Какой-то дискомфорт. Что-то не так. Я помнил всё, но это было словно во сне. Дом, солдаты, война. Взрыв.
Я проснулся...
Связан. Свет в глаза. Резкий. Неумолимый свет, от которого невозможно отвернуться. Крепко связан, что нельзя пошевелить даже рукой. Даже пальцем. Ну! Ну хоть чуть-чуть пошевелиться! Нужно высвободиться от мягких, но таких беспощадно крепких пут. Тело не слушалось. Полная беспомощность.
Я помнил, как рота солдат рыла окопы возле дома. Помнил наступающих врагов, окруживших мой штаб. Помню яростную перестрелку. Я помнил перекошенные от страха и боли лица моих воинов. Доблестных воинов, которые не жалели ни себя, ни врага.
Теперь я лежу неизвестно где. Слышны крики. Совсем рядом, но я не могу повернуть голову. А белый ослепляющий свет выжигает глаза.
Кому нужна была эта война? Для чего? Фюрер бросил нас. Мальчишек, у которых даже молоко на губах не обсохло. Слёзы текли по глазам, когда я видел, как они погибают за идеалы. Глупые, ничтожные идеалы безумца.
Звук вонзается в уши. Так хочется вырваться из этого плена. Хочется вернуться назад, чтобы отомстить. Отомстить за сыновей Германии.
Зачем я здесь? Почему ещё меня не расстреляли? Хотят что-то узнать? Но я им ничего не скажу. Я - немецкий офицер! Лучше им сразу было меня убить.
Свет выедает глаза. Даже сквозь веки. Слёзы сами полились. Фридрих. Сынок. Я тебе уже не увижу. Это понятно.
Шум. Какой-то шум. Чья-то речь. Женская. Ещё далеко, но звуки становятся всё громче. Язык знаком. Русский...
Крики рядом со мной усилились, словно почувствовав какую-то беду. Наверно голос женщины их пугал. Глупость. Ничего страшного в её речи не было.
Скрип. Похоже на открывающуюся дверь. Два голоса. Оба женских. Крики стали нестерпимо громкими. Просто раздражающими. Молчать! Хватит орать! Даже если нас взяли в плен, нельзя показывать свою слабость! Хватит скулить! Хватит!
Женщины подошли ко мне. Сквозь лучи света я увидел их. В белых халатах. Руки потянулись ко мне...
Меня куда-то везут. Как какого-то инвалида. Вижу только потолок и мелькающие тусклые лампы. Ещё голоса. Их стало больше. Меня подняли. Женское лицо. Улыбка. Обнажённая грудь. Тёплая, чуть сладкая жидкость наполнила мой рот.
Я помнил... Я уже ничего не помнил. Только материнское молоко. Мама...