Автобус подскакивал и дребезжал. Всё время, проведённое в пути, казалось, что дорога подбрасывала его на шероховатой ладони. Мы еле дождались, пока водитель объявит: "Кто до Варьгино? На выход!" И вот наконец-то выцарапались из ПАЗика, переступая через палаточные тюки и горбовики. Настоящая благодать: тёплый вечер, за глухими заборами ленивое гавканье. У остановки - деревянного навеса над скамьёй - появился, словно из ниоткуда, старичок в кроличьей шапке с проплешинами. Из-под неё блеснули глаза, воинственно встопорщилась реденькая бородёнка.
- Ишь, каки девки! Как ошинки тощи. Вше твои, чо ль? - обратился дедок к Антону, единственному юноше в нашей компании. И ощерился зубом - длинным и жёлтым.
- Мои, но с тобой, дед, поделиться готов, - неожиданно по-свойски заявил Антон. - Выбирай любую.
Мы не сразу сообразили, как отреагировать на шутников, и на мгновение застыли. А старичок уткнул бородёнку в ватник с торчащими из прорех клочками, бурыми от грязи, и застенчиво прошамкал:
- Чо выбирать-то? Пущай любушка шама подойдёт и почалует...
От нашего хохота с навеса вспорхнула тёмная птица и закружила в безоблачном небе, которое наливалось розовато-сиреневыми сумерками. Мы подхватили вещи и зашагали к дому подруги Инзы, разыскивая зелёный забор по левую сторону от остановки.
- Прикольный старикан, - сказала Оксана. - Вырядился, будто сейчас зима, а не лето.
- Осень, - возразил Антон. - Обут в суконно-резиновый раритет, в эти... как их... Видел на маминой фотографии, где она маленькая.
- Боты, - вдруг вспомнила я.
- Точно, - улыбнулся Антон. - Кажется, их в середине прошлого века носили.
Я обернулась. Старик смотрел вслед, в его руке возник странный посох. А может, просто жердь. Птица покружилась над шапкой и уселась деду на плечо. Жутковатая, тревожная и отчего-то знакомая картина...
К удивлению, у дома Ахметшиных мы не услышали грозного лая. А как же Уран - легендарный кавказец, о котором взахлёб рассказывала Инза? За соседним забором ворохнулся куст ирги и раздался пронзительный крик:
- Саня! Инза! К вам!
- Бегу уже, - так же визгливо ответил Инзин голос, и калитка распахнулась.
Мы обнялись, будто не виделись целый год, а не полмесяца после летней практики. Антон приладился было с фотоаппаратом, но тут открылась дверь и нас с причитаниями двинулось что-то огромное и цветастое:
- Вот наши студенточки худеньки да бледненьки, со вчерашнего дня дожидаемся, от окна не отходим, переживаем, в дороге-то всяко бывает...
Мощные загорелые руки с запахом краски по очереди прижали нас к груди, объёмной и мягкой, как подушка. Это Александрина Васильевна поприветствовала подруг дочери: меня, Оксану и Надю. Мы с Инзой снимали на четверых двушку в центре Иркутска, и перед зимней сессией её мать приезжала с продуктами. Откармливала "худеньких и бледненьких", сетуя на жестокость мира: "Спихнули дитёв на учёбу... сердце болит - замрут от голоду; цены-то на рынке вон какие, а молоко в магазине - одна вода; хозяин ваш с ума сошёл - студентов грабить, своих-то, поди, детей нет, а на чужих плевать, что синие..." Потискав нас, Александрина Васильевна стряхнула с багровых щёк слёзы и обратила внимание на Антона. Соседка за изгородью из рабицы тоже промокнула глаза концом платка. Видимо, здесь так было принято встречать гостей.
- Антон, - наш друг солидно протянул Инзиной маме ладонь.
Женщина ухватила его руку, притянула к себе и заголосила. Мы посмотрели на Инзу, но она обречённо пожала плечами. Антон только оторопело моргал, пока мамаша-великанша жаловалась: как помер хозяин пять лет назад, так и живут они - вдова безутешная и дитя-сиротка - без помощи и защиты. Румяная пышноволосая сиротка потянула нас в двухэтажный кирпичный дом, шепнув: "Это надолго". Следом пробралась соседка, которая неизвестно как в один миг оказалась в чужом дворе. Она затащила две сумки Антона, бухнула их у печки и заинтересованно прислушалась к звуку. Там же уселась на табурет и стала отнекиваться на приглашение Инзы к накрытому столу. Потом со словами: "Охохонюшки... Уважу гостей... Редко к нам приезжают чужие, а свои вовсе бегут" - устроилась у громадного блюда с печёным гусём. Оксана недоумённо посмотрела на Инзу, но подруга нахмурилась и отвернулась.
- Как добрались-то? - поинтересовалась она, примеряясь к гусю с огромными, видно, старинными ножницами для птицы.
Мы начали было наперебой рассказывать о паромной переправе, но вошла Александрина Васильевна с Антоном. Отчего-то в просторной кухне сразу стало тесно.
- Грудку ему! - скомандовала женщина, и Антон с беспокойством вытаращился на громадный розоватый кусок на своей тарелке.
Из гуся вывалилась сочащаяся жиром гречневая каша с приправой из зелёного дикого чеснока. Я умоляюще посмотрела на Инзу, и она положила мне нарезанных помидоров. Объяснила матери: "Гастрит". "Чо?" - рассеянно спросила Александрина Васильевна, руками отломила гусиную ногу и придавила ею мой салат. А через пять минут как-то позабылось, что с детства не выношу масло, сало, жареную пищу.
Постепенно, в течение часа, все места возле длинного стола заполнились людьми - то пожаловали соседские семейства. Антон поприветствовал каждого вставанием и рукопожатием. Но вскоре над застольем-"встречей" зависло напряжённое ожидание. Антон глазами указал Инзе на сумки у печки, а она шепнула матери на ухо, что заказ выполнен: двенадцать бутылок водки для сборов и переезда в синем бауле. Александрина Васильевна нахмурилась и важно покивала, потом встала, легонько подцепила сумку и унесла в комнату. Вернулась с одной бутылкой. Спросила нас: "Перекусили чуток с дороги?" Мы, рассыпаясь в благодарностях, встали из-за стола. Только сейчас дала о себе знать дорожная усталость, и мы поплелись на второй этаж - устраиваться на ночлег. Александрина Васильевна проводила нас жалостным взглядом и промолвила: "Ишь, студентики..." Почему-то подумалось, что она добавит: "сиротки", но женщина обернулась к застолью и возгласила: "Выпьем за учёбу!"
- За науку! - поправил сосед.
- Толку с неё, - проворчала Инзина мама. - По науке землю перекроили, по науке край испоганили...
Антона устроили в маленькой комнате, где стояли уже упакованные вещи: Инза с матерью продали дом и приготовились к переезду в Иркутск.
- Сегодня каждый потихоньку спросил, не жених ли мне Антоха, - улыбнулась Инза.
- Он у нас общий жених, но может поделиться с любым прохожим - не жадный, - под общий хохот сказала Оксана.
И поведала о старичке на остановке. Вышло прикольно, потому что девушка точно скопировала шепелявость и странную дедову интонацию. Смешливые ямочки на Инзиных щеках тотчас исчезли.
- Только маме об этом ни слова, лады?
- Почему? - удивилась Оксана. - Я ещё за столом хотела всех повеселить.
- И правда, что тут такого? - поддержала её Надя. - Давай-ка, признавайся. Чем этот ископаемый ухажёр твоей маме насолил?
В открытой двери замаячил Антон и вежливо постучал о косяк:
- Я без сказки на ночь с трёх лет не засыпаю.
Прошёл в комнату и щёлкнул выключателем. В темноте уселся у разложенного дивана, потребовал:
- Рассказывай.
- Вот пристали. Это местные дела. Про Братское море в школе вам говорили? Про затопленные с кладбищами и церквями деревни слышали? Про людей, которые не захотели покидать родные места и ушли под воду вместе со всем, что им дорого? Думаю, этот старик оттуда... В деревне таких нет.
- Оту-у-уда, - передразнил Антон. - Суеверия. Думал, объяснишь, отчего вдруг вы с матерью подорвались и переезжать надумали. Люди, наоборот, из городов бегут, поближе к природе. Батя тоже озаботился, посмотрел цены на дома по Байкальскому тракту. Проще квартиру в столицах купить.
- Антон, всё сложнее, чем ты себе представляешь...
- Ну так растолкуй, что за сложности. На месяц раньше в Иркутск возвращаешься. Подумала, сколько с тебя хозяин за квартиру сдерёт? И почему нам нельзя говорить, что за белыми на остров поплывём?
А ведь и правда... Белые грибы в Сибири не везде водятся. На острове возле Варьгино росли в изобилии. Да такие, что привезённые Александриной Васильевной консервы моментально исчезали. А супчик из сушёных, который варила Инза... А вот местные их собирали почему-то неохотно. Два лета собирались всей компашкой нагрянуть, но мешали родительские планы. Недавно всё так удачно срослось. Только Инза запретила выдавать наши цели. Почему?..
- Доча! - повелительно и устало позвала снизу Александрина Васильевна и прервала наш разговор.
Так что всю правду мы узнали только на следующий день. Когда уже было поздно... Инза понеслась убирать за гостями, и мы с ней. Антон стал медленно спускаться, но подруга отмахнулась: ты лишний. А он и обрадовался, поросёнок ленивый. Ушёл к себе и закрыл дверь.
Мы уже вытирали посуду и проветривали кухню, когда в свежей августовской темноте послышалась песня. Альт Руслановой задорно разливался в ночи. Но звук какой-то странный: вроде не магнитофон и не радио... Разве что очень старый приёмник с треском и свистом помех. Инза побледнела и захлопнула окно.
- Чего испугалась-то? Гуляет народ, - заметила Надя.
- Народ? Знала б ты... - немного задыхаясь, ответила Инза. Потом взяла себя в руки и добавила: - Боюсь, мама проснётся.
Но Оксана выхватила из трясущихся рук подруги полотенце и стеклянную салатную миску, силком усадила и потребовала:
- Да что тут у вас произошло? Ну-ка рассказывай.
- Ничего... пристали...
- Нет, ты расскажешь, - пошла в наступление тихоня Надежда.
Инза вдруг рассердилась:
- Идите да сами посмотрите.
Сжала пальцы в замок так, что побелели костяшки, и уселась подальше от окна. Сразу видно: рот не раскроет, с места не сдвинется. Надя осталась, а мы с Оксаной вышли из дому. Песня внезапно стихла.
- Странно, в деревне жить - и без собаки. Куда же их Уран подевался? Спросить постеснялась, вдруг кавказец погиб. Чего душу тогда бередить, - пробормотала Оксана, когда мы в свете фонаря над дверью двинулись к калитке. - Ещё я заметила, что решётки с окон сняты, в сарае стоят. Может, в связи с переездом.
Я промолчала и поёжилась: откуда-то потянуло стылой речной сыростью.
На улице - ночное безлюдье. Небо в роскошной звёздной россыпи. Такая тишина, что шорох гравия под кроссовками показался громким. Вдруг прямо над ухом сквозь скрежет радиопомех бодро грянул хор, а старушечий голос раздражённо прикрикнул: "Убавь звук, полуношник!" Мы чуть не подпрыгнули от неожиданности. Огляделись.
- Такое бывает, - дрожа и растирая шею руками, сказала Оксана. - Наша дача за много километров от железной дороги, но в ясную погоду иногда слышим, как составы по рельсам несутся... будто рядом.
Стало как-то не по себе, но я решилась:
- Давай по улице пройдёмся.
Мы зашагали в темноту. Лишь за одним забором подал голос пёс и загремел цепью, убегая в глубь двора. Похолодало настолько сильно, что мы, не сговариваясь, повернули назад.
Слева лязгнул засов калитки, и она распахнулась. Никого. В открытую створку виден дом: свет из мансардного зарешёченного окна, глухие ставни на окнах. Вдруг решётка и ставни задёргались и застучали, будто невидимые руки пытались их отодрать. В доме заголосила женщина, что-то с шумом упало. Матерно заругался мужской голос. Лопнуло стекло на веранде.
- Не пущу! Говорила тебе: сними ставенки, как все сделали! А ты... Вот и дождался, - вопила хозяйка. - Притянул нежить.
- Сейчас я эту нежить поймаю, - ярился мужчина. - В участок не пойду, сам поучу!
- Не смей! Мало тебе беды прошлогодней!
Возня, шум у двери, и через минуту перед нами возник обозлённый мужчина с топором в руке.
- А ну стой! - рявкнул он, хотя мы и так замерли от недоумения и испуга. - Повадились пакостить. Щас за всё ответите!
На веранде и во дворе вспыхнул свет. С крыльца закричала хозяйка, натягивая плащ поверх ночной рубашки:
- Чего на людей-то кидаешься, оглоед! Говорю тебе, нежить донимает.
Женщина подбежала к нам.
- Разуй буркалы да посмотри: ребята это, Санины гости.
Мужик с радостным облегчением продолжил ворчать, видно, был доволен: вместо сражения с "нежитью", которая запросто могла оказаться толпой пьяных хулиганов, - обмершие девчонки:
- Гости сидят в гостях, по улицам не шастают.
- Чо на дитёв набросился? Иди в дом да завтра обдери всё с окон, - велела хозяйка и обратилась к нам: - Вы уж не обижайтесь: третью ночь не спим, измучилися... Да и на што нужны загородки эти? Ни краж, ни хулиганства сроду не было... Пока нежить шалить не начала. Сане-то про моего не говорите. Она нервная, и мой такой же. Всю жисть друг друга цепляют.
- А кто это - нежить? - вышла из оцепенения Оксана.
- Нечего ночью лишнее болтать, - женщина плотнее запахнула полы плаща, - ступайте к Сане и утречком её поспрошайте. Идите, идите...
Нас явно прогоняли. И тут откуда-то сверху, будто с неба, пронёсся утробный вой. Потом раздалось: "Цыть, поганец, погибели на тебя нету!" Звук удара обо что-то деревянное. Грохот рассыпающейся поленницы. Обиженное мявканье. Мы с хозяевами потревоженного дома со страхом огляделись. Холод превратился в настоящий мороз, в воздухе даже закружились снежинки. Женщина потянула мужа к калитке, а мы рванули к тёплому гостеприимному дому, из которого вышли по великой глупости. И чего нам понадобилось на улице? Понеслись так, будто хотели побить рекорд области. Сердце гулко стучало в груди, а возле рта колыхалось облачко пара. Потом стало жарко, по спине потекли струйки пота. Остановились и отдышались.
- Мы, наверное, всю улицу пробежали... Возвращаться придётся... - пытаясь выровнять дыхание, сказала Оксана.
Впереди в лунном свете блестел забор Ахметшиных.
- Ничего подобного. Вон, прямо возле нас, дом. Скорее всего, очень далеко прошли по улице.
- Далеко? Смеёшься, что ли? Да я дома считала, чтобы не заблудиться в темноте. Шесть, не больше.
Я не без страха обернулась. Там, откуда мы сбежали, кружился снежный столб. Даже завывание метели послышалось. Первая мысль: всё чудится. Или сплю. Глянула на Оксану: подруга с раскрытым ртом наблюдала за внезапно наступившей зимой. В знойном августе. На трёх квадратных метрах деревенской улицы.
- Ну сколько шляться можно? Идите уже спать, - донеслось от Инзиного дома.
Надя стояла у калитки и звала нас. Она что, не замечает странного природного явления?
- Александрина Васильевна проснулась, хочет Антона за вами отправить. Беспокоится, - ворчала Надя. - Завтра нагуляетесь.
Вот уж нет. Хватит с нас таких прогулок. Мы переглянулись и ходко заторопились к спасительной калитке.
- Надь, ты ничего странного на улице не увидела? - поинтересовалась Оксана.
- Увидела, - совершенно спокойно ответила подруга. Мы напряглись, но девушка продолжила как ни в чём ни бывало: - Двух гулён, которым плевать на то, что все устали и хотят отдохнуть.
Инза еле растолкала нас в половине шестого. Мышцы ныли, как после интенсивной тренировки. На кухонном столе уже были готовы "подорожники" - так Александрина Васильевна вчера назвала сухой паёк для грибников.
- А где Антон? - спросила Надя.
- Мама сказала, что он не стал нас дожидаться и ушёл, едва рассвело. Будет ждать у бунеевской тропы.
- Какой ещё тропы? - удивилась Оксана.
- Это дорога к деревне Бунеево, там выработанный угольный отвал. Зарос весь, его уже в начале прошлого века забросили.
- Антоха знал про эту тропу? - снова поразилась Оксана. - Он же здесь впервые, как и мы.
- Может, мама рассказала. Она же не в курсе, что мы на остров собрались. Думает, в соснячке побродим.
- Надо бы у неё спросить...
- Не надо. В теплице сейчас с помидорами разговаривает. Переживает очень, что с хозяйством расстаёмся.
Серенькое линялое утро обрядило мир в богатые росы, которые уже стекали по заборам, отчего казалось, что доски плачут.
- Из-за нежити уехать решили? - спросила напрямик Оксана. - Колись, подруга. Мы сами вчера с такой чертовщиной столкнулись! Сейчас, правда, всё смешным совпадением кажется...
Инза вздрогнула. Под её чёрными татарскими глазами пролегли печальные полукружья.
- Потом расскажу, когда Антона найдём.
Прохладная утренняя влага наполняла лёгкие небывалой силой, птичий посвист отгонял печаль. Голенища резиновых сапог хлопали по икрам, как бы подстёгивая: "А ну, быстрее!" Мы спустились в низинку и заспешили по скользкой тропе. Она нырнула в густой кустарник и выбралась с другой стороны зарослей. Тут мы и увидели Антона. Он сидел на горбовике и сонно моргал глазами.
- Что за дела? - напустилась на него Оксана. - Почему нас не разбудил, один ушёл?
- И почему сюда притопал, договорились же на остров переправиться? - не осталась в стороне молчунья Надя.
Антон возмутился:
- Сижу, засонь дожидаюсь. А зачем на остров? Вон же сосняк, за ним лес на горе. Грибов навалом. Рыжики повылезли махонькие, с пятак.
Инза подошла к другу почти вплотную и спросила, глядя в затуманенные Антохины глаза:
- Ты откуда про эту тропу знаешь? Про сосняк и рыжики?
- Так старик привёл. Пойдём, сказал, покажу грибные места, - проговорил Антон и сам озадачился. Нахмурился, будто попытался что-то вспомнить.
- Какой старик? - выкрикнули мы с Надей разом.
- Ну... да вчерашний старик, которого на остановке встретили.
Занятно, - молвила Оксана. Сняла ветровку, бросила на траву и уселась. - Чем дальше, тем занятнее. Скажи нам, Антоха, где ты сегодня встретил вчерашнего старика.
Голос девушки был тихим, ласковым, но нам стало по-настоящему тошно. От того, что ответит друг, зависело многое. В частности, мнение о собственной вменяемости.
- Не... не помню. Приснился, наверное. Точно, приснился. Наверное, я вчера за столом услышал про эту тропу...
Все с облегчением вздохнули. Но дотошная Оксана переключилась на Инзу:
- Твоя очередь. Что у вас творится? Голоса из ниоткуда... Зима посреди лета. И где ваш Уран?
Инза начала спокойно объяснять, видно, приготовилась к разговору:
- Я же вечером начала рассказывать, да вы слушать не захотели. Варьгино плохим местом стало, нечистым. Будто кто-то захотел выжить народ из деревни. Многие так и сделали: собрали вещи, продали дома, да и подались кто в город, кто в райцентр. Хотя, с другой стороны, у нас спокойно. Ни краж с разбоем, ни пьяных дебошей. Зато нежить бесчинствует. Заметили, что собак мало? Так вот, перед тем, как кому-то умереть или заболеть тяжело, пропадает со двора собака. Весной наш Уран исчез. И мама испугалась за меня. Голоса слышали? Так всегда какая-нибудь напасть начинается: то пожар, то наводнение. Если не у нас, так в соседнем районе.
У меня прямо язык зачесался, видно, поэтому и ляпнула то, во что сама никогда не верила:
- Это покойники с затопленных кладбищ... Их земле предали, а оказались под водой... Вот и беспокоят живых.
- Все варьгинцы так думают, - тихо сказала Инза, - оттого и съезжают двор за двором.
- Ну вас, - подскочил совершенно проснувшийся Антон. - Достали своими страшилками. Меня вот что заботит: наша поездка за белыми сорвалась? И зимой на супчик никто не пригласит?
- Почему же? - задумчиво протянула Оксана. - Кто струсил, пусть остаётся. Инза, как пройти к берегу?
- Здесь недалеко, - ответила подруга.
И мы зашагали за ней. Утренняя дымка растаяла под солнечными лучами, подул ветер. Какие могли быть страхи в ясный августовский день? В тёплых объятиях небес влажно дышала земля, кружил голову терпкий запах сочной зелени. Вся прелесть зрелого лета словно говорила: этот мир - для людей.
Однако нам ещё предстояло натерпеться настоящего ужаса...
Мы едва поместились в лодке, Антон оттолкнулся шестом, а потом заработал вёслами. С берега вода искрилась синевой, а за бортом оказалась бурой. На волнах покачивались целые островки древесной коры. Оно и понятно: рядом лесозавод.
- На дне много брёвен, - сказала Инза, заметив, что я пальцами борозжу волну. - Оттого вода тёмной кажется. Всё собираются ложе водохранилища почистить, да никак начать не могут.
И правда, на полпути к острову стали видны скопления брёвен на дне. Вдруг мне показалось, что между покрытыми илом стволами мелькнуло что-то белое. Человеческая рука... Кому-то холодно и одиноко в глубине. Машет, будто зовёт... Сейчас... сейчас... уже иду...
В шею впилась удавка. Это Надя дёрнула меня за ворот:
- Сдурела? Чуть за борт не вывалилась...
- Там рука... человеческая... - еле выговорила я.
Антон захохотал и ещё веселее замахал вёслами.
- Мусора на дне много, - повторила Инза, не глядя мне в глаза. - Приблазнится всё, что угодно.
Я проигнорировала насмешливые взгляды друзей. Да они просто храбрятся друг перед другом.
Остров встретил нас раскатами птичьего хора. Вытащили на песчаную отмель лодку, вскарабкались на взгорок и с визгом бросились в чащу. Когда я увидела красно-коричневые шляпки, то поняла Инзину маму, которая разговаривала с помидорами. Свою первую находку, тяжело уместившуюся в ладони, пузатенькую, с шикарной шляпкой набекрень, я прижала к щеке и долго дышала и не могла надышаться острым и сытным грибным духом. Пот лил ручьями, досаждали комариные тучи, но мы всё-таки набрали чуть ли не полный горбовик. Ополоснули зудевшие лица и руки, сели перекусить на берегу.
- Лепота, - вполне серьёзно сказал Антон, взял капустный пирожок размером почти с городской батон и отломил кусок.
И точно: давно не было такого счастливого покоя, тихого, умиротворённого восторга, как в этот полуденный час. Однако над Варьгинским берегом заметались, тревожно крича, стайки птиц. Сразу вспомнилось, что вечером нас ждёт утомительная дорога в город. А через миг вообще пожалели, что заявились сюда.
На противоположном берегу из песчаного обрыва вырос гигантский пыльный столб. Задрожал, перекосился и обернулся крестом. Небо над деревней налилось воспалённым багрянцем, а солнце вдруг заструило чёрные лучи. Глухо, как из-под земли, зазвучал колокольный звон.
-Кто-то умер? - спросил Антон.
Мы уставились на весь этот ужас, а Инза прижала ко рту ладони и провыла:
И в ту же минуту мираж пропал. Мы оторопело притихли.
-Да... чего только не привидится, - пробормотал Антон, помолчал и неуверенно спросил: - Ну, мы возвращаемся или как?
- Или как - это здесь остаёмся? С грибами и комарами? Вы как хотите, а мне домой нужно, - заявила решительная Оксана.
Мы собрались и загрузились в лодку.
Антон бодро налегал на вёсла, огибая обрывистую часть суши перед лодочной пристанью. Вдруг рыжеватый высокий склон как будто задымился. Посыпались камешки, послышался глухой шум. Словно все когда-либо погребённые в этих местах рванулись из песчаных и подводных могил. Берег ухнул и осел в воду. В борт ударила волна, лодка подпрыгнула так, что у нас лязгнули зубы. Кто-то завопил. Может быть, я. Мелькнула мысль, что сейчас перевернёмся и белые покойничьи руки утянут нас на илистое дно. Что-то с немалой силой садануло в корму, но бледный до синевы Антон лихорадочно заработал вёслами, и судёнышко, подскакивая на волне, сумело уйти из опасной зоны. Когда Инза прицепила лодку, чуть не утопив ключ в прибрежном иле, по-щенячьи тоненько заплакала храбрая и отчаянная Оксана.
- Ну что ты? - обняла её Надя. - Всё позади. Живы-здоровы и с грибами.
- Мне обидно... почему это с нами случилось. С самого начала... будто кто-то... прогнать отсюда хотел. Мы-то в чём виноваты?..
- Да ни в чём. Нежить местная накуролесила. Завтра уедем и забудем, - тихо сказала Надя.
- Живой оказалась нежить-то, - в тон ей пробормотал Антон.
Я посмотрела на Инзу, которая удручённо разглядывала смесь песка и щебня под ногами. На Антона-спасителя, который стаскивал изодранные кожаные перчатки. И решилась высказаться против всех:
- С чего вы решили, что нежить отсюда гонит человека? Взять решётки на окнах - может, она протестует, что народ отгородился от мира? Вроде не по-людски это. Или что она против нас ополчилась? А если, наоборот, помогает? Предупреждает? Вот чудной старичок с остановки сонного Антона в противоположную сторону увёл. Не хотел, видно, чтобы мы на остров поплыли и в опасности оказались. Ещё рука в воде... Может, это сигнал был, чтобы назад повернули? А крест? Вы же сами видели... Или вот ты, Инза, сказала, что перед всякими несчастьями...
Я набрала побольше воздуха в грудь, чтобы продолжить митинг в защиту нежити. Но грянул хохот. Заливались все, кто чудом не стал потерпевшим. Антон даже на корточки присел и руками в землю упёрся, чтобы не свалиться от смеха. Я разозлилась и топнула ногой, отчего во все стороны полетели грязные брызги.
- Вот... погляди на себя... - Надя, хватаясь за живот, вытащила из внутреннего кармана ветровки зеркальце и протянула мне.
Ничего себе... Всё лицо в бурых разводах. А в волосах застряла тина.
Вечером, дожидаясь автобуса, мы беспокойно оглядывались. Казалось, забыли что-то или потеряли. Когда ПАЗик тронулся, я высунулась в окно. На удалявшейся остановке рядом с Инзой и Александриной Васильевной стоял старый знакомый - спиной к нам и лицом к деревне. Подруга с мамой махали отъезжающим, а дедок - варьгинской улице. Так вот что тревожило: мы по-человечески не попрощались с Варьгино. А ещё точнее - напрочь забыли о старинном обряде. Всю обратную дорогу автобус поливали дождевые струи. Мы ехали домой с таким ощущением, что ещё не раз вернёмся. Не получится забыть причастность к прошлому и настоящему, зримому и духовному - будто всё в узелок завязалось. Отныне будем чувствовать себя крещёнными красотой, водами и легендами этих чудных мест.