Сказать, что я удивился, было бы равнозначно молчанию, а начинать с чего-то надо.
Итак, у меня есть глаза, которые никогда не врут. Родители дали гарантию качества, потому что у них были такие же. "Посмотри мне в глаза", - говорила мама, когда я пытался обвести её вокруг пальца. Я смотрел - и правдивые глаза выдавали меня с потрохами.
Голова у меня также в порядке - проверено школой и институтом, врачами и начальством. Варит она отлично, жарит во всю прыть и печется об окружающих. "У тебя голова на плечах есть, - печально говорит мой шеф, будто у него её нету, - поэтому выручай. Мне некого больше послать". И посылает не только на все четыре стороны, но и в самый ад - мне после жарки привычно.
А ещё у меня есть фотоаппарат, довольно хороший цифровик, который достался мне на шару. Сел я раз на скамейку в парке, а он рядом лежит. С тех пор мы неразлучны - владелец не объявился ни в тот субботний вечер, ни после, а по имеющимся снимкам вычислить его не представлялось возможным.
В тот же день я наклацал вдоволь девчачьих коленок и высоких каблуков, желтых листьев и фасадов ветхих зданий. Наутро я любовался фототрофеями на компьютере - желтизна деревьев и стройность ножек кружила голову, а каблуки и здания поражали высотой.
"У меня, конечно, талант, - подумал я, - но и фотик просто адский".
Я щелкал ежедневно, наматывал километры по городскому долгострою, трущобам и подворотням, облагораживая их, превращая в готические замки, средневековые укрепления и лабиринты. Ничтожные попрошайки на моих фотоснимках выглядели лихими пиратами, а в облике новых и старых хозяев жизни читалось нечто рыцарское и аристократическое.
Её я повстречал в суши-баре - лениво хлебая суп из морепродуктов, она сидела напротив. В ожидании ролла с лакедрой, я пощипывал её правдивым скучным взглядом. Она была сама серость. Дорогая одежда и украшения ничуть не красили её, тени и недоеденная помада явно предназначались для более выразительного лица.
От нечего делать я сфотографировал её на фоне официантки с подносом и подпиравшего стену безоружного самурая. Она уронила ложку, приоткрыла узкогубый рот, но не решилась выпустить слова на волю, ограничившись унылой улыбкой.
Представьте, каково было мое удивление, когда на следующий день я увидел снимок стильной девицы с вызывающе томным взглядом и необычными чертами, каждая из которых играла важную роль в лицевой пьесе. Правильно наложенная косметика, цвет румян и помады, тени, визуально увеличивавшие разрез глаз. А ещё разрез платья, из которого дразнилась припорошенная золотом грудь.
Она не была красивой, нет, но это изображение крайне диссонировало с увиденным вчера. Серая мышь стала мышью высокого полета, в которую я, кажется, влюбился.
Я слишком доверял своим глазам и дружил с собственным рассудком, чтобы бросаться на поиски этой девушки. Наверняка в реальности ей по-прежнему недоставало изюма, как и всем тем, кто попадал в мой кадр. Лишь благодаря странному фотоаппарату - а вовсе не моему мастерству - люди выглядели лучше, преображались строения, места и предметы.
Из трясины раздумий меня вытащил дядя Бибик. Вместо того чтобы позвонить, он загрохотал конечностями в дверь.
- Родной, выручай! - крикнул он. - Ты меня отлично сфоткал, офис до сих пор на ушах. Теперь нужно помочь этому человеку. Он будущая звезда.
С дядей Бибиком произошла аналогичная история: на фотографиях он вышел куда лучше, чем в жизни. Необъяснимым образом его профиль стал величественнее, щеки - более румяными, и даже на лысеющей голове прибавилось волос. Сейчас же он выглядел хуже не придумаешь - лысина забралась на самую макушку, лицо осунулось, а под глазами завелись синяки.
- Мне для портфолио, - сказал будущая звезда, стягивая футболку.
Дряблая кожа стянула его куриную грудь, сутулость и жирные бока ничуть не украшали молодого человека.
Я так и не понял, какой сферы или какого неба он звезда, но спросить поленился. А потом вообще забыл. На экране постпросмотра были фотографии Аполлона, в то время как парень стал ещё более жалок, постарел и ссутулился.
- Ну ты даешь, племяш! - гаркнул мне в ухо дядя Бибик. - Волшебник, мля!
Звезда ушел подурневшим, но довольным, а я вновь посмотрел на фото красавицы из суши-бара. Если фотик забирает частицу красоты, то она стала ещё хуже, следовательно, не о какой любви не может быть и речи.
В дверь позвонили. Это были соседи Лупандины, детей которых я снимал на прошлой неделе.
- Между прочим, - злобно сказала мамаша, - после ваших фотографий мы все болеем.
Она вытолкнула вперед двух девочек, на которых было страшно смотреть - их лица были сплошь в струпьях, а ручки скрючились как корни. Я отшатнулся в ужасе, и честные глаза выдали мою вину.
- А вот я тебе голову откручу, - сказал папаша Лупандин, показывая руки, которыми будет проводиться операция.
- Мне очень жаль, - мои слова продрались через ком в горле, - но вы ошибаетесь. Я не тот, кто вам нужен. Сходите в больницу.
Я захлопнул дверь перед их багровыми лицами со страшными глазами и челюстями - через миг в неё ударили ногой, ещё раз, папаша выругался и шаги удалились.
Облегченно выдохнув, я переместился к компьютеру со стильной девушкой на экране. Голова все ещё была на плечах, поэтому её посетила интересная мысль. Я взял чудесный фотоаппарат и сфотографировал фотографию.
Из окна постпросмотра на меня взирало нечто ослепительное.
На эту страшную красоту было невозможно смотреть, поэтому я перевел взгляд на компьютер. Изображение на мониторе было блеклой тенью нового снимка: заурядная девушка с ложкой, дурнушка-официантка и самурай-недомерок.
Пора было кончать со всем этим - я оделся и побежал в парк.
На улице было зябко, мокрый ветер гнал листья и людей вниз по улице. Очень скоро я оказался возле той самой скамейки. Она была пуста, только ветки колдовали сверху. Когда я положил на неё фотоаппарат, с противоположной скамейки донеслось ржание. Студенты жадно высасывали из бутылок пиво, закусывая лохматым кальмаром. Я отошел на пару шагов, и наблюдатели снова взорвались смехом.
На душе было легко и уныло. Я шел по голой аллее, а по сторонам шелестела коричневая листва. Впереди краснели иероглифы суши-бара - нащупав в кармане кошелек, я двинулся туда.
Она сидела за тем же столиком, серая и скучная, как в прошлый раз.
Поймав мой честный взгляд, она робко улыбнулась. Я улыбнулся в ответ и принялся листать меню.