Михаил Магид
Диалектика
(против марксистов)
Часто приходится слышать это слово, особенно от некоторых историков. Обычно они ссылаются то на Маркса, то на Гегеля, то еще на кого-то. Можно сослаться даже на Гераклита, мыслителя, которого я очень люблю... Но что все это значит?
Философия, то есть рациональные рассуждения о самых крайних, последних вопросах, о смысле бытия, началась с замечания Сократа "я знаю, что я ничего не знаю". И, наверное, в эту точку полезно отступать всякий раз, когда речь заходит о предметах космического масштаба. Это не значит, что мы совсем о них не имеем права говорить. Но просто, если уж хотим что-то о них сказать, то хотя бы надо ясно осознавать их масштаб и свой собственный.
2,5 тысячи лет назад Гераклитом, а несколько позже некоторыми мыслителями, жившими на другом конце планеты, в Китае, была высказана мысль о том, что порядок вселенной зиждется на борьбе противоположностей. Всякая вещь имеет свою противоположность. Свет борется с тьмой, тепло с холодом. Из борьбы противоположностей, из противоречий соткан мир.
У неоплатоников уже находим триаду, которая потом с определенными изменениями перекочевала в христианскую, а оттуда в новоевропейскую философию, в частности к Гегелю, а от него к Марксу. Борьба противоположностей движет мир, порождая некий синтез. Так всякий раз происходит выход за пределы противоречия: в попытке его решить. Например, внутренние противоречия взорвали изнутри феодальный строй, привели к появлению капитализма. Подобным образом по мнению Маркса и Гегеля развиваются природа и человеческое общество.
Весьма и весьма неглупые люди, рассуждают подобным образом уже несколько тысяч лет. Ссылаются на различные явления, подчиненные данному принципу. Все это звучит довольно красиво, и отчасти правдоподобно. Но возникает ряд вопросов.
Во-первых, почему обязательно речь идет именно о двух взаимоисключающих вещах? А почему не о трех, пяти, восемнадцати? Можно привести примеры сложных систем, где противоборствуют десятки, а то и сотни различных факторов приблизительно равной степени важности. И что тогда? Во-вторых, что, собственно, есть развитие? Возьмем человеческое общество. Возможно, суждение, что противоречия взорвали изнутри средневековый строй и привели к появлению капитализма- верно. Но в какой мере тут можно говорить о прогрессе? Если говорить о прогрессе науки, техники, рационального знания, то да, несомненно. Но разве это единственное измерение человеческого существования? Средневековая гильдия мастеров-ремесленников обладала способностью контролировать процесс труда, управлять им. Напротив, лишенный средств производства наемный пролетарий, производящий всю жизнь 1\12 иголки, не может (во всяком случае находясь в том состоянии, в котором он находится благодаря капитализму) не только управлять предприятием, но даже представить себе ход его работы. Ремесленный же мастер напротив, производил шедевр. Труд средневекового ремесленника носил, по крайней мере, отчасти, творческий характер, тогда как для вышеуказанного пролетария труд превратился в пытку. Наконец, средневековые города-коммуны могли быть очень грязными, но все они вместе взятые не наносили природе и сотой доли того ущерба, что ей наносит современный мегаполис средних размеров. А ведь разрушение окружающей среды может привести к гибели всего живого на планете. И это уже не домыслы фантастов, а научный факт.
В 1412 г. в городе Аугсбурге в городской совет (именно он там ведал вопросами ремесла) обратился некий Вальтер Кезенгер. Он представил на суд почтенного органа свое изобретение - механическое устройство для скручивания шелковой нити. Отцы города, рассмотрев устройство, постановили: 'механизм сломать, обломки сжечь, пепел выбросить в реку Лех, ибо, ежели внедрить сие изобретение, то многие, кормящиеся ремеслом скручивания шелковых нитей, останутся без пропитания'. Из такого отношения к делу вовсе не вытекает отрицание технического прогресса. В средние века развивалась металлургия и другие виды производственной деятельности. Важно было, чтобы прогресс не приводил к негативным последствиям. К слову сказать, может такая формула прогресса вообще является оптимальной? Как бы там ни было, на фоне атомных бомбежек, Чернобыля и глобального потепления у нас нет оснований упрекать людей средневековья в косности и неприятии новшеств. Определенно, нам самим есть чему у них поучиться.
Таким образом, если наряду с научно-техническим прогрессом рассмотрим другие измерения: свободна-несвобода, наличие-отсутствие творчества, экологичность-антиэкологичность, то увидим, что капитализм наоборот представляет собой в этих многочисленных измерениях деградацию, регресс, а не прогресс. То что в одной области ведет к прогрессу, сопряжено зачастую с регрессом в других областях.
В-третьих, что, если одна из противоположностей одержит верх, уничтожив вторую половинку? Разве в реальной жизни мы не наблюдаем подобные явления? Разве не исчезали (вымирали) целые цивилизации или сословья, уступив место совершенно иным сообществам? Много ли мы знаем сегодня о цивилизации майа?
В-четвертых, вполне возможно, что борьба противоположностей обеспечивает развитие вещей, или, по крайней мере, меняет их. Но почему только борьба? А разве солидарность, содружество не способны изменять мир, делать всякую вещь более совершенной, а культуру более развитой? Приведу несколько примеров. Вот цитата из одной очень хорошей книжки о раннем английском рабочем движении: "...в ночь перед казнью Джеку приснилась Англия. Она была невысокая и тесная, как деревенская кузница. Джек шел по Англии узким проходом, а у стен стояли и работали свою работу разные люди: бочары, кровельщики, седельщики, шорники и пивовары. Тут же, у стен, примостились со своими оселками и косари. По красным, воспаленным векам он узнавал кузнецов и угольщиков, а те, которые сильно кашляли, это были люди с серных разработок. В Англии было тесно и шумно, но все работали мирно и никто никого ни в чем не упрекал. А когда кому-нибудь случалось обронить на пол топор, долото или шило, двое или трое соседей наклонялись, чтобы ему помочь". Это вовсе не домыслы, не фантазии. Именно так и были устроены первые рабочие организации Англии и вообще Европы, рабочие общества сопротивления, сплоченные внутри себя более, чем в какую бы то ни было иную эпоху. Социализм для политически активных пролетариев первой волны - это строй рабочего самоуправления, когда все работники вместе, дружно и слаженно управляют производственным процессом. Подобное мироощущение коренится в прошлом, в ремесленных цехах и гильдиях, но с надеждой смотрит в будущее, желая заменить капитализм каким-то иным, более человечным обществом. "Можно ли назвать Парижскую Коммуну социалистической революцией? - задает вопрос крупнейший марксистский исследователь 19 столетия Эрик Хобсбаум.- Почти наверняка можно, хотя этот социализм был еще мечтой времени, предшествовавшего 1848 году, мечтой о самоуправляемом сообществе или сообществах производителей, требующих радикального и систематического вмешательства власти". Корни такого отношения к труду, обществу, развитию, находим средневековых цеховых гильдиях и городах-коммунах. Идеалом здесь (конечно, редко достижимым на практике) была человеческая солидарность. Вот как описывал это состояние Городской совет Флоренции: "...Все планы проистекают из большого сердца коммуны, зреют в сердцах всех граждан, связанных общей волей". Впрочем, вот что рассказывал об оккупационной забастовке почтовиков во Франции в 1956 году (забастовку организовало общее собрание, безо всякого профсоюза) современный социальный исследователь (а в ту пору почтовый служащий) Анри Симон: 'Мы все помогали друг другу, все вопросы решались сообща. Когда кому-нибудь из нас что-то требовалось, какая-нибудь вещь, то другие спешили прийти к нему на помощь без всякого понукания, естественным образом, спонтанно. Тогда я подумал, что коммунистическое общество- не бред, не вымысел, что оно возможно, потому что когда люди ведут себя так, как во время этой забастовки, они способны добиться многого.' В условиях имущественного равенства, общего распоряжения средствами производства и результатами труда, коллективного принятия решений конфликты между людьми не исчезают. Но они возникают гораздо реже, и не они определяют ход событий. Так было, например, в русской сельской общине в 19 начале 20 го вв. Русский экономист Н.Воронцов отмечал, что в рамках общины индивидуальные интересы совпадали, в большинстве случаев, с коллективными. Например, когда все вместе работают на общем поле или помогают друг другу строить дома, то от усилий всех зависит благосостояние каждого. Следовательно, каждый заинтересован в процветании всех. Естественно в таких сообществах культивируется сотрудничество. Мыслимо ли отрицать творческую силу любви, братства? Почему развитие должно непременно вытекать их вражды, из борьбы противоположностей, а не из содружества, гармоничного взаимодействия людей? Реальность многомерна, бесконечно сложна. Сегодня мы не постигаем и миллионной доли ее. Каким же образом, опираясь на какое знание, кто-то берется утверждать, что в основе мирового развития лежит исключительно борьба противоположностей?