру. А раковина давно разбита и все соседи умываются прямо в ванну. А еще есть у них сосед алкоголик. Частенько он просыпается среди ночи и бежит в ванную остужать голову под холодной водой. Включит воду, сунет голову под кран и тут только он меня и замечает. И это в лучшем случае. Нет, к брату нельзя.
Был у меня в СИЗО кореш. Говорил, выйдешь, если что дома не так, мотай к подруге моей Ларисе, привет передай, у нее и отсидишься. Только, как я вернусь, извини, другую хазу ищи.
Лариса с ним в одном классе училась. Обоим уж за сорок, а все еще общаются.
Шел через весь город пешком - автобуса не дождался, только замерз. Милиционер остановил, справку из суда увидел - сигареткой угостил. Стал на жизнь жаловаться, мол ему тоже тяжело приходится - ходи всю ночь с напарником по улицам (напарник до ветру за забор зашел), мерзни, дай бог, лишь бы ничего не случилось. А живет в общаге - отдыха, значит никакого. А вообще он на юридический поступать собирается. А вот и напарник.
Напарник тоже угостил сигареткой и мы разошлись.
Лариса оказалась довольно крупной женщиной. Особенно запомнились глаза - на выкате, сейчас вывалются. Представился, передал привет, объяснил, зачем пришел.
- Вон раскладушка, поставь ее на кухне. Подушку и одеяло сейчас дам. Ко мне не приставай - мне завтра на работу рано вставать. Тебе будильник на сколько поставить? Если выпить захочешь или поесть - все найдешь в холодильнике. Хлеб в сумке висит на двери.
Все.
Утром прибыл на пункт регистрации казней. Было еще рано и пункт был закрыт. Около дверей толпилось примерно полтора десятка человек - старые и молодые, женщины и мужчины, интеллигенты и рабочие. Все вроде бы разные и в то же время очень похожие - грустные, усталые, с серыми выражениями на лицах. Неужели и я такой же? Постарался придать лицу беззаботное выражение - не получается. Понял, что хочу жить. Первый раз почувствовал жгучее желание жить. Просто жить. Дышать. Есть. Ходить. Спать. Болеть и выздоравливать. Трогать. Падать и вставать. Видеть и моргать. Просто жить. Жить, как любое животное. Как кошка, собака, корова, лошадь, муха, вирус, человек. Человек! Я человек! Только человек может сам прийти регестрироваться на смерть. Корову ведут на бойню, лошадь ведут на бойню, овцу ведут на бойню, человек идет сам. Неужели мы этим и отличаемся от животных? Не разумом, не чувствами, а мазохизмом. Разумным, осмысленным мазохизмом. Я не хочу быть человеком! Я хочу быть глупым животным. Я хочу бежать отсюда. Бежать, и пусть страх смерти застилает кровавым туманом мои глаза, а дикий, животный инстинкт самосохранения делает их снова зрячими. Пусть он - инстинкт выведет меня, спасет меня. Бежать! Бежать!
- Что, на регистрацию пришел?
Откуда он взялся, этот маленький, небритый, грязный, вонючий, наглый бомж?
- Да ты не волнуйся. Они быстро управятся с регистрацией. Вот с казнью еще подождать прийдется. На прошлой неделе уже на ноябрь записывали. Так что поживешь еще пару месяцев в свое удовольствие.
- Почему так долго? - не понятно зачем спросил я.
- У них операторов не хватает. Тех, кто на кнопку нажимают.
- На какую кнопку?
- Есть у них коридор - дверь в начале, дверь в конце. Они приговоренного запустят в этот коридор, тот немного пройдет, оператор нажмет на кнопку и из той двери, что в начале, раздастся выстрел.
- И что?
- И все. Казнили.
- А если промахнулись?
- Такого не бывает. Стопроцентная гарантия. Они там под каждого клиента отдельно регулируют.
Бомж выдержал театральную паузу.
- Сигаретки не найдется? - наконец спросил он.
Я отдал ему одну из тех сигарет, что мне презентовал милиционер.
- Что-то соляркой пахнет.
- Не знаю. Мне ее мент дал.
- Менту тоже кто-то дал. Может работяга какой.
Снова пауза.
- У тебя пальтишка не найдется?
- Пальтишка? - не понял я.
- Ну да. Пальтишка. Мое то совсем потрепалось - вата из дыр лезет. А скоро зима. Тебе все равно оно ни к чему, а так хоть человеку поможешь. Ты подумай. Договоримся, вот как тебя на казнь поведут, ты мне его и передашь. Мы же люди. Мы же не звери какие-то. Мы должны помогать друг другу.
И он про то же. Мы люди, мы не звери. Надо бежать.
И я побежал. Побежал со всеми в пункт регистрации казней. Его как раз открыли. Мы толкались, ругались, отпихивали друг друга локтями. Зря. Вышла женщина в белом халате, раздала анкеты, сказала, что соберет их через полчаса, а потом будет вызывать каждого сама.
Анкета была самая обыкновенная - Ф.И.О., год рож., пол эм/жо, нац., род., спец., сост., суд., сконч. (последнее заполняется при исполнении).
Заполнил, сдал, вызвали.
За столом сидит другая женщина, но тоже в халате. Приглашает сесть на стул, стоящий сбоку от стола.
- У вас тут в анкете не указано место проживания.
- Правильно. Не указано.
- Почему? Вы, что, нигде не живете? У вас же есть прописка.
- Там живет друг.
- Ваш?
- Нет. Жены.
- Понятно. Обычный случай. Где пока остановились?
- У Ларисы.
- Какой Ларисы?
- Не знаю.
- Подробнее.
Объяснил подробнее. Записала адрес Ларисы. Сказала, что в случае чего будут искать там.
Назначила день казни - 9 ноября.
Устроила на временную работу - санитаром в пункте исполнения приговоров. Сказала, что бы приступал к работе в понедельник, а пока могу отдыхать.
Сегодня воскресенье. Завтра мой первый после ареста рабочий день. Я больше года провел в СИЗО. Нас там было в одной камере больше двадцати человек. Мы спали, ели, играли в сичку и в шахматы, каждый день нас выводили на прогулку, иногда вызывали к следователю или на свидание, но мы никогда не работали, если не считать дежурств по камере. Мы отвыкли работать ради куска хлеба, или тарелки супа, или валенок и галош к ним. Теперь снова надо привыкать к работе. Совсем ненадолго, только на полтора месяца. Я не знаю, зачем мне это надо. Я могу спокойно ограбить кого-нибудь и мне ничего не будет - все равно расстреляют. Но что-то подсознательное твердит - нельзя.
Раннее утро. Еду на метро на работу. Прислонился спиной к двери, отвернувшись от предостерегающей надписи. Глаза слипаются, ноги подкашиваются. Я отвык так рано вставать. Чтобы не заснуть рассматриваю людей и стараюсь отгадать кто они, кем работают, о чем сейчас думают.
Напротив стоит женщина и обоими руками прижимает к себе потертый пухлый портфель. Наверно учительница. Совершенно не выспалась. Всю ночь сидела и проверяла тетради. В школе ее встретят сорок оболтусов. Все на одно лицо. Все дебелы. На уроке - Лермонтов и Бальзак, а на перемене - кайф в сортире и полный балдеж.
А вот сидит мужик. Пальцы широкие, грубые, почерневшие от тяжелой работы. Спит и дергается во сне. Наверно ему снится станок. Взял деталь, вставил, нажал на кнопку, взжжж-и-и-и..., готово. Вытащил деталь. Взял, вставил, нажал на кнопку, взжжж-и-и-и..., готово. Вытащил. Взял, взжжж-и-и-и..., вытащил. Взял, взжжж-и-и-и..., вытащил. Взял, взжжж-и-и-и..., вытащил.
- Граждане, хрисьта ради, подайте ребенкам на пропитание. Бэженци мы. Дом оставили, все бросили. Сюда приэхали. В поезде паспорт, деньги, чемодан украли, ничего не осталось. Есть нечего, одеть нечего, помогите, кто чем может. Господь не оставит вас.
Это что-то новое. По вагону прошла оборванная женщина с двумя детьми. Одного она толкает перед собой, другого несет на руках. Дошла до конца вагона, села на освободившееся место, пересчитала деньги, стала перепеленовывать ребенка. Ребенок обкакался - завернула прямо так вместе с какашками.
Прибыл на работу. Меня встретил другой санитар:
- Привет. Меня зовут Андрей. Сегодня и завтра работаем вдвоем, а послезавтра меня казнят. По графику должны были казнить сегодня, но не было замены. За два дня я тебя всему научу, а там будешь сам управляться. Работа начнется когда клиенты пойдут, а пока отдыхаем.
Садимся, ждем клиентов. Пьем чай. Узнаю, что Андрей женат, у него двое детей. Любит пиво и арбузы. Рассказывает, что когда отдыхает на юге, то у них в комнате в углу всегда гора арбузов и ящик пива.
Пришел первый клиент. Помогли раздеться, выдали пижаму (положено расстреливать в пижаме, так как клиента ожидает вечный сон), описали имущества - костюм, часы, бумажник, двадцать рублей, кольцо. Сделали клизму.
- Обычно, когда работает один санитар, на клизму времени не хватает, но сегодня работаем по полной программе, - объяснял Андрей.
Клиент дрожал, моргал глазами - наверно волновался.
Позвонили из регистратуры и попросили нашего клиента - он там работал. Что то он напутал в журнале учета и просят, чтобы он пришел и разобрался. Даем клиенту халат, он извиняется, уверяет что через десять минут вернется и убегает в регистратуру. Босиком. Раздается выстрел. Это оператор нажал на кнопку. Он не знал, что клиента нет в коридоре.
Клиент возвращается весь мокрый. Регистратура находится в другом корпусе, а на улице идет дождь. Пальцы на ногах у клиента посинели, зубы стучат. Отогреваем клиента чаем.
Врывается перепуганный уборщик. Он не нашел труп в коридоре. Объясняем, что труп окоченел и мы его отогреваем. "Понял" говорит уборщик и убегает. Возвращается с бутылкой водки. Отогреваемся уже все вместе. К нам присоединяется оператор. Клиент убегает в регистратуру и скоро возвращается. В одной руке держит еще одну бутылку водки, другой обнимает за талию секретаршу. Распиваем его бутылку. Появляется еще одна бутылка водки. Выливаем ее в тазик и крошим туда колбасу, которую дала мне на обед Лариса. Едим все это, как суп. Прощаемся с клиентом. Клиент и оператор уходят. Раздается выстрел. Клиент возвращаемся. Бежим в коридор. Там находим труп оператора. Возвращаемся. Танцуем с секретаршей на столе. Снова провожаем клиента. Уборщик всплакнул. Секретарша спела "В лесу родилась елочка". Кнопку нажимали каждый по-очереди.
Пришел следующий клиент...
Проснулся в регистратуре. Голова упирается во что-то мягкое и теплое. Это оказались ягодицы секретарши. У дверей спит связанный по рукам и ногам Андрей. У окна на полу валяются разбитый горшок и остатки цветка. Земля разбросана по всей регистратуре. Голова раскалывается. Просыпается секретарша. Пьет воду большими глотками прямо из графина. Безуспешно пытаемся вспомнить, почему связан Андрей и куда делся уборщик. Раздается из-за шкафов стон. Это нашелся уборщик. Он ничего не помнит, в том числе и меня.
На наше счастье сегодня казней нет.
Помогаем уборщику вынести оставшиеся труппы из коридора. Развязываем спящего Андрея. Располагаемся, кто где может и засыпаем тяжелым, кошмарным сном.
Пришли в себя. Друг на друга не смотрим. Спать пошел к Ларисе..
Сегодня казнили Андрея. Приезжали жена и старшая дочь. Забрали документы, оформили заказ на доставку трупа.
Теперь буду работать один.
Дни тянутся монотонно. Один похож на другой. Из санитаров меня перевели в дворники. Это у них считается повышением. Теперь подметаю аллеи в парке при пункте исполнения приговоров. Вечером либо сижу дома (я все еще живу у Ларисы), либо иду в кино. Почти все деньги отдаю Ларисе - мне они скоро не понадобятся совсем.
Осень в этом году выдалась поздняя. Уже середина октября, а листвы падает еще много, поэтому работы хватает.
У бетонного забора стоит, уткнувшись в него лицом, Ося Хамин. Он утверждает, что это Стена Плача, а все мы живем в Иерусалиме. Иногда он видит на Стене израильских солдат. Они охраняют молящихся от арабских террористов.
Навстречу мне идет девушка. Сейчас ей было бы двадцать лет, ее звали бы Светой. Но ее казнили. Только не удачно. И теперь ее официально нет. Перед министерством юстиции отчитались по всей форме (обеспечили стопроцентную гарантию), а ей выдали справку, что она труп. У нее есть могила - она часто ходит туда. Около могилы она иногда встречает родителей и жениха. Они стоят со скорбными лицами, но на нее не обращают ни малейшего внимания. Ведь она мертва. Она только призрак.
У нее нет дома, нет работы. Она мертва.
Милиция ее тоже никогда не беспокоит.
Мы встречаемся и вместе идем в дворницкую. У меня обеденный перерыв. Обедаем мы молча. Иногда она поднимает на меня глаза и сразу же отводит их в сторону.
Потом мы отдыхаем - она на диванчике, а я - в кресле.
Когда перерыв заканчивается, мы расстаемся.
И так каждый день. При этом мы не говорим друг другу ни слова.
Я не знаю, где она живет. Я предлагал ей ночевать в дворницкой, но она отказалась.
Иду по коридору. Сзади раздается выстрел.
|