Аннотация: Данная глава является прологом к новой книге, находящейся на стадии разработки.
Одинокая скрипка
На улице было холодно, грязно и темно. Все вокруг покрылось инеем и заледенело, но не было ни единого намека на снег. Промозглый ветер пробирал до костей. Впрочем, иной погоды в этом городе зимой ожидать и не приходилось.
На вокзале было необычно мало народа. Обычно по праздникам перед Рождеством люди толпами уезжали за город, но, видимо, недавно прошедшая эпидемия внесла в их планы коррективы. Да и народу невесть сколько слегло, чуть ли не четверть города.
Всего было 13 человек.
Стояли они порознь друг от друга отдельными группаками. Хоть расстояние между ними было небольшое, в среднем где-то метров 20, но из-за кромешного мрака и слабого освещения видеть они могли лишь общие очертания друг друга.
Ближе всех к первому вагону стояли кондуктор, охранник и машинист. Из-за дрянной по качеству рабочей одежды они мерзли неимоверно, отчего у них зуб на зуб не попадал. И если машинист еще кое-как мог согреться, прилагая немалые усилия к открытию заклинившей двери локомотива, то престарелая кондукторша и еще более дряхлый старик-охранник постепенно начинали превращаться в ледяные статуи.
Далее стояли две старушки, активно о чем-то спорящие. Чувствовали они себя, несомненно, намного лучше всех остальных, поскольку были укутаны толстенными шубами и шарфами по самые глаза. Возможно, им вообще никакого дела не было до холода, настолько жива и задориста была их беседа.
Чуть поодаль от них одинокий скрипач, немного ссутулившись, тихо наигрывал "Song from a Secret Garden" Рольфа Лёвланда, слегка облокотившись на забор. Он был одет в легкое пальто и тоненькие летние костюмные штаны. Ему бы следовало давно околеть и замереть, как мертвой ледяной статуи, но он продолжал играть. Лишь перчатки его хрустели, да ветер трепал полы пальто.
Рядом с ним стояла девушка. С виду ничем не примечательная, такая, как все. Но она была единственной, кто слушал мелодию скрипки. Каждое движение смычка шевелило струны её души, и постепенно они складывались в неописуемый внутренний покой и гармонию. И настолько сильно было это внутреннее ощущение, что постепенно ей становилось все теплее и теплее, не смотря на усиливающийся ветер.
И в самом хвосте поезда стояло особое сборище из 6 субъектов. От них пахло перегаром и сигаретами настолько, что даже несмотря на сильный ветер смрад распространялся вплоть до первого вагона. Они были достаточно весёлыми и громкими. Затягивали невнятные песни и, обперевшись друг о друга, раскачивались из стороны в сторону. Поначалу на них ругались две старушки, но на свои причитания им было уготовано получить ещё более хлесткие конструкты мата в ответ, после чего бабули малость побухтели на прощание и перешли на свое нынешнее место.
Как только шестеро рабочих остались в одиночестве, почему-то их нетрезвый оптимизм резко поубавился. Сначала кончились песни, а потом и совместные качания, и вот веселая компания замерла в полном молчание.
Постепенно их лица мрачнели, а глаза наливались злобой. Руки начинали трястись, то ли от холода, то ли от чрезмерной выпивки.
Взгляды их постепенно сконцентрировались на девушке и скрипаче. И если на музыканта они смотрели просто с нескрываемым презрением, то на юную особу букет эмоций у них был куда шире.
Просвистел гудок. Машинист с облегчением выглянул в окно и открыл двери поезда.
Практически все чуть ли не бегом устремились внутрь поезда, кроме девушки и скрипача. Он продолжал доигрывать "Allegro non molto" из "L'inverno" Вивальди, а она находилась на вершине внутреннего восхищения и умиротворения.
Но вот мелодия закончилась, просвистел последний гудок, и девушка устремились к поезду. Перед тем, как войти в вагон, она обернулась, ища глазами скрипача, но его уже нигде не было.
***
- Проверка билетов, приготовьте билеты для проверки...
По вагону еле-еле тащилась кондукторша, усталыми глазами оглядывая пустые сидения. Она нехотя прищурилась, подолгу проверяя каждый билет, и с еле сдерживаемым раздражением переходила к следующему. Хоть ей и надо было проверить всего лишь каких-то десять билетов, но возраст делал свое дело, заставляя все суставы по страшному ныть из-за долгого пребывания на холоде. А ведь ещё надо было идти вплоть до самого последнего вагона, поскольку 6 рабочих соизволили сесть на самом большом отдалении от всех. А это ж сколько дверей надо открыть, сколько шагов сделать...
Следом за кондукторшей шел по пятам ссохшийся маленький охранник. Шапка у него была натянута чуть ли не до подбородка, так что шёл он нога в ногу за своей подругой по несчастью, слегка держа её за рукав. Естественно, он часто наступал ей на ноги, за что получал изобилие ругательств в свой адрес. Но это его не особо сильно волновало, можно даже с уверенностью предположить, что он вообще ничего не слышал из-за своей старческой глухоты. Так что эта трагикомичная процессия из двух стариков, уныло пройдя вагон с девушкой и двумя старушками, с охами и ахами перешла в другой вагон.
У двух бабуль это действие вызвало бурю эмоций, основными из которых были смех и ерничество. Они никак не могли успокоиться от увиденного и без конца продолжали иронизировать.
А вот девушке наоборот, стало очень грустно от увиденного. Ей было искренне жаль двух стариков, которые были вынуждены работать спустя 20 лет после выхода на пенсию, которой не хватало даже на оплату коммунальных услуг.
И вот они вынуждены вместо заслуженного отдыха отбывать день ото дня на каторге до гробовой доски. И всем, всем было плевать на это, особенно тем, кто должен был больше всех о них заботится и делать их жизнь лучше. Но те, кто уже обрёл вершину социальной значимости, погрязли в гордыне и праздности, они ощущают себя подобно богам на Олимпе. Но как глубоко это заблуждение... Примерно настолько же, как та бездна, куда все эти "олимпики" могут грянуть вместе со всеми остальными.
Меланхолия одолевала ее. Тот неожиданный подъем от прекрасной музыки быстро угасал в ней, уступая место тягучей усталости и печали. Ей было одиноко. Нет, вокруг нее постоянно было много людей. Настолько много, что она была бы рада от них сбежать хоть на край света, но обстоятельства не позволяли этой роскоши. Да и как можно остаться совсем одной без того одного единственного человека в той глуши?
Но где его найти? Как отыскать? Не ошибиться, распознать его среди тысячи лжецов и лицемеров, почувствовать всеми фибрами души его искренность и, наконец, обрести то счастье, что способно заполнить эту пустоту.
Страшно, очень страшно довериться хоть кому-то настолько близко. Предательство - привилегия близких. И после всего пережитого никому не хочется давать в руки этот сокровенный нож веры, которым можно как и защитить человека от любой опасности, так и зарезать им.
Холодно, холодно, холодно... И не так страшен холод снаружи, как постепенное оледенение внутри.
Где же музыкант? Где его скрипка, способная растопить это отвердевшее и постепенно замерзающее сердце? Как было бы хорошо, если бы его прекрасная мелодия прозвучала хотя бы еще секундочку...
Задняя дверь с резким скрипом открылась нараспашку, и в вагон ввалились трое рабочих. Видок у них был еще хуже прежнего. Лица все сурово-злобные, руки лихорадочно трясутся, ноги нетвердо и криво ступают по проходу поезда.
Они сканировали взглядом каждый ряд кресел, и, пошатываясь, переходили к следующему. Сие действие еще больше раззадорило старушек, и они с новой силой принялись бурно обругивать и подшучивать, активно сравнивая их с недавно проходившими кондукторшей и охранником.
Подобное достаточно шумное шушуканье сразу привлекло внимание троицы, и они, переглянувшись, направились прямиком к бабулькам.
Старушки притихли и прижались к окошку поезда. Что-то смущало и пугало их в поведении этих субъектов. Уж больно злобны были их лица с мутными глазами.
Девушка настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что буквально слилась с поездом. Первые двое рабочих вообще не заметили ее, и все также продолжили плестись к бабулькам, аки зомби какие-то. Но вот третий случайно краем глаза заметил, что с сидением что-то не так. Когда его глаза смогли, наконец, более-менее сфокусироваться на одной точке, в его голове почти моментально мелькнула опознавательная мысля, кардиальное сменившая общее настроение субъекта. Зрачки его расширились, губы разошлись в бандитской улыбке.
Девушка настолько сильно погрузилась в свои мысли, что больше не ощущала своего присутствия в этом мире. Ее разум свободно парил где-то очень далеко. Настолько далеко, насколько он способен отделиться от тела, при этом имея совсем крошечную связь с ним.
Это было прекрасно, превосходно, восхитительно... Она вновь смогла ощутить эту мелодию, возродить тот момент...
Сознание укололи острейшие иглы холода. Они появлялись то тут, то там, постепенно становясь все напористей и забираясь все глубже и глубже под одежду.
Пробуждение было резким и пугающим. Те холодные иглы были не какой-то злой шуткой сознания, но имели вполне себе физическое происхождение. Эти ледяные загребущие руки лезли куда хотели, и плевать им было на все.
Она не знала, как это произошло, ее рука не подчинялась ей в тот момент. Похотливую гадину буквально снесло звонкой оплеухой, и он кубарем вывалился в проход. Сложно сказать, кто больше всего удивился произошедшему, но девушку буквально трясло от страха и полного непонимания происходящего.
Взгляд ее случайно попал на передние сидения, и сердце чуть не остановилось в миг. Голова одной старушки была неестественно откинута назад, и глаза ее были пусты, а на лице застыла гримаса ужаса. Вторую же не было полностью видно, но не возникало никаких сомнений, что прорезанная во многих местах куртка с кровяными подтеками, брошенная небрежно в проход, принадлежала ей.
- Криворукое ты животное! - в сторону девушки и охающего рабочего двинулись двое, измазанные в крови. - Тебе сказано было без всяких этих прелюдий и прочего порешать. О, а девка и правда ничего, ладно, время есть ещё позабавиться...
Они двигались спокойной, размеренно. Внутри них пылало чувство безнаказанности, вседозволенности.
Что спровоцировало их на это, что сподвигло на это безумие? Алкоголь, мороз, безнадежность? Или все вместе? Никому неизвестно...
Окружили, со всех сторон. Некуда бежать. Да и как можно бежать, когда страх сковал все тело, и мысли метаются бешено по голове...
Приближаются. Уже совсем близко. И еще начинает подниматься тот, что получил оплеуху...
За что, за что ей все это?! Чем она это заслужила?! Что сделала, чтобы сейчас сжаться комочком в грязном уголке поезда и ждать этого, страшного и неописуемого. Ей даже умереть быстро не дадут.
И выхода, выхода нет. Нет надежды... Никто ее не спасет. Даже в обморок не упасть от вида крови, слишком силен страх.
Тихо-тихо заиграла мелодия. Все в вагоне опешили и замерли на месте. Потом дверь медленно открылась, и в вагон галантно вошёл скрипач, постепенно усиливая звук своего изящного инструмента.
- А это откуда здесь взялось?! - трое убийц переглянулись и, не найдя ответа, двинулись на музыканта, даже позабыв о девушке. - Сейчас мы этот смычок тебе засунем...
Резкий, едва различимый звук, и все трое повалились замертво, как куклы. Из ушей их активно текла кровь, глаза навечно застыли в каком-то приступе ужаса и боли.
Он переступил через трупы абсолютно без единой эмоции, будто они были не более чем небольшими зимними сугробами.
Девушка была шокирована до онемения. Казалось, что она окончательно выпала из этого мира, и лишь глаза ее могут видеть все, что происходит. Все остальное внутри будто ледяными цепями сковало.
Скрипач приблизился к ней, также неподвижно застыв на какое-то время.
Даже сейчас она не могла рассмотреть его лицо. Он был всего лишь на расстоянии шага, но она могла разглядеть одну лишь тень вместо лица. Но были видны глаза. Они были цвета льда, однако же в них ощущалось слабое тепло и участие.
В руке его неожиданно появился платок, и он аккуратно вытер слезинку, стекающую с щеки девушки, и передал ей листок с нотами.
Оцепенение резко спало. Она хотела столько всего спросить, сказать, но рука в перчатке аккуратно легла на ее плечо, и по всему телу распространилось блаженное спокойствие.