Как макам красным сад бесплодный оживить случилось.
_______________
1 Альтернативный вариант перевода строки: "Бывает, что тоску любви не победит лекарство Авиценны".
В оригинале стихотворения использовано слово "канун", которое можно перевести двояко. Это либо сокращённое название знаменитой книги Авиценны "Канон врачебной науки", либо музыкальный инструмент типа цитры (гуслей).
И тот, и другой вариант перевода подходят, поскольку в примечаниях к этому стиху профессор Мухаммет Нур Доган пишет, что любовная тоска в Средние века считалась болезнью, которую надо лечить, а лечили её либо музыкой (что-то вроде звукотерапии), либо опиумом.
Сейчас, конечно, лечение опиумом от такой "болезни" как любовная тоска покажется очень странным способом заботиться о своём здоровье, но в Средние века это считали нормальным и не задумывались, что такое "лечение" может обернуться летальным исходом.
Мехмед, например, умер в 49 лет. Ходят слухи, что его отравили, но если он часто "лечился от тоски", то сам себя и отравил, потому что в пожилом возрасте возрастает риск инфарктов, и приём "лекарств" типа опиума, даже в умеренной дозировке, может привести к смерти.
2 В оригинале стихотворения язычник просто назван "чёрным", но профессор Мухаммет Нур Доган считает, что это слово использовано метафорически как синоним чего-то злого.
Толкование:
Судя по всему, здесь, в 16-й газели, продолжается история, которая рассказана в газели 23-й. Мы видим того же самого юношу-воина, в которого влюблён Мехмед (Авни).
О том, что юноша тот же самый, говорят метафоры, которые используются в обеих газелях:
1) Юноша везде назван царём красоты. Если переводить дословно, то - шахом красоты, но главное, что слово "шах" и сама метафора общие для двух стихотворений.
2) В 23-й газели Мехмед (Авни) говорит "я раб царя", а в 16-й газели юноша сам называет кого-то "мой раб". Это вряд ли случайно.
3) В обеих газелях мы видим метафору, где ресницы сравниваются с острым мечом.
4) В обеих газелях юноша назван черноволосым, но даже если принять версию профессора Мухаммета Нур Догана о том, что слово "чёрный" в 16-й газели - не цвет, а синоним жестокости, то всё равно происходит перекличка с 23-й газелью, ведь там юноша тоже назван жестоким.
Конечно, все эти метафоры не являются чем-то необычным или уникальным, но в данном случае они повторяются в комплексе, именно в комплексе, так что вероятность простого совпадения при таких условиях стремится к нулю. Это определённо тот же самый юноша!
Также я по-прежнему придерживаюсь версии, что юноша-воин - ни кто иной как боснийский принц Сигизмунд. Если это всё же он, то действие 16-й газели разворачивается где-то в начале 1470-х, но не позднее 1475 года, когда Сигизмунд принял мусульманство и начал называться Исхак-беем.
По сравнению с 23-й газелью, где Мехмед (Авни) относился к своему "царю" благоговейно, настроение в 16-й газели меняется. Влюблённый теряет терпение и уже не хочет справляться с болью неутолённого желания.
В 23-й газели любовная тоска казалась сладкой, но теперь Мехмед (Авни) завёл речь о лечении и, значит, больше не готов терпеть боль. Он мечтает о "целительном" поцелуе, но поначалу утешается только звуками цитры. Эта музыка, наверное, звучит на пиру, который уже упоминался в 23-й газели. В 16-й газели, которую мы рассматриваем сейчас, он прямо не упомянут, но слова о вине и о собрании, среди которого происходит буйство, должны навести нас на мысль о некоем празднике.
Если юноша-воин - всё же Сигизмунд, то на этом новом пиру опять шла игра в нарды, которая сопровождалась совместными возлияниями, а затем Сигизмунд, как всегда, начал "грубо шутить", то есть рассуждать о любви в совсем не поэтичных выражениях.
А вот дальше происходит довольно некрасивая история, но Мехмед посчитал возможным "красиво" отразить её в стихотворении. Я ещё в предисловии предупреждала, что Мехмед Фатих не блещет добродетелями, и вот перед нами пример, когда этот человек пользуется чужой слабостью ради достижения своей цели.
В 23-й газели, когда Мехмед (Авни) относился к своему "царю" с благоговением, история казалась романтичной, но в 16-й газели султан отбрасывает сантименты, когда замечает, что юный "царь" уже совсем пьян, и что эту ситуацию можно использовать.
Известно, что после недолгого периода, когда пьяный проявляет задиристость, наступает период успокоения, когда очень хочется спать, и именно поэтому Мехмед (Авни) приказывает, чтобы пьяного взяли под белы рученьки и увели из пиршественной залы... прямиком в султанские покои.
Четвёртый и пятый бейт (четвёртое и пятое двустишие) ясно говорят о том, что события развивались именно так, и даже если трактовать всё происходящее с точки зрения суфизма, то суть почти не меняется. Язычник, "пьяный" от любви, то есть довольный восхищением окружающих, начинает всех провоцировать, в том числе султана - слишком прямо, без смущения смотрит в глаза, улыбается, смеётся, произносит непристойные речи... и в итоге доигрался. "Размахивать мечом", то есть хлопать ресницами на пиру - это весьма опасно, поскольку можно "пронзить чьё-то сердце". А ведь если обладатель сердца не захочет "истекать кровью", то применит силу и не даст тебе уйти.
Как мы помним, в восточной поэзии кровоточащая рана это метафора, показывающая страдание от разлуки или от неразделённой любви, то есть от невозможности получить желаемое, поэтому слова о недопустимости кровопролития следует понимать именно в таком контексте. Не допустить кровопролития можно только одним способом - утолить желание. И Мехмед (Авни) утоляет его.
Юноша-воин вряд ли предполагал такое. Когда он напивался, то не задумывался о последствиях, да и Мехмед (Авни) вряд ли следовал заранее придуманному плану - вряд ли он нарочно воздерживался от вина, исподтишка наблюдая, как напивается юный собутыльник. Вероятнее всего, султан просто воспользовался случаем.
Дальше действие разворачивается уже в покоях Мехмеда (Авни). В описании происходящего снова находит место упоминание меча как красоты, которая является оружием и становится причиной душевных ран. Именно поэтому у возлюбленного "серебряная кожа", то есть по цвету напоминает клинок. В то же время нельзя исключать, что это обычная незагорелая кожа, которая при свете луны как будто светится и приобретает серебристый оттенок.
Конечно, тут невольно напрашивается ещё одна трактовка, ведь меч и ножны используются для обозначения соответствующих частей тела мужчины и женщины (или того, кто играет роль женщины). Меч - та часть, которая проникает, а ножны - то место, куда проникают. Однако в восточной поэзии эта метафора не используется. В восточной поэзии понятие "меч" используют для более возвышенных метафор, так что в данном случае, в 16-й газели, меч - это возлюбленный целиком, а не его часть.
Как бы там ни было, Мехмед (Авни) получил, что хотел. Он рад, то есть "облачил сердце в халат блаженства", а единственное, что огорчает султана, это сознание того, что удовольствие разовое - юноша, наученный горьким опытом, уже не будет снова напиваться на пиру так, чтобы становиться беспомощным. Не случайно Мехмед (Авни) говорит: "Кто даже раз с ним ночь провёл", - а затем снова начинает плакать кровавыми слезами, которые являются символом неутолённого желания. Это значит, другого раза не будет.
И всё же теперь Мехмеду (Авни) легче - он снова готов считать любовную тоску сладкой, поэтому говорит себе: "Кровавых слёз потоки оживят твоё увядшее лицо".
Кстати, слово "увядшее" может означать не только выражение глубокой грусти на лице, но и возраст реального Мехмеда. Если юноша, с которым поступили так некрасиво, воспользовавшись его слабостью, это всё же принц Сигизмунд, то значит, Мехмеду, когда всё это случилось, было уже за 40. Не так уж мало по меркам Средневековья. Самому Сигизмунду на тот момент было 20 с небольшим.
...Хорошо хоть не 14, но история всё равно некрасивая.