Мок сидел, втиснув шишковатый позвоночник в угол бетонной коробки. Рёбра привычно надвинулись на грудинную кость, но сегодня это причиняло боль. Связки будто сократились и начали эволюционный путь назад, к неподвижным хрящам. От самого обычного движения по пятнистой палевой шкуре засочились горячие струи из ран. Глубинная Тварь постаралась. Подыхала, напоровшись брюхом на торчащий металлический штырь. В последний раз рванулась, и капкан зазубренных треугольных зубов чуть было не захлопнулся. И всё же располосовал спину и бок. Пришлось быстро, до колик в жабрах и спазмов под рёбрами, подниматься на поверхность. И теперь он корчился над чёрной водой, ждал, пока внизу, в бездне затопленного небоскрёба, возле мощных плавников перестанут колыхаться водоросли. Едкая слизь, покрывавшая челюсти Глубинной Твари, жгла порезы. Это хорошо. Раны не зацветут плесенью, которая может отнять жизнь за два-три дождя.
Взбаламученная вода успокоилась, бурые лопасти лениво обвисли. Мок скользнул вниз, в несколько гребков подплыл к туше, безвольно повисшей на железяке. С силой вонзил нож под плавник. Взрезал шкуру и, помогая пальцами, отпластал кусок оранжевого жира. Это для Мыка. Может, появятся силы в истощённой плоти под шкурой, которую уже густо заселили пушистые колонии плесени? Рубанул по толстому стеблю, и водоросли отчаянно завертелись. Вытянул скользкие полотнища, завернул в них добычу. Это ничего, что добыча сразу же почернела и свернулась, отделённая от пульсирующего тяжа. Испарения и невыносимый запах отпугнут всех, кто захочет позариться на питательный жир. Вновь нырнул, разогнал целую тучу мелких извивающихся тел с развёрстыми розовыми пастями-присосками. Тех, что впились в освежёванную часть, уже не оторвать. Руки засновали в бешеном темпе, расчленяя тушу. Закружилась голова. На поверхность - в глубину, вверх-вниз, нырок - подъём. Всё. Кажется, отнырялся. Вода словно закипела - кровь сдохшей Твари привлекла её сородичей. Сталкивающиеся хищники подняли волны. Теперь можно отдохнуть.
Вдавился в знакомый угол, унимая напряжение в уставшем теле. Сосредоточился на мыслеобразах. Он не помнил, когда научился видеть аппетитные хрупкие фигурки, скользившие в тёмной воде, - такими представлялись сородичи Мока Глубинным Тварям. Или его собственный облик глазами полупрозрачных клешнястых насекомых на стене: громадная волосистая туша, под шкурой которой течёт вкуснейшая сладковатая влага. А ещё было пернатое население полуобрушенных крыш, мелкие лысые существа с хваткими пальцами рук и ног, пиявкообразные обитатели верхних слоёв воды, разные виды плесени. Все они были пищей друг для друга. А пищи всегда не хватало. Дожди становились всё продолжительнее, и в проёмы бывших окон хлестали ледяные потоки. Вода поднималась, а вместе с ней и опасные хищники. Сначала глотали лысых бедолаг, не удержавшихся на скользкой влаге стен и потолков. Потом, внезапно выбросившись на мощных головных плавниках из провала, хватали людей. Лю-ю-ди... Этот мыслеобраз объединял таких, как Мок и Мык - мутировавших двуногих. С жабрами, хвостом и поросшей короткими волосками шкурой. С одним общим сознанием на всех. И только двое из них ещё ощущали свою обособленность от группы. Их атрофированные связки могли выдать мычание, которым Мок и Мык дополняли мыслеобразы, обращаясь друг к другу.
Как внезапный укус, Мок ощутил панику: дрогнули бетонные стены, ускользая из-под лап лысых, в неистовой агрессии заметались Глубиные Твари, обрывая зубами чужие плавники. Подняли шипастые хвосты и обнажили крохотные клыки насекомые. Сбились в колонны. Они первые почувствовали, что в глубине перекрытий выросли трещины. На опавленной, вспученной грибом крыше захлопали крыльями пернатые. А наверху, на высоте нескольких этажных перекрытий, двуногие выбросили в оконный проём тело Мыка. Правильно. На мёртвом теле начнёт жировать плесень и вскоре выпустит в воздух столько спор, что они забьют дыхание. Или неправильно? Ведь он не почуял, как прекратилось дыхание и остановилось сердце умирающего. Может, жир помог бы... Что? Добытого Моком мяса всё равно мало? Ненависть... Шестеро двуногих скучковались - восприняли его мысли. Но тут явственно шатнулись стены, из глубины провала поднялся гул.
Мок переживал мыслеобраз. Чей - непонятно. Серая громада небоскрёба, откалываясь пластами, оседает в воду. Чудовищная воронка затягивает тысячи жизней. В вечно насупленное небо несётся фонтан, мешая порванные облака, куски бетона и металла, многовековой мусор. Громадная волна бьёт в останки соседних зданий, сметает в полёте пернатых. Мок не осознавал, но чувствовал, что их миру, где все охотились на всех, ели, переваривали плоть, волокна, белковую кашицу, хитин, перья, шкуры, приходит конец. Он может выброситься в кишащую Глубинными Тварями воду за бетонными стенами. Может остаться и погрузиться с Пристанищем на дно. Что-то путало образы, заставляло конечности дёргаться, а самого Мока глухо стонать. Что это? Совсем не та энергия, которая, мобилизуя тело, помогла ему избежать зубов. Или рубануть ножом по шее пернатого, когда он сунул башку в окно и ухватил последнего детёныша. Помятое зубастой пастью тельце пришлось выбросить. Но пернатый упал на воду, бился, трубно вопил, пока его не утянула вниз чья-то тёмная тень. С тех пор живущие на крыше не беспокоили лю-ю-дей.
Осторожный шорох. Это спускаются к нему двуногие. Им тоже беспокойно. Хорошо, что от бескормицы у самок нет детёнышей. Инстинкт размножения затухал задолго до той поры, как приходилось голодать. Глазами Мока все видели добычу, а он чувствовал, что самцы и самки неправильно восприняли его возбуждение.
- Еда... жир... гнездовища из сухих водорослей... спячка...
- Опасность. Нужно уходить. Наверх.
- Опасность наверху. Пернатые. Еда...
- Опасность всюду. Вода. Тьма.
- Еда...
Напряжение, с которым Мок пытался передать двуногим странный чужой мыслеобраз, остановило стаю возле бетонного перешейка над провалом. Не дало накинуться на завёрнутое в водоросли мясо, разодрать, зачавкать, проглотить.
- Нужно уходить. Наверх. Там пернатые. Уходить всем вместе. Еда для всех.
У Мока от ярости ощетинилась шкура на загривке. И тут они наконец поняли. Осмотрелись: провал, опустевшие стены. Мок с натугой попытался представить, как стая берёт мясо и поднимается на крышу. Послушались.
Над головами шумели пернатые. В огромные дыры летели жёсткие перья. Паника. Пристанище покачивается. Уходить. Туда, где нет торчащих из воды бетонных остовов. Туда, где на кромке воды у неба чернеет Твердь. Там голодно, но нет воды. Вода - опасность.
Двуногие выжидали и смотрели на Мока. Он снова передал мыслеобраз. И снова. Стая, слив сознание в одну картину, словно засигналила наверх.
Шум стих. Одинокое перо спланировало на плечо Мока.
- Нужно уходить. Вместе. У нас еда. У вас крылья. Туда, где Твердь.
Снова шум и свист, поднятый мощными крыльями. Ненависть... И ещё ненависть. Словно плита, накрывшая часть стаи совсем недавно. Тогда только Мыка удалось вытащить. Удастся ли спасти лю-ю-дей сейчас, когда небоскрёб вот-вот обрушится?
Здание будто дёрнулось. Зашуршали мелкие крошки бетона, осыпающиеся в невидимых трещинах. Мок опять застонал. Так ему было легче пережить нахлынувший мыслеобраз. Он снова был ничей. Нет, пожалуй, принадлежал самому Моку. Объединял картинку из совсем недавних событий и ту, которая могла быть. Так... Он нырнул в провал, чтобы набрать водорослей. Они съедобны и полезны. Как защита от вездесущих насекомых и лысой мелочи. К нему метнулась Глубинная Тварь. Мок ринулся к стене и очень захотел, чтобы хищница наткнулась на металлический штырь. И она промахнулась, наделась брюхом на железяку. Вот и сейчас... Стоит всей стае захотеть, и пернатые возьмут их на широченные плоские спины. Они уйдут все вместе. Стая сгрудилась возле Мока: поняли. Мощная волна взметнулась к пернатым. Думая о еде, которую поделят на всех, двуногие поднялись на крышу.
Среди куч зловонного помёта стояли их бывшие враги. Круглые оранжевые глаза, не мигая, глядели на хрупких, слабых, облезлых двуногих. Мок показал свёртки с мясом, клювообразные зубастые пасти приоткрылись. Лю-ю-ди знали, что пернатым не сесть на воду, не поискать в чернильных водах пропитания. А слизистые следы на когтях говорили о том, что крылатые соседи уже славно попировали - мигрирующие насекомые спасались именно на крыше. Но чтобы достичь Тверди, нужна другая пища...
Двуногие, повинуясь Моку, приставили ножи к шеям пернатых ножи - на всякий случай. Между телами зажаты куски мяса. Уже под самым облачным слоем все ощутили, как гибнут под развалинами Пристанища тысячи жизней. Перелёт был долгим. Отдохнули на едва выступающей из воды малой Тверди, совсем непригодной для жилья. Съели часть мяса. Двуногие взяли себе совсем немного. Потом пернатые внезапно взмыли в воздух и закружились высоко-высоко над ними. Мок подал мыслеобраз: не тревожиться, они не оставят нас. И всё же ему было страшно, как возле открытой пасти Глубинной Твари. Он потерял связь со спасителями, рассекающими крыльями облака, и облегчённо вздохнул, когда они стали снижаться.
И вот наконец под ними Твердь. Сверху напоминает линялую шкуру. Клочки каких-то часто стоящих, похожих на щетину водорослей. Обугленная поверхность выглядла как неровная крыша Пристанища. Что такое? Тела пернатых вычертили в воздухе мёртвую петлю и штопором устремились вниз. Двуногие один за другим упали на каменную часть Тверди. Мок был ещё жив, когда убийцы приступили к еде. Он принял последний мыслеобраз. Ненависть. Ненависть всюду. Миллиарды напрасных смертей, ибо никто не голоден. Двуногие уничтожают иных. Двуногие уничтожают себе подобных. Когда страшной болью отозвалась выдираемая из предплечья кисть, успел подумать: "Может, это правильно?"