|
|
||
У меня очень плохое настроение. Ничего не хочется делать. Я не хотел бы сказать, что все валится из рук. Наоборот, любая вещь сидит в моих руках так крепко, как-будто это не какой-то стакан или веник, а нежный птенчик или хрупкий хрустальный фужер. Я держу несчастный предмет в руке, прицеливаюсь им в рисунок на обоях и бросаю его со всей силой, на какую только способен... | ||
У меня очень плохое настроение. Ничего не хочется делать. Я не хотел бы сказать, что все валится из рук. Наоборот, любая вещь сидит в моих руках так крепко, как-будто это не какой-то стакан или веник, а нежный птенчик или хрупкий хрустальный фужер. Я держу несчастный предмет в руке, прицеливаюсь им в рисунок на обоях и бросаю его со всей силой, на какую только способен. И тут бедная вещица получает долгожданную свободу. На какой-то миг она обретает чувство полета, чтобы долей секунды позже разлететься на тысячи мелких осколков, или рассыпаться на десятки соломинок, или просто приобрести такую форму, о которой она и не мечтала. Но это не успокаивает, а только еще сильнее возбуждает. Я одеваюсь и выхожу на улицу.
Я чувствую себя браконьером в заповеднике, или дикарем, вышедшим на тропу войны. Я вижу маленьких воробьев и представляю, как на них налетает стая коршунов, как воробьиные перышки разлетаются по бульвару, а снежная поверхность покрывается кровавой сыпью. Я вижу дохлых кошек, которые еще не знают, что они дохлые, и мирно прогуливаются по тротуарам, ковыряются в мусорных баках, присматриваются к откормленным голубям. Но я знаю, что пройдет немного времени и они - кошки - будут валяться где-нибудь на мостовой или под забором, и их пасти оскалятся, а ветер будет трепать давно нелизанную шерсть. Потом оголятся серые кости, а глаза потекут из-под пустеющих надбровных дуг.
Я сажусь на пустую скамью и начинаю рассматривать асфальт под ногами прохожих.Лед посыпан песком с крупной красноватой солью. Соль въедается в лед, прогрызает в нем бесчисленные норы, превращает его в мутное соленое нечто, похожее на навоз коровы, больной всеми кишечными заболеваниями, которые только существуют на свете. Хрупкие дамочки и их элегантные кавалеры месят это нечто итальянскими сапогами из натуральной кожи и первоклассными "Саламандрами". Соль просачивается через подошвы, впитывается в стельки, разъедает носки и до крови раздирает кожицу между пальцами. И вместо божественных слов любви из нежных девичьих ротиков мы слышим только грубую площадную брань, в которой слово "ж..." кажется самым безобидным и ассоциируется с фразой типа: "Любимый, я нежный василек в твоих руках, я ласточка, доверчиво выхватывающая крошки хлеба из твоих губ".
Я встаю и бреду дальше по бульвару. В моем воображении сталкиваются переполненные трамваи и автобусы. Месиво крови, мяса и костей заливает железо. Апельсины плавают между трупами, и бомжи с радостью расхватывают их. Бомжи обтирают апельсины рукавами и жрут их вместе с кожурой. Их лица сияют. А через час-другой бомжи будут выть от дикой боли, метаться по тротуарам или подвалам там, где их настигнет неожиданная болезнь - и, наконец, затихнут в вечном сне. А санитарам морга долго будут сниться гримасы ужаса и боли на их лицах. Бомжи не знают, что апельсины отравлены.
Чужая кровь и чужие трупы надоедают. Вижу перед собой открытый люк водостока. Я лечу вниз. Туннель кажется бесконечным, словно нора в "Алисе в стране чудес". Разница в том, что по стенкам вместо полок с вареньем торчат железные скобы лестницы. Как терка, они обдирают с меня сначала одежду, потом кожу, мясо, шлифуют кости. Проваливаясь в люк, я прихватываю с собой парочку прохожих, которых ждет та же участь, что и меня. И теперь наша кровь смешивается и бурным потоком устремиляется вниз. Я стою сверху на тротуаре и наблюдаю в отверстие люка, как большая, красная капля крови, мяса и костей исчезает внизу, слушаю, как замолкают наши крики. Начавшийся дождь со снегом смывает наши остатки со ступенек лестницы. Я иду дальше.
И вдруг я вижу Солнце. Оно светит ласково и нежно. В первых весенних лужицах, чистых, как горное озеро, плескаются воробьи. Солнце играет искорками в брызгах воды, отскакивает от хрусталя витрин, танцует в глазах милых девушек. Галантные кавалеры осторожно придерживают своих дам под локти и говорят им самые теплые слова. В ответ они получают нежные, скромные улыбками. Кошки потягиваются под лучами Солнца и ласкаются об ноги детей, играющих вокруг засыпанных мокрым снегом песочниц и каруселей. Трамвай на перекрестке сыграл веселенький мотивчик, а водитель встречного автобуса дружески помахал рукой вагоновожатой. Одинокий бомж сидит на ступеньках старинного особняка, глаза его закрыты, а лицо греется под лучами теплого весеннего Солнышка, которое любит всех и всем радуется.
А навстречу мне идет Та, Которую я никогда еще не встречал, но Которую видел не раз в своих грезах и мечтах, Та, Которую я так давно Ждал и Любил.
|