Лестева Татьяна Михайловна : другие произведения.

Кукла

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ о том, как девочка ждала с фронта отца, который обещал привезти ей в подарок куклу.


   0x01 graphic
   Детские странички
  

Про Кота Галошу.

       "Посмотри, какой красивый кот сидит на ясене",- сказала мне мама. Я выглянула в окно. Во дворе по стволу ясеня полз вверх огромный кот. Он был необычного коричневого цвета с белым. На ветке ясеня качалась ворона. Когда кот подползал к ней поближе, она перепрыгивала на другую ветку повыше и снова качалась, приглашая кота проползти по этой тоненькой ветке. Ей так хотелось, чтобы он оторвался от ствола и прыгнул бы на тонкую ветку, которая не выдержала бы веса такого кота, и он бы упал. "Вот была бы потеха!" - наверное, думала ворона. Но в это время в углу двора, где у вороны было гнездо на тополе, что-то произошло, она вспорхнула и улетела. Кот стал медленно сползать с дерева. Он был очень огорчён неудачей, постигшей его в борьбе с вороной. Спрыгнув, он посмотрел вверх и увидел, что Маня всё видела. "Бедный котик! - сказала бабушка Мане. - Он, наверное, голодный, брось ему сосиску". Так началось наше знакомство.
Как только Маня выходила погулять во двор, тут же рядом с ней оказывался этот кот. Теперь у Мани в кармашке всегда лежал для него кусочек колбаски или сосиска. Откуда приходил кот, и где он жил, мы не знали. Но стоило Мане появиться в сквере, как он возникал, как по мановению волшебной палочки. "Давай его возьмём домой, - уговаривала Маня бабушку и напевала: - Он красивый. Он хороший.
Буду звать его Галошей!"
Наконец, бабушка сдалась.
       Однажды, вернувшись с работы, я увидела у нас в квартире этого кота. Он, действительно, был очень красив. Неведомый художник, раскрашивая его, оставил ему белыми животик и лапки, на голову одел чуть-чуть набекрень светло-коричневую шапочку с башлыком, по которой нарисовал продольные чёрные полоски. За башлыком был белый шарфик, а на спину была наброшена симметричная коричневая попонка, закрывавшая бока, с поперечными чёрными полосками. Около хвоста художник циркулем нарисовал круг, залив его коричневой краской, а в хвосте чередовались тёмные и белые полосы с переходом от коричневого до тёмно-серого цвета. Но всю свою любовь художник вложил в глаза этого кота. Они были большие и зелёные, как уральские хризолиты. Кот с достоинством возлежал на полке вешалки, занимая её большую часть, и с высоты своего положения с интересом взирал на обитателей квартиры.
"Маня! - строго сказала бабушка. - Я согласилась приютить этого котика, но с одним условием, чтобы он жил только в прихожей и в кухне. В комнаты он не должен ходить!" Маня согласно кивнула головой. Но кот, взглянув на бабушку, подумал: "Посмотрим, посмотрим, куда мне ходить и куда не ходить".
       И началась наша жизнь с котом. Каждое утро, подойдя к двери, он говорил: "Мяу!" и выходил в сквер, чтобы обойти свои владения. Мы жили на втором этаже, провожали его на прогулку, открывали ему дверь, и кот гулял. Когда он считал, что пришла пора позавтракать, он садился в садике напротив окон нашей квартиры, и смотрел на них, не отрывая взгляда. Кто-нибудь спускался, чтобы встретить его. Если же дверь на лестницу была открыта, он приходил сам, и царапался у двери, так как до звонка он не доставал.
Галоша очень любил рыбу, которую ему варила бабушка в специально выделенной кастрюльке. Кастрюля с рыбой, закрытая крышкой, стояла у плиты. "Мяу!" - говорил кот бабушке, многозначительно поглядывая на свою кастрюльку. "Покажи, где взять",- отвечала ему она. Кот подходил к кастрюльке, садился перед ней, поднимал правую лапку и два-три раза стучал по кастрюльке. После этого он поднимал голову и смотрел на бабушку. "Я не видела, покажи ещё раз",- говорила бабушка. Кот повторял то же самое, после чего начиналась трапеза.
Маню это настолько восхищало, что к нам приходили все её знакомые дети посмотреть на учёного кота.
       Но запрет входить в комнаты всё ещё действовал. Галоша, пообвыкнув и считая себя главой семьи, долго мириться с подобной несправедливостью не мог. Однажды он вошёл в комнату, где бабушка читала газету, сидя на диване. Он сел перед ней и выразительно посмотрел на диван. "Нельзя!"- строго сказала бабушка. Галоша умылся и снова посмотрел на диван. "Нельзя!" - повторила бабушка. Галоша помылся ещё раз, и картина повторилась. После пятого умывания кот решил, что он настолько чист, что пора приступать к решительным действиям. Издав воинственный клич: "Мя-ууу!", он прыгнул на диван. "Ах, ты! ...", - только и успела произнести бабушка, как кот улёгся на диване, положив ей голову на колени. "Повинную голову меч не сечёт!" - повторила Маня любимую поговорку бабушки. Вопрос был решён, Галоша завоевал своё право входить в комнаты и лежать на диване.
       Но вот поспать на бабушкиной перине ему всё еще не удавалось. А так хотелось! Кровати бабушки и Мани стояли напротив друг друга. Они обе легли, но Маня ещё не заснула. Кот вошёл в спальню, сел между кроватями и начал громко мурлыкать. Мурлыкал он долго, иногда поглядывая на бабушку, проверяя, заснула она или ещё нет. Мане спать расхотелось сразу. Она тихохонько лежала, исподтишка наблюдая за котом. Кот помурлыкал ещё. Бабушка заснула. Тогда он очень аккуратно вспрыгнул на кровать, перешагнул через бабушкины ноги и, довольный с чувством победителя, растянулся на перине. Мане очень хотелось засмеяться, но она боялась разбудить бабушку и прервать радость кота от его победы. Перина была покорена, и потом он часто почивал на ней в уголке бабушкиной кровати.
Однажды Маня праздновала день рождения. Кто-то из подруг опаздывал; два стула были свободными. Галоша молча сел за стол. Он ничего не просил, сидел с достоинством и с интересом разглядывал Маниных гостей. Особенно внимательно он провожал взглядом гостей, когда они наполняли свои тарелки салатом, колбаской, ветчиной.... Но всё молча. Гордость не позволяла ему намекнуть им, что неплохо бы что-нибудь вкусненькое положить и на тарелку, стоящую перед ним. Но дети были сами заняты едой, и о коте никто не подумал. Посидев минут двадцать, кот вышел из-за стола и прыгнул на сервант, где в высокой вазе из агатового стекла стояла ветка мимозы. Все посмотрели на него. Он аккуратно вытащил мимозу, чтобы самому дотянуться до воды. Ваза была очень высокой. Галоша, вытягивая шею, демонстративно попил водички из вазы, втолкнул ветку мимозы поглубже в вазу и сел, наслаждаясь произведённым эффектом. Дети развеселились. "Пойдём, - сказала Маня, - посмотрите, как он просит рыбу у бабушки". И все дружно побежали в кухню посмотреть на дрессированного кота.
В садике, где всегда гулял Галоша, он чувствовал себя хозяином: на эту территорию без его высочайшего разрешения входить никто не смел. Если же какой-нибудь наглец осмеливался, наш ласковый Галоша смело бросался в бой и изгонял противника, защищая свою территорию. Особенно он возмущался, что в его садик иногда забегал чёрный кот из дома на противоположной стороне улицы. Тут уж Галоша был беспощаден. Однажды, когда он только переступил порог калитки садика, на тротуаре запричитала пожилая женщина: "Цыганок! Цыганок! Иди домой! Кот - разбойник вышел гулять". Чёрному коту, которого, оказывается, звали Цыган, дважды повторять было не надо: он стремглав бросился наутёк. Маня была возмущена: "Бабушка! Нашего Галошку обидели: его назвали разбойником! А он такой хороший!". И тут же стала напевать:
 "Не разбойник кот. Хороший!
Очень я люблю Галошу".
Ещё больше Галоша не любил, чтобы его покой во время прогулки нарушали собаки. Садик был огорожен высокой оградой, в которой прутья чередовались с колоннами. Ворота были закрыты. Через решётку мог проскользнуть только очень худенький ребёнок. Галоша царственно сидел в центре садика. А по улице шла женщина, перед которой бежала маленькая собачушка. Увидев кота, собака решила, что надо его поставить на место. Прыгнув между прутьями решётки, она с грозным, как ей, наверное, казалось, лаем бросилась к коту. Галоша не пошевелился, даже ухом не повёл. Когда собачка подбежала к нему достаточно близко, он, продолжая сидеть, поднял лапу с выпущенными когтями и ударил собачку. "Ой-ой-ой, как больно!"- залилась собачка лаем. Хозяйка, безуспешно пытавшаяся протиснуться между прутьями решётки, вторила ей: "Нелличка! Нелличка! Беги ко мне скорей! Он же тебе глаза выцарапает!" Галоша невозмутимо наблюдал за этой сценой. Стоило ли обращать внимания на эту маленькую нахалку!
Но однажды, когда бабушка вышла его встречать, и они приблизились к входной двери, с другой стороны подходил соседский мальчик, перед которым бежал годовалый боксёр. "Подержи собаку, - сказала Коле бабушка. А то она может укусить кота". "Это меня -то укусить! - возмутился Галоша. - Да ещё на моей лестнице!" Коля не успел схватить боксера за ошейник. Разъярённый кот, с поднявшейся шерстью и ставший размером чуть ли не с боксёра, вцепился в спину собаки. С диким визгом она бросилась вверх по лестнице. За ней бежал кот. За котом Коля, за ними, задыхаясь, старалась бежать бабушка. Добежав до последней площадки перед чердаком, боксёр остановился, спина была окровавлена. Дальше отступать было некуда, дверь на чердак была закрыта. Боксёр прижался к двери. На последней ступеньке громадное мохнатое чудовище, которое ещё и рычало, осматривало поле боя, выбирая позицию для нападения. К счастью, подбежал Коля, схватил боксёра за ошейник и держал его, пока не поднялась на шестой этаж тяжело дышавшая бабушка. Она взяла кота на руки и спускалась с ним, говоря: "Ну, погоди, драчун, боксёру всего год. Вот он вырастет, и загрызёт тебя. Разве можно нападать на собак!" "Это мы ещё посмотрим! - продолжал рычать Галоша, но уже более добродушно. - Бегают тут всякие голые собаки! Хоть бы шубу надела!". И его шерсть помаленьку опадала и уже не стояла дыбом. Когда они спустились к себе, в квартиру вошёл уже обычный, добродушный, ласковый кот, который тут же побежал в кухню, чтобы отпраздновать свою победу.
Когда Галоша прожил у нас год, Маня решила, что нужно отпраздновать его день рождения, сказав, что раз мы не знаем, когда он родился, будем считать его днём рождения день его появления в нашем доме. Все готовили ему подарки. Бабушка нажарила Галоше вкусных котлет, Маня сходила в игрушечный магазин и купила ему заводную мышку. Не было только тёти Лиды. Наконец, вся семья была в сборе, и началось вручение подарков. Мышка была поймана через несколько секунд после того, как Маня её выпустила. Кот поиграл с ней, но недолго, подумав, наверное, что он в подвале и живую поймает. Когда до тёти Лиды дошла очередь вручать подарки, она протянула Мане свиток - свёрнутый в рулон лист бумаги, перевязанный красной ленточкой. "Читай, - сказала тётя Лида. - Это правительственный указ". Маня начала читать.
" УКАЗ
В виду исключительных заслуг в охране границ государства, соблюдении правил общественного порядка и гигиены любимым воспитанником Мани - панельным котом чалой масти - предоставить означенному коту гражданство страны с присвоением новому гражданину имени "Галоша Петербургович Манин и выдачей ему паспорта.
Президент Питерский".
Когда Маня дочитала, тётя Лида протянула ей настоящий паспорт! На первой странице была вклеена фотография Галоши, в месте подписи в паспорт была вклеена его лапка. Маня листала страницы паспорта, заливаясь смехом. "Вы представляете, - говорила она. - Он разведён и дети у него не обнаружены, а по национальности он дизайнер". Но когда она дошла до графы "воинская повинность", смех прекратился. "Почему это он дезертир? - возмущалась Маня. - Он ни разу не убежал, даже от боксёра, а наоборот победил его". Ошибки бывают, успокаивала её тётя Лида, мы попросим её исправить. Главное, что теперь он гражданин и официально прописан в Вашей квартире. Давай лучше его поздравим". Она подошла и погладила Галошу, который важно возлежал в кресле.
Теперь Манины друзья приходили посмотреть уже не только на дрессированного кота, но и на единственного кота, который обрёл права гражданства.
Так продолжилась их долгая и счастливая жизнь.


       ***
Вот настали времена!
В семь часов утра луна
Заглянула мне в оконце.
Говорит: "Пора вставать!"
Я в ответ: " А где же солнце?
При луне должна я спать".
Сладко очень потянулась,
Лицом к стенке отвернулась.
Но настырная луна!
Снова в комнате она.
"Весной солнышко сияло,
А за лето так устало,
Что не может рано встать,
Ему нужно отдыхать.
Поздней осенью, зимой,
Просыпайся ты со мной.
А когда весна вернётся,
Зайчик солнечный ворвётся
В твою комнату опять,
Чтоб с тобой поиграть.
А теперь пора вставать".

       Воронёнок Хром

       Что-то странное творилось этой ночью в нашем садике. Всю ночь каркали вороны, мешая спать. Полусонный, сердитый, не выспавшийся Галоша впрыгнул утром на подоконник, чтобы посмотреть, что же там происходит во дворе, почему так волнуются вороны. В ту же минуту на окно стали нападать две вороны. Они подлетали к окну одна за другой и крылом били по стеклу, надеясь достать Галошу. Это было уж слишком! Ещё стекло разобьют! Галоша на всякий случай спрыгнул с подоконника. Ворона вроде бы улетела. Но стоило коту приблизиться к окну, как атака повторялась. Обидевшись, Галоша ушёл вглубь комнаты и решил поспать ещё немного в кресле. Но время прогулки неумолимо приближалось. Он вышел во двор, и вдоль стены направился к тополям, обрамлявшим садик с трёх сторон. Что тут началось! Обе вороны, гнездо которых было на одном из тополей, в ту же секунду бросились в атаку, они с лёту пикировали на кота, били его крылом, а самая большая пыталась клюнуть его в голову. Медлить было нельзя! Галоша со всех ног бросился наутёк. "Бабушка! - закричала Маня. - Вороны заклюют Галошку!" Но кот уже царапался в дверь. Это было единственный раз, когда он бесславно покинул поле боя! "Пойди посмотри, что там случилось." - сказала мне мама. Я вышла во двор и направилась в угол садика, который так тщательно охранялся воронами. Обе вороны стали нападать на меня, пикируя одна за другой и крылом пытаясь ударить меня по голове. В углу садика, прижавшись к стене сидел маленький воронёнок. Он не мог взлететь, и только прыгал, прихрамывая на правую лапку. Надо было спасать воронёнка, но как? Подойти к нему вороны не дадут - заклюют. Что делать?
       И вдруг меня осенило. "Маня! Принеси мне зонт". Раскрыв зонт, я пошла ловить воронёнка. Вороны опешили. Какое - то чудовище с огромной цветной головой направлялось к их чаду. Вороне было очень страшно, но одна из них всё-таки клюнула зонт. Но чудовище уже поймало хроменького воронёнка и направлялось к деревьям.
       Тополя в садике были высокие, почти с пятиэтажный дом. Внизу на голых стволах ветвей не было. И только у молодого ясеня на высоте около двух метров начинались первые ветки. Это была моя единственная надежда. Я большим трудом дотянулась до нижней ветки и посадила на неё воронёнка. Вороны, наблюдавшие за нами, сидели поблизости на тополях. Закрыв зонт, я пошла домой. Нападения не последовало. Вороны успокоились, и только изредка каркали, ободряя воронёнка и зовя его к себе.
       Когда мы с Маней поднялись в квартиру, воронёнок уже сидел на третьей ветке. Он аккуратно перепрыгивал с ветки на ветку. Повыше кроны деревьев смыкались, и воронёнку удалось перепрыгнуть уже на ветку тополя, потом на другой тополь. Его родители перелетали на соседний тополь и звали его к себе. Маня неотрывно за ним наблюдала. Часа через два мы услышали радостный Манин голосок, которая напевала песенку: "Воронёнок - серый Хром, возвратился к себе в дом?" " А почему он Хром"? - спросила бабушка. "Потому что он хромой, у него ножка болит", - ответила Маня.
Но с Хромом и его родителями мне пришлось встретиться ещё раз. Однажды днём я, возвращаясь домой, увидела на крыше театра, который был рядом с нашим домом, двух ворон. Они тревожно каркали, глядя вниз. На газоне опять сидел воронёнок. Он подрос, но всё ещё прихрамывал на правую лапку. Я сразу подумала, что это наш знакомый воронёнок Хром. Я остановилась, раздумывая, как поступить. Мимо проходил мальчик лет двенадцати. "Поймай мне воронёнка, пожалуйста. Надо его отнести в гнездо", - попросила я мальчика. Он поколебался немного, опасаясь гнева ворон, но всё же выполнил мою просьбу. Через несколько секунд воронёнок был уже у меня на руках. Но как быть? Зонта у меня с собой не было, а вороны были рядом. Но, по-видимому, вороны меня узнали. Ни одна из них не пыталась напасть на меня. Более того, они показывали мне дорогу, куда нужно отнести воронёнка. Отлетят метров на десять, сядут и ждут, когда я подойду поближе. При моём приближении снова отлетят подальше. Хром спокойно сидел у меня на руках. Он верил, что находится в добрых человеческих руках. Так мы дошли до нашего садика. Здесь я снова посадила воронёнка на ясень, и он уже сам легко попрыгал по веткам. Хром был спасён. Потом он вырос, перестал хромать, и даже Маня не могла отличить его от родителей.
       Но какие умные вороны! И как они защищали и воспитывали своего малыша для будущей непростой вороньей жизни!

       ***
Захожу к своей подружке.
Мне навстречу бегут ушки.
Ушки рыжие, в полоску,
А под ними нос курносый.
Нет хвоста, не видно ножек.
"Это кто? Ответь!" "Бульдожек.
Славный, рыженький щенок,
Как на ёлке огонёк".

       ***
       Про Маняшку и ворона Яшку

       Нет, уложить Маню спать днём было практически невозможно. Не хотела она спать и всё. Бабушка лежала с ней рядом и рассказывала одну сказку за другой. А Маня всё ещё требовала очередную сказку. Бабушку уже почти засыпала, но продолжала медленно с большими перерывами рассказывать: "И тогда Иван - царевич выпустил стрелу и запел: "Козлятушки, ребятушки, отоприте, отворите, Ваша мать пришла, молока...". Но договорить фразу её не удалось. Маня вскочила в кровати и забарабанила по животу бабушки кулачками: "Что ты за ерунду городишь! Проснись!" Терпение бабушки кончилось, она сказала мне: "Укладывай её сама, а я пойду подремлю". - "Ну, расскажи мне сказку!" - опять попросила Маня. Но мне казалось, что все сказки на свете бабушка ей сегодня уже рассказала.
       "Маня, - сказала я ей. - Я тебе расскажу не сказку, а быль. Про во?рона Яшку". Маня согласилась и навострила ушки.
       Когда мне было лет двенадцать моя мама - твоя бабушка - летом отвезла нас в Рамонь отдыхать. В Рамони был когда-то прекрасный парк, а к тому времени он зарос, превратился в настоящий лес. И в этом лесу жила семья чёрных во?ронов. "Воро?н, как Хром"? - переспросила Маня. "Нет во?ронов. Воро?ны серые, а во?роны - они чёрные, мудрые и, говорят, живут до ста лет".
       Однажды мой брат Толик, возвращаясь из школы парком, увидел на тропинке маленького чёрного воронёнка. Воронёнок ещё не умел летать, прыгал по тропинке. Ни взрослых во?ронов, ни их гнезда нигде поблизости не было видно. Несчастный воронёнок был обречён на смерть. Толик пожалел его, взял на руки и принёс домой. Он жил у него в доме месяца полтора, ел червей, мясо и быстро рос. Когда мы приехали к бабушке, Толик взял воронёнка и тоже переселился к нам вместе с ним. Воронёнка звали Яшка. Он уже знал своё имя, и всегда прилетал из сада, когда его звали.
Просыпался он очень рано, подлетал к веранде и громко требовал утреннюю порцию червей. Приходилось твоей бабушке вставать, брать лопату идти в сад и копать ему их. Съев пригоршню червей, Яшка успокаивался и спокойно ждал, когда все обитатели дома проснутся и займутся своими делами, в которых он был непременным участником. Рано утром он вместе с бабушкой провожал корову в стадо, дабы убедиться, что она не заблудилась по дороге. Здесь Яшка позволял себе немного поразвлечься. Кто-то из соседей держал несколько овец, которые тоже паслись вместе с коровами. Яшка, издалека увидев, что овечек гонят в стадо, садился на крышу дома и тихо ждал своего часа. Как только овечки приближались, Яшка с воинственным криком "КАР-Р-Р" пикировал прямо в центр кудрявого стада. С громким блеяньем испуганные овечки бросались врассыпную. Довольный произведённым эффектом, Яшка возвращался домой. Мне кажется, он очень сожалел, что это удовольствие ему приходилось испытывать не каждый день.
"Зачем же он их пугал, - прервала Маня мой рассказ. - Это же нехорошо". - "Конечно, согласилась с ней я. - Но он же ещё был маленький птенец. Ему всего было несколько месяцев, а во?роны живут до ста лет! Он просто шалил, что и ты часто делаешь". Маня замолчала, но засыпать не хотела. И я продолжила рассказ про Яшку.
Яшка очень любил сопровождать бабушку на базар. Как только он видел, что она с корзинкой в руках направляется в сторону базара, он тут же перегонял её, садился на чей-нибудь забор и ждал. Так, короткими перелётами он долетал до базара, где всегда опускался на крышу мясного ларька и сидел там, ожидая, пока подойдёт бабушка. Тогда он спускался к ней на плечо и ждал. Бабушка покупала мясо, и просила продавца отрубить несколько небольших кусочков для Яшки, который устраивал пир тут же на прилавке. Через пару визитов просить продавцов больше не надо было, они сами старались угостить учёного ворона, привезённого, как они думали, из Ленинграда. Сытно и вкусно позавтракав, Яшка возвращался домой.
       К этому времени мы уже встали, позавтракали и собирались на речку. Яшка летал с нами. Здесь тоже было раздолье. В реке было много мидий. Моллюски, приоткрыв раковины, ползали по дну, оставляя на песке следы. Мидий Яшка не ловил, для него было слишком глубоко, а на мелководье их не было. Но ребята охотно ловили ему мидий, иногда ножом раскрывали створки раковины, и тогда он, не торопясь, выклёвывал мясо моллюска. А порой он просто тренировался, расклевывая раковину, чтобы насладиться её содержимым.
Когда же Яшка подрос и стал почти как взрослый ворон, его шалости перестали быть такими безобидными. Изучив окрестности, он выяснил, что у соседа напротив куры несутся на чердаке большого сарая. Каждое радостное событие появления нового яйца они сопровождали таким громким кудахтаньем, что любопытный Яшка просто не мог не слетать туда посмотреть, чем же вызван такой переполох. При виде громадного чёрного ворона, куры в страхе попрыгали с на землю, оставив в центре чердака большое белое яйцо. Таких Яшка никогда ещё не видел. В его сознании мелькнуло родное гнездо, и какие-то скорлупки, когда он сам появился на свет. Но чтобы яйцо было таким большим! Яшка потрогал яйцо лапкой, оно покатилось. "Хороший мячик! - подумал Яшка. - Как бы его отнести к себе домой!" Открыв клюв как можно шире, он ухитрился аккуратно взять яйцо и вовремя улететь. К чердаку уже спешила хозяйка, посмотреть, кто это распугал её несушек. Но Яшка уже был высоко и далеко.
       Прилетев домой, он спрятался за сараем, чтобы не пришлось с кем-нибудь делиться добычей, и стал внимательно изучать яйцо. Пока он его нёс, в яйце образовалась трещинка, из которой источался очень вкусный запах. Яшка был сыт, но не попробовать новый деликатес он не мог, и он выпил всё яйцо, а скорлупки на всякий случай закопал в навозной куче.
       "Но он же воришка! - откомментировала мой рассказ Маня. - Нельзя брать чужое!" "Ты права, Маня, но он этого тогда не знал, и не послушал нас с бабушкой. Пришлось соседке закрывать дверь чердака, когда туда входили кудахтать несушки".
О сне уже не было речи. Маня, как и Яшка, была очень любопытна. Я продолжила рассказ о маленьком воронёнке. В другой раз в соседнем доме хозяйка пекла оладьи, и, чтобы они охладились, целую миску оставила на столе во дворе дома. Яшка решил полакомиться оладьями: схватил один из них, прилетел во двор и тут же съел. Но оладушек было так много, а есть не хотелось. И тогда он решил сделать себе запасы "на чёрный день". Принеся второй оладий, закопал его в соломенной крыше сарая и полетел за новой порцией. Так он и летал туда - сюда, пока миска не опустела. Закончив с опустошением миски, он улетел сад и вздремнул на ветке.
"Куда же вы с бабушкой смотрели? - возмутилась Маня. - Так же нельзя себя вести! А что было потом?"
       А потом пришёл август. Чёрные во?роны как и серые воро?ны не улетают зимовать в тёплые страны. Мы в конце августа уезжали в Ленинград. Надо было что-то делать с Яшкой. Но что? Однажды я прочитала в газете, что в Воронеже гастролирует цирк Дурова. И у него в программе выступает учёный чёрный ворон. "Вот бы нашего Яшку устроить в цирк артистом!" - сказала я как-то за ужином. "А это хорошая мысль! - поддержал меня папа. - Он у нас умный, красивый. Ты напиши Дурову. Может быть, он возьмёт его в свою труппу". В тот же вечер я написала Дурову письмо с просьбой принять Яшку в цирк. И стала ждать. В двадцатых числах августа мне пришёл ответ.
"Он стал артистом?" - обрадовалась Маня. "Нет, к сожалению. Вставай. Возьми альбом с фотографиями и принеси его мне. Там есть письмо от Дурова". Дважды повторять не пришлось. Маня вскочила и принесла мне письмо. "Прочти, пожалуйста. Очень мелко написано".
Я взяла письмо и стала читать. Письмо было написано на бланке Народный артист Советского Союза, Владимир Дуров. "Милая Таня! Спасибо тебе за письмо. К сожалению, письмо пришло слишком поздно. Мы заканчиваем гастроли, поэтому не успеем взять ворона. У нас в цирке уже есть один ворон. Он выступает в программе. Ещё раз благодарю тебя за письмо. Владимир Дуров".
       Через несколько дней мы уезжали в Ленинград. Яшка, кажется, почувствовал, что его не хотят взять в цирк. И за два дня до нашего отъезда последний раз позавтракал с нами и исчез. Мы его звали, искали, но его нигде не было. Наверное, он нашёл своих родителей и улетел к ним в стаю, готовясь к длинной холодной зиме. "Жаль, - сказала Маня. - Как было бы хорошо, если бы он жил у нас. Пойду спрошу у бабушки, помнит ли она Яшку", - и она побежала будить бабушку, которая сладко спала в соседней комнате.




       Очень страшная история

       И снова было воскресенье, и снова Маня никак не хотела спать после обеда.
- Я не хочу сказок! - сказала она. - Расскажи что-нибудь страшное.
- Страшное? Так ты же после этого не заснёшь.
- Ну и что? В садике мы тоже не всегда спим. Ну, расскажи, пожалуйста.
- Хорошо слушай, я расскажу тебе очень страшную историю.
       Однажды в начале октября у меня выдался свободный день, и я поехала навестить свою знакомую, ты её знаешь, - бабушку Катю. Она ещё жила на даче под Ленинградом, в Токсово. День выдался удивительно тёплый, солнечный, просто летний. И мы решили пойти за грибами в лес, за Кавголовское озеро. Мы шли по лесу, собирали грибы, разговаривали.
       Она рассказывала мне, что во время войны, когда Ленинград был окружён кольцом блокады, её, восемнадцатилетнюю девушку, посылали на большую землю. Но вокруг были немцы, и она одна шла с донесениями к своим по лесу, через болота, иногда по пояс в воде. А это бывало не только летом, но и осенью.
- И она не боялась? - прервала меня Маня.
- Я тоже спрашивала бабушку Катю об этом. Конечно, было страшно, но что делать? До войны она жила в этом районе и хорошо знала окрестные леса ещё с детства.
- Я бы умерла от страха, - сказала Маня, и её глаза округлились.
- Ты знаешь, я тоже трусиха, и одна в лес ни за что бы не пошла. Я бы сразу заблудилась. Но бабушка Катя была очень смелой девушкой.
       И вот идём мы с ней по лесу, вышли на просеку. Солнце пригревает, в лесу удивительная тишина, никого вокруг. Был будний день, все работали, наверное. Так за разговорами мы ушли далеко от посёлка, вышли по просеке к карьеру. Там когда-то брали песок, а теперь был большой, глубокий песчаный овраг. Вокруг него уже вырос лес. И я наткнулась на куртинку козлят.
- Козлят? - удивилась Маня. - Откуда козлята в лесу?
- Козлята - это такие грибы, как моховички, только с тоненькими ножками. Я наклонилась и начала срезать грибы. И в эту минуту услышала бабушку Катю.
- Посмотри, - сказала она, - как вон тот пенёк похож на собаку. А вот ещё один!
   Я подняла глаза и похолодела. На противоположном берегу оврага, метрах в двадцати пяти от нас лежал громадный волк, чуть пониже волчица и рядом с ними два волчонка: один постарше, годовалый, второй поменьше, родился, наверное, в этом году. Увидев нас, они замерли, с остекленевшими, немигающими глазами. "Волки"! - трагическим шёпотом прошептала я, в какие-то доли секунды оглядев деревья, куда можно влезть. Но вокруг были одни сосны. Их кроны начиналась так высоко, что надежды спастись не было.
       Бесстрашная бабушка Катя тоже испугалась, и мы быстро-быстро пошли к просеке.
- Давайте вернёмся в Токсово,- сказала я. Но бабушка Катя не согласилась, ей казалось, что впереди где-то невдалеке была деревня, и мы стремительно пошли по просеке вперёд вглубь леса.
       Мне было жутко, я всё время оглядывалась, не крадётся ли за нами волчья стая, и ругала себя, что не взяла с собой ни спичек, ни бумаги. Маугли же огнём покорил зверей в джунглях. Бабушка Катя вскоре взяла себя в руки, и пыталась успокоить меня, говоря, что это, наверное, стая собак, что волков здесь не было даже перед войной, что где-то здесь близко деревня. Но у меня страх не проходил, и мы шли всё глубже в лес, всё дальше от посёлка. Так мы прошли километра два до поперечной просеки. И в эту минуту...
- Что, - спросила Маня, и голос её чуть дрогнул. - Вас нагнали волки?
- Нет, Маня, хуже. В эту минуту бабушка Катя остановилась на перекрёстке четырёх дорог и сказала, что мы заблудились, и она не знает, куда идти дальше. Она знала этот лес лет сорок, каждый кустик, каждую тропинку, но от страха растерялась даже она. Минуту она стояла в раздумье и вдруг вдалеке на одной из дорожек увидела большой щит. На нём был нарисован улыбающийся заяц и надпись: "Берегите лес от пожара!" Бабушка Катя обрадовано сказала: "Я узнала этого зайца! Нам налево, тут до шоссе метров пятьсот!" И мы направились в сторону шоссе. Там уже были люди, шли машины, и страх прошёл.
- А волки? - спросила Маня.
- А волки-то, оказалось, крались за нами. И когда они увидели, что мы ушли к шоссе, вожак стаи остановился и прорычал: "Ну, Заяц! Погоди!"
       
       Пикник с ужом
       
       Я не хочу сказок. Расскажи что-нибудь интересное, - попросила Маня. - И полежи со мной. Мне совсем не хочется спать. Вечером спишь, всю ночь спишь, и ещё днём надо спать. Надоело!
- Хорошо, Маняша, я расскажу тебе о нашей встрече с ужом.
- С ужом? - удивилась Маня. - Что же тут интересного?
- Это было не только интересно, но даже страшно. А дело было так.
       Летом, когда мы отдыхали в Рамони, родители иногда устраивали нам пикники. Рано утром мы вставали и собирались на целый день в поход. С собой брали еду, удочки, яблоки, молоко и прочую снедь, и всей семьёй шли на речку. Садились в лодку и плыли куда-нибудь далеко, вверх по реке Воронеж. Однажды мы плавали по Усманке. Эта река впадает в Воронеж, и в устье она совсем узкая, метра два. Берега заросли мятой, очень быстрое течение, и мне показалось, что там мелко: на дне были видны каждый камешек и каждая травинку. Но когда папа опустил весло в воду, оно скрылось под водой, но дна так и не достало. Глубина там была метров пять. Вот такая чистая вода была в Усманке в то время.
       А потом за этой стремниной вдруг открылся плёс, окружённый со всех сторон деревьями, которые отражались в воде. Деревья были высокие, с обеих сторон плёса, и их отражения в воде смыкались в центре. Вода казалась тёмной, почти чёрной, река бездонной. Ты помнишь картину Васнецова, где Алёнушка сидит у омута. Вот сейчас я думаю, не там ли он её рисовал. Даже у самого берега не было видно дна, а сразу начинался обрыв. Вдоль берега были плотины и хатки, построенные бобрами. Это была территория бобрового заповедника. Чтобы не потревожить бобров, мы развернулись и поплыли назад.
       Наконец, остановились пониже по течению реки Воронеж, на Песках. Здесь было хорошее место для стоянки лагеря. Песок, пологий спуск в воду, слева подальше росли камыши, за нами был цветущий луг, за ним начинался лес. Папа и Саша взялись за удочки, я пошла поплавать, а мама занялась хозяйственными хлопотами: распаковала корзину со снедью и поставила корчажку с молоком охлаждаться в воду, в тень, поближе к камышам. Наловили рыбу, развели на берегу костёр, сварили уху. К концу обеда захотелось молока. Саша пошёл к камышам, но остановился и замахал нам рукой:
- Скорее, скорее, идите сюда. Посмотрите, кто охраняет молоко! Я побежала посмотреть. У камышей на солнышке лежала, свернувшись клубком, огромная змея. Я вскрикнула. Змея моментально развернула свои кольца, и через мгновение полутораметровая лента уже плыла по реке.
- Не бойся, - сказал мне папа. - Это не гадюка, это уж. Они не ядовитые и не нападают на людей.
- Но молоко-то он выпил! - отпарировала я.
   Действительно, корчажка с молоком была пуста, она лежала на боку рядом с местом, где почивал уж. Пришлось нам пить чай. Но чай с дикой мятой и дымком от костра тоже был очень вкусным. После обеда каждый занимался своим делом. Мама купалась, Саша с папой ловили рыбу, я делала себе бусы из кувшинок. Все отдыхали. Было очень тихо, ни ветерка, ни всплеска воды. Тишину иногда нарушали только маленькие синие стрекозки, кружившиеся над водой. И вдруг со стороны камышей раздался пронзительный, душераздирающий крик, не крик даже, а истошный вопль. Все вскочили и побежали к камышам. Это кричала лягушка. Уж, неизвестно откуда появившийся, взметнулся стрелой и в прыжке схватил лягушку за задние лапы. Он заглатывал её.
- Живую?! - прервала меня Маня и голос её дрогнул.
- Да, Маняша, живую. Она билась, кричала, но вырваться из его страшной пасти не могла. С каждой секундой она всё глубже и глубже погружалась в его чрево, не переставая кричать. Это было жутко. Уж, занятый своей добычей, не обращал на нас никакого внимания. Наконец, голова лягушки исчезла в его пасти, и снова воцарилась тишина. Лягушка была большой, уж раздулся и лениво, не торопясь, уполз в камыши переваривать свою добычу. Все молчали.
- Пора домой, - сказала мама. Мы быстро собрались, сели в лодку и поплыли домой вверх по реке.
- Страшно, - вздохнула Маня.
- А когда Маленький Принц увидел рисунок удава, проглотившего слона, тебе было не страшно?
- Нет, ответила Маня. - Там же был не удав, а шляпа, а у тебя же настоящий уж. Посиди со мной.
       Она повернулась лицом к стене и закрыла глаза.
- Нельзя пугать детей, - строго сказала мне бабушка.

       ***       Дед Мороз

       Маня, весёлая, нарядная с большим плюшевым волком из мультфильма " Ну, погоди" и сундучком с новогодними подарками только что вернулась из детского сада, где на новогодней ёлке она была снежинкой.
       Бабушка обрадовала её, сказав что сегодня они с Мишей будут украшать ёлку, чтобы Дед Мороз принёс подарки им домой. Наконец, пришёл Миша. Довольная Маня радостно сказала ему, что она сегодня в садике водила хоровод с Дедом Морозом, который держал её за руку.
- И он тебя не заморозил? - усмехнулся Миша.
- Нет, он тёплый.
- Так это же не настоящий Дед Мороз. Это артист. Он просто одет как Дед Мороз.- Это у тебя в школе был артист. А к нам в садик приходил настоящий Дед Мороз, - не соглашалась с ним Маня. Дети заспорили.
- Ну, скажи, - обратилась ко мне Маня, - это же настоящий Дед Мороз? К тебе он приходил, когда ты была маленькая?
- Не знаю, Маняша. Когда я была маленькая, я только один раз увидела Деда Мороза. А посмотреть на него очень хотелось. Но он приходил к нам всегда ночью, когда я уже спала. То папа, то дедушка встречал на улице Деда Мороза, который обязательно присылал для нас или красивую пушистую елочку с шишками или сосенку с длинными иголками. Они всегда говорили, что Дед Мороз просил, чтобы мы украсили елку игрушками, и тогда он обязательно зайдёт и принесёт долгожданные новогодние подарки. Иногда, правда, от Деда Мороза прибегал зайчик, и тогда тоже в доме появлялась ёлочка.
- А если елку не украсить, Дед Мороз не придёт? - прервала меня Маня.
- Не знаю. Мы всегда с удовольствием украшали ёлку. Её ставили в большой деревянный крест, и она, пушистая красавица, стояла посреди большой комнаты, наполняя её свежим, хвойным ароматом. Елку наряжали игрушками, стеклянными шарами, на самый верх надевали красный шпиль, пониже вешали красивую серебряную звезду, потом уже разных зверушек - белочек, зайчиков, серебряные и золотые орешки. Даже гроздь зелёного винограда с красивыми резными листьями висела на елочке. А бусы, разноцветные стеклянные бусы, круглые, овальные, перевитые, их вешали самыми последними, после того, как на ёлочку разбрасывали снег из ваты. Теперь ёлочка была нарядной, и Дед Мороз должен был обязательно придти. Конечно, с подарками.
- Ну, и как ты его увидела, когда?
Мане не терпелось узнать, какого же Деда Мороза я увидела однажды. И я продолжила рассказ.
- Как я ни старалась увидеть Деда Мороза, он всегда приходил ночью, не будил меня, а просто оставлял подарки. А так хотелось увидеть Деда Мороза. Я старалась подольше не засыпать, но провести всю ночь без сна не удавалось, обязательно заснёшь. Но к утру под ёлкой лежали долгожданные подарки. И лишь однажды мне удалось увидеть, как Дед Мороз приносит подарки. А дело было так.
       В этом году папа с мамой уехали перед новым годом. И мы остались с бабушкой и дедушкой. Дед Мороз передал дедушке ёлку. Мы её украсили. Наконец, наступила новогодняя ночь. Я долго не хотела ложиться спать, ждала его прихода. Но всё-таки уснула. Было ранее утро, ещё почти темно. Я вскочила и побежала под ёлку. Подарков не было. У нас были три комнаты, я спала в самой дальней, а ёлку ставили в самую большую среднюю комнату. Я снова легла и стала ждать. Вдруг скрипнула дверь, и раздался стук палки по полу. Я вздрогнула: "Дед Мороз!"
- Ты обрадовалась? - спросила Маня.
- Нет, скорее испугалась. Было ещё темно. А тут Дед Мороз, с палкой! На всякий случай я закрыла глаза. Стало тихо, а потом стук палки возобновился. Дед Мороз уходил. Я выглянула за дверь. Но уходила моя бабушка. У неё болела нога, и она всё время ходила с палочкой. Дверь за бабушкой закрылась, я босиком побежала к ёлке. А там лежали подарки от Деда Мороза.
- А когда же Дед Мороз ушёл? - опять спросила меня Маня. - Он увидел, что бабушка идёт за подарками?
- Не знаю, Маняша, думай сама.
- Я же тебе говорил, что Дед Мороз - это артист. А подарок принесла бабушка, - вмешался в разговор Миша.
- Ну, подарок, может быть, - задумчиво произнесла Маня. - Но у нас Дед Мороз был настоящий. И он был не один, а со Снегурочкой!
       
       Кукла

 - Я не хочу спать, я просто полежу и поговорю с тобой, - опять попросила Маня.
   - Хорошо, полежи спокойно, и давай помолчим, - ответила я ей.
       Но полежать, молча, Маня просто не могла.
- А когда ты была маленькая, ты играла в куклы?
- В куклы? Конечно, играла, но позже. А вот когда была маленькая, не играла. У меня просто не было куклы.
- Как не было? - удивилась Маня.- Совсем?
- Да, наверное, совсем. Была же война. Вот если хочешь, я тебе расскажу про первую детскую обиду, связанную с куклой.
- Ой, расскажи, - обрадовалась Маня. Она готова была слушать всё, что угодно, лишь бы не спать днём.
- Хорошо, слушай. Мы жили тогда в эвакуации в глухой деревушке Мазейка в Липецкой области, куда не заглянула война. Отец был на фронте. Жили в школе, где работала мама, а до призыва в армию мой отец в ней был директором. В этот сентябрьский день 1944 года все были в приподнятом, радостном настроении. Ликовала не только наша семья, но и вся школа, и деревня. Из действующей армии вернулся израненным, больным, но живым мой отец. Близилась победа, и его демобилизовали из армии. Все радовались. И только я стояла в сторонке молча, обиженная, с надутыми губами, очень грустная.
- Таня! Папа приехал! - радостно сказала мне сторожиха, жившая, как и мы, в школе.
- Нет, дядя, - не согласилась я с ней.
- Таня, ты посмотри, вспомни, это же твой папа.
- Нет, дядя, - упрямо повторила я. - Папа приедет и привезёт мне куклу. А дядя не привёз. Да, обида была нешуточная. В письмах с фронта отец каждый раз писал, что когда кончится война, он вернётся и привезёт брату машинку, а мне красивую, большую куклу. Он выполнил обещание только наполовину: где-то ему удалось купить машинку для брата, а вот с куклой не получилось. И радость от встречи с отцом сменила детская обида.
- А ты плакала? Мне тоже было бы обидно, если бы кому- то привезли подарок, а мне нет, - поддержала меня Маня.
- Я не помню, плакала я или нет. Но откуда же было знать девочке трёх с половиной лет от роду, что шла война настоящая, жестокая, не кукольная.
- А кукла? У тебя её так и не было?
- Нет, Маняша, отец выполнил своё обещание. И через пару лет, когда мы уже вернулись домой, привёз мне из Москвы долгожданную куклу. Она была такая красивая! У неё была розовая гуттаперчевая голова с большими васильковыми глазами из-под длинных ресниц, розовые руки и ноги, а вот тельце было мягким на ощупь. Мы с бабушкой сразу сшили ей много новых платьев и шапочек. Какое это было счастье! Первая в жизни кукла, да ещё такая большая!
       Но, дети войны, играть с ней мы не умели. Да вокруг и были одни мальчишки: старший брат с ватагой его друзей и двоюродный брат - мой ровесник. Мы играли в войну, в партизан, я была санитаркой, лечили раненых в госпиталях.
       И однажды эти противные мальчишки придумали, что кукла ранена, и нужна операция, чтобы спасти ей жизнь. Кто-то взял нож и распорол моей первой кукле животик. Оттуда посыпались опилки. И от её мягкого тельца осталась только разрезанная тряпочка, из которой безжизненно свисали гуттаперчевые ручки и ножки. Вот тут-то я заплакала!
- Ой! Бедная кукла! - погрустнела Маня.
- Разочарование мальчишек - продолжила я рассказ, - было полным: такого никто не ожидал. Почему-то куклу не починили, и её короткая жизнь бесславно закончилась где-то в чулане за большим бабушкиным сундуком.
- А потом? У тебя были другие куклы?
- Потом была мирная жизнь, кукол мне покупали, но запомнилась только первая кукла и первая обида из-за куклы. А ты, Маняша, помнишь свою первую куклу?
- Первую? - Маня задумалась. - Нет, не помню. У меня их сейчас... - Она замолчала, как будто пересчитывала своих кукол. - Я пойду сосчитаю. Она встала и побежала пересчитывать своих кукол. Считать она уже умела до ста.

       
       Про Маню и крота

       Утро выдалось хмурое, пасмурное; солнца не было видно. Не выспавшаяся Маня не захотела умываться, за завтраком капризничала, потом нагрубила бабушке. Пришлось её наказать. "Маня, - сказала я ей. - Раз ты грубишь бабушке, то я с тобой разговаривать не буду". Это было самое страшное наказание для Мани. Несколько раз она пыталась подойти ко мне с какими-то вопросами, но на всё получала один и тот же ответ: "Я с девочками, которые грубят бабушке, не разговариваю". Мане было очень грустно: в доме не с кем было поговорить. Полдня она слонялась без дела, но, к кому бы она ни подходила, ответ был один и тот же. Мне было её очень жаль, но извиниться перед бабушкой она не хотела.
       Вскоре по телевизору должен был начаться мультфильм "Дюймовочка". Я включила телевизор и, обращаясь к бабушке, сказала: "Бабушка, ты не хочешь посмотреть мультфильм про "Дюймовочку"? Она такая вежливая и ласковая девочка! Не то, что наша Маня!" Маня подбежала к телевизору: "Я тоже хочу посмотреть мультик!". "Посмотри, конечно, Маняша, - сказала бабушка. - Может быть, ты тоже станешь доброй девочкой, как Дюймовочка". Маня уселась в кресло и внимательно стала смотреть мультфильм.
       Мышь, у которой жила Дюймовочка, искала ей жениха. И вот, когда на экране появились женихи, красивые кроты в чёрных фраках и белых манишках, я сказала Мане. " Если ты будешь вести себя так же, как сегодня, то я тоже выдам тебя замуж за крота. У нас в подвале как раз живёт холостой крот". Маня встала и тихо и вышла в соседнюю комнату.
       Время было послеобеденное, уже смеркалось. В соседней комнате на столе у дяди Саши горела настольная лампа. В глубине комнаты стоял диван, там уже было почти темно. Маня забилась в уголок дивана. Всё стихло. И вдруг, мы услышали взволнованный голос дяди Саши: "Маня, Маня! Что с тобой? Что случилось?" В комнате вспыхнул свет. Я, стоя в дверях, увидела, что дядя Саша подошёл к дивану. "Я не хочу замуж за крота!" - горько всхлипывала Маня, и крупные слёзы ручьём катились у неё по щекам.
       Он стал её утешать, говорить, что за крота отдают замуж только плохих девочек, а вежливую девочку крот и сам не возьмёт замуж. Маня извинилась перед бабушкой, та её поцеловала, и инцидент вроде бы завершился. Но страх стать невестой крота остался. "Нет в подвале никаких кротов!"- часто повторяла Маня. Но каждый раз, входя в парадную, Маня с опаской посматривала на лестницу, ведущую в подвал, и быстро пробегала первый пролёт.
       На этом взаимоотношения Мани с кротом не закончилась. Однажды, возвратясь с работы, я застала такую сцену. На полу около стола дяди Саши сидела Маня и противным голосом канючила: "Ну, Сашка, ну, дай мне карандашик!" Он протягивал ей какие-то карандаши, но она их не брала. Когда я вошла, он уже начал тоже говорить ей: "Маня, перестань. Это уже длится полчаса. Иначе я сам схожу за Петром Ивановичем". "Каким Петром Ивановичем?" - не поняла я. "Ну, крота-то зовут Пётр Иванович. Он заходил к нам в гости, когда ты была на работе". Маня притихла на минутку, призадумалась. Но все были дома, и она решила, что крот ей не страшен, и снова продолжила на тех же нотах: "Ну, Сашка, ну, дай карандашик!" Чуть ли не слёзы наворачивались у неё на глазах. Тут уже не выдержала бабушка. "Какой карандаш она хочет?" Надо сказать, что карандаши были страстью дяди Саши. У него всегда была коллекция разнообразных карандашей: всех цветов, различной твёрдости, аккуратно подточенных. В детстве, когда мне требовался какой-нибудь карандаш, он никогда не давал мне новый карандаш, а всегда какой-нибудь начатый небольшой карандашик. А в этот день ему подарили карандаш - великан. Этот карандаш был размером чуть поменьше Мани, расписной: с одной стороны он был красный, с другой - синий. Таких карандашей никто из нас ещё не видел. И вот именно его и пожелала Маня. Бабушка не понимала страсти Саши и строго сказала ему: "Отдай карандаш ребёнку. Ты себе другой купишь!" Что делать? Дядя Саша подчинился своей маме. Обхватив карандаш двумя руками, Маня поднялась с пола. Навернувшиеся на глазах слёзы моментально высохли. Победоносно взглянув на дядю Сашу, она сказала ему: "Ты, Сашка, запомни: я своего всегда добиваюсь!"
Прошло года два, о кроте как-то больше не вспоминали. Маня уже ходила в садике в подготовительную группу, готовилась в школу. И вот однажды они с мамой приехали на дачу к знакомым. Была ранняя весна. Грядки ещё не заросли травой, но на них через промежутки виднелись небольшие аккуратные кучки земли, как горки. "Что это за горки? Кто у Вас в куличики играл?" - полюбопытствовала Маня. Хозяин дачи огорчённо сказал: "Да это у нас здесь кроты живут, весь участок перекопали!" Маня побледнела, и прижалась к маме. "Поедем скорей домой!" - прошептала она. Но она была уже большая и показать всем, что она боится крота, ей совсем не хотелось. Она вошла в комнату и до отъезда что-то рисовала и читала, не выходя на улицу. Уже перед самым отъездом хозяин дома позвал её: "Маня, посмотри, кого поймал котик". Маня вышла. Большой кот держал во рту что-то чёрное шелковистое, мохнатое. "Кто это?" - спросила Маня. "Это крот, разбойник, который перекопал нам все грядки!" "Крот? Такой маленький! - Маня радостно засмеялась. - А я его так боялась!" Вот уж действительно у страха глаза велики.

       Рюряка

Мама. Дом...Была война.
За окном глухая ночь.
Я не сплю. И у окна
На руках у мамы дочь.
Сказки все уж рассказала,
На руках меня качала.
Но не спит никак ребёнок,
Глазки смотрят в темноту.
Кто там, маленький волчонок,
Иль чудовище в саду?
Слово странное "Рюряка"
Девочка произнесла,
Словно выплыло из мрака,
Из оконного стекла.
Что "рюряка" означало,
Объяснить я не могу.
Первый раз я "эР" сказала
После слов: "па", "ма", "агу".
Старшая сестра и брат
Букву "эР" не говорят.
Позже "Ар-рей" зову Алю,
И на То-рр- ика рычу.
И вернуться в эти дали
До сих пор очень хочу,
Вдруг появится "рюряка",
И узнаю, кто же он,
Выплыл кто тогда из мрака,
Не пустив в наш домик сон.
Есть глагол "рюить" у Даля.
Означает он рычать.
Но откуда "рю" в начале
Жизни я могла узнать?

       Первая любовь

       Марине было годика три, когда она впервые появилась у нас. Её мама попала в больницу, откуда она позвонила мне с просьбой, чтобы я забрала девочку из детского сада. Марина с мамой жили вдвоём, отец умер, когда ей исполнилось только годик.
- Я одна, у меня нет ни бабушки, ни дедушки, - с грустью сказала Марина моей маме.
- Не расстраивайся, Мариша, - ответила ей моя мама. - Я буду твоей бабушкой.
Марина осталась у нас.
- А это кто? - удивился вернувшийся домой Саша, увидев у нас маленькую девочку.
- Марина, - ответила ему засмущавшаяся девочка, опустив глазки, потом подняла голову, посмотрела на него, и на её пухлых губках заиграла улыбка.
- А я тебя буду звать Маня, - ответил он ей. - Ладно? Она радостно кивнула головой. Так Марина превратилась в Маню, и началась её дружба с Сашей на равных. Называть его дядей Сашей Маня отказывалась категорически. Для неё он был только Саша или Сашка, если она на него сердилась. Теперь Маня часто появлялась у нас. Её маме, работавшей медсестрой, приходилось иногда дежурить по ночам. В такие дни Маню забирал к себе кто-нибудь из нас.
- А почему Сашка не пришёл за мной? - капризничала Маня, когда однажды за ней в садик пришла бабушка. Я задерживалась на работе.
- Он на работе.
- А почему не тётя Таня? - не унималась Маня, расстроенная, что нет её мамы.
- Она тоже на работе, - повторила ей бабушка.
- Вот я с тобой пойду, а все будут говорить, что такую хорошенькую девочку ведёт старая бабушка, - продолжала ворчать Маня, надув свои пухлые губки.
- Мариночка, - вмешался в разговор стоявший рядом малыш. - Меня тоже встречает бабушка, но я не плачу. Мальчик был младше её, и Маня не удостоила его ответом, но начала одеваться. Оставаться в садике на ночь не хотелось. В это время мама отдала её в круглосуточный детсад. Я встретила их, возвращаясь с работы, уже недалеко от дома, около небольшого сквера с высокой оградой. Маня шла по подножию изгороди с палкой в руках, которой она методично стучала по металлическим прутьям ограды.
- Что у тебя со шнурками? - удивилась я, увидев, что шнурки на обоих ботинках оборваны.
- Веди её сама, - возмущённо сказала мне бабушка. - Я больше никогда не пойду за ней в садик.
       Как оказалось, Маня плохо завязала шнурок на ботинке, наступила на него, и шнурок оборвался. На улице она остановилась, требуя, чтобы бабушка оборвала ей и второй шнурок для симметрии. Она упрямо стояла на своём до тех пор, пока бабушка в сердцах не согласилась на её требования. После этого она нашла где-то палку, и, стуча ей по ограде, пересчитывала её прутья. Избавление для бабушки в моём лице пришло во время.
- Давай-ка, Маня, я отведу тебя назад в садик, переночуешь там, раз ты так безобразно ведёшь себя по отношению к бабушке.
- Нет, нет! Я больше не буду! - взволнованно произнесла Маня. - Я не хочу ночевать там.
- Но почему? Там же воспитательница, дети, с ними можно поиграть, - переспросила я.
- Вот если бы все дети оставались ночевать, - грустно произнесла Маня. - А так мне обидно: кого-то забирают, а меня нет. И на её глазах навернулись слёзы. В ту же минуту бабушка простила ей всё, пожалев несчастную девочку. Мы уже подходили к дому.
- А Сашка придёт? - несколько раз переспрашивала Маня.
- Придёт, придёт, - утешала её бабушка.
- Маняша, - - поинтересовалась я, - а почему ты его так ждёшь? Соскучилась?
- Да, - скромно потупилась Маня, и её щеки порозовели.
       Наконец, зашёл и Саша, поужинали, он сел в кресло перед телевизором. Неожиданно Маня подошла к нему, села на колени, обняла и поцеловала его.
- Ах, ты мой женишок любименький! Растерявшийся от неожиданного признания Саша молчал, не зная, что сказать.
- Маня, - укоризненно произнесла я. - Ты же была на свадьбе у дяди Саши. У него есть жена - Ирочка, ты её знаешь. Так что дядя Саша не может быть твоим женихом. Ты уж поищи кого- нибудь другого. Маня с сожалением посмотрела на меня, всё ещё обнимая дядю Сашу, и, обращаясь к нему, продолжила.
   - Ты, Сашка, не бойся. Когда я вырасту большой, я всё равно выйду за тебя замуж. Правда, ты будешь старый и вялый, но я всё равно буду тебя любить!
       Маня не сдержала своего обещания любить Сашу до старости, и вскоре в её жизнь вошла новая любовь. В первом классе Маняша заболела скарлатиной. Её положили в инфекционную больницу, где она пролежала почти три недели в отдельном боксе, совсем одна. Побледневшая, похудевшая девочка снова появилась у нас. Она была очень грустная, задумчивая. Бабушка тут же испекла её любимые блинчики с вареньем, пыталась её развлечь, но Маняша думала о чём-то своём. После обеда они с бабушкой решили полежать немного.
- Ты знаешь, - вдруг сказала Маня, - я скоро выйду замуж.
- За кого? - изумилась бабушка.
- За Игоря. Он тоже болел скарлатиной и лежал в соседнем боксе. Мы с ним так подружились, что решили пожениться.
       Бабушка не прерывала её, молча слушая Манин рассказ о её новой любви. Маня продолжала.
- Жить мы будем у него. Он живёт с мамой и папой. У них две комнаты. В одной будут жить они, а в другой мы. Игорь уже всё рассказал своей маме. Она согласилась.
- И когда же будет свадьба? - улыбнулась бабушка. Маня вздохнула.
- Когда мы окончим школу. Так долго ещё ждать! - и снова замолчала, думая о чём-то своём, сокровенном.


       ***

По цветущим липовым аллеям
Мама первенца носила погулять,
Чтобы липы, сон ему навея,
Убаюкали его и дали ей поспать.

Но луна взошедшая висела
На высоких липовых ветвях.
И казалось, что она хотела
Посидеть у мамы на руках,

Спрячется она вдруг за стволами,
Выглянет с другой же стороны,
Нежно улыбнётся юной маме...
Мирный вечер. Ещё не было войны.

Этот круглый, ярко- желтый мячик
Захотел мальчонка в руки взять.
"Дай!" - ребёнок закатился в плаче,
"С мячиком хочу я поиграть".

Ну, а маме, что ей было делать?
Не достать проказницу- луну.
Колыбельную ему она запела,
"Дай!" мальчишки нарушало тишину.

Когда время близилось к рассвету,
Спряталась за облаком луна.
Самолётов гул раздался где - то.
Этой ночью началась война.

Мальчик вырос, но луна осталась
Для него мечтою с детских лет
Помнил, как в ветвях она качалась,
Посылая нежный, лунный свет.

И с тех пор космические дали
Вглубь вселенной мальчика влекли.
Луноходы по луне шагали,
И ракеты отрывались от земли.

Позже на луну смотрел он часто,
Липовых аллей он видел стать,
Думая о том, какое счастье,
Что когда-то с ним гуляла мать.
       
   3.05.06
Крошечный кусочек шоколада...
Вкус его запомнился навек.
Четверо детей сидели рядом
В год войны, в двадцатый грозный век.

Бабушка руками обнимала
Годовалых, маленьких внучат.
Лишь корова жалобно мычала,
Поворачивая голову назад.

А с телегой рядом шли две мамы:
Акушерка и учительница. Сёстры.
Вели лошадь по просёлку прямо.
А Воронежа пылал за ними остов.

Им навстречу мотоцикл с коляской
Появился и притормозил.
Офицер с солдатом, оба в касках,
Донесение в штаб фронта отвозил.

Но в телеге беженцев заметив,
Бабку, малых четверых ребят,
О своих подумал, видно, детях
Офицер, и о родных солдат.

Может, и они брели однажды
Тяжкими дорогами войны,
Умирали от бомбёжек, жажды,
Одного желая - тишины.

И большую плитку шоколада
Офицер в телегу бросил нам.
Прошептала мама: "Нет, не надо,
Он в бою нужнее будет Вам".

Офицер тех слов уже не слышал,
Мотоцикл летел к передовой.
Победителем народ великий вышел
Из войны жестокой, мировой.

Мы росли. Рассказывала мама
Нам о плитке шоколада, и не раз...
И катились две слезы упрямо
Из небесно-синих её глаз.
       9.05.06

       Добрый мальчик

       Мы были в командировке, на заводе в небольшом волжском городке. Возвращаясь с работы, зашли в магазин, чтобы купить что-нибудь вкусное к чаю. Валентина пошла к кассе выбить чек, а я остановилась в центре большого торгового зала. Неподалёку от меня в коляске сидел голубоглазый годовалый малыш, который старательно всеми шестью зубами грыз большой бублик, держа его обеими ручонками. Увидев меня, он перестал есть. Его пухленькое личико осветила радостная улыбка. Он протянул мне бублик, промолвив: "На-аа...". Я, улыбнувшись в ответ, погладила его по голове, сказав: " Кушай, кушай сам, расти. Ты добрый мальчик!" Подошла Валентина с покупками, я помахала малышу рукой, и мы пошли в гостиницу. Карапуз продолжал всё так же лучезарно улыбаться нам вслед. "Какой славный добрый мальчуган!" - сказала я Валентине.
       Несколько лет спустя, уже в Ленинграде однажды я вечером возвращалась домой. Утром уехала на дачу, на обратном пути долго ждала опаздывающую электричку. Усталая, с двумя сумками с урожаем и цветами я медленно шла вдоль сквера по Греческому проспекту. Передо мной, не торопясь, шли по направлению к казарме два молодых солдата и пили пиво, каждый из своей бутылки. Один из них обернулся, внимательно посмотрел на меня. Как бы в раздумье, он взглянул на бутылку, сделал ещё один глоток, обернулся и... протянул мне недопитую бутылку. Ну, это уж было слишком! Я холодно посмотрела мимо него. Молодой человек, как-то сразу стал меньше ростом, весь сжался, развернулся и поставил бутылку на ограду сквера. Они быстро зашагали вперёд.
       На следующий день, придя на работу, я весело рассказала об этом угощении сотрудникам, закончив рассказ словами: "Добрый мальчик!". Все засмеялись.
       "Везёт же тебе! - сказала Валентина. - Все-то тебя угощают. Помнишь того малыша из Волжского, который поделился единственным бубликом?"
       Это было в начале девяностых годов, время было трудное, предприятия не работали или закрывались, зарплату платили с перебоями. Не смеялась только Лариса. "Зря ты так! - грустно сказала она. - Может быть, он вспомнил свою мать, как она там обходится без него. А я бы ещё и хлебушка у него попросила. Действительно, добрый мальчик!"

"КАКАЯ РЫБА!"
  
   В воскресенье, ранним утром сквозь сон мне показалось, что кто-то настойчиво зовёт меня, но глаза не открывались - так хотелось спать!
   - Вставай! Мамочка, вставай! Ты же обещала! - Сын уже теребил меня, откинув одеяло. - Пойдём рыбу ловить!
   С трудом открыв глаза, взглянула на часы: "Без четверти шесть!", а он стоял около кровати уже одетый и с удочкой в руках. Удочку ему вчера подарила бабушка - шесть лет! Это уже дата. Он так ей обрадовался, с вечера накопал червей, а я неосторожно пообещала сходить с ним порыбачить на озере. А так хотелось спать, выспаться в выходной, отоспаться за всю неделю. Муж в командировке, бабушкам трудно одним на даче, и каждый день на электричке ездила я утром на работу, вечером - на дачу с единственной надеждой на воскресенье... Не тут-то было...
   С трудом встала, натянула тёплый спортивный костюм, взяла шерстяной плед, шезлонг, и наша процессия двинулась к озеру. Серёжа торопился, шёл, чуть ли не вприпрыжку. И за ним я с шезлонгом и закрывающимися глазами.
   Дошли до пустынного пляжа. Ни души. Только на противоположном берегу озера около камышей рыбачил с лодки какой-то мужчина. Обрадованный Серёжа, насадив червяка на крючок, приступил к рыбалке. Я поставила шезлонг у кустков в тень, накрылась пледом с головой и как будто провалилась куда-то. Сколько времени прошло, не знаю, наверное, часа полтора. Разбудил меня радостный крик:
   - Мама! Поймал! Смотри, каааакая рыба!
   На крючке билась маленькая краснопёрка. Он снял её и опустил в пол-литровую банку с водой.
   - Какая рыба! - ответила я ему. - Молодец! Будешь ловить ещё?
   - Нет, пойдём скорее, покажем бабушке.
   Он гордо нёс свой улов в баночке, а я, хорошо выспавшаяся на свежем воздухе, шла за ним с шезлонгом и пледом в руках.
   - Что же ты с ней будешь делать? Варить или жарить?
   - Отдам бабушке. "Кухня - не мужское дело", - любимую фразу отца он процитировал так нравоучительно, что я не смогла не улыбнуться.
   Бабушки уже хлопотали на кухне, когда мы пришли.
   - Я рыбу поймал!
   Бабушка ахнула:
   - Кааакая рыба!
   Её сестра поддержала восторги рыбака:
   - Молодец! И как же тебе удалось вытащить такую большую рыбу? Сейчас мы её поджарим. Иди умывайся.
   Сережа быстренько умылся и уселся за стол - понаблюдать, что будут делать бабушки с его уловом. Краснопёрку почистили, выпотрошили, обваляли в муке и положили на самую маленькую сковородку. Серёжа неотрывно следил за этим священнодейством. Когда рыбка стала золотистой, как и её плавнички, бабушка поставила перед ним тарелку.
   - Ну, кормилец ты наш, ешь свой улов.
   - Нет, - запротестовал рыбак, - все должны попробовать: ты раздели её на всех.
   Бабушка взяла нож и разрезала рыбёшку на четыре части: побольше Серёже по совсем крошечному кусочку себе и нам. В эту минуту в кухню вошёл Бублик - большой пушистый полосатый кот с зелёными глазами, потёрся у ног Серёжи и громко произнёс "Мяу".
   - Бабушка! А Бублику?
   - Не волнуйся, угостим и Бублика, - и она отрезала ему голову краснопёрки и хвостик.
   Все сели за стол, восхищаясь: "Какая рыба! А вкусная какая!". Бублик тоже сказал "мяу". Угощение ему понравилось.
  
  
   Нарушительница спокойствия
  
   Улица поднималась вверх, доходя до узкого переулка, с обеих сторон которого высились заборы больницы и какого-то предприятия, то ли завода, то ли института. Высокий, сплошной бетонный забор тянулся до моста над железной дорогой, заполненной всевозможными цистернами, платформами со щебнем и песком, открытыми вагонами с карельской берёзой и сосной, иногда электрички останавливались у станции под мостом, часто пролетали со свистом поезда на Москву или из Москвы. Напротив института, с другой стороны от железной дороги до конца квартала располагался старинный вагоноремонтный завод. Типичный производственный пейзаж рабочего Невского района Санкт-Петербурга. Несколько деревьев перебросили свои ветви над бетонным забором, а напротив, за мостом рядом с заводом протянулось то ли небольшое озерцо, огибающее стены завода, то ли речушка, куда завод сбрасывал свои стоки. Берега водоёма, превращавшегося к концу лета в небольшое болотце заросли кустами, кое-где высились деревья, этакий оазис природы, вклинившийся в мир асфальта, железа, транспортных артерий. Улица была перегружена транспортом, легковые и грузовые машины шли одна за другой, перемежаясь с автобусами, бензовозами, тяжеленными и длинными фурами, с трудом пытавшимися взгромоздить свои длинные тела на мост, перед которым улица круто поднималась вверх, как бы пытаясь взлететь к металлическим его пролётам. На мосту ремонтировали асфальт. И одна полоса пустовала, регулярно временами изрыгая поток машин. Машины сразу же сворачивали в переулок, а счастливые автобусы, на минуту притормозив на остановке, быстро спускались вниз, чтобы свернуть на главную транспортную артерию. Выйдя из автобуса, я пошла назад к переулку, за которым высилось здание бывшего термодинамического центра, превратившегося, как и все институтские здания города в некое подобие бизнес-центров, арендуемых новоявленными нуворишами. Левая полоса дороги была пуста, зато справа огромным удавом извивалась, и быстро двигалась на мост чудовищная змея из самых разнообразных машин, стремящаяся побыстрее пересечь пресловутый мост и вырваться на оперативный простор широких магистралей. Уже подходя к переулку, подняла глаза и вздрогнула от ужаса. Вне зоны перехода примерно на середине бетонного забора пустующую полосу улицы медленно пересекала мать с двумя крошечными детьми. Она шла медленно, вразвалку, и они также неторопливо, покачиваясь на слабеньких ножках, шли прямо в пасть этого извивающегося удава. Ещё шаг, два... Я закрыла глаза, представив страшную картину, тем более, что к ним уже приближался на большой скорости новенький, сверкающий джип. Я недоверчиво отношусь к водителям и хозяевам джипов: мощь этого внедорожника внедряет в их сознание понятие сверхчеловека, перед которым расступается всё живое и которому в безмерном страхе или почтении уступают дорогу малолитражки, автобусы, Газели. "Уточка, а нарушителем зоны перехода была молоденькая серая дикая утка, взлетит, если успеет,- подумала я,- а от крошечных утят...". Резкий скрежет тормозов не дал мне закончить мысль. Джип остановился как вкопанный буквально в нескольких сантиметрах от семейной процессии. Уточка, даже не вздрогнувшая при визге возмущённых тормозов, также медленно, не торопясь, продолжала вести свой выводок на другую сторону улицы. Джип стоял посредине мостовой и ждал. Недовольные кольца удава возмущались неожиданной остановкой, раздавались гудки клаксонов, а мать с детьми размеренно продолжала свой путь. Джип ждал, пока выводок не перейдёт улицу и не скроется в зарослях густой травы, покрывавший склон, за которым поблёскивала поверхность водоёма. Удав вздрогнул и с новыми силами ринулся в горку. Я оглянулась по сторонам. Откуда ты взялась здесь, юная дикарка, не знающая правил перехода? Увидела небольшую дыру в заборе, за которой просматривался пустырь, заросший кустами. Как ты оказалась в кустарнике этого двора? Откуда прилетела? Где твой красавец-селезень? Как тебе удалось вывести утят во дворе института, кишевшем кошками и неизвестно откуда появлявшимися собаками? Чем ты кормилась? Всех ли своих птенцов удалось тебе сохранить, молодой, неопытной матери? "Удачи тебе, уточка", - махнула я ей рукой, но она уже меня не видела, спустившись, спустившись к спасительному водоёму.
  
   Семейный детский дом
  
   Они жили втроём: Совсем юная зеленоглазая Женя, умудрённая опытом красавица Василиса, чьи роскошные пушистые волосы привлекали всеобщее внимание, так и хотелось прикоснуться к ним, погладить. Потом к ним прибилась чёрная как смоль цыганка Аза. В её глазах играли переливы самоцвета, именуемого кошачьим глазом. Цыганка была независимой, гордой и в отличие от светящейся лаской Жени и приветливой Василисы имела скверный характер, что-то всегда недовольно бурчала себе под нос, казалось, даже шипела. Она была беременна, когда появилась, неизвестно откуда, и первой родила крупного мальчика, такого же чёрненького как она. Когда же он открыл глазки, они оказались светлоголубыми. Первые дни цыганка не отходила от него ни на минуту, не доверяя сыночка ни Василисе, ни тем более Жене, которая тоже впервые готовилась стать матерью, часто лежала, задумчиво глядя перед собой, или просто дремала. Через некоторое время после Азы, Женя родила тройню: детишки были совсем крошечными, слабенькими, а Женя оказалась очень заботливой матерью: не отходила от них ни на шаг, ласкала, нежно баюкала их, что-то напевая себе под нос. Василиса была занята собой, иногда ревниво взглядывая на малышей, но никогда у неё не возникало желания приласкать чужих детей. А цыганку Азу, на то она и цыганка, уже тянуло в свет. Она оставляла малыша одного, порой исчезая надолго на час, два, а то и три. Просыпаясь, он плакал, громко звал её, но мать не приходила. Услышав плач цыганёнка, Женя побежала к нему, легла рядом, накормила его молоком и притащила к себе. Сытый цыганёнок успокоился и спокойно заснул в окружении жениных детишек, среди которых он казался кукушонком в гнезде птенцов пеночки, единственный сын, крупный. Аза, вернувшись к себе и не обнаружив сыночка, заглянула к Жене... Разразилась ссора. Женя не отдавала ребёнка загулявшей матери, которая села у входа в полном недоумении, не зная что ей делать. Но стоило ей только чуть приблизиться, как всегда спокойная и ласковая, Женя превращалась в мегеру. А цыганёнок спал крепким сном здорового сытого младенца, в тёплой постельке рядом с тройняшками и охранявшей их сон мамой-Женей. И только Василиса не реагировала на ссору соседок, занятая думами о своём потомстве и приближающихся родах. Так прошла ночь. Утром, когда Женя с Василисой вышли позавтракать в столовую, Аза поняла, что настал её час. Она схватила сына, не обращая ни малейшего внимания на вопли разбуженных тройняшек, и утащила его к себе. На сей раз Женя не возражала: Аза была дома, цыганёнок накормлен и доволен жизнью. В общежитии воцарился мир и покой. Появлялись соседи, любовались малышами, иногда брали их на руки, ласкали, улыбались им. Жизнь вошла в привычное русло.
   Недели через две в полдень окотилась Василиса, она лаcково вылизала котят и легла рядом, чтобы согреть влажные тела беззащитных малышей. Это был рабочий день, по коридору сновали туда-сюда люди по своим делам. В нишу, где жили мамаши с детьми, заглянули две женщины, обычно приносившие кошкам еду.
   - Ой, смотри, - воскликнула одна из них, - у Василисы четверо. Надо звать Саида.
   Женщины горестно вздохнули и ушли. Минут через сорок по коридору раздались тяжёлые шаги, звякнуло ведро. Василиса узнала тяжёлую походку этого человека. Выходя на прогулку, пощипать травку или поохотиться на воробьёв, она видела его с метлой, которой он грозно размахивал по асфальту, а завидев её, грубо кричал ей: "Брысь!". Его боялось всё кошачье население. Появление дворника с ведром не предвещало ничего хорошего. Василиса прижалась ко дну картонного ящика, в котором она жила и куда заботливые женщины положили ватник, накрыв его полотенцем, прикрывая своим телом котят от уже наклонившегося над коробкой врага. "Брысь!", - опять грозно рявкнул он. Но Василиса только ещё плотнее прижалась к дну ящика. Испуганная Женя выскочила из ниши и побежала по коридору в кабинет начальницы, где ей позволялось иногда понежиться на настоящем диване, цыганка бежала за ней, но остановилась перед входом и спряталась в другой нише. Цыганок забился в дальний угол и прижался к стене, а тройняшки, в ужасе сбились в один комок, затаив дыхание - они не смогли выпрыгнуть из высокой коробки, такой же, в какой лежала Василиса с котятами. Когда он опустил руку, чтобы вытащить котят, Василиса изо всех сил вцепилась в неё зубами и когтями. Дворник грубо выругался, отдёрнув руку: "Ну, я тебя сейчас!". Он схватил её за шкирку и с размаха бросил на пол в коридор. Капли крови с его руки упали на пол. Кошка тут же спряталась в нише на противоположной стороне, шерсть поднялась у неё на загривке дыбом, ярость кипела в ней, она готовилась дать отпор, но через несколько мгновений снова послышались тяжёлые шаги и позвякиванье ведра. Враг уходил.
   Выждав ещё несколько минут, кошка осторожно выглянула. Коридор был пуст. Одним прыжком она перепрыгнула коридор и скрылась в нише. Коробка была пуста! Василиса протяжно замяукала, озираясь по сторонам, всё ещё надеясь. Но её малышей не было. И тут она услышала слабенький писк, мяукнул котёнок из жениной коробки. Василиса насторожилась. Плач повторился. Она встала на задние лапы и заглянула в соседнюю коробку: плакала самая маленькая кошечка, последыш. Василиса впрыгнула в коробку, схватила кошечку за шею и потащила в своё убежище. Потом перенесла туда же и остальных котят, легла рядом, замурлыкала, чтобы успокоить их. Котята, сначала испуганные происшествием и путешествием, успокоились, поползали около неё, быстро нашли соски и приступили к трапезе. Насытившись, они снова заснули рядом с задремавшей Василисой. Но вдруг сквозь полудрёму ей послышался слабый писк и, кто-то мяукнул неподалёку. Её уши задвигались как локаторы. Где? Осторожно, чтобы не потревожить котят, она выпрыгнула из коробки и прислушалась. В нише было темно, и только в углу она увидела две светящиеся точки. Это голодный и испуганный Цыганок звал свою мать. Но Азы поблизости не было, не появилась и Женя. Василиса приблизилась к нему, попыталась схватить за шкирку, не удалось, котёнок сопротивлялся. Она схватила его за ухо и потащила за собой. У коробки перехватила зубами его за шкирку и с трудом, он был уже большой и тяжёлый, впрыгнула к себе. Легла, обхватила его лапами, полизала, пока Цыганок не успокоился и тоже не прильнул к соску. Вечером, уходя с работы, дверь в нишу открыли те же самые женщины
   - Ты посмотри, что делается! Василиса всех котят кормит.
   - Ну, и слава богу, - ответила ей вторая, - а то Женю совсем высосали. У неё молока почти нет, а котята ещё маленькие. Куда их девать? Цыганка-то берут, а остальных...
   Они налили в блюдца молока, сменили воду, насыпали в миски сухой корм и ушли. Женя появилась только утром: начальница не заметила её, спавшую под батареей, и уехала с работы, закрыв кабинет на ключ. Аза, осторожно оглядываясь по сторонам, пришла только на второй день к вечеру, но даже не пыталась отобрать Цыганка у приютившей его Василисы. А та лежала в коробке, прижимая к себе четверых приёмышей и довольно мурлыча. Боль от потери своих детей медленно уходила.
  
   ПИР КАННИБАЛОВ
Да! Это был царский подарок. В восьмидесятые годы всеобщего дефицита, когда о шоколадных конфетах "Трюфелях", "Красной шапочке", "Грильяже" можно было только мечтать, мне знакомая, ученица моего отца, работавшая в Союзпечати Воронежа, подарила коробку конфет "Космические". Эти конфеты Воронежской кондитерской фабрики, кажется, в свободную продажу не поступали вообще. И вот в ближайший праздник, когда гости перешли уже к чаю и кофе я ставлю эту коробку на стол, открываю...
   О! Впервые вижу, чтобы в коробке конфеты были в обёртке. Всеобщее внимание. На обёртках портреты космонавтов: улыбающийся Гагарин, Валентина Терешкова, Герман Титов, Алексей Леонов... Всеобщее оживление сопровождается раздумьем, кого бы съесть?
   - Я съем Терешкову!
   - Нет, Гагарин вкуснее!
   - А я, я попробую Леонова, он такой аппетитный...
   - А я проглочу космическую пару Терешкову с Николаевым!
   Пир каннибалов достиг апогея. Коробка быстро опустела, и только горка обёрток грустно напоминала о былом пиршестве.
  
  
  
   ТРАНСПОРТНЫЕ ХРОНИКИ
   Санкт-Петербург-город высокой ультуры
       Автобуса долго не было. На остановке у Московского вокзала скопилось много народа. Наконец, долгожданная "тройка" появилась. Подошёл красивый комфортабельный автобус нового поколения. Открылась дверь прямо напротив того места, где я стояла . Но я не успела ещё поставить ногу на ступеньку, как слегка толкнув меня, мимо быстренько прошмыгнула девочка лет восьми. Она стремительно бросилась к свободным креслам, заняла место у окна. А на второе кресло опустила руку. Я попросила её убрать руку и села рядом с ней. Девочка с недоумением посмотрела на меня, сзади подошла её мама, разговаривающая с мужчиной о каких-то делах прокуратуры. Девочка с огорчением посмотрела на неё, весь её вид говорил о том, как она расстроена, что на место, которое она стремилась занять для мамы села женщина, которая по возрасту годилась бы этой девчушке в бабушки. "Девочка, - обратилась я к ней, - а ты не думаешь, что сначала нужно было предложить сесть маме, а потом уже занимать место для себя?" Девочка недоумённо взглянула на меня, потом на маму. " Не-е-т, - неуверенно произнесла она. - Я всегда сажусь первой". "Сиди, сиди! - вмешалась в разговор молодая мама лет двадцати семи. - И запомни: замечания детям может делать только мама!" Девочка поёжилась, отвернулась к окну и стала рассматривать витрины, иногда исподлобья взглядывая на меня. Мужчина, судя по разговорам, коллега мамы по работе, замолчал, попрощался и быстро пошёл к выходу.

       ***
Много лет тому назад, во времена, когда Ленинград ещё не был Санкт- Петербургом, считалось, что это культурный город. Ленинградцев любили по всей стране. Куда бы ты ни приехал, всегда к ленинградцам относились доброжелательно, а москвичей недолюбливали. "Культурный город!" - эти слова сопровождали Ленинград повсеместно. Недавно посетив Москву, я с удовлетворением отметила, что в метро, в автобусах диктор регулярно призывает пассажиров к взаимной вежливости, предлагает заботиться о слепых пассажирах, уступать место пожилым людям и инвалидам. В метро постоянно наблюдала сценки, когда молодежь без напоминания или просьб предлагала сесть пожилым пассажирам. "Культурный город Москва!" - отметила я изменения к лучшему в столице. И вот однажды, еду в автобусе N114 на работу. На передних местах сидят две девушки, оживлённо разговаривая друг с другом, потягивая по очереди из одной алюминиевой банки какой-то прохладительный или горячительный напиток. Входит пожилая женщина, останавливается около них, опираясь на палку. Девушки делают вид, что они её не замечают. Обычно в такие минуты молодёжь или закрывает глаза, будто бы спит, или углубляется в книгу, не отрывая взгляда от одной и той же страницы. Нет, эти девушки продолжают оживлённо болтать, бросая изредка кокетливые взгляды на входящих пассажиров. Я наклоняюсь к одной из них и тихо говорю: " Посмотрите, кто над Вами стоит". Ответом меня не удостаивают. Может быть глухие? Громко говорю: "Девушки, Вы сидите на местах, не предназначенных для молодёжи. Не могли бы вы уступить место пожилой женщине?" Оторвавшись от банки, одна из них мне отвечает: "Пусть она меня об этом ПОПРОСИТ!!!" Я лишаюсь дара речи. Девушки продолжают сидеть. Встаёт узбечка лет сорока пяти и уступает место пожилому человеку. "Вот это действительно культурный Санкт-Петербург!" - думаю про себя. А девушки, опустошив банку, бросили её на пол и продолжали весело щебетать, изредка кокетливо поглядывая на входящих пассажиров.

       ***
       Я ехала в автобусе на работу. На одной из остановок в автобус с трудом вошла пожилая женщина и, тяжело дыша, стояла в передней части салона, держась рукой за ручку кресла, на котором сидел подросток лет четырнадцати. Мальчик был одет в модную куртку, в фирменные кроссовки, к его ушам вели провода от плеера. Он "балдел", самозабвенно слушая какую-то передачу. Прямо над ним на стене автобуса висела табличка: "6 мест для пассажиров с детьми, инвалидов и лиц пожилого возраста". Автобус резко затормозил, женщина с трудом удержала равновесие. "Мальчик, - не выдержала я, - ты не думаешь, что нужно уступить место пожилому человеку?" Подросток взглянул на меня с нескрываемым изумлением: "Но я же заплатил!!!" - с возмущением ответил он мне, продолжая сидеть на месте, купленным им за СВОИ ДЕНЬГИ.
       "Рыночная экономика в действии", - подумала я, и мне почему-то стало грустно.

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"