Мишка, обхватив руками взлохмаченную голову, сидел за столом и смотрел в окно. Ветер гонял по пыльной улице шелуху от семечек и смятые бумажки. Парню было плохо. Когда его с отрядом бойцов оставили на маленькой станции этого городка и поручили обеспечить революционный порядок, он и представить не мог, что это будет так тяжело. Нехватка воды, угля, поломки путей, бесконечная толпа на станции, в которой надо искать контру. Одной храбрости и желания для всего этого было мало. Он честно пытался выполнить порученное партией дело. Спал по нескольку часов в день, поддерживая себя балтийским чаем. Но проблем с каждым днем становилось только больше. Сейчас мужчина приказал часовому полчаса никого к нему не пускать, и сидел на грани яви и сна. Отчаянная ругань за дверью прошла практически мимо его уставшего мозга. Но когда дверь открылась, он повернул голову от окна. Недоуменно нахмурился. Что здесь делает молодая девка в ярком цыганском платке на плечах?
- Не, я социально близкая, мать из деревни, была. Богатеи проклятые довели до панели, - девка широко улыбнулась ему чистыми белыми зубами.
- Короче, комендант, давай по-честному. Я доставляю тебе неземное наслаждение, а ты мне место на поезд.
Мишка задумался. Женщины у него не было уже почти неделю. Да и последний раз, когда он разложил какую-то дворяночку, у него ничего не получилось. Он тогда от огорчения шлепнул ее и потом смотрел, как испуганные глаза становятся равнодушными и стеклянными. А из третьего глаза во лбу тихонько течет кровь. Наглая девка с шальными глазами ему понравилась. Мишка сам был отчаянный и умел ценить храбрость в других.
- Кокаина хочешь?
- Не хочу, а спирта выпью.
Девка одним духом опрокинула в себя полстакана спирта. Скривилась, зажмурила на пару секунд глаза, резко выдохнула и потянула со стола кусок колотого сахара. Лицо ее очень быстро начало краснеть. Потом она опустилась перед Мишкой на колени и занялась ширинкой его галифе. Через несколько минут комендант кончил, а потом уронил голову на стол и захрапел, прямо с расстегнутыми штанами.
Когда женщина поднялась, то первым делом плеснула себе еще спирта и прополоскала им рот. Потом аккуратно вытащила из-под тяжелой Мишкиной руки подписанную бумагу. Оглянулась на закрытую дверь, быстро осмотрела кабинет. С удивлением обнаружила большой открытый ящик, в котором в беспорядке валялись деньги и конфискованные ценности. Задумалась. А потом решив, что в таком бардаке все равно никто ничего не заметит, сунула за пазуху толстую пачку царских денег, а в карман запихнула горсть золота. Грустно улыбнулась:
- Будем считать, что я это честно заработала.
Через двадцать минут она уже была на вокзале.
И уже через пять пожалела, что пришла туда так не вовремя. Матросы с солдатами проверяли на станции документы. Недалеко от Софии солдат зацепился за что-то ногой. У молоденькой девушки в очках из-под пальто-клеш торчало что-то металлическое. На нее навалились, сорвали пальто, она оказалась обвешанной частями пулемета.
- Дура. Ой, дура. Мало мужики друг друга убивают, так ты тоже полезла.
Матрос потащил из-за пояса шашку, толпа шарахнулась в стороны. Рука путешественницы непроизвольно нырнула в карман и ухватила рукоять пистолета. Пальцы словно закостенели на оружии и Софии пришлось разжимать их усилием воли.
- Кому станет легче, если вместо трупа одной дурочки, их будет пять-шесть, и в их числе я? - убеждала она саму себя. - Я не имею права сейчас погибнуть.
Пальцы разжать удалось и она, стиснув зубы, смотрела на разворачивающуюся перед ней трагедию. На душе было мерзко.
Все было так просто, так страшно, так буднично. Больше всего путницу поразило, что и девушка и матрос молчали. Просто сверлили друг друга ненавидящими взглядами и молчали. Вот только оружие было у одного. Взмах шашки, тупой удар и тело казненной оседает под ноги Софии. Напряженную тишину взорвал бабий визг и началась паника. Кто-то куда-то рвался, кто-то бежал, кто-то кричал. И посередине этого людского моря убийца с шальными глазами смотрел прямо на женщину, у ног которой упала его жертва. С окровавленной шашки сорвалась капелька крови. Софья носком ботинка качнула мертвую голову. Отметила закатившиеся глаза за треснувшими стеклами очков и полуоткрытый рот с торчащим кончиком языка. Потом усмехнулась:
- Ловко ты ее, товарищ. С одного удара.
Несколько мгновений они с матросом смотрели друг другу в глаза.
- У меня бумага от товарища Михаила, выделите пару бойцов, чтобы посадили в вагон...
Когда засвистел паровоз и медленно поплыл назад перрон, со всеми кто втиснуться в поезд не смог, женщина привычно попыталась выкинуть все произошедшее из головы. Просто еще один шаг ее пути пройден. Осталась только злость на юную, наивную дурочку, которая героически и бестолково сдохла за свои идеалы. Или это была злость на себя?
Маленькая Сонечка любила бросить щепку в весенний ручей и смеясь, бежала следом, пока ту крутило и несло течение.
Есть ли цель у пути, когда бежишь не куда, а откуда?
Ее муж выполнил присягу, она плакала по нему ночами.
Артистка закрывшегося театра играла теперь для всего мира.
Бандиты грабили состав деловито и без особого зверства, стреляли больше в воздух.
До города Софья добиралась на крестьянской подводе, распевая матерные частушки и жалостливые протяжные народные песни, так похожие на плач.
По улицам захваченного анархистами селения, прошла цыганкой, гадая и предсказывая судьбу.
Деникинский патруль встретил беженку-дворянку, которой путешественница никогда не была.
В жизни Романа Евгеньевича были всего две страсти: деньги и женщины. Одна страсть успешно обеспечивала другую. Последние годы были удачными во всех смыслах. Затяжная война удесятерила состояние владельца патронного завода. А с началом смуты в его коллекцию добавилось множество новых интересных экземпляров. Графиня в бегах, бывшая монашка, четырнадцатилетняя гимназисточка, кто только не перебывал в его постели. А вчера вечером полковник жандармерии обеспечил ему свидание с молоденькой агитатором - еврейкой, которую повесили сегодня утром. Роман считал себя истинным ценителем женщин, и все время находился в поиске новых приключений. Вот и сейчас его тренированный взгляд выделил на вечернем бульваре новое интересное лицо. То есть вначале взгляд поймал, конечно, оттопыренную попку и стройные ножки, а уже потом скользнул выше. Там тоже все было в порядке. Грудь второго размера, симпатичное бледное личико с большими серыми, узко поставленными глазами, короткие рыжие волосы. Да и одета незнакомка была стильно, в черное и красное. Роман расправил плечи и пошел на сближение.
- Добрый день. Впервые в нашем городе сударыня?, - спросил мужчина на французском.
- Да, приехала сегодня утром, - ее чуть хриплый голос имел милый акцент.
- Разрешите представиться, барон Роман Евгеньевич Рагозин, фабрикант.
Ее глаза чуть расширились.
- Роман, какое многообещающее имя. София Львовна Трубецкая, побочная ветвь рода. Прибыла сегодня в обед.
- Что-то успели посмотреть? Желаете, чтобы я показал Вам город и представил свету?
Через полчаса они сидели в ресторане. Мужчина заметил, что его спутница, безусловно, знает этикет, но ест с тщательно скрываемым чувством голода. В этот момент он окончательно уверился, что крепость уже сегодня падет к его ногам. И к его удовольствию добавилась крохотное чувство разочарования, слишком легкая победа. Интересно во сколько она себя оценит? А потом новая знакомая смогла его удивить. Она с пренебрежением посмотрела на сцену, где исполняла слащавый романс момзель Жосефина и сказала:
- Прикажите подать гитару, я сама спою для Вас.
Горели свечи, в полумраке мерцали глаза женщины, пели и плакали гитарные струны, а сильный, бархатный, чуть хрипловатый голос выводил:
...
На пороге сна сказка лишь одна,
Что живому луна, то мертвому солнце.
И почти без осады навстречу луне
Поднимаются всадники в тусклой броне.
Их разбиты гербы и не видно венцов
И скользит луч луны по толпе мертвецов...
Они стали целоваться как только за спиной захлопнулась дверь номера. Французский поцелуй длился, длился и длился. Потом ее горячий язычок выскользнул из его рта и мужчина обмяк. Вначале ощутил страшную тяжесть во всем теле, потом согнулся и только потом почувствовал резкую боль в боку. Мир мигнул и Роман обнаружил себя лежащим на полу у ее ног. Изо рта выплеснулась темная кровь, а он смотрел на рукоятку стилета и не верил, что все это происходит с ним.
Женщина нагнулась над ним:
- Извините Роман Евгеньевич, устала очень, спать хочу сильно. Одна.
Помолчала, наблюдая за короткой агонией, и повторила:
- Одна, - и засмеялась своим хрипловатым смехом.
Женщина завела будильник на четыре тридцать. Избавила труп от абсолютно ненужных ему вещей: толстого кошелька, золотых часов, печатки, широкого обручального кольца, узкого кольца с большим красным камнем, и, золотого же, нательного креста. Потом аккуратно сняла с себя туфли, и не раздеваясь рухнула на неразобранную постель.
Выйдя из гостиницы, София на несколько секунд остановилась, глядя на разгорающуюся зарю глазами больной собаки. Да Одессы оставалось еще почти тысяча верст. Через горящую Украину, где с удовольствием убивали друг друга красные, белые, черные, зеленые и просто бандиты. Тысяча верст по обезумевшей и разоренной стране. И каждая из них могла оказаться последней. Слишком много вокруг было ненависти, боли и безумия. Людей готовых нажать на курок только потому, что им не понравилось твое лицо или брошенная фраза. Но она была готова преодолеть их все. Предать, обмануть, убить каждого на этой дороге. Пройти эти версты на коленях, проползти. Ради того крохотного чуда новой жизни, которое два месяца назад поселилось в ее животе. Женщина вздрогнула от утреннего холода, передернула плечами, проверила дамский браунинг в правом рукаве пальто, взяла небольшой изящный чемодан в левую руку и шагнула в темноту.
Использован текст "Песня о мертвой долине", группы "Канцлер Ги".