Ири устало разогнулся. Полы во всех залах были вымыты, и белый камень холодно поблескивал. Перед тем пришлось долго прибирать, раскладывая вещи по местам, и протирать стены от пепла и брызг вина, воска и чего-то еще, о чем было противно думать. Кухню он решил оставить на завтра. После гостей всегда было много уборки именно в комнатах. Ири понес тряпку во двор, стараясь не капать, но у двери обернулся. Вытирая пыль с резной консоли, он заметил там нитку зеленых с белым бус. Как бы хорошо эти камни выглядели на Арри, подумал он. Все-таки очень несправедливо, зачем хозяйке это украшение, оно ей совсем не идет, а вот к смуглой коже и зеленым глазам Арри пошло бы. Может, взять приложить к ее шее. Ну, просто посмотреть... И тут стыд обжег его. Опять я сорвался, подумал Ири, бессильно опускаясь на четвереньки. Он тихонько заскулил, одеваясь рыжей лохматой шерстью.
Золотистый пес выскочил из двери и побежал, держась в тени стен. Пыльная улица была пуста. Далеко впереди два человека стучали в дверь дома жреца. Их вид вызвал у пса невнятное чувство тревожного любопытства, но он не стал задерживаться. Очень скоро - пес еще не успел добежать туда, куда торопился - людям открыли дверь, и они вошли.
Пока пес крался между домами, рыбак рассказывал жрецу о том, как он нашел на берегу совершенно неизвестного ему юношу, не понимающего человеческой речи. Конечно, рыбак сразу привел незнакомца к жрецу. На самом деле, сначала Мэл вытащил лодку на берег, развесил сети, тщательно их осмотрев, и дождался сына, который должен был отнести улов в поселок, но в понимании рыбака это и было "сразу". Выслушав рассказ, жрец попросил Мэла подождать. Осмотрев юношу, он плюнул тому в лицо и попытался дать ему пощечину. Юноша легко перехватил руку старика, вывернул ее ему за спину, но тут же отпустил. С выражением неловкости на лице он вытер плевок и опустил глаза. Жрец удовлетворенно улыбнулся:
- Нет, он не свободный. У него дурные мысли, - заключил он. - Но он и не превращается. Однако это несущественно. Будет жить с вами, пока не докажет, что свободен. Мэл, отведи его на подворье.
Рыбак, поклонившись, взял юношу за руку и вывел его за дверь. На подворье ему идти не хотелось - скоро вечерний лов, а лучшая сеть, как назло, порвалась. Внезапно он вспомнил, что племянница должна сейчас работать у соседки жреца. Таща за собой юношу, Мэл решительно обогнул угол дома в поисках двери черного хода.
Рыжий пес запрыгнул в окно спальни, где сидела и шила худенькая девочка.
- Ири! Бедный мой, - ахнула Арри, - опять ты сорвался, да?
Пес совсем не по-собачьи вздохнул.
- Ну иди сюда, под кровать, - сказала Арри, - скоро меня отпустят, и мы вместе пойдем домой, ладно?
Пес еще раз вздохнул и лег на живот, положив морду на ноги девочки. Так он лежал некоторое время, пока за дверью спальни, в утренней комнате хозяйки, не послышались голоса. Пес поднял голову.
- А эта безделушка очень недурна, - лениво сказал мужской голос. - Пожалуй, я возьму ее. За эту ночь и этот день.
Арри передернулась. Это же надо быть таким подлецом, он ведь сам к ней пришел, а теперь еще и хочет ее унизить, сердито подумала она. И тут ее обжег стыд. Как можно быть такой немилосердной, подумала она. Игла и ткань выпали из копытцев. Ири заскулил под кроватью.
- Кто у тебя там? - спросил мужчина.
- Ах, я не хочу с тобой разговаривать, - капризно отозвалась женщина.
- Ну и ладно, я сам посмотрю.
Олененок прижался к стене. Дверь открылась.
- Ох, какая прелесть, - протянул мужчина. - Интересно, когда ты обернешься человеком, твои глаза останутся такими большими? Или лучше не ждать, а? А то вдруг ты окажешься вонючей старухой. Ну, иди сюда, иди, я не сделаю тебе больно.
- Оставь ее в покое, - сказала женщина, - а то я буду ревновать.
Пробираясь по задворкам, Мэл сделал еще одну попытку - это со свободными можно не говорить, да что там, с ними всегда лучше держать язык на привязи, а уши настороже, а со своими всегда поговорить приятно.
- Мэл, - сказал он, тыча себя в живот. - А ты? - спросил он, указав пальцем на юношу.
- Игер, - неожиданно ответил тот, и повторил жест рыбака: - Мэл. Игер.
- Ну вот, - обрадовался Мэл, - так я тебя сейчас к племяшке заброшу, а она как домой пойдет, тебя к кухаркам отведет. Ты что делать-то умеешь?
Юноша пожал плечами. Мэл слегка расстроился, но продолжал болтать. Игер внимательно слушал, пока они не дошли до окна, показавшегося Мэлу знакомым. Рыбак заглянул в окно и отшатнулся. Юноша, спокойно отодвинув своего провожатого в сторону, толчком распахнул створки окна. За его спиной Мэл, упав на колени, бормотал: "Как же так, Арри, девочка..." Бормотание перешло в тихий, придушенный визг. Игер оглянулся, поднял брови, но тут же забыл о рыбаке и легко перескочил через подоконник в комнату.
- Это еще что за чучело? - раздраженно спросил мужской голос.
- Игер, - ответил юноша, тыча в себя пальцем.
- Убирайся отсюда, а то пожалеешь. Понял?
- Убирайся, - повторил юноша, встав между мужчиной и олененком.
- Спасибо, что вмешался, - сказал кузнец. - Господин, конечно, не сделал бы девочке ничего плохого, но...
- Не сделал плохого, да, - чужеземец не мог найти слов. - Он ее...
Отец Арри, сидевший напротив, застонал, закрыв глаза рукой. Стон перешел в низкий рев, и огромный медведь выбежал из комнаты. Арри бросилась вслед за отцом. Ири остался.
- Он не хотел сделать ничего плохого, - немного переиначил он слова отца, почти с мольбой глядя на странного не-свободного.
- Он не хотел, - повторил Игер. - Он не понимал, что Арри плохо, да?
- Да, - кивнул Ири с облегчением и расслабился.
- Это ... наоборот, да? - Игер потряс головой. - Он не понимает, что плохо и хорошо. Ты понимает, он не понимает.
- Ну... да, - нерешительно сказал Ири. - Он свободный. Раз он не превращается, значит, он свободный. Это так боги сделали, знаешь? Если ты делаешь плохо, то тебе стыдно, и ты превращаешься в зверя. Ну, чтобы понятно было, что так делать нельзя. А если свободный, то не превращаешься. Когда-нибудь мы все станем свободны, так сказали боги.
Игер смотрел на него, нахмурившись. Вдруг он зажмурился, и Ири испугался, что чужеземец сейчас превратится. Но Игер продолжал глубоко дышать, закрыв глаза, и что-то бормотал.
- Игер? - нерешительно спросил мальчик.
- Почему ты хочешь быть таким? - не открывая глаз, спросил чужеземец. - Они делает плохо. Ты тоже хочешь делать плохо?
Ири замер, привычным усилием заставляя мысли отойти от опасного места. Он не думает плохо о свободных, не думает. Они - свободные. Они не делают плохого, что бы ни говорил Игер. И о нем Ири тоже не думает плохо. Мальчик вызвал в себе сочувствие к бедному новичку, не разбирающемуся в законе, и горячее дуновение стыда угасло, рассыпалось прохладным пеплом.
- Ты не понимаешь. Раз они не превращаются, значит, они свободные. Когда я делаю плохо, мне становится стыдно, и я ведь превращаюсь, так? А они нет. Когда-нибудь все не будут превращаться.
Ири приготовился к новым вопросам. Вот как оно получилось: отец убежал, а он, Ири, справился. Конечно, тут же одернул он себя, ему еще далеко до того, чтобы стать свободным, но он старается. Да и любой бы на его месте старался. К его облегчению, следующий вопрос был безобиден.
- Что ты делаешь, когда превращаешься?
Это Ири знал:
- Надо думать о том, почему стало стыдно, что плохого ты сделал. Хорошо думать. И пообещать никогда больше так не делать - тогда превратишься обратно.
Игер кивнул. Ири посидел немного, потом дотронулся до руки юноши. Игер посмотрел на него.
- Я пойду спать, - сказал мальчик. - Ты завтра Малге помогать будешь, да?
Игер кивнул.
- Это хорошо, - сказал Ири, - ей ведь уже рожать скоро. Ну, будь свободен, Игер.
От этих слов юноша вздрогнул, словно его ударили, и ничего не ответил.
Зайдя на кухню позавтракать, Ири поискал глазами Игера. Отец велел привести новичка к нему, если поварихи не найдут для него работу на кухне. Сам Ангил еще до рассвета был на ногах, поскольку надо было привезти уголь для кузни, а сына растолкал, когда вернулся с нагруженной повозкой, и попросил найти чужеземца и позаботиться о том, чтоб у него была работа. Малга лежала в своей комнате после вчерашнего, а без нее Игера пускать к свободным не стоило - мало ли чего натворит. Но юноши за столами в кухне не было. Ири вспомнил, как Игер вчера ввалился на подворье с Малгой на руках. Эстрин, молотобоец, который как раз вернулся из кузницы, бросился к стонущей женщине, перехватил ее из дрожащих от усталости рук и отнес в комнату. Кто-то побежал за жрецом и лекарем. А Игер как был залит кровью от пояса до сандалий, так и сел у ворот, тяжело дыша. Эстрин, выглянув из окна, замахал руками, указывая Ири на юношу, и мальчик подбежал к воротам. - Ты тоже ранен? Пойдем, - он тормошил Игера, понимая, что не дотащит взрослого на себе. Игер молча помотал головой, потом встал и пошел на улицу, пошатываясь и спотыкаясь. Ири обеспокоенно наблюдал за ним. Может, не стоит отпускать его в таком состоянии - свалится где-нибудь. Но через пару шагов Игер подтянулся, выпрямился и, не оглядываясь, твердо зашагал дальше. В тусклых лучах пламеневшего над заливом заката промокшая от крови одежда казалась черной. А сегодня утром поварихи его на кухне не видели, а может, подумал Ири, не обратили внимания. Все говорили о Малге, да еще о том, что рыбаки, выйдя на ночной лов, видели кого-то, кто плескался в море у самого берега - а возвращаясь утром, на камнях в том месте обнаружили кровь. Да это ж Игер и был, сообразил Ири. Наверно, когда пришел в себя, решил пойти к морю отмыться. Может, потому и проспал? Мальчик торопливо доел кашу, сполоснул миску и бросился во двор, к лестнице, ведшей в жилые комнаты.
В коридоре у комнаты Игера кто-то стоял. Ири, торопясь, сунулся было к двери, но вовремя успел сообразить: к косяку прислонился тот самый свободный, у которого Ири убирал. Мальчик отскочил к противоположной стене коридора. Свободный, однако, не обратил на него внимания, прислушиваясь к разговору в комнате. Ири тоже навострил уши, но не смог разобрать ни слова. Он слышал только, что говорил не Игер. Говорящего перебили, и он разразился громкими ругательствами, да такими, что Ири едва не превратился - от стыда, что слышит подобное. Свободный, продолжая ругаться, выскочил из комнаты, отпихнув стоящего у двери. Тот пожал плечами и спросил у размашисто шагающего к лестнице приятеля: - Пойдем, выпьем? - Нет уж, - прорычал тот. - Эта драная ветошь у меня свое получит. Пошли к жрецу. Ири подождал, пока свободные спустятся вниз, и заглянул в комнату Игера. Юноша стоял у окна. - Уходите, - произнес он, не оборачиваясь. - Я не пойду с вами. - Это я, - осторожно сказал мальчик. - Игер, они что, хотели увести тебя? Чтобы ты жил с ними? Ири преисполнился гордости за друга. Впервые на его памяти кто-то стал свободным. Да ведь даже этот сквернослов не смог справиться с Игером - вот он каков. - А что случилось? - затормошил Ири чужеземца. - Что случилось-то? Почему они пришли? - Я... - Игер замолчал, потом продолжил: - Я кое-что сделал. Они решили, что я теперь должен быть с ними. А я не хочу. Уходи, Ири. Они могут вернуться. - А почему не хочешь? А что ты сделал? Ири попятился от обернувшегося к нему чужака. Обычно добродушный и задумчивый, юноша сейчас действительно был похож на свободного. В его глазах застыла брезгливая злость: - Что я сделал, тебе не понять. Я написал новое заклятие, Ири. Я вырезал его по живому, и если придется, сделаю это снова. Но я не хочу этого, понимаешь?
Ири закивал в ответ.
- Ничего ты не понимаешь, - презрительно обронил юноша. - Беги отсюда. Они уже идут. Ири сунулся выглянуть во двор и отскочил от окна. Оглядываясь, он вышел из комнаты и бросился к другой лестнице - искать отца.
Они прибежали на площадь одними из первых. Свободные привязали Игера к столбу и теперь стояли тесной кучкой рядом. Губы юноши были разбиты, на ребрах была ссадина, но из глаз смотрели все те же отвращение и тоска. Жрец начал говорить. Ири с трудом разбирал слова - шумели голоса мужчин, женщины плакали. Мальчик сосредоточился на том, чтобы не превратиться, и почувствовал гордость, когда понял, что дурные мысли и стыд перед ними отступили. Но когда один из свободных подобрал с земли камень и швырнул его в Игера, Ири едва не потерял контроль над собой. Зажмурившись, он пропустил тот момент, когда отец, превратившись в медведя, заревел и бросился к столбу сквозь толпу. Огромный даже рядом с бурой тушей пес бежал вслед за ним, глухо порыкивая. Встав на задние лапы, медведь заслонил собой Игера от камней. Пес, все так же рыча, пошел на попятившегося жреца.
Очередной камень, брошенный свободными, ударился уже не в бурый мех, а в широкую грудь кузнеца, и это Ири, хвала богам, успел увидеть. Рядом с ним Арри плакала, освободившись от звериного обличья почти сразу же после того, как превратилась в олененка. Один из свободных, заорав, бросился на Ангила... и оказался на земле. Стоя над ним, кузнец недоверчиво осмотрел себя, встретился взглядом с Эстрином - тот тоже не превращался обратно в пса, хотя их кулаки впечатались в ребра свободного одновременно - и негромко приказал жрецу, кивнув на Игера:
- Отвяжи его. И скажи им, пусть уйдут. Если они тебя послушают, конечно.
Двое мужчин вошли в комнату, где на смятой, заляпанной постели полусидел, привалившись к стене, подросток.
- Генатринн? Как ты себя чувствуешь?
- Аа... - пролепетал свободный, глядя на жуткого кузнеца, стоящего в дверях.
Совсем желторотый, подумал Эстрин, выглядывая из-за плеча друга. А Игер-то его описывал... Он, наверно, совсем не в себе был, раз этого дохляка принял за "громилу". Да и то сказать, в здравом рассудке он бы такое никогда не сделал, что бы там про него не шептали по углам. Ангил уже стоял у постели и внимательно, не стесняясь, осматривал свежие шрамы. Да, Игер постарался, парню сейчас вздохнуть поглубже больно, наверно. А лицо... Багровые порезы вились по лбу и щекам, спускаясь на грудь и заканчиваясь там, где ребра натягивали кожу. Некоторые шрамы раздваивались - в тех местах, где нож соскочил из-за отчаянного рывка. Запястья, по-мальчишески тонкие, были неуклюже обмотаны пропитанными кровью повязками.
- Ты сегодня ел? Тебя кормили? - спросил Эстрин.
С тех пор, как заклятие превращения потеряло силу, у свободных не было прислуги. Не-свободные забрали к себе маленьких детей, которые и раньше были целиком на их попечении. Прочих оставили обходиться, как получится. В поселке установилось осторожное перемирие. Свободные почти не высовывались на улицы, а если все-таки сталкивались с кем-то, то вели себя почти униженно. А не-свободные, в свою очередь, избегали их, как и раньше. Эстрин не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести - если кто не может добыть себе еду или постирать одежду, пусть подыхает в грязи, туда ему и дорога. Но изувеченный Игером мальчишка - другое дело.
У постели не было даже кувшина с водой. В комнате пахло, как в свинарнике, и молотобоец был почти рад этому. Под едкой вонью запах гниющейкрови был не так заметен.
- Нет... - ответил Генатринн, сглотнув.
- Ходить можешь или тебя нести надо?
- Могу, - торопливо сказал Генатринн. - Куда?
- Ко мне домой, - сказал Эстрин. - Так проще будет, чем тебе сюда еду носить. Покажи, что ты хочешь с собой взять.
И только когда Эстрин увидел дрожащие губы, до него дошло, что мальчишка боится чуть ли не до обморока.
Вечером кузнец зашел на кухню. Игер обычно задерживался там допоздна, даже если работы не было. Мог и всю ночь просидеть. Поварихи, зная эту его привычку, находили время зайти и погнать его спать. Увидев Ангила, Игер вскочил на ноги:
- Я уже иду.
- Погоди, - сказал Ангил. - Мне надо с тобой поговорить. Игер, что у вас... вместо заклятия? Мне очень надо.
Кузнец терпеливо ждал ответа. Игер застыл, словно боялся сорваться - кузнец видел, каким напряжением дается юноше эта неподвижность тела и мыслей. Так застывают на краю решения, в последний момент перед тем, как удариться в бег. Ангил понимал - Игер считает себя виноватым в том, что произошло, во всем смятении, которое воцарилось после исчезновения заклятия. Ангил понимал, но ничем не мог помочь. Самым милосердным было бы оставить Игера наедине с погасшим очагом, в тишине пустой кухни, но этого Ангил себе позволить не мог. Ему нужна была помощь, и нужна была сейчас. Он ощущал, как утекает время - завтра, этой ночью, в следующую минуту кто-то толкнет повозку чуть сильнее, и она свернет с колеи и понесется по бездорожью, все больше раскачиваясь. Ему нужны были удила и кнут, чтобы он мог править повозкой, удерживая ее в колее.
- У нас принято так, - говорил Игер, - есть такая книга, в которой описано все плохое, что может кто-нибудь сделать, и написано, что если человек, например, украл, то он должен вернуть украденное и попросить прощения. Сказать, что он больше не будет так делать.
- А если он кого-то побил? - спросил Ангил.
- Ну, тоже что-то должен сделать, - неловко ответил Игер. - Неважно. Вы... мы должны сами решить.
- Так, - сказал Ангил, оказавшийся, как обычно, председателем маленького собрания, которое он же и созвал после разговора с Игером на кухне.
За одним из длинных столов сидели Ангил, Игер, Эстрин, Мэл, Лисса и Генатринн. Эстрин, у которого подросток так и жил, ничего не объясняя, привел его с собой.
- Так, - повторил Ангил. - Значит, если кто-то сделал что-то плохое, то он должен это вернуть, как было, и попросить прощения. Это понятно. А если вернуть нельзя, тогда отдать что-то другое взамен. А если вообще нельзя?
- Это как? - удивилась Лисса.
Ей никто не ответил.
- Это как я сделал, - едва слышно сказал наконец Игер. - Это вот так, - и он кивнул на Генатринна.
В кухне стало совсем тихо, как будто все затаили дыхание.
- И что делают тогда? - невозмутимо спросил Ангил.
- Тогда ... я не знаю слова... чтобы больше так не делали, - ответил Игер.
"Что?" хотел закричать Ангил. "Что надо сделать с человеком, чтобы он 'больше так не делал', если он не соображает, почему этого делать нельзя?" И вдруг понял, что ответ был у него перед глазами; понял, для чего Игер пришел ночью с ножом и веревками к мальчишке, избившему беременную женщину: чтобы он больше никогда, никогда не посмел сделать такое - из страха перед болью. Вместо заклятия будут боль и страх, понял Ангил. Он бросил взгляд на Игера и увидел в его глазах просьбу. Я знаю: ты уже увидел, что я принес, говорили эти глаза. Только не проси меня делать боль, умоляли они, ведь я не смогу отказать, потому что это я во всем виноват. В этот момент Игер заметил, что Ангил на него смотрит, и моргнул. Кузнец понял, что юноша обращался совсем не к нему, а к кому-то другому, кто присутствовал в комнате только в воображении Игера.
- Нет, я все-таки не понимаю, - сказала Лисса. - Держать человека взаперти, кормить его, потом кто-то должен будет с ним разговаривать, объяснять... это ж сколько хлопот. И что, этого у вас боятся? - спросила она у Игера недоверчиво.
Юноша перевел дух, стараясь унять дрожь. Получалось плохо. Следующая реплика тоже не добавила ему спокойствия.
- Все-таки когда заклятие было, все было понятно, - произнес Мэл. - Я даже не задумывался над... - он замолчал, стараясь сформулировать свою мысль.
- Да уж, - сказал Генатринн, - есть несколько людей, которых я бы очень хотел увидеть в звериной шкуре. Желательно в клетке.
- А можно так и сделать, - сказал внезапно Ангил. - Одеть на этого, как ты говорил? Преступника, да. Звериную шкуру. Пусть все видят, что он сорвался, - употребил он понятное всем слово.
- И пусть сидит в клетке, - добавил Эстрин.
- Если это будет кто-то из тех, о ком говорил я, то ему придется и рот заткнуть, или не пускать детей близко к нему, - сказал Генатринн.
Похоже, он старался перевести все в шутку.
- Проще заткнуть рот, - серьезно сказала Лисса.
- Маска с загубником, как для ныряния, - предложил Мэл.
- И чем хуже то, что он сделал, тем дольше будет сидеть, - заключил Ангил. - Молодец, Генатринн, хорошо придумал.
Генатринн побледнел так, что рубцы стали еще заметнее. Он попытался что-то сказать, потом опустил голову и отвернулся.
- Это не он придумал, - сказала Лисса, с жалостью глядя на него, - это мы все. Не бойся, тебя никто не тронет.
В дверях полутемной кухни возник силуэт.
- Ангил? Ты тут?
- Заходи, - отозвался кузнец.
Одежда вошедшего была порвана, а на его скуле и на костяшках правой руки была кровь.
- Там один свободный, он хотел отобрать у Нилки хлеб, и я услышал... короче, там его сейчас Астер и Илькан держат. Боятся отпустить, - сказал он, неловко пытаясь пошутить.
- Похоже, что мы как раз вовремя, - сказал Ангил после паузы. - Пожалуйста, скажи им, чтобы они его подержали, пока мы не придем. И собери людей. Кстати, а как его зовут, не знаешь?
- Знаю. Он все орал, чтобы мы не смели поднимать руки на Алейниррона.
В кухне раздался странный звук. Генатринн выдавливал из себя воздух сквозь стиснутые зубы, пока хрип не превратился в короткий сухой кашель. Тогда он, всхлипнув, перевел дыхание.
- Какая ... приятная... неожиданность, - сказал он.
Комок в углу клетки, стоявшей на площади у стены дома, вздрогнул, услышал шаги. В прохладной ночной тишине они звучали особенно громко, хотя пришедший старался не шуметь. Не дойдя до клетки, он остановился и присел на корточки.
- Алейниррон, это я. Ты не спишь?
Комок промычал что-то и неуклюже подвинулся к передней стенке клетки. Ошейник и цепь, уходящая в дырку в углу крыши, не давали ему большой свободы.
- Здорово они тебя скрутили, - заявил пришедший. - Я даже не ожидал от них такого.
Комок опять что-то промычал.
- Но мне нравится. У нас с тобой остались нерешенные вопросы. То я занят, то ты. А теперь можно спокойно поговорить. Талиренна передала мне твое сообщение. Она даже рассказала, как ты и твои дружки развлекались с ней перед моим приходом, и как ты вытащил ее за волосы на крыльцо, чтобы я сразу ее увидел; она едва могла сама ходить после того, что ты с ней сделал. А ведь она была последней из тех, кто принимал меня, если я приносил еду. Я помог ей добраться до кровати, оставил то, что принес, и ушел.
Комок что-то буркнул.
- Трахаться не с кем, - задумчиво сказал пришедший. - Заснуть не могу. И я подумал: там, на площади, в клетке сидит Алейниррон, пойду, поговорю с ним. И еще подумал: я, конечно, не такой любитель чужих задниц, как он, но, как сказала одна девушка: "Если ко мне не пришел неверный любовник, я не рву на себе волосы, я срываю банан". Так вот, знаешь, что я сейчас сделаю? - спросил пришедший, вставая.
Он покачался с носка на пятку и вдруг с разбега заскочил на крышу клетки.
- Я подтяну цепь до конца, - сказал он, наклонившись с крыши.
Комок мычал, пытаясь упереться лапами в потолок клетки, но шкура мешала ему выпрямиться.
- Да, слышу. Сегодня у меня мало времени. Скоро надо будет идти на кухню. Если ты мне понравишься, я положу тебе в миску что-нибудь вкусненькое. А завтра нам уже не надо будет тратить время на ухаживания, - пришедший соскочил с крыши и попал в объятия человека, подошедшего из тени.
Генатринн застыл.
- Идем, - произнес Эстрин и стал подталкивать Генатринна перед собой.
Тот шел маленькими шагами, спотыкаясь и цепляясь за неровности под ногами. Комок в клетке захрипел, лапая ошейник. Генатринн оглянулся, но Эстрин не дал ему остановиться:
- Пусть остается так до утра, - сказал он. - Я сейчас разбужу кого-нибудь... или сам вернусь, послежу, чтоб не задохнулся, все равно скоро рассвет. Идем ко мне.
- Зачем ты меня остановил? - спросил Генатринн, когда они ушли с площади. - Ты знаешь, что он сделал с Талиренной? Что он делал со всеми, кто был слабее него? Почему ты остановил меня?
- Если ты мне скажешь, почему ты так долго беседовал с ним, вместо того, чтобы сразу сделать то, о чем говорил, - отозвался Эстрин.
- Я хотел, чтобы он понял, каково это: быть слабее.
- Он понял.
Генатринн молча дошел до дома Эстрина и на самом пороге остановился:
- Знаешь? Даже если я до него пальцем не дотронусь, ему никто не поверит, когда он начнет говорить, что ничего не было. Все поверят мне: что я сделал с ним то, что он делал со мной и с другими. Что я отомстил в первую же ночь. Так даже лучше. Пусть бесится, - мечтательно сказал он.
- Тогда все будут говорить, что мы с Ангилом не можем навести порядок, - резко сказал Эстрин. - Генатринн, тебе пора решить. Я прошу тебя: не распускай слухи, с него хватит того, что он знает: ты мог и не сделал. Подожди, дай сказать. Или... делай, что хочешь. Как Алейниррон.
Генатринн еще немного постоял на пороге и молча зашел в дом.
Эстрин пытался проснуться: после того, как они пробродили по лесу почти целые сутки, перекусывая на ходу, сон свалил их замертво. Он не узнал бы Генатринна в прикрученных к дереву кусках мяса - но это не могло быть ничем иным, кроме как останками пропавшего мальчишки. Шрамы, оставленные Игером, были содраны вместе с кожей. После долгих поисков тела, после собрания и похорон Эстрину снилось, что он сам умер и спит где-то в лесу. Нет, в море, оно шумит, кричат чайки... Он понял, что опять задремал: шумело не море, а голоса за окном. Эстрин встал, подошел к окну и проснулся. "Надо пойти разбудить Ангила", подумал он, но не мог оторвать глаз от растерзанных трупов, сваленных попарно на три наспех сделанные волокуши. Даже отсюда он их узнал - все шестеро были из свободных, приятели Алейниррона. "Ангила, лекаря, жреца... Нет, жрец вон он там уже стоит".
- Это сделал зверь, - уверенно и с облегчением сказал лекарь, закончив осматривать затащенные в дом трупы.
Эстрин непонимающе взглянул на него и повернулся к другу. Кузнец встретил его таким же не верящим, не желающим верить взглядом. Лекарь молчал, и облегчение на его лице потихоньку сменялось тоскливым ужасом.
- Это был пес... или волк, - сказал он наконец. - Не очень большой. Меньше, чем... чем ты, Эстрин.
- Надо снова собирать всех, - сказал Ангил.
Эстрин видел, что мысли о предстоящих делах не могли отвлечь кузнеца, как раньше. Слишком ужасно было крушение едва окрепшей надежды, что заклятие не имеет больше силы. Эстрин и сам не мог думать ни о чем, кроме охватившего его злого отчаяния.
Почти все уже были на площади, когда из боковой улочки выскользнул черный пес. Люди замолкали и расступались перед зверем, который шел напрямик, не сворачивая, а только останавливаясь и ожидая, когда ему уступят дорогу. Дойдя до Эстрина, пес остановился, задрал голову и посмотрел ему в глаза, а потом направился к клетке, вошел в нее и улегся у задней стенки.
Когда все разошлись, Эстрин вернулся к клетке.
- Можно? - спросил он у пса.
Тот не шевельнулся. Эстрин открыл ключом замок, снял его, залез в клетку и сел около пса. Он долго сидел молча, не решаясь заговорить. Наконец пес открыл глаза, и Эстрин спросил:
- Игер, это ты?
Пес дернул головой.
- Как же так? - спросил Эстрин. - Игер, ты ... ты превращайся обратно, пожалуйста, - закончил он неловко, как будто только что понял, что ответа он не дождется.
Пес шумно вздохнул и вдруг ткнулся носом в бок Эстрина. Тот хотел положить руку на мохнатую спину, но пес настойчиво пропихивал голову между спиной Эстрина и задней стеной клетки, как будто пытался спрятаться. Эстрин отодвинулся от стены и только тогда услышал шаги. Ангил присел у клетки и заглянул внутрь. Пес спряталголовуза спину Эстрина. Кузнец поставил на землю две миски и налил в одну из них воду из кувшина, который принес с собой. Эстрин встретился с ним глазами, и Ангил встал и ушел. Эстрин остался сидеть, чувствуя спиной горячее дыхание, и подумав, все же положил руку на спину пса.
- Я посижу и пойду, а ты поешь, ладно? - попросил он пса.
Пес выбрался из-за спины Эстрина и принюхался к еде. Молотобоец хотел что-то сказать, но вдруг замер, глядя на пса. В глазах животного не было ни тоски, ни боли - один голод и настороженность. Эстрин вылез из клетки и пошел через площадь, не оглядываясь.
*****
Бесконечная пустота, где плавал матрас с человеком на нем, наполнился Присутствием. Сидевший с ногами на матрасе чуть опустил голову, настолько тяжело придавило его неодобрение.
- Как получилось, что ты не справился с заданием? - раздался Голос.
Сидящий не ответил и даже не открыл глаз. Его грудь равномерно поднималась и опускалась, как будто он глубоко дышал несуществующим воздухом или, по крайней мере, находил в этом размеренном движении защиту от непереносимой боли.
- Ты лишил жизни людей. Как это могло случиться?
- Почему ты явился туда человеком?
Сидящий впервые отреагировал на обращенный к нему вопрос:
- Не знаю. Я думал, это Ты так сделал.
- Нет. Это ты.
Сидящий снова застыл.
- Почему ты превратился в зверя? ТЫ И СЕЙЧАС СИДИШЬ ПО-СОБАЧЬИ!
Сидящий спустил ноги с матраса, но опять промолчал.
- Как это было? - вопрос был задан неожиданно мягким голосом.
- Не помню.
- Неправда. Ты все помнишь. Я хочу, чтобы ты рассказал мне.
- Лучше я спрошу у Тебя: как могло случиться, что в Твоем мире люди жили так, а Ты ничего не сделал?
- Я послал своего ученика, - ответил Голос.
- Ученика? Учеников хвалят или наказывают. Инструмент - используют. А теперь Ты хочешь понять, что сломалось в инструменте, чтобы найти другой, более подходящий.
Голос выслушал эту тираду и спросил:
- Ты хочешь, чтобы я тебя наказал?
- Я потерял себя, - угрюмо сказал сидящий. - Какое наказание хуже этого Ты сможешь придумать?
- О, я смогу, не сомневайся, - без выражения сказал Голос и в трех словах объяснил, каким будет наказание.
Избавившись от тяжести Присутствия, сидящий на матрасе задумчиво отщипнул кусок от подстилки и растер его в сияющую пыль.
- Я и так собирался вернуться, - недоверчиво произнес он. - Слышишь?
- Лучше сказал бы, что теперь делать, - пробормотал он, распыляя остальной матрас.
- Они и без нас неплохо справляются, знаешь ли... конечно, знаешь, - вздохнул он, исчезая.