Это случалось каждый год, в конце сентября, в тот день и тот вечер, когда тепло золотистых лучей солнца собранное в румяных, будто зардевшихся от смущения листьях, смешивалось с нежностью звезд, она заходила в троллейбус и...
Она заходила, принося туда весь этот вечер, не в силах больше удерживать все тепло и нежность подаренные ей, и....
- Ангаже мадам?-
- Уи мосью!-
- О-Ла - Ла - произносила она со смехом и начинала танцевать.
Она танцевала, танцевала, танцевала и ...
И в такт музыке, ее руки, изящно приподнятые вверх, будто бы парили среди троллейбусных поручней и изумленных лиц.
Теплыми ладонями она прикасалась к лицам, легко-легко, так чтобы не спугнуть то, что вдруг зарождалось в глазах смотрящих на нее.
Она танцевала, танцевала, танцевала и...
И потом, устав она садилась. Обязательно не одна, обязательно рядом с чьим-то плечом. Едва наклонив голову, она прижималась к этому плечу и к чему-то прислушивалась. Она делала это неуловимо быстро, так чтобы не спугнуть.
Затем, рассмеявшись, она заглядывала в глаза делясь с ними теплом и музыкой, чуть шепча им губами, и они отвечали ей, то теплом, то отдавая непонимание, а иногда она находила там холод и безразличие.
И каждую осень, в тот единственный вечер, она что-то спрашивала у глаз, что-то трепетно искала в уюте плечей, и...
И каждую осень вместе с печалью спрятавшейся на самом донышке её глаз, она вставала и выходила на своей остановке, долго махая рукой вслед уходящему, осеннему троллейбусу...
Она была городской сумасшедшей?
... А однажды , плечо к которому она легко-легко прикоснулась, стало вдруг самым уютным
, взгляд, до которого она едва-едва дотронулась, подарил ей всю нежность и....
И она не смогла поднять головы, раз и навсегда уютно устроившейся на этом плече, отвести взгляда утонувшего в тепле этих глаз.