Аннотация: Умберто Эко. Таинственное пламя царицы Лоаны. СПб, Symposium, 2008. / Umberto Eco. La misteriosa flamma della regina Loana. 2004. Для Новых хроник
Пятого романа Умберто Эко долго ждали - в России он вышел на четыре года позже, чем в Италии. "Таинственное пламя царицы Лоаны" - это итоговый, последний ("Пяти вполне достаточно... Ученый в нерабочее время должен играть в гольф, а не писать романы", - сказал Эко в каком-то интервью после выхода книги) роман итальянского профессора.
Как магистрал венка сонетов, он собирает воедино основные темы, звучавшие в предыдущих романах и научно-популярных книгах. Если не предаваться многословию, то "Таинственное пламя царицы Лоаны" - это книга о памяти. Подобно Засецкому, герою "Потерянного и возвращенного мира" А. Р. Лурии, шестидесятилетний миланский букинист Джамбаттиста Бодони (для друзей - Ямбо) утрачивает свою память. Все, что ему остается - это общечеловеческое культурное наследие, "то, что общеизвестно". Память бумажная, пергаментная, виниловая, заспиртованная в формалине, телефонно-разговорная, наконец, - но только не личная. Лишь изредка, при виде той или иной картинки, ракурса, на ключевых словах вспыхивает - и тут же гаснет - неуловимое "таинственное пламя". Остальное теряется в тумане.
Туман выступает вторым, после памяти, героем "Таинственного пламени...". Ямбо собирает цитаты о туманах, туманы у него есть на любой вкус - лондонские, парижские, миланские, в горах, в городах, уютные, желтые, страшные, клочьями, молочные и просто мокрые. Туман физический и туман памяти - это одно и то же фактически.
Туман в романе - это низки и гирлянды из цитат, аллюзий, реминисценций, словесных игр. Это каша из "того, что знают все". Книги, комиксы, коробки из-под конфет, пластинки, рождественский вертеп, мамины журналы и молитвенники - информационное поле, говоря проще. Ямбо пытается реконструировать себя - по длинному носу Сирано де Бержерака, по "Четырем мушкетерам" (итальянизированная версия), по волнующим картинкам полуобнаженных одалисок, по школьным сочинениям, даже - но вся эта работа "археолога памяти" (как Лурия писал о Засецком) не приводит к видимым результатам.
Воспоминания приходят к Ямбо после, в коме или в смерти, в результате второго инсульта - или чего-то еще, это неизвестно. Интересно, что это воспоминания либо детства и ранней юности, либо периода после болезни - остальной жизни, сорока лет, как бы и не было. Но, возможно, в этом есть свой реализм: вспомним, как Засецкий писал "И я по существу живу памятью этого дошкольного и пионерского времени!?".
Но при кажущейся психологичности романа, "Таинственное пламя..." - это, прежде всего, филологическая игра, долгая прогулка по "литературным лесам".
Неожиданно - для читателя, ожидающего от Эко очередного "Имени розы", но закономерно - для любителей "Маятника Фуко" и "Как написать дипломную работу" - в романе на первом месте, первым слоем реальности, стоят (и занимают центральное место в книге) "автобиографические" факты о "детстве писателя" в фашисткой Италии, об "итальянских героях прерий" (все героические персонажи обязаны были быть итальянцами, даже Микки Маус), о сводках с фронта и о Лили Марлен по радио, о бомбежках, затемнении, укрытых в замурованной капелле партизанах и о самом страшном - о двух немцах, убитых в Диком Яру. Кавычки здесь потому, что, естественно, сколько в этих воспоминаниях суммированной памяти поколения детей 1930-х годов, а сколько - личных впечатлений Эко, никто, кроме автора, никогда не узнает.
Впрочем, темы ребенка во время войны, "созерцателя Сопративления", Эко касался и ранее. В этом смысле Якопо Бельбо, один из героев "Маятника Фуко" (1987), удивительно похож на Ямбо. "В сорок третьем мне было одиннадцать, когда кончилась война - тринадцать лет. Слишком мало, чтобы участвовать, достаточно, чтобы наблюдать, запоминая почти фотографически", - рассказывает Бельбо Казобону. Только, в отличие от сбежавшего от пуль миланского редактора, героем ни в коей мере тогда, в детстве, не ставшего, Ямбо переживает свой Дикий Яр, затянутый плотным туманом, спасительным и губительным.
Книга разделена на три части - первая из них касается жизни реальной (насколько реальной может быть жизнь без воспоминаний), вторая - жизни книжной, а третья, вообще-то, смерти. Смерти немцев от скальпеля пацифиста Граньолы в Диком Яру - и смерти героя. Не потому, что описан процесс умирания (хотя именно он и описан), а потому, что смерть входит в программу инициации, и особенно - второй инициации. Бросается в глаза сходство "дедушкиного поместья" Солары с так называемым архетипом "избушки" по В.Я. Проппу, являющейся, по сути, домовиной, то есть гробом. Заметим, что у Эко даже баба яга есть - старуха Амалия, обитающая в Соларе, потчующая героя различными угощениями, не нее выдающая ему ни одной тайны старого дома - покуда "сеньорино Ямбо", играя в самого себя - подростка, не обнаружит их сам.
Первую инициацию Ямбо прошел здесь же, в детстве, во время войны.
Джамбаттиста Бодони - это образованный человек как он есть. "Грубо говоря, это ответ на вопрос, что такое европейский интеллигент нашего времени", - охарактеризовала "Таинственное пламя..." переводчик Эко на русский Елена Костюкович. Но скорее, "Таинственное пламя..." - это книжность во всех ее проявлениях, без человека. Книги - это третий герой романа. Книги всю жизнь сопровождают Ямбо, от книги (in folio Шекспира 1623-го года, мечта любого букиниста) он принимает смерть, и, в смерти, сам становится книгой. Таинственным пламенем, едва различимым сквозь туман.