Лысенко Сергей Сергеевич : другие произведения.

Самый Лысый

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Истории о Самом Лысом и его друзьях - Несамом, трамвае и самолете. При участии Милорада Павича, Кризиса, Онотоле, Лунного Деда, банков и ящериков.

САМЫЙ ЛЫСЫЙ

  
   - Пятерка? Ты пятерка?.. А идешь как восьмерка...
   Так говорил он.
   Кто?
   Что? Где? Когда?
   Я нахожу себя в трамвае. Вот этот урод, забился в угол, руки цепляются за поручни.
   Труба зовет.
   Куда? Разве сейчас мой выход?
   Передо мной сцена. Там прыгают. Зайчики. Солнечные. Я слепну во все глаза. Шатаюсь. Лево руля, право руля. Куда? В меня плюются звуком. Вовсю.
   Гул. Он врывается в голову. Слишком мягкий череп. Тряпка тряпкой.
   Я - тряпка?
   Меня рвет изнутри. Разрывает. В. Клочья.
  
   Давно это было.
   Трамваи. Они ещё ходили своим ходом. Такие молодые. Ни одной морщины.
   Он ходил внутри.
   Кто?
   Самый Лысый.
   У него хватало волос. Он носил целую связку на голове. Пользовался заколками и резинками.
   Резинками.
   Когда Самый Лысый говорил, они вылезали изо рта. Пахли. Мятой. Лимоном. Дыней.
   О чем он говорил?
   Слушали его или нет? Ведь он не был премьером или контроллером.
   А может, был?
   Билборды показывали его сосредоточенное лицо.
   "Страна нуждается в армии любовников"
   Так писалось на щитах. Мечи никто не подписывал.
  
   Трамвай всегда подбирал меня по пути на работу.
   Я работал?
   Очень может быть. Работать тогда было престижно.
   - Ты работаешь? - спрашивали прохожие. Они ходили по улицам без дела. Своим ходом.
   - Почему нет, - говорил я. - Мне бывает скучно.
   - Вау! Супер! Круто! - говорили они. И шли дальше.
   А трамвай подбирал меня, он знал, что я немного спешу.
   Немного.
   Спешу?
   - Куда ты спешишь? - спрашивал Самый Лысый.
   Он незаметно подсаживался рядом. Прижимался ко мне. Как принято в трамваях.
   - На работу, - говорил я.
   - Ух ты, - говорил Самый Лысый.
   Ему было фиолетово. Не уверен, что ему доводилось работать.
  
   - Стран много, - рассказывал Самый Лысый. - О некоторых так забывают, что не рисуют на картах.
   Однажды он ехал в трамвае.
   Трамвай звенел себе вперед. Скрипел и хлопал дверьми. По сторонам.
   А Самый Лысый шагал солдатиком. Туда-сюда. Туда. Сюда.
   Его походка возбуждала.
   Пассажиры менялись на глазах. Глаза становились все шире, все больше, все глубже.
   На одной остановке человеческая волна накрыла трамвай.
   Капли оказались внутри.
   Самый Лысый ни разу не видел таких людей.
   Людей?
   Глазастики. Везде были глаза. Зрачки. Веки. Ресницы.
   Самый Лысый крутанулся настолько сильно, что случайно заколол нескольких.
   Он извинился, но пассажиры не поняли его языка.
   Они только подмигнули: глаз за глаз.
   Самому Лысому пришлось отдать им свои глаза.
   Бедняга.
   Он ослеп не по-детски. Только дома он вернул себе зрение специальными упражнениями, накачав глазные мышцы.
   Но пока он находился в стране, которую забыли поместить на карту.
   Глазия.
   Глазастики называли её так. Они показывали Самому Лысому достопримечательности, но он не видел ни черта.
   Глазия.
   Судя по звукам и запахам, она была прекрасна.
   Глазия
   Жгучие черные очи окружали его, взгляды могли разбить сердце любому.
  
   "Качайте глазные мышцы", - говорил телевизор.
   Реклама изображала Самого Лысого с бицепсами и трицепсами из глаз.
   "Страну спасет новая точка зрения".
   Новая.
   Точка.
   - Дайте мне точку зрения, - говорил Самый Лысый, - и я увижу весь мир.
   Самый Лысый мечтал об этом.
  
   Есть такие большие страны, что они просто не помещаются на картах.
   Например, Сатурния.
   Самый Лысый видел её на небе. Мираж.
   Однажды трамвай ехал через пустыню. Он заблудился.
   Было жарко и пыльно. Жутко хотелось воды.
   Потом появились кольца.
   Золотые.
   Огромные как Солнце.
   Они горели огнем.
   Из них выскочили олимпийцы. Спортсмены. Черные.
   Люди?
   Они изображали из себя львов, но их гривы были выбриты до синевы. От блестящих макушек веяло тьмой.
   Они представились, сказали, что из Сатурнии.
   Самый Лысый назвал свою страну.
   Спортсмены не знали такой. Видно, она такой маленькой, что её поленились изобразить на их картах.
   Сатурнию не изобразили по другой причине - она просто не влезла.
   Таким образом, две замечательные страны ничего не знали друг о друге.
   Ничего.
   Нужно было исправлять ситуацию.
   Самый Лысый отдал сатурнийцам свои волосы, которые пахли родиной.
   Взамен он получил по лысине ваксовым блеском.
   Он поклялся, что вернется с новой картой.
   Позже он двинулся с трамваем назад. Следом за ними пошел снег.
   В пустыне.
  
   "Маленькую страну проще прокормить, - говорило радио голосом Самого Лысого. - Давайте уменьшим её".
   На самом деле он хотел одного - чтобы Сатурния поместилась на карте.
   Хотеть не вредно.
   Страна - не какой-нибудь огород. Кусок которого можно отдать соседу.
   Страну принято беречь смолоду. От корки до корки. Всю территорию.
   Сражаться за каждый камушек или кустик. Если найдется с кем.
   Самому Лысому втолковывали это до потери пульса.
   Но...
   Но Самый Лысый был непробиваем. Как вратарь.
   Он сам считался на раз-два-три - толкователем.
  
   Меня выталкивают на сцену. Все те, кто ехали в трамвае. У них больше рук, больше силы.
   Пятерка скрывается за кулисами, оставляя меня публике.
   На растерзание.
   Вокруг раззявленные пасти, раскоряченные когти и хвосты. Зал зеленый, словно футбольное поле.
   Кто эти существа? Я видел их по телевизору? Видел во сне? В гробу?
   Чудовища недовольно пофыркивают, они рыкают зрелища.
   Потом потребуют хлеба.
   Я знаю таких. И растаких.
   Откуда мне известно все на свете?
   Чем набита моя голова?
   Это ящерики. Я определяю их по ацетоновому запаху изо рта и ряске на деснах.
   Они командуют парадом, которым наращивают силы марионеточной сцены.
   Сцены.
   На ней светло и тепло на душе.
   Под ногами самая твердь земли.
   По сторонам кружится танец. Какие-то люди. Лысые. Лица смазываются на скорости. Их не отличишь друг от друга.
   Меня обдает всеобщим негодованием.
   Нужно начинать.
   - Глазия, - говорю я.
  
   Самый Лысый не видел её в профиль и анфас.
   А жаль.
   Холмистая местность обнажалась со всех сторон, не зная об его слепоте.
   Солнце ласкало Глазию мягким светом.
   И она раскрывала все свои карты.
   Раскрывала лесные объятия и потаенные пещеры.
   Но Самому Лысому было лилово.
   Он мог только слушать и щупать. Пока не уставали раковины и щупальца.
   Тогда Самый Лысый закутывался в собственные волосы до утра.
   И отключался.
   Глазастики подсматривали его сон из-за угла.
   Его сон.
   В Глазии он сочился чудовищностью.
   Самому Лысому снился трамвай номер 5 со змеиным хвостом и женской головой.
   То есть все лицо было измазано косметикой и обрамлено кудрями.
   Эта женщина. Эта змея. Этот трамвай говорил мало.
   Например: "Типо-графия!"
   Кошки, которые могли бы уничтожить чудовище, прятались по будкам.
   Слова звучали слишком ужасно для них.
   Самый Лысый бежал по трамвайным путям.
   Но не от трамвая, а следом за ним.
   Змеиный хвост щекотал его ноздри, поэтому Самый Лысый чихал на все.
   Он чихал на кошек, а те кидались на него.
   Камнями.
   Рычали, что он грешник с ног до головы.
   Самый Лысый говорил, что ищет клад. Говорил, что большой артист. Говорил, говорил...
   А затем просыпался.
  
   Глазия.
   Она умывала Самого Лысого дождями.
   Чистила зубы снежками, расчесывала ветром.
   Она валила на него деревья, обрушивала балконы.
   Лишь бы сделать ему приятно.
   Глазия. Она любила Самого Лысого.
   Он отвечал тем же.
   Украшал страну бумажками и пустыми бутылками.
   Выпивал всю лишнюю воду из кранов.
   Освобождал ветки и прилавки, предотвращая разные поломки.
   Глазастики не всегда были им довольны, но всем не угодишь.
   По большому счету Самому Лысому жилось хорошо.
   Даже без глаз.
   Но однажды он случайно наткнулся на дорогу домой.
   Нащупал трамвайные пути. Лизнул и попробовал на зуб.
   Он просидел там сто лет, пока не послышался звон Пятерки.
   Трамвай номер 5, он подобрал Самого Лысого.
   И повез на родину.
  
   Он выкатывается со звоном на сцену.
   Трамвай номер 5.
   Специально для него всюду раскиданы рельсы.
   Трамвай благодарно блестит, желтеет и краснеет. Это его цвета.
   Трамвай - любимчик зрителей. Они готовы развинтить его на сувенирные гайки. Они питаются его игрой. Никогда не наедаются, ей всегда мало.
   Вот одна зеленая девица с бретельками. Грудь торчит во все стороны. Спина покрыта татуировками. Она предлагает трамваю родить ребенка.
   У другой ноги растут из ног. Она расставляет их тут и там. Словно точки над i. Целая армия ног, они растопчут любого врага.
   У третьего такие мощные линзы в очках, что он испепелит каждого, кто попрет против трамвая.
   Трамвай начинает материться, из его рта лезут жабы и змеи. Он прыгает кузнечиком и обзывает всех суками. Даже кобелей. Те ржут как лошади. Визжат как свиньи:
   - Мы тебя переедим на хрен!
   - Ящерики! - кричит он. - Собаку вам в рот! Один-один-один!
   Спектакль превращается в цирк без дрессировщиков. Звери кусают клоунов.
   - Я встречался с одним самолетом, - говорит трамвай, - Он обгонит ваш звездолет с завязанными глазами!
   Ящерики рычат и рвутся на сцену. А внутри трамвая хохочет Самый Лысый.
  
   Однажды в небе убили самолет.
   Все копошились внизу, никто не додумался поднять голову с земли.
   С Земли.
   Кроме Самого Лысого.
   Услышав вопль двигателей, Самый Лысый вышвырнул свою голову из трамвая.
   Голову.
   На ней уже были новые глаза, выращенные по возвращении из Глазии.
   Куда мощнее старых.
   Самый Лысый похлопал ими. И увидел.
   Увидел, как из сопел самолета пошли кровавые струи.
   Увидел убийцу, который пытался спрятаться в тучах.
   Он убегал, сверкая пятками на Солнце.
   Самый Лысый запомнил этот блеск.
   Тогда самолеты летали настолько высоко, что казались мушками.
   И вот одна мушка так и осталась лежать на небе.
   А другая присела на тучу.
   Она решила, что убийство сойдет ей с рук.
   Но Самый Лысый вытащил из трамвая мухобойку.
   Он размахнулся во весь рост - и прихлопнул мушку насмерть.
   Дал ей сдачи.
   Потому что убивать самолеты нельзя!
   Возможно, самолет вез президента или киноактера.
   Кто знает.
   Или просто хороших пассажиров, среди которых не было ни одного террориста.
   Все может быть.
   Убивать самолеты нельзя.
   Спросите у Самого Лысого.
  
   Самый Лысый.
   Он умел отвечать на вопросы.
   Это случилось, когда я ехал на отдых.
   В Костнию и Рыболовию.
   Эта страна секунду назад образовалась на карте.
   На Балканах не уследишь за появлением новых стран.
   Самый Лысый сказал, что это вовсе не конец.
   Сказал, что вскоре Рыболовия отделится от Костнии.
   Рыболовия наполнена сербами и албанцами, рыбами и рыбаками.
   Рыбаки - это боснийцы или черногорцы.
   А может быть, венгры.
   С каждым днем делить рыбу все сложнее.
   Поэтому я должен спешить.
   Иначе не найду места на берегу.
   Моя голова будет лежать в Костнии, а ноги в Рыболовии.
   Мало хорошего.
   Я спросил, где ляжет он.
   Где поставит трамвай?
   Мой вопрос попал прямо в темечко.
   Самый Лысый задумался, и трамвай задумался вместе с ним.
   А я открыл новый роман Милорада Павича.
   И читал его в тишине всю дорогу.
   Если бы я только знал.
   Если бы я только знал, что мой вопрос приведет к аварии.
   Трамвай задумался до самой глубины - и споткнулся.
   Споткнулся.
   Он сошел с рельс. За окнами чернела и высилась Черногория.
   - Эврика! - завопил Самый Лысый.
   Мне показалось, что он увидел старую знакомую.
   Имя звучало красиво.
   Однако он нашел ответ на мой вопрос.
   Наконец-то.
   Самый Лысый сказал, что он ляжет здесь. Рядом с трамваем.
   Пока я буду загорать и бултыхаться в Костнии и Рыболовии.
   Ловить там рыбу и выковыривать из неё кости.
   Хорошо придумал.
  
   Я вывалился из трамвая, осмотрелся и направился вперед.
   Солнце находилось с другой стороны Земли, а звезд было слишком много, чтобы ориентироваться по ним.
   Я шел вперед, но вскоре опять увидел трамвай.
   Получилось, что я намотал круг. Правая нога загребала сильнее остальных.
   Внутри трамвая храпел Самый Лысый. Храп мог поднять любого.
   Я снова двинулся в путь, на этот раз влево.
   Однако через пару шагов наткнулся животом на ствол.
   Это было ружье Милорада Павича.
   На его голове красовалась шляпа из рыбьей чешуи, а на большом пальце ноги - женское кольцо.
   - Демоны разговаривают с нами через храп, - сказал Павич.
   А я думал, что это скрип усталого сердца.
   - Этот храп слышно в трех государствах. Кто его владелец?
   Я переложил в ухо Павича историю Самого Лысого.
   - Если посадить на голову жирного медведя, он задержит рост лысины, - сказал Павич.
   Вот зачем Павичу ружье.
   - Возможно, - сказал он. - Я снял ружье со стены, услышав голос демона.
   Не собирается ли он пускать оружие в ход, а Самого Лысого - в расход?
   Павич улыбнулся полумесяцем, осветив пальму в бархатцах.
   - Символ Черногории, - пояснил Павич.
   Бархатистые оранжевые цветки зажглись как светильники.
   - Но я иду в Костнию и Рыболовию.
   По горечи на лице Павича я понял, что стране пришел конец.
   Мы ехали слишком долго.
   - Это её тысяча первая ночь, - сказал Павич, указав на пальму. - Несколько лет назад ракетчик Матея Иванкович привлек своим храпом натовского суккуба. Пальма выросла из человеческой косточки.
   Мои глаза начали сочиться сном.
   - Я всегда сплю на ней, когда иду на пляж в Сутоморе.
   Павич нагнул пальму так, чтобы она превратилась в кровать. Я лег сверху, и бархатцы укрыли меня.
   Утром черногорская пальма сбросила меня на землю.
   Под ноги Самого Лысого.
   Он обзавелся дырой в груди и шляпой из рыбьей чешуи.
   - Костнии и Рыболовии больше нет, - сказал он.
  
   На сцене гость из Костнии и Рыболовии. Такая страна.
   Я знаю её. Я наполнен знаниями, как Онотоле... Но разве я бывал в ней? Разве мы знакомы?
   - Очень приятно, - говорит Самый Лысый.
   Он залез в самое ухо. Он и есть мое ухо. Пьет пиво весь вечер. Или пиво пьет его. Булькает между перепонок, потом бьет в голову. Удар, ещё удар.
   - Ящерики, - кричит трамвай. - Этот костниец порвет вам щеки.
   Кто-то вырывается на сцену. Он не добегает, падает... Снайпер?
   Не беда - у толпы есть, чем бросаться. В трамвай летят кроссовки и мобильники.
   - Онототе проклинает унылое говно! - орет он. - Один-один-один!
   Гость из Костнии и Рыболовии, о нем забыли, потому что его нет на картах. Его нет в Интернете или в паспортном столе. Его нет на Земле... Матея Иванкович, отец черногорской пальмы... Что он забыл здесь?
   - Герои бессмертны, - говорит Самый Лысый.
   Матея Иванкович. Его голос громче шума дождя.
  
   Однажды дождь полился на Самого Лысого.
   Бомбил его весь день.
   Капли взрывались на лысине, брызгали во все стороны.
   Приятного мало.
   А вокруг Самого Лысого шатался я.
   Вода попадала в наши рты и глаза.
   Мутная. Грязная.
   Мы плевались на чем свет стоит.
   Не могли глазеть и болтать в свое удовольствие.
   Природа дала где-то сбой.
   - Это не сбой, - говорил Самый Лысый, собирая лбом капли, - это Туча.
   Именно так - с большой буквы.
   Мы поднимали головы - вверху было черным-черно.
   Даже днем над душой стояла тьма.
   Бездонная как сон.
   Черная как зубы.
   Туча. Она лила на нас грязь.
   Грязь хрустела на зубах и забивала глаза.
   - Я проиграл ей в карты, - рассказывал Самый Лысый. - И теперь должен ей жизнь. Должен представление Должен...
   Я мог помочь ему.
   Самому Лысому, самому-самому.
   - Если бы на картах были Глазия и Сатурния. Или Костния с Рыболовией. Туча пролетела бы. Куда-то в Россию.
   А так она разверзлась дождем. На голову Самого Лысого.
   Будь у него волосы, он принял бы весь дождь на себя.
   Самый Лысый сумел отрастить себе глаза, но не шевелюру.
   - Перестань, Туча, прекрати, - сказал я. - Будет тебе представление.
   - Теперь и ты мой должник, - сказала Туча.
   - Договорились, - сказал я.
   Туча резко побелела и направилась в Россию.
   - До скорого, - попрощалась она.
   А мы сели думать. Оставалось только найти точку опоры.
  
   Мы нашли Пятерку в поле.
   Трамвай как-то отъехал на пенсию. И мы больше не виделись с ним.
   Он поселился в метафорической норе, куда мы и провалились.
   - Лучи поноса! - завопил он. - Один-один-один!
   Трамвай обитал тут, никого и ничего не трогая. Кроме романа Милорада Павича.
   - Я принес тебе завтрашний хлеб, - сказал Самый Лысый.
   Он залепил рот трамвая тестом.
   - Онотоле как бы следит, - сказал трамвай, прожевав. - Полижешь октаэдр? Семь-семь?
   Почему нет? Мы кивнули свысока, и трамвай вывалил на стол октаэдр.
   Он был холодным и кислым со всех сторон.
   Пятерке понравилось, нам - меньше, но мы практически не кривлялись.
   - Хорошо, - сказал трамвай, - приходите завтра. Это будет наш последний бой.
  
   Однажды Самый Лысый забаррикадировался в трамвае.
   Трамвай окружили милиционеры с матюгальниками и мигалками.
   Они были такими злыми, что разнесли ночь вдребезги.
   Они испортили народу сон.
   Сон стало противно смотреть во второй раз.
   Недовольные люди выкатились из постелей и окружили милиционеров по самые не хочу.
   - Тише! - громко кричали разбуженные. - Уйдите - и не мешайте нам. Лучше бы наловили бандитов.
   Менты заявили, что самый страшный бандит сидит в трамвае.
   Они имели в виду Самого Лысого.
   Самого-самого.
   - Не может быть, - возразили люди. - Самый Лысый - никакой не бандит.
   Я был в первых рядах. Я повесился на шею капитана. Как медаль.
   - Не троньте его, - сказал я.
   - Мы должны, - сказал мент. - Потому что он стал преступником.
   - Что он сделал?
   - Подъем с переворотом.
   Плохо дело.
   Все случилось на Турнике. На главной улице города. Она настолько пешеходная, что оттуда выгнали Пятерку. Самый Лысый ходил туда один.
   На Турник.
   Тем вечером он разминался вовсю.
   Крутился словно бизнесмен.
   Подтягивал зевак до своего уровня.
   Все смотрели, как он зависает на Турнике.
   Но потом он поднял ноги слишком высоко. Подтянул живот к перекладине. И перевернулся.
   У него получился переворот.
   Переворот.
   Наблюдатели ахнули. Кто-то позвал ментов во всю глотку.
   Самому Лысому пришлось смываться.
   Бегал он быстрее некоторых. Знал проходные дворы, как пять пальцев об асфальт.
   Когда завизжала сирена, он уже прятался в трамвае.
   - Мы выкурим его оттуда, - грозился капитан.
   - Здесь не курят, - сказал трамвай. - Один-один!
   Он прикрывал Самого Лысого своей обнаженной грудью.
   - Сиськи, - пояснил он.
   Менты не умели бороться с такими. На любом ринге.
   Трамвай задержал атаку до неприличия.
   Пока в небе не появился самолет.
   Он подхватил Пятерку и улетел куда-то.
   В Сатурнию?
  
   Раньше Сатурния была маленькой.
   Она ничем не отличалась от других стран.
   Ходила себе в школу, дружила с подружками.
   Играла в куклы, прыгала через резинку.
   Резинка.
   С неё все и началось.
   Подружки подняли её чересчур высоко. Поэтому юбка Сатурнии взлетала до самого неба.
   Но дворе пахло акациями и рассольником.
   Вокруг мельтешили школьники.
   Но никто не смотрел на стройные ножки Сатурнии, одетые в стринги.
   Кроме перезрелого мужика в футболке "M.D. House".
   Он сидел на скамейке, закинув ногу за ногу.
   И гипнотизировал девочек.
   Когда зазвенел звонок, Сатурния поймала его взгляд.
   - Дядя, - сказала она, - куда это вы смотрите?
   Она поправила юбку и заслонилась портфелем.
   Улыбка растянулась между белых бантов.
   - На девочек смотреть низзя, - добавила она.
   Мужчина покраснел как школьник.
   - Скоро ты станешь большой, - шепнул он.
   - Я знаю.
   Сатурния выпрямилась, хоть ей и мешала тяжелая грудь.
   Дядя оценил, тяжело задышав в ответ.
   - Нет, ты станешь очень большой, - сказал он. - Очень-очень.
   Сатурния не поверила. Она убежала на урок.
   Но спустя год ей стало тесно в родном доме.
   Наступили не лучшие времена.
   Подружки перестали с ней дружить.
   Они прыгали через резинку, а Сатурния сидела в стороне. На корточках.
   - Ты подросла, - послышался голос.
   Из-за акации вынырнул тот самый мужчина. Он успел отрастить морщины и седые волосы.
   Сатурния расплакалась, школьников сдуло со двора.
   - Что мне делать? - спросила она.
   - Если сделаешь меня своим президентом, - сказал дядя, - я поведу тебя правильным курсом.
   Его звали Самолет.
   И у его сына выросли крылья.
  
   Я все ещё здесь. На сцене.
   Из моего рта вываливаются истории. Они катятся к зрителям.
   Ящерики проглатывают их, не разжевывая.
   Прекрасно сложенные крылья охватывает судорога.
   Дрожь удовольствия пробегает по залу.
   - Туча все видит, - напоминают мне.
   - Саранчу на ваши волосы! - отвечает трамвай, - Целую тучу! Один-один!
   В него тут же летят кресла, вырванные с корнями.
   Но трамваю все равно. Его корпусом можно колоть лед.
   - Туча! - повторяют ящерики. - Давай тучу!
   Где мне взять её?
   Я теряюсь в двух березах. В трех осинах. В четырех...
   Деревья продолжают вылетать из леса рук.
   И тогда на сцену выкатывается самолет. Он знает, что такое полеты.
   Во сне и наяву.
   В горе и в радости.
   - Это самолет из Сатурнии, - говорит Пятерка. - Он разбомбит вас историями.
   - Да, - начинает самолет, - я встречался с Тучей.
  
   Вряд ли на высоте любовь может быть счастливой.
   Самолет мог намного выше, а Туча уже не могла.
   Она и так едва добралась до Сатурнии.
   По дороге она растеряла почти всю влагу, поэтому остужать пыл Сатурнии уже было нечем.
   Будь на месте Сатурнии Андорра. Или хотя бы Костния.
   Наша Туча справилась бы.
   Но сейчас она не могла похвастаться ни размерами, ни темнотой.
   Она стала не больше самолета, высланного ей навстречу.
   Самолет не узнал её - он полетел дальше в поисках той, кто может намочить Сатурнию.
   - Уважаемый, - пискнула Туча, - где лежит ваша столица?
   Однако самолет уже махнул хвостом.
   Он искал Тучу наверху и за горизонтом, но тщетно. Только Солнце крутилось у его ног.
   А Туча плакала, становясь все меньше и меньше.
   Самолет тоже заревел, не выполнив поручения.
   Он сел передохнуть на пенек, не заметив, что там уже сидит Туча.
   - Горько, - сказала Туча.
   - Горько, - подтвердил самолет.
   Им ничего оставалось, как поцеловаться. Они совершили это с обоюдоострым желанием.
   - Ты знаешь, - сказал самолет, - я представлял тебя гораздо большей. Но теперь я понимаю, что главное - это размер души.
   - А я поняла, что счастье задыхается на большой высоте. Иногда стоит спуститься вниз.
   Они задумались, после чего опять поцеловались и проделали все то, от чего появляются дети.
   - Интересно, - сказал самолет, застегивая ремень, - наш малыш будет темненьким?
   - А будут ли у него крылышки? - сказала Туча, натягивая чулки.
   Они снова задумались, а затем отправились в небо.
   - Ни в коем случае не показывайся Сатурнии в таком виде, - посоветовал самолет.
   - Что же мне делать?
   - Отправляйся обратно, любимая, - сказал самолет. - Я буду прилетать к тебе. Мне хватит горючего.
   Так они и поступили.
   Много дней и ночей они тайно встречались на земле и на небе. Сатурния не догадывалась ни о чем.
   Пока не услышала плач ребенка.
   Это был сынок самолета и Тучи. Трамвай номер 5.
   Сатурния бросилась в погоню. Она схватила всех троих на Балканах, но самолет укусил её за руку.
   Внизу была Сербия и Черногория. Босния и Герцоговина. Костния и Рыболовия.
   Внизу сидел Милорад Павич.
   Он выстрелил так громко, что его ружье услышали во всех государствах.
   И Сатурния умчалась домой. Она забрала только свой самолет.
  
   Однажды отрицательные инопланетяне встретились с Самым Лысым.
   Сейчас они отрицают это.
   Но Туча тому свидетель.
   Инопланетяне увидели Самого Лысого в телевизоре.
   - Давайте расширим наши представления, - предлагал Самый Лысый.
   У него спрашивали, каким образом. На восток или на запад? Ввысь или вглубь? За счет чего или кого?
   - Представления не имею, - отвечал Самый Лысый.
   Отрицательный корабль ящериков плавал прямо под спутником, который посылал телевизионный сигнал.
   Поэтому инопланетяне посмотрели передачу раньше землян.
   Самый Лысый понравился инопланетянам, хотя те утверждали обратное.
   С таким они слетали бы на Луну и съездили за рубеж.
   Сходили бы в разведку.
   Ящерики выпрыгнули за борт корабля всей командой.
   И поплыли в невесомости. Они гребли брассом, а когда уставали - переворачивались на спину.
   Отрицательные инопланетяне сталкивались с метеоритами и радиацией, но все-таки достигли атмосферы.
   Когда Земля увеличилась, они открыли крылья и отрицательные парашюты.
   Их увидел Матея Иванкович, но ящерики быстро овладели зенитно-ракетным комплексом.
   Они спросили, где Самый Лысый, но Иванкович отрицал знакомство с ним.
   Ракетчик понравился отрицательным инопланетянам. Они попросились переночевать на черногорской пальме.
   На следующий день ящерики двинулись дальше. Ракетчик сидел у них за пазухой.
   - Мы вынуждены играть с людьми Земли, чтобы нарастить чипованный тоталитаризм, -говорили инопланетяне.
   Матея Иванкович сообщил, что на Земле играют в футбол, на компьютере и в карты.
   Но в футболе запрещены руки, необходимо поле и несколько десятков людей.
   Для игры на компьютере нужен компьютер.
   А для карт - нужны только карты. И четыре игрока.
   Ящерики пересчитали себя, пересчитали Иванковича. Недоставало двоих.
   - Милорад Павич разбирается даже в картах таро, - сказал ракетчик. - Однако он все ещё в Сутоморе.
   Отрицательным инопланетянам не хотелось идти обратно.
   И тогда сверху капнуло. Это была Туча.
   - Когда-то я играла в карты, - сказала она.
   - Мы овладеем тобой, если покажешь Самого Лысого, - предложили ящерики.
   Туча согласилась. Она потащила отрицательных инопланетян на восток.
   Дороги и погода становились все хуже.
   Но у Иванковича имелись карты. Тренировки нагоняли веселье.
   Впрочем, инопланетяне отрицают и это.
   Прошла весна, лето, осень, зима. И снова весна.
   Но Самого Лысого не было и в помине.
   - Ты обманула нас, Туча, - говорили ящерики. - И мы не станем инкапсулировать твою душу в протонную оболочку.
   Туча, конечно, горевала, но не особенно.
   А затем ряды ящериков остановили шаг. Кто-то попал под колеса.
   Иванкович поднял тело с земли. А Туча подтвердила, что это и есть Самый Лысый.
   И началась игра.
   Ящерики использовали объединенный мозг, поэтому выигрывали все.
   Самый Лысый, наоборот, терпел поражения, потому что был ранен.
   Туча и Матея Иванкович пользовались попеременным успехом.
   Итоги оказались неутешительными.
   Самый Лысый проиграл Туче, а Туча - отрицательным инопланетянам.
   Самый Лысый проиграл представление.
   Ракетчик не проиграл никому, но и не выиграл.
   Он забрал свои карты и двинул домой. На Балканы.
  
   Иногда страны воюют.
   Нападают друг на друга, атакуют и отступают. Только самым длинноногим удается сбежать.
   У Сатурнии были ноги. Длиннее не придумаешь. Поэтому она проиграла все войны, которые велись на планете.
   Она убегала чаще, чем на неё нападали.
   Даже самая маленькая страна могла похвастаться победой над ней.
   Если бы знала, что Сатурния существует.
   Ни одна обычная карта не могла этого подтвердить. От двойки до туза.
   Разве что карты таро.
   Как-то они рассказали о Сатурнии Милораду Павичу.
   Подобно Колумбу тот бросился открывать её.
   Но ни одна страна не дала ему трамвая или троллейбуса.
   Государства продолжали наводить орудия на соседей, наводнять их танками, кораблями и самолетами.
   Многие из стран владели ракетами и бомбами.
   Таких обычно обходили стороной. Украдкой. На цыпочках.
   Но половицы или пружины все равно поскрипывали.
   И тогда в воздух взлетали ракеты. Становилось светло и тепло от огня.
   Сатурния. Она раскинула свои земли во всю ширь.
   В порыве боя страны то и дело оказывались на её территории.
   Сатурния тихо отступала, но кровожадные соседи заходили все дальше.
   Они устилали трупами поля, засоряли леса и реки.
   Воздух полнился гарью, от которой гибло все живое.
   У Сатурнии имелся президент. Он отличался от других футболкой "M.D.House". Ещё он приходился самолету отцом, а трамваю - дедушкой.
   Дедушка Пятерки, он всегда выступал по телевизору. Выступал на площади. Выступал.
   Он говорил прописные истины.
   Говорил, что Сатурния мирная. Что она большая, что в ней полно лесов, полей и рек.
   Хватит на всех. Часть земель можно спокойно отдать другим государствам. Если им мало.
   Но президент выступал слишком долго. Горизонт заполняли вражеские танки.
   Только благодаря самолету он ускользал от агрессора.
   Президент запрыгивал в него на лету и прятался в тучах.
   А Сатурния ставила автографы на акте о капитуляции.
   Она считалась мирной страной.
  
   Как-то раз на Сатурнию напала Глазия.
   Ещё одна страна-невидимка.
   Её искали пожарные, искала милиция, но карты никуда не годились.
   - Давайте избавимся от картежников, - призывал Самый Лысый. - Навсегда запретим эти азартные игры.
   Он был прав: азарт нужен для другого и третьего.
   Самый Лысый сел в трамвай и поехал на войну.
   Он ещё не знал, за кого будет сражаться. Самый Лысый любил обе страны одинаково. Он подарил им самое ценное - глаза и волосы.
   Тем временем Сатурния вовсю бежала от Глазии.
   По плану Самого Лысого Глазия должна вести себя шумно. Чтобы её запомнили на века.
   Также Глазия должна была уменьшить территорию Сатурнии, чтобы та наконец-то поместилась на картах.
   Однако случилось худшее.
   Глазия захватила Сатурнию всю. От тайги до Британских морей. Она сделала это почти бесшумно.
   И сама стала Сатурнией.
   Беглый президент в футболке "M.D.House" сообщил из Интернета, что у него больше нет страны.
   Но он предлагал поискать новую. Ведь есть же земли, о которых забыли карты.
   Так сатурнийцы нашли то место, где раньше лежала Глазия. И стали глазастиками.
   У них расширились зрачки, веки и ресницы.
   Даже у трамвая и самолета.
  
   Истории так заводят ящериков, что они начинают овладевать мной прямо на сцене.
   Они остаются на местах, но я уже слышу чавканье их сердец.
   Я слышу пение их когтей. Слышу икание крыльев.
   За спиной шуршит занавес, его скрип невыносим.
   Я оборачиваюсь, чтобы пнуть его побольнее.
   Того, кто окажется сзади...
   Если бы только кто-то оказался сзади!
   Мне нужно почесать ноги.
   Позади сидит Самый Лысый. Сняв штаны, он изо всех сил чешется.
   Его ноги. Они такие же длинные, как у Сатурнии.
   Самый Лысый кажется громадным. Как трамвай. Или самолет.
   Я снимаю штаны. Ящерики ахают.
   Я больше не сопротивляюсь их мощностям.
   Мои пальцы приземляются на коленки, ногти вонзаются в кожу.
   - Сколько не чеши, - говорит Самый Лысый, - всегда мало. Это тебе не язык.
   - Тогда зачем ты делаешь это? - спрашиваю я.
   - Жду кое-кого, - говорит Самый Лысый.
   Мне известно, кого он ждет.
   - Я не Годо, - говорю я.
   - Тогда кто ты такой?
   Я теряю речь.
   - Ты должен определиться здесь и сейчас.
   Изо рта вываливается пустота.
   - Какого ты рода и племени? - говорит Самый Лысый. - Какого ты?
   Ящерики хлопают. Хлопают нам. По плечу.
   - А может, ты отрицательный инопланетянин? - продолжает самый-самый. - Может, ты Кризис?
   Я сразу вспоминаю ту осень.
  
   Когда лесные светофоры зажгли красный, я нацелил боевой клюв на окрестного кассира Гешефтбанка.
   По свету было все ясно о поре года. Что до погоды, то она стояла.
   Ослепительно пахло жареным, мы с кассиром вовсю пучили глазунью на лицах.
   Я был одет и обут. Ничего примечательного и модного. Самый кассовый сотрудник Гешефтбанка отличался чистыми руками и растрепанной гривой.
   Внутри Гешефтбанка было жарко. Учреждение мучалось изжогой, оно пыталось выползти из леса светофоров, корчась и голося на всю округу.
   Палая листва горчичниками прилипала к его потной груди, земля забивалась под ногти.
   Птицы разбегались по сторонам, дубы и березы шумели и гнулись, словно от ветра.
   Но это было ограбление.
   Я готовил это ограбление целыми днями. Стоял у плиты, тарахтел кастрюлями и тарелками. Раскапывал на огороде продукты и швырял их в чан, где уже варились в собственном соку наловленные на лугу джекичаны. Запах валил прочь от моего дома, разъедая глаза местным вуайеристам.
   У меня был не только дом на колесах, но и огород на колесах. Я нарезал круги в лесу светофоров, когда те ещё горели зеленым. Меня знали настолько хорошо, что я успел облупиться.
   Вот тогда-то я и повстречал Гешефтбанк, что рассекал у опушки, оставляя красивые следы.
   Зайдя в банк, я вылупил птенцов на лбу.
   Внутри все блестело не к добру. Даже глаза кассиров. Я знал, что такое бывает накануне войны.
   Я вспомнил, как отец воевал с камышами, вспомнил его предсмертные крики души и приваленное стеблями тело.
   Пол Гешефтбанка вдруг размок от слез. Снаружи хмыкнуло.
   Самый кассовый работник подал голос на подносе. Он предложил помощь, предложил руку и ручку.
   Я сказал, что скоро осень. Сказал, что скоро война.
   И обнаружил себя перед бланками. Расписался там и сям, а затем вывернул карманы задом наперед.
   Звон монет понравился Гешефтбанку. Тот захохотал на полную мощность, распугав самолеты над волосами.
   Лишь выйдя наружу, я понял, что вложил в банк душу.
   Я почувствовал себя ограбленным. Мало приятного.
   Стоило мне посмотреть на сфетофоры, как те зажгли желтый. Началась осень.
   Под ногой хрустнула улитка, а дом наотрез отказался заводиться.
   День был черным как ночь.
   Я понял, что должен ограбить Гешефтбанк в ответ.
   И вот я снова нарисовался перед кассиром. Глаза противника уже не блестели войной, а руки были высоко от клавиатуры.
   В моих руках застыл клюв тридцать восьмой колибри. Те, кто слышал эту птичку, знают, насколько она опасна в обращении.
   Я потребовал назад деньги и душу.
   Сказал, что надвигается война, поэтому Гешефтбанку не место в лесу.
   Для убедительности я клюнул Гешефтбанк по зубам. Тот завыл от боли, свалился с ног и пополз куда глаза глядят.
   Только через месяц банк выбрался из леса светофоров. Вокруг прохолаживался снег, над ним уныло маячило небо.
   А я все ещё торчал в банке. Я вернул деньги, но не душу.
   Говорят, в ожидании войны мне пришлось заделаться кассиром.
   Зря. Ведь это была не война, а обычный банковский кризис.
  
   - Я никакой не Кризис, - говорю я.
   - Долго же ты думал, - говорит Самый Лысый.
   За это время мы успели набиться в Пятерку и умчаться со сцены. Подальше от ящериков.
   Сейчас кругом степь да степь. Трамвай вывез нас за город.
   Откуда-то мне известно, что мы едем в Глазию.
   Или в Сатурнию, которая стала ею.
   Ящерики бросились в погоню ещё в театре, но пока не пересекли горизонт.
   Мы здорово оторвались.
   - Быть может, я - это ты?
   Кто сказал это? Я или Самый Лысый?
   - Это спорно, - говорит трамвай. - Вас слишком много для одного человека.
   Человека?
   - Молчи! - кричим мы. - Один-один.
   - А пососать октаэдр? Семь-семь.
   Пятерка наглеет.
   - Поехали в мой супермаркет, - говорит Самый Лысый. - Там мы найдем ответы.
   Трамвай резко поворачивает влево и перепрыгивает через озеро, похожее на болото.
   Теперь ящерики точно собьются со следа. В кучу.
  

***

   Самый Лысый раньше жил в супермаркете. Река товара текла сквозь его пальцы. Он плавал мелко по мелколесью, ходил по морю, как по бульварам. За это его любили дамы и господа, любили больше жизни или футбола. Его лысина блестела подобно солнцу, а он божественно гулял по воде.
   Я часто видел его, рыбача в супермаркете. В моих карманах шевелились червяки, они болтали языками о лесных тачках, голых кассиршах и подсмотренных фильмах. Вокруг улюлюкали все, кто зарабатывал и тратил тут деньги. Большие и маленькие. Люди разные, не каждому нужно много.
   Самый Лысый ходил ходуном между рядов. Он смеялся и говорил мне привет. Его голова была такой прекрасной, что я не мог на неё смотреть. Только через черные очки. Но я не надевал их, потому что боялся темноты. Кроме того, я был сильно занят рыбалкой. Я завел семью - женщин и детей, позже детей детей - и обещал ей много рыбы.
   - Не в рыбе счастье, - говорил Самый Лысый. - Когда я выхожу на балкон, каждая жаба квакает мне. И что с того?
   Я не знал, как ему отвечать, и снова забрасывал удочку. Червяки вырывались из карманов, а моя семья хотела есть. Она ела меня, если я приходил с пустыми руками. А мне было больно.
   Наша квартира валялась на опушке супермаркета, между гор чипсов и сухариков. Жена любила со вкусом меха и запахом бриллиантов. Дети и внуки предпочитали аромат монеток. Пустые пачки устилали пол, сквозь который никак не могли пробиться кусты картошки.
   - Почему ты не Самый Лысый? - сокрушалась жена. - Тогда бы мы жили у реки товара, и я не плела бы корзины для супермаркета.
   Она целовала меня в макушку, её губы цеплялись за щетину. Я был тоже лысым, но, увы, не самым. Я натужно вытягивал из воды мороженых пеленгасов, а он с легкостью бросался солнечными зайчиками.
   - Я сто раз брал семьи на абордаж, - говорил Самый Лысый. - Ни одну я не оставил себе. Все они мешают отсвечивать.
   У Самого Лысого не было родни. В детстве он выпал из лунного кратера прямо на Землю. От ушиба у него перестали расти волосы и зубы. Он разревелся, разбудив женщин. Те сбежались отовсюду и принялись кормить малыша грудью. Грудей было больше, чем детей, поэтому женщины сражались за Самого Лысого. Убивали и калечили друг друга, от чего становились некрасивыми.
   - Лишь женщины представляют ценность, - говорил Самый Лысый. - У них есть груди. И они ходят за покупками.
   Я соглашался, вылавливая копченых лосей для внуков.
   - Когда пацаны соберутся вместе, - говорил Самый Лысый, - быть беде. Они могут распять любого.
   Самый Лысый брал меня на руки и гладил по голове. Он говорил, что всю рыбу не выловишь, что мне пора отдохнуть. Рассказывал сказки.
   О мальчиках, которые распинали Святого Духа на большой перемене. Тот распинался перед ними, божился, что преподает в другой школе и вообще не живет в супермаркете. Тщетно. Дети спешили - до урока стихимии оставалось пять копеек, а они не отобедали пирожными. Самый Лысый был рядом, вот его и послали за молотком и гвоздями. Он отказывался вовсю, даже крестился метко, но главарь по кличке Пила был неумолим.
   - Разве я Самый Лысый? - спросил он.
   Все сказали, что у него замечательные кудри, и вытолкнули вперед Самого Лысого. У девочек зачесались груди, которые не успели пробиться через школьную форму.
   - Торопись! - крикнул Пила. - И мы станем звездами. Родаки будут хвастаться, что знали нас.
   Самый Лысый побежал на огород, где росли молотки и гвозди. Началась и закончилась стихимия, пирожные поседели и покрылись морщинами, а у девочек появились груди. Пилу позвали в армию, где он принялся уничтожать комаров.
   По возвращении Самый Лысый не узнал Святого Духа. Тот был таким старым, что не мог подняться с земли.
   - Убей же меня, - взмолился Святой Дух. - Ваш супермаркет хуже ада.
   Самый Лысый успел вырасти настолько, чтобы довершить начатое. Но как гвозди, так и молоток не действовали на Святого Духа. Это могло длиться вечно, но Самому Лысому посоветовали специальный дезодорант. Он пшикнул - и в супермаркете больше не пахло Русью.
   Девушку, которая сказала о дезодоранте, прозывали Лохматкой. Понятно, что Самый Лысый потянулся к ней. Он никогда не видел таких патл, и не понимал, зачем они нужны. Он стал наблюдать за ней, а чтобы не привлекать внимания, переселился в волосы. Лохматка страдала, грозилась пожаловаться охранникам.
   - Потерпи, - просил Самый Лысый. - Скоро мне откроется Америка.
   Он считал, что волосы нужны для чего-то большего, чем для тепла или красоты. И он оказался прав. Однажды он увидел в зарослях рукав пиджака, схватился за него и вырвал пуговицу. На ней было написано: "ЙУХ". Несомненно, это говорило о спецслужбах.
   Самый Лысый испуганно прикрыл рот рукой и рванул наружу, но ноги застряли в волосах. Лохматка ойкнула и мотнула гривой, от чего Самый Лысый запутался окончательно. Он понял, что теперь ему помогут только парикмахеры. Но Лохматка не знала дороги к ним. Девушка скиталась по блендер- и шредер-кафе, которые пахли пахлавой.
   Самый Лысый уже повесил нос, но как-то к нему подошел человек в костюме-единице. Он размахивал табельным ножом и требовал свою пуговицу.
   - Какой красивый костюм, - сказал Самый Лысый.
   Он не врал - в таких ходили на Луне. Ему хотелось потрогать шипы и ромбики, но руки были спутаны волосами.
   - Я йог, - сказал секретный агент, - и управляю хаосом.
   Самый Лысый выплюнул пуговицу "ЙУХ", а йог освободил его.
   Ещё он рассказывал о женщине, у которой в груди было столько молока, что она спасла целую деревню. Деревня объявила голодовку, когда мэром супермаркета назначили убийцу колхозов. Охотника за головами. Крестьяне прятали колхозы под полом и в лесу, но убийца все равно нашел их. А потом стал мэром. Деревня протестовала, но никто её не слушал. В супермаркете хватало других проблем. Пришлось голодать. Крестьяне надеялись попасть в телевизор, однако съемочная группа не нашла их среди сметаны и йогуртов. Все могло закончиться слезами, если бы не молоко женщины.
   - Эту женщину привел я, - хвастался Самый Лысый. - Её прозывали Сисилией.
   Мужики не хотели идти за ней. Они умели только голодать. Бабы умоляли его остаться. Пугали кабанами с соседних полок, ржавчиной и ухабами на дороге. Самый Лысый сказал, что лучше умрет так, чем от голода. Сказал, что уже падал с Луны. Пообещав спасти их всех, он пошел за Сисилией. Та жила в отделе комнатных растений. Её поливали и удобряли соседи, а она поила их молоком. Из одежды у неё был только горшок.
   - Сисилия, - сказал ей Самый Лысый, - ты ведь тоже работала в колхозах. А теперь их нет. Мэр супермаркета снял с них скальпы.
   Сисилия прослезилась и понесла молоко голодным крестьянам.
     
   У меня не было волос, поэтому истории попадали прямо в мозг. Впитывая их, я становился Самым Лысым. Оставлял на берегу удочку и червяков, и шел вверх по реке товара. Лохматка Сисилия загорала там - принимала ванну на берегу и улучшала свой запах дезодорантом. Молоко переливалось из одной груди в другую, и Святые Духи обходили её стороной.
   - Самый Лысый, - звала она меня, - ныряй в мою прическу!
   Я прыгал туда с разгону и плыл на дно брассом. Секретный агент ждал меня между водорослей. Его пуговицы ярко сверкали - я держал курс прямо на "ЙУХ".
   - Славься Лунный Дед! - кричал йог и хлопал себя по бедрам.
   - Служу его сединам, - отвечал я.
   Агент сообщал последние лунные новости. Он ловил радиоволны собственными ногтями, наматывал нужные на ус, а остальные отпускал в супермаркет. Здешние обитатели не знали правды. Что супермаркет вращается вокруг Луны. Что все товары производит Лунный Дед. Что это не один человек, а муж и жена.
   Когда я жил в кратере, часто видел колеса и хвост Деда. Он рожал всех нас, а потом приезжал кормить и воспитывать. Вставлял нам новые чипы и дейлы.
   - Земля кишит ящериками, - предупреждал он, - поэтому лишние микросхемы не помешают.
   Сам он покинул планету, как только на ней завелись ящерики. Чудовища мерзко пахли, и всё норовили полакомиться Дедом. Он мастерски бил тварей по яйцам и нокаутировал апперкотом. Позже изобрел греко-римскую борьбу. С ним боялись связываться. Но когда у Деда началась течка, ящерики сорвались с цепи. Рискуя жизнью, они снимали штаны, шептали сальности и пристраивались сзади.
   Он улетел на Луну первым же рейсом. Прошли годы, а Лунный Дед по-прежнему считал, что на Земле полно монстров.
   - Он приказал мне убить банк, - сказал однажды йог, - но я пока не готов раскрываться. Я плохо знаю супермаркет и очень люблю молоко Сисилии.
   Я понимающе кивнул и вынырнул из прически. Это чудище придется убивать мне. Больше некому. Славься Лунный Дед.
     
   Меня кальмарило после сна. Самого Лысого не было и в помине. На удочке болтался водолаз со вкусом копченой семги. Пока я спал, река забрала у меня улов и червяков. Вспомнив о голодной семье, я выкрутил себе руку.
   Боль погасила горечь. Я ненавидел банк, потому что он дал мне кредит на удочку. Теперь я должен был рыбачить, вместо того чтобы срывать глазные яблоки или копать картофельные носы, как все нормальные люди. Они жили в боксерской секции супермаркета, надевали свежие носки, а дети сидели у них на голове, грея лучше шапок. Я всегда кланялся при встрече. Настоящие патриции и патрики. Они плевали на банки через левое плечо и стучали по денежному дереву, где росли монеты. Бумажные деньги часто сгорали или размокали, поэтому в супермаркете не ценились. Другое дело - монеты. Они звенели и сверкали, банки дорожили ими больше золота.
   - Чур - акваланг мой!
   Моя приемная племянница Вадя, скинув бронежилет кассира, устремилась к водолазу. Будучи живым и здоровым, тот без труда отбился. Драка быстро закончилась, водолаз и Вадя стали размахивать кулаками.
   - Почему она оставила кассу? - спросила у меня патриция. - И где её купальник?
   Я ответил, что касса нудная, а Вадя мне как дочь, поэтому купальник не обязателен.
   - К тому же, банк дал кредит только на удочку, - добавил я. - И мне не во что одевать родню.
   Патриция прыснула и фыркнула, поймала руку патрика и что-то прошептала ему в рот. Улыбка гусеницей проползла по его лицу, он стал таким прекрасным, что мне захотелось дать ему по роже.
   - Накладно быть бедным, - сказал патрик и швырнул в меня монетой.
   Я не был готов, пальцы схватили воздух. Копейка зигзагами покатилась по мостовой, все зеваки устремились за ней. Даже Вадя забыла об акваланге.
   - Сейчас мы найдем банк, - сказала патриция.
   - Вряд ли, - сказал я, - только Самый Лысый знает, где он.
   Патрик снял с головы ребенка. Он ухмыльнулся и сходил по воде за аквалангом. Его зубы были черны как нефть, а лысина отражала небо.
   - Самый Лысый? - спросил я.
   - Когда приходит время, каждый становится им, - сказал патрик.
   - Он брал нас на абордаж, - пояснила патриция. - И теперь мы связаны с ним.
   Она надкусила акваланг, разжевала и поделилась кусочком со мной. Мне стало вкусно и хорошо. Мне захотелось сходить с ними на край света.
   - Дядя, - сказала Вадя, - куда ты намылился?
   Она снова была в бронежилете, а монета сверкала на её ладони. Водолаз корчился под её каблуком.
   - Мы идем искать банк, - ответила ей патриция. - А ты беги на работу. Твоя касса засорилась очередью.
   - Вам не нужно никуда идти, - сказала Вадя. - Вот он - банк.
   Пот брызнул из лысины патрика, патриция взялась за сердце. Все посмотрели на водолаза, который вдруг оказался банком.
   - Не может быть, - сказал я. - Банки каркают над головой и спят в норах. У них есть колонны, двери и таблички с курсами валют.
   - Раздевайся, - приказала Вадя водолазу. - Снимай свой костюм!
   Он разделся - и мы увидели колонны, двери и курсы валют. Водолаз ухмыльнулся и провел рукой по бритому черепу. Он был Самым Лысым.
   - Это он?..
   - Ну, - сказал банк, - кто из вас хочет меня убить?
     
   Лунный Дед повздорил с банком, когда обитал на Земле. Все началось с его прекрасной половины. Она где-то раздобыла ноги, одни, потом ещё. Банку нравилось тереться о них и мурчать. В те времена они жили в окопе. Полным ходом шла война с ящериками, вокруг рычали танки и самолеты. Банк помогал отбиваться от врагов, давал Деду кредиты на еду и обувь. Дед давал банку пользоваться ногами. Все было хорошо, пока банк не потерял свои. Всему виной ящерики, которые устроили взрыв.
   Банк не мог передвигаться, он попросил ноги у Деда. Тот отказал ему, и дружба кончилась. Банк не хотел умирать, поэтому украл ноги ночью. Все шесть. Это было жестоко. Утром ящерики напали на Деда, и ему пришлось отбиваться одними руками. Если бы он не знал бокса, чудовища овладели бы им.
   - Теперь, - сказал Лунный Дед, - ты стал ящериком.
   - А ты им всегда был, - сказал банк. - Твои родители - ящерики.
   Лунный Дед не смог стерпеть такого оскорбления, он вызвал банк на дуэль. Но в то время ещё не изобрели пуль, и поединок завершился ничьей.
   Они продолжили жить в окопе, но с тех пор уже не разговаривали. Не мурчали и не занимались любовью. Прекрасной половине Деда пришлось отдать ящерикам целый мешок яйцеклеток за новые ноги. Кривые и волосатые как лед. Зато Дед смог ходить конем и слоном. Он ушел от банка и вырыл новый окоп под школой птеродактилей. Лунный Дед не боялся детей. Но когда те выросли, у него начались проблемы. После выпускного вечера он убежал на Луну.
   А банк остался на Земле. Он пережил ледниковый период и нашествие орды. Получил швейцарское гражданство. В мирное время он успел жениться на облигации из соседнего двора. Пережил её вдоль и поперек, но не сумел родить человека. Он слышал, что Лунный Дед создал уже двоих, грудастых и мускулистых. Они загорали на Луне и лопали яблоки. От безнадеги банк связался с ящериками. У них не было зубов и хвостов, но они много курили, поэтому мало походили на настоящих людей.
   - Давайте родим человека, - предложил банк монстрам. - У меня есть деньги, а у вас - женщины.
   Женщины ящериков были настоящими крокодилихами, но банк сделал свое дело. Из яиц вылупились первые зеленокожие дети. Они обожали деньги и ползали на четвереньках. Если бы они меньше пили, то практически не отличались бы от лунных людей.
   Позже появился супермаркет. Ящерики построили его собственными руками, не зная, что работают на Лунного Деда. По ночам на Землю сыпались замечательные товары и люди. Вскоре они истребили ящериков, завладели супермаркетом и прогнали банк. Тот притворялся солнцем и автомобилем, но люди все равно обстреливали его. А потом Самый Лысый подарил ему водолазный костюм.
   - Все мы вышли из воды, - сказал банку Самый Лысый. - В ней ты найдешь покой.
   - Ты похож на отца, - сказал банк. - Раньше мы дружили с ним.
   - Лунный Дед не простил тебя. Бойся йогов в своих волосах.
   Шевелюра ветвилась на голове банка, он потряс ею, и на землю упала пуговица с надписью "ЙУХ".
   - Хотел бы я быть тобой, - сказал банк.
   - Ну так будь, - сказал Самый Лысый и рассмеялся.
     
   Жена и дети глядели свысока на мои раны. Вадя привезла меня домой, чтобы не приставали посторонние. За нами увязались врачи со скальпелями и прочими опасными штуками, но племянница ловко сбила их со следа автомобилем.
   - Зачем ты полез к банку? - сокрушалась жена. - Он старше и сильнее тебя на голову.
   Я рассказал о Самом Лысом, о Сисилии и о йоге в её волосах. Жена ничего не поняла, дети и внуки тоже.
   - Но ты же не Самый Лысый, - сказала жена. - Правда?
   - Ты хотела, чтобы я стал им, - сказал я.
   - Ничего подобного, - сказала она. - Мне просто надоело работать.
   Все понятно: моя жена была лентяйкой. Я перевел взгляд на детей и внуков, на племянницу Вадю.
   - Вы тоже не хотите плести корзины?
   Они скривились и замотали головами. Мне стало плохо, я решил уйти от них. Зажмурился и укрылся темнотой.
   Меня разбудил писк комара, который укусил грудь Сисилии. Большую как Луна, с сосками, похожими на Солнце. Здесь было горячо, а молоко текло рекой. В нем плавали балыки и икра, печенье и колбасы, торты и салаты. В нем плавал телевизор, показывая нашу драку. Банк рушил на меня колонны и грохал дверью по голове. Я покрывался глубокими ранами. Когда кратеров стало слишком много, вмешалась Вадя. Она толкнула банк в реку, а меня - в багажник.
   - Хватит! - сказала она телевизионщикам. - Он все-таки мой дядя.
   Телевизор потонул в молоке, а я заполз под водопад. Рот поймал молочную струю, и раны затянулись так быстро, что комар не успел добраться до крови.
   Я встретился с ним взглядом.
   Самый Лысый с крылышками.
   - Ты давно уже стал мной, - сказал комарик и перелетел на плечо йога.
   Лунный агент выбрался из волос Лохматки, чтобы наконец-то убить банк. Сейчас он плыл на плоту, сверкая пуговицами. Чайки и очереди расступались перед ним.
   - Ты слабак, - сказал йог. - Лунный Дед недоволен тобой.
   - Я Самый Лысый, - сказал я. - И способен прожить без кредитов.
   - Ещё посмотрим, - сказал йог. - Сначала я разделаюсь с банком.
   Я пожелал ему удачи, поднялся и побрел в другую сторону.
   На том берегу скучал знакомый рыбак. Он любил меня больше жены и детей.
   Он жил моими историями.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"