Я - старое антикварное зеркало в богатой золоченой раме. Сейчас я вишу в антикварном магазине, и во мне отражаются множество красивых, изысканных старинных вещей. Каждый день приходит уборщица - женщина со скучным лицом неопределенного возраста и протирает меня. Иногда подходят посетители магазина - они тщательно осматривают меня, расспрашивают продавца и всегда уходят, с сомнением смотря на меня. Они говорят о том, что старые зеркала, как правило, хранят слишком много информации, часто негативной, в зеркалах могут остаться частицы душ умерших, которые не смогли правильной 'уйти' из этого мира, и поэтому могут выходить из зеркала и мешать жить живым. Я просто слушаю все эти разговоры и остаюсь наблюдателем. Да, действительно я помню многое, передо мной разворачивалась жизнь целого рода - древнего и знатного. Меня передавали по наследству, пока род не обеднел и один из потомков не продал меня, когда ему срочно понадобились деньги. По-моему он где-то внутри даже был рад этому - возможности избавиться от меня под таким благовидным предлогом. Слишком многому и всякому мне довелось быть молчаливым свидетелем.
Иногда, как правило, под вечер, когда в магазине уже нет никого, во мне всплывают воспоминания, и я вижу картины из той жизни, где я было раньше. Я висело напротив обеденного большого, круглого стола, где собиралось все большое семейство. Рано утром первой начинала хлопотать кухарка - она готовила кофе и пекла хрустящие круасаны, соблазнительный запах которых распространялся по всему старинному особняку. Когда на часах стрелка становилась на 9, все собирались за столом: шаловливые дети - мальчик и девочка, оба кудрявые и похожие на ангелочков, хозяйка дома - рыжеватая бледная женщина с тонкими чертами лица, немного нервная и с тонкими музыкальными пальцами, хозяин - подвижный брюнет с темными глазами и проницательным взглядом, в нем было что-то демоническое и очень страстное. За столом собирались также гувернантка, иногда выходили старики - бабушка и дедушка детей-ангелочков, и всевозможные родственники, которые останавливались в этом гостеприимном доме. Очень весело и радостно было за столом, каждый день все разговаривали на разных языках, шутили, загадывали загадки и сочиняли короткие стихотворные послания для каждого. Кроме обедов и ужинов, все остальное время я созерцало в окне все тот же открывающийся вид: сад и аллею из лип уходящую прямо от дома к большой дороге.
Только время меняло эту картину, зима, весна, лето и осень раскрашивали ее каждый своими красками. Очень долго они сменяли друг друга, и завтраки и обеды и ужины чередовались один за другим в счастливом благополучии радостной жизни семьи. Только все чаще хозяйка дома стала обращать на меня свой грустный взор, критически осматривая себя и пустой стул мужа возле себя. Он все реже обедал и ужинал вместе с семьей, ссылаясь на запутанные финансовые дела семейства и множество работы. Дети повзрослели, и игры закончились, теперь они чаще молчали или разговаривали на серьезные непонятные для меня темы. Как-то старики не вышли к завтраку и меня занавесили черным покрывалом. В доме стало тише, грустнее, и вот дети, выросшие в прекрасных юношу и девушку, очень похожие на своих отца и мать, перестали появляться за обеденным столом, последний раз я помню, как слуга провожал их с большими чемоданами и книгами к коляске, запряженной гнедой парой. Они поехали учиться в самый лучший университет. Теперь к завтраку выходила только хозяйка дома да несколько бедных родственников. У ее рта появилась горькая складка, а в глазах отражались тревога и одиночество. Однажды появился хозяин, раздался шум разбивающейся посуды, стук падающего стула и рыдания хозяйки, сердитый голос хозяина и хлопанье двери. В доме стало еще тише и грустнее, и вот однажды в одно пасмурное утро поздней осенью приехали судебные исполнители, и стали опечатывать весь старинный особняк. Меня и еще несколько ценных вещей, успел спрятать и вынести сын хозяйки, приехавший поздно вечером. Я сделано из венецианского стекла и моя рама покрыта толстым слоем позолоты, - вот почему меня спрятали, наверное, для того, чтобы потом выгодно продать.
Потом я помню себя в маленькой квартирке сына хозяйки, я висело в прихожей рядом с большим громоздким шкафом. Прихожая была темноватой, только по утрам сюда проникали лучи солнца. Передо мной появлялись и уходили разные люди: друзья, возлюбленные хозяина, которые сменялись так часто, что я не успевало запоминать их лица. Интересно, что все возлюбленные были похожи друг на друга, какие-то однотипные, непонятно зачем он их только менял. Также стали приходить к хозяину ученики - видно дела его пошли так сложно, что ему пришлось давать частные уроки. Как-то раз, после длительного периода затишья - в квартиру не приходил никто: ни ученики, ни возлюбленные, ни друзья, мой хозяин подошел ко мне, снял со стены, завернул в ткань и через какое-то время я увидело перед собой множество старинных вещей. Здесь было гораздо светлее, и как-то более торжественно - везде царил дух и культ старины, искусства и изящества.
Теперь день за днем во мне отражается интерьер магазина, одни вещи продаются, появляются новые, покупатели ощупывают и оценивают вещи, только я продолжаю висеть в гордом одиночестве. Однажды хозяин магазина подошел ко мне и критически осмотрел каждый мой сантиметр. Потом долго глядел и почесывал голову, хмыкнул и, сняв меня со стены, завернул в покрывало. Темнота, стуки и вот я теперь вишу в комнате, где напротив висит много старинных, антикварных зеркал. Ко мне часто подходит мой новый хозяин с ласковым и мудрым взглядом, он не просто вытирает меня, а как будто гладит мою зеркальную поверхность. Он коллекционер антиквариата: зеркал, мебели и других вещей - свидетелей древних времен и событий. В комнате очень светло и высокие потолки. Напротив меня висит много других зеркал - старинных, необычных форм и в роскошных рамах. Я вижу себя в других зеркалах, и еще я вижу их истории, которые они вспоминают, это бесконечно длинные и интересные истории, и каждый миг я вижу новое в каждом из зеркал напротив меня, и наши истории переплетаются, причудливо перетекая одна в другую, и вот, наконец, они образуют одну яркую разноцветную постоянно движущуюся картину, где я теряю себя и свою память, и в тоже время принадлежу чему-то большему и общему, которое помнит себя.