Нет работы, нет денег, зато много свободного времени. Иногда Ральфу казалось, что нехитрая логическая цепочка замкнулась в круг, из которого ему никогда не выбраться.
Свое, такое ненужное, свободное время Ральф проводил у зоопарка. Зачем архитектор, некто Коули, сделал в заборе окна, Ральф не знал. То ли в рекламных целях, то ли для того, чтобы инопланетная живность в свою очередь могла изучать чужой для них мир. Но Ральф архитектору был благодарен.
О, Коули! Привет, Коули! Спасибо, Коули!
Оставляя в стороне главный вход, где крутилась нарядная толпа, Ральф не спеша двигался вдоль забора, подолгу задерживаясь у окон. Народу на тихой улочке было мало, и Ральфу никто не мешал.
Так шел день за днем. Пока однажды взгляд Ральфа не уперся в объявление, кривовато висевшее на заборе.
В назначенный день и час в подвальной комнате где-то в административных закоулках зоопарка собралось человек двенадцать - тех, кто готов был за невысокую плату убирать вольеры, развозить еду, мыть тазы и миски.
Учеба оказалась нетрудной. На занятиях читали и перечитывали инструкцию по технике безопасности. В перерывах инструктор водил группу по парку, развлекая байками о том, что бывает, если эту самую инструкцию не соблюдать. Рассказывал с огоньком, не жалея подробностей и, похоже, слегка привирая, но Ральф хорошо запомнил:
- К мохнатым зеленым шарам без защитного костюма - не входить.
- Спиной к иглобрюхой пирозе - не поворачиваться.
- На пути желто-красной усатой рыбины, когда та выползает греться на серый комковатый песок - не стоять.
- И никогда, запомните, никогда - не смотреть в глаза василиску.
Дед так достал своим василиском, что юный Грог не выдержал.
- Да что будет-то?
- Умом тронешься.
- И что, много тронулось? - не унимался Грог.
- Бывало.
Дед помрачнел, и разговор сам собой иссяк.
После учебы Ральфа на две недели отдали в помощь тете Гале, а потом выделили свой собственный участок в десяток вольеров.
Работа Ральфа не тяготила. Подопечные, причудливая смесь разнопланетной фауны, к новому уборщику привыкли быстро, норов свой не показывали.
Жаба-хамелеон при виде Ральфа вылезала из бассейна и ковыляла в угол. Там она неподвижно сидела на камнях, прикрыв глаза и сохраняя неизменно невзрачный грязно-бурый окрас. После некоторого размышления Ральф решил, что жаба, наверное, слишком молода или, наоборот, слишком стара, что бы менять цвет. А может, она болеет или ей тут скучно. Ральф жалел незадачливую жабу, но старался на нее лишний раз не глядеть. Он помнил, никогда не смотри в глазу василиску, а печальная жаба, согласно местному фольклору, василиском и была.
В общем, Ральф справлялся и сам не понял, почему, покидая вольер жабы, услышал он шепот.
"Отпусти".
А может, не услышал, может, почудилось.
Но нет, повторилось и на другой день, и на третий.
Стоит зайти в вольер, в голове Ральфа словно шепчет кто-то.
"Помоги".
Наконец Ральф не выдержал, повернулся к жабе.
- Что ты хочешь?
Василиск распахнул навстречу глаза - круглые, голубые, прозрачные льдинки.
В голове щелкнуло, шорохи уплыли, и ясный тонкий голосок прозвенел.
"Отпусти".
Ральф задумался, разглядывая собеседника.
- Куда?
"В воду... В настоящую воду..."
Василиск прикрыл глаза, по спинке его прокатились цветные волны - от голубой до сине-черной.
Ральф принялся за уборку, но даже не глядя друг на друга, они продолжали разговаривать.
- Ты кто?
"Август".
- Почему август? - не понял Ральф.
"Ты спрашиваешь об этом меня?" - поразился василиск.
Ральф смутился, вспомнив табличку на вольере. Он и не думал, что жаба знает свое имя.
- Я не могу, - сказал Ральф, скребя щеткой по стенке бассейна.
Больше жаба ни о чем не просила. Она сидела неподвижно у камней, не плавала, ела мало и неохотно. Кожа ее приобрела тусклый сероватый оттенок и обвисла пустыми складками.
Ральф продержался десять дней. На одиннадцатый перед уходом он взял Августа, - василиск, вопреки опасениям оказался не скользким, а приятно шершавым, - и сунул под рубашку. Жаба распласталась по телу. Изначально прохладная, она быстро нагрелась, и получилось так, будто Ральф держит на животе мягкую плюшевую грелку.
Через несколько часов экспресс, пройдя по узкому ущелью, вывернул на побережье. Август почуял солоноватый морской ветер, завозился, став почти горячим.
Ральф выключил в купе свет и уткнулся носом в темное стекло. Где-то там за гирляндами прибрежных огней укладывался спать океан. Вечный и свободный.