Эту историю поведал мне один приятель, когда мы, возвращаясь с охоты, забрели в совершенно 'мертвый' лес. Где, как нам показалось, время будто бы остановилось, а солнце едва проглядывало сквозь макушки деревьев. Тишина не успокаивала, а лишь тревожила, заставляя нас обоих все время озираться по сторонам. Ощущение было такое, словно вот-вот, что-то должно произойти, с каждой минутой тревога нарастала, и когда мой друг начал рассказывать свою байку я готов был в любой момент броситься бежать со всех ног.
Ключ лежал в недрах пыльного стола и ждал своего часа.
Девушка в черном выдвинула ящик и удовлетворенно вздохнула, убедившись, что он на месте.
Каждый день ровно в семь часов после полудня она совершала этот ритуал, даже в тех редких случаях, когда девушка по тем или иным причинам не могла придти, наличие ключа все равно проверялось. К нему приходили старая женщина с печальными глазами и бородатый человек неопределенного возраста. За все это время ни один из них даже не притронулся к ключу. Они только смотрели: вздыхали, улыбались, хмурились, но никогда не доставали из ящика, позволяя ему обрастать грязью и паутиной.
Однажды девушка даже заговорила с ним, и это было очень трогательно.
"Как бы я хотела тебя достать, - сказала она, - Все мое прошлое сокрыто в тебе, а будущее зависит от того, сделаю я это или нет". Больше она ничего не сказала, но больше и не требовалось.
Холодный осенний ветер рвал створки ставень и неистово стучал в дверь. В это время года прогулки по парку становились настоящим испытанием.
"Милая, - тетушка Лидия взяла Ольгу под руку и прижалась всем телом, - Может нам стоит вернуться?" Пронизывающий холод пробирался через рукава, воротники и подолы обеих женщин.
"Нет, - отозвалась девушка, - Иначе я не засну". Этого аргумента было достаточно, чтобы тетушка Лидия с новым энтузиазмом направилась к боковой аллее, ведущей прочь от дома.
"Впрочем, - Ольга остановилась, - Можете идти, не хочу мучить вас. Я сегодня как-то взволнована, мне стоит успокоиться. Ветер странно действует на меня, когда он завывает под окном, не могу отделаться от желания бежать, куда глаза глядят, лишь бы не слышать этих звуков".
Тетушка Лидия внимательно посмотрела на Ольгу: "Будь осторожна. Меня волнует твое состояние. Ты проверяла сегодня ключ?" Это был глупый вопрос, но он прозвучал скорей как предупреждение.
Ольга поежилась и мило улыбнувшись, отправилась в глубь парка, оставляя насторожившуюся тетушку одну.
Одиночество для девушки казалось самым тяжелым бременем. Выносить его было куда сложнее, нежели все остальное. Никогда в своей жизни она не слышала музыки, книги читаемые ею тщательно просмотривались и отобирались, кроме того, во всей её одежде с детства, преобладали исключительно в черно-серые тона, в их парке никогда не росли цветы и не пели птицы. В доме старались не держать ничего, что могло подействовать возбуждающе, потревожить, привести в смятение, заставить смеяться или плакать. Не допускалось ничего, что могло бы повлиять на её душевное равновесие. Однако чем старше становилась Ольга, тем трудней ей приходилось.
В последние недели она стала видеть цветные сны, которые наполняли её трепетом и радостью, но от которых на утро становилось безумно страшно. Что-то должно было измениться в её жизни и это что-то приближалось.
Он продирался через чащу леса, уже почти отчаявшись выбраться. Желудок сводило, ноги еле плелись, при любом неловком движение плечо вновь начинало кровоточить. Сказать, что его начало посещать отчаянье, это значило не сказать ничего. Это был совершенно чужой лес, лес в котором за все это время ему не встретилось, ни единого живого существа. Поражало отсутствие даже маленьких пронырливых муравьев, которые умудрялись затеять строительство где угодно. Он блуждал по лесу вот уже около двух суток и совершенно не представлял, в каком направлении идет. А идти было нужно, любая остановка означала - смерть. Он прекрасно понимал, что стоит ему прилечь и уже больше подняться он не сможет. Рана все сильнее давала о себе знать, а отсутствие еды слишком ослабило организм. Сейчас он готов был проглотить все, что угодно, но кроме опавшей листвы здесь не было ничего.
И тут, словно по волшебству, перед ним возникла накатанная дорога. Наличие дороги показалось ему весьма обнадеживающим фактом, там, где дорога - там люди, там есть еда.
Ольга прошла практически через весь парк до самой ограды. Ограда была высокая, около трех метров, прутья толстые, витые, сквозь них даже руку тяжело было просунуть. Но, когда никого рядом не было, она все-таки пробовала, её тоненькая ручка пролезала аж до локтя. В этом было что-то такое захватывающее, так бывает, когда делаешь запретные вещи. Она никогда не выходила за пределы парка. Огромные чугунные ворота всегда были заперты, а ключ от них хранился в том самом ящике, в доме, на третьем этаже. Ольга с самого детства знала о существовании ключа, точно так же, как и знала, что никогда и ни при каких обстоятельствах не должна его трогать.
Прутья были такие холодные, что пальцы обожгло, она подняла голову вверх и почувствовала, как холодный мокрый снег падает на лицо. Снег, так рано...
И вдруг, девушка увидела его. Прямо перед собой, продрогшего, истекающего кровью, еле державшегося на ногах. Это было чудо! Никто и никогда прежде не приходил сюда.
"Здравствуйте, - прошептала она, отступая на шаг от решетки, - У вас кровь".
"Я очень хочу есть", - отозвался он и сел прямо на холодную землю, снег ложился на нее и сразу таял.
"Еда? Да, у нас есть еда, - Ольга будто говорила сама с собой. Так привыкла, - Овощи, хлеб..."
"Овощи? Хлеб? А мясо? У вас есть кусочек чего-нибудь мясного, иначе я умру".
"Мясо? А что это? У нас этого нет. Я, наверное, должна пригласить вас в дом, но дело в том, что мы никогда не открываем ворота. К нам никто не приходит и не выходит отсюда".
Вечерело. Снег прекратился также неожиданно, как и начался. Из-за серых туч уже проглядывала луна.
За ужином девушка в черном почти ни к чему не притронулась. Стоны в оконных рамах стихли, но на душе спокойнее не стало.
"Что с тобой? - Лидия была весьма проницательной женщиной и не могла не заметить, что Ольга о чем-то напряженно думает. - Милая, расскажи мне. Ты видишь плохие сны? Тебе плохо? Скажи, ты же знаешь, я всегда подскажу, что делать".
Девушке очень хотелось поделиться новостью с тетушкой, но что-то ей подсказывало, что этого делать нельзя. Та была, добрая, внимательная, заботливая, но она слишком опекала Ольгу. Запрещая буквально все, что могло бы потревожить её подопечную. И если девушка и догадывалась, что бывает иная - другая жизнь, то очень смутно.
Не думать о незнакомце она не могла, сначала ей казалось, что из-за сострадания, но потом оказалось, что это ни что иное, как любопытство. Кто он? Откуда? Что с ним случилось? И, наконец,... Что там, за воротами,... Возможно, он ей сможет рассказать, о том, что же все-таки находится за их пределами.
Брать с собой свечу, Ольга не стала, даже не смотря на то, что и ветр, и снег уже давно прекратились. Ночь выдалась на удивление тихая и ясная. Ей стало немного не по себе, тетушка могла заметить, как она крадучись выходит из дома и тогда... Девушка не знала, что будет тогда, но думать об этом ей не хотелось.
Идти было страшно и волнительно. Если бы она знала, что обозначает слово- свидание, то наверняка поняла свои ощущения.
А может, он уже умер? - пронеслось у нее в голове, - Нет, ни в коем случае она не должна была допустить его смерти. Передать еду через окошко, куда каждое воскресенье им привозят продукты? Но оно находится там же где и ворота, а значит, придется идти минут пятнадцать. Сможет ли незнакомец преодолеть этот путь? Вот только лечить она не умела, знала лишь, что если обрезал палец, то нужно к нему приложить кусок чистой ткани. Ветка под ногами хрустнула, заставив Ольгу остановиться и прислушаться к тишине.
Он был там же, под деревом.
"Эй, - робко позвала она и подняла над головой узел, - Я принесла еду. Вот - хлеб, сыр, блины, молоко".
"Молоко, - повторил он, с трудом поднимаясь и приближаясь к ней, - Вы очень добры".
Теперь его глаза находились так близко, что, не смотря на темноту, Ольга смогла различить в них свой силуэт и безмерную усталость.
"Она ушла, - тетушка Лидия поставила свечу на окно, и резко обернулась, - Завтра все должно решиться. Я знала, что рано или поздно это произойдет, но как же мне хотелось верить в то, что мы можем изменить её".
Тетушкин собеседник, мрачный бородатый тип, только кивал в ответ. Он был нем, однако слышал все прекрасно. Издав нечленораздельный звук, он оскалился и два раза щелкнул зубами.
"Да, конечно, ты можешь пристрелить этого волка, но Ольга уже разговаривала с ним. Все будет зависеть от неё самой. Ты же знаешь, она в праве взять ключ в любой момент. И она тоже знает это прекрасно, как бы ей не хотелось обмануть саму себя. Она - зверь!"
Бородач снова замычал и затряс головой, борода стала мокрой, а глаза наполнились слезами.
"Я тоже слишком сильно люблю её, - голос Лидии задрожал, - нашу милую, маленькую девочку..."
Волк аккуратно брал сыр с её рук, обдавая жарким дыханием ладони. Ольга закрыла глаза, ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно.
"А что там, за оградой? - наконец решилась спросить она, - Там живут такие же, как и ты? Там есть животные, люди?"
"В других лесах кругом жизнь. Прочие места наполнены движением и шорохами, пением и криками, там свобода и благодать. Мне жаль тебя, в клетке умирают слишком рано, тоска снедает душу, поглощает желания, высасывает все силы".
Каждое его слово причиняло ей боль, в то же время раскрывая неведомые, манящие образы. Ольга не понимала, чего ей больше хотелось в этот момент: плакать или смеяться.
" А ты мог бы взять меня с собой? Я хочу туда, на волю".
Он с шумом втянул воздух ноздрями, вдыхая её теплый человеческий запах, сквозь который пробивалось нечто иное, с одной стороны знакомое и близкое, а с другой, чужеродное, странное, пугающее.
"Теперь я понимаю, почему в этих местах никто не живет. Ты пахнешь опасностью, чем-то жутким, готовым в любой момент сорваться с цепи".
"Меня боится волк? - Ольга вызывающе усмехнулась, - Вот бы никогда не подумала. Я бы могла стать твоей. Ты такой сильный, в твоих глазах читается смелость, мне нужен такой спутник, который научит и защитит".
"Я болен и не так силен, как тебе кажется. Но ты мне нравишься, и я не боюсь тебя, просто говорю, что чувствую в тебе опасность. Однако, это скорее плюс. Только вот сможешь ли ты выйти отсюда, открыть ворота и переступить черту? Сможешь ли бросить все, что было важно для тебя прежде?"
Ольга прикоснулась к его мягкой серой морде, погладила по голове, хотела поцеловать, но решетка не могла позволить такие вольности.
"Ты не смеешь брать ключ! - В этом доме было не принято говорить так громко. Но Лидия была в отчаянии, - Ни один человек, не принадлежащий к роду, не может брать ключ! Мы с тобой другие, любого из нас постигнет проклятие - пусть девочка сама сделает свой выбор. Если она достойная дочь своей матери, и если она предпочтет провести всю оставшуюся жизнь в шкуре волчицы - это её право. Мы лишь старались, чтобы это случилось как можно позже. Уходи. Ольга скоро вернется. Надо сделать вид, что мы давно спим. Она никогда не сможет простить нам, если мы будем препятствовать. Я почти уверенна, что этот зверь соблазнит её. И все же... Пожалуй, я отдала бы все на свете ради нее, ради её жизни, ради того, чтобы этот кошмар больше не повторился ".
Бородач вышел, так и не дослушав последней фразы Лидии. Тетушка еще несколько минут смотрела в темное окно, где на небе словно насмехаясь, красовалась луна, затем задула свечку, и дом затих в напряженном ожидании.
Ключ лежал в недрах пыльного стола и ждал своего часа.
Дверь в комнату еле слышно отворилась. Часы показывали половину первого. Так поздно еще никто не приходил к нему. Наконец, его час пробил! Рука неуверенно потянулась к ключу, остановилась в нерешительности, достала его и опустила в карман. Женщина вышла из комнаты и так же тихо притворила за собою дверь. Ключ навсегда покинул место прежнего обитания.
Завороженная рассказами волка, Ольга в возбуждении вернулась в свою комнату.
Она подошла к зеркалу и медленно сняла капюшон. Отражение ответило ей тем же. Девушка скинула плащ, шерстяную кофту, блузку, нижнюю юбку.
Внезапно она заметила небольшой клок шерсти, прямо на груди. Освещение было очень плохое, поэтому, чтобы приглядеться получше Ольга вплотную приблизилась к зеркалу и в тот же момент с ужасом отшатнулась. Шерсть начала появляться везде, она росла по всему телу, черно-серая, мягкая, как морда волка. Девушка яростно принялась срывать остатки одежды со своего мохнатого тела, распарывая острыми когтями собственную кожу. Руки больше не слушались, в ход пошли зубы, огромные острые клыки, лишь до поры до времени скрывающиеся в голодной, не знавшей вкуса мяса и крови пасти.
Издавая мерзкий скрип, ворота распахнулись, выпуская на волю жуткое создание, готовое разодрать на кусочки все, что дышит и двигается. Свобода! Нет ощущения, более пьянящего и придающего силы, чем ощущение освобождения.
Ольга мчалась, высунув язык вслед за своим волком, и пена возбуждения все чаще стекала из ощеренной пасти.
Бежать. Найти. Догнать. Мясо. Кровь. Рвать. Душить. Убить' - считалочкой крутилось у неё в голове, отмеряя каждый прыжок. Вот и жизнь!
Что-то маленькое выкатилось у нее из-под лап и понеслось в сторону. Ольга даже заскулила от предвкушения. Ей было не важно, как называется этот нежный маленький зверек с длинными, плотно прижатыми к голове ушами. Главное, что у него сердце билось так же часто, как и у неё, и осознание этого факта сводило волчицу с ума. Желание нагнать пушистый комок, оказалось гораздо сильнее, чем предвещающая брачные игры погоня за волком. Она метнулась в сторону. Вперед, вперед. Догнать. Мясо. Кровь:
Зверек шмыгнул в кусты, Ольга бросилась за ним, раздирая брюхо и бока колючками. Боль ослепила, подстегнула, разъярила. Добыча уходила. Не было ничего более желанного, чем это пульсирующее тельце, обещающее ни с чем не сравнимые наслаждения, доселе неведомые и запретные. В бешеном темпе мелькали деревья, земля неслась навстречу, ничего больше не могло остановить этой жуткой охоты.
Волчица прыгнула, и странно вереща, заяц судорожно забился. Зубы щелкнули, из горла хлынула кровь, горячая возбужденная она брызнула в морду хищнице, на миг, ослепляя и доводя до исступления. Остервенев, она жадно рвала в клочья пушистую шкурку, вгрызаясь, все глубже и глубже, туда, где ещё секунду назад трепетало маленькое сердечко.
Ольга в изнеможении рухнула на кровать. Страшное видение закончилось, она снова была собой. Воображение сыграло с ней злую шутку.
Долго ворочаясь в постели, она не переставала думать о симпатичном волке, жизни в новом качестве и со страхом вспоминать свое перерождение в зеркале.
"Может быть, потом, года через три, - сказала, наконец, она сама себе умиротворенно, - я все же решусь взять ключ и открыть ворота, но пока, пока я еще не готова. Я хочу остаться здесь, где тепло и уютно, где меня любят, где я все-таки дома!"
Окончательное решение принесло облегчение. И уже в полусне ей почудился какой-то шорох, шаги.
Но сон оказался сильнее, и она так и не услышала, как Бородач взял ружье и вышел на улицу.
Из леса мы выбрались к вечеру, чего уж тут говорить, рассказ и обстоятельства сделали свое дело. Больше ни разу в жизни на охоту я не ходил, а вот тот самый лес вспоминаю частенько, особенно меня поразил жуткий вой, внезапно раздавшийся среди безмолвия. Позже, мы убедили друг друга в том, что нам должно быть почудилось. И все-таки, я почти уверен, что это была она.