Я сидела прислонившись к стене того же сарая, рядом с которым ночевала по приходу в деревню и меня одолевала одна мысль: - "Я опять бегу! Бегу в никуда и бегу опять из-за ссоры с кем-то и так всю мою жизнь. Но разве, то, что мне не нравится происходящее повод для побега? Что это изменит? В том то и вопрос, и ответ на него то же очень прост - ничего это не изменит. Но если я останусь, пересижу здесь успокоюсь и останусь, видь не вызывало же во мне отторжения идея того что местные жители кормят своего хозяина своей же кровью? Но в вопросе с детьми я, не сумею примериться, да и вообще держать людей за скот? Мерзость, какая же мерзость меня окружает. Действительно надо успокоиться. Да он пьет кровь не потому, что это ему нравится, ну может ему это и нравится, но помимо всего это нужно ему еще и для того, что бы просто выжить. Соответственно и тем, кто живет в городах нужно как то питаться, что бы жить. Но если у них такие же фермы? Хорошо отсюда спрос на кровь, которую он замораживает и продает, забор крови можно делать у взрослого населения. Но дети? Не уже ли вкус крови ее качество настолько зависит от того в каком родстве состоят родители? Ни чего не изменится, уйди я или останься, все будет прежним, и сама ситуация и мое отношение к ней. Так почему я должна оставаться здесь и видеть всю эту мерзость, если ни чего не могу изменить?" Было холодно, да и весь день стоял туман, и воздух был сырым, я озябла, сидела, обхватив колени руками и думала, куда мне пойти. "Странно как легко мы совершаем спонтанные поступки и как трудно порой заставить себя действовать, когда все хорошенько обдумаешь. Вот она я услышала, что не по нраву и решила уйти, все просто. Но вопрос не в том, что бы идти туда не знаю куда, а в том, не попаду ли я обратно на ферму, но уже с другим хозяином. Не уверена, да я ни в чем не уверена особенно после того как мне представили хозяина соседней фермы. Да хватит ли мне смелости куда-то уйти". Я поднялась и пошла к перелесью, нет, я даже и не думала идти к куполу, просто мне хотелось укрыться под сенью вековых деревьев и на какое-то время остаться одной дальше от этого сумасшедшего места, в тишине. Я уже и забыла, как до него долго идти. Обернулась со стороны деревни по дороге шел пьяный мужчина, его шатало из стороны в сторону, он спотыкался, падал, какое-то время полз на коленях в попытки подняться, и все повторялось с начало. Развернувшись, я пошла в его сторону.
- Если я не в состояние помочь всем, то хотя бы смогу сделать это для одного. - Пробормотала я себе под нос. И в последний момент подхватила мужчину, не дав ему в очередной раз упасть. То вскрикнул и попытался вырваться. Он не был пьян. Он не мог идти, его избили, жестоко избили, прикосновение к руке причиняло ему боль. Перехватила его под другую руку, он снова вскрикнул. Попыталась перенести вес на себя и обняла за талию, раздался протяжный стон и мужчина начал пытаться вывернуться из моих объятий, у него не получалось и тогда он начал пытаться поднять голову, попытки с шестой ему это удалось, лицо было смутно знакомым и тут он выдохнул мое имя:
- Саша, - закрыл глаза и перестал сопротивляться. А меня накрыли воспоминания. Такой далекий и уже так давно не всплывающий в памяти мир, родные, друзья, что там остались. Девочка, в чьей квартире меня так восхитил диван, и которую я нашла мертвой. Вспышка света, комната в которой я очнулась. Огней и его фургон, таверна и Христофор с женой к которым мне не позволили вернуться. Мои женихи. Я вспомнила их. Вспомнила, что не любила ни одного. Но я помнила, насколько я была счастлива с Маииром. Но уже не была уверена, что его чувства были не маскарадом, что все моя жизнь была не маскарадом. И уже сознательно гнала воспоминания о детях, понимая, что если позволю им вырваться, у меня не останется не сил, ни желания жить. Я давно не понимала, почему еще способна проснуться, и где берутся силы, что бы держать меня в мире живых. Воспоминания начали отступать. Я сидела посреди дороги и прижимала к груди сидящее рядом полумертвое тело Древиаля. Сидела и ненавидела весь мир. "Чем я так сильно прогневила создателя, что судьба отвешивает мне оплеуху за оплеуху, почему все, что было для меня свято, оказалось шутихой".
- Нет, я больше ни кому не позволю распоряжаться собой. - Произнесла эти слова вслух, что бы самой их услышать. - Вы хотите, что бы отслеживалась чистота крови, ну что ж получите вы своего контролера. - Я поднялась и растолкала, плотника, поймав его осмысленный взгляд, заставила помочь мне поднять его тело. Медленно мы направились в сторону деревни, и уже на подходе к первым домам Древиаль стал упираться, не желая сходить с дороги, пытался мотать головой и говорить, но вырывались лишь хрипы. Остановились и сели на поваленное дерево у обочины. Мимо прошло несколько человек, но предпочли сделать вид, что нас нет. Несколько раз пыталась поднять его, что бы идти дальше, но он не давал мне этого сделать и мы продолжали сидеть дальше. Уже на закате послышался стук лошадиных копыт и скрип кареты. Из остановившегося экипажа вышел мужчина, по нему было видно, что не человек. Еще один лугат? Он приподнял лицо Древиаля и с усмешкой произнес какую-то фразу, поднял его тело и направился к открытой дверце кареты. Обежав их, я закрыла собой дверной проем, указав на плотника, покачала головой. Мужчина разозлился, бросив еще одну не понятную мне фразу, попытался оттолкнуть плечом. Не упала я только по тому, что в рукав вцепились пальцы Древиаля, он смотрел на меня, несколько раз пытаясь что-то произнести, наконец, ему удалось и вместе с хрипом, я услышала:
- Едем, Саша, Сиркал, - а дальше хрипы, видно израсходовал остатки сил, организм не выдержал и он потерял сознание. Я поняла только, что он хотел, что бы я поехала. Подняла голову и увидела, что на меня пристально смотрит пара карих глаз, огромных в пол лица с необычно красивыми длинными ресницами, отбрасывающими тени на смуглой коже лица, с полными сочными губами цвета спелой черешни. Он мог бы быть удивительно красивым, но отсутствие подбородка отталкивало так же, как привлекали его глаза. Меня снова толкнули, но уже не так сильно и взмахом головы указали на сиденье кареты. Я забралась внутрь, помогла расположить на соседнем сиденье Дарвиаля. Рядом со мной расположился владелец экипажа, я отвернулась к окну, обещая себе, что это уж точно последний раз, когда мной кто-то распоряжается, ну не могла я бросить одного моего плотника. А потом расхохоталась, сама не знаю чему. Чувствовала, как затылок буравит взгляд чужих глаз. Наверняка выглядела, как человек растерявший остатки разума, но продолжала хохотать и не могла остановиться. Сколько длилась моя истерика, не знаю, но закончилась она так же неожиданно, как и началась, я просто провалилась в сон. Дурной сон, мне снился огромный шар, который котился по дороги где - то цепляясь, останавливаясь на какое-то время, но к нему кто-то подбегал, толкал, не давая подолгу задерживаться, и он продолжал катиться, чем дальше, тем короче становились остановки. В шаре сидела я и кидалась на удерживающие меня стены, тянула руки к людям, но те лишь толкали шар, оставаясь в дали размытыми точками. Я падала, и меня начинал разбирать хохот или душить слезы, шар замедлялся, появлялись новые люди, и я вновь и вновь кидалась на стены, к протянутым рукам, отталкивающим от себя мой шар.
Когда проснулась, было уже темно. Карета стояла на месте и по тишине, царящей в ней, я поняла, что одна. Попыталась выйти и не смогла, двери были заперты. Стало страшно, внутрь не проникало и слабого лучика света. А потом стало безразлично, развалившись, насколько позволяло сиденье, я снова уснула.
Проснулась я в кровати, немного жесткой, но с подушкой одеялом и простыней, белье при каждом движении скрипело как снег в сильные морозы. Я встала, оглядела чистую не большую комнату с обоями в мелкую ромашку и ярко желтыми занавесками на окнах, в соседней комнате кто-то ходил. Ночью, когда меня разбудили, я не успела ни поздороваться, ни рассмотреть владельцев этого дома, только убедилась, что мой плотник жив и лежит на другой кровати.
В соседней комнате хозяйка гладила белье. Я уставилась на сам процесс, словно она чудеса вершила, хотя не далеко от истины у нее в руках был утюг. Я едва вспомнила, как называется это приспособление для глажки. Утюг, не два валика, а самый настоящий утюг. Хотя нет, что-то в нем было не так, я напрягала память, пытаясь вспомнить, как он выглядел. Провод! У утюга должен быть провод, а в этом его нет,
Женщина оторвалась от глажки. Посмотрела на меня и что-то сказала.
- Она, спрашивает, не нужно ли тебе, погладить вещи заряда в утюге много. - Произнес сидящий в кресле мужчина.
- Нет, - меня уже не удивляло, что он может говорить со мной на одном языке. - Что с Древиалем, кто занимается его лечением.
- Я, - мужчина потянулся, вставая с кресла, и уперся руками в потолок, слегка прогибая спину, потом подошел ко мне.
- Что? - только и смогла выдавить я обескураженная вопросом.
- Я вам нравлюсь? Вы ни как не можете отвести от меня взгляда, - повторил он.
- Я не знаю даже, что вам ответить - призналась я вполне искренни, поскольку действительно еще не решила.
- Просто скажите да или нет?- пожал он плечами.
- И ни, да и ни нет, я вас не знаю, что бы дать ответ. - В ответ пожимая плечами проговорила я. - Почему, Вы не вызвали лекаря для Деревиаля?
- Потому, что вполне справлюсь с его лечением сам. - Вновь пожатие плечами. Казалось, он не может не двигаться. Пожатие плечами, подергивание кистью руки, переступание с ноги на ногу, повороты головы, все это как-то совсем не вязалось с глубоким голосом, четко проговариваемыми словами и паузами.
- Вы лекарь? - спросила я вновь.
- Вы всегда задаете вопросы дважды? - и вот уже он рассматривает меня, копирую мои жесты.
- Да если не получаю ответ
- На этот вопрос ответ был получен
- Тогда с чего Вы решили, что справитесь с лечением?
- А я можно так сказать "мясник" - это часть моей профессии. - В его взгляде читалось ожидание, он ждал моей реакции на свои слова.
- Поздравляю, значит, голодная смерть вам не грозит. Но мне абсолютно ни чего это не говорит, я не знаю каким образом, вы сопоставляете разделку мясных туш и лекарство. Насколько мне известно, строение свиньи все же имеет определенные отличия от строения человека.
- О, вы не представляете, насколько эти отличия малы, - наклоняясь к моему лицу, произнес, - но знаете, я как то больше разбирал человеческие тушки. - Было видно, что он пытается меня напугать, проверяет на крепость, ну что ж, напугать меня ему удалось.
Я резко отступила от него, наткнувшись на стол, где гладила белье хозяйка дома, опрокинула утюг. Хозяйка кинулась за утюгом, но ее задержал мой собеседник. Раздался стук металла и из открывшегося отверстия выпал серебристый шар и начал таять. Женщина смотрела на меня так, словно я ей дом подожгла.
- Вы понимаете, что сейчас сделали? - голос мужчины поднимающего этот кусок злосчастного железа и сам походил на металл.
- Не вижу ни чего страшного, в случившемся, - хотя после их реакции на уроненный утюг уже не была так в этом уверена.
- Действительно, что страшного лишить семью средств к существованию, - с сарказмом произнес он, - что страшного в том, что ей со старшими детьми придется опять продавать кровь, пока не накопят на новый заряд. Что страшного если они сойдут с дороги и станут собственностью какого-то самодура... - продолжал он отчитывать меня
- Я, я не знала, что так получится, - оправдывалась я, растерянно смотря по сторонам, пытаясь найти выход. В окно я увидела детей лазящих по какому-то приспособлению, похожему на огромные грабли, наверняка его можно продать. - Продать! Это можно продать! - радостным голосом произнесла я, кивая в сторону окна и добавляя - и наверняка дорого продать!
Довольная решением задачи с улыбкой на лице я повернулась к мужчине. Удар по лицу, меня отбрасывает к стене, во рту специфический привкус. Дотрагиваюсь до лица - больно. Рот наполняется кровью. Начинает ныть челюсть. Мне в лицо летит тряпка, с настоятельной просьбой убираться отсюда пока жива. Я осела на пол и поднесла тряпку к рассеченной губе. Посмотрела на вновь, упавший на пол утюг, и небольшую серебристую дымку который стал растаявший в воздухе заряд. Поднесла к ней руку, она была прохладной и пахла мятой, оседала на руке маленькими капельками. "Может, есть шанс собрать хоть какие-то остатки?" - пронеслась в голове мысль. Сложив горстью руки, накрыла сверху дымку, капельки внутри ладони потянулись к центру и через мгновенье у меня в руках был выпавший заряд. Только он уже не был прохладным, он стал ледяным и липким, не давая перекладывать себя из руки в руку, он прилип к коже уже потемневшей под ним. Я схватила утюг и попыталась впихнуть заряд в него, уже потемнели кончики пальцев на второй руки. Заряд опустился на свое место только после того как я судорожно махая руками начала спихивать его крышкой закрывающей отверстие для хранения заряда в утюге.
- Вот, - протянула хозяйке утюг и, посмотрев в глаза ударившего меня мужчине добавила, - Прошу прощения, что посмела допустить мысль, что вы сможете расстаться с этим куском ржавого металла, - я хотела сказать еще, что ни будь едкое, обидно, не получилось. Руки мои онемевшие до бесчувственности руки, вдруг обожгло, словно огнем, появилось ощущение, что в них вонзились тысячи иголок, раскаленных добела. Не выдержав, я заорала, мне хотелось засунуть их в холод, я трясла ими, но боль не отпускала, руки сами тянулись к заряду как к последнему спасению. Я выскочила на улицу и погрузила руки по плечи в бочку, стоявшую под стоком крыши, вода закипела, заставляя отскочить от нее. Меня подхватили и кинули вниз, боль немного утихла, а я пошла ко дну. Вынырнув, подняла глаза и увидела, что мне в голову летит ведро, погрузилась под воду, а рядом со мной под воду ушло ведро. Ухватилась за веревку и попыталась залезть вовнутрь хоть одной ногой, получилось. Руки, пробывшие над водой несколько мгновений опять начало жечь. Выпустила из рук веревку, и едва не выпав из ведра, больно приложилась спиной об стену. Сверху по веревке спустился ремень и раздался крик приказывающий обмотаться им покрепче. Интересно он пробовал обматываться ремнем без рук стоя одной ногой в ведре, ну и в дополнение, болтаясь в колодце с постоянно усиливающейся болью. В конечном итоге ему самому пришлось, спустился за мной в колодец, обмотал ремнем и выволок наружу. Хозяйка накинула мне на плечи теплое одеяло и смазала чем-то руки, обернула их чистой тканью. Первое, что я услышала от своего "спасителя" было то, что он не сможет залечить мои руки, да и в окрестностях нет ни кого способного на это. Так я получила ответ на вопрос почему не вызвали лекаря для Древиаля. Вызывать просто не кого. А руки жгло, я постоянно держала их в воде или обмазывала мазью. К вечеру у меня начался жар, сменившийся к ночи ознобом, и так прошли несколько дней. Жар начал спадать кожа на руках приобрела темно бордовый цвет, по которым шала паутина белых шрамов. В один из дней, когда я сидела и разглядывала, свои руки в комнату вошел мой плотник и протянул мне пару светлых кожаных перчаток, а на его лице была брезгливость и жалость. И если мясник проявлял жалость ко мне из-за боли в руках, которая хоть и не была больше не терпимой, но уже и не проходила, то Древиалю было жаль, что я изуродована, он отводил глаза от моих рук, когда я снимала перчатки. А носить их постоянно я не могла, кожа не переносила ни малейшего прикосновения к ней, начинала шелушиться чесаться и болеть сильней, чем обычно. Успокаивало только одно, завтра мы уезжали в город, я не спрашивала его название, но там есть лекарь, который может освободить меня от боли, только у меня не было денег. И как сказал Древиаль, продать мою кровь то же нельзя, так как через нее прошел магический заряд, и чудо, что я вообще жива.