В пятницу в семь часов вечера в баре-рюмочной "Бункер" было, как всегда в этот день в это время, полно народу. Сам бар представлял собой обширное полуподвальное помещение из трех больших полутемных комнат, освещенных приглушенным теплым светом медно-красных светильников, висящих под потолком и на стенах. Во всех трех комнатах вдоль стен, на уровне груди, располагались полки-столики из простого - под сосну - декоративного пластика. Рядом стояли высоченные и тяжеленные барные стулья-табуреты с круглыми полированными сиденьями и массивными ножками фигурной ковки. Посреди каждой из комнат возвышались четыре широкие, окантованные столиками колонны. За всей этой кучей табуреточно-кружечных человеко-мест располагалась невероятная уймища самого разношерстного народу. Народ пил пиво, вино и водку, пиво с водкой и пиво с вином, закусывал маленькими - с ладонь - пиццами местного производства, солеными орешками и чипсами, бутербродами с колбасой и ветчиной, каменно-твердыми полосками соленого суджука, упругими палочками сыра сулугуни и прочей всячиной.
Андрей всегда, сколько себя помнил, любил это место. Любил за разношерстную толпу, за которой можно было наблюдать часами, за почти что средневековый уют, за теплый свет багровых светильников, за дешевое мало-мальски приличное - если долго выбирать - пиво и за милые, архаично тяжелые табуреты. Вот и сейчас, придирчиво выбрав из холодильника наиболее прохладную и чистую бутылку пива "Звездная пыль", всю покрытую капельками холодной влаги, он неспешно продефилировал через два битком набитых зала в третий, самый отдаленный и остановился в раздумье, высматривая подходящее местечко. Местечек было немного. Несмотря на то, что интерьер и меблировка заведения была приспособлена для плотного размещения возможно большего количества народу, почти все табуреты были напрочь заняты. Но, как известно, ищущие да обрящут - из дальнего угла залы шумно отвалила компания из четырех-пяти взлохмаченных хлопцев и одной взлохмаченной девушки, открыв на всеобщее обозрение аж два свободных табурета. Не мудрствуя лукаво, с целеустремленностью самонаводящейся ракеты Андрей устремился к освободившемуся алтарю пивного бога и успел, как ни в чем не бывало, усесться на один из табуретов прямо перед носом у подскочивших из другого конца зала трех уже слегка принявших парней. И хотя в такой ситуации в подобном месте дело запросто могло закончиться крупномасштабным выяснением отношений со всеми вытекающими последствиями, лишь один из компании конкурентов метнул в его сторону откровенно вызывающий взгляд и буркнул что-то недоброе себе под нос. О последствиях подобных мелких инцидентов Андрей не беспокоился - несмотря на явное отсутствие боевых навыков, из тех немногих конфликтных ситуаций, в которые он попадал, он практически всегда выходил победителем за счет психологических качеств. Облик Андрея располагал к дружеским отношениям, и практически никогда - к конфликту. "Свой Парень" - так было написано в каком-то трактате о психологических фенотипах. Именно поэтому он всегда практически без опаски заходил в "Бункер", хотя многие его товарищи недолюбливали, откровенно побаивались или даже сами попадали в переделки в этом месте.
Итак, место было отвоевано, руку приятно холодила запотевшая бутылка целительного снадобья и душу согревала радостная мысль о закончившейся наконец рабочей неделе. Андрей порылся в карманах и извлек оттуда согнутую уголком железку. Он намерено не открыл бутылку у бара. Нет! Открывать бутылку волшебного напитка - для ценителя и знатока это тоже немалое удовольствие! Во-первых, потому что ты открываешь ее сам, словно извлекая драгоценный перстень из укромного футляра или обнажая собственноручно нежное тело любимой женщины. Во-вторых, потому что, имея открытую бутылку пива в руках, предаешься искушению немного пригубить на ходу, не доходя до стойки, а это уже делает неполным удовольствие сделать первый божественный глоток, стабильно восседая на заслуженном месте и полностью сосредоточившись на священном процессе. В третьих, сам процесс открытия при мудро выбранном способе и технике, тоже доставляет немалое удовольствие. Ведь пиво можно открыть по-разному. Можно лихо сощелкнуть крышку о какую-либо выступающую и достаточно крепкую поверхность, зацепив за нее край крышечки и ударив сверху запястьем. Можно поддеть крышку чем-нибудь прочным, вроде ключа, и резко и точно дернув вверх, выстрелить крышкой в потолок, словно пробкой от шампанского. Можно, наконец, воспользоваться обычной открывалкой, но это банально и неинтересно, почти как миссионерская позиция. Еще можно сорвать крышку зубами или пальцами, но ... зачем таким вообще пиво продают!
Андрей приставил железку к краю крышечки и начал подвигать ее вверх, слегка покачивая. Процесс этот нельзя было назвать простым и легким, но легкость и простота в таком ответственном деле отнюдь не привлекали Андрея. Вот крышечка, слегка согнувшись, чуть сдвинулась вверх и раздалось возмущенное шипение, сопровождающееся бурным выделением пузырьков. Очевидно, пиво основательно взболтали и теперь нужно немного подождать, чтобы избыток газа вышел через крохотную щель и пена не залила бутылку. Совсем немного, однако раз на раз не приходится! А теперь слегка поднатужимся и - р-раз, крышка в наших руках, а бутылка свободна! Обнажена, и пиво тоже радуется этому легкими пузырьками на поверхности! Теперь нужно протереть горлышко - мало ли, быть может, стекло было слегка надколото, или крышечка немного подржавела, или еще что нехорошее. Вот! Наконец свершилось!
Перед тем, как сделать Первый Глоток, нужно вдохнуть аромат. Кто сказал, что аромат имеют только благородные вина и дорогие коньяки? Пиво тоже имеет свой, совершенно уникальный аромат! Это аромат знойного и ласкового для всего живого Солнца, это аромат вызревшегося ячменя, это аромат бешенных, наполненных витаминами дрожжей, это аромат Наслаждения Жизнью. И ничего, что горлышко пивной бутылки слишком узко и неприспособленно для обоняния, главное здесь - знание и желание. Слегка поднести бутылку к носу, втянуть в себя этот чудный кусочек атмосферы, и лишь затем...
Андрей жадно втянул в себя Пивной Дух и сделал три долгих, блаженно больших глотка. За целый рабочий день ему не выпало времени ни пообедать, ни поужинать. Он прикрыл глаза, ощущая, как божественный нектар сочится внутрь него, неся с собой свежесть и облегчение. Затем он поставил бутылку на стойку и обвел залу взглядом. Теперь это была совсем другая зала! В ней сидели другие люди, стояли другие стулья и столики. Это был Мир После Того!
Откуда-то, из самых недр организма, по всему телу начали прорастать вдоль и глубь теплые ласковые корни. Внутреннее, неощутимое для Сознания напряжение постепенно растворялось и съеживалось, как лужа на горячем асфальте. Отовсюду разноцветными червячками начали сползаться Неоформившиеся Мысли. Андрей сделал еще несколько долгих глубоких глотков, подумал над этим и принялся украдкой с интересом рассматривать других посетителей.
Прямо напротив него у колоны друг напротив друга сидела парочка - коротко, почти наголо стриженый парень с круглой, ушастой, смугловато-багровой головой, одетый в кроссовки и спортивный костюм. Рядом с ним сидела смазливая фигуристая девочка в основательно обтягивающем прелести коротком красном мини-платьице и с такими же красными, щедро накрашенными губами. Возле них на столике стояла женская сумочка, полуопустошенная пачка сигарет, консервная банка-пепельница, наполовину выпитая - очевидно, девушки - бутылка пива, прозрачный пластиковый стакан и махонький трехсотграммовый мерзавчик водки, также ополовиненный и тускло-недомытый. Вокруг соседнего с Андреем табурета слева сгрудилась вышеупомянутая компания из трех лиц, быстро позабывших о явной недостаче посадочных мест и радостно и трепетно разливающих по стаканчикам водку. Причем, если сначала на единственный их табурет, не задумываясь, пристроился один из сотрапезников, то потом, очевидно, во сохранение всеобщего равенства и братства, круглый высокий табурет был освобожден и использован в качестве импровизированного столика, на который были водружены стаканы, две - одна надпитая, другая непочатая - бутылки водки, три пачки сигарет и целых две пепельницы. Под восторженное утробное гоготание огненная вода была разлита, чокнута, слегка расплескана и выпита, а затем закурена и заполирована пивком.
На следующем табурете слева восседал высокий патлатый парень в короткой кожаной, тертой-перетертой куртке, с орлиным носом и мужественным вытянутым лицом индейского вождя. Судя по устремленному вдаль безразличному взгляду, родное племя было депортировано уже довольно давно. Перед ним стояла недопитая бутылка пива и лежала на куске бумаги надкусанная полоска суджука. В руках дымилась очередная сигарета, пепельница была переполнена уже до самых краев. Андрей внутренне содрогнулся. Завершать распитие такого удивительного и нежного напитка выкуриванием половины пачки вонючих сигарет? Этого он, не курящий в принципе, не понимал совершенно. Правда, когда-то этот принцип нарушался примерно пару раз в год, во благо удержания в недрах организма значительного количества огненной жидкости. Однако за последние два года таких осквернений не отмечалось вообще.
У стены слева полукругом громоздились табуреты, занятые компанией из пяти агрессивно настроенных подростков школьного возраста. Пили они, естественно, водку; при этом один из них - вожак - приподымаясь на своем табурете, что-то ожесточенно ораторствовал насчет "правильных пацанов", всяких нехороших людей и о том, что именно первые должны производить со вторыми. Андрей, предусмотрительно отвернувшись в сторону, невольно расплылся в ехидной ухмылке. Они напомнили ему полуполовозрелых и полуоперившихся курчат, активно ищущих объект агрессии в своей собственной ватаге. Как говорится, свои понятия, свои терки, свои расклады. Вождь закончил свой призывной спич, махом опрокинул в себя содержимое стакана, пустив струйку по подбородку, какую-то долю секунды самоощущался, а потом вдруг с силой закрыл рот рукой и бросился в сторону туалета.
Далеко у противоположной стены, прямо напротив Андрея сидел среднего роста дядя лет тридцати-тридцати пяти, одетый в длинную замшевую куртку, темные джинсы и туфли. Его тяжелая и широкая фигура, напоминающая чем-то небольшой комод, грузно восседала на табурете. Напротив него стояла на треть полная кружка пива, тарелка с тремя бутербродами с ветчиной и почти пустая бутылка водки. Чуть в стороне лежал планшет, контуры которого Андрей сразу опознал наметанным глазом в продолговатом предмете, заключенном в темно-синюю сумку-футляр. Андрея поразило отсутствие пепельницы рядом с бутылкой. Пить водку в таких количествах, запивая ее пивом, и при этом не курить? Такое могло быть, только если этот человек не курил в принципе, что было огромной редкостью как для стен "Бункера", так и для всей Земли в целом.
У колоны справа от Андрея осела компания из трех круглых и крепких мужиков, жизнерадостным и здоровым смехом оглашающих почти все три залы "Бункера". Компания, по всему, только что зарулила с работы - потрепанные планшеты были свалены стопкой на столике. Смазливая официантка в грязноватом переднике только что принесла им поднос с тремя дымящимися тарелками, стаканами и двумя бутылками водки. При этом один из них, широкомордый усатый толстяк, успел потрепать ее по заду. Мужики пропустили по первой и приступили к трапезе, не забывая при этом живо жестикулировать, отпускать шутки громовыми голосами и всласть над ними хохотать. Андрей невольно ощутил чувство зависти к этим здоровым и веселым дядькам. "Пашут, небось, где-нибудь механиками или водителями, и знают только, как планшет открыть, прочитать служебку шефа и умом тужась, расписаться и отослать обратно. Да еще инструкцию прочитать по закручиванию гаек справа налево, ну там порнушку запустить или музыку послушать ... всю сразу, чтобы отобрать несколько песен - это уже нужно сисадмина звать!". А получают в два-три раза больше него, Андрея. Вон - весь столик закусью уставили! Андрей сделал глоток. После первой половины бутылки к нему начинало приходить уже привычное критично-циничное расположение духа. Взгляд его перешел на красноухого парубка с соблазнительной подругой. Парень уже заканчивал графинчик, характерный цвет лица и головы еще более усилился, на физиономии проступили капельки пота. Подруга курила, развратно пуская дым струйкой кверху из густо накрашенного рта. Парень рассказывал ей что-то, видимо, очень важное - судя по выражению лица - и похотливо оглаживал ее голое колено. Подруга смотрела на него предельно откровенным взглядом и время от времени улыбалась. Парень вдруг подался все телом вперед и жадно припал к губам девушки, она обняла его голову своими голыми ручками и ответила встречным поцелуем. Парубок отстранился, слез с табурета и подал руку подруге, помогая ей встать.
- Братан, скажешь, если че, что места заняты, ладно? Мы воздухом пойдем подышать, лады?
Гм, еще бы! Люди свои, завсегда поймем и поддержим!
- Без проблем, братуха! Давай-давай!
Вопреки предположениям Андрея, направились они не к туалету, а в сторону выхода.
Андрей глотнул. Настроение пришло в полную норму, то есть было испорчено окончательно. Мысли разухабисто вильнули задом и въехали в привычную колею.
Гребаная работа! Гребаные пользователи, гребаный софт, гребаные планшеты, настольники и рабочие сервера! Кому и нафига? Вон тем дядькам, заканчивающим первую бутылку? Им хорошо и без этого. Если у них испортятся планшеты (операционка ляжет от скопища вирусов с порнушных серверов), они достанут колоду пластиковых карт с откровенными фотографиями и будут резаться в дурака, пока не придет сисадмин и все им не наладит. Или пойдут к девочкам из своей конторы - бухгалтерам или еще каким там нормировщикам или секретарям анекдоты травить.
Или вон той девочке, которая только что вышла уединиться по сладкой нужде со своим ушастым кавалером? Она даже не носит с собой свой планшет! А работает, небось, каким-нибудь секретаребухгалтером, перетыкивая пришедшие или ушедшие в контору железяки последовательно со счета на счет. Или просто набивает документы на планшете. Или еще как.
Бо-о-ольшой глоток. Андрей потряс головой, пытаясь отогнать навязчивые и непрошенные мысли, штурмующие сознание после трудового дня.
- А вот, здесь, здесь, да ... вот-вот... ой! А где мои документы? (Не файлы, а именно документы! на space-UNIX бы тебя пересадить!) Я ничего не пойму... Где же это? Я сегодня набирала... (А кого интересует, что ты набирала? TotalKiller3.21bs? Его тоже уже не интересует...) Это что... все уже потеряно? (Да-а-а, а ты как думала! Жизнь прошла, а ты осталась! Архивируйте, архивируйте и еще раз архивируйте!) А можно ли это как-нибудь восстановить? (А как же! Все так и кинулись! Тебе восстанови, а ты опять полезешь в свое любимое "Желанное место" криво написанным дырявым java-клиентом, и все повторится сначала. Ведь файерволл сильно тормозит работу и еще все время задает непонятные вопросы, а обновлять антивирусные базы должен только сисадмин.) Ну можно это хоть как-нибудь восстановить? (MasterRecovery, тык-смык-пык, диск - ж-ж-ж, сегодня, видимо, свопа было много - наверное, кто-то - кто бы это мог быть? - игрался во что-то трехмерное; та-а-ак, Search Results - 0 items... радостная и добрая улыбка изнутри и суровая печальная скорбь снаружи - сицилийская мафия зарывает свою братву...)
- Нет, к сожалению, уже нельзя!
Все, зови шоферюг из вестибюля, пусть идут утешать. Ай-я-яй, злой вирус пришел и обидел бедную Леночку! А глупенький компьютерщик не исправил компьютер! Негодяй и дармоед!
Информационные технологии... Кому и зачем? Андрей вспомнил отрывок из какой-то хрестоматии по истории IT. Когда компьютер только начал еще проникать в такую отрасль хозяйства, как бухгалтерия, и ПО для бухучета было неимоверно кривым и некрасивым, тетеньки-бухгалтерши жаловались: "Да зачем нам нужен такой компьютер? Я на бумаге быстрее посчитаю..." И что, много изменилось с тех пор? Особенно здесь, на Земле?
Он охотно верил данным статистики - примерно десятая часть жителей Земли не знакома с персональными компьютерами. А как же они голосуют, переписываются, читают? А вот так! Соседей просят...
Другое дело - на платформах. На рукотворных махоньких планетах-платформах писчей бумаги не существует в принципе, и персональный планшетник неотъемлем от человека так же, как и паспорт. Быть может, поэтому "пришельцы" - как их называли жители Земли - испытывают такое внутреннее превосходство по отношению к "аборигенам"- землянам? И еще поэтому же из "очеловеченных" глубин Космоса всегда лезет такая пропасть вирусов?
Андрей был согласен с распространенным мнением, что у "пришельцев" наблюдаются изменения на уровне фенотипа. Когда несколько поколений подряд с рождения получают от государства свой персональный планшет, когда расход воды, электроэнергии и воздуха просчитывается каждым на несколько месяцев вперед, то, наверное, интеллект тоже должен расти вместе с предъявляемыми к нему требованиями. А кто не выдерживает, отправляется сюда, к нам, на Зеленую и голубую.
Андрей с сожалением опрокинул в себя остатки содержимого бутылки. За свой столик вернулась знакомая парочка, глаза девушки сияли, как фонари дальнего света - нахально и гордо-счастливо.
Поразмыслив немного над бедственным материальным положением, он решился, и отправился на бар, предусмотрительно установив пустую бутылку на табурет и попросив братуху за соседним столиком присмотреть за местом. Вторую бутылку Андрей попросил открыть прямо у бара, и там же опрокинул в себя третью ее часть. На свое место он возвращался уже окруженный Третьим, отличным от двух первых миром. Здесь все и всё было знакомым и даже немного родным. И сваливающиеся со стульев тины, и гогочущие мужики, и Хлопцы С Водкой - в общем, все.
Длинная серия глотков. Прохладная, горьковато-кисленькая живительная жидкость, живой янтарь, с каждым глотком входила в организм и растворялась в нем, словно целительный колдовской напиток-снадобье. Все кругом было классно, а что не классно - так терпимо или забавно. Спортивный ушастик с подругой - молодцы, времени зря не теряют! Пока молодые - вперед! Водкопьющие хлопцы слева - нор-р-рмальные такие пацаны, балбесы немного - ну так куда же без этого! Подростки-недоростки, с соплями чего-то тыкающие друг другу - у них вся жизнь впереди! Дяденька-комод... Ой! Дяденька-комод смотрел, не отрываясь, все это время на Андрея, прямо в глаза. И было что-то в этом взгляде... что-то от затравленного зверя. "Раненый волк", - произвольно пришло на ум. Андрею стало немного не по себе. Он отвернулся, подождал немного и искоса взглянул на странного мужика. Тот уже отвел взгляд и теперь смотрел в стол перед собой так, будто там показывали цветные мультфильмы - водил по столу пальцем и ласково улыбался чему-то своему. Перед ним стояла уже вторая, основательно надпитая бутылка водки, пивная кружка и тарелка были пусты. Андрей украдкой продолжал наблюдения. Незнакомец закусил нижнюю губу и, все так же улыбаясь, медленно водил руками по столу, потом достал из кармана куртки платок и провел им по лицу от глаз до подбородка.
Внезапно Андрей спиной почувствовал чей-то очень опасный взгляд. Он потянулся, медленно, как можно естественнее, развернулся в сторону опасности и лениво поднял глаза. Перед ним у входа в залу стояли трое небритых мужчин, зыркающих по сторонам ищущим взглядом. Тот, который смотрел на Андрея, был с черными горячечными глазами и смуглой кожей, небритый - чечен, что ли? У Андрея по коже побежали мурашки. "Тихо, тихо, главное - спокойствие". Андрей с таким же скучающим видом и так же медленно отвернулся в другую сторону и басисто откашлялся. Краешком глаза он заметил, что опасная компания прошла дальше по зале. Один из них присел на табурет у стенки, а двое других осмотрелись еще раз и подошли к незнакомцу в куртке. Своими спинами они отгородили его от Андрея. Один из них, смуглый, что-то говорил ему, положив руку на плечо. Второй нависал над ним с другой стороны. Андрей увидел, как мужчина сделал им знак рукой в сторону туалета. После этого первый из бандитов, потрепав мужчину по плечу, прошел в туалет, за ним зашел сам мужчина, сзади его сопровождал смуглый. Чувства с головы до ног охватили Андрея. С одной стороны, ему был неприятен пристальный взгляд мужчины в куртке, но с другой, большей - ему стало жалко того. Он вспомнил тоску и нежность в его взгляде. В таком состоянии звери запросто сделают с ним все, что захотят.
Однако дело разрешилось довольно быстро. Не прошло и тридцати секунд, как из туалета выбежал кавказец, зажимая одной рукой лицо, а другой - бок. Между пальцев сочилось и капало на пол что-то темное. Не обращая внимания на окрик соскочившего с табурета третьего подельника, он опрометью бросился к выходу. Вслед за ним из туалета вышел, как ни в чем ни бывало, незнакомец в куртке и с невозмутимым видом сел за свое место. Увидев его, третий бандит рванул было сначала навстречу, но, встретившись взглядом, изменил свое решение и дернул к выходу. Потом, увидев, что бывшая жертва спокойно сидит на своем табурете, бочком протиснулся к туалету. Вышел он оттуда минуты через две, ведя под руки партнера по бизнесу. Лицо последнего было все мокрое - видимо, его отмачивали до транспортабельного состояния.
Андрей встряхнул головой, глотнул пивка и мудро решил, что ему тоже неплохо бы прогуляться в сторону туалета. Проходя мимо героя сражения, он искоса взглянул на того. Мужчина сидел в своей прежней позе, внезапно у него что-то пиликнуло в кармане. Он запустил руку в карман и извлек оттуда коммуникатор необычной формы.
Андрей внезапно остановился, как вкопанный, его взгляд впился в заднюю поверхность трубки. На темно-синей поверхности был выгравирован круг, в центре которого располагалась раскрытая книга, переложенная старинной шпагой; над книгой повис процессор, позади стояла горящая свеча. Андрея прошиб холодный пот. Он читал об этой эмблеме в детективном романе. Это был герб Ордена Изыскателей! Так вот кто он, этот таинственный посетитель с тоскою во взоре, выпивающий запросто полторы бутылки водки и легко разделывающийся с матерыми уркаганами! Он Изыскатель, он член таинственного и могучего межгалактического братства! Но что же он делает здесь, на Земле, в этом занюханном кабаке? Почему он так пьет и о чем его печаль? Словно в ответ, Изыскатель внезапно обернулся и встретился глазами с Андреем. Взгляд его был полон невыразимой тоски, боли и отчаяния. Потом вдруг он словно взял себя в руки - боль в его взоре угасла, он снова стал ласково-печальным. Незнакомец отвернулся.
Вернувшись на свой родной табурет, Андрей задумался о непонятной и странной судьбе, забросившей такого человека в такое место. Белеет парус одинокий в тумане моря голубом - что ищет он в краю далеком, что бросил он в краю родном?... Андрей взглянул на часы. Полдевятого вечера, пора бы подумать и о дороге домой, благо, ехать не близко. А дома... а дома, хнык - совсем нечего кушать! А уборка - мама дорогая! - была еще.. еще... ну очень давно! А что, собственно, осталось такого, из чего вот это самое покушать можно приготовить? Пожалуй, придется заехать в ночной магазин и опять переплачивать. Эх, тяжела и неказиста жизнь простого программиста! Неожиданно на плечо Андрея легла чья-то тяжелая рука. Он обернулся. Перед ним на соседнем табурете сидел Изыскатель и смотрел прямо на него.
- Не составите ли вы мне компанию, молодой человек? - изыскатель внимательно и без улыбки смотрел на Андрея. Голос был глухим, мелодичным, каким-то раздавленным, взор был уже слегка затуманен. Андрею представилась возможность вблизи рассмотреть его лицо. Аккуратная короткая прическа, побитая сединой. Серо-стальные внимательные глаза. Прямой и высокий красивый лоб, немного выдающиеся скулы. Волевой подбородок. Прямая складка рта с опущенными уголками губ. Лицо умного, волевого и решительного человека.
- Мне бы очень хотелось завершить сегодняшний вечер в компании достойного мужчины.
Изыскатель был не один, рядом с ним на столике пристроилась непочатая бутылка.
- Да, конечно, с удовольствием!
Андрей подумал было, что удовольствие выпить пол-бутылки водки после литра пива довольно-таки сомнительно.
- Насколько я успел заметить, вы пьете пиво? "Звездная пыль", так?
К столику подошла официантка, на подносе была нераскупоренная бутылка "Звездной пыли" и тарелка с пятью бутербродами. Похоже, иного ответа на свое предложение таинственный незнакомец не ожидал.
- Угощайтесь, пожалуйста. - он сделал знак рукой в сторону пива и бутербродов. - Я намеренно попросил не открывать бутылку - похоже, это доставляет вам удовольствие.
Гм! Дык раньше надо было! Андрей открыл пробку и жестом подозвал официантку.
- Еще два стаканчика, пожалуйста.
Изыскатель внимательно посмотрел и неожиданно улыбнулся.
- Спасибо. Я очень благодарен вам.
Андрею показалось, что он заранее догадывался о таком его, Андрея, решении.
- Почему же вы выбрали меня? Хотя...
Андрей огляделся. Парочка ушла, водкопивцы тоже, индейский вождь пребывал в нирване, школяры, сами чуть не валясь с ног, пытались отскрести от пола предводителя. Из того что-то капало.
- Нет, не поэтому. Просто вы - мужественный, смелый и благородный мужчина со свободным, незакостеневшим разумом.
Лицо незнакомца было совершенно серьезным. Он неторопливо и точно разлил водку по стаканчикам, налил Андрею пива из его бутылки.
- За встречу и знакомство!
Толкнувшись прозрачным пластиком, они выпили. Изыскатель осторожно, одним движением вылил в себя весь стаканчик, глубоко вдохнул, выдохнул и на какое-то мгновение прикрыл рот ладонью. Потом, как ни в чем не бывало, взял бутерброд и откусил небольшой кусочек. Андрей завистливо наблюдал. "Эх, была-небыла, милосердный Господь, Великий Космос, как же это было?! За программистов!!!" Он выдохнул, внутренне сжался и одним махом опрокинул в себя весь стакан. Сразу же, не переводя дыхания, отпил пива. Желудок сжался и с силой подбросил инородное вещество вверх, словно шарик для пинг-понга. Но наверху его уже поджидали Воля и Крепко Сжатые Зубы. Пропрыгав некоторое время между ними и желудком, водка улеглась. Андрей, наконец, перевел дыхание и взглянул на собеседника. Тот улыбался.
- Конформизм, безусловно, имеет свои положительные стороны. Но все же поведение должно основываться и на индивидуальных особенностях...
- Да ладно. - Андрей улыбнулся. - И не раз мы ходили в дорогу, и не раз мы вертались до хати.
Изыскатель улыбнулся и пододвинул Андрею тарелку.
- Поешьте, вам нужно. Вы, вероятно, с работы...
Андрей взял бутерброд. Очертания зала и всего, в нем находящегося, изменились окончательно, бесповоротно и катастрофически. Все углы разъехались в пространстве, потолок засиял, аки красно Солнышко и растворился в огне светильников. Видимые контуры и образы предметов растворились и исчезли, заменившись их Сущностями. А рядом с ним сидел Черный Человек, черный и монолитный, как мраморный обелиск.
- Вы, вероятно, тоже.
- Да.... в каком-то смысле...
Незнакомец встряхнул головой.
- Простите, я не представился. Семен.
- Андрей. Семен ...
- Нет, просто Семен.
- Ну нет уж! Так, значит, Семен ...
- Ну хорошо. Семен Николов.
Андрей с нахальной и дерзкой усмешкой посмотрел ему в глаза.
- Майор Николов?
Незнакомец ответил долгим и пронзительным взглядом. Андрею стало неуютно.
- Нет. Генерал Николов. И еще капитан Николов...
- Однако вы очень наблюдательны, юноша... Вы тоже могли бы... Ах, нет, нет, черт побери! Опять это...
Он замотал головой.
- Простите. Вам это интересно?
- Да. Мне очень ЭТО интересно... Семен...
- И вам интересно, как это я оказался здесь? Почему я столько пью? Так?
Николов жестко смотрел куда-то в угол.
- И вам интересно... - он выхватил из кармана коммуникатор и поднес его почти к самому лицу Андрея, ткнув пальцем в гравюру - вам интересно, почему эта надпись... теперь выжжена у меня вот здесь, - он хлопнул себя по груди, - в сердце? И что там отпечатано еще?
Незнакомец вперил в Андрея пристальный взгляд. Посерьезневший до предела Андрей смотрел ему прямо в глаза.
- Да, Семен. Мне интересно. Если можно...
В глазах незнакомца снова стояли слезы. И что-то ласковое, потаенное, навернулось на уголки глаз... Он разлил водку, они выпили...
Николов наклонился к самому лицу Андрея.
- Тогда слушай, сынок...
- Девяносто пятый вызывает Королеву. Девяносто пятый вызывает Королеву, прием...
- Вас слышу, девяносто пятый, Королева слышит девяносто пятого, прием. Что у вас?
- Королева, мы закончили. Повторяю, мы закончили, все в норме, прием.
- Королева поняла, девяносто пятый. Молодцы ребята, возвращайтесь домой. Конец связи, прием.
- Девяносто пятый понял, конец связи, прием.
Автономные эмиттеры магнитной ловушки навели такое по мощности магнитное поле, что для связи с перехватчиками приходилось использовать дедовский аналоговый метод радиосвязи. Для дистанционного управления магнитной ловушкой предполагалось использовать лазер. Его также можно было бы попытаться использовать для приема-предачи информации с эмиттеров о поведении Магнитной Туманности, но здесь мнения Координационного Совета разделились в точности напополам. Одни считали, что лазерный луч никак не сможет повлиять на загнанное в магнитный кокон разумное и необъяснимое поле, получившее наименование Магнитной Туманности, другие считали, что черт его знает. И поскольку результат пятилетних кропотливых поисков стоил слишком многих денег, времени и жизней, была принята неопровержимая рабочая гипотеза "черт его знает". И теперь пятьдесят автономных эмиттеров, потихоньку расплавляясь, гудели генераторами, выжигали десятки тонн ракетного топлива, удерживаясь на своих стационарных орбитах, и генерировали веретенообразное магнитное поле-ловушку исключительно по усмотрению своего коллективного электронного разума, непрерывно остужаемого архисложными охладительными системами. Семен прочитал в письме от дружбана Макса из Центра, что местные программеры уже начали ваять игруху "Туманность против Яйцеголовых". Почему продолговатой формы эмиттеры с гигантскими зонтиками антенн было решено назвать яйцеголовыми, Семен не знал и догадаться никак не мог. Суть игры сводилась к следующему: игрок, управляя Туманностью, пытался прорваться сквозь кокон поля-ловушки, тыкаясь в тонкие места поля со слабой напряженностью, обжигаясь при этом каждый раз и теряя жизни, а поле, в свою очередь, увеличивало свою напряженность в местах тычков, стараясь эту самую Туманность задержать и теряя при этом запас энергии. При этом допускались варианты игры как за поле, так и за Туманность, а также совместная игра двух игроков друг против друга. Изначально, по словам Макса, игру хотели сделать во флеше, но потом еретически настроенная часть программеров объявила, что напишут игру под WinSPApi с непосредственным задействованием библиотек DirectXPro, и размер у них получится меньше, чем у флешеров! Семен усмехнулся. Сейчас эти милые подробности были как нельзя кстати и помогали хоть как-то отвлечься от сумасшедше напряженного состояния всего экипажа "Королевы".
В рубке "Королевы Звезд", кроме Николова, находилось еще десять человек. Монотонно бурчащий в микрофон связист-радист, худощавый очкарик Джек Пристон. Первое время его тощая, чахоточная, сгорбленная фигура с висящим на поясе длинным клинком - элементом обязательной амуниции членов Ордена, вызывала бурное веселье у всего разношерстного экипажа "Королевы". В отличие от военных кораблей, как в члены Ордена, так и в экипажи судов его флота люди подбирались отнюдь не по удовлетворительным физическим данным либо каким-то еще общепринятым критериям. Первое время Николов, попавший в ряды Ордена прямо с военной службы, не переставал поражаться - да как такие доходяги вообще могут нести службу в Ордене? Оказалось, могут, да еще и как!
Рядом с Пристоном стоял капитан Васильев. Наличие второго капитана на одном судне объяснялось очень просто - капитан Васильев командовал эскадрильей "Королевы" - девяносто пятью универсальными планетарно-космическими летательными аппаратами-"перехватчиками", прозванными так за их устрашающий стремительный внешний вид и те функции, которые им приходилось выполнять в большей степени. В данное время перехватчикам приходилось выполнять задачи транспортные - курсировать между кораблем и ловушкой и снабжать эмиттеры атомными батарейками, капсулами с топливом и жидкостью для хладоустановок. Процесс этот был столь же сложен, как и опасен. Дабы не приближаться в опасную близость мощнейшего поля магнитной ловушки, рискуя тем самым разрушить всю электронику, перехватчики выходили на стационарную орбиту в нескольких сотнях километров от ловушки. Потом производился прицельный выстрел капсулами из специально смонтированной пушки в сторону эмиттера-реципиента, к которому в определенном месте крепился сачок из металлической сетки. После попадания капсулы в сеть эмиттер гудел всеми своими рулевыми двигателями сразу, судорожно пытаясь остаться на своей орбите после сообщенного ему капсулой ускорения. Потом осторожно затягивал в себя сетку с грузом, словно хищное растение - неосмотрительно попавшееся в клейкую ловушку насекомое. Пилоты штурмовиков неописуемо радовались такому увлекательному времяпровождению - они говорили, что эта работа не позволит утратиться их навыкам прицельной стрельбы и чувствительности нервной системы. Нетрудно было догадаться, что произойдет, если капсула с атомной начинкой пролетит мимо сачка и угодит прямо по поверхности магнитного кокона. Или если она попадет, но не в сачок эмиттера, а в его антенну-излучатель.
Поэтому у стоящего прямо за креслом радиста капитана Васильева было, откровенно говоря, не самое миролюбивое и спокойное настроение. Но вот, после рапорта девяносто пятого об успешно выполненном задании, он, встряхнув головой, отошел от пульта связи и сел в кресло напротив Николова.
- Ну как, капитан, что говорят на Совете?
Да, "второй капитан" всегда отличался свободой мыслей и поступков. Быть может, тому были причиной его административные функции, быть может, адски напряженная работа, а может, и врожденные особенности характера. Но Николова сейчас мало беспокоили вопросы субординации, вернее, почти полного ее отсутствия.
- Идет совещание. Как и раньше.
- Давненько идет, не правда ли? Интересно, когда половину экипажа отправят на дурку, или кто-то из пилотов вмажет бочкой с изотопами прямо по этому чертовому магнитному полю, хоть тогда оно закончится? Или, - он наклонился к Николову, - у нас просто закончится запас батареек, и чертова туча вылетит восвояси? А? Как вы думаете, кэп, - ей понравилось, когда ее со всех сторон жарили эти уродцы?
Васильев откинулся в кресле и захохотал.
- Помните, что стало с экипажем "Андромеды"?- Васильев выпучил белесые глаза и приподнял брови. - Бе-е-е, бе-е-е-е!
Бородатая рожа Васильева напоминала гримасу упорствующего еретика на костре святой инквизиции.
Да, Николов помнил, как нашли "Андромеду". Громадное транспортное судно летело, предавшись свободному ускорению, прямо на поверхность астероида. С погашенными двигателями, вращающееся вокруг своей оси. Горели только габаритные огни - автоматика не выключает их в случае аварии, как и системы обогрева и очистки воздуха - пока не закончится заряд батарей, потому как реактор гасится сразу. "Королева" вышла на перехват и успела остановить падающую "Андромеду" - ее импульса движения вполне хватило бы, чтобы рухнуть на поверхность астероида. Когда десантники проникли в жилые отсеки, они обнаружили там двадцать младенцев со взрослыми телами, мычащих, кричащих и пускающих слюни. Их разум был начисто стерт каким-то неизвестным воздействием. Лишь потом по логам цифровых приборов было установлено, что на пути судна встретилось аномальное магнитное поле, внезапно появившееся неизвестно откуда. Странным было то, что вся бортовая электроника при этом оказалась цела - для приведения бортового компьютера в состояние тревоги, достаточно не оказывать никакого управляющего воздействия при условии отсутствия программы-автопилота.
А теперь похожая участь ожидала экипаж "Королевы". Правда, Туманность была надежно экранирована ловушкой, но каким-то непостижимым образом все же оказывала влияние на психику членов экипажа, хотя "Королева" и находилась на расстоянии в несколько десятков тысяч километров.
Почти всех мучили ночные кошмары поразительной правдоподобности. Как заметил психолог Заубе, сила кошмаров прямо зависела от психологической нагрузки и административной ответственности членов экипажа. "Капитан Николов", - заметил он с улыбкой, - "может считать себя приятным исключением". И правда, на ночные страхи Николов пожаловаться не мог. Хватало дневных.
Мудрейший Координационный Совет Ордена Изыскателей хранил молчание, как мудрая сова в дневное время. Непрерывным потоком шли совещания, темы которых в общем сводились к одной: "Туманность мы поймали, и что же с ней делать дальше?" Вопрос был, прямо-таки, предельно актуальным. С одной стороны, на содержание Туманности уходили деньги и деньги. С другой, подпирал Военный Совет Содружества, всегда искренне относившийся к Ордену, как к неуправляемому и своенравному незаконному военному образованию. Основной их аргумент заключался в мудром в своей простоте "Поймали тварь - дави ее!". Их можно было понять - за пятьдесят лет своего известного для людей существования, Туманность вычеркнула из жизни экипажи пятидесяти девяти кораблей, девять из которых принадлежали флотилии Ордена. Вполне справедливо было бы предполагать, что в случае, если с Туманностью не будет установлен контакт и она будет выпущена на свободу, жертвы на этом не закончатся.
По другую сторону баррикад стояли ученые, предлагавшие установить контакт с Туманностью или хотя бы попытаться изучить ее. В пылу дебатов многие забывали, что девять исследовательских судов Ордена именно это и пытались предпринять. А те из них, которые таки не забывали, резонно возражали: "Кто знает, быть может это она таким образом пыталась установить с нами контакт?"
И у всех без исключения была полная ясность в одном: пока Туманность удерживается в ловушке, ни о каком изучении либо контакте не может быть и речи. А если ее из ловушки выпустить...
Все больше и больше советников склонялось к мнению: да, есть Туманность, да, она, быть может, разумна, но она опасна для человечества по определению, а посему, не мудрствуя лукаво, ее необходимо дестабилизировать...
И еще капитан Николов прекрасно понимал: какие бы ни были приняты решения, сейчас за сохранность Туманности головой отвечает именно он, капитан первого ранга Николов. Не психующий Саша Васильев со своими стервятниками, ни доктор Заубе, с невозмутимым видом протирающий стекла пенсне. Все они - да, безусловно, немного, по отдельности. Но за все целиком - именно он. А Совет - он где-то там, далеко. Он прекрасно помнил напутственные слова адмирала Мерелинова: "А сколько вы уже ходите в капитанах?" Намек более чем прозрачный.
Капитан поднял голову.
- Саша, успокойся и не психуй. Это наша работа, так? Никто, кроме нас! А ты здесь впадаешь в амбиции. Кончится энергия - отцепим от эмиттеров сачки, свяжем все вместе и запихнем туда нашу тучу. А если будет брыкаться, ты ей покажешь - вот так, как мне сейчас - бе-е-е, бе-е-е! - она испугается и растает!
На бородатой физиономии Васильева расцвела бессильная улыбка.
Когда тебя выбрасывает из кошмара, это всегда неожиданно, словно опрокинутое на голову ведро воды. События сна достигаю своего апогея, пика невыносимости - и, как спасение, ты просыпаешься и вскакиваешь на кровати.
Но Семену совершенно ничего не снилось до столь внезапного пробуждения. Просто возникло вдруг осознание того, что что-то произошло - страшное и непоправимое. Совсем как тогда.
Он открыл глаза, и от увиденного ему одним ударом сперло дыхание - словно кто-то многотонным кулаком двинул в солнечное сплетение. Сердце высоко прыгнуло из груди - под самое небо, и своими пушечными ударами перекрыло ему дыхание. Он схватился рукою за горло.
На противоположном краю широкой кровати сидела ОНА. Она сидела к нему спиной, не шелохнувшись - будто ничего не замечая. Черная кожаная куртка, прямая спина, широкие, хрупкие плечики, шевелюра светящихся в темноте рыжеватых волос.
Из глубины сознания кто-то невидимый отчетливо сказал ему, что облегчит его муки лишь немедленная смерть.
Голову застлал густой желтый туман, все поплыло перед глазами.
Он попытался что-то произнести, но из горла вырвались только клокочущие звуки.
Она никак не отреагировала, даже не вздрогнула - будто совершенно ничего не замечала. Или не замечала его.
Он судорожно подтянул под себя ноги и махом сел на краю кровати. Она не обернулась, даже не повела головой - видимо, она действительно ничего не замечала. Он осторожно, медленно-медленно с трудом поднял дрожащую руку и, поднеся к ее плечу, робко, словно боясь ожечься, дотронулся кончиками пальцев до шероховатой прохладной поверхности куртки.
- Не трогай меня!
Господи Боже, Иисус-защитник, великий Космос, это ЕЕ голос! Тихий, мелодичный, грудной, чуть дрожащий, До Боли Знакомый Голос! Дрожащий от ярости.
- Оля...
На этот раз звук вышел более членораздельным. Дрожащее тявканье.
Она по-прежнему не оборачивалась. Он тронул ее за другое плечо, проигнорировав приказ, силясь убедиться, что это не кошмарный сон, материализовавшейся до невероятного.
Она резко развернулась, стряхивая с себя его руки и встала.
- Я же сказала, НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!
Она стояла теперь прямо напротив кровати и смотрела на него в упор невидящим и ненавидящим взглядом.
Аура вьющихся рыжеватых волос, светящихся на концах локонов. Миниатюрная головка. Длинная-предлинная, горделиво-прямая, сливочно-белая нежная шейка. Однажды, когда они гуляли вместе по парку, взявшись за руки, и свет ночного фонаря озарял сзади ее высокую, стройную, немного нескладную прямую фигурку, отбрасывая тень на старый потрескавшийся асфальт, она показала пальчиком на свою тень и произнесла с улыбкой: "Смотри - у меня шея длинная, как у гуманоида..."
Выразительные, точеные черты лица. Он всегда поражался несравненному их великолепию - ни до, ни после, никогда и нигде ни среди живых людей, ни среди бессмертных творений древних и современных скульпторов и художников он не встречал больше таких безупречно ослепительных скул, глазных впадин, лба и точеного подбородка. У него вдруг возникла непроизвольная и странная ассоциация великолепия ее черт с великолепием стремительных точеных профилей космолета-перехватчика.
Глаза. Они были бирюзовые, словно аметисты и ослепительны откуда-то изнутри, словно бриллиант. Даже теперь, когда они смотрели с выражением жестокой ярости, в их уголках по-прежнему оставалось что-то ласковое и светящееся. Светящееся больше не для него.
Это была она! Она, после стольких лет!
Он почувствовал, как что-то горячее и мутное навернулось на глаза.
И после стольких лет, после стольких лет, когда он ложился и вставал, дрался, побеждал, проигрывал, учился, работал, тренировался и напивался с одной мыслью, с одними словами, которые отложились у него в каждой клеточке, в каждой крупице естества, которые стали ему привычнее, чем собственное имя, они наконец вырвались наружу и долетели до слуха той, которой они предназначались, глухо клокоча, словно вода в системе охлаждения реактора перед взрывом.
- Оля... Оля, прости меня!..
Он смотрел на нее снизу вверх, как преданный, облезший, незаслуженно избитый пес на своего хозяина. Никто и никогда не видел капитана Николова в таком виде. Смотрел и умолял, ожидая своего приговора.
- Оля, прости меня!!!
- Я же ведь просила тебя. Я просила тебя, слышишь! Я просила тебя, ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! ОСТАВЬ НАКОНЕЦ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Он зажмурил глаза, схватился за голову руками и, упав на колени, закричал. Он кричал долго, надсадным криком смертельно раненого животного. Животного, попавшего в капкан и обреченного умереть в нем долгой, мучительной, одинокой смертью.
Кто-то тормошил его за руки, все сильнее и сильнее. Он открыл наполненные слезами и тоской глаза и увидел Джексона, который тормошил его, стоящего на коленях, и что-то беззвучно ему кричал. Невероятным усилием воли он закрыл, наконец, свой рот, и через некоторое время услышал крик Джексона: "Капитан! Капитан, что с вами, капитан?!". Еще одним усилием он свел на место перекошенное лицо и, поднявшись с колен, отряхнулся и попытался улыбнуться.
- Все нормально, Джон, все нормально, боевой мой заместитель!
Он еще раз попытался улыбнуться и положил руку на плечо перепуганному Джексону.
- Приснился жуткий кошмар. А так - все класс, все тип-топ! Вот видишь: я стою и говорю с тобой. Все нормально! Ну?
- Уф! Простите, капитан, у меня аж от сердца отлегло. С этой дурацкой Туманностью... Семенов рехнулся, Васильева связали и заперли, Пристон пытался перестрелять связистов... У всех кошмары. Я уже подумал, что если и с вами тоже... - Джексон запнулся.
- Чем же тогда закончится экспедиция?
- Все нормально, дружище. Я же говорю тебе: все нормально. Иди на вахту, ты сейчас моя правая рука. Давай!
Джексон еще раз с недоверием осмотрел Николова, взял под козырек и отправился в рубку.
Заснуть в эту ночь Семен так больше и не отважился...
День начался с вороха радостных мероприятий. Николов принял смену у Джексона, бегло просмотрел записи в бортжурнале. События становились все веселее и веселее. Половина командного состава "Королевы" оказалась в недееспособном состоянии. Следовало что-то предпринимать. Николов вместе с Заубе зашли в каюту Васильева. Бородатый террорист сидел, привязанный к стулу и мрачно смотрел в угол комнаты. Заубе пощелкал пальцами у него перед лицом. Васильев мрачно глянул на профессора и снова отвернулся.
- Ну что, Саша, допрыгался? - дружелюбно спросил Николов.
- Как ты себя чувствуешь?
Васильев, не поворачивая головы, пробормотал что-то о чьей-то матери. Николов повернулся к Заубе:
- Вколите ему пару кубиков релаксана и посадите под гипноизлучатель по программе нормальной управленческой работоспособности.
- Но... - Заубе замялся. Психологи, как и доктора вообще, всегда настроены против любого радикального вмешательства в жизнедеятельность членов экипажа с целью обеспечения работоспособности оного. Даже если речь идет о выживании их всех.
- Делайте то, что я вам сказал, профессор. Ко второй половине дня он должен быть на ногах. Что с Пристоном?
- Острый психоз. Повсюду мерещатся корсары.
- Аналогично. Поставьте его на ноги. Гипноз, уколы - что хотите. Он нам нужен здоровым и рабочим.
Николов вышел из каюты Васильева и направился в рубку.
- Но капитан...
Николов резко обернулся.
- Послушайте, Заубе, Саша Васильев мне дорог так же, как и вам. Даже, быть может, больше. У него отвратный характер, но он крепко знает свое дело и не позволяет расслабляться ни себе, ни другим. Мы вместе прошли черт знает сколько парсеков, доводилось и вместе сражаться. Но сейчас он - недочеловек. И нам всем нужно поставить его на ноги, просто потому, что лучше Сашки никто не сможет управлять нашим крылатым воинством, в случае чего. А это означает, что плохо придется всем. Понимаете? Поэтому сейчас мы должны вернуть людей в экипаж любой ценой. А когда все закончится, будем разбираться, что и как. Всех, кого можно поставить на ноги - поставить. Кого нельзя - хотя бы попытаться, и потом все равно тоже поставить.
В рубке людей было совсем немного, всего пять человек. Поскольку заправки эмиттеров на сегодня не планировалось, обстановка была довольно-таки спокойной. Если не принимать во внимание ночных событий.
Николов вышел на связь с Центром, отчитался по обстановке на судне и расходе топлива и энергии. Центр обещал решить вопрос с дальнейшей судьбой Туманности в течение трех-четырех дней. Впрочем, особой уверенности в их словах не было.
Николов полистал бортжурнал, захлопнул планшет и отправился в тренажерный зал.
Все члены экипажей на всех судах флотилии Ордена обязательно должны раз в сутки вырабатывать специально рассчитанную норму физических нагрузок. Корабли, равно как и платформы с их искусственной гравитацией, подвергают человека, как правило, намного более низким физическим нагрузкам, нежели гравитация родной планеты Земля. А поскольку человек, как биологический вид, максимально приспособлен к земной среде обитания, то во избежание болезней и мутаций решено было воссоздать на кораблях как можно более приближенные к земным условия обитания.
Николов залез на комплексный тренажер, поставил ноги на педали велосипедного привода и продел запястья рук в торсовые блоки. Поехали! И-и-раз, и-и-два, и-и-три...
На зеленоватом индикаторе начали скакать циферки сетов и выжимаемых нагрузок. Индикатор представлял из себя небольшой цветной мониторчик, закрепленный в раме тренажера на уровне лица. Туда, кроме общих результатов тренировки, можно было выводить фоновый рисунок или видеоряд, одев специальные наушники, можно было прослушивать музыку. Николов не любил ни первого, ни второго. Стимул для тренировки он всегда находил внутри себя. Хотя другие с удовольствием пользовались богатыми возможностями самостимуляции. Ковбой Джек Пристон, например, всегда пускал фоном одну весьма спортивную и фигуристую, но в меньшей степени одетую даму. Джонни Джексон, первый помощник, как-то откопал эту фотку на сервере тренажерного зала и немного потрудился над ней фоторедактором. Позже, когда Пристон отправился на свою смену в спортзал, пол-экипажа, затаив дыхание, наблюдало на большом экране салона через специально смонтированную для этого дела видеокамеру захватывающее зрелище. Бравый ковбой, усевшись в тренажер и запустив свою музу на экране, был весьма и весьма удивлен - у ослепительной фигуристой красавицы оказалась плешивая и очкастая голова профессора Заубе.
Николов сосредоточенно крутил педали и одновременно двигал руками блоки торсового тренажера. Мысли произвольно начали тихо съезжать по наклонной в мрачную бездну.
Раз-два-три-четыре... Оля!!! Почему? Раз-два-три-четыре... Почему? Почему все ТАК получилось? Раз-два-три-четыре... Как такое могло случиться? Кто в этом виноват? Раз-два-три-четыре... Я? Конечно я, ну а кто же еще! Раз-два-три-четыре... Столько лет, столько долгих лет, всю жизнь, мечтать о такой девушке - и все... Раз-два-три-четыре... Ты слишком долго об этом мечтал, Семен - все было бы слишком хорошо! Такое для тебя невозможно! Раз-два-три-четыре... но почему? Почему нет? почему я не могу быть счастливым? Раз-два-три-четыре... Потому что ты сам все разрушил! Раз-два-три-четыре... Но... Но я не хотел! Это был вообще не я! Раз-два-три-четыре... А кто спрашивает, ты это или кто другой? Все уже кончено, и сделал это ты! Раз-два-три-четыре... Все, достаточно на сегодня.
Николов, пошатываясь, весь мокрый от пота, выбрался из тренажера. Сердце гулко колотилось в груди, но отнюдь не от нагрузки, нет... Его взгляд упал на висящую в углу зала боксерскую грушу. Николов натянул перчатки, шнуровать не стал.
Бац - крюк с левой! Ты! Бац - крюк с правой! Ты во всем виноват! С левой! Ты много захотел, щенок! С правой! Сорвался, да! Урод! С левой! Она... Она неземная девушка, а ты, придурок! С правой! С левой! Захотел мгновенной взаимности! С правой! С правой! С правой! Ты повел себя, как истеричная тряпка! С левой! А теперь получай! С правой! Вой на луну! А теперь в солнечное! В солнечное! В солнечное!
Николов сел на пол и привалился к стене. Лицо стало багровым, по нему текли ручьи горячего пота, заливая глаза. Ты, гад! Ты - больше некому! Его взгляд упал на стену. Там, как раз напротив, висело большое - в человеческий рост - зеркало для любителей созерцать на месте свои спортивные достижения. Из зеркала смотрело смертельно уставшее, все мокрое суровое лицо. Это ты! Николов подхватился с пола и стремительным рывком впечатал кулак в голову негодяя. А теперь в солнечное! Еще! Еще! Еще! Небьющееся зеркало отвечало гулким стуком, на нем появлялись вмятины, но оно оставалось целым. Ах так! В руке Николова вспыхнул длинный, чуть изогнутый клинок-палаш. Широким круговым движением сверху вниз он хватил изо всех сил по зеркальной поверхности. Посыпались искры, глубокая полоса разреза разорвала зеркальную гладь. А теперь - так! От бедра круговым, рассекая надвое туловище противника! Из изувеченного зеркала на капитана смотрел кто-то живой. Николов задыхался. Не-е-ет, нет! Не там и не так! Вот сюда, между трубками тренажера - рукоятку, а острие нужно приставить к животу. А теперь - всей массой тела ... рывок вперед!
- Капитан Николов, с вами все в порядке?
Второй раз за стуки...
За спиной с невозмутимым видом стоял профессор Заубе. Он был в белом халате, в руках держал одноразовый тюбик-шприц. Очки таинственно сверкали.
- Что, профессор, пришли потренироваться? - Николов убрал клинок в ножны. - Или, быть может, попозировать?
Николов упал на скамейку и привалился спиною к стене. Заубе оставался невозмутимым.
- Васильев, Пристон и все остальные способны к адекватному поведению, хотя и возможны рецидивы. Трех человек вернуть не удалось. Скорее всего, это необратимо.
Николов улыбнулся.
- Вы молодец, док. Что это у вас? Укольчик для капитана, да? Давайте-давайте!
Бой приближался к концу. Боевой космофлот Славянской платформы был уже почти уничтожен. Остатки перехватчиков, во избежание полного истребления флотилией корсаров "Даккара", вынуждены были уйти из пределов досягаемости вражеских космолетов. Внутри платформы сражение тоже было практически проиграно. Своры собакоподобных киборгов прогрызали последний рубеж обороны. Всех уцелевших в сражении ожидала страшная участь: корсары брали совсем немного пленных - десять-двадцать человек из наиболее выдающихся ученых. Брали их для того, чтобы зазомбировать и обратить в рабство, превратить в разумных безвольных домашних животных. А все остальные... От романо-германской платформы номер пять остались куски оплавившегося металла - все, что уцелело после дистанционного извлечения захватчиками всех графитовых стержней силовых реакторов.
Только перехватчики имели шанс уйти целыми - уйти, для того чтобы превратиться в ледяные гробы и сгинуть в глубинах космоса, без топлива, энергии и провианта. Гиперпространственный транспортер платформы был целенаправленно уничтожен яростной атакой корсаров в самом начале сражения.
И вот от поверхности осажденной платформы отделилась точка и, стремительно набирая скорость, устремилась к вражескому кораблю. Некоторое время она двигалась беспрепятственно. Потом, будто одумавшись, перехватчики корсаров, словно стая разъяренных ос, рванули в сторону движущейся точки. Это был десантный модуль корсаров, который одним из первых прикрепился к поверхности платформы и выпрыснул внутрь свою смертоносную ношу. А теперь непонятно почему он несся, выжимая всю возможную скорость, к "Даккару". И что более странно, вражеские космолеты собирались его атаковать! Неужели... Вот корсары догнали более тихоходную посудину, но ... но ничего не происходило! Они не вели огонь ни из лазеров, ни из ракетных блоков. Словно слепни вокруг воловьей головы, они кружились, пытаясь перекрыть дорогу десантнику, но тут же отскакивали, боясь попасть под удар его мощного корпуса.
И тут Николов услышал голос в шлемофоне:
- Прикройте... прикройте меня... Они сейчас пойдут на таран! Атос, Атос... Семен ... прикрой меня!
Николова прошиб пот.
- Портос! Серега, это ты? СЕРЕГА!!! НЕТ, НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!!! СЕРЕГА!!! ОСТАНОВИСЬ!!!
- Атос, так мы погибнем все вместе. Я должен это сделать, Атос. Один за всех!
- Серега, НЕТ!!! СЕРЕГА!!!
- Атос, прикрой меня...
- И все за одного, Портос... Все за одного... Внимание! Пастырь - эскадре, повторяю, пастырь - эскадре! Цель - вражеская эскадра! В атаку!!!
Полтора десятка потрепанных перехватчиков ринулись на почти сотенную эскадру "Даккара". Часть корсаров отделилась от стаи и бросились в контратаку.
Между тем на "Даккаре" началось какое-то шевеление. Они разворачивали эмиттеры поля гиперпространственного перехода! Николов увидел это, двинув на максимум приближение оптики своего перехватчика. Но почему ни корсары, ни "Даккар" не стреляют?
Десантник и "Даккар" разделяло всего несколько километров... Корсары по очереди бросались на десантный модуль, пытаясь взять его на таран, но почти у самого корпуса жертвы вдруг внезапно сворачивали, словно отводимые могучей рукой.
У тупого носа "Даккара" расходились концентрические волны света... Переход был открыт!
- СЕРЕГА!!! ПРЫГАЙ! СЕРЕГА! КАТАПУЛЬТИРУЙСЯ!!!
Николов кричал в микрофон и не слышал своего крика.
Махонький десантник приблизился к огромной туше "Даккара". Казалось, сейчас он отскочит от его корпуса, словно теннисный мячик. Но отважный Портос умело направил судно в самое уязвимое место - в длинную трубу взлетной палубы. С грохотом проломив входной шлюз-диафрагму, десантник залетел внутрь.
- Семен... Сеня, ты меня слышишь?
На коммуникаторе Николова мигала лампочка индивидуальной связи. Только он слышал сейчас отважного весельчака Портоса.
- Сеня... Атос... В моем планшетнике ... читы ... Они в своповой папке, файл swp6280103.dat. Запиши звук... - Николов лихорадочно включил кнопку на коммуникаторе. - Повторяю, эс-вэ-пэ-шесть-два-восемь-ноль-один-ноль-три-дат. Это читы ко всем электронным железкам нашей техники, они под консоль... Мне передал тот парень с Земли...
Так вот оно что! Так вот почему не стреляли перехватчики! Но что он собирается делать... Господи!
- Серега, не делай этого! Они сейчас уйдут!...
- Нет, Атос... Они никуда не уйдут... Этому нужно положить конец...
- Серега, Портос! Серега, я прошу тебя! Подумай обо мне, подумай о д'Артаньяне!
- Прощай, Сеня... Удачи тебе, штурман...
В экипаже робота-пехотинца их было четверо... А он был штурманом... Портос был пилотом...
- НЕТ!!!!
Ослепительная вспышка закрыла разом пол-экрана. Николов на миг ослеп... Так мог взорваться только реактор "Даккара"... Потом по корпусу ударил страшный грохот...
- Капитан, капитан! Да проснитесь же вы! У вас еще целая ночь впереди!
- А? - Николов схватился со стола. Его тормошил за плечо улыбающийся Джексон.
- Что, уже твоя вахта? Сколько же я проспал?
- Не знаю, капитан. Я только что сам пришел, - Джон уселся в кресло и с удовольствием потянулся. - Схо-о-одил на тренажер, поразмялся... Да, капитан, видели, что там с зеркалом? Это часом не Васильев постарался?
- Да не знаю, Джон. У нас вон - половина народу шизеет на глазах. Может, и Васильев. Да бог с ним...
Джексон открыл планшет, загрузил бортжурнал.
- Капитан, может, вы уже пойдете? Время позднее, вы не выспались...
"И не высплюсь", - подумал Николов, вставая из-за стола.
Семен проснулся около трех часов. Проснулся резко и внезапно, будто сна и не бывало и кто-то неведомый, беспредельно могучий легко поднял его своей магической рукой и встряхнул. У дверей каюты стояла она. На этот раз лицом к нему. Одета она была так же точно, как и тогда. Он сел в кровати.
- Оля!
Никакой реакции.
- Оля, послушай меня. Пожалуйста, послушай... Оля, я не делал этого, пойми! Я никогда не смог бы сделать такое! Я не смог бы даже подумать о таком, понимаешь, Оля! Это был не я!!!
- Я же просила тебя - оставь меня в покое. Ты слышишь? ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!!!
Лицо ее было прекрасно и спокойно. Глаза не горели огнем ненависти, крылья носа не трепетали от ярости. Она говорила просто и спокойно, говорила страшные слова - как вколачивала гвозди в крышку гроба. Его гроба. Такая вот неприятная, но необходимая работа...
- Оля, неужели я когда-нибудь посмел тебя обидеть? Скажи, Оля? Вспомни, сколько всего хорошего было между нами...