Записки молодого врача или 80 дней в прочном корпусе
(печатается в сокращении)
Позвольте представиться: я доктор. Начальник медицинской службы атомной подводной лодки. Той самой ракетно-торпедной, которую еще совсем недавно простой советский труженик умиленно называл "звериным оскалом социализма". С тех пор она намотала на свой винт тысячи миль, поржавела и стонет при каждом погружении.
Попал я на неё служить по распределению после окончания специализации по хирургии. Не то, чтобы захотел сам, но так решило за меня высокое начальство. Как и всякий выпускник, я втайне считал себя если не выдающимся хирургом, то уж, по крайней мере, способным. Поэтому мнил себе, что буду сразу работать где-нибудь в госпитале у милого моему сердцу операционного стола. Однако кто-то посчитал, что именно такие как я, с дипломами, ещё пахнущими типографской краской, должны ходить в море. Может это и правильно, не берусь оспаривать. К сожалению, многие лодочные доктора кроме свидетельства об окончании "пулемётных курсов" по хирургии (Господи, а что можно научиться оперировать за 5 месяцев!) ничего более не имеют ни в руках, ни в голове и без практики через год-два уже являются, по сути дела, просто хорошими парнями. Не мудрено, что лодки всё чаще вылезают из-под воды, как гром среди ясного неба, наводя панический страх на рыбаков и вдохновляя режиссеров Голливуда. Лодки бегут на всех парах в базу, унося в своем чреве перепуганного и измученного моряка с разрезанным животом, кусающего себе губы доктора, который за 12 часов так и не смог отыскать аппендикс, и командира, проклинающего их обоих, весь экипаж, флот и свою собачью судьбу.
Однажды, после очередного такого случая пришла директива очередного командующего, в которой, наконец-то, было найдено просто гениальное (соломоново) решение неприятной проблемы: Впредь чтобы на боевую службу ходило по два врача! (Ну, просто как в известной притче, про девятерых беременных женщин, от которых требовалось, чтобы они родили через месяц). По два, так по два, - дружно ответило наше начальство и меня отловили-обольстили-запугали-наобещали и запихнули в автономку вторым доктором. Все это произошло так быстро, что я успел только попрощаться со своим родным экипажем и на следующее утро уже сидел в прочном корпусе подводного крейсера, пытаясь осмыслить происходящее. Так началась моя первая и незабываемая автономка.
*
Первые дни в море! Как насыщены они событиями, сколь много узнаёшь, особенно если ты доктор и это твоя первая автономка. Я взял с собой много книг. В основном по медицине, но также и несколько художественных, большей частью английских, чтобы тренироваться в языке. Вставал я поначалу довольно рано около 7 утра по судовому времени. Завтракал, осматривал молодых матросов на предмет разных болезней и (что особенно важно побоев) и далее действовал по личному плану, т.е. занимался тем, чем хотел. На корабле стали появляться лысые. Сначала всего пару человек, они ходили по кораблю, смущенно поглядывая по сторонам, словно извиняясь. Затем их процент стал лавинообразно нарастать, достигнув к пятым суткам плавания примерно четверти экипажа, включая старших офицеров.
Первые дни принесли работёнку. Молодой матрос продувая гальюн не выждал, пока спадет давление (видно очень торопился). Чоп, который он забил в унитаз, под действием остаточного давления вылетел и угодил несчастному прямо в нос (с переломом костей и отрывом хрящевой части). Падая, бедняга раскроил себе темень. Ну, и конечно, все это было обильно полито сверху дерьмом из того самого унитаза. Даже полито это не то слово. Впечатление такое, что на него вылили бочку говна. Такой вот своеобразный получился аттракцион. Говно под давлением. Призовая игра. Плохо, правда, что на свежие раны, но ничего уж не поделать. Игра есть игра. Когда его завели к нам в амбулаторию, он виновато улыбался, сплевывая чьи-то экскременты на палубу. Заставив принять душ, Валера обработал незадачливому гальюнщику раны и зашил их наглухо. На удивление, раны даже не нагноились и парень быстро поправился. Продувать гальюны ему больше не доверяли.
*
А на корабле лысые все прибавляются и прибавляются, скоро их будет больше чем волосатых. Черепа блестят и переливаются под светом люминесцентных ламп. Какое-то массовое помешательство. Люди без масок. Такие они есть на самом деле. В море всех становится видно как на ладони. Кто чем занимается и что из себя представляет. Я, например, большую часть времени провожу лежа. Просто какой-то ужас! Болит спина. Но каждый день исправно хожу в кают-компанию на просмотр видеофильмов. Просмотрел уже массу, но один фильм никак не могу досмотреть до конца, всё время кто-то прерывает. Вот и теперь пришёл Валера и попросил посмотреть Старпома:
-У него уши болят, слышит, говорит, плохо. Только он угашенный сильно, ты не обращай на это внимание.
До конца фильма оставалось немного, поэтому, плюнув в сердцах (двенадцатый час ночи!) я поднялся к себе в амбулаторию. И действительно, возле дверей топтался пьяный Старпом с красными ушами.
-Ну, и что у нас случилось? спросил я, после того как мы зашли внутрь.
-Да, Док, ты понимаешь, что-то уши заложило, ничего не могу услышать ни левым, ни, особенно, правым, - сказав это, он со злобой ударил себя ладошкой по правому уху. Так слышу, вроде бы, а потом как будто бы закладывает что-то. Вот так когда делаю, вроде лучше, - зажав себе нос он начал с силой дуть в него, раскрасневшись и сверкая глазами. Вот видишь, Док, так чуть лучше слышу. Он торжествующе посмотрел на меня.
-Ладно, садитесь сюда и показывайте свои уши.
Я включил лампу-рефлектор и принялся исследовать его ушные раковины. Процедура явно ему нравилась, так как в процессе он не издал ни звука и изредка шевелил усами.
-Мне кажется, будто есть небольшая серная пробка, но без ушного зеркала (которого у меня нет) её не увидеть. Давайте завтра я их вам промою и там посмотрим. Если это пробка, то всё хорошо, если же нет, будем разбираться дальше.
-А что ещё может быть? Он широко открытыми глазами задышал на меня парами отработанного этилового спирта.
-Да все что угодно, - с ленинской прямотой ответил я. У врача, как известно, слово или лечит, или калечит. Я смотрел на его полные страха глаза и улыбался.
-Док, давай сегодня промоем, а?
Я с сомнением покачал головой:
-Нет, сегодня не получится (на часах-то без пятнадцати двенадцать!), нужно очень много всего готовить, давайте завтра.
Старпом явно не хотел от меня уходить. Завел разговор про тактико-технические характеристики нашей субмарины.
-Док, а ты был в реакторном отсеке? Нет? Ну, ты дал. Пошли, я тебе покажу, - он заговорщицки подморгнул.
Отказать было неудобно, поэтому, успокоившись, что фильм я сегодня так и не досмотрю, я последовал за ним.
В каждом отсеке вахта, завидев нас, принимала стойку "смирно" и докладывала Старпому, который с преувеличенно трезвым лицом выслушивал рапорт. Затем (видимо для чистой формальности), он задавал пару вопросов, ставящих вахту в тупик, делал им замечание и, ехидно улыбаясь, распространял клубы своего дыхания дальше. Так мы добрались до реакторного отсека.
Как известно, чтобы попасть в аппаратную выгородку, нужно запросить "добро" с Главного Командного Поста.
-Алё, Старпом говорит! СТАРПО-ОМ! Тут доктору нужно показать реактор. Ну, а меня еб т? Доктору, я сказал! Так, Комдив Раз, разбуди механика, пусть сядет на твоё место, а сам дуй сюда, будешь объяснять доктору как оно все работает и почему не разваливается.
Положив трубку, он хвастливо посмотрел на меня.
-Доктор, а у тебя дети есть?
-А, что?
-А то, что там нейтроны летают, как крокодилы, если детей нет, то лучше туда не ходить. Не боишься?
Я, конечно же, боялся, хотя дети у меня уже были. Но, как и положено всякому трусу, я, опасаясь, как бы эту трусость не увидели, равнодушно ухмыльнулся:
-Наверное, где-то есть. По крайней мере, один, я знаю, точно есть. Так что не боюсь.
-Молодец, Доктор. Ну (в люке показался Комдив Раз), пошли.
И мы действительно пошли в аппаратную выгородку.
-Здесь недавно была такая небольшая авария, - Комдив Раз потупил взгляд, - ну и довольно сильно фонит, так что давайте не будем долго здесь задерживаться. - Он с надеждой посмотрел на меня, ибо со Старпомом говорить было бесполезно и даже опасно, так как ему могла прийти в голову любая самая неожиданная дурь.
-Конечно, конечно! По правде говоря, я не очень хотел не только задерживаться, но и вообще заходить туда.
В аппаратной меня поразила режущая глаз непривычная для нашего старого парохода зеркальная чистота. Некому мусорить.
Комдив Раз, тыча пальцем вниз на крышку реактора, доступным языком объяснял мне принципы его работы. Старпом, икая, дополнял его, прибегая порой к весьма неожиданным ассоциациям. На выходе он похлопал меня по плечу и злорадно хихикнул:
-Ну все, считай что яиц у тебя больше нет! Глаза его весело горели. Пошли еще кое-что покажу.
Так мы прошлись через весь корабль, пока не уперлись в корму. На обратном пути он пригласил меня к себе в каюту (в чём можно было не сомневаться).
-Док, будешь шило? С этими словами он взял маленький чайничек, который обычные люди используют для заваривания чая и начал разливать. К моему удивлению, оттуда полился спирт. Выпили.
-А почему такая качка, мы на какой глубине? Спросил я, ибо целый день качка ощущалась более обычного.
-Ше-ся метров. Он икнул, внимательно посмотрел на меня, взял телефонную трубку и набрал "0".
-Алё, центральный! Старпом грит. СТР-ПО-ОМ! Так, почему меня качает, ити вашу мать?! ИК! Он опять икнул. - Почему меня КАЧАЕТ, я вас спрашиваю?!
Из трубки доносился голос вахтенного:
-Так шторм на верху 6 баллов, волна 4 метра, понимаете
-Меня не еб т ваша волна, я спрашиваю, ПОЧЕМУ МЕНЯ КАЧАЕТ?!! Твою мать! Стять ровно не могу! Стоять, говорю, не мгу ровно! Так, срочно погружаемся на 150 метров! ЧТО?! Меня не еб т командир, 150 метров, я сказал! Так, вахтенный, вы сняты с вахты! Разбудите механика, пусть сядет на ваше место! Разбудите механика я сказал! Олег, ёк твою мать, я не шучу! А, ну вас всех! Он повесил трубку.
-Видишь, Док, какой я в гневе? он попытался улыбнуться, но не смог, видимо его мутило.
Поняв, что дальнейшее моё пребывание в его каюте бессмысленно, я, пожелав спокойной ночи, пошел спать. Уши он пришёл промыть только через два дня и там действительно оказалась серная пробка.
*
В кают-компании смотрю фильмы теперь и по утрам. Вместе с Командиром. Командир типичный голливудский русский капитан. Меня раньше обижало, когда командиров наших подводных лодок заокеанские кинорежиссеры представляли такими, мягко сказать, странными, но оказывается, они не так далеки от истины:
Капитан 1 ранга Степько, заросший недельной щетиной (бороду отращивает, что ли?), сидит, закинув ногу за ногу так, что видны его худые желтые щиколотки. Волосы длинные, нечесаные, глаза безумные уставились на телевизор. Из-под одетого на голое тело темно-синего РБ (то есть робы одежды такой) выглядывает волосатая грудь с маленьким алюминиевым крестиком на грязной бечевке (не хватает балалайки). На кармане надпись большими буквами: "КОМАНДИР" (чтобы не перепутали), а чуть ниже еле видно: "капитан 1 ранга Степько Иван Кондратьевич". Это на случай, если кто не признает. Иногда он делает выводы из происходящего на экране, порой весьма глубокомысленные. Сидящий рядом механик со льстивой улыбкой ему поддакивает. Командир чувствует себя хозяином положения здесь на корабле он царь и бог. И это явно ему нравится. Я люблю смотреть ему в глаза. Такого безумного взгляда редко увидишь даже под водой. А когда он на вас смотрит, создается впечатление, что вы должны ему деньги. Люблю слушать, когда он выступает по общекорабельной трансляции:
-Внимание по кораблю, бля! У матроса Иванова, бля, сегодня День Рождения, бля. Позвольте мне, бля, от имени экипажа и от себя лично, бля, поздравить, бля, пожелать, бля, и подарить, бля, (ты-ты-ты) традиционный приз нах!
Однако весь экипаж им недоволен. Даже Старпом его недолюбливает. А мне лично он нравится. Наверное именно тем, что похож на голливудского русского капитана. Немного сумасшедшего и совершенно непредсказуемого. Трепещите супостаты! Пока у нас есть такие командиры, вам не спать спокойно!
Я люблю наших офицеров, молодых и задорных. Люблю слушать разговоры в кают-компании во время приёма пищи. Разговоры вьются, кружатся вокруг этой самой пищи:
-Вот это да! Суп кандей из собачьих мудей! Штурманёнок с радостным видом придвигает к себе тарелку первого. И не понятно, критикует он его или хвалит.
-Олег, хочешь мой бутерброд с маслом? Я его только что намазал, и даже не притронулся.
-А чего же ты его намазал и не притрагиваешься?
-Да я забыл его перед маслом сгущенкой помазать!
О вкусах не поспоришь. Приятного аппетита, товарищи офицеры!
*
Лодка тихо плывёт, нацелившись тупым рылом (извините, носом) в безбрежные дали. Где мы сейчас бороздим глубины, штурман, дай ответ! Затерянные в гигантской массе воды, окутавшей наш бренный мир, мы, кажется, уже забыли для чего мы вышли в море и ведем себя так, будто бы нас это не интересует.
Один из трюмных матросов упал и проколол себе голень на передней поверхности, как раз там, где ничем не прикрытая, расположена кость. Пришёл, когда я спал (за что я сразу его невзлюбил) и, тыча грязными пальцами на свою окровавленную ногу стал приговаривать, неумело отделяя человеческие слова от мата:
-Тащ, помажьте, зеленкой что ли А то он крови-то сколько, - он смотрел на меня немигающим взглядом осторожно и настойчиво одновременно.
Не знаю почему, всем своим видом этот матрос вызывал у меня антипатию. На нём была грязная, рваная роба и развалившиеся тапки. Запах, который он распространял, позволял усомниться есть ли на нашем корабле вода вообще, не говоря уже о душе. Этот запах держался у меня в амбулатории ещё по полчаса после его ухода, несмотря на неистовую работу вентиляции. У него была мерзкая манера говорить, используя матерное слово через каждые два три. И он любил возражать. Как и следовало ожидать, его рана нагноилась и я был вынужден теперь лицезреть его ежедневно. Я заставил его постираться и ходить в душ, однако этот запах не только не исчезал, но и, казалось, не ослабевал. В довершении всего он подстригся наголо, обнажив удивительно безобразной формы череп. Там было всё: шишки и выемки, ложбинки и бугорки и непропорционально удлиненный затылок. Всё это чудо природы держалось на щуплой, грязной шее. Каждый раз, делая ему перевязку, я задавался вопросом откуда такого орла выкопала наша Родина для своей защиты. Может он был и хорошим трюмным, не знаю. Через две недели рана потихоньку очистилась и появились первые признаки начавшегося заживления. Однако, неприкрытая кость, которая предлежала непосредственно в рану, представляла реальную угрозу осложнения, что держало меня в некотором напряжении. Когда он начал ходить уже не прихрамывая, я попросил его сделать приборку в амбулатории.
-Тащ, не могу, щас командир будут мыться, надобно следить постоянно за водой, за обогревателями
-Ну ладно, хорошо, - я знал, что он врёт и просто не хочет делать лишнюю работу, - иди.
Не люблю заставлять людей делать то, что они не обязаны делать, поэтому отпускаю его. У меня уберет другой. Желающих много. А этот Этот благодарный больной заработал себе штрафное очко.
*
Прошло полтора месяца, как мы под водой. Жутко подумать. Сегодня утром, впервые за всё это время на меня словно что-то налетело: вдруг невыносимо захотелось выбраться на поверхность, на улицу. Посмотреть на небо и вдохнуть "настоящего" воздуха. Пройтись по твердой земле и куда-нибудь убежать, подальше от пирса. Такое чувство, что мне вдруг стало нечем дышать. Но это ощущение длилось лишь мгновение и ушло. Через секунду всё вернулось на свои места.
Есть пациенты, способные вызвать раздражение у любого, даже самого спокойного и миролюбивого сельского врача. Они приходят, как правило, в самом конце рабочего дня, когда вы уже собрались уходить и медленно начинают рассказывать о своих ощущениях. Часто их мысли уходят в сторону, но все попытки врача конкретизировать их жалобы, задать наводящие вопросы, они воспринимают как обиду. На предложение их осмотреть, они, к удивлению врача, задают вопрос типа: "А может не нужно?", или "А может в другой раз?". А, затем, после уговоров (Так зачем же Вы сюда пришли?!), уступают, как будто делая одолжение. Но не дай бог доктору чуть сильнее нажать (а то и просто дотронуться до больного места), тут же рука больного отталкивает докторскую. И только после уговоров с угрозами всё бросить (Идите к другому врачу!) он позволяет продолжить себя осматривать. Рука врача скользит от здорового места к больному и её опять отталкивают. Иногда это продолжается до пяти-шести раз, в зависимости от нервной возбудимости доктора. В конце концов последний не выдерживает, начинает нервничать и топать ногами. Больной смотрит на него обиженно из-под лобья и, выпятив нижнюю губу, с интонациями пятилетнего ребёнка заявляет: "Мне там бо-ольно!"
Командир боевой части три был типичным представителем такой категории людей. Он периодически приходил ко мне с разного рода жалобами и я его быстро раскусил. Поэтому, когда в дверях появилась его голова, я чуть было не подпрыгнул в истерике.
-Доктор, - промямлил он, - у меня смотри, какой огромный фурункул. Он ткнул себе пальцем в шею. На боковой её поверхности, несколько ниже уха, располагался небольшой, недавно образовавшийся прыщ. Боли-ит.
-И сильно болит?
-Си-ильно. Знакомые, по-детски невинные интонации заставили меня напрячь силы и мобилизовать внутренние резервы спокойствия.
-Ну, садись, я посмотрю.
-А может не надо?
Я уже был готов к этому.
-Может и не надо. Как хочешь. Можешь идти обратно. Я прилёг на кушетку и сделал вид, что беру отложенную мной книгу.
-Ну, ладно. Давай посмотрим. Он сделал мне одолжение и присел на поставленный для него стул.
Я поднёс руку к его прыщу. Он отодвинулся. Я попытался дотронуться, он отодвинулся ещё дальше.
-Нет, так мы с тобой ничего не посмотрим. Если не хочешь, иди к себе и болей дальше. Я встал и сделал жест по направлению к двери.
-Я боюсь, что мне будет больно. Он смотрел на меня из-под лобья.
-Не будет тебе больно. - Черт возьми, как я все это не люблю!
Я осмотрел его прыщ, причем он ещё пару раз пытался отодвинуться. Дело ясное, гной есть, но он глубоко и нужно вскрывать. Так я ему и сказал.
-Нет, это будет бо-ольно! Дай лучше мазь Вишневского, чтобы она вытянула.
-Как хочешь. Я оставался спокоен. На тебе мазь. Если не поможет приходи, разрежу. Я дал ему тюбик индифферентной тетрациклиновой мази, так как применять замечательный бальзамический линимент по Вишневскому в этой стадии процесса не стоит.
Сутки прошли, а он всё не появлялся. Я уже начал надеяться, что прыщ вскрылся самостоятельно и он ко мне не придёт. Однако я ошибся. В дверь постучали. Затем в ней стали последовательно появляться голова, ПДА, а после и тело несчастного. Я был вне себя от счастья.
-Ну вот, Доктор, - он развёл руками, - пришёл сдаваться.
Прыщ был больше в два раза и отдавал синевой.
-Будем резать?
-Да, Доктор, если ничего больше не остаётся. Сильно болит. Он сделал плаксивое лицо.
Мысленно чертыхнувшись, я указал ему на стул. Передо мной сидел взрослый и уже лысеющий мужчина, которому Родина доверила самое грозное оружие и, который задержался на одной из стадий своего развития (Боже, спаси Америку!).
-Ты новокаин переносишь?
Смотрит на меня тупо.
-Реакции когда-нибудь были на новокаин? У стоматолога когда был в последний раз?
-В прошлом месяце. Мне зуб удаляли.
-Под новокаином? По опыту я знаю, что у таких, как он часто всё бывает ни как у людей, поэтому придирчиво спрашиваю.
-Да, вроде бы.
-Ну, ладно. У наших замечательных военных стоматологов кроме новокаина всё равно ничего нет. И тот не всегда бывает.
-А ты что, укол собираешься делать?! ("Как ты мне надоел") А куда, в ШЕЮ?! Это ведь БОЛЬНО!!! Я боюсь уколов. Он отодвинулся.
-Как хочешь. Могу без укола. Но лучше с ним. Потому, что я не садист.
Опять всё повторилось. Он просил подождать минутку, пока соберётся духом. Я ждать не стал. Мне надоело. Засандалил шприц и вскрыл фурункул. Ранка заживала обременительно долго. Каждый раз, когда он приходил ко мне на перевязку, мне хотелось бежать куда глаза глядят с подводной лодки.
*
Лодка попала в полосу штормов. Когда мы последний раз подвспывали под перископ для определения места, угодили в 8-ми бальную болтанку. Стоять на ногах было невозможно, сидеть тоже. И лежалось тяжело, а все незакреплённые предметы летели прямо в голову. Когда погрузились, выяснилось, что в кают-компании перебилась практически вся посуда. Хорошо ещё, что видео успели поставить на палубу и закрепить. У меня упала и разбилась банка с перекисью водорода. К счастью, его там оставалось мало.
Обычно, сделав кому-либо перевязку, я не утруждаю себя мыть после этого инструменты и наводить порядок в амбулатории. Это делают больные в порядке самообслуживания. И очень редко бывают препирательства с их стороны. Даже наоборот, абсолютное большинство, чувствуя себя немного обязанными мне, делают это с охотой. То же происходит и когда требуется сделать большую приборку:
-Саша, - я смотрю на матроса как удав на кролика, - ты знаешь, что на свете за всё нужно платить?
Матрос испуганно смотрит на меня, ожидая подвоха, и осторожно отвечает "да". Теперь он попался. Я добродушно улыбаюсь и говорю:
-Нужно сделать приборку в амбулатории. Но такую, знаешь, настоящую приборку с мылом , как учили! Сможешь?
Матрос, расслабившись, улыбается и быстро говорит:
-Конечно, Тащ, сделаю. Это ему привычно.
Мне не составляет труда просто заставить его прибраться. Но я всегда стараюсь дать понять человеку, что он это делает не из-под палки, а по велению собственной души, из благодарности. Качество такой приборки возрастает в несколько раз.
Матрос на несколько минут исчезает и затем появляется вновь, со щеткой, мылом, ветошью и обрезом воды. Он натирает щетку мылом и тут появляется Валера. Увидав матроса, он радостно восклицает:
-Вон там, под умывальником порошок. Возьми его! И хорошо мой! Чтобы всё здесь блестело!!! Там, - он махнул рукой градусов на 320, - переборки все тщательно протри, чтобы стали такими белоснежными, как мечты у девственницы! Чтоб я, когда сюда вошёл, просто обалдел от увиденного! Его глаза загорелись. Чтоб я сюда вошёл и стоял остолбенелый, увидев какой здесь порядок! Чтобы меня парализовало от чистоты!!!
Валерины глаза налились смыслом. Казалось, он уже смотрит на эту чистоту и балдеет от неё. На его губах заиграла улыбка.
-Всё аккуратно расставлено, ничего не валяется, - он продолжал со сверкающими как у факира глазами, - а палуба такая чистая, что мне даже наступить на неё страшно! Чтобы я смотрел на неё и не мог оторвать взгляд!!! Мусор весь вынесешь, понял? И раковину помой, помой так, что бы кто-нибудь вошёл, глянул на неё, и тут же упал и забился в истерике, такая чтобы она была чистая!!! И всё, всё, всё здесь должно сиять, - Валера согнулся пополам и замахал руками, - должно сиять как медный таз у мартовского кота!!!
В углах рта у него стояла пена. Внезапно он замолчал, набрал воздуха и через 3 секунды выдохнул. Затем улыбнулся с видом человека, только что испытавшего оргазм, весело посмотрел на моряка и сказал: - Ну, ты меня понял. Выполняй!
*
Только что ходил смотреть под перископ. Чудеса! Безбрежная вода, волны, океан! Жаль только, что солнца не видно, туман, облачно. Там, наверху, раннее утро. Сразу, как будто бы стал задыхаться! Захотелось вылезти наверх и смотреть, смотреть на волны, на океан! А как спустился вниз в отсек, сразу почувствовал себя в тюрьме. Теперь уж точно знаешь, что не сбежишь никуда. Чувствуешь шкурой. До этого, как-то все ощущения притупились, а вот сейчас вспыхнули с новой силой! Воистину, нельзя подводнику давать смотреть под перископ!
На лодке все идет, как и шло. Лысых больше не прибавляется, а те, что были, постепенно обрастают. В кают-компании с утра до вечера смотрю видео. Как-то в кают-компанию зашёл Зам и в двух словах сделал обзор сегодняшней прессы:
-Бардак в стране. Члены администрации президента дают показания в прокуратуре, куча комиссий каких-то создаётся - Он посмотрел на нас и медленно проговорил: - Нужно создать одну комиссию Чрезвычайную!
Все дружно согласились.
Ночью ко мне пришёл особист. Он мучается бессонницей и запорами. Постоянно приходит и клянчит то снотворное, то слабительное. Я однажды пошутил и дал ему оба лекарства сразу. Думаю, он так ничего и не понял. Вот и теперь он появился с тем же:
-Только ты мне фенолфталеин не давай. Я выпил позавчера две таблетки и так и не продулся. Ведь это плохо, когда пища так долго задерживается в организме?
-"Чтоб ты был здоров", - подумал я про себя, а вслух добавил: - Конечно же, плохо. Держи, это поможет.
Он взял слабительное и принялся его рассматривать. Видно было, что он скучает и ищет повода просто посидеть и поболтать. А болтун, как известно, находка для шпиона. И я, ехидничая в душе, забросил удочку:
-А что, Саша, ты в ФСБ сам напросился или тебя пригласили?
Он самодовольно улыбнулся:
-Нет, пригласили. Предложили работать. Потом отправили на учёбу.
-А если я захочу пойти в ФСБ, меня примут? Просто приду и скажу: "Возьмите меня в ФСБ", возьмут?
Глаза особиста округлились. Его как будто ударили током. Казалось, что он увидел перед собой змею. Минуты полторы продолжалось молчание. В голове у него происходила кипучая работа. Он судорожно соображал. Ничего не мог понять. Потом постепенно его осенило:
-Нет, я думаю, что не возьмут. Он улыбнулся одними губами, затем шире, шире, и, наконец, совсем широко, показав оскал крепких зубов.
-Конечно же, не возьмут. Я и сам туда не пойду! Я улыбнулся в ответ и весело посмотрел на него.
Наш рыцарь плаща и кинжала засуетился, спросил через сколько начинают действовать таблетки и ушёл бороться с внутренним врагом. А я, довольный приятной беседой с правнуком Феликса Эдмундовича, заснул быстро и легко. Без всякого снотворного.
*
В предпоследнее воскресение автономки у нас состоялся праздник Нептуна. Организовал это мероприятие Зам. С вечера он приходил ко мне за зелёнкой: красить бороду Нептуну. Нептун получился знатный: под два метра ростом, с широкими плечами и волосатой грудью. На предплечье у него красовалась синяя татуировка, не совсем приличная, чтобы её здесь приводить. Он прибыл не один, его сопровождали: русалочка (которую многие по ассоциации называли снегурочкой), двое чертей, и пират в полосатых чулках и одним глазом. После Царя наиболее колоритно выглядела русалочка (переодетый мичман лет двадцати двух). Его, то есть её короткая юбчонка, с множеством неприличных вырезов, едва скрывала кривые волосатые ноги, обутые в ласты. На груди висел гаечный ключ "от пояса верности", как он заигрывающе объявил всем присутствующим. Русалочка имела такие пышные формы, которые могли родиться только в буйном воображении подвыпивших мичманов на третьем месяце автономки. Губы морской красавицы были накрашены столь вульгарно красной краской, что казалось она прибыла прямиком из какого-то дешёвого подводного борделя. Черти же выглядели как обычные черти, только морские, и постоянно наступали себе на хвосты.
Все присутствующие собрались вокруг большого лагуна с забортной водой над которым висела кувалда, щедро намазанная солидолом. Слово взял сам Царь Морей:
-Кто ж это у нас, бля, впервые спустился в пучину морскую в чреве подводного ковчега? Покажите-ка мне этих добрых молодцев! Где они?! Нептун говорил с заметным южно-украинским выговором, что было несколько не типично для здешних широт.
Тот час слуги стали хватать обращаемых в подводники и тащить их к купели с водой. Особенно усердствовал Пират. Он был единственным из ряженных, кто не успел перед праздником глотнуть хмельного зелена вина, поэтому доходил в исполнении своей роли до фанатизма. Молодёжь стояла у купели перед грозными очами Владыки Морей и смущенно переминалась с ноги на ногу.
-Ваше Мокрейшество! Оные добрые молодцы собраны и зело готовы поклясться Вам в вечной верности! Пират с преданностью посмотрел на Нептуна единственным глазом и взмахнул кривой саблей в сторону лейтенантов из механиков, а ну, пойди сюда, человече! Тотчас черти подхватили его и потащили к купели. Готов ли ты порадовать Царя Морского песней, танцем аль анекдотом?
-Готов! Лейтенант облизал пересохшие губы. Ваше Мокрейшество! Военно-морской танец "Яблочко"! Э-эх яблочко - он успел сделать несколько залихватских приседаний, как черти подхватили его, перевернули вверх ногами и окунули буйной головой в студену воду. Русалочка, виляя задом, подошла к плясуну и, стянув у него штаны, поставила штамп на срамное место. Затем лейтенанта поставили на ноги, дали выпить флакон забортной воды и заставили целовать кувалду. Рот его быстро испачкался в солидоле.
Сидевший в углу командир предался воспоминаниям:
-Эту кувалду стали вешать и мазать солидолом совсем недавно: лет десять-пятнадцать всего. А раньше, - он закатил глаза, - всё было по-другому. Сидевший рядом Зам смотрел на кувалду и поддакивал.
Между тем, действо набирало обороты. Один за другим переворачивались и летели в воду "вновь обращаемые". С камбуза приволокли кока. Им специально для праздника была сварена на забортной воде каша, которую давали откушать каждому погружаемому. А чтобы она не полезла назад, её предлагали запить морской водой. Теперь настала очередь самого кока. Его скрутили и поставили на колени перед Владыкой Морей. Пират сверкнул единственным глазом и приставил к тонкой шее саблю:
-Вкусно ли ты кормишь своих товарищей? Нравится ли им твоя еда? - Пират кровожадно улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего.
-Вкусно, вкусно!!! Кок догадался, что сейчас с ним будет, зажмурил глаза и замотал головой.
-Ваше Мокрейшество! Что прикажете делать с этим храбрым воином?
Его Мокрейшество почесал живот и вынес приговор:
-Пусть сам отведает, чем он потчует молодцев. Так сказать, снимет пробу.
Пират зачерпнул полную ложку каши и с силой запихнул коку в рот. Тот попытался было начать жевать, но в рот ему уже лезла следующая ложка. Через пол минуты его рот был забит до такой степени, что на глазах выступили слёзы.
Кок быстро задёргал головой в знак согласия. Тотчас черти окунули его в лагун с водой.
-А кто это там прячется за спинами боевых товарищей? подала голос русалка. Черти! Тащите его пред очи Царя!
За спинами боевых товарищей прятался трюмный матрос. Он был годком и по возвращению в базу должен был сразу уйти на дембель, поэтому не ожидал подвоха со стороны слуг Владыки.
-Вот он, Батюшка Царь!!! Визжала русалка, хватая моряка за грудки, - вот он самый главный, кто гальюны продувает и царство наше морское говном поганит!!!
-Топить его!!! завизжали в ответ черти.
Его Мокрейшество ткнул моряку в грудь трезубцем и отдал приказ:
-Топите, засранца!
Засранца "утопили".
Через некоторое время перед Царём предстал сменившийся с вахты Помощник командира. Дабы "усладить уши и взор всемилостивейшего владыки" он спел и сплясал вокруг лагуна песню из репертуара группы "Дюна" "Если б море было пивом". После того как его "утопили", он с ловкостью фокусника достал журнал инструктажа:
Ваше Мокрейшество! По Военно-морской традиции и в соответствии с требованиями руководящих документов я должен проинструктировать Вас и Ваших засранцев о правилах поведения на подводном крейсере. Помощник раскрыл папку и в наступившей тишине начал:
1)Громко не кричать, переборками не хлопать;
2)Никакие кнопки не и рычаги нажимать (Помощник скосил глаза на русалку);
3)Громы и молнии не метать и корабль не раскачивать;
4)При перемещении вдоль корабля из кормы в нос двигаться по правому борту, из носа в корму по левому;
5)На винт водоросли и прочее говно не наматывать, а случиться запустит кто по нам торпеду отвести её в сторону;
6)И последнее: штормами нас не стращать, а создавать вокруг штиль и помогать нам ходить по морю-океяну во всех направлениях.
А теперь, Батюшка Царь, распишись здесь, в книге инструктажа.
Батюшка взял ручку и поставил закорючку: "Нептун".
-И ты, морская Бл дь, распишись.
Морская бл дь кокетливо подошла и заискивающе поглядывая на Помощника, приложилась губами к бумаге.
Затем состоялся розыгрыш Военно-морских призов, которые вручал сам бог Нептун. После заключительной речи, в которой он пообещал во всём помогать нашему ковчегу и храбрым молодцам в его чреве, Бог со своей свитой, прихватил три бутылки вина, и скрылся в неизвестном направлении.
*
До конца автономки осталось около недели. Мы со Старшим на борту безмятежно сидим в кают кампании и смотрим фильм. Наверху в амбулатории лежит прооперированный матрос. У него живот не зашит там стоят тампоны. Завтра их уже можно будет убрать. Идиллия. И тут как гром среди ясного неба аварийная тревога возгорание в нашем отсеке!!! Дзинь-дзинь-дзинь перезвон как кувалда бьет по башке. Пулей срываемся со своих мест и в коридор я бегом на верхнюю палубу в амбулаторию. Там мой ПДА. Под конец автономки я расслабился и по своему отсеку ходил без него. Открываю дверь, вижу перепуганные глаза нашего прооперированного матроса и с ужасом осознаю что на нас двоих только один ПДА мой. Его так никто и не удосужился принести из 2-го отсека. Ни я, ни его командиры, ни Валера не вспомнили об этом. Пришлось отдать свой ПДА матросу, а самому положиться на волю всевышнего. Не то, чтобы захотелось погеройствовать, но иначе поступить было невозможно. Я отдал ему свой дыхательный аппарат и вышел посмотреть, что будет дальше. Почти тотчас дали отбой тревоги. Источник возгорания обнаружили он был в одном из трансформаторов. Туда попала крыса и что-то закоротила. Не долго думая, я послал первого же попавшегося мне матроса во 2 отсек за ПДА.
*
В 3 часа 50 минут объявили: "Учебная тревога для всплытия на поверхность!" и сердце странно заколотилось. Вскоре послышался шум продуваемой цистерны главного балласта и вот мы на поверхности. Я слышу даже у себя в амбулатории удары волн о корпус. Опьянев от избытка чувств, которые впервые пробудились во мне, хватаю ПДА и бегу во второй отсек к рубочному люку. А по дороге уже стоят одетые в ватники матросы с мешками мусора, которые им предстоит выбросить за борт.
Как пьянит запах свежего воздуха! Именно запах, запах свежести! Поднимаюсь по горловине рубочного люка и вдыхаю его полной грудью; и вот я на верху! Горьковатый морской воздух ударил мне в лицо и заструился по венам. Кажется, с каждым выдохом я выдыхаю яды, накопившиеся за долгие месяцы жизни под водой. А с каждым вдохом я получаю эликсир вечной молодости и жизни. На мостике пахнет рыбой и не мудрено, ведь здесь еще каких-то полчаса назад была вода. Я вижу впереди огни Нашего города. Они ласково и призывно светят в ночи, как светит окно родного дома, возле которого ждет и не спит родной любимый человек. Мы идем туда.