'Военачальник - это судьба народа'.
Хельмут Карл фон Мольтке (старший).
Воин, памяти которого посвящена эта повесть, с начала сорок второго защищал нашу страну во время Ржевской битвы - самого кровопролитного сражения в истории человечества, продолжавшегося в течение долгих пятнадцати месяцев. Известно, что в окрестностях этого небольшого западнорусского городка с 1941 по 1943 год погибло около двух миллионов только советских военнослужащих, а сам город был превращен в безжизненную пустыню. 135-я стрелковая дивизия, в составе которой ветеран вступил в войну, первоначально дралась с врагом в составе 4-й Ударной армии - среди заснеженных лесов, холмов и болот на границе Тверской и Смоленской областей. А последние сражения, в которых ему довелось участвовать, шли юго-западнее города Белого в то время, когда в ходе второго этапа Московской битвы советские войска попытались устроить вторые Канны немецкой группе армий 'Центр'.
Ветеран в апрельские дни сорок второго лишь чудом остался в живых. Он никогда подробно не рассказывал о пережитом, так как его видение событий, их оценка слишком сильно отличались от официальной истории Великой Отечественной войны. А узнать о тех кровавых сражениях автору впервые довелось лишь от его ближайших родственников, и лишь через много-много лет после смерти офицера. Правда, для установления хронологии происходивших событий пришлось пересмотреть горы литературы, но в ней не удалось найти почти ничего, что свидетельствовало бы об участии 135-й стрелковой дивизии в боях у города Белого. Историки за послевоенные годы осветили лишь отдельные эпизоды ее участия в боевых действиях. Подробно ими описан путь дивизии в начальном периоде войны - с 22 июня по октябрь сорок первого, а затем с июля сорок второго, когда в ходе операции немецких войск 'Зайдлиц' дивизия в очередной раз попала в окружение. При этом шесть-восемь месяцев ее существования, как на этапе формирования, так и участия в сражениях остались практически не освещенными.
Строки из письма: '...135 стрелковая дивизия 1-го формирования в действующей армии [находилась] с 22 июня 1941 года по 27 декабря 1941 года. 135 стрелковая Краковская Краснознаменная дивизия 2-го формирования в действующей армии [значится] лишь с 15 февраля 1943 года. За 1942 год данных нет, то есть в действующей армии ее не было. Не воевала дивизия?..' Сразу после получения этого полувопроса - полуутверждения от внука погибшего бойца дивизии автор не мог испытать ничего, кроме недоумения! Ведь сохранившиеся документы: удостоверение личности 41-го года, военный билет 43-го, трудовая книжка, а также рассказы родственников свидетельствовали об обратном - 135-я сд 'второго формирования' воевала уже в начале 1942 года. Воспоминания близких, правда, были очень скудными и отрывочными - без упоминаний мест боев, населенных пунктов, фамилий, имен. А Центральный архив Министерства обороны ограничился отпиской, не предоставив по письму вообще никакой информации.
Но упрямство не позволяет человеку останавливаться на полдороги, и потому неизбежно была поставлена задача: с целью восстановления боевого пути соединения раскрыть эту неизвестную страницу Великой Отечественной войны. Единственной отправной точкой было наименование подразделения, дивизии и армии, в которых проходил службу ветеран, а также информация о том, что он получил ранение 27-го апреля. В соответствии с выпиской из личного дела именно после этого дня он был доставлен в госпиталь в селе '...Лосьмино, Пречистенского района Смоленской области'...
Но ведь соединение в окрестностях Белого воевало не одно? И тут пришла удача! Удалось обнаружить мемуары Александра Шумилина, в 1942 году - лейтенанта, командира стрелковой роты 17-й гвардейской стрелковой дивизии, также воевавшей в те дни у г. Белого. Оценка событий в рукописи Александра Ильича за некоторыми исключениями почти полностью совпадала с рассказами ветерана 135-й - временами даже возникало ощущение, что воспоминания обоих командиров принадлежат одному и тому же человеку. Впрочем, это было неудивительно, ведь служили они одновременно, воевали в тех же местах и примерно на равных должностях. А потому слово предоставляется автору неопубликованной рукописи 'Ванька ротный':
'Война - это живая, человеческая поступь - навстречу врагу, навстречу смерти, навстречу вечности. Это человеческая кровь на снегу, пока она яркая и... еще льется. Это брошенные до весны солдатские трупы. Это шаги во весь рост, с открытыми глазами - навстречу смерти. Это клочья шершавой солдатской шинели со сгустками крови и кишок, висящие на сучках и ветках деревьев. Это розовая пена в дыре около ключицы - у солдата оторвана вся нижняя челюсть и гортань. Это кирзовый сапог, наполненный розовым месивом. Это кровавые брызги в лицо от [бойца], разорванного снарядом... Только за одно то, что перенес русский солдат на своих плечах, он достоин священной памяти своего народа! Без сна и отдыха, голодные, в страшном напряжении, на лютом морозе и все время в снегу, под ураганным огнем немцев передовые роты шли вперед. Невыносимые муки тяжелораненых, которых, подчас, некому было выносить - всё это выпало на долю идущего на врага.... Не все живые и вернувшиеся знают, ЧТО значит идти... на верную смерть....'. Пожалуй, лучше этих слов по отношению к боям под городом Белым не мог, да и, наверное, никогда не сможет сказать уже никто!
Официальная советская история десятилетиями учила своих граждан тому, что в трагедии первых двух лет войны был виноват кто угодно - то 'вероломный' Гитлер, то 'тупые' кавалеристы-полководцы, причем все скопом, то чуть ли не весь народ, который плохо воевал и создавал отсталую технику и оружие. Позже им стал Сталин вместе со своим ближайшим окружением.
Автору же представляется, что во всем произошедшем виновна сама система строительства и комплектования наших Вооруженных сил, взаимоотношения на различных уровнях власти, в том числе - отношение к подчиненному личному составу, а главное - качество боевой подготовки военнослужащих всех степеней. Эта, возникшая после революции 1917 года традиция наложилась на благодатную почву крепостной, кастовой системы, которая практически без изменений действовала как сто, так и шестьдесят пять, и двадцать лет назад. В последние десятилетия данная традиция особенно развилась и усилилась, вкратце ее можно охарактеризовать двумя словами: воинствующее невежество.
Великий князь Александр Михайлович описал в своих воспоминаниях обстановку в Российской империи перед Первой Мировой войной, а также моральные-деловые качества некоторых своих родственников, носивщих громкую фамилию - 'Романов'. Ведь многие из них, до революции осуществляли непосредственное руководство страной и ее Вооруженными силами. Цитата из 'Воспоминаний': '...Николай Николаевич воображал себя великим полководцем. Алексей Александрович повелевал морями. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств. Все они имели... своих любимцев среди генералов и адмиралов, которых надо было производить и повышать вне очереди, своих балерин, которые желали бы устроить 'русский сезон' в Париже, своих удивительных миссионеров, жаждущих спасти душу Императора, своих чудодейственных медиков, просящих аудиенции, своих ясновидящих старцев, посланных свыше... и т. д. и т.п.'
А что творилось в стране после Октябрьской революции и ухода с высоких постов большей части 'высокородных' родственников автора процитированных строк? Ведь лишь некоторые из них добровольно ушли в отставку, многие же отправились в эмиграцию, а отдельных увели прямиком в расстрельный подвал. Очень кратко, а главное - образно сложившаяся в стране в начале XX века ситуация была описана бывшим участником белого движения на Юге России - Иваном Михайловичем Калининым уже после его возвращения на Родину в середине 20-х годов. В опубликованных в Советской России 'Заметках бывшего военного прокурора' он высказывает мнение о времени пребывания у власти как свежеиспеченных, так и бывших генералов, штаб-офицеров Императорской армии: '...В гражданскую войну почти при каждом большом белом вожде состояла так называемая 'лавочка'... 'Лавочка' - это совокупность близких к вождю людей, связанных с ним дружбою, кутежами, тесными материальными интересами, а подчас и преступлениями. 'Лавочка' доставляла вождю развлечения, оберегала его в пьяном виде, составляла... свиту при торжествах, рекламировала... в прессе, обделывала всякие его денежные делишки, добывая темные суммы для вольготной жизни патрона... не забывая при этом свой карман. Патрон, в свою очередь, заботился об этой теплой компании - повышал в чинах, покрывал, пользуясь своей властью, ее грешки, иногда избавлял от заслуженной судебной кары, давал возможность поднажиться и т.д. Эту своеобразную камарилью, состоящую, большей частью, из людей молодых, с ничтожным служебным положением, ненавидела не только строевщина, но и высшие начальники, которым зазнавшиеся опричники не оказывали [никакого] почтения...'.
Но 'лавочки' были отнюдь не главной проблемой! Тот же бывший прокурорский работник описал правосудие в армии старой России: '...по условиям военного быта царской эпохи, [военные суды] не пользовались судебной независимостью и находились под большим влиянием высшего военного начальства.... [В них] выявилось обычное для старой России... превращение в орудие политической мести и сведения личных счетов'.
Из приведенных цитат явно видно, что язвы, существовавшие как в самой Империи, так и дореволюционных Вооруженных силах, после октября 1917 перекочевали вначале в Белые армии, а позже по цепочке - в Красную, Советскую и современную Российскую. Представителей подобных 'камарилий' видел своими глазами практически каждый из так называемых 'строевиков' и 'прочих окопников'. При изучении описания судебной системы начала XX века не покидает ощущение, что Калинин создавал свое произведение не восемьдесят лет назад, а буквально вчера. Ведь психология 'отцов-руководителей' за последнюю сотню лет изменилась незначительно, оставаясь именно таковой, какою она описывается в вышеназванной книге. Здесь можно вспомнить про неподсудность отдельных индивидуумов, приближенных к князькам различного калибра. А еще - кровавую схватку 20-х годов 'первоконников' с 'червонцами', и чуть раньше - со 'второконниками' бывшего казачьего войскового старшины Миронова - все эти события происходили уже в составе РККА. Даже сам труд Ивана Михайловича является всего лишь одним из многих кирпичиков в гигантской пирамиде мероприятий по восхвалению личности С.М. Буденного, победившего в той схватке не на жизнь, а на смерть своих бывших товарищей по оружию. Фактически - весьма ярких представителей красной 'партизанщины'! Под этим термином в Гражданскую войну, как в Белой, так и Красной армии подразумевалось одно и то же - неподчинение центральной власти, бандитизм, а глаголом 'партизанить' прикрывали увлечение военнослужащих всех противоборствующих сторон банальным грабежом, мародерством и связанными с ними убийствами.
В Красной армии еще в ходе Гражданской войны с 'партизанщиной' в основном было покончено, командарм-два Ф.К. Миронов застрелен в апреле 1921 года при невыясненных обстоятельствах в Бутырской тюрьме, внеся своей головой довольно весомый вклад в цепочку казней и загадочных убийств высокопоставленых советских военачальников. Тех, кто не захотел подчиниться диктату Москвы! Впрочем, бессудные убийства командиров самого высокого ранга начались с самого начала существования РККА и нередко они происходили так, как описано в беседе командарма РККА Ивана Федоровича Федько со своим заместителем - Иваном Богдановым по поводу расстрела в октябре 1918 года командующего Таманской армии И.И. Матвеева: 'Нелепая, чудовищная смерть. Могли снять с должности, отправить в распоряжение Реввоенсовета фронта, но расстреливать без суда и следствия - произвол, вопиющая несправедливость!'
Из диалога красных командиров видно, что их возмущает не сам факт преступного расстрела, а то, что 'высшей мере социальной защиты' был подвергнут их сослуживец, товарищ, коллега, и это весьма характерный пример - если так запросто могли 'прислонить к стенке' Командующего армией, что можно говорить о простых солдатах, гражданских лицах или военнопленных! Случались, правда, казни высокопоставленных военачальников и по приговорам судов, но только в РККА - по словам Калинина, в Белой армии подобных примеров просто не существовало! В своей книге он утверждает, что всех приговоренных к расстрелу генералов белые вожди Юга России обычно миловали.
Еще в начале 1920 года в Красной армии произошла весьма характерная история. Тогда по обвинению в 'контрреволюции', организации убийства 2.02.1920 вблизи хутора Маныч-Балабинка своего только что назначенного заместителя - политического комиссара 2-го Сводного конного корпуса В. Микеладзе, '...произвол', 'слабую борьбу с партизанщиной', 'поощрение грабежей' и '...подготовку мятежа против Советской власти' был арестован, судим и расстрелян 11.05.1920 на северной окраине Братского кладбища г. Ростова-на-Дону бывший начальник С.М. Буденного по Особой кавалерийской дивизии, а в то время - командир Конно - Сводного корпуса IX армии Кавказского фронта Б.М. Думенко.
1.Район боевых действий 1-й Конной армии С.М. Буденного
и 2-го Сводного конного корпуса Б.М. Думенко в январе-феврале1920. Фрагмент карты L-37-Б по состоянию на 1934.
В его подчинении на тот момент находилось около трех тысяч трехсот сабель, и бывший артиллерийский вахмистр, кавалер четырех Георгиевских крестов, обладатель 'черной бороды до пояса', как его описывает Роман Гуль, в те дни уже являлся обладателем всех высших наград республики: Ордена Красного знамени за ? 5, Почетного Революционного оружия и золотых часов с надписью: 'Лучшему солдату Красной армии', лично врученных ему Народным комиссаром по военным и морским делам Лейбой Троцким. Именно этому красному командиру 4.04.1919 персонально посылал привет в телеграмме сам вождь мирового пролетариата! А вся его вина заключалась в том, что он не хотел подчиняться Центру - как и всем остальным 'самодержцам' регионального масштаба, ему не улыбалась перспектива прекращения привычной жизни с вольницей, сабельными рубками, кутежами и практически ничем не ограниченной властью. Ведь военные руководители обеих противоборствующих группировок устанавливали на подвассальных территориях правила игры, манипулировали жизнями тысяч людей, вершили их судьбы, оставаясь при этом НАД законом! Белый генерал Шкуро, по Калинину '...запятнавши[й] себя неслыханными грабежами', на требования командования прекратить погромы, мародерство, бессудные убийства в подчиненных ему кубанских и кавказских частях дал ответ вроде того, что его горцы '...без грабежа воевать не будут'. И Антон Иванович Деникин приказал прокурорам Белой армии оставить подчиненных генерала в покое!
О своем отношении к 'лавочке' Думенко писал в своих показаниях от 20.02.1920 комиссар 2-й Горской кавалерийской бригады того же корпуса Г.С. Пескарев (1896 - 1939). Этот человек вошел в историю именно своей смелостью - он являлся чуть ли не единственным руководителем в нашей стране, который выступил с трибуны Октябрьского 1937 года пленума ЦК ВКП(б), и высказался при этом против массовых нарушений законности. Занятая тогдашним первым секретарем Курского обкома партии позиция характеризует его как человека, имеющего собственное мнение и борющегося за него не просто против своих начальников, а против высшего руководства страны. Да, пожалуй, такая личность не могла в 1920 году подписать документа из шкурнических или карьеристских соображений! Итак, свидетельствует Георгий Сергеевич Пескарев: 'Ненависть и клевета...- вот отличительная черта этой компании, которая к тому же не прочь и пограбить, и понасиловать'. Как выяснилось впоследствии, это не было беспочвенными обвинениями - в следственных документах можно проследить драматическую историю розыска пьяной думенковской кампанией в селе Дегтево, где квартировал штаб корпуса, 15-летней девочки - дочери хозяйки дома для последующего вступления с нею в интимные отношения, а после его неудачи - осуществления насилия над сестрой хозяйки. Там же имеется описание произошедшего накануне группового изнасилования той же 'камарильей' и последовавшего за ним расстрела двух пленных сестер милосердия.
Согласно имеющимся в деле показаниям, Думенко был непьющим человеком, и на суде не было выявлено фактов, свидетельствующих об обратном, но должен ли он был остановить свою пьяную 'лавочку', столь доблестно воевавшую с женщинами и детьми? В докладе Члена РВС IX армии знаменитого Александра Белобородова сообщается и о более вопиющих фактах разложения - после взятия 2-м Сводным конным корпусом г. Новочеркасска разгул пьянства среди его военнослужащих удалось прекратить лишь '...с помощью частей 21-й дивизии и 1-й партизанской бригады'. И потому, по его словам, на тот момент '...вопрос о ликвидации Думенко утратил... свою остроту'.
Документы дела изобилуют многими другими интересными подробностями, живописующими отдельные подразделения и части регулярной Красной армии: '...кавалеристы 1-го Кубанского полка Сухоруков и Коваленко.... убедившись, что перед ними [лежит] убитый [человек]... немедленно инстинктивно (курсив мой - МАА) приступили к обычному для красноармейцев конного корпуса ма?родерству и сняли с убитого... сапоги и револьвер'. И т.д. и т.п. - как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров! Имеется в деле и копия январского доклада комиссара Микеладзе, тело которого обокрали упомянутые красноармейцы - в своем донесении в РВС IX Армии он накануне своей смерти сообщает практически те же сведения, что и военком 2-й Горской бригады, назначенный в феврале политкомиссаром корпуса, дополнительно сообщив о бродящих по штабу в период ожесточенных боев на Маныче 'размалеванных кокоток' и угрозах применения против красных войск думенковской компанией танков.
В мемуарах С. М. Буденного встречаются такие слова из истории 1-й Конной армии: '...как-то ночью бойцы сторожевого охранения 11-й кавдивизии подобрали раздетого, обмороженного и тяжело раненного человека, пробиравшегося в направлении хутора Федулов.... Оказалось, что раненый - коммунист Кравцов, служивший в Конармии и совсем недавно назначенный начальником связи корпуса Думенко. Кравцов рассказал, что в корпусе... тайно действует какая-то банда - хватает ночью активных коммунистов, расстреливает и трупы бросает в прорубь на Маныче. Так... и он... ночью был схвачен... с другими коммунистами.... Бандиты долго водили их по льду Маныча..., прорубь найти не удалось, так как был снегопад, и лед занесло. Тогда, раздев коммунистов до нижнего белья, бандиты дали по ним залп и, считая всех убитыми, ушли... Кравцов, получив три пулевых ранения, случайно остался жив'.
Трудно сейчас сказать, имели ли место все те страшные преступления, обвинения в которых были выдвинуты Чрезвычайной следственной комиссией в адрес 'первой шашки республики' - легендарного Бориса Мокеевича, в совершенстве владевшего холодным оружием и особым ударом с оттяжкой разрубавшего противника до самого седла. Впрочем, чем являются ее материалы - правдой или оговором честного человека, совершенно неважно! Дело в том, что в уголовных преступлениях был обвинен военачальник весьма высокого ранга, поэтому несомненно, что подобные явления в РККА по меньшей мере 'имели место'. То, что в убийстве медсестер и насилиях над мирными жителями его на суде даже не обвиняли, является косвенным подтверждением того, что данные преступления были довольно широко распространены в революционной армии! Про обстановку в буденовских частях командованием Кавказского фронта в Москву доносилось: '1-я Конная утопила свою славу в винных подвалах Ростова ...', ее военнослужащие в те дни сражались не только с белыми - одновременно они вели боевые действия против частей VIII-й армии Сокольникова, отчаянно сигнализировавшими об этом в Москву. Представитель ВЧК Петерс также бомбардировал Центр тревожными посланиями: 'Армия Буденного разлагается с каждым днем: установлены грабежи, пьянство, пребывание в штабе подозрительных женщин, по службам были случаи убийства наиболее сознательных товарищей. Буденный перестает считаться с кем-либо. Бесчинства, творимые им на железной дороге, совершенно невероятны: непрерывные захваты топлива, паровозов, вагонов, экстренных поездов, расхищение трофейного имущества. За каждой частью следует хвост вагонов, наполненных женщинами и награбленным имуществом'.
Происходили все описанные выше события по ходу начавшегося контрнаступления белых войск, в результате которого Ростов-на-Дону 21.02.1920 был в очередной раз потерян. Обстановку в частях красного фронта менять было необходимо кардинальным образом , да и недругов у бывшего начальника Буденного было предостаточно, а потому вскоре на Бориса Мокеевича и его 'лавочку' было заведено 'дело'. В отчетах, отправленных вскоре в столицу, сообщалось, что арест и последовавший за ним расстрел Думенко & С имел довольно неожиданные последствия - в соответствии с донесением Члена РВСР И.Т. Смилги: 'Ликвидация... имела самое положительное влияние на наши части. Надо ли говорить о том, что население тех мест, где [он] орудовал..., вздохнуло с облегчением'.
Был ли Борис Мокеевич Думенко казнен за дело, или стал 'мальчиком для бития', на которого 'повесили' целый ворох тяжких преступлений против собственного народа, сейчас вовсе не принципиально - во всяком случае, он вместе с подельниками в 1964 году был посмертно реабилитирован - также, как четырьмя годами ранее был реабилитирован Командарм-Два со своей 'лавочкой'. Зато своей смертью красный командир открыл совершенно новые принципы взаимоотношений между должностными лицами, ставшими образцовыми для любого советского коллектива. Ведь основным методом работы начальников различных рангов вплоть до сегодняшнего дня стала практика 'своевременного' выдергивания из толпы подчиненного и показательного, на глазах у всех 'топтания' его ногами. А после полного морального или физического уничтожения несчастного -организации нового похода в притихший коллектив за очередной жертвой. Бывший командарм своей смертью еще в 1920 году показал - в нашей стране 'неприкасаемых' не было и не будет даже среди высших кругов, а поэтому 'к стенке' можно бессудно прислонить любого, самого высокопоставленного руководителя, организатора проигравшей борьбу 'лавочки'. Стоять - бояться?
Примеров массового террора по отношению к мирному населению в годы Гражданской войны можно привести предостаточно - имеются сотни, если не тысячи документально подтвержденных фактов в книге Сергея Петровича Мельгунова 'Красный террор в России' и бабелевской 'Конармии'. А также произносимые раньше вполголоса рассказы о взятии города Николаевска-на-Амуре 'приамурскими партизанами' Тряпицина, залитого ими в середине 1920 года поистине реками крови жителей города. В дни той кровавой вакханалии с 28 мая по 1 июня были уничтожены от 6 до 10 тысяч обывателей, город и крепость Чныррах разрушены до основания, крупные здания взорваны, около 1200 частных домовладений сожжены, как и все деревни на побережье моря, а также в низовьях Амура. Вся вина расстреливаемого и сжигаемого чуть ли не заживо местного населения заключалась лишь в том, что оно не захотело покинуть своих обжитых домов и по приказу Тряпицина последовать за красными отрядами вглубь тайги, на берег реки Амгуни.
За эти массовые убийства наказания не понес почти никто из непосредственных участников тех злодеяний. Напротив, после резни - одних только японских граждан было уничтожено около семисот, появилась бодренькая песенка про '...штормовые ночи Спасска, николаевские дни...' - именно такие слова до появления более поздних 'волочаевских', звучали первоначально в данном произведении. Самого Я. Тряпицина вместе с 22-летней 'женой тире начальником штаба' Ниной Лебедевой-Кияшко и группой соратников, правда, расстреляли 9.07.1920 в селе Керби (ныне - Полины Осипенко) с формулировкой: '...за содеянные преступления, повлекшие за собою смерть... половины населения Сахалинской области'. А ведь еще совсем недавно сам товарищ Ленин писал Якову Ивановичу Тряпицину приветствия в газетах, наставляя его "бить чёрные банды Колчака". С того момента 'лавочка' бывшего соратника Сергея Лазо, 'Главнокомандующего Красной Армией на Дальнем Востоке', "Командира партизанской армии", 'Члена Реввоенсоветов', 'Командующего Охотским фронтом', а также другие 'камарильи' стали представляться в советской прессе не регулярными частями РККА, а 'бандами анархо-синдикалистов', максималистов, эсеров или меньшевиков.
Еще чуть позже, уже в послевоенные годы активно загремели выстрелы в межличностных 'разборках', и они оборвали жизни многих легендарных военачальников - и красные, и белые командиры за время войны уже привыкли вершить самосуд над своими друзьями и недругами. Так, при не выясненных до конца обстоятельствах погиб Г.И. Котовский, или как про него писали - '...популярный, но совершенно неуправляемый начдив...' и другие красные, а также белые офицеры! Аналогичным образом закончил свой жизненный путь известный белый генерал Я.А. Слащев (1886 - 11.01.1929), вернувшийся в Советскую Россию и преподававший на момент своей гибели в советской школе комсостава 'Выстрел'.
Несомненно, что Москве уже с самого начала Гражданской войны стало жизненной необходимостью покончить с позорными явлениями в рядах Красной армии, и потому руководство Советскими Вооруженными силами частенько инициировало показательные процессы и казни отдельных зарвавшихся садистов, изуверов и палачей, ведших себя на территории своей Родины хуже оккупантов. В результате всех проведенных мероприятий в начале 20-х годов в Красной армии удалось выстроить четкую властную вертикаль, ввести довольно жесткие правила повседневной жизни для всех ее военнослужащих. Гораздо хуже после разгрома Белого движения дела обстояли с другими доставшимися в наследство от старой армии и вновь возникшими традициями: семейственностью, местничеством, кумовством, коррупцией - яркими представителями этих язв на теле как Белой, так и Красной армии были описанные выше 'лавочки'. Звучали даже опасения восстановления в Республике нового института 'Великих Князей', лишь сменивших 'голубую' кровь на революционную пролетарскую. С подобными явлениями пытались бороться сверху, но ничего, кроме истребления бывших соратников - 'второконников' и 'червонцев' из этого не получилось. А потому размышления Ивана Михайловича касаются слишком многих сложившихся в наших Вооруженных силах традиций! Описанная им система безбедно существовала и существует вплоть до сегодняшнего дня - тот, кто служил в Советской армии, да и не только в ней, видел как минимум одну такую 'лавочку' своими собственными глазами! Вкратце ее можно выразить формулой: 'Перед законом все равны, но некоторые почему-то РОВНЕЕ'.
Несомненно, что 'черная кость' наших Вооруженных сил в предвоенные годы занималась исключительно подчиненным личным составом и боевой подготовкой, а 'белая' - в-основном своими темными и не слишком законными делишками, разбазаривая государствственное имущество, а вместо осуществления непосредственного руководства частями и соединениями большую часть времени проводила в столице в праздности, интригах и развлечениях! Некоторые советские полководцы умудрялись, служа на Дальнем Востоке, практически все свое время проводить в Москве! То есть тщательно сохранялась набившая за столетия оскомину ситуация: 'Кому война, а кому - мать родна'....
Да и не было у нас в стране всеобщей воинской обязанности, и за время пятнадцатилетнего существования фактически профессиональной Красной армии выросло целое поколение молодежи, никогда не стоявшей в армейском строю. Поэтому неизбежно возникает вопрос - чему можно было в сорок первом научить бойца, никогда не служившего в Вооруженных силах за те считанные недели, бывшие в распоряжении его командиров? Тысячу..., нет - две тысячи процентов за то, что последний месяц перед началом боевых действий был самым познавательным в плане аврального освоения премудростей воинских специальностей для красноармейцев частей, отправляемых из-под Москвы на Калининский фронт - ведь их наверняка никто беспричинно не отрывал от занятий!
Ни для кого, служившего в войсках, не являлось секретом, ЧТО всегда было приоритетом для командиров - то ли наведение внешнего глянца, сокрытие преступлений и происшествий, да хоть та же разгрузка вагонов, то ли боевая подготовка? Служившие в Советской и современной Российской армии на своем примере знают, что нешуточный объем задач, стоящих перед командованием и военнослужащими всех степеней, практически не оставлял у них ни времени, ни возможности, ни желания чему-либо целенаправленно и планомерно учиться. Это касалось как солдата - сержанта, но особенно - командира-единоначальника, то есть будущего военачальника, отвечающего за 'все и вся' в своем подразделении, а потому всегда и во всем 'крайнего'. 'Виновность' за происшествия, происходящие в подразделениях, культивировалась среди командного состава Красной и Советской армий чуть ли не на клеточном уровне. Вместо того, за что они должны были отвечать в буквальном смысле головою - за обучение и воспитание своих подчиненных!
Ведь приобретение нашими военнослужащими знаний в области основной их специальности всегда было второстепенным делом перед необходимостью что-либо 'достать', решить какие-то хозяйственные проблемы в частях и подразделениях, сделать или организовать что-то интересное для руководства, да просто - угодить вышестоящему командованию. Появилось даже на редкость тупое выражение: 'Давайте создадим себе проблемы, а потом их героически преодолеем'. При этом боевая подготовка, особенно в последние десятилетия стала вообще никому не нужна, за исключением отдельных энтузиастов различного ранга - ими могли быть и рядовой и генерал. Но подобная личность почти всегда была исключением - гораздо выше по приоритету стояла уборка городских кварталов, подготовка стадионов к выступлениям популярных артистов, наконец, просто зарабатывание денег для своих воинских частей, а зачастую - коррумпированного командования. Возможно, некоторые читатели не согласятся с подобными утверждениями, подумают или скажут примерно следующее: 'Нет, у нас все было по-другому!'. Но в данном случае речь идет не об отдельных, как теперь говорят, 'элитных' или 'специальных' подразделениях, частях и соединениях, а обо 'всех остальных' войсках, не имеющих к первым ни малейшего отношения.
Именно мотострелковые, танковые, артиллерийские, авиационные, ракетные части составляли, составляют, и будут составлять основу Вооруженных сил любого государства, а не внутренние, пограничные войска или, например, корпус стражей какой-нибудь там революции и аэромобильные части. Посмотрите на тех, кто отслужил в нашей армии - все уволенные в запас гордятся особой формой, прибавкой к названию подразделения типа 'спец.' или чем-то в том же духе - то есть все... за исключением бойцов и командиров 'обычных' дивизий, полков и бригад. А СПЕЦНАЗ в последние десятилетия не появлялся, пожалуй, в одной лишь только гильдии дворников, чем весьма девальвировал это чисто армейское понятие. Впрочем, аналогичным образом были в последние десятилетия полностью дискредитированы все армейские воинские звания. Скажите, что это за чин такой - полковник юстиции? Покажите точки на картах, где в Минюсте сосредоточены целые полки? И для чего они там существуют? Почему люди, никогда не командовавшие в бою даже мотострелковым отделением из восьми человек, и не умеющие поставить элементарной боевой задачи своим подчиненным, носят звания капитанов, подполковников и генералов, правда с прибавкой - таможенной, внутренней и т.д. службы? Ведь это испокон веков были армейские воинские звания - 'полковник', в частности, происходит от слова 'полк'! Почему бы для большей части военизированных структур - тех, в которых нет рот - батальонов - полков - дивизий не ввести особых чинов, равных по Табелю о рангах военным, но установленным только для этих организаций, как испокон веков было принято на Руси?
Но, кроме того, даже в рядах Вооруженных сил и других силовых ведомств не все военнослужащие и сотрудники одинаковы - одни из них командуют подразделениями и частями, другие - занимаются административно-хозяйственной деятельностью. В нашей стране вплоть до 50-60-х годов подобные работники, а также медики, юристы, тыловики имели особые звания, связанные с этим привилегии и внешние отличия - вместо золотых погон некоторые из них носили узкие серебряные погончики и другие специальные знаки различия. Кроме того, вплоть до середины 40-х они имели отличные от командиров воинские звания, например: 'интендант', 'военинженер', 'воентехник', 'военврач', 'военюрист' с прибавкой - 1-го 2-го или 3-го ранга и т.д.
Несомненно, что отдельные особо недоверчивые личности будут спорить с утверждениями предыдущего абзаца, и поэтому ниже представляется описание знаков различия офицеров СА, взятое из книги: 'Пособие для допризывника' издания середины 50-х годов. Дословно: '...Поле погонов повседневных строевых офицеров Советской армии - из золотого галуна, цвет поля полевых погонов - защитный. Цвет кантов погонов: пехота - малиновый, артиллерия - красный, бронетанковые войска - красный, авиация - голубой, кавалерия - светлосиний, инженерно-технические войска - черный. Цвет просветов на повседневных погонах такой же, как и цвет кантов, на полевых - бордо. Звездочки и эмблемы на погонах - посеребренные. Поле погонов повседневных для офицеров инженерно-технических служб - из серебряного галуна, цвет поля полевых погонов - защитный. Цвет кантов на погонах - по роду войск и служб. Цвет просветов на повседневных погонах такой же, как и кантов, на полевых - коричневый. Звездочки и эмблемы - позолоченные. Поле погонов повседневных для офицеров медицинской, ветеринарной, административной служб и офицеров юстиции - из серебряного галуна, цвет полевых погонов - защитный. Цвет кантов на погонах - красный, цвет просветов на погонах повседневных - красный, на полевых - коричневый. Звездочки и эмблемы золоченые, на погонах офицеров ветеринарной службы - посеребренные...'.
Таковы были знаки различия сразу после смерти И.В. Сталина. А уже при поллитработнике Н.С. Хрущеве всех боевых офицеров полностью 'уравняли' во внешнем виде и правах с тыловиками, ввели одинаковые звания и форму одежды, то есть теоретически с момента получения лейтенантского звания любой выпускник, как военного, так и гражданского ВУЗа, мог быть немедленно назначен на должность командира боевого подразделения. К чему привели подобные 'реформы' за последние пятьдесят лет, каждый видит своими глазами - заплывшие жиром снабженцы, как 'офицеры', так и 'знаменосцы', прочие так называемые 'сотрудники' одним лишь своим видом дискредитируют всех прочих военнослужащих армии и других силовых ведомств. В особенности - настоящих командиров боевых подразделений, в массе своей - подтянутых во всех отношениях работяг, спортсменов и служак - строевиков или 'строевщину', как выразился И.М. Калинин.
Недаром ВДВ, СПЕЦНАЗ, спецподразделения МВД в 60-е - 70-е годы стали усиленно добиваться введения для себя особой формы одежды. Вероятнее всего, как раз для того, чтобы даже внешне отличаться от всего остального 'стада', в котором уже в те годы были видны первые признаки разложения. Справка: перед началом и во время Великой Отечественной войны военнослужащие Воздушно-десантных войск носили смесь обмундирования пехоты и ВВС. На их прыжковых комбинезонах, кителях, а также гимнастерках располагались голубые петлицы с черной выпушкой или без нее, в верхней части которых помещались авиационные эмблемы - 'пропеллереры с крылышками', а также стандартные общевойсковые знаки различия. В 40-50-е годы ВДВ по-прежнему носили обыкновенное, т.е. пехотно-летное, артиллерийское, танковое и т.д. обмундирование с эмблемами своих родов войск на погонах. Имея выше левого локтя ромб из сукна защитного цвета с цветной окантовкой по роду войск и металлической эмблемой в виде парашюта с крыльями золотистого цвета - для офицеров и серебристого цвета - для сержантов и рядовых. Даже самый первый вариант берета для ВДВ утвержденный его легендарным командующим Василием Филипповичем Маргеловым в июне 1967 года, был малинового, пехотного цвета (фото 2).
2. Малиновый берет ВДВ образца 1967 года с голубым флажком, в
1968 ставшим красным. Из коллекции Дмитрия Крупенникова.
А сама 'малина', которая стала к тому времени называться мотострелковыми войсками, к началу 70-х потеряла свой исконный цвет, взамен получив красный, 'общевойсковой'. Одинаковый с цветом околышей и петлиц, установленных для советской милиции, а также весьма схожий с расцветкой, Внутренних Войск. И потому по внешнему виду уже ничем, кроме букв 'СА' на погонах солдат и сержантов не отличаясь ни от последних, ни от частей Гражданской обороны и всех тыловиков, имевших аналогичный красный цвет полей фуражек, погон и петлиц. Мотострелкового офицера к середине 70-х легко можно было спутать с ЛЮБЫМ тыловым, финансовым, а также административным работником, да еще сотрудником конвойных и охранных частей МВД. Ведь все они, а также пограничники и другие военнослужащие ГБ уже давно носили единую 'общевойсковую' эмблему, носившую в среде армейских зубоскалов названия: 'Капуста' и 'Сижу в кустах и жду Героя'.
Бойцы мотострелковых подразделений, правда, впоследствии нашли радикальное решение - при увольнении в запас они отправлялись домой не с красными, а черными погонами. Имея заодно купленную за свой счет фуражку с таким же околышем и танковыми эмблемами на опять-таки черных петлицах. Общевойсковой цвет к середине восьмидесятых уже твердо ассоциировался в солдатском сознании с чем-то ОЧЕНЬ позорным! Однажды пришло понимание этой взаимосвязи. Подвыпивший мужчина средних лет, весь в синих наколках от многочисленных судимостей, со скрытой угрозой спросил курсантов тылового училища: '...Что суки, много нашего брата вы перестреляли с вышек за 'бабло'? Оказалось, что он просто спутал их общевойсковую форму с 'краповым' (темно-вишневым) цветом погон и петлиц обмундирования военнослужащих - курсантов Министерства внутренних дел. Ведь форма одежды пехоты в тот момент была аналогична установленной для внутренних войск, охранявших в то время все 'зоны' страны - на погонах курсантов МВД, как и у курсантов общевойсковых, финансовых, политических и тыловых училищ сияла одна лишь буква 'К'. Вот с таким весомым и авторитетным багажом 'царица полей' пришла к временам 'ускорения', 'гласности' и 'перестройки'....
Но это еще не все!..
Основное отличие любой нашей мотострелковой части от какой-нибудь английской, вроде Королевского полка фузилеров (Royal Regiment Of Fusiliers) а также горных стрелков Королевского Шотландского полка (Royal Highland Fusiliers, Royal Regiment of Scotland) заключается в том, что за спиной у фузилеров - многосотлетняя история и традиции. Тщательно лелеемых и хранимых, защищаемых такими же древними законодательными актами - а потому никто из руководства страной и армией не имеет права их с бухты-барахты отменить. А в нашей стране чехарда с воинскими частями и соединениями обычно доводилась и доводится до полного абсурда - что говорить, если среди всех дивизий, бригад и полков, воевавших на земле Афганистана и имевших приобретенные за время боевых действий отличную выучку и боевые традиции, в составе современной армии остался один-единственный 56-й десантно-штурмовой полк, если не считать 201-ю дивизию в Таджикистане, о которой отдельный разговор. А предельно урезанный, и до крайней степени сокращенный 56-й полк был переформирован на рубеже двух веков из бывшей 56-й воздушно-десантной бригады. С 1979 по 1989 год она называлась 56-й десантно-штурмовой.... А до этого - 351-м парашютно-десантным полком.... Еще раньше - 351-м стрелковым.... Дальше нецелесообразно даже перечислять, так как получится целое историческое исследование, в котором будут упоминаться пехотные, воздушно - десантные и другие части, причем чуть ли не десятками. Аналогичным образом обстоят дела не только с историей прославленной 56-й бригады, в которой автору повезло (скорее даже - посчастливилось) служить в течение нескольких лет! 'Что имеем, не храним, потерявши - плачем'? Вначале возводим на монументы одних вождей и военачальников, чтобы через несколько лет или десятилетий их скинуть, и водрузить новых. Может быть, стоит принять закон - вроде того, что не ставить никаких памятников после смерти исторической личности в течение лет пятидесяти?
Хотелось бы узнать, какие телодвижения потребуется произвести некому имяреку в английском парламенте, чтобы упомянутым 'фузилерам' сменить название - ведь фузея - допотопное, заряжаемое с помощью шомпола через дуло кремневое ружье, существовала еще во времена Петра Великого, а исчезла из английской армии перед Крымской войной - более чем полтора столетия тому назад. Вот так - фузеи нет, а фузилеры имеются, и они при этом весьма гордятся своими воинскими частями, давным-давно ставшими мотопехотными! С 2006 года их бойцы вместе с военнослужащими парашютного полка 16-й воздушно-штурмовой бригады (16nt Air Assault Brigade), Йоркширского полка (Yorkshire Regiment), Королевских: Английского полка (Royal Anglian Regiment), Ирландского (Royal Irish Regiment) и подразделениями 40, 42 и 45-х Командований Королевской морской пехоты почти непрерывно воюют в Афганистане в провинции Гильменд. Боевые действия, как и двадцать лет назад, по-нарастающей ведутся в районе: Гиришк - Муса-Кала - Нау-Зад - Сангин - Каджаки , о последнем н.п. ниже будет рассказано довольно подробно. В связи со всем вышесказанным представляется, что ни у кого в Королевских Вооруженных силах не повернется язык обозвать 'фузилеров' какой-нибудь 'дульнозарядной' кличкой. Ведь у каждого рода войск - свои задачи, зачастую - весьма специфические. Недаром пехоту напыщенно называли когда-то 'царицей полей', а артиллерию - 'богом войны'. Можно сравнить с современными прозвищами типа 'махры', 'мазуты' и 'прочей мабуты'.
В девяностые годы двадцатого века именно Вооруженным силам нашей страны 'досталось' больше всех - руководство государства, вероятно, решило, что военизированные формирования различных ведомств могут полностью заменить армию.... Чечня, правда, все это полностью опровергла. А откровенно наплевательское отношение к боевой подготовке личного состава наших войск привело к тому, что солдаты большинства частей даже автоматы стали держать в руках лишь по паре раз за всю свою службу. Да и то не все - частенько попадаются фото, где новобранцы ввиду отсутствия боевого оружия обеими руками сжимают текст военной клятвы!
Требуются примеры разложения? Цитата из письма Сергея Тарасенко, касающаяся статьи про 239-й мотострелковый полк, в середине 80-х годов дислоцировавшийся в ГСВГ : '...Много спорных вопросов. В таком режиме, как Вы описываете, служила вся Группа.... Это Вы ещё не застали командиром полка подполковника Стеклова, командиром [21-й мотострелковой] дивизии Соколова и командующим [2-й гвардейской танковой] армией Шуралёва.... Помните такое - '...кто год прожил в ...39-м, тому не страшен Бухенвальд?'... Стены Вас красить заставили? Ужас! А кто это делать должен? Личный состав не славяне? И что? Вы ж не балетное училище заканчивали, а ВОКУ. Выходных не было? А у кого они были? ...Конечно, дико тяжело было. Но я лично благодарен судьбе за те годы. С такими людьми жизнь свела! И такую закалку жизнь дала, что по сей день хватает. С уважением...'. И еще: '...Шуралёв по тревоге полк со строевого смотра в 'парадках' в запасной район загнал. Представляете, КАК после этого [наша форма] выглядела?' - напоминает Сергей в своем письме о событиях начала 80-х, ведь подобное высокое 'полководческое искусство' и 'грамотную' подготовку к учениям, на которых военнослужащим довелось действовать в обмундировании, предназначенном вовсе не для ведения боевых действий многие, как видно, до сих пор вспоминают с ностальгией. Можно, конечно, задать вопрос - может быть, упомянутый генерал приказал после учений всему полку новую форму пошить в связи с 'гибелью старой из-за военной необходимости'? Но, увы, тот кто знает обстановку тех лет, уверенно ответит, что данный вопрос - чисто риторический.
А вот совершенно иное мнение. Как вспоминает Владимир Николаевич Мосейченко из города Киева, прочитавший ту же статью про 239-й полк и письмо Сергея: 'Очень страшно [было] читать про... полк, в котором я служил в 1966-1968 заместителем командира 2-го взвода 2-й роты 1-го батальона. Взводный у меня был великолепный, ротный - отличный. Командир батальона, [правда] - дурак, а начальник штаба... - "ясное солнышко" (оба - участники ВОВ). По воскресеньям, а также с начала самоподготовки вечером и до утреннего развода офицеров мы не видели. Порядок обеспечивался сержантами и старшинами. По боевой подготовке нас натаскивали очень и очень здорово, особенно при Гречко. Вообще наш полк по ВСЕМ параметрам был одним из лучших в ГСВГ. Командир полка - полковник Емец, начальник штаба полка [по кличке] - "Фантомас", заместитель по строевой части - подполковник Гутник - отличнейший офицер, "слуга царю, отец солдатам"... С конца 1967-го года у нас [были] бесконечные тревоги - учебные и боевые, с выездом и без, в любое время суток. Дедовщины у нас не было, так как на это 'занятие' просто не хватало времени, сплошная круговерть - все время нужно было что-то делать. После отбоя все засыпали как убитые. Какие-либо действия военнослужащего между командами 'Отбой' и 'Подъем' считались нарушением дисциплины. Даже команда 'Тревога' подавалась ночью после команды 'Подъем'. В разговорах со старшими боевыми офицерами - ветеранами Великой Отечественной войны, которые служили в нашем полку, я сделал для себя вывод, что дисциплина в Советской армии потихоньку слабеет, а с их уходом в запас вообще покатит[ся] вниз. Очень жаль, что великолепный 239-й полк [к 80-м годам] превратился в захудалый советский колхоз, а его офицеры - в обыкновенных колхозных бригадиров. В любом случае [он] сохранится в моей памяти таким, каким я его знал'.
Несомненно, что в двух приведенных письмах читателю весьма заметна разница - автору первого было 'дико' тяжело служить из-за всеобщего маразма, творящегося во вновь созданном 'колхозе' и Группе в целом, а второму - просто трудно из-за непрерывной и четко организованной боевой подготовки тогда еще действительно мотострелкового полка! Но о проведенном в городе Перлеберге времени не жалеет ни один из них. Вероятно, с девальвацией армейских ценностей в сознании людей произошла и переоценка жизненных приоритетов - они стали воспринимать откровенный развал как что-то само собою разумеющееся. И это касается не только армейской службы, ведь первое представленное письмо в очередной раз свидетельствует о неистребимом среди наших людей оптимизме - даже в катастрофических ситуациях они находят положительные моменты! Приведенные две выдержки свидетельствуют о полном перерождении одной боевой части в некую хозяйственную структуру с неясным статусом. И всего лишь, за каких-то полтора десятка лет!
Но разложение войск интенсивно продолжилось и после восьмидесятых годов, не прекращаясь ни на минуту вплоть до сегодняшнего дня! Ведь тот же 239-й полк в начале девяностых был выведен из Германии в Омск и немедленно расформирован. Этому предшествовали следующие события, описанные А. М. Мельниковым: '...Ваш полк [я] проверял в августе 1991 года. Нормальные люди, загнанные в скотские условия. Почти как везде в СА, а особенно в ЗГВ. На момент проверки полк в основном "проживал" в палатках и кунгах. Готовил к сдаче немцам казарменный фонд'.
3.Река Красногородка, вытекающая строго на север
из одноименного озера. Часть водоема, закованного
льдом, белеет вдали в виде полосы. 4.03.2008.
...Очередное свидетельство развала наших Вооруженных сил касается совсем недавних времен, оно описано сторонним наблюдателем и описывает части Российской армии: 'Александр Арнольдович! Добрый день!... Несколько лет назад наблюдал выдвижение 'Тополей' на боевые позиции. Зрелище, с одной стороны, впечатляющее, жаль, не было с собой фотоаппарата. Но настолько же удручающее - [их] можно взять голыми руками, силой отделения - была бы поставлена задача! Ночью солдаты боевого охранения напились до беспамятства. В лес и окопы собрали всех свободных офицеров и прапорщиков. Жуть! Не подумайте, что я - агент разведки вероятного противника, просто катался [вокруг] на велосипеде... Грустно. Александр Крайнов'.
Подобные примеры можно продолжать до бесконечности, автор сам был свидетелем многомесячного выделения 'крылатых пехотинцев' для исполнения обязанностей грузчиков на коммерческом рынке с оплатой подобных 'услуг' их непосредственному начальнику. Хотя трудно привести более вопиющий факт разложения армии - ведь в последнем письме речь идет о состоянии дисциплины в составе войск 'Ядерного Щита Страны'. На руководство государством и армией не повлиял даже откровенный провал в подготовке войск, проявившийся в Первой чеченской войне. Зато во время нее появился прейскурант на вручение орденов и медалей. Ходят упорные слухи, что сейчас за деньги можно стать не только депутатом, но даже Героем России! А одна знакомая женщина, приехавшая из Сибири в Москву проведать своего родственника - солдата Президентского полка рассказала, что для того, чтобы молодого человека отпустили в увольнение, она была вынуждена дать взятку дежурному офицеру. Темпы покупок и продаж в стране, причем, включая все самое святое, свидетельствуют, что данные примеры - отнюдь не досужий вымысел.
...Но вернемся к Ржевской битве. Что же это была за точка на карте, где полегло так много наших дедов и прадедов? Автору удалось с достаточно высокой степенью вероятности установить, какие события происходили в районе, где весной сорок второго вела боевые действия 135-я стрелковая, или, как ее называли среди соединений 41-й армии - 'болотная дивизия'. Для этого был использован сайт 'Мемориал', где ЦАМО выставил в сеть списки безвозвратных потерь РККА, хранящиеся в его фондах. За что хотелось бы выразить ВЕЛИКУЮ благодарность создателям сайта - руководству и сотрудникам корпорации "Электронный Архив"! Юрист из Москвы Михаил Александрович Тихонов прислал карту Смоленской области военных времен. Также были использованы мемуары и письма ветеранов 135-й стрелковой дивизии, хранящиеся в фондах Народного музея этого соединения и архиве автора. После чего оставалось только свести воедино воспоминания, донесения, списки, извещения, журналы захоронений, населенные пункты, а также ориентиры, указанные на топографических картах и других схемах, нарисованных бывшими командирами и штабными работниками 135-й. Так и появился ответ на вопрос - что происходило на севере Смоленской области с самого начала войны?
4. Если посмотреть с моста через реку Красногородку
на запад, станет видна '1-я высота 216,8 (217)'.
Сейчас через нее проложена дорога на д. Чичаты, а обозначена она на картах, как 'высота 215'. 4.03.2008
Огненный смерч почти два года непрерывно бушевал в районе, расположенном в 15-20 километрах к юго-западу от города Белого, центром которого условно можно считать нынешнее Красногородское озеро. С октября сорок первого там бились с врагом воины 250-й стрелковой дивизии 30-й армии и кавалерийского корпуса генерала Доватора, с марта сорок второго - 134-й, 135-й и 234-й дивизий оперативной группы генерала Колпакчи из 4-й Ударной. С лета того же года - 262-й стрелковой, а с ноября - 150-й сд и других частей 6-го Добровольческого сибирского корпуса . Двенадцать с половиной тысяч советских военнослужащих из Новосибирска, Омска, Красноярска, других сибирских городов и Алтая, попавших в окружение 10.12.1942, навечно остались лежать в земле возле деревни Плоское, располагавшейся когда-то в десяти километрах к югу от города - от данного села сейчас сохранился только дорожный указатель. Именно этот район местные жители по сей день называют 'Долиной смерти'. К югу от Белого сражались и гибли военнослужащие со всех уголков нашей страны - из Ивановской, Ярославской, Московской, Калининской областей, с Волги, Урала, Белоруссии, Украины, Кавказа, Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии. Впрочем, разве можно перечислить все населенные пункты, где родились и жили бойцы и командиры, похороненные в той страшной долине. Они говорили на многих языках, были разных национальностей, вероисповедания, но прибыли на свой последний рубеж, чтобы отстоять от врага нашу Родину. Тысячи из них так и остались на нем навсегда!
Впрочем, фамилия ветерана умышленно не названа в данной повести, ведь она посвящена вовсе не какому-то конкретному человеку. Нет! Многолетняя работа проделана во имя светлой памяти бойцов и командиров, безвестно погибших возле крошечной речушки под названием 'Лосьмянка' и других многочисленных рек, озер, урочищ, гор, балочек, сопок, лесов, болот, сел, деревень, станций и городов, а также тех немногих фронтовиков, сражавшихся на передовой, которым довелось выжить в той страшной войне. Почему повесть не посвящена всем участникам Великой Отечественной? Читатель поймет это, прочитав всю повесть вместе со сносками....
Жизненная философия людей, просидевших почти всю войну буквально в нескольких километрах, а зачастую - сотнях метрах от переднего края, описана А.И. Шумилиным: 'Меня как-то вызвали в штаб полка. Ожидая приёма, когда освободится начальство - нас при этом обычно держали 'на ветру', я наткнулся на подвыпившего капитана.... Он посадил меня рядом с собой на бревно, дал папироску и сказал...: - Вот послушай! Одни... живут
и ночуют в избах, и считают себя фронтовиками..., а вас посадили в сугробы..., [потому что] на вас нет смысла переводить... сало и прочие съестные запасы.
Лейтенант, давай разберемся! Кто, по-твоему, держит фронт? А кто просто так торчит... в окопах? Кто в постоянных заботах? А кто все делает из-под палки? Линию фронта держим мы - полковые. И нашими заботами вы сидите спокойно на 'передке' в своей траншее. Не было бы нас, вы давно бы все разбежались!.. В полку фронтовики - это [командир полка], его заместители и штабные, как я. В полку мы не одни. Тут снабженцы и кладовщики, начфины,... парикмахеры, медики, повара, и сотня повозочных. При штабе портные, сапожники и шорники, саперы, телефонисты и санитарочки в санроте, сам понимаешь! Все они - фронтовики и защитники Родины.... основной и постоянный состав полка, а вы, ...так сказать - временные людишки... всего на две- три недели. В[ы] считай..., сегодня [есть], а завтра...- нет! Кто [при этом] останется [в строю, и]... будет стоять против немцев? Ты знаешь, сколько вашего брата - желторотых лейтенантов за это время успело отправиться на тот свет? ... Нас совершенно не интересует, какие у вас...[на передовой] потери. Чем больше, тем лучше, это значит, что полк воевал, а мы - поработали!.. Слушай! Застелют вашими костьми нашу матушку землю, и ни один человек после войны не узнает ни ваших фамилий, ни... могил.... А мы будем живые, и наши [имена] будут фигурировать в отчетах и наградных листах'.
5. Полковник Д.А. Крупейников
О своем отношении к подобным лицам и их страшной философии автор 'Ваньки-ротного' в своей рукописи написал много лет назад такие слова: '...если вы увидите увешанного наградами, знайте, что любая из [них] имеет обратную сторону. Воевали и шли под свинец не те, кто погонял нас, ротных, по телефону, не те, кто рисовал на картах кружочки и стрелы, не те, кого стригли и помадили [в тылу].... Начальники... по телефону требовали, угрожали... расправой, крыли трёхэтажной матерщиной. А когда я являлся с докладом - снисходительно улыбались,... иронично удивляясь,... [и] не стеснялись прямо в глаза спросить:
- Ты ещё жив? А мы думали, что тебя убило! И деревню не взяли?... Смотри[те] - он даже не ранен!..
Невидимая стена разделяла фронт на два лагеря. Одни сидели в тылу... за солдатскими спинами, а мы ценой своей жизни и крови добывали им деревни. Чем тупей и трусливей были они, тем настойчивей и свирепей, гнали... нас вперёд. Мы были жертвой их промахов, неумения и неразберихи.... Все эти прифронтовые 'фронтовики' и 'окопники', должны [теперь] тихонько сидеть..., гадить в галифе и помалкивать в тряпочку, о том, что они воевали и видели войну, чтобы ненароком не испачкаться в собственном дерьме.... Я служил службу 'погонялы' своих солдат на верную смерть. В этом я признаюсь, беру на себя вину [и] каюсь - на мне лежит этот тяжкий грех. А начальники мои перед солдатами остались не виновными. Они... не кричали, в атаку их... не гнали, трибуналом не пугали, [ведь] у них были для этого командиры рот - Ваньки ротные!.. Не думайте, что я что-либо сгущаю, мне иногда от обиды просто хочется всех подальше послать! Как они только выжили, сидя у нас за спиной?!.. Мы были тем мусором, цена жизни которого была мала и ничтожна...'
Автору удалось разыскать лишь одного из ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ ветеранов - 'окопников' 135-й стрелковой дивизии, неоднократно видевшего врага сквозь прорезь прицела и смерть в рукопашных боях - полковника в отставке Дмитрия Андреевича Крупейникова, проживающего сейчас в городе Ярославле. В марте - мае сорок второго восемнадцатилетний младший лейтенант воевал в должности командира взвода и роты 396-го стрелкового полка, затем, после выписки из медсанбата был ротным в 497-м полку - обе эти части сражались у деревень Залексоновка, Бор, Лосьмино, Гудилово, Глинцево, Воробьево вместе с подразделением, описанным в работе, представленной на суд читателя. Он, как и герой повести, выжил совершенно случайно, получив в течение двух недель три ранения, в результате последнего из которых был эвакуирован сначала в Торопец, затем в Калинин, а позже - в г. Горький. В дивизию Дмитрий Андреевич больше не вернулся, а его слова, сказанные автору 26.03.2008 после прочтения черновика данной повести, набросанного еще до поездки в коломенский музей, являются поистине высшей наградой, гораздо более ценной, чем общественное признание или вручение всевозможных медалей и орденов: 'Спасибо вам за правду!'....
Все остальные описанные в повести бойцы, командиры, военачальники и гражданские лица также являются историческими персонажами. Единственное исключение среди них - военнослужащие 3-й батареи 45-мм противотанковых пушек 173-го отдельного противотанкового дивизиона, или, как значится на оттиске печати данной части, найденном в одном воронежском архиве - 'Отдельный 173-й дивизион ПТО'. Установить имена этих давно умерших людей, ставших '...просто землей и травой', за исключением случайно выжившего в сорок втором комбата пока не удалось из-за особенностей учета безвозвратных потерь в 'болотной' дивизии . Но об этом ниже...
Сокращения:
АДн - артиллерийский дивизион;
АП - артиллерийский полк;
БО - береговая оборона;
БФ - Белорусский фронт;
ВГК - Верховное главнокомандование РККА;
ВО - военный округ;
ВМБ - военно-морская база;
ВРИО - временно исполняющий обязанности;
ВТ - военный трибунал;
ГАП - гаубичный артиллерийский полк;
ГлавПУр - Главное Политическое управление РККА;
ГСВГ - Группа советских войск в Германии;
ГШ - Генеральный штаб;
ДЗОТ - дерево-земляная огневая точка;
Дн - дивизион;
ДОТ - долговременная огневая точка;
ЗенАДн - зенитный артиллерийский дивизион;
ЗФ - Западный фронт;
ИСапБ - инженерно-саперный батальон;
ЛАП - легкий артиллерийский полк;
КАП - корпусной артиллерийский полк;
КВО (КОВО) - Киевский (особый) военный округ;
КД - кавалерийская дивизия;
КК - кавалерийский корпус;
КП - кавалерийский полк;
КО - Калининская область;
КФ - Калининский фронт;
ЛКСМ (У) - Ленинский Коммунистический союз молодежи (Украины);
МВО - Московский военный округ;
МД - механизированная дивизия;
МинД - минометный дивизион;
МК - механизированный корпус;
МСП (Б) (Р) - мотострелковый полк, (батальон), (рота);
НГШ - Начальник Генерального штаба;
НКВД - народный комиссариат внутренних дел;
Н(Г)Ш - начальник (Генерального) штаба;
ОАР - отдельная автомобильная рота;
ОАТБ - отдельный автотранспортный батальон;
ОБС - отдельный батальон связи;
ООР - Одесский оборонительный район;
ОРБ - отдельный разведывательный батальон;
ОРР - отдельная разведывательная рота;
О(И)СапБ - отдельный (инженерно-) саперный батальон;
О(И)ПТД - отдельный (истребительно-) противотанковый дивизион;
ОМСБ - отдельный медико-санитарный батальон;
ОПТД - отдельный противотанковый дивизион;
ПВО - противовоздушная оборона;
ПД - пехотная дивизия;
ППД - пистолет-пулемет Дегтярева;
ПТАБр - противотанковая артиллерийская бригада;
ПТП - противотанковая пушка;
ПТР - противотанковое ружье;
РВС, РВСР - революционный военный совет республики, аналог современного Минобороны;
РККА - рабоче-крестьянская Красная армия;
РП - ротный пулемет;
РР - разведывательная рота;
САВО - Среднеазиатский военный округ;
СапБ - саперный батальон;
СБр - стрелковая бригада;
СД - стрелковая дивизия;
СЗФ - Северо-Западный фронт;
СК - стрелковый корпус;
СО - Смоленская область;
СОР - Севастопольский оборонительный район;
СП - стрелковый полк;
СУБО - Севастопольское училище береговой обороны имени ЛКСМ (У):
ТАП - тяжелый артиллерийский полк;
ТБр - танковая бригада;
ТГр - танковая группа;
ТД - танковая дивизия;
ТП - танковый полк;
ТТ - пистолет 'Токарева Тульский';
УА - ударная армия;
УВО - Украинский военный округ;
УР - укрепленный район;
УФ - Украинский фронт;
ЦАМО - Центральном архиве Министерства обороны;
ЧОН - части особого назначения (аналог внутренних войск), существовали до 1924-1925 годов;
ЮФ - Южный фронт;
Повесть "В Чистилище"
Бельский район Смоленской области в годы войны советские воины называли "долиной смерти", а немцы - "долиной ада".
Петр Иосифович ненавидел войну каждой клеточкой своего организма. Ему внушали отвращение войны освободительные и захватнические, справедливые, и не очень - все они вызывали неприятие, и это несмотря на то, что он был профессиональным военным. Еще в середине двадцатых годов молодой человек закончил так называемую "нормальную военную школу" в г. Харькове, после выпуска из которой получил звание "комвзвода" и по два рубиновых "кубаря" в петлицы. Назначенный на должность комначсостава Петр несколько лет принимал участие в "Первой гражданской", когда дрался с "белобандитами" на Северном Кавказе. Участвовал он пятнадцатью годами позже и в той войне, что вошла в историю нашей страны, как "Великая Отечественная", в Западную под названием "Вторая мировая", а в историю белой эмиграции, как "Вторая гражданская". Она, кровавым Молохом прошедшаяся практически по каждой советской семье, искалечила не только тело Петра, но и его душу.
Читая через много лет после войны приглаженные историками описания шедших в те месяцы жарких схваток, Петр Иосифович вспоминал, как все было в действительности... Конечно, он не мог тогда знать всего масштаба проводимых к западу от Москвы операций, и лишь по-прошествие времени постиг, сколько советских людей было втянуто в те кровопролитные сражения. Ведь общее руководство войсками Западного и Калининского фронтов осуществлял Г. К. Жуков, который по свидетельству многих сослуживцев, "...в крови брода никогда не искал". Еще про будущего маршала говорили, что он не может остановиться, пока хоть кто-то из личного состава подчиненных ему частей еще остается целым и невредимым. Петр Иосифович в глубине души даже порадовался, что не был лично знаком с этим жестким человеком, лишь один раз довелось ему увидеть Георгия Константиновича в двадцатые годы перед строем полка - в составе какой-то комиссии.
- Так!.. Что же историки и военачальники пишут про Ржевско-Вяземскую операцию?.. - подумал он, решив впервые прочесть официальную советскую историю битвы под Москвой, - ага, вот что: "Вначале успех сопутствовал Красной Армии. Однако к концу января ситуация резко изменилась. Немецко-фашистское командование спешно перебросило из Западной Европы 12 дивизий и 2 бригады. В результате контрударов 33-я армия и 1-й гвардейский кавалерийский корпус оказались в окружении, а севернее этого "котла" лишь узкий коридор связывал 22-ю, 29-ю, 39-ю армии и 11-й КК со своими войсками. На картах военного времени появился Ржевско-Вяземский плацдарм. Из словаря-справочника "Великая Отечественная война 1941-1945": "Ржевско-Вяземский плацдарм, выступ, образовавшийся в обороне немецко-фашистских войск в ходе наступления советских войск зимой 1941-1942 г.г. на западном направлении. Ржевско-Вяземский плацдарм имел размеры до 160 км в глубину и до 200 км по фронту у основания. Зимой 1942-1943 здесь было сосредоточено около 2/3 войск группы армий "Центр". Против этой группировки действовали основные силы Калининского и Западного фронтов. В этом же ряду - огромное количество советских армий, принимавших участие в боевых действиях: есть сведения о почти двадцати, включая ударные и воздушные".
И еще: "С 8 января по 20 апреля 1942 года войска Калининского (32-е стрелковые и 5-ть кавалерийских дивизий, 4-е танковые бригады, всего 346,1 тысяч человек) и Западного (45-ть стрелковых, 12-ть кавалерийских и 1-а танковая дивизий, 26-ть стрелковые бригады, 2-е воздушно-десантные бригады и 14-ть танковых бригад, всего 713,1 тысяч человек) фронтов (Всего 95 дивизий, 46 бригад, 1059,2 тысяч человек, около 11 тысяч орудий и минометов, 474 танка) провели Ржевско-Вяземскую стратегическую наступательную операцию с целью разгрома главных сил немецкой группы армий "Центр". Операция являлась частью битвы под Москвой. Немецкая группировка включала: 625 тысяч человек, около 11 тысяч орудий и минометов, 354 танка, 350 самолетов. Командовал ею генерал-фельдмаршал Г. фон Клюге. Операция советских войск проводилась без оперативной паузы после завершения Московской стратегической наступательной операции. В результате проведенных боев, несмотря на незавершенность, советские войска нанесли поражение шестнадцати дивизиям противника, продвинулись на запад на 80-250 км, полностью освободили Московскую и Тульскую области, многие районы Калининской и Смоленской областей. В то же время не удалось окружить и полностью разгромить противостоящую группировку немецких войск, что было обусловлено недостатком танковых соединений и, как следствие, низкими темпами наступления ударной группировки фронтов, составлявшими в среднем 1-2,5 км в сутки. Глубокий охват группы армий "Центр" противника, потерявшей более 330 тысяч человек убитыми и ранеными, поставил ее в невыгодное оперативное положение. Уже в ходе боевых действий были введены управления 3-й и 4-й Ударных армий, 29 дивизий и 33 бригады. В рамках операции проведены Сычевско - Вяземская, Можайско - Вяземская, а также Вяземская воздушно-десантная и Ржевская операции".
Петр не мог без слез вспоминать бои, в которых ему довелось участвовать в феврале-апреле сорок второго на территории Калининской и Смоленской областей, не любил встречаться с другими ветеранами 135-й "Краковской" Краснознаменной стрелковой дивизии. Ведь из тех людей, с которыми он плечом к плечу бился в кровавых сражениях, не уцелел, практически, никто. Из всей своей части Петр Иосифович в послевоенные годы встретил только бывшего водителя командира 173-го противотанкового дивизиона. Выжили лишь они вдвоем, да еще сын полка дивизиона, которому после окончания войны было около шестнадцати лет. Впрочем, эта цифра - трое уцелевших из дивизиона 2-го формирования была неудивительна, ведь только в ходе операции немецких войск "Зайдлиц" под городом Белым с 1-го по 10-е июля 1942 безвозвратные потери дивизии составили 4088 человек убитыми и пропавшими без вести. В те трагические дни - 5-6 июля, когда атакующие части германских 2-й танковой и 246-й пехотной дивизии соединились возле деревни Пушкари с частями ХХIII-го немецкого корпуса, его родное соединение в очередной раз попало в окружение.
6.Памятник воинам 262 сд на дороге между дд. Пушкари и Нестерово. На этом участке в июле 42-
го вышли из окружения многие другие части,
в том числе 17 гв., 135, 179 сд, 24 кд, 21 тбр.
Вражеский армейский корпус под командованием генерала пехоты Шуберта 2-го июля начал наступление вместе с Западной группой - частью 110-й дивизии генерала Гильберта, 1-й танковой дивизией генерал-майора Крюгера, 102-й дивизией генерал-лейтенанта Фриснера и Восточной- 5-ой танковой дивизией генерал-майора Фена с кавалерийской бригадой 9-й армии полковника фон Медема, специально сформированной для этой операции. Поддерживали наступление немецкие пикирующие бомбардировщики, а ударившая от Белого группа генерала фон Эзебека двинулась сначала на восток, а затем, изменив направление, пошла на север. 135-я в те дни получила удар в спину в самый критический момент своего наступления - когда исход сражения, по Наполеону, решает один-единственный сохранившийся в резерве батальон. Она была окружена вместе с 17-й гвардейской дивизией, с которой плечом к плечу сражалась уже несколько месяцев у этого древнего русского города. А еще 24-й кавалерийской дивизией и 21-й отдельной танковой бригадой - все эти четыре соединения обороняли назначенный им рубеж, располагаясь на левом фланге 41-й армии Калининского фронта. В армию генерала Тарасова входили еще 134-я, 179-я и 234-я стрелковые дивизии, полукольцом располагаясь вокруг города с задачей - уничтожить Бельскую группировку противника. Ближайшими к ее левому флангу были находившиеся северо-восточнее соединения 39-й армии генерала Масленникова, почти в полном составе попавшие в окружение.
Группа Эзебека соединилась с вражеским армейским корпусом, во взаимодействии с 1-й танковой дивизией Вермахта разгромила 17-ю гв. сд вместе со 135-й и, сильно потрепав северо-восточнее Пушкарей 134-ю сд, замкнула за частью войск 22-й и 41-й армий огненное кольцо. С 7 по 9 июля, с боями выйдя из "котла", "болотная дивизия" имела в своем составе около 1000 человек , а соединились ее остатки с войсками Калининского фронта в районе деревни Льба, куда она вышла после ряда ожесточенных боев - на участке между Пушкарями и Нестерово, и в промежутке между дд. Нарцы и Лейкино. Сам Петр Иосифович в том страшном году лишь чудом остался в живых, спасенный от неизбежной смерти "владимирцами". Кем были эти люди, откуда они происходили, их имена - осталось для него неизвестным. Но он был благодарен незнакомым бойцам и командирам за то, что, выкопав его через несколько дней после боя из перепаханного снарядами и гусеницами танков окопа - раненого, контуженного, находящегося без сознания, они не позволили ему умереть на позиции. Кроме комбата, сменщики нашли невдалеке от его тела еще двоих тяжелораненых, которых они тоже доставили в полевое медицинское учреждение, или, как было впоследствии записано в личном деле Петра: "...с 27.04.1942... - госпиталь в селе Лосьмино, Пречистенского района Смоленской области". Наиболее вероятно, что это было ошибкой, так как находящееся рядом с местом боев село с таким названием значилось и значится лишь в Бельском районе. Также непонятно происхождение термина, которым назвали себя его спасители , но они сообщили персоналу только то, что стало известно впоследствии раненому командиру. Одновременно Петр постоянно размышлял о том, что напрасно ему позволили выжить - смерть была бы для него избавлением от многолетних душевных страданий командира, не уберегшего от гибели ни одного из своих бойцов....
А больше всего он не любил выступать перед молодежью! Ведь его, как и других ветеранов Великой Отечественной войны, часто приглашали на подобные встречи. К первой из них он долго готовился, надеясь донести до подростков всю свою ненависть к войне! Но после того как Петр оказался с ребятами лицом к лицу, перед ним возникли образы погибших подчиненных, многие из которых были немногим старше сидящих напротив трибуны школьников. Когда бывшего комбата попросили рассказать о тех боях, он, вспомнив все, что произошло с его подразделением в конце апреля сорок второго, закрыл лицо руками и, захлебываясь в рыданиях, вымолвил только: "Это была мясорубка!" Потом он сразу же ушел с трибуны и никогда больше не ходил на подобные встречи, "доверив" их проведение другим фронтовикам, воевавшим, в основном, в последние годы войны . А "мясорубка" осталась в памяти навсегда - именно такое кровавое определение окрашивало до конца жизни все воспоминания Петра о войне. Поэтому в семье его об этом не расспрашивал никто и никогда. Лишь изредка, забываясь, он по эпизодам описывал свой боевой путь и непростую судьбу...
Когда началась Великая Отечественная война, Петр Иосифович сразу же написал рапорт на откомандирование в действующую армию. Ведь он считал своим долгом, как кадровый военный, в этот тяжелый для страны период руководить подразделением на поле боя, а не сидеть в тылу, имея пожарную "бронь". Много раз в последующие месяцы он писал рапорта об отправке на фронт, но все они безжалостно отклонялись руководством Калининской городской пожарной охраны, где он проходил службу в должности Заместителя начальника по противовоздушной обороне. А после начала войны его еще назначили Начальником штаба Местной ПВО.
И вот, наконец-то, накануне эвакуации учреждений и "сдачи" советскими войсками города очередной рапорт старшего лейтенанта был удовлетворен! В октябре он прибыл на призывной пункт родной РККА. Вскоре его и других, как мобилизованных, так и прошедших лечение в местных госпиталях командиров уже везли на грузовике в часть, в составе которой Петру предстояло отправиться на фронт, грохотавший невдалеке.
За бортом мелькали города и села, пока еще не тронутые войной, войска, передвигающиеся по шоссе Москва - Ленинград и беженцы, нескончаемый поток гражданских лиц, пытающихся уйти в тыл от войны. Все это напомнило ему "белый" Ростов-на-Дону, где он жил, будучи школьником, во времена "Всевеликого Войска Донского атамана Краснова" и "Ледяного" похода Добровольческой армии, да еще 20-е годы, когда в составе 25-й Чапаевской и 9-й Донской стрелковых дивизий он участвовал в боях с повстанцами. Попутчики, многие из которых лишь недавно выписались из госпиталей, рассказывали по дороге про тяжелые приграничные сражения, большие потери наших войск, мужество и предательство, героизм и трусость, делились боевым опытом со своими боевыми собратьями, с которыми им предстояло в ближайшие месяцы снова идти в бой. Один из них - пехотный капитан, почему-то абсолютно уверенный в своей скорой гибели заставил Петра вспомнить о пройденном им жизненном пути. Ведь пришло, похоже, время подводить итоги!..
Петр Иосифович родился в старинной польской шляхетской семье. Род их вел свое происхождение от рыцаря, пришедшего в Польшу, под город Краков из Моравии, и был известен с 880 года от Рождества Христова. Позже его предки поселились в Мстиславском воеводстве Великого княжества Литовского, Русского и Жемайтского, а после присоединения в XVIII веке восточных земель Речи Посполитой к Российской империи им было подтверждено дворянство российским Департаментом герольдии. Семья Петра тогда была внесена в 6-ю часть Родословных книг Могилевской губернии, и это была та часть, в которую заносились только очень древние рода, причисленные к дворянскому сословию не менее чем за двести лет до этого события. Все братья его деда в XIX веке остались жить в имении Скураты, что рядом с городом Могилевом, в отличие от самого Томаша, сына Юзефа (Фомы Иосифовича), который имел "неосторожность" принять участие в восстании 1863 года, и был вынужден, опасаясь ареста, а также конфискации родовой собственности покинуть отчий дом. Братья от него по той же причине сразу отреклись, а еще он был лишен потомственного дворянства. Впрочем, на новом месте дед быстро продвинулся по служебной лестнице и вновь стал дворянином, правда, уже так называемым "личным". Потеряв все связи с родными-католиками, и женившись на православной русской женщине, он, тем не менее, своего первенца по многолетней семейной традиции назвал Юзефом, или как его звали в детстве - Юзиком.
Поэтому отец Петра - Иосиф Фомич, несмотря на то, что считал себя поляком, был православного вероисповедания, так же, как его жена - донская казачка и родившиеся с разницей в шесть лет сыновья. Своего первенца, как и дед, по все той же древней семейной традиции он назвал Томашем, в русском варианте - Фомой. В 1910 году отец Петра был избран профессором Варшавского университета, с началом 1-й Мировой войны служил в Анатомо-бактериологической лаборатории Западного фронта русской армии и "за службу" был награжден орденом Святого Станислава 2-й степени. В мае-июне 1915 года он вскрывал трупы погибших в результате газовой атаки немцев в Булимовском лесу под Варшавой. Его публикации по данной теме, а также диссертация ученика и друга Шалвы Иосифовича Криницкого впоследствии были использованы советским правительством для принятия в Лиге Наций так называемых "Женевских протоколов 1925 года о запрете применения химического оружия".
После эвакуации университета из Варшавы Петр вместе с родителями и братом Фомой оказался в городе Ростове-на-Дону. Отец за два последующих года построил и основал в этом городе институт, стал первым деканом впервые созданного в регионе Университета, но внезапно умер, заразившись сыпным тифом. Петр помнил, как отца отпевали в Александро - Невском, так называемом "Новом" соборе Ростова-на-Дону, как огромная процессия шла вслед за гробом, провожая в последний путь безвременно скончавшегося ученого. Помнил речи над открытой могилой, особенно глубокое впечатление произвели на него слова и сопереживание близких друзей отца - молодого доктора медицины Ш. И. Криницкого и пожилого профессора А. А. Жандра. Вспомнил холмик над свежезарытой могилой, и свой ужас - только в тот момент он понял, что стал сиротой. Впрочем, коллеги не оставили семью профессора без средств к существованию, и добились назначения пенсии вначале от Университета, потом от Всевеликого войска Донского, а затем и Советской власти!
Старший брат в 1920 году, во время обучения на медицинском факультете того же высшего учебного заведения был направлен на практику в санчасть советской IX армии в город Екатеринодар. Мать тоже была вынуждена пойти трудиться, и даже 14-летний Петр, не закончив школы, пошел зарабатывать на жизнь в Университет помощником препаратора. Но вскоре он был направлен биржей труда на курсы тракторного дела, одновременно получил среднее образование, а после завершения обучения работал инструктором в совхозе "имени Артема" в Донбассе. В отличие от своего брата, записавшего при советской власти в свою графу национальности - "русский", Петр всю жизнь во всех документах значился поляком, как его отец, дед, прадед. И репрессиям он ни из-за происхождения, ни из-за пятой графы, в отличие от многих, кто сейчас утверждает обратное, не подвергался никогда! Впрочем, он не афишировал своего дворянского происхождения....
7.Петр - командир роты, фото сделано в городе
Ростове-на-Дону не ранее 1932 года.
А вскоре Петр решил связать свою жизнь со службой в армии. Повлияло на это, кроме "левых" убеждений в семье еще при жизни отца, общение с его сослуживцем и старинным другом еще по петербургской Военно-Медицинской академии - профессором медицины Варшавского, а затем Донского Университета Александром Жандром .
Именно Александр Андреевич еще при жизни отца говорил одиннадцатилетнему Петру, что каждый патриот должен послужить в вооруженных силах своей Страны. Еще он сказал тогда подростку: "...Если ты пойдешь служить в русскую армию, неважно, как она будет тогда называться, и примешь присягу - то, или исполняй ее до последнего вздоха, или не принимай никогда!" Правда, несмотря на столь лояльные к новой власти взгляды, большевики не "простили" Александру Андреевичу его офицерского прошлого, он был арестован и расстрелян по решению коллегии ДонЧеКа в августе 1920 года. Но эта бессмысленная казнь поистине великого гражданина нашего Отечества была единственным, с чем был категорически не согласен Петр во взаимоотношениях с новой властью! Петр принял революцию всем сердцем, до конца своей жизни был стойким атеистом, кроме того, уже после войны вступил в ряды ВКП (б)!
А что же Красная армия? Уже в 1924 году она была очень сильно сокращена - из трех с лишним миллионов штыков и сабель в строю осталось менее полумиллиона человек. Тем не менее, Петру, приписавшему себе два года к возрасту, и числившимся с тех пор рожденным в 1905 году, удалось поступить добровольцем на службу в 25-ю стрелковую дивизию , которой командовал до самой своей гибели легендарный советский полководец Василий Иванович Чапаев. Лишь надев на себя буро-серую солдатскую шинель с "разговорами", красноармейскими петлицами и шевроном на левом рукаве с изображением восходящего солнца, а на голову - суконную буденовку с красной эмалевой звездой, Петр понял, что свершилась мечта его жизни - он стал кадровым военным.
Из Полтавы Петр в октябре 1924 был направлен в г. Харьков, где в течение года обучался на красного командира в военной школе, как тогда назывались военные училища, созданные М.В. Фрунзе. В те дни их в городе было два - Харьковская школа Червонных старшин и Украинская военно-подготовительная школа. Сам Наркомвоенмор до своей смерти
состоял в последней из них членом партийной организации. Про данное военно-учебное заведение известно немного. Создано в мае 1924 года "...на базе Харьковской пехотной школы(?) и 9-х пехотных Сумских командных курсов" в соответствии с приказом РВС Республики. Предназначалось для обучения будущих курсантов военно-учебных заведений с 3-годичным сроком обучения. В школу принимались подростки 15-18 лет по направлению ЛКСМ (У), как правило, воспитанники детских домов, дети военных и рабочих. А также красноармейцы, имеющие хотя бы начальное образование, направляемые воинскими частями для обучения. В декабре 1925 года эта военная школа переехала в Полтаву. Закончив военно-учебное заведение, и всего лишь через год учебы, в октябре 1925 года Петр был назначен командиром взвода вновь в 25-ю стрелковую дивизию и, хорошо зарекомендовав себя на первой должности начсостава, в апреле 1927 года стал командиром роты в 9-й Донской сд .
В этих двух соединениях он и познакомился со многими будущими полководцами РККА, ведь "краскомов" в пятисоттысячных Вооруженных силах было немного и все они, практически, были знакомы друг с другом. Так, в 9-й Донской стрелковой дивизии вместе с Петром проходили службу будущие Герои Советского Союза - К.А. Мерецков и Н.Ф. Грухин. В ней же с 1920 по 1929 год прошел практически все ступени служебной лестницы: командира взвода, роты, начальника полковой школы, командира батальона 26-го Ленинградского стрелкового полка другой будущий Герой Советского Союза - небезызвестный А.А. Власов. Первым командиром роты у Петра был ставший впоследствии генерал-полковником артиллерии и руководителем Всесоюзной игры "Зарница" Н.А. Хлебников. А, кроме того, в подразделениях обеих дивизий было много командиров - бывших "ЧОНовцев", и оба эти соединения в двадцатые годы немало повоевали, подавляя восстания крестьян Украины, казаков Дона, Кубани, Терека и жителей Кавказа против советской власти. Чапаевская дивизия в год поступления Петра на службу была переведена на территориально-милицейские штаты, и стала комплектоваться добровольцами, поступающими на военную службу до самой своей пенсии. То есть дивизия, как и вся армия, фактически, стала профессиональной, имея, правда, сильно сокращенный состав - 6516 человек. До 1925 года 25-я сд являлась дивизией ЧОН - эти войска были созданы четырьмя годами ранее по решению X съезда РКП (б).
9-я Донская стрелковая дивизия в конце 20-х преследовала и уничтожала "белобандитов" на Северном Кавказе, Кубани и Дону. Ведь мало для кого является секретом, что на территории той же Чечено-Ингушкой АССР повстанческое движение существовало не только в 20-е, но в 30-е, и даже 40-е годы. Особенно кровопролитные бои на Дону, Кубани и Тереке шли в 1929 - 1933 годах, после начала коллективизации. Бойцов и командиров подразделений, участвовавших в боях с повстанцами, в 9-й сд по старой памяти называли "чоновцами".
Старший брат Петра - Фома тоже с 1925 по 1927 год служил в Красной армии в должности "врача - одногодичника" и был прикомандирован к Военно-Химическому управлению РККА. Занимался он всю свою службу, что в 20-е, что в 40-е годы XX века разработкой новых боевых отравляющих веществ для армии молодого государства рабочих и крестьян. Получив в ходе своей научной деятельности тяжелое поражение внутренних органов, он умер в 1953 году. Одновременно со службой в армии Петр Иосифович успел заочно окончить два курса медицинского факультета Донского Университета и даже перейти на третий.... Но боевые походы и сабельные рубки с "белобандитами" не прошли бесследно, в результате чего Петр заболел туберкулезом. Несколько месяцев он лечился в Ростовском-на-Дону окружном военном госпиталя, затем - в санатории "Ясная поляна" в Крыму, а позже был уволен в запас. В Университет Петр больше не вернулся, после поисков работы поступил на службу инструктором военного дела в Союз Воинствующих безбожников (СВБ) - организацию, занимавшуюся борьбой с религией и уничтожавшей церкви по всей России. Вскоре после его прихода в эту организацию ростовским отделением СВБ был снесен Собор Александра Невского, удивительное по своей красоте архитектурное сооружение, построенное по проекту академика А. А. Ященко в 1908 году и расписанное по эскизам братьев Васнецовых. Именно в этом величественном соборе отпевали отца Петра в год его смерти! Участие в подобных преступлениях против духовной жизни народов России сильно аукнулось впоследствии в судьбе красного командира.
Потом была служба в должностях военного руководителя и начальника ПВО различных организаций: системе ОСОАВИАХИМ, Московской, Забайкальской железной дороги, на КВЖД в городе Харбине, физкультурном техникуме в подмосковной Малаховке. Наконец Петр, окончательно вылечившись от туберкулеза, вновь пошел служить - на этот раз
8. Лейтенант А.И Миронов,
7-я вдбр, Белоруссия, 1941
в Калининскую городскую пожарную охрану НКВД. Перед этим он женился на бывшей крестьянке Горкинского уезда Тверской губернии Анне, и в 1937 году у молодоженов появилась дочь....
Сидя в кузове "полуторки", Петр Иосифович снова и снова с тоской вспоминал свою четырехлетнюю дочурку и красавицу-жену. Ему удалось эвакуировать семью вместе со всем персоналом госучреждений г. Калинина в Горьковскую область, к родственникам сестры жены - Антонины. Муж последней - лейтенант Алексей Иванович Миронов, 1918 года рождения, выпускник 1941 года Калининского военного училища был тяжело ранен на Западном фронте и умер от газовой гангрены в эвакогоспитале ? 1893, был похоронен в городе Ковров, Владимирской области . "Жаль, что Тоня не успела родить ребенка от Алексея, остались Мироновы без наследника.... Какое счастье, что у нас с Анной есть дочь, хоть кто-то после моей гибели останется жить на этом свете!", - думал Петр, ведь он был профессионалом, и у него не было сомнений в своей будущей судьбе. Лишь в глубине души у него теплилась надежда остаться в живых в этой катастрофически начавшейся войне....
А тем временем машина въехала в ворота воинской части - конечную точку их маршрута. Выяснилось, что Петр прибыл для прохождения дальнейшей службы в 30-ю запасную стрелковую бригаду, располагавшуюся в Гороховецких лагерях, в резерве Московского военного округа. Про эти лагеря писатель-фронтовик Борис Слуцкий впоследствии писал:
На Гороховец, что с дрожью по коже,
Вспоминают фронтовики...
...На Гороховец, Горьковской области.
(Такое место на карте есть)
Оттуда рвутся на фронт не из доблести,
А просто, чтобы каши вдоволь поесть.
Из запасной бригады он был направлен в город Горький и там, на эвакуированных в тыл ленинградских Курсах усовершенствования начсостава , Петр превратился из кавалериста - рубаки и пехотинца - стрелка в артиллериста. Ему даже удалось в последний раз повидать семью в Лысковском районе, а в конце декабря, после успешного окончания сборов Петр оказался в городе Коломне, в уже сформированном отдельном противотанковом дивизионе, получившем вскоре 173-й номер. Военком штаба дивизии батальонный комиссар Озерный с начальником артиллерии по фамилии Чевгус предложили ему занять место начальника службы артиллерийского снабжения. Старший лейтенант согласился, и вскоре начальник 4-го отделения интендант 3-го ранга Гусев передал ему выданное в штабе черное коленкоровое удостоверение, где он был вписан в качестве лица, занимающего вышеуказанную должность. На новом месте в его подчинении было еще четверо лиц комначсостава и походные артиллерийские мастерские, включавшие в себя шесть командиров среднего звена, а также четыре десятка сержантов и рядовых. Однако в связи с тем, что в противотанковом дивизионе была нехватка подготовленных артиллеристов - командиров огневых батарей, вскоре старшего лейтенанта назначили командиром 3-й батареи 45-мм пушек дивизиона .
9. Петр Иосифович с семьей, 1941
Дивизион располагался в длинном одноэтажном кирпичном здании невдалеке от железнодорожной станции Старая Коломна. Командовал им Георгий Григорьевич Мисюра - черноволосый, с усами "а-ля Семен Михайлович Буденный" армейский капитан. После утверждения декабрьских штатов дивизион был введен в состав 401-ой стрелковой дивизии, сформированной в Приволжском военном округе и в декабре переброшенной в Коломну. В ходе передислокации соединение было переименовано в 135-ю стрелковую дивизию "второго формирования". В те дни комплектование войск осуществлялось по утвержденным в июле 1941 штатам так называемой "легкой" сд РККА военного времени, или, как ее еще называли - "10-тысячной дивизии". По штату такое соединение состояло из трех стрелковых и одного артиллерийского полка, батальонов - саперного и связи, а также вновь введенного в штат с декабря противотанкового дивизиона, других подразделений обеспечения и обслуживания .
Весь январь и до первой половины февраля в частях дивизии шла напряженная боевая учеба. С раннего утра и до позднего вечера с рядовым и командным составом проводились занятия в классах и поле. Накануне отправки на фронт дивизия провела невдалеке от Коломны большие учения, на которых, в частности, пехота наступала вслед за огневым валом, который создавала перед боевыми порядками пехоты вся артиллерия
соединения. Десятого января полки и подразделения приняли присягу и, таким образом, через два месяца после начала формирования 135-я стала полноценным войсковым соединением. Ее командиром был назначен полковник Иосиф Иванович Попов , а начальником штаба - еще один участник гражданской войны - Антон Прокофьевич Гаран, имевший воинское звание подполковник. Дивизия насчитывала чуть больше одиннадцати тысяч военнослужащих, и вакансий на начало января в ее составе почти не было.
173-й отдельный противотанковый дивизион принял присягу раньше других частей - уже 25.12.1941. Петр по прибытии с курсов вместе с вновь назначенными в дивизион бойцами и командирами еще раз присягнул на верность Родине. Конечно, он считал, что Мужчина, Защитник принимает клятву только один раз и на всю жизнь, красный командир ее уже дал Отечеству однажды в 1924 году, но порыв, которым был охвачен личный состав в тот торжественный момент, должен был еще сильнее сплотить его батарею. Поэтому Петр вместе с безусыми юнцами и убеленными сединами ветеранами вновь произнес торжественные слова, не менявшиеся впоследствии десятилетиями: "...Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами..."
Сидя в эшелоне, везущем подразделение Петра на фронт, он уже знал, что биться с врагом его дивизия будет под городом Ржевом. "Ну вот, мне предстоит сражаться в тех краях, где жили мои предки по матери", - Петру было хорошо известно, что ее девичья фамилия была "Ржевская". "Скорее всего, фамилия родительницы возникла именно в тех местах, а уже после ее возникновения прадеды ушли на Дон и стали казаками", - подумал тогда еще Петр Иосифович.
10. Здание в городе Коломне, на улице Полянская, д. 6,
где формировался 173-й (29-й) оптадн в 1941-1942 годах.
Первая продолжительная стоянка воинского состава было на станции Сонково Калининской области. В привокзальной комендатуре, куда Петр отправился для решения хозяйственных вопросов, он увидел своего сослуживца по пожарной части г. Калинина - Михаила Грязнова, дежурившего на вокзале в качестве руководителя Местной ПВО. До войны "дядя Миша" параллельно своей основной специальности подрабатывал сапожником, чиня всем сослуживцам обувь, и его хорошо знали не только сами пожарные, но и все их домочадцы. Они обнялись, так как уже не чаяли увидеть друг друга живыми - всех служащих пожарной части в сентябре отправили в какой-то лагерь под Тверью, и их дальнейшая судьба была неизвестна Петру. При этом никто из начальства своевременно не распорядился эвакуировать их семьи, а старшему лейтенанту тогда "крупно повезло" - по очередному написанному им рапорту решался вопрос об отправке в действующую армию, и он, оставаясь по этой причине в городе, случайно узнал, когда в эвакуацию отправится последний пароход. На него Петру и удалось в самый последний момент посадить семьи некоторых пожарных, в том числе своих домочадцев, а также некоторых родственников жены.
"В Калинин я вернулся в декабре, - начал свое повествование дядя Миша, - город за два месяца боев и оккупации, конечно, пострадал очень сильно - на Миллионной, то есть Советской улице осталось всего два целых дома - почта, да еще аптека. Ну, та самая, что недалеко от нашей пожарной части на улице Крылова. Твоя квартира тоже была разрушена, да что говорить - от всего нашего дома на улице Советской ? 49/37 осталось одно только воспоминание - прямое попадание немецкой авиационной бомбы. В здании пожарной части, которая не пострадала, в период оккупации было расквартировано какое-то вражеское подразделение - фрицы загородили проезд по Серебряной улице, а входили в здание через переулок Специалистов. Моя семья при них оставалась на месте - да, конечно, я знаю, что ты предлагал жене уехать, спасибо тебе! Но она сама тогда решила, что останется в городе, и будет ждать меня! Толика моего помнишь, он ведь ровесник твоей дочурки? Так вот, и жена, и сын, и другие дети сотрудников - все говорят, что немцы относились к семьям пожарных хорошо, не обижали их и не выселяли, детишек угощали сахаром, конфетами, иногда даже шоколадом. Особенно хорошим человеком, по словам моего Тольки, был один пожилой германец, старавшийся всячески подкормить всех проживавших в "пожарке" ребятишек. Но не все они были такими! На площади Ленина находилось гестапо, во дворе которого они расстреляли и замучили много наших людей. А здесь, в Сонково я оказался всего месяц назад - наш начальник пожарной охраны Павлов - ты ведь у него замом был, предложил мне повышение. А вообще все пожарные, кто не погиб при бомбежках, служат на прежних должностях - бронь нашу никто не отменял".
11.Командирское удостоверение личности.1941 год.
Они успели еще немного поговорить, но тем временем эшелон тронулся, и начал набирать ход. Петр бросился к своей теплушке.... Через сутки они стали приближаться к станции Бологое, а старший лейтенант все еще думал о встрече с "дядей Мишей" - из всей пожарной части только он один, да еще Кузьма Евстафьевич Лобанов, ставший на фронте рядовым сапером, пошли добровольцами на фронт.
На запасных путях "крайней" в Калининской области станции налет немецких бомбардировщиков прервал его размышления, и артиллеристы по команде комбата прямо из вагона открыли сосредоточенный огонь из карабинов по вражеским самолетам. А потом невдалеке от насыпи они хоронили своих первых убитых. Проведя на станции Бологое несколько дней, во время которых батарея доукомплектовывалась, получала недостающее вооружение и боеприпасы, ходила в кино и санитарную обработку, они вновь загрузились в эшелон, который вскоре проследовал Осташков и покрытое льдом озеро Селигер. За дверью теплушки проплыли станции Пено, затем Андреаполь и к концу февраля транспорт прибыл на станцию Торопец. Почти по всему маршруту эшелон подвергался непрерывным бомбежкам, и многочисленные свеженасыпанные холмики над братскими могилами убитых были вехами, отмечавшими путь соединения. Впрочем, они видели на своем пути не только своих погибших - немецкие трупы в серо-зеленых шинелях на подступах к Торопцу лежали буквально ковром.
Накануне прибытия на передовую двух свежих соединений - 134-й и 135-й сд, 3-го марта 1942 года Калининский фронт начал Ржевскую наступательную операцию против 9-й полевой армии противника. Наступление имело целью: прорвать оборону врага на ряде участков и концентрическими ударами на Ржев - Оленино расчленить его группировку, уничтожив по частям, и тем самым ликвидировать ржевско - сычевско - бельско - оленинский плацдарм, с которого немцы могли угрожать Москве. Обе вновь сформированные дивизии в это время уже совершали марш пешим порядком по маршруту: Андреаполь - Торопец - Старая Торопа - Ильино, перемежающийся непрекращающимися боями местного значения. Позже операцию, в которой они участвовали, назовут Ржевско-Вяземской . Вновь прибывшие соединения были введены в сражение на все более увеличивающемся разрыве между 4-й Ударной и 22-й армиями , уничтожая недобитые остатки и контратакующие части противника в районе: Старая Торопа - Андреаполь - Ильино. Основное отличие Ударной армии от "обычной" заключалось в том, что ее личный состав получал повышенное денежное содержание, увеличенное в 1,5 раза у комначсостава и в два - у сержантов и рядовых. Запомнились слова командира дивизии: "Партия и Советское правительство установило выплаты денежного содержания вам и вашим семьям почти вдвое более высокие, чем военнослужащим других армий - как составу только что созданных гвардейских соединений и частей. Это высокое доверие, оказанное нам! Поэтому, я надеюсь, вы и сражаться будете, как львы".
12. Красноармеец Алексей Яковлевич
Андреев, 1914 г/р. Загорск, 1941. Служил в комендантской роте 135-й сд, позже - в 85-й
роте охраны штаба 41-й армии. Погиб 26.10.
1942. Похоронен в братской могиле в деревне Макарово. По свидетельству участкового Г.Н. Акулова ни могила, ни сама деревня больше не существуют.
В конце марта обе дивизии при 30-ти градусном морозе и практически полном отсутствии дорог совершали очередной, почти стокилометровый марш. Личный состав 135-й был экипирован для боевых действий очень хорошо - все бойцы были одеты в шинели с одетыми под ними ватными телогрейками и такими же брюками, на головах под стальными шлемами образца 1940 года - армейские шапки - ушанки. Буденовок и прочих устаревших предметов обмундирования в дивизии не было. Поверх всего снаряжения, за исключением валенок или сапог, до поры-времени находившихся в вещевых мешках, на всех бойцов и командиров были надеты белые комбинезоны. На руках - как меховые, так и суконные трехпалые солдатские рукавицы, а командирам от взводного и выше еще в Коломне выдали кроликовые безрукавки. Пистолеты командирам взводов и рот в дивизии не выдавали - все они, как и рядовые бойцы были вооружены винтовками Мосина, автоматами или карабинами. Около недели подразделения по ночам двигались по тоннелям из снега, открытым только сверху, зато снабженным четырехметровыми горизонтальными стенами, которые постоянно росли от расчищаемых бойцами наносов. Снежный покров в том году был невероятно глубоким и доходил местами до двух метров. Под ним находились незамерзшие под толстым слоем болота, и на этой "дороге" постоянно застревала вся автомобильная техника. Выдвижение дивизий в первый же день было вскрыто разведывательной авиацией противника, и весь свой путь на передовую войска подвергались непрерывным бомбежкам.
Еще 5 марта 1942 немецким командованием было получено указание Гитлера: "Все доступные силы группы армий "Центр" должны быть собраны для удара 9-й армии в направлении города Осташкова". Но немецкие войска в последующем не смогли опрокинуть соединения 3-й, 4-й Ударных армий, и лишь 7-я танковая дивизия, выполняя приказ, смогла с боями вновь дойти до города Белого, где оборонялась переброшенная в январе из Франции 246-я пд. Оба немецких соединения образовали позже оперативную группу генерала Функа, которая удерживала на стыке 22-й и 39-й советских армий узкий коридор, остававшийся в последующем неизменным до июля. Именно с этими вражескими дивизиями, а еще 2-й тд и остатками других частей, военных комендатур, обороняющих вклинение в оборону советских войск к северо-востоку от Смоленска, пришлось в ближайшие месяцы сражаться сформированной для обеспечения быстро удалявшегося от соседей левого фланга армии генерала Голикова оперативной группе генерала Колпакчи .
13.Фрагмент карты боевых действий в районе
Ржева, Вязьмы, Сычевки, Белого. Линия
фронта обозначена по состоянию: на декабрь
1941, январь 1942 и конец апреля.
Войска Калининского фронта в течение первого дня мартовского наступления вели ожесточенные бои в районе г. Велижа и северной части г. Белый. Третья Ударная армия приступила к штурму г. Холм. Отдельные части 135-й сд сражались в этот день на станции Торопец, а многие с 3 по 8 марта дрались под городом Андреаполем. Четвертого марта войска правого крыла и центра Калининского фронта продолжали тяжелые наступательные бои по уничтожению холмской и велижской группировок противника. Штурм войсками 3-й Ударной армии г. Холм противником был отражен. У города Белого 4-я Ударная армия продолжала бои по освобождению города. 135-я сд к 11-му марта взяла деревню Тюрино Ильинского района, хотя еще 13-го марта некоторые части дивизии дрались на станции Старая Торопа. Восемнадцатого марта войска 3-й и 4-й Ударных армий Калининского фронта возобновили наступление на холмско - локнянском, велижском и демидовском направлениях. В тот же день 135-я сд атаковала деревни Савино, Голубы Ильинского района, наступая в направлении г. Демидова. Немцы оказывали упорное сопротивление, и соединение несло тяжелые потери. Наступление советских армий развивалось медленно. Девятнадцатого марта 4-я Ударная продолжала наступление только на велижском направлении. На остальных участках и в полосе 3-й Ударной армии противник остановил продвижение советских войск. Войска 22-й армии продолжали тяжелые уличные бои за г. Белый, другие объединения Калининского фронта вели боевые действия по уничтожению велижской группировки противника. Двадцатого марта 22-я армия продолжала уничтожение противника в районе Оленино и во взаимодействии с двумя дивизиями 4-й Ударной очищала северную часть г. Белый. А 23-го 135-я сд получила приказ: совершить марш по маршруту Винокурово - Малое Ильино - Прудок - Прусохова - Задорье - Подвезье - Устье - Макарово, и к 16.00 27.03.1942 сосредоточиться в районе: Подвезье - Малое Макарово - Зайково.
Уже вечером 27-го марта в деревне Малое Макарово командир дивизиона дважды собирал командиров противотанковых батарей. В первый раз он довел им предварительные боевые задачи: 2-я и 3-я батареи придавались 396 и 497 стрелковым полкам, а 1-я оставалась в резерве командира дивизии.... Ближе к ночи он вновь собрал комбатов и, сидя за столом, на котором лежала карта - "пятидесятка", сообщил свежеполученную информацию: "Только что командир дивизии отдал боевой приказ. Я при его отдаче также присутствовал. Полковник Попов довел, что противник численностью до четырех пехотных полков обороняет город Белый, одновременно атакуя в северо-восточном направлении, в котором наступает вражеский 404-й пехотный полк 246-й пд, а еще до двух пехотных батальонов 352-го пп той же дивизии с артиллерией и минометами занимают населенные пункты: Красногородка, Дворище, Вышегоры, Могильцы и Лосьмино.... Наша дивизия сейчас сосредоточена в районе: Ломоносово, Малое Макарово, Режица. Справа - 134-я сд ведет бои за дд. Околицы, Красногородка, Булатово, Демехи. Слева - 179-я сд. Задачи:
- командиру 497-го сп майору Логинову передовым отрядом до рассвета 29-го марта занять Бор. Боевое охранение выставить на высоту 216,8 - Вышегоры. Остальным силам полка сосредоточиться в районе: 3-я Лосьмянка, Смородовка, Азарово, Дуброво. Разведку вести до рубежа: урочище Свитское - урочище Петрушино. После занятия района приступить к превращению населенных пунктов в опорные.
- командиру 396-го сп подполковнику Найдышеву установить связь со 179-й сд в районе Дмитровки. Разведку вести в направлении: Воробьево - Поляново - Глинцево - урочище Стунево. Особое внимание обратить на лес северо-западнее деревни Залексоновки.
- 2-й и 3-й батареям приказываю немедленно начать выдвижение в части, которым они приданы, и доложить о прибытии не позднее 6-00 28.04. 1-й батарее и роте противотанковых ружей оставаться на месте.
А последнее, что я хочу сказать - по показаниям пленного немецкого обер-ефрейтора О. Шрампеля вражеские командиры требовали от солдат "...обороняться изо всех сил". Так что, уважаемые комбаты, доведите до подчиненных, что "веселой" прогулки с гармоникой, танцами и выпивкой у нас не предвидится. Свои задачи вы знаете. Идите и удачи вам!"
...В ходе совершения марша в районы, назначенные для перехода в наступление, части 134-й, 135-й и 179-й стрелковых дивизий начали вести боевые действия как севернее, так и южнее реки Лосьмянки, в полосе 22-й армии. Первым, после 20-минутной артподготовки всей артиллерии соединения, в бой на рассвете 30-го марта вступил 1/497 сп капитана Г.М. Царева, усиленный одной ротой 2-го и одной 3-го стрелковых батальонов того же полка. Первый батальон захватил у д. Бор высоту 216,8 (217), но уже к концу дня в атаки вражеских позиций были втянуты другие подразделения 396-го и 497-го стрелковых полков. Противник от Бора и с высоты 216,8 отошел к Лосьмино и закрепился . Задача, поставленная командующим оперативной группой генералом Колпакчи, вскоре была изменена . Дивизия по новому плану должна была атаковать противника в первом эшелоне оперативной группы в двух направлениях: с севера от Залексоновского болота на Глинцево, Поляново, Демяхи и с юго-запада от Бора в направлении Демяхи. "Болотная" дивизия была самой укомплектованной и подготовленной из соединений оперативной группы, и потому должна была наступать на главном направлении, имея задачу: перерезать шоссе Пречистое - Белый, в дальнейшем, удерживая ее, частью сил наступать в направлении: Бабенки - Емельяново - Белый.
Впрочем, как почти всегда происходило в те дни, в свое первое широкомасштабное наступление молодое соединение шло не только практически вслепую, но и без поддержки артиллерии и авиации! По свидетельствам подавляющего числа очевидцев, автомобильная техника отстала из-за отсутствия бензина, а советских самолетов они не видели не только в ходе той операции, но и в течение почти всего 42-го года. По воспоминаниям ветеранов соединения очень плохо в те дни работала разведка - за первый месяц боев разведывательные подразделения 135-й не взяли ни одного "языка"!
Батареи 45-мм пушек, которые сами артиллеристы называли "Прощай, Родина", в соответствии с получаемыми от командиров стрелковых полков и батальонов приказами почти всегда следовали за атакующими подразделениями и, уничтожая вражескую бронетанковую технику, несли при этом тяжелые потери. Вернее, "потерями" было трудно назвать огромную убыль от непрерывных налетов авиации, артиллерийского огня противника и массовых заболеваний бойцов и командиров, которую маршевые роты и запасной полк дивизии время от времени пополняли , компенсируя выбывающий почти ежечасно из списков живых и здоровых личный состав .
Дмитрий Андреевич Крупейников вспоминал впоследствии про совместные действия артиллеристов 173-го оптдн и стрелковых полков, батальонов: "Дивизион для нас, пехотинцев, всегда был первой опорой, постоянно [находясь] в боевых порядках [стрелковых подразделений] - где помочь, где вытащить, куда дать огонь - [у нас с ним] было постоянное взаимодействие. Всегда помогали друг другу и совместно [буквально] прогрызали оборону противника.... Мы - пехотинцы поддерживали их огнем .... Командиру-артиллеристу надо [было] видеть все: соседей, противника, действия подчиненных, и все держать в своих руках - любая ошибка недопустима".
14. Атака переднего края обороны противника (высота 201,1).
Рисунок Л.И.Жданова, красноармейца 115-го сп 38-й гв. сд.
Бывший немецкий офицер Вернер Хаупт сообщает о тех событиях в своей книге "Сражения группы армий "Центр": "Верховное главнокомандование Красной Армии не захотело признать [сражение проигранным] и в марте приказало войскам Калининского фронта предпринять еще одно наступление для уничтожения оленинской группировки немецкой 9-й армии".
Именно в нем пришлось участвовать бойцам и командирам 135-й сд. После того, первого проведенного батареей боя подчиненные принесли Петру немецкий пистолет вместе с кожаной кобурой. Комбат внимательно разглядел трофей, вспомнив Наставление, которое он изучал совсем недавно со своими подчиненными - согласно последнего "...пистолет "Парабеллюм" является личным оружием всех офицеров немецкой армии. Он имеется в двух калибрах одинакового образца: 7,65 и 9 миллиметров".. А память продолжала рисовать картины - перед комбатом - три словно мелькали кадры кинохроники ...
...Тот, первый бой его батареи был очень тяжелым - пехотинцы, при поддержке огня противотанковых пушек, механически двигались к деревне Глинцево под ураганным огнем, многие из них, сраженные на ходу, падали в снег. Они перестали принадлежать себе уже в ту секунду, когда команда "Вперед!", щедро сдобренная отборным матом и криками командиров взводов выгнали красноармейцев из укрытий - с первыми же разрывами снарядов всех захватила дикая и беспощадная стихия боя. Артиллеристы по глубокому снежному покрову толкали вперед свои "сорокапятки", понукая измученных, голодных лошадей, помогая им при помощи лямок тянуть вперед орудия. Они старались не отставать от стрелковых рот, немедленно открывая огонь из пушек по вражеским огневым точкам, мелькающим среди домов и сараев немецким бронемашинам.
Разрывы снарядов и мин, осколки и пули косили движущиеся впереди пехотные цепи, время от времени сталь со свинцом обрушивалась на артиллеристов, разрывая на части живых и мертвых. Грохот боя глушил отчаянные крики лежащих повсюду раненых и умирающих, санитары метались между стеной шквального огня и распластанными телами, оттаскивая искалеченных, окровавленных бойцов и командиров в ближайшие воронки. Вскоре они уже переставали узнавать друг друга, лишь чутье да окраска обмундирования, техники позволяли отличать "своих" от врагов, по которым немедленно открывался сокрушительный огонь. Как в калейдоскопе мелькали покрытые гарью и кровью лица подчиненных, их сжатые зубы, резко выделяющиеся на фоне закопченных лиц, валяющиеся на земле куски разорванных снарядами людей и животных.... Выскочившие в тот день из переулка немецкий танк и бронетранспортер артиллеристы расстреляли огнем всех четырех находившихся в строю орудий. Два осколочных снаряда попали в открытую заднюю дверь вражеской бронемашины, взорвавшись внутри и разметав через верх убитых и раненых немецких пехотинцев, а танк лениво разгорался на обочине и, когда батарея входила на окраину населенного пункта, бойцы слышали душераздирающий вой горящих в нем заживо людей. Деревню в тот день дивизия взяла, при этом 5-я стрелковая рота, которую артиллеристы поддерживали огнем, потеряла ТРИДЦАТЬ человек убитыми и ранеными - около ТРЕТИ своего личного состава. Одним из первых в том бою был ранен сам командир стрелковой роты - его фамилию Петр забыл, и убит его заместитель по политической части Иван Петрович Артамошкин. Всех погибших в бою советских и немецких военнослужащих бойцы противотанковой батареи зарыли в общей могиле прямо на окраине деревни.
Военнослужащие 135-й сд тогда еще не знали, что 31-го марта 1942 года состоялось совещание в ставке Гитлера. Генералы Клюге и Модель доложили, что ввиду перенапряжения войск немецкое наступление в районе Осташкова в настоящий момент стало невозможным. Было утверждено решение ограничить усилия 9-й армии на ржевском участке созданием предпосылки для планируемого наступления, получившего кодовое название "Наводка моста". А на следующий день, 1-го апреля командование Группы армий "Центр" передало в штаб 9-й немецкой армии распоряжение генштаба Командования Сухопутных войск Германии об отмене операции в направлении Осташкова. В документе, посланном в армию генерала Моделя, цитировался следующий приказ генерала Гальдера: "На основании донесений командующего 9-й армией и командующего Группы армий "Центр" о том, что наступление на "О" (Осташков) до начала распутицы уже невозможно, для группы армий устанавливаются следующие задачи: 1. Подготовить проведение наступления после окончания распутицы. Пока не ясно, позволит ли развитие обстановки [на фронте] противника, особенно перед фронтом 3-й танковой армией, и положение немецких сил осуществить наступление после периода распутицы...; б) При любых обстоятельствах сохранить отсечение сил противника, находящихся в районе юго-восточнее и северо-восточнее Белый. По линии Белый - Духовщина, и под Нелидово перерезать вражеские коммуникации, идущие на Торопец...". Таким образом, первоочередной задачей 9-й полевой и 3-й танковой армий противника становилась задача нанесения максимально возможного ущерба снабжению советских войск, действующих на левом фланге Группы армий "Центр".
Впрочем, уже вскоре наступление советских войск в Залексоновских болотах окончательно захлебнулось. В марте-апреле в селе Бор располагалась санчасть одного из стрелковых полков дивизии. Деревни: Чичата, 2-я Лосьмянка, Лосьмино Бельского района также упоминались в донесениях в связи с расположением в них полевых медицинских учреждений. В Читатах с марта по середину мая находились: штаб 135-й сд и ее медико-санитарный батальон, располагавшийся в здании средней школы и сарае через дорогу - на берегу реки Аржать. Об этом, в частности, сообщили ветераны дивизии и подполковник Гаран в одном из своих донесений Начальнику Центрального бюро по персональному учету потерь Главупраформа с указанием местонахождения управления соединения - "дер. Чичаты", мест боев и безвозвратных потерях - "...473 человека с 4.04. по 21.04". А также "...список 62 умерших в госпитале дивизии с 28.03. по 30.04.1942" с указанием мест захоронения умерших - все в той же д. Чичата .
Морозы за дни "снежно - туннельного" марша дивизии резко ослабели, к началу апреля начало припекать солнце и внезапно пришла ранняя весна. Очевидец - фронтовик Л.Б. Кудряшев свидетельствует: "... подтверждаю, что 25 марта 1942 года лично участвовал на лыжах в разведке, причем ходили мы под Рудню, что между Смоленском и Витебском.... А числа 5-7 апреля началось бурное таяние снега и лыжи стали уже непригодны. Распутица... была такая, что ни прямыми, ни окольными путями невозможно было проехать даже на лошадях" . Это отмечает в своих мемуарах и немец Вернер Хаупт: "Затем начался период распутицы, когда невозможно было ни проехать, ни пройти, ни по одной дороге. Соединениям Калининского фронта не удалось ни на одном из участков прорвать оборону немецких войск, крепнувшую с каждой неделей".
Снег, необычайно обильный зимой 42-го, быстро таял, и окрестности буквально заливало водой. Начальник артиллерии, или, как его должность правильно называлась - "командующий артиллерией дивизии" написал через много лет в своих мемуарах про те дни: "...наступление наших войск 4-го апреля проходило в тяжелейших условиях весенней распутицы. Кто наступал тогда в Залексоновских болотах.... вряд ли забудет этот день. Вода льет потоками сверху, вода пробивается снизу, моментально заполняя свежевырытые окопы. Во влажных испарениях, в тумане идет в атаку пехота. Ноги вязнут в черном жидком месиве так прочно, что кирзовые сапоги прихватывает, как клещами. Орудийные расчеты с большим трудом, под огнем противника вытаскивают с помощью лямок 45-мм пушки на открытые огневые позиции. Минометчики несут на спинах и плечах минометные трубы, опорные плиты и металлические коробки с минами, вязнут в грязи, падают, и сами подняться на ноги не могут. Грязь в эти дни была нашим главным врагом. Она заставляла солдат терять много времени на преодоление каждого метра пути...".
15. Район боевых действий 135-й стрелковой дивизии. Фрагмент карты 1:200000 1942 года.
Несмотря на тяжелые погодные условия - дождь, снег, распутицу, к исходу первого дня наступления 1/396 сп майора Георгия Васильевича Исаева с боем захватил деревню Цыгуны и перерезал большак Демяхи - Белый. Осажденная в городе Белом вражеская группировка оказалась полностью блокированной.
Но командующий 9-й немецкой армией генерал-полковник Вальтер Модель, получивший это звание 1.02.1942, вовсе не собирался мириться со сложившейся обстановкой - он хотел сохранить плацдарм для соединения своих оленинской и бельской группировок с одновременным окружением частей советской 39-й армии, осуществленных по его приказу в июле. За одни лишь сутки - 8-го апреля немецкие самолеты бомбили передовые подразделения 135-й дивизии ПЯТНАДЦАТЬ раз! После нескольких безуспешных попыток сбросить с большака советские роты и батареи, противник в середине того же дня ввел в бой 7-ю танковую дивизию, переброшенную из района Смоленска .
Передвижения и транспортировку к тому времени артиллеристы осуществляли исключительно вручную - гужевого состава после десяти суток непрерывных боев в подразделении не было - большая его часть была убита, а остальные животные передохли от голода, болезней и перенапряжения в ходе бесконечных многонедельных маршей. Ведь конский состав - это не русский солдат, его надо своевременно и по норме кормить, чистить, давать время на отдых! Казенное "добро" редко пропадало, и многих из умирающих лошадей, зарезав, вечно голодные бойцы просто-напросто съедали, причем чаще всего в сыром виде. Иногда они варили на кострах и ели даже лошадиную кожу. Подразделения в непрерывных атаках порядочно износились и поредели, их белые маскировочные халаты уже после двух первых боев пришли в полную негодность. Бойцы едва держались на ногах от голода, недосыпания и усталости.
С утра 9-го бои возобновились с новой силой, а в 17-00 немцы с трех сторон атаковали Цыгуны. При этом враг вновь наступал свежими частями: одним батальоном пехоты из д. Клепики, усиленным батальоном из района д. Демяхи, и пятью танками с пехотой из Кузьмино - все эти немецкие подразделения ударили по героическому батальону майора Исаева. Противотанковая батарея уже к середине дня полностью израсходовала все боеприпасы к орудиям, в том числе неприкосновенный запас. Результатом их стрельбы были несколько поврежденных огнем вражеских бронемашин, нелепо застывших между Воробьево и Цыгунами.
К исходу тех трагических суток Георгий Васильевич вызвал Петра на свой командный пункт, и артиллерист, уже докладывая о прибытии, услышал конец фразы, которую майор прокричал в микрофон переносной радиостанции: "...Умру, но врагу деревню не отдам!..". Потом он повернулся к старшему лейтенанту и ровным, лишенным всяких эмоций голосом поставил ему боевую задачу: "Противник к северу от деревни Цыгуны разрозненными группами пехоты занимает высоту 205,6. Танков в его боевых порядках не обнаружено. Батарее противотанковых пушек приказываю: в 1-00 10-го апреля начать выход из окружения в северо-западном направлении - вдоль "Черного ручья", через восточный склон высоты "Пунктирная" в лес "Ближний". В дальнейшем скрытно, через болота продвигаться в направлении восточной опушки Залексоновского леса - в район, откуда мы начинали наступление. В случае обнаружения противником подразделения, батальон огнем и контратаками свяжет его на высоте 205,6. С собой приказываю забрать: обе полковые 45-мм пушки, минометы с расчетами, всех раненых, а также персонал для их переноски с медицинского пункта батальона. Боеприпасы к карабинам батареи снарядить в пустые пулеметные ленты, и вместе со всеми имеющимися в подразделении противотанковыми, ручными гранатами, бутылками "КС" и стеклянной посудой передать на мой КП. На каждого бойца, выходящего из окружения оставить по десять патронов образца 1908 года. Ваша основная задача - спасти материальную часть артиллерии и раненых".
Потом он добавил: "Комбат, послушай меня еще! Ручей разлился, и немцы туда вряд ли сунутся. Не любит наш враг воевать ночью, да и не предполагает он, что вы будете выходить по воде, да еще в самое ненавистное для него время! А ручей проходим, под талой водой довольно крепкий лед - разведка проверила. Завтра - наш "праздник", поэтому считаю, что гибель отлично подготовленного личного состава артиллерийских подразделений при полном отсутствии снарядов будет совершенно бессмысленной - короче, спасай материальную часть и бей этих гадов дальше. Пулеметчиков с пустыми лентами я к вам отправлю. Проверь, чтобы у твоих орлов не осталось ни одного трассирующего патрона, и во избежание случайного выстрела не было досланных в ствол боеприпасов.... Да,... еще... - отомстите за нас!"
Затем он совершенно спокойно повернулся в сторону противника, и начал ставить боевую задачу своему заместителю - единственному остававшемуся на тот момент в живых старшему лейтенанту. Это был начальник полковой школы 396-го сп Николай Русаков из Хабаровска - артиллерист познакомился с ним еще в Харбине, когда они вместе трудились на КВЖД, и не раз видел его в последнее время, отбирая младший командный состав для своей батареи. Остатки "школьной" команды были приданы 1-му батальону всего несколько дней тому назад вместе с истребительным отрядом лейтенанта Владимира Сверчкова, и оба эти подразделения понесли 7-го апреля тяжелейшие потери. Командир "истребителей" в тот же день погиб в рукопашной схватке, а все оставшиеся в живых бойцы и командиры этих двух подразделений были влиты в состав 1/396 полка и 3-й батареи 45-мм ПТП.
Николай Николаевич уже вторые сутки исполнял обязанности заместителя майора Исаева, несколько раз побывав на позициях противотанковой артиллерии. Теперь он получал боевую задачу вместе с последним из оставшихся в живых батальонных адъютантов. Петр узнал покрытое гарью, кровью и пылью лицо двадцатишестилетнего Георгия Говардовского из Кунцево, не имевшего воинского звания и, соответственно - знаков различия на петлицах своей гимнастерки, воротник которой выбивался из-под простреленного и изорванного солдатского бушлата. Тот быстро записывал в блокнот распоряжения майора, лишь мельком глянув на Петра. Они встретились глазами, и артиллериста пронзило мертвенным холодом пустого, безжизненного взгляда этого всегда в прошлом веселого, жизнерадостного человека. Артиллерист похолодел - он, словно живьем попал в могильный склеп. "Вот как, оказывается, выглядит человек, увидевший совсем рядом свою смерть! Хотя у меня, наверное, сейчас точно такие же глаза! Ведь ни одна живая душа пока не знает, удастся ли нам к утру выйти из окружения?" - подумал Петр, приложив руку к головному убору.... Передумав отдавать воинскую честь, он просто поправил фуражку на голове, резко повернулся на левом каблуке и отправился в свою батарею. Он так и не решился попрощаться со своими боевыми товарищами, делившими с ним в последние дни и радость побед, и горечь поражений. Не хотелось верить в то, что они были обречены; единственное, что оставалось сделать для них - мысленно пожелать хоть немного удачи, отвернувшейся в последние дни от подразделений, сражавшихся на большаке.
Для организации выхода из окружения в распоряжении командира батареи было всего несколько часов темного времени. Вскоре на позицию артиллеристов начали приносить и приводить раненых. Их было очень много. Заполночь все были готовы к прорыву, и ровно в 1-00 в абсолютной темноте подразделение начало выдвигаться в направлении Черного ручья. Петр прокручивал впоследствии в своей памяти картины, как на подходе к разлившейся водной преграде его бойцы вручную толкали по жидкому месиву четыре 45-мм противотанковые пушки. По ручью они двигались по пояс в воде, при этом над поверхностью были видны лишь верхние части щитков орудий. Когда они преодолели "Ближний" лес, выйдя к болотам, лежащим к югу от урочища Залексоновское, они вновь начали месить ногами чавкающую жижу, неся на себе носилки и поддерживая ходячих раненых. Свои шинели бойцы еще ночью отдали медицинскому персоналу для утепления "лежачих", тем не менее, над каждым из артиллеристов струился пар - словно от скаковых жеребцов после забега. Петр впоследствии всегда удивлялся, что после того нечеловеческого марша простудными заболеваниями в его подразделении не заболел ни один человек!
...Ожесточенные кровопролитные бои продолжались вокруг Красногородского озера весь апрель и май. Достаточно сказать, что через медсанбат дивизии к 9-му апреля только ранеными прошло 1245 человек - свыше одиннадцати процентов от численности соединения, не считая убитых, пропавших без вести, а также доставленных в санчасти полков и медицинские учреждения 179-й сд, наступавшей севернее, в направлении города .
Противник почти непрерывно бросал в контратаки танки и автоматчиков, производил артиллерийские обстрелы и осуществлял налеты авиации на позиции советских войск, сражающихся в Залексоновских болотах, и все эти недели превращались в одну сплошную, не затихающую ни на минуту кровавую карусель. Населенные пункты, высоты, урочища, здания, блиндажи и позиции по нескольку раз переходили из рук в руки, подступы к ним все гуще и гуще заполняли тела убитых с обеих сторон и черно-рыжие остовы сгоревших немецких танков и бронемашин. Дни сменяли ночи, а все вокруг продолжало стонать, грохотать и взрываться, превращая жизнь бойцов в нескончаемое тускло-серое существование, не имеющее ни прошлого, ни будущего, ни начала, ни конца. Существовало только настоящее, и оно до краев было наполнено грохотом разрывов, воем осколков, смертью и сладковатым трупным запахом! Даже время и почва под ногами уже не были реальностью, зато зыбкая, качающаяся под ногами земля было щедро полита кровью их товарищей, удобрена лежащими повсюду частями тел живых и мертвых - врагов, пришедших поработить эту землю, и своих, защищающих ее. Многие красноармейцы сходили с ума, некоторые даже забывали при бомбежках свои имена!
Петра в те дни тоже накрыло взрывом авиабомбы и с нечеловеческой силой швырнуло на бруствер окопа. Он лежал и смотрел на затянутое дымом серое небо, по которому с ревом проносились бомбардировщики с черными крестами на крыльях, и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Слезы сами собой текли по его лицу от ощущения бессилия и безысходности. Время тоже остановилось, и он даже мог разглядеть лица немецких летчиков за колпаками кабин, скалящих зубы и обменивающихся какими-то сигналами. В мире не оставалось больше ничего, только ужас, смерть и эти самолеты, прилетевшие, чтобы жечь, разрушать, калечить и убивать защитников позиции! Мыслей тоже не было, лишь детская считалочка звучала в мозгу:
Szedł Żyd z Warszawy,
Niósł Żyd cymbały.
Spotkal Żyd pana:
"Graj, Żydzie!"
"Szabas, panie!"
"Kij na Żyda!"
"Zaraz, panie!:
Ljachczin - czachczin,
Tyr - dyr - dam.
Jak pan każe,
Tak gram?"
Петр считал слоги у детского стишка, которым они с друзьями пользовались в Варшаве, и загадывал, что вот сейчас, с последней ее фразой очередная бомба, вывалившаяся из-под фюзеляжа "Юнкерса" попадет прямо в него. Но огромная черная точка прошелестела над головой и шлепнулась в болото, почему-то не содрогнув взрывом земли. Комбат даже пожалел при этом, что она не оборвала его мучений! Вскоре старшего лейтенанта нашли уцелевшие бойцы третьей батареи, откопали из земли нижнюю часть туловища, перевязали голову и, когда к нему вернулся слух, доложили, что в подразделении погибло еще четверо бойцов, десять ранено, выведены из строя две "сорокапятки".
...Какие-либо сведения о 173-м дивизионе в донесениях о безвозвратных потерях дивизии до конца 1942 года отсутствуют совершенно, как будто и не существовало такой воинской части в составе соединения и вообще на Калининском фронте ! Сохранились лишь отдельные упоминания, что "...28-го мая сорок второго дивизион вместе с батареями 276-го артполка вел бой против немцев, занимавших город Белый". Весь июнь "болотная дивизия" сражалась на улицах города в составе группы генерала Березина, и в ходе боев потеряла убитыми, ранеными, пропавшими без вести большое число бойцов и командиров. Имеются документы, датированные апрелем - в них назван адрес противотанковой части в те трагические дни: "Действующая армия, ппс (полевая почтовая станция) ?1714, 173-й оптд". Впоследствии дивизион получил другой номер полевой почты - 81153.
А 3-я батарея тем временем вместе с пехотинцами непрерывно ходила в атаки, контратаки, чередующиеся оборонительными боями. Они не отражались в сводках Информбюро, так как были всего лишь "боями местного значения". К середине месяца артиллеристы "сидели" на дороге возле безымянного водоема, находящегося среди нескончаемых Залексоновских болот. 1-я и 2-я батареи дивизиона к тому времени заняли позиции в районе деревень Михалево и Дуброво, южнее н.п. Чичаты. Эти два подразделения - единственный резерв, оставшийся в распоряжении командира дивизии, отвели назад - для прикрытия тылов соединения от удара с запада и защиты полевого госпиталя. Несомненно, что все находившиеся в районе мест боев 3-й батареи болота носили у местного населения какие-то названия, но они остались неизвестными не только военным геодезистам, составлявшим в сорок первом топографические карты близлежащих мест, но и личному составу подразделений, оседлавших позицию. В памяти бойцов и командиров оставались лишь кровоточащие названия: "Цыгуны", "Черный ручей", "...речка Красногородка,... ну та, что после поворота становится Лосьмянкой", и еще страшная "...Высота Номер Двести-Шестнадцать-И-Восемь". За эту точку на карте они непрерывно сражались последние дни, и она стала их богиней, мучительницей и палачом - подступы к окопам, непрерывно переходившим из рук в руки, были буквально завалены трупами: с севера и запада - наших бойцов, а с юга и востока - немецкими! Здесь же среди воронок, развалин двух ДЗОТов, искореженного вооружения и обломков проволочных заграждений лениво чадили немецкие танки, отлитые совсем недавно в Германии из знаменитой крупповской стали. Они были железными, а все равно горели, как сырые поленья, заволакивая окрестности густым черным дымом от догорающих нефтепродуктов, взрывчатки, резины, перемешанного с запахом поджаренного человеческого мяса....
Петр уже давно привык к тому, что во время сливающихся в один непрерывный гул разрывов, орудийной канонады, треска пулеметных очередей и отвратительного чавканья немецких пристрелочных пуль типа "Б" его бойцы фанатично выкрикивали, вместо обычных в бою: "На, гад, получи!..", "За Родину!.." и "Что, тварь, не нравится?", густо приправленных самым площадным матом еще и "Верую...", "Матка Боска...", "О-о-о, Бисмалла Рахмат Рахим...", другие знакомые им с детства молитвы. Впрочем, обращаемые к мертвому, безжизненно - серому небу горячие слова мало помогали, и уже через несколько дней "внезапно уверовавших" в искалеченном виде доставляли в медико-санитарные роты, а чаще всего после одного - двух боев их уже не было в живых. Церквей поблизости тоже не существовало - все они были разрушены много лет назад, в период массовой борьбы с культом, в которой в свое время принял участие и Петр. Стены тех храмов, что не были разрушены до самого основания, сиротливо стояли среди пепелищ - местность за эти месяцы превратилась поистине в лунный пейзаж. Словно гигантский косильщик прошел по окрестностям с огромной "литовкой", уложив на землю все, что хоть чуть-чуть выступало над поверхностью - тысячи зданий, миллионы деревьев, десятки тысяч людей. От множества находившихся в округе деревень остались только ряды когда-то выбеленных известкой русских печей, виселицы у околиц да свежие бугры братских могил уничтоженных врагом местных жителей. Тригонометрические пункты, отдельно стоящие деревья, целые леса и рощи были срезаны миллиардами осколков снарядов и бомб, пейзаж изменился до неузнаваемости, а потому только высоты, да полуразрушенная кирпичная колокольня красногородской церкви служили командирам в качестве ориентиров при топографической привязке. Второй, невидимый теперь большой храм в Чичатах еще совсем недавно использовался оккупантами в качестве эшафота - на торчащей среди развалин арматуре они вешали подпольщиков, партизан и местных жителей. Православная вера была не в почете у всех властей, владевших краем в последние два десятка лет!
В памяти комбата всплыла деревня Цыгуны - такой, какою она была видна с КП противотанковой батареи - ее низкие, приземистые домики словно качались на зыбких волнах черного дыма пожарищ, дымчатого марева и испарений, идущих от болот. В то утро, 10-го апреля, среди сотен лежащих повсюду трупов, дымящихся бронемашин, развалин домов, укреплений, перепаханных тысячами снарядов, 1-й батальон 396-го полка готовился принять свой последний бой. Исход его был неизбежен - боеприпасов, которые оставила в Цыгунах 3-я батарея, должно было хватить самое большее на несколько минут стрельбы. Впоследствии Петр вспоминал выход своих бойцов из окружения - они шли по Черному ручью вдоль высоты "Пунктирная", молясь каждый своему богу, чтобы на ее восточных склонах не оказалось немцев. Красноармейцы боялись даже кашлянуть - вражеские позиции на высоте 205,6 были всего в пятистах шагах, и у них не было ни одной свободной руки, чтобы выстрелить по врагу. К моменту появления далеко к востоку от них солнечного диска они встретили подразделения 791-го полка, выдвигающиеся навстречу....
А за их спиной с первыми лучами рассвета 10-го апреля загрохотал ружейно-пулеметный огонь, к которому вскоре присоединилась немецкая артиллерия. Истекающий кровью батальон отвлекал на себя внимание врага и глушил звуки передвижения батареи и медиков, отягощенных скорбным грузом. К исходу девятых суток непрерывных боев 1/396 сп, медленно отходя на север, был почти в полном составе уничтожен . Майор Исаев погиб ближе к вечеру, последним из всех командиров. По донесениям, хранящимся в архиве Министерства обороны, это произошло около 15-00, и для истории сохранилась последняя радиограмма командира батальона, записанная на КП дивизии связистами: "...Боеприпасов нет, людей нет, взрываю себя гранатой..." - после этих слов связь оборвалась. Как сообщил впоследствии о произошедших возле деревни событиях очевидец из местных жителей: "...немцы подогнали к Цыгунам танки и загнали наших бойцов в мох..." . В тот день, когда закончил свой жизненный путь Георгий Васильевич, его подчиненных при поддержке пехоты атаковали сразу двенадцать железных чудовищ, а еще около пятнадцати вражеских машин ожесточенно штурмовали позиции других частей дивизии, пытаясь прорваться к Чичатам.
Штаб 135-й встречными боями пытался поддержать подразделения, обороняющие большак, и к Цыгунам прорывался батальон капитана Кузнецова из состава 791-го полка. Но он опоздал - к исходу того трагического дня 1/396 сп был истреблен почти в полном составе - немногим из его состава удалось выйти к своим, и лишь около сорока человек, в основном раненых, попали в плен. Пробившиеся к трассе советские подразделения вышли на рубеж Воробьево - Цыгуны и в ярости от увиденной картины расправы сошлись с противником в штыки, нанеся удар такой силы, что немцы, как обычно, в панике бежали сразу в двух направлениях - в Клепики и Кузьмино. Тем не менее, к 12-му апреля непрерывными контратаками врагу вновь удалось остановить наши части, налетами авиации, чередовавшимися интенсивным артиллерийским огнем обескровить их и добить последние очаги сопротивления на большаке. Вскоре немецкие танкисты сбросили остатки советских батальонов с дороги, деблокировав свою окруженную Бельскую группировку.
...14-го апреля было затишье, и остатки 3-й батареи стояли в обороне. Они заняли окопы, почти доверху залитые водой от оттаявших болот и речушек. Тела солдат и офицеров обеих противоборствующих сторон, убитых как совсем недавно, так и в прошлом году, до сих пор лежали не захороненными в окрестных лесах, оттаивая из-под снега на солнце. Вода и тающий на реках и болотах лед был, как и заходящее по вечерам солнце розово-красным. Артиллеристов поставили прикрывать эту позицию, так как дорога, тянущаяся среди мертвых, почти безжизненных водоемов, оставалась единственной трассой, проходимой для вражеской техники, а потому являлась танкоопасным направлением. Почти каждый день немцы бомбили и обстреливали позиции, иногда проводя пехотные атаки и налеты авиации, пытаясь любой ценой уничтожить обороняющиеся невдалеке от Лосьмино части дивизии. А саму деревню советские подразделения почти непрерывно атаковали с севера, пытаясь уничтожить оборонявшийся в ней батальон немецкого 352-го пехотного полка...
Потери в живой силе у батареи 45-мм противотанковых пушек и находящихся невдалеке пехотинцев были просто колоссальными - люди выбывали из строя один за другим. Убитых и раненых, за редким исключением, уже никто не эвакуировал - катастрофически не хватало санитаров, транспорта, и потому раненые вскоре умирали в страшных мучениях из-за отсутствия медицинской помощи. Предать земле павших было невозможно из-за непрерывного огня противника, а рыть могилы было тем же самым, что бросить трупы плавать в водоемы. Земля на позиции практически не встречалась и, кроме самой дороги, вокруг была одна только промерзшая зловонная жижа. Поэтому тела командиров и красноармейцев просто складывали штабелями позади окопов вместе с немецкими трупами.
16. Развалины села Лосьмино и лес к северу от него, из которого врага весь апрель 42-го непрерывно атаковали 396-й и 791-й сп. Местность такова,
что зачастую огонь немцам приходилось открывать
в упор, с расстояния в "...30-100 метров".
Доходило и до рукопашной, поэтому вскоре после прибытия "на болото", прикончив из трофейного пистолета добежавшего до нашего окопа фашиста, Петр "добыл" складную алюминиевую вилку-ложку 1939 года выпуска с выбитым на ней вермахтовским орлом. Он извлек ее из сапога убитого - и это был единственный трофей, который Петр привез с войны . Еще он обнаружил несколько банок консервов и поджаренный хлеб в котелке, притороченном на спине застреленного солдата германского Вермахта. Если бы он знал, с какой тоской его подчиненные будут вскоре поминать те "вражьи" продукты!
Позиции германской пехоты находились за болотом - они занимали дома в окрестных селах, превращенных в неприступные опорные пункты, состоящие из окопов, блиндажей, ДЗОТов, опущенных под землю деревянных домов местных жителей, вокруг которых все было буквально нашпиговано проволочными заграждениями и минными полями. Из деревень: Лосьмино, Демяхи, Клепики, Дворище они уже несколько дней непрерывно контратаковали наши войска. Пейзаж открывал взору резко пересеченную местность, состоящую из бесчисленных сопок, лежащих среди озер, болот и ручьев, а также речки Красногородки, текущей среди холмов, и вся расстилающаяся вокруг местность была густо покрыта телами погибших.
Время от времени немцы заводили граммофон с записями своих маршей, иногда - с песнями Леонида Утесова. Петр, услышав одну из них, вспомнил, что был знаком с исполнителем лично еще в 1914 году, когда тот руководил ватагой мальчишек, помогавших взрослым разгружать баржи в одесском порту.... По окончании "представлений" фрицы обычно орали в сторону наших позиций: "Рус, сдавайся! Война капут!.." и подпускали к вещанию "агитаторов" из перебежчиков. Те, конечно, "толкали" речи с обещаниями сытой жизни, цивилизованностью захватчиков и "раем" на земле в немецком тылу, особо напирая на то, чтобы бойцы "случайно" не забыли взять с собой в плен ложки и котелки.
После этого почти всегда начиналась перестрелка, ведь многие уже знали о сотнях расстрелянных под Рудней советских военнопленных, обезображенные тела которых были найдены не захороненными во рву за поселком! Кроме того, на пути наших войск попадалось множество местных жителей, чудом спасшихся от бесчеловечности оккупантов. Одна из женщин, случайно выжившая в Пречистенском районе, молча и без слез рассказывала о
пережитом: "...Мы жили рядом с Воронцово - в деревне Новая. Однажды немцы пришли в село, согнали всех баб, стариков и детишек в сарай и сожгли их заживо. Я шла из соседней деревни и лишь издали слышала стрельбу, крики горящих людей и довольный гогот этих извергов. Все мои родные тогда погибли - дети, а также мать, сестра с семьей и свекровь. Отомстите за них, ребята!" . Губы подчиненных Петра белели от ненависти, когда они слышали подобные свидетельства, впрочем, со зверствами врага они сталкивались постоянно, находя в деревнях и окрестных лесах следы целенаправленного истребления местного населения, особенно мужчин разных возрастов и мальчиков от 7 до 12 лет. Иногда палачи расстреливали даже пятилетних ребятишек. Чаще всего они развлекались тем, что убивали детей выстрелом из пистолета в голову, смотря им в лицо - на лесных полянках бойцы противотанковой батареи часто находили целые группы подростков с черными точками между глаз, будто бы прилегших отдохнуть... Генерал-майор Максимилиан Зиры - "...старый и заслуженный солдат...", видать, очень сильно тосковал по виселице .
17. Схема района боевых действий 396-го сп на 22.04.1942
...Но в тот день, пришедшийся на середину апреля, было затишье - немцы укрепляли занятые ими в последние дни позиции. Над болотами разносились звуки репродуктора - прибывшая на фронт советская агитационная машина вела пропаганду на немецком языке. Знакомый по совместным боям пехотный лейтенант из соседней дивизии, вышедший со своей разведывательной группой и пленным немецким фельдфебелем к
противотанкистам, первым на позиции увидел Петра. Они обнялись, как братья, и тот попросил покормить разведчиков, не державших во рту и маковой росинки уже несколько суток. Артиллеристы достали все свои скудные запасы, остатки "наркомовской" водки, и стали потчевать гостей прямо в окопе с водой. Плюхнувшись ногами в траншею и увидев за позициями штабеля с мертвецами, лейтенант нисколько не удивился, а посетовавшему на отсутствие снабжения Петру сказал: "...Говоришь, батарея уже вторую неделю не получает продуктов?.. Чему ты удивляешься, комбат? Я воюю, практически, с самого начала войны и скажу так: даже жизнь командира роты для начальников не значит ничего. Противогаз с гофрированной коробкой - и тот для них гораздо дороже! Химик полка в 41-м имел строгий приказ - собирать противогазы после боя. Что и делал! А раненых солдат и лейтенантов некому было подбирать! Они и тогда, и сейчас сами ползут, истекая кровью в санроты. Убитых и замерзших в снегу вообще не учитывают. Против их фамилий в списке ставят крестики и считают, что они "списаны" на войне. Спроси в полку штабистов, где похоронены солдаты и лейтенанты? В "похоронках" названия деревень и населенных пунктов указаны, а где на самом деле остался лежать убитый - этого не знает никто".
Последнее из сказанного было сущей правдой - Петр однажды случайно увидел в штабе черновик донесения о боевых потерях своей дивизии - в нем не только не были указаны координаты могил военнослужащих, погибших за Родину, но даже не сообщалось, в каких подразделениях и частях они служили. Самыми ходовыми формулировками были такие: красноармеец, сержант или лейтенант такой-то, призванный там-то, убит в бою тогда-то, похоронен "...на опушке леса у деревни Пупкино, ...-ского района ...-ской области", или "...у разъезда Головастище Калининской железной дороги, в 300 метрах от железнодорожной насыпи, в сосновой роще". И в конце - адрес родных, куда необходимо послать "похоронку" со столь "точно" указанным местом последнего упокоения отца, брата или сына. Именно после столь шокирующего "открытия" Петр стал при помощи компаса и местных ориентиров определять места захоронения своих подчиненных, хотя его артиллеристы нечасто предавали земле своих убитых командиров и красноармейцев - этим обычно занимались специально назначенные команды.
Напоследок лейтенант озвучил как раз те мысли, которые вертелись в голове Петра: "Но главное - прогнать врага с нашей земли, ведь никто из нас не сможет прямо смотреть в глаза своим близким, если мы допустим в наши дома фашистов, ссылаясь на то, что нам не присылали еду. Или патроны со снарядами. Нам надо просто выполнять свой долг - бить врага!.." Петр припомнил один из рассказов, прочитанный еще в юности.... Это случилось в 480 году до новой эры. Ведя своих воинов на врага, афинянин Фемистокл заметил схватившихся друг с другом петухов. Он заставил свое войско остановиться и сказал: "Смотрите, они сражаются не за родину, не за отчих богов, не за гроба своих предков, принимают муки не ради славы, свободы или блага детей, но единственно ради того, чтобы победить и превзойти мужеством противника". После этих слов воодушевленные греки разбили персов под Саламином. Он рассказал историю лейтенанту, и тот ответил: "Да, сильно! Ну, что ж, прощай, старлей, может, и не увидимся больше никогда"!.. Вскоре разведгруппа ушла в тыл, таща за собою захваченного немца, а противотанковая батарея продолжила свое скорбное "сидение" в обороне.
Прибывающее в пехоту пополнение честно распределялось их начальниками на месте между всеми подразделениями, как пехотными, так и артиллерийскими, зато подготовленных по специальности командиров среднего звена противотанкистам не прислали не разу. Вскоре Петр Иосифович остался единственным офицером в батарее, хотя до 1943 года комначсостав почти никогда не называли этим "контрреволюционным" словом. Он не покинул своих подчиненных после первого, "легкого", как он написал впоследствии в автобиографии, ранения. Продукты питания и воду в его подразделение за месяц не доставляли ни разу. Ведь Калининский фронт в то время среди солдат уже назывался "голодным". Поставки фронту в те дни шли через город Бологое - это был приличный крюк по бездорожью.
Весна наступила ранняя.... Непонятно, правда, куда к апрелю исчезло продовольствие из сорока (!) складов, захваченных 4-й Ударной 21-го января в Торопце? Ведь согласно официальным данным именно эти продукты стали основным источником снабжения объединения в последующие месяцы. Когда пошли первые дожди, в войска фронта стали подвозить только патроны и сухари, да и то изредка. Всё остальное доставлять стало невозможно из-за непролазной грязи на ставших практически непроходимыми дорогах, в которой застревало все - танки, трактора, автомобили, даже военные двуколки и крестьянские повозки. Перевозка снарядов и других боеприпасов к тому времени вообще потеряла смысл - танки и артиллерия прочно увязли в болотах, и не могли самостоятельно выдвигаться в районы боевых действий. Многочисленные танки: БТ, Т-60, "Матильды", "Валлентайны", а также грузовики стояли застрявшими среди болот. Пехота на руках толкала вперед автомобили, орудия, легкие танки, понимая, что с одними винтовками им будет трудно выполнять поставленные командованием задачи.
Впрочем, в батарее Петра Иосифовича противотанковые снаряды пока еще имелись в наличии. Связь с артиллеристами никто из командования дивизиона поддерживать не пытался, и вообще было непонятно, где находится его штаб и командир - Сергей Петрович Рыжков, сменивший в середине апреля на этой должности капитана Мисюру . Командиры стрелковых подразделений вполголоса сообщали Петру, что командование 173-го противотанкового дивизиона к тому времени, чуть ли не в полном составе было уничтожено! Поэтому его солдаты, рискуя жизнью, собирали на болотных кочках все, что можно было употребить в пищу, выкапывали из болотной жижи корни растений, ловили и ели сонных лягушек, мелких грызунов. Пили только гнилую красноватую воду из болот, и было непонятно - красная она из-за торфа, или крови тысяч погибших. В ней же размачивали сухари, присланные тыловиками в начале апреля - этот "продукт" своей твердостью напоминал танковую броню, для борьбы с которой были предназначены их орудия.
Все это напоминало Петру рассказы А.А. Жандра о войне 1877-78 годов, ведь по его словам вся ставка в войне у бездарного российского командования была лишь на героизм русского солдата. Он вспоминал разговор Александра Андреевича с отцом, прочно врезавшийся в память подростка: "Представьте, Иосиф Фомич, армия была разута и раздета, солдаты питались очень скверно - на Шипке ежедневные потери наших войск от холода и болезней достигали 400 человек. Лишь одна 16-я дивизия Скобелева была одета в теплые полушубки и фуфайки, часто даже купленные генералом за свой счет. Впрочем, так же, как и продукты питания для солдат! Император, начиная смотр "скобелевцев", выгодно отличающихся от других частей и соединений русской армии своим боевым духом и молодцеватым внешним видом даже спросил свиту: "А ЭТО ЧТО ЗА КРАСНОРОЖИЕ?"
Сейчас все обстояло точно так же, как в те далекие годы, вот только не было в рядах советских войск "белого генерала" - он уже давным-давно лежал в могиле. Даже стоявший в Москве до революции памятник этому убежденному противнику Германии, новые власти в 1918 году уничтожили. А командование многих уровней в подчиненных Жукову армиях составляли новоиспеченные "бояре", полные пренебрежения к своему сражающемуся с противником личному составу.
Петр никак не мог понять, как командирам можно ТАК относиться к своим подчиненным - заставлять их биться с врагом, не снабжая, практически, ничем ? Несмотря на раннюю весну, некоторые вновь прибывшие в подразделение бойцы до сих пор ползали по воде в валенках и зимнем обмундировании. Они были истощены до предела еще до того, как попали на передовую и теряли сознание от голода, многие из них умирали в госпиталях, санитарных и медицинских частях полков и подразделений .Все окрестности вокруг реки Лосьмянки были завалены разлагающимися телами расстрелянных местных жителей, наших и немецких солдат, погибших за многие месяцы непрерывных наступлений, контрнаступлений, обстрелов, а также при "борьбе" оккупантов с партизанами. В брошенных и сожженных деревнях грудами лежали мертвецы, зачастую вперемежку - в одной полуразрушенной усадьбе смердели тела пяти десятков фашистов, захваченных недавно бойцами дивизии врасплох и не успевших даже выскочить из своих спальных мешков. У покойников красноармейцы заимствовали летнюю кожаную обувь, чтобы заменить свои полуразвалившиеся от воды войлочные "бахилы", разрезая ее по швам, чтобы высвободить окоченевшие ноги трупов.
Погибшие лежали среди болот в самых причудливых позах - на подмерзших кочках и островках со скудной растительностью - там, где застала их смерть, временами даже громоздясь друг на друга. Один из оттаявших из-под снега бойцов был сражен поздней осенью пулей, попавшей ему прямо в лоб. Его когда-то голубые глаза удивленно смотрели ввысь, на низкие серые облака и казалось, что он плачет - столько боли и удивления было запечатлено на его лице. Но эти слезы были просто таявшим в глазницах снегом.... Петр сразу вспомнил такого же молоденького немецкого пехотинца, смертельно раненого огнем его батареи меньше месяца назад - как и лежавшему невдалеке красноармейцу, ему было никак не больше восемнадцати лет. В тот день 3-й расчет на окраине деревни двумя осколочными снарядами расстрелял вражескую бронемашину. Сидевших внутри полугусеничного транспортера немцев разнесло на части, а находившегося возле пулемета солдата выбросило взрывной волной через открытый верх и отшвырнуло на десяток шагов. При этом крупный осколок разворотил ему живот, а другой, совсем крошечный, перебил сонную артерию. Когда батарея входила в деревню, двигаясь мимо подбитой машины, солдат все еще лежал на свежем снегу, держа выпавшие из брюшины буро-сизые внутренности, и дергал ногами, словно пытаясь бежать, а из его горла с шипением била тонкая струйка крови. Голубые глаза солдата были так же, как и у нашего бойца залиты слезами, текущими по покрытым юношеским пухом щекам. Он по-щенячьи скулил, умирая, и с тоской смотрел перед собой - на покрытый как из краскопульта толстой красной коркой снег...
В ходе почти непрерывных атак многие из убитых и раненых двух противоборствующих сторон засасывались в болотную трясину, и душераздирающие крики погибавших холодили душу всем, кто их слышал! А пузыри, прорывающиеся на поверхность после ухода тел в могильный холод, напоминали обороняющимся и наступавшим, что там, в глубине болотной бездны лежат их мертвые товарищи. Даже выбросы метана они принимали за проклятия и крики о помощи тех, кто утонул в болоте.
Днем на солнце покойники, если они не были разорваны на части, раздувались и начинали шевелиться - это было жуткое зрелище для всех наблюдавших происходящее. К вечеру газы прорывались наружу, трупы оседали, сдуваясь как воздушные шарики, махая своими пухлыми ладошками пока еще живым, будто говоря: "Погодите, мы с вами очень скоро встретимся!". Довершало страшную картину местное воронье - оно слеталось изо всех окрестных лесов и выклевывало глаза у погибших - это было их лакомством, ведь бои, идущие в радиусе тысяч километров, сделали их добычу обильной, а жизнь сытой. Первоначально и наши, и немцы начинали с двух сторон дружно поливать кормящихся птиц огнем, но ненависть друг к другу вскоре пересиливала, сталь со свинцом обе стороны вновь обрушивались на врага, и пернатым хищникам уже никто не мешал делать свое черное дело. Это был ИХ ГОД - изобильный и щедрый на мертвечину! Петр автоматически посмотрел на замеченного им невдалеке от окопа голубоглазого красноармейца с отверстием во лбу. В его глазницах зияли черные провалы - вороны уже похозяйничали и здесь...
Часто эвакуировать убитых и раненых из болота не было никакой возможности - противники немедленно открывали огонь на все перемещения санитаров и добровольцев. Немцам, правда, удавалось выносить время от времени, в основном ночью, своих погибших, так как на позициях их 18-го апреля в очередной раз сменили - враги тоже были сильно потрепаны за время непрерывных боев, и германское командование, вероятно, распорядилось попутно эвакуировать с поля боя тела своих солдат и офицеров. Впрочем, полностью им это сделать не удалось ни разу. А наши красноармейцы давно прекратили подобные попытки, стараясь экономить силы из-за голода.... Противники могли отличить "своих" от "чужих" только днем по стальным шлемам, да еще оружию, настолько все они были одинаковы из-за грязи, сырости, вшей и покрывавшей их с ног до головы болотной растительности. Впрочем, сходство внешнего вида нисколько не снижало взаимного ожесточения при перестрелках и рукопашных - дрались почти всегда упорно и жестоко. Хотя были среди наших войск явления позорные и неприглядные!..
Кроме почти непрерывной пропаганды по репродуктору, враг время от времени разбрасывал листовки - пропуска для беспрепятственного прохода красноармейцев в тыл своих войск. Местные жители часто использовали подобные цветные фантики вместо обоев в своих домах. На некоторых из них был изображен Сталин в виде кормчего за штурвалом тонущего корабля под названием "Россия". Другой подобный агитационный листок, из сотен, валявшихся в округе, как-то попался Петру на глаза - на нем был изображен человек, кирпичным обелиском в виде серпа и молота придавленный к земле, а находившийся на переднем плане немецкий солдат веревкой стаскивал с него тяжкую ношу. Подпись в нижнем левом углу на русском языке гласила: "...действителен для неограниченного количества переходящих на сторону германских войск командиров и бойцов РККА. Пропуск. Предъявитель сего, не желая бессмысленного кровопролития за интересы жидов и комиссаров, оставляет побежденную Красную Армию и переходит на сторону Германских Вооруженных сил. Немецкие офицеры и солдаты окажут перешедшему хороший прием, покормят его и устроят на работу". На обратной стороне листовки было напечатано обращение "...к гражданам Советского Союза, бойцам и командирам РККА", в котором геббельсовское министерство пропаганды сулило предателям мирную жизнь, землю и свободу. Как ни прискорбно, но отношение своего командования к подчиненным ему военнослужащим делало вражескую агитацию достаточно эффективной, а потому дезертирство из советских подразделений в те трагические дни было довольно распространенным явлением, особенно в пехоте - зачастую уходили "сдаваться" врагу целыми отделениями и взводами .
В противотанковой батарее трое рядовых из недавнего пополнения тоже ушли "к немцам в плен". Накануне они осторожно прощупали отношение Петра Иосифовича, спросив: "Командир, мы слышали, что вы по национальности - поляк, и происходите из дворян... Вы сами прекрасно видите, что командование поставило нас здесь только для того, чтобы истребить - подразделения месяцами морят голодом, не снабжают практически ничем, присылая только пополнение. И то же самое творится на всех остальных позициях. Неудивительно, что наши красноармейцы так часто сдаются немцам. А вот Вы - уважаемый в батарее человек, не собираетесь ли сделать то же самое?"
Петр Иосифович, еще не оправившийся после ранения в голову, плохо соображал и медленно ответил своим подчиненным, что врагу не сдастся ни за что, напомнив им при этом: "Мы ведь все дали присягу!" Еще он спросил: "Кто, если не мы будет защищать страну от фашистов"? Попутно Петр пообещал, что если кто-либо попытается уйти, то он будет стрелять, впрочем, наутро комбат подумал, что разговор привиделся ему в горячечном бреду - какой настоящий солдат придет склонять своего командира к предательству? Долго потом в ночных кошмарах старшего лейтенанта преследовало видение - он кричит удаляющимся за линию фронта темным теням: "Стоять, пщя крев! Стойте, или я открываю огонь!" И стреляет из трофейного пистолета вдогонку дезертирам.
Помощник командира первого взвода - командир первого орудия сержант Пурхальский, стоявший рядом с ним, почему-то спокойно сказал тогда Петру: "Пусть идут. В конце - концов, каждый из нас выбирает свой путь САМ!" Петр зло спросил его при этом, не хочет ли он тоже перебежать к немцам, наставив на него "Парабеллум". На это сержант спокойно ответил: "Нет, можете быть уверены, что я врагу не сдамся ни за что! Я же жид, как вы говорили совсем недавно! Да, кстати, почему вы вспоминали про евреев, когда мы вас выкапывали из земли?" Петр удивился, так как сержант был высоким голубоглазым блондином, а, кроме того, отличным младшим командиром и объяснил, что на польском языке слово "жид" означает "еврей" и рассказал, как загадывал тогда на бруствере окопа, будет ли разорван авиационной бомбой.
Еще он сказал подчиненному: "Мне кажется, сержант, что у жителей нашего государства нет другой национальности, кроме одной - русский. И неважно, кто ты по происхождению - мордвин, еврей, татарин, поляк иль осетин. Именно так считали, считают, и будут считать жители всех других стран, особенно исторически враждебных нам. К примеру, у вас - евреев, национальность определяют по матери, у русских и всех остальных народов - по отцу! Представь, тем не менее, до Первой Мировой моего отца - поляка по происхождению, к тому же блестяще говорящего по-польски и по-немецки, "местные" в Варшаве все равно считали русским! Деление по национальностям было и есть всего лишь наше "внутреннее" дело, да и появилось оно только при советской власти. До революции только вероисповедание могло дать примерный ответ на этот вопрос, но весьма приблизительный. Я, например, рожден в православии, а по происхождению - поляк, зато моя мать - донская казачка, то есть русская. Кто я по национальности, ведь по еврейским законам я - казак, а по остальным - сам знаешь? Никто этого не скажет, и ни один человек, владеющий информацией о своих предках, не даст тебе точного ответа на этот вопрос! Поэтому и я, и ты в любом случае для всех представителей других наций будем считаться русскими. Потому что там, где мы родились, выросли, где живут наши семьи, которые мы должны защищать с оружием в руках - и есть наша Родина, а не в Польше, Монголии, Персии или Палестине!".
Через некоторое время, последовавшее за долгим молчанием, Петр добавил: "И вообще, где ты в нашей стране видел чистокровных представителей какой-либо национальности? Покопайся в любой, не только своей родословной - в них обнаружится целый плавильный котел разных наций, народов, религий и даже рас! Тут как в медицине - нет абсолютно здоровых людей, есть только "необследованные". Это я тебе как недоучившийся врач говорю! В российской генеалогии все можно выразить следующим образом: основная масса нашего населения просто не знает своих предков старше четвертого поколения от себя. Расспроси о них дедушек, бабушек, просто людей постарше, кто их еще помнит - и услышишь такое!"
В ходе последних апрельских боев, во время недолгого затишья, политработники довели до подразделений свежеполученную информацию - разведчиками дивизии был найден дневник убитого немецкого солдата . В нем против записи за 16-е апреля повествовалось о тяжелых потерях среди вражеской пехоты и ужасе, царящем в немецких окопах из-за огня советской артиллерии. Именно в тот день по противнику вела огонь осколочными снарядами 3-я батарея 173-го противотанкового дивизиона. Похоже, Петр не зря все эти месяцы учил своих бойцов - они продолжали бить врага даже тогда, когда на это, казалось, уже не было сил!
Уже с 5-7 апреля снабжение боеприпасами в полосе 3, 4-й Ударных и 22-й армий осуществлялось невиданным дотоле способом - по свидетельству фронтовика Л.Б. Кругляшова, на протяжении 20-30 километров выстраивались бойцы, и по цепочке передавали друг другу ящики с патронами и снарядами. А венцом непрерывных лишений военнослужащих 135-й сд были походы в тыл - им приходилось пешим порядком обеспечивать самих себя боеприпасами. Обычно каждый вечер все артиллерийские подразделения дивизии отправляли от двух десятков до сотни бойцов на станцию Ломоносово или Жарковский, лежащих от Бора, соответственно, в 25 и 50 километрах к западу. А примерно через сутки - двое измученные и поредевшие в перестрелках и при бомбежках группы возвращались со снарядами - каждый из красноармейцев нес либо по одному выстрелу для 122-мм гаубиц, либо по нескольку - для 45 и 76-мм орудий. В дни таких "возвращений" артиллерийские и минометные батареи 276-го ап, 173-го оптдн, стрелковых полков, производили "массированные" - по 5-10 выстрелов, огневые налеты на вражеские позиции. В остальные дни существовала "норма" - один снаряд на орудие в день.
К 19-му апреля весна уже полностью вступила в свои права. Все в окрестностях окончательно "поплыло", и личный состав "захлюпал" по воде своими извлеченными из вещмешков и снятыми с убитых солдатскими сапогами. В тот же день 3-я батарея ПТП вместе со 2/396 полка, ночным маршем преодолев уже знакомый ей ручей, называвшийся в дивизии "Безымянным", а в 396-м полку - "Черным", скрыто вышла к немецкому опорному пункту у деревни Воробьево. После первых безрезультатных атак, которые 135-я обычно начинала с утра, и в ходе которых ее подразделения несли большие потери, части дивизии перешли на ночные наступательные действия. Поэтому, устроив внезапный налет на вражеские окопы, бойцы забросали в блиндажах и траншеях гранатами не успевших даже оказать сопротивления фашистов, а оставшиеся в живых немецкие солдаты в панике бежали со своих позиций. Батарея к утру заняла небольшую высотку у деревни и закрепилась на ней. С рассветом немцы бросили против прорвавшихся подразделений все имевшиеся у них в резерве танки и пехоту. Противник уже приближался к деревне, когда отличился первый расчет, первым же выстрелом подбивший головной немецкий танк. Одержанная над бронетехникой врага победа вызвала ликующий, победный вопль из сотен глоток бойцов и командиров, оборонявших высоту. С этого мгновения все, находившиеся на позициях вокруг Воробьево, поняли, что у немцев нет ни единого шанса сбросить подразделения с высоты, и вообще - народ приободрился и обрел уверенность в своих силах. Всего за день боя артиллеристам вместе с пехотой удалось уничтожить три вражеских танка и до взвода автоматчиков. Безвозвратных потерь наши подразделения не имели.
...После очередной из отраженных вражеских атак Петр по-пластунски подполз к 4-му расчету и увидел, что наводчик орудия - красноармеец Лапин внимательно что-то рассматривает в прицел орудия. Рядом с ним по колено в воде стоял с перевязанной головой командир расчета - младший сержант Васильев, и через трофейный "цейсовский" бинокль смотрел в том же направлении. Невдалеке от них в окопе сидели заряжающий Кудерин и ездовой Яндыков - после гибели последней из батарейных лошадей он исполнял обязанности "пешего" подносчика снарядов. Выполнять свои новые обязанности ему приходилось буквально - совсем недавно боец вернулся со станции Жарковский, приведя в батарею восемь человек маршевого пополнения. Каждый из них, включая бывшего ездового, принеся на спине по десятку выстрелов, обеспечил снарядами оба находящихся в строю орудия на пару суток боев. Продуктов им на станции, как обычно, не дали ни единой крошки...
Яндыков сидел и бормотал нечто невразумительное - вроде того, что через пару дней из восьмерых прибывших новобранцев останется в живых один или два, а может быть, и все погибнут. Ведь необученное пополнение уходило в землю со скоростью, опережающей во много раз скорость гибели ветеранов, участвовавших хотя бы в нескольких боях. Вновь прибывшие бойцы угрюмо внимали его словам, на лицах у многих был запечатлен страх, перемешанный с любопытством, когда они по-очереди заглядывали в прицел пушки. Петр одернул не в меру словоохотливого красноармейца, одновременно прокричав на ухо командиру орудия: "Что вы там выглядываете?".
"Да вот, товарищ старший лейтенант, вчера всадили пяток осколочных снарядов вон в тот немецкий ДЗОТ, а теперь смотрим на его развалинах, как здоровенная русская ворона вытягивает кишки из тевтонского трупа. А заодно показываем вновь прибывшим бойцам, что германец - существо смертное, и его можно смело бить. Это своего рода политико-воспитательная работа", - заорал в ответ, контуженный накануне Васильев.... Петр посмотрел в оптический прибор - огромная серо-черная птица сидела на развалинах укрытия рядом с разрубленным почти надвое телом убитого немца и с удовольствием кормилась содержимым брюшины, внимательно оглядывая время от времени круглым черным глазом пространство вокруг себя. "Гляньте, птица - то, какая жирная, отъелась за полгода непрерывных боев. Что и говорить, корма у нее теперь навалом, в отличие от нас, бедолаг, - прокомментировал происходящее сержант и, поправив повязку на голове, начал размышлять, - а ведь мы, пожалуй, в легенды местных пернатых войдем, как добрые боги изобилия!.." "Так же, как и в эпос могильных червей - говорил мне еще до войны один ученый муж, что таких биологических видов существует целых шесть единиц", - с горечью добавил при этом командир батареи.
Но, ни черный, ни белый юмор уже не помогали. Все давно находились на грани, как теперь говорится, "...физических и психических возможностей". Подчиненных в батарее Петра оставалось совсем немного, а потому каждый опытный боец был поистине на вес золота. К остававшимся в живых подчиненным комбат относился по-братски. Поддерживал дрогнувших, растерявшихся, потерявших волю к сопротивлению красноармейцев, воодушевляя их, в том числе и бессмертными словами легендарного афинского стратега. Никогда не ел в одиночку своего командирского "доппайка" - в него изредка, в отличие от солдатского рациона, тыловики включали печенье и сливочное масло. Конечно, в те давно позабытые времена, когда продукты еще присылали на передний край! Если существовала хотя бы малейшая возможность помочь бойцам и командирам - делал для этого все возможное. Артиллеристы были, пожалуй, единственным подразделением, которое хотя бы пыталось эвакуировать своих и пехотных раненых, которых волоком доставляли в ближайшие медико-санитарные роты полков, медсанбаты и госпиталя. Впрочем, это было связано с тем, что потери у артиллеристов были гораздо меньшими, чем в пехоте. Тем не менее, красноармейцы, видя заботу о себе со стороны непосредственного и единственного живого начальника, относились к нему со всей теплотой и любовью. А ко дню его рождения - 14-го апреля они, рискуя жизнью, собрали на болоте прошлогоднюю клюкву, и при полном отсутствии в батарее каких-либо других продуктов питания сварили ведро морса, которым и отметили день рождения своего командира. К концу месяца их при двух орудиях оставалось в живых всего двенадцать человек.
А потом настал страшный день - 27 апреля!....
Вражеская контратака началась внезапно, под вечер - немцы, видя безуспешность своих утренних наступлений тоже начали приспосабливаться к изменениям обстановки и стали воевать ночью. Следом за очередным налетом "Юнкерсов" по позициям советских войск открыла огонь вражеская артиллерия и минометы. Пехота противника из-за болота тоже вела интенсивный пулеметно-минометный огонь, впрочем, с нею успешно дрались бойцы наших стрелковых рот. В 17-00 из-за изгиба дороги, тянущейся среди холмов, вынырнул десяток танков с десантом на броне. Советские подразделения открыли огонь по вражеским машинам из короткоствольных трофейных 7,92-мм ПТР Pz. B. 39, а также полученными накануне винтовочными противотанковыми гранатами Сердюка (ВПГС-41) - очень малоэффективному, как оказалось, средству борьбы с бронированной техникой противника. Кроме винтовочных гранат, снабженных холостыми патронами и деревянными шомполами, вставляемыми в ствол, боевую часть которых с ввернутым запалом Ковешникова бойцы применяли также в качестве ручных, на бруствере перед каждым из пехотинцев лежало по две-три заряженных винтовки Мосина, подобранных среди убитых товарищей. С помощью подобных хитростей "малина" стремилась максимально увеличить плотность огня своих сильно поредевших подразделений. Станковые пулеметы "Максим", непрерывно рассыпавшие свинцовый дождь по автоматчикам противника быстро перегревались, и из их иссеченных пулями и осколками кожухов били струи водяного пара. Броневые щитки станковых пулеметов и противотанковых орудий тоже были сплошь во вмятинах, дырах от пуль и мелких снарядов. Мрачное, кроваво-красное солнце медленно клонилось к закату, с осуждением оглядывая происходящее внизу.
Вот как описал бои, шедшие у деревни Бор младший лейтенант Крупейников, прибывший 26-го апреля на высоту 216,8 (217): "...В госпиталь 138-го омсб пришло распоряжение комдива выписать тех, кто мог держать в руках оружие. Меня направили в 497-й полк, и вскоре я уже доложил о прибытии командиру 1-го батальона Кольке Коптяеву - именно так представился мой новый непосредственный начальник, а в руках у него при этом был немецкий пистолет-пулемет МП-40... Младший лейтенант... приказал принять 1-ю стрелковую роту, [и я]... сразу лег за станковый пулемет "Максим" - отражать очередную атаку, так как... пулеметчики были все выбиты. В роте личного состава насчитывалось человек пятнадцать, остальных... [к тому времени уже всех] покосило.... Два дня дрался [наш] батальон на высоте с отметкой 216,8 у деревни Бор. Немцы потеряли в этих боях немало живой силы и техники и были вынуждены отойти на исходные позиции. С потерей выгодного рубежа... [они] не смирились, и систематически продолжали наносить удары авиацией, [проводили] налеты артиллерийским и минометным огнем.... Коптяев? Не знаю его дальнейшей судьбы - ведь меня через неделю ранило. Век категории взводного - ротного на фронте был очень недолог - день, два, максимум - неделя. Иногда мы даже познакомиться с "соседом" не успевали - а его уже не было в живых" ....
...А на позициях батареи 45-мм противотанковых пушек в тот вечер происходило следующее - номера 1-го и 4-го расчетов через прицелы орудий и бинокли внимательно наблюдали, как с первыми же разрывами винтовочных противотанковых гранат автоматчики противника спешились и при поддержке своих боевых машин начали очередную атаку опорного пункта советских войск. Вскоре железные чудовища преодолели полуразрушенные
18. Схема района боевых действий 497-го СП на 6-00 27.04.1942. В верхней части
схемы описка - вместо "3/773 птд" необходимо читать: "3-я батарея 173-го оптдн".
заграждения, выйдя при этом на рубеж открытия огня. Местность была хорошо пристреляна, и комбат просто подал команду: "По головному танку - ОГОНЬ!" Два выстрела 45-мм пушек прогремели дуплетом, красными пунктирами трассеров прочертив воздушное пространство. Выбив из переднего Pz-III снопы искр, они заставили его уткнуть в землю ствол и жирно зачадить. Но остальные вражеские машины сразу же остановились и сосредоточенным огнем нескольких орудийных стволов уничтожили одну из оставшихся в батарее "сорокапяток". Часть из них перенесла огонь на второе орудие, а другая, раздавив рогатки и опрокинув деревянные противотанковые надолбы начала утюжить окопы советской пехоты.
Позади Петра рвались танковые снаряды, обдавая его едкими облаками с тошнотворно-ядовитым луковым запахом, фонтанами теплой грязи и воды, но он, не отрываясь, смотрел в бинокль, вычисляя в уме расстояние до ближней машины, чтобы дать наводчику орудия четкую команду на открытие огня. В глубине души он понимал, что это будет последний выстрел его батареи, и не мог допустить, чтобы тот промахнулся! В бинокль Петр видел, как хохочущие немецкие танкисты гоняют по дороге обезумевших от страха людей, бросивших позиции, расстреливая их из пулеметов и давя своими бронированными машинами. Комбат четко видел, как на гусеницы танков наматывалась человеческая плоть.... Наконец, среди грохота разрывов, не отрывая от глаз своего "бэ - шестого", он прокричал команду: "Первое орудие! Прямо - головной танк Т-4. Прицел... Угломер.... Наводить в правую гусеницу. Бронебойным... ОГОНЬ!" - скомандовал он, но орудие молчало.
Старший лейтенант обернулся - его удивило то, что никто из расчета не дублировал команды своего командира, он тогда еще подумал, что просто плохо слышит из-за контузии. Но.... прислуга лежала в окопе без признаков жизни, включая наводчика орудия, бесформенное тело которого взрывом бросило почти под ноги комбата. Исполняющий обязанности командира огневого взвода сержант Пурхальский, единственный держащийся на ногах из расчета, шатаясь, шел по колено в воде к снарядному ящику, держась руками за голову - вероятно, раненый или контуженый. На предостерегающие крики командира батареи он не реагировал, и в ту же секунду крупнокалиберная пуля попала ему в спину, разнеся тело сержанта на части. Старший лейтенант увидел кровавый всплеск, разметавший по брустверу окопа останки его младшего командира... Все происходящее напоминало Петру ночной кошмар, ведь ему довелось, как в замедленном кино, увидеть гибель последнего подчиненного и то, как его голова с верхней частью туловища шлепнулась в воду окопа, подняв фонтан воды. Петр помимо своего желания даже идентифицировал торчащий из пульсирующего кровавого месива обломок ослепительно белой плечевой кости: "Clavicula", и в то же мгновение понял, что все происходящее не является страшным сном, а происходит в реальности - останки бойцов и материальной части его батареи лежали вокруг в радиусе двадцати метров! Рядом с уничтоженным первым расчетом среди воронок, частей искореженного орудия и горящего гусматика лежали агонизирующие тела, валялись окровавленные клочья обмундирования от разорванного снарядами четвертого расчета, погибшего несколько минут назад....
Ненависть к врагу все сильнее закипала в душе командира, он почему-то посмотрел на свою правую руку с надетым на нее компасом Андрианова в черном бакелитовом корпусе, забрызганным грязью, как ему показалось вначале. Теперь он понял, что это была не болотная жижа, а мозговое вещество наводчика первого расчета, лежащего подле с разнесенной осколками черепной коробкой. Петр механически стер брызги с поверхности прибора, зачем-то быстро определил азимут на противника, и рывком бросился к единственной уцелевшей пушке, перепрыгнув дымящиеся воронки и трупы бойцов. К его огромному облегчению орудие было исправно и заряжено! Прильнув к прицелу, он навел перекрестие на отполированную до блеска вращающуюся ленту головного танка, зелено - розовую от болотной растительности, мяса и крови раздавленных людей. Тщательно прицелившись, он нажал на рычаг орудийного спуска. Выстрел перебил гусеницу Pz-IV, вырвал ему направляющее колесо, танк крутануло на месте, а экипаж горохом посыпался из машины, и сразу же противотанковое орудие, как живое, начало задирать ствол куда-то высоко вверх, будто стараясь взлететь. В прицеле появился яркий свет, мелькнуло солнце, на миг ослепившее Петра. А потом наступила темнота...
...Сержант Пурхальский подошел к Петру и четко доложил: "Товарищ старший лейтенант, докладываю: в третьей батарее вечерняя поверка произведена. Лиц, незаконно отсутствующих нет. По списку - пятьдесят, в строю - сорок восемь, отсутствуют двое: красноармеец Валиев в медсанбате, а младший сержант Марков вместе со старшиной батареи на пункте хозяйственного довольствия. Докладывает помощник командира 1-го взвода сержант Пурхальский". Петр никак не мог понять, как помкомвзвода мог остаться в живых после попадания малокалиберного снаряда, разорвавшего младшего командира на куски? Но голова очень сильно болела, и он решил оставить разгадывание этого ребуса на потом. Поэтому он скомандовал батарее: "Вольно! Командиры отделений - развести личный состав по землянкам".
Потом он собрал у себя комначсостав - политрука батареи Думбадзе, командиров взводов - младших лейтенантов Кудрявцева и Воробьева, и очень удивился, когда они вытянулись перед ним, готовые выполнить все распоряжения своего непосредственного начальника. Ведь он смутно помнил, что политрук был разорван 150-мм немецким снарядом во время мартовского выдвижения, а взводные были убиты в боях на бесчисленных "безымянных" болотах. Кудрявцеву пристрелочная немецкая пуля попала в голову, пробив стальной шлем, а Воробьев погиб вместе со своим взводом, когда его до последнего человека уничтожили ворвавшиеся на позицию немецкие пехотинцы. Сдаться из подчиненных лейтенанта никто не пытался, пощады тоже не просили, поэтому даже раненых немцы добили, изуродовав до неузнаваемости штыками. У расстрелянного в упор и искромсанного ножами взводного, когда его нашли на бруствере окопа, все магазины ППД-40 были совершенно пусты...
"Джугаев!" - раздался невдалеке окрик кого-то из взводных. Этого красноармейца Петр помнил очень хорошо. Он происходил из Осетии, учился в Московском университете, откуда был призван в армию и попал служить в самый первый состав противотанковой батареи, в отделение разведки. Из рядовых он до последнего своего часа оставался чуть ли не самым "старым" рядовым в подразделении, провоевавшим почти два месяца, а погиб боец в начале апреля, когда его, стоявшего на посту, попыталась взять в плен в качестве "языка" немецкая разведгруппа. В самый последний момент он с жутким хохотом готового к смерти, а потому свободного человека подорвал себя и еще двух немецких солдат ручной гранатой Дьяконова РГД-33 - остальных оглушенных взрывом пятерых фашистов расстреляли из карабинов и закололи штыками выскочившие на крик рядового артиллеристы 1-го взвода. Граната бойца была в оборонительной рубашке и упала на ящик с трофейными минами, поэтому останки красноармейца и немцев было трудно опознать.... Лишь по обрывкам обмундирования удалось из кровавого месива извлечь части тела того, что раньше называлось рядовым Джугаевым. "Что испытал боец, когда он САМ выпускал из рук гранату, бросив ее себе под ноги, а ребристые осколки рвали его живое тело?", - подумал тогда старший лейтенант, содрогнувшись от испытанной им почти физической боли. Ведь уже несколько недель практически каждый день он писал донесения в штаб о боевых потерях батареи с описанием подвигов своих подчиненных, надеясь, что никто из погибших и оставшихся без погребения командиров и красноармейцев не будет значиться в списках пропавших без вести. О троих дезертирах он тоже сообщал в своем донесении.... "Вот только куда девать эти списки, штаб дивизиона так и не выходит на связь?", - обреченно подумал в ту минуту комбат, убирая очередной в свой коричневый кожаный планшет и аккуратно застегивая его на две подпружиненные кнопки.
Слуховые галлюцинации продолжались почти все время, пока Петр был без сознания. А потом он очнулся. Хирург полевого госпиталя, делавший старшему лейтенанту операцию, рассказал кто его "крестники", и сообщил страшную информацию - из батареи, кроме него, не выжил никто... Свою позицию они в тот день не удержали. Когда ее по прошествии нескольких суток снова отбили у врага, в госпиталь привезли троих выкопанных из земли батарейцев, но двое из них - младший сержант Васильев и красноармеец Лапин, умерли в тот же день. Этот же врач, с ног до головы перепачканный кровью, нервно курил возле Петра в перерыве между операциями, держа хирургическим зажимом папиросу. Он скороговоркой поведал старшему лейтенанту про последние мгновения жизни его подчиненных: "У Васильева было смертельное ранение в живот - он потерял почти половину внутренних органов, начался сепсис, а Лапин умер от большой потери крови. Да и ты, артиллерист, вероятно уже никогда не вернешься в строй - у тебя кисть левой руки разворочена осколками так, что мы лишь случайно ее не ампутировали - дали тебе возможность, до того, как начнется гангрена, за нее "побороться". Гангрена, к счастью, не началась, хотя все предпосылки были налицо. Молись, что у нас в тот момент еще был стрептоцид!"
Раненый капитан из управления 497-го полка описал события, произошедшие после гибели 3-й батареи: "...к исходу 28-го немец окончательно оттеснил нас с высоты 216,8. 29-го было затишье - все укреплялись. Дивизия тем временем осуществила передислокацию - позиции в районе Залексоновского леса вместо сильно потрепанного 396-го полка занял 791-й полк. Фронт обороны дивизии на рубеже: Горюны - юго-восточная опушка урочища Залексоновка, составлял всего лишь 6 километров - в первом эшелоне справа - 497-й, слева 791-й сп, а 396-й - во втором эшелоне, позади 497-го. В 19-00 30-го апреля три пехотные роты противника атаковали наш полк из Вышегоры и Лосьмино, пытаясь окружить 2-й батальон, а еще до роты - из Лосьмино и со второй, "вашей" высоты 216.8 атаковали 791-й полк. Но мы в тот день удержали свои позиции. 1-го мая враг двумя пехотными батальонами при поддержке танков ударил от Околицы, и наши подразделения дрались под Горюнами. А 2-го, с "первой" высоты 216,8 немец атаковал сразу в двух направлениях: одной ротой на южную опушку рощи восточнее Залексоновки, одной ротой - на Бор, а еще двумя - из Вышегор и Гудилово ударил по нашему полку в Бору. Но и на этот раз мы немцев отбили с большими для них потерями - только убитых солдат они оставили лежать перед нашими позициями около двух сотен". Он же сообщил, что с началом ледохода все окрестные реки - Обша, Чичатка, Межа, Кокошь несколько суток несли вниз по течению поистине потоки человеческой крови, а еще - множество трупов, ушедших в Волгу, Днепр и Двину с Даугавой...
...Но выход из забытья был недолгим, и был лишь началом новой трагической эпопеи раненого командира! Госпиталь почти все время находился в пути.... В середине июля, во время очередной из непрерывных эвакуаций Петру Иосифовичу вернули его командирское удостоверение личности со свежей печатью. Последним местом его "прописки" в Смоленской области, на территории нынешнего Холм - Жирковского района, был Трофимовский сельский совет. На последней странице документа стоял штамп с неразборчивой подписью, сделанный его секретарем - в тот день госпиталь располагался среди непроходимых лесов и болот - в районе деревни Мольня, Андреевского района, находящейся в 50-ти километрах к юго-востоку от Белого. Отметка была сделана 20 июля 1942 года, а само село находилось в самом центре боевых действий немецких войск, которые они вели в ходе операции "Зайдлиц"! Их главной задачей было уничтожение "русских" соединений в Холм-Жирковском выступе и ликвидация плацдарма для удара в тыл Ржевско-Вяземской группировки германских войск....
Бои вокруг села шли непрерывно, не затихая ни на минуту. Еще 5-го июля части эссенской 86-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта фон Штудница с подчиненным ей конным разведывательным отрядом 328-й пд начали наступление на запад двумя колоннами. Одна из них двигалась из Андреевского на Ленино, находящегося севернее Холм-Жирковского, другая - в направлении г. Белый, рассекая войска 39-й армии на северную и южную части. Германские войска имели задачу: не допустить советские подразделения в лес юго-западнее дороги Вязьма - Белый и "отжать" на северо-запад советский 11-й кавалерийский корпус. Севернее 86-й пд наступали немецкие 20-я танковая и 328-я пехотная дивизии. Одно из подразделений, приданных 86-й пд - кавалерийский разведывательный отряд, пройдя от Мольно всего в нескольких километрах к северу, 8-го июля захватил деревню Василево, находящуюся в 7 км на северо-запад от Мольня, а 9-го - деревню Варварино, располагающуюся западнее Василево. Германский 185-й пехотный полк к тому времени занял деревню Тупик .
Немецкие пехотные и разведывательные подразделения прочесывали окрестные леса вокруг деревни, захватывая в плен и уничтожая попавших в окружение бойцов и командиров армии генерала Масленникова. Ее армейские штабные части всего две недели назад были сильно потрепаны у деревень Жиздрево - Голенищево,... Бобовище , и Холм - Жирковского, последний населенный пункт находился от места расположения госпиталя всего в 20-ти километрах к югу. То удаляясь, то снова приближаясь к спрятавшемуся среди лесов и болот селу гремела непрерывная орудийная канонада и ружейно-пулеметная трескотня, а потому раненые и персонал с тревогой смотрели на север, юго-восток, юго-запад и запад, ожидая появления противника с четырех возможных направлений.... Все, даже тяжелораненые были готовы при появлении немецких мотоциклистов немедленно спрятаться в ближайших лесах. А вражеские кавалеристы - разведчики могли появиться в любое время и в любом месте....
В ходе выхода из окружения главных сил 39-й армии и кавалерийского корпуса их соединения выдвигались из района, ограниченного населенными пунктами Разбойня - Холма - Жирковского и сосредотачивались в районах деревень: Буково, Варварино, Владимирское, Данькино, Медведки, Тупик, Тупик Владимирский, Рожки, Шапки, а также "урочища Костино", расположенного севернее с. Тупик. Это были именно те леса, что были описаны в Повести Временных лет: "Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское". Прорываться они пытались первоначально на участке Егорье - Обухово, в северном направлении. Но этого им сделать не удалось. Другие соединения 39-й армии - 381-я и 252-я стрелковые дивизии, отдельные полки и эскадроны 11-го КК, расположенные в урочище Костино, осуществили выход из окружения в западном направлении к реке Лосьмянке - в район расположения частей 134-й сд.
Основная же группа с рассветом 15-го июля из лесов северо-восточнее Варварино приступила к выходу в северном направлении на участке Остроухи - Молявня, находившихся восточнее Верховья. По дороге этим частям пришлось сбивать вражеские заслоны на участках Буково - Варварино и Варварино - Руево, находящихся северо-западнее Мольни, где под прикрытием семи танков и пяти бронемашин возводили заграждения солдаты двух немецких полков.... Уже 17-го июля эта группа находится в нескольких километрах севернее деревни Шиздерево, находящейся тогда в Олениинском районе Калининской области. В "Справке о положении 39 армии и 11 КК за 20 июля" говорится, что 19-го июля окруженные войска под командованием генерала И.А. Богданова были сосредоточены в районе колхоза "Красный лес" - отметка 264.1. В течение дня все разрозненные части армии были сведены в полк, который вошел в состав 256-й сд. Всего насчитывалось до 5000 человек. Части 11-го КК имели в своем составе до 4000 человек и до 2000 лошадей. В этот же день части группы достигли отметки 278.3, то есть перешли через дорогу: Кострицы - Белый . И, наконец, в докладе командования 22-й армии в штаб фронта на 22-30 22.07.1942 доносится, что "...в глубине обороны противника в 1,5-2-х км идет сильный бой.... Предположительно выходящие части ведут бои с противником". Главные усилия артиллерии 185-й сд переносятся в этот район. "Дивизия усиливает действия навстречу прорывающимся. Уже на 23-00 на участке 185-й сд из окружения вышло до 3500 человек. Противник ведет сильный огонь из д.д. Клевцово, Перелесье, Пустошка, хутора Мята , Замошье . Артиллерия дивизии [открыла] огонь по огневым точкам противника в этих местах. В 2-00 22.07.1942 указанные пункты горели". На 4-00 22 июля сообщалось, что на участке дивизии из окружения вышло свыше 10000 человек .
Вошел ли в статистику подразделений, вырвавшихся из огненного кольца военный госпиталь , в котором находился Петр, или он передвигался в другом направлении - неизвестно. Имеются свидетельства, что некоторые соединения и части прорывались в северном и северо-восточном направлениях. Но вскоре после выхода этого многострадального медучреждения в районы, занимаемые советскими войсками, комбата эвакуировали в город Иваново, в эвакогоспиталь ?1889. К тому времени ему уже сообщили, что его родная дивизия к середине июля вышла из того же самого вражеского "котла" с ужасающе огромными потерями. Сотни погибших в непрерывных боях навсегда остались лежать у деревни Сосновка и "...совхоза Шамилово" , а в коридоре между н.п. Бондарево и Ольшаники . Шайтровщинского сельсовета дивизия потеряла около двух тысяч человек только пропавшими без вести. В ходе прорыва упоминались многие убитые в районе деревни Петрушино. По отношению к этому населенному пункту встречается также название "Петрушки", и в одном из донесений сообщалось, что погибших "похоронили 3.07.42...на берегу реки..." Льба. Все названные населенные пункты когда-то находились к северу, северо-востоку и востоку от города Белого.
Петр помнил, как долгими часами он всматривался через бинокль вдаль, на северо-восток, пытаясь рассмотреть город, за взятие которого его бойцами и командирами было пролито так много крови. Горизонт в те дни почти непрерывно озаряли вспышки - там, на подступах к Белому, как и у Воробьевых высот, шли ожесточенные бои.... Он пытался представить себе этот населенный пункт. Те, кто побывал в городе до войны и сражался возле него, рассказывали, что он весь выстроен из белого камня. Но в воображении артиллериста населенный пункт почему-то был не белым, а розово-красным! Много раз комбат впоследствии видел его во сне, но никогда не ездил в те места после войны - это был город его трагедии, город, отнявший столько человеческих жизней!
Еще раненые сообщили, что пропали без вести почти все его друзья и сослуживцы по 173-му дивизиону, кто в июне еще оставался в живых . И что "...не вышел из боя" с почти всем управлением дивизии даже его старый знакомый - батальонный комиссар Озерный Илья Григорьевич, пропавший без вести 8 июля в составе 396-го полка. .
О гибели 17-й гв. стрелковой дивизии впоследствии вспоминал Александр Шумилин. В своей рукописи он пишет: "45-й гвардейский полк за короткое время, за каких-то пару часов, перестал существовать". Еще автор сообщил, что бывший командир 17-й гвардейской, как он пишет, "...предатель Березин... летом сорок второго года сумел всю дивизию загнать немцам в плен". Там же о событиях июля: "...Три полка солдат. Топают сейчас по пыльной дороге из Белого на Смоленск. Пленные! А чем они виноваты? Дело рук Березина, Карамушко, Ковалёва и подобным им в том, что дивизия попала в такое положение. Командиры полков, батальонов сразу разбежались, кто куда, побросали роты, а солдаты попали в плен.... Под удар была поставлена не только наша дивизия, в котел попала целая армия и кав[алерийский] корпус.... Последнее время дивизией командовал полковник Горбунов. Но только вы учтите. Горбунов принял дивизию неделю назад. А Березин обрёк её [на гибель] гораздо раньше, когда первый раз сдал Демидки ... Я видел собственными глазами, как роты и батальоны... поднимали руки и сдавались немцам..."
19. Антонина и ее свекровь - Миронова Евдокия Павловна
на могиле умершего в Коврове мужа и сына, осень 1941.
После эвакуации в тыл Петр узнал, что с целью повышения престижа службы в противотанковой артиллерии РККА с июня 1942 года все такие части и подразделения стали называться отдельными истребительно-противотанковыми артиллерийскими бригадами, дивизионами, батареями и взводами. Связано это было с тем, что, зная не понаслышке о тех огромных потерях, которые несли эти части, опытные и подготовленные военнослужащие не стремились возвращаться в свои подразделения. Поэтому для их личного состава Приказом Наркома обороны ? 0528 от 1.07.1942 за подписью И. В. Сталина вводилась особая нашивка, размером 85 х 65 мм, носимая на рукаве над левым локтем - черный ромб с красной окантовкой и скрещенными посредине желтыми пушками. Тем же приказом повышались штатные воинские звания для расчетов орудий противотанковой артиллериии, устанавливался полуторный оклад содержания начальствующему составу таких частей и подразделений, а младшим командирам и рядовому составу - двойной. Также для всех чинов истребительной противотанковой артиллерии РККА вводились премии за каждый подбитый танк: командиру орудия и наводчику - по 500 рублей, остальному составу расчета - по 200. По тем временам это были огромные суммы , но... подобные изменения Петра уже мало интересовали!
В госпитале, где ему довелось "проваляться" еще целый год, до лета 43-го, комбату сделали множество операций, но исковерканная до неузнаваемости рука продолжала ссыхаться, кисть изогнуло к ней под углом девяносто градусов. Кости поврежденной конечности гнили и вылезали наружу еще много лет после окончания войны, их вначале удаляли врачи, а потом и сам Петр при помощи пинцета и плоскогубцев. После тяжелейшей контузии у него были проблемы с памятью, координацией движений, даже речью. Туда же, в Иваново приехала из Горьковской области жена, чтобы навестить раненого мужа и оставаться рядом с ним. До конца! Ведь она помнила печальный опыт своей сестры, опоздавшей в 1941 году к смертельно раненому супругу в госпиталь - ей довелось лишь похоронить его на местном кладбище. Нюра плакала от счастья, что Петр был жив, хоть и весь искалечен, так как не только ее сестра, но и почти все женщины деревни Лысковского района, где они жили в эвакуации, уже получили "похоронки" на своих родных.
Вместе с комбатом в госпиталь попало несколько бойцов из дивизий 41-й армии, раненых под Пушкарями. Они показали Петру на пожилого солдата с перевязанной ногой. Тот беззвучно плакал, по его щекам катились крупные слёзы, и боец непрерывно повторял: "...У меня там сына убило! Мальчонку маво! Теперь я остался один, совсем один!" Высокий усатый красноармеец, раненый в том же бою в живот рассказал, что старик плачет уже много недель: "Помешался, должно быть, сердешный! А на высоте у Пушкарей был такой ужас! Земля летела из-под ног во время непрерывных налетов, стоять в окопе было невозможно - всех бомбами на дно валило. Ты, командир, знай - кого здесь видишь, ранило первыми, и потому санитары нас сразу вынесли. А больше с высоты никто не вернулся.... Просто страх какой-то - сколько там народу полегло!"
Постепенно, благодаря неустанным заботам жены, врачей и персонала лечебного учреждения организм Петра, кроме израненной руки начал идти на поправку. Там же, в Иваново он встретился с подполковником - танкистом, лежавшим с тяжелыми ранениями в грудь, руку и ноги в одной с ним палате. Его лицо Петру показалось знакомым, подполковнику, видно, тоже.... Оба некоторое время присматривались друг к другу и, наконец, разговорились. Выяснилось, что когда-то они вместе служили, подполковник - взводным в роте, где командиром был Николай Михайлович Хлебников , а Петр - рядовым красноармейцем.
Звали танкиста Виктором Николаевичем, все последние годы он с перерывами на учебу продолжал службу в 25-й Чапаевской дивизии, воевал в ее составе с первого дня войны и прошел весь путь Отдельной Приморской армии от границы СССР с Румынией до города Севастополя. После выяснения столь неожиданной для обоих командиров информации, комбат стал частенько вывозить на коляске своего бывшего начальника подышать свежим воздухом. При этом они почти непрерывно вспоминали свою совместную службу, друзей, сослуживцев, очень многих из которых уже не было в живых. Некоторые знаменитые "чапаевцы", знакомые подполковнику лично, а Петру - только по именам еще здравствовали, например бывший командир кавалерийского эскадрона Г.К. Жуков и уже знаменитый партизанский командир С.А. Ковпак.
Виктор Николаевич рассказал про последние годы существования соединения, куда он вновь попал служить в 1941 году, после окончания учебы в Военной академии механизации и моторизации РККА - уже после освобождения Западных областей , в котором дивизия принимала активное участие. Перед началом войны 25-я входила в состав 14-го стрелкового корпуса 9-й армии , после 22 июня прошла путь от Измаила до рубежа Днестра , с июля под командованием генерал-майора Ивана Ефимовича Петрова обороняла Одессу - родной город Петра Иосифовича, затем кораблями Черноморского флота была эвакуирована в Евпаторию и Севастополь. Из города Русской славы она была переброшена на Перекоп, где вместе с 95-й сд сражалась под Ишунью, атаковав противника в лоб. Затем с боями прорывалась обратно к Севастополю , и с 9-го ноября в течение двухсот пятидесяти дней стойко обороняла главный военно-морской порт на Черном море
Про последние свои бои в Крыму подполковник сообщил, что в последний день декабря в горах Мекензи он получил тяжелое ранение, из-за которого был доставлен вначале в дивизионный медсанбат, а в январе был эвакуирован на "Большую Землю". Дальнейшую судьбу соединения он знал лишь по рассказам командиров, уцелевших в боях лета того года:
"После излечения в Крым я не вернулся - возникла очередная тяжелая ситуация под Ржевом. А 25-я к концу июня фактически уже перестала существовать, 29-го числа в районе Английского кладбища ожесточенно сражались лишь ее отдельные подразделения. В полках, самое большее, было по две сотни способных держать в руках оружие бойцов - ведь ранены были почти все, находящиеся в строю. А еще через сутки - 30-го июня 25-я, поредевшая чуть ли не до численности роты, дралась южнее Малахова Кургана, и с боями отходила к бухте Стрелецкой. Бойцы дрались на улицах города. Врукопашную. Причем дивизия отступала вовсе не под ударами рвущегося вперед противника, поддерживаемого огнем и гусеницами четырех трофейных КВ-1, легко уничтожавших наши последние "русские Виккерсы" с противопульным бронированием, а лишь потому, что командованием СОР был отдан приказ об отходе "...к исходу дня 1 июля в район морской 35-й береговой батареи...". На мыс Херсонес. Там дивизия и окончила свое существование, а 18.07.1942 она была расформирована из-за огромных потерь и в "...связи с утратой боевых знамен".
Фактически, это одно из самых лучших в Красной армии соединений погибло из-за того, что, в отличие от Одессы, было брошено командованием Кавказского фронта на погибель вместе с другими соединениями и частями, оборонявшими Севастополь, и полегло в нем до самого последнего человека! Все двести пятьдесят с лишним дней обороны наши подразделения стойко дрались с врагом. Правда, некоторых представителей начсостава, в основном от командира полка и выше по приказу командования фронтом удалось эвакуировать - и это стало очень скользкими моментами в их биографиях. Не знаю, как они должны были поступить - остаться погибать со своими подчиненными или спасаться бегством под прикрытием этих же самых бойцов? Это, конечно, не касается командования Приморской армией и Черноморского флота - их захват противником в плен был бы не военным, а политическим событием! Но командиры полков и дивизий?... Не знаю. Я бы, скорее всего, остался в Севастополе, нарушив приказ...
Еще точно знаю, что ни одно из знамен нашей 25-й и полков, входивших в ее состав, а также исторический формуляр, печать и прочие штабные документы к немцам в руки не попали - наверняка был бы приказ в случае их захвата врагом. Разговаривал с эвакуированными и оставшимися в ЖИВЫХ представителями командного состава. Одни из них рассказывали, что знамёна почти всех воинских частей, обороняющих Севастополь, кроме 172-й стрелковой, вывезенных ее раненым командиром - полковником Ласкиным, были уничтожены в конце июня 1942 года в районе 35-й береговой батареи. По приказу командующего армией генерала Петрова - чтобы они не попали в лапы немцев. А последний комдив 25-й, назначенный на место Ивана Ефимовича - Трофим Калинович Коломиец, во время нашей встречи в Москве сообщил, что 24-го июня знамена дивизии были затоплены у Камышовой бухты. Еще чуть позже бывший начальник штаба дивизии рассказал совсем другое - знамена были сожжены в землянке возле бухты.... Но что знамена, если наш золотой фонд - бойцы, младшие командиры, опытнейший средний начсостав в июле полностью погиб? Или попал в плен. В общем - это очень темная история".
Через несколько дней, во время одной из бесед один на один подполковник спросил: "Петр Иосифович, вы ведь, кажется, служили в подразделениях противотанкистов "Прощай, Родина"? То есть, в боях были тесно связаны с пехотой. Как думаете, почему недавно отменили эмблемы у "царицы полей" - две перекрещенные винтовки на фоне мишени? Не знаете? Я дам ответ - те невероятно огромные потери, которые по вине вышестоящего командования наша пехота несла с 41-го года, сделала службу в ней совершенно не престижной! Все сразу вспомнили дореволюционный стишок - издевку:
Умный в артиллерии,
Щеголь в кавалерии.
Лодырь во флоте,
А дурак - в пехоте!
Вот и считается с тех пор чуть ли не позором служить в рядах "царицы полей", прежде всего, потому, что здешние начальники ее воспринимают не иначе, как "пушечное мясо". И относятся соответственно.
Раньше я никак не мог понять, почему стрелковые части и подразделения доводят до такого состояния, когда в ходе одной-единственной атаки из строя убитыми и ранеными выбывает до половины личного состава. Теперь понял. Все просто - по опыту разгромного 1941 года "они" теперь просто тупо считают, что стрелковые подразделения ОБЯЗАНЫ сражаться до последнего бойца. А раньше наука называла другие цифры - среднестатистический солдат не теряет присутствия духа, пока в подразделении потери составляют до двадцати процентов от первоначальной численности. При этом русский солдат выделяется среди военнослужащих любой другой армии мира, ведь он психологически способен выдерживать гибель и ранения у половины своих товарищей! Опыт начавшейся войны показал, что даже при 80-ти процентных потерях бойцы "Чапаевской" дивизии не теряли высокого боевого духа. А до войны наша военная наука считала 20-ти процентные потери "свехбольшими".
Вы слышали когда-нибудь такое: "...Командующий, который не наступает только для того, чтобы снискать славу и не воздерживается от сражения..., чтобы избежать смертного приговора за просчеты и отступление, но желает только сохранить людей и принести правителю выгоду - сокровище для государства. Когда полководец смотрит на войска, как на своих детей, они пойдут за ним в самые глубокие долины. Когда он относится к войскам, как к своим любимым детям, они будут жаждать умереть вместе с ним"? Не слышали никогда? А ведь это трактат Сунь Цзы, шестой век до нашей эры!
В нынешней войне у наших войск практически нет отцов, а есть только злые отчимы, из-за чего во вновь сформированных соединениях за одну атаку - и сразу "выбивается" половина личного состава стрелковых рот и батальонов! В результате возникла парадоксальная ситуация - передовые части не верят вышестоящему командованию, а командование, в свою очередь - подчиненным подразделениям. Отсюда и бессмысленные потери. А с каким настроем вчерашний крестьянин идет потом в бой? Ведь моральное состояние отдельного военнослужащего зависит от трех основных факторов:
-понимания смысла ведущейся войны, уверенности в ее справедливости и законности;
-доверия к способности непосредственных начальников организовать бой так, чтобы с минимальными потерями выполнить боевую задачу;
-уверенности в своей профессиональной подготовке к ведению боевых действий.
Из трех подобных заданных самому себе вопросов лишь на первый из них боец может ответить утвердительно. А дальше у него неизбежно начинается недоумение - где наша артиллерия, авиация, их совместная поддержка атакующей пехоты, а еще огневое сопровождение наступления, которым его начальников вроде как "учили в академиях"? И учили ли вообще? А где санитарные подразделения, части обеспечения? Почему его никто не обучает, да и не снабжает ничем - ни боеприпасами, ни продуктами питания, а только постоянно что-нибудь требует? Крестьянин или рабочий производит определенные умозаключения и совершенно правильно спрашивает командира о подобных методах ведения боевых действий: "Почему начальники бросают наши роты без всякой подготовки в лобовые атаки, называя их "разведкой боем" и другими "мудреными" названиями, а с потерями при этом никто из них не считается?" И сразу же идет под трибунал за "...распространение панических настроений".