Аннотация: Громогласное эхо войны не дает полководцу покоя.
Эпизод 1. (около 500 г. В.С.)
После великой победы над фокейцами между союзниками пролегла глубокая трещина. Первые споры начались уже при разделе добычи; этруски обвиняли карфагенян, что те-де несправедливо присвоили себе бОльшую часть; а граждане Карфагена не оставались в долгу. И хотя союз не был разорван - напротив, его возобновили - он не был более скреплен священной целью борьбы против общего врага.
Этруски, безмерно возгордившиеся, считали себя едва ли не единственными победителями эллинов. Роль Карфагена в войне было принято всячески принижать и замалчивать; поколение спустя некоторые из граждан Этрурии уже верили, будто Карфаген сражался за фокейцев и был за это наказан. Цари Двенадцати Городов смотрели еще дальше; втайне они готовили запасы оружия и строили новые корабли для похода в Африку, намереваясь поступить с Карфагеном, как тот поступил с Таршишем. Среди прочих царей особенно выделялся Ларс Порсенна, царь Клузия; никто не сомневался, что именно он встанет во главе похода. В своих мечтах Порсенна уже примерял венец Африки; и дабы подготовить почву для осуществления своих планов, горделивый царь Клузия посылал в Карфаген лазутчиков, которые сеяли смуту среди ливийцев и подстрекали африканские племена к восстанию.
Но и Гамилькар, царь Карфагена, не дремал. От своих людей в Италии прознал он, что Рома, один из подвластных Этрурии городов, готова запылать мятежом. Этот город населяли не этруски, а латины, италийский народ, бывшие у последних в рабстве. С тоской они вспоминали утерянную в прежние времена свободу. Согласно древним авторам, город основала Рома, принцесса-воительница, незаконорожденная дочь албанского царя от блудницы (этих блудниц римляне называли "волчицами"; и даже поставили на главной площади города, называемой "Форум", памятник матери своей прародительницы. От окрестных народов римляне заслужили презрительное прозвище "дети блудницы", но не успело смениться и одно поколение, как они уже носили это имя с гордостью. Как переменчива бывает судьба! Но довольно об этом).
Низкое происхождение и слабый пол не помешали Роме добиться верховной власти, и стать во главе не только своего народа, но и объединить под своим скипетром великое множество италийских племен. Среди окрестных властителей она пользовалась таким уважением, что даже заполучила в мужья карфагенского царевича Гидона, внука царицы Элиссы. С тех пор долгие годы подлинно родственные узы связывали римский и карфагенский народы. Но увы! Не всегда голос крови оказывается сильнее иных чувств. Со временем римляне позабыли о заветах своих великих предков. Есть ли границы у человеческой неблагодарности?! Но вернемся к принцессе Роме.
На протяжении тридцати с лишним лет воинственная царица правила окрестными племенами, пока не погибла в битве с этрусками. Легенда гласит, что разъяреные этруски разрубили правительницу на сотни мелких частей и разбросали по всем сторонам света. Но латины верили, что великая царица вознеслась на небо, где была принята другими богами, и с тех пор поклонянялись ей наряду с другими своими божествами, о которых мы расскажем далее. Царевич же Гидон, бывший в то время в Карфагене, не выдержал разлуки и покончил с собой, бросившись в море со скалы. Это место, известное как скала Гидона, посейчас показывают иностранным путешественникам в окрестностях Карфагена.
Теперь, через двести лет, римляне собирались восстать и свергнуть тираническое правление этрусков. В лице карфагенян они нашли естественных союзников. Вождь мятежников, некто Брут из рода Юниев, вошел в сношения с карфагенскими посланцами в Италии. Был заключен тайный договор, скрепленный многочисленными клятвами. Вскоре хитроумный план был приведен в действие. Большой карфагенский торговый корабль, груженный золот и оружием, якобы направлявшийся к Островам Пращников, был умышленно выброшен на италийский берег. Хозяин корабля явился к начальнику этрусканской юбереговой стражи и поведал о своей беде. Поскольку между Этрурией и Карфагеном по-прежнему действовал договор, капитан стражников приютил купцов и приказал положить весь товар в охраняемый склад. Ночью на склад напали римские мятежники, перебили стражников и завладели оружием и золотом. В ту же ночь они спешно раздают оружие своим сторонникам и внезапно нападают на царский дворец. Луций Тарквиний, последний царь Ромы из рода этрусков, погиб, сражаясь с мечом в руках; его сына, Тарквиния-младшего, схватили и бросили в темницу, а невестку, красавицу Лукрецию, обесчестили. Не выдержав позора, она покончила с собой. Позднее молодой Тарквиний ухитрился бежать и отомстил своим обидчикам, убив Брута. Но об этом мы расскажем в другом месте.
Царь Порсенна, прознавший о восстании римлян, немедленно собрал свои войска, призвал союзников, и осадил город, намереваясь покарать мятежников и восстановить этрусканскую власть. Положение римлян было безнадежно, и они отправили посланца в Карфаген, взывая о помощи. Посланцем был некто Муций, прозванный у римлян Сцевола (Левша). Рассказывают, что недалеко от берегов Африки он упал за борт, и на него напала хищная рыба. Не потерявший присутствия духа, молодой римлянин, орудуя поясным кинжалом, вступил с хищницей в схватку и одолел ее, лишившись при этом, однако, правой руки. Ослабевший от полученной раны, он едва не пошел ко дну, но в последнее мгновение его спасли моряки с подоспевшего карфагенского военного корабля.
Представ перед царем Гамилькаром и карфагенским Советом, Муций поведал им о беде своих соотечественников, и молил прийти им на помощь. Царь и советники некоторое время колебались, поскольку не были готовы открыто выступить против этрусков. По счастью, в тот же самый день, в Карфагене был схвачен этрусканский шпион, который под пытками показал, что послан в Африку царем Порсенной, дабы возмущать народ. Гамилькар счел это достаточным поводом к войне. Большой карфагенский флот явился в устье Тибра, когда римляне потеряли уже всякую надежду. Ночью карфагенское войско напало на лагерь ничего не подозревавших этрусков. Многие этруски и сам царь Ларс Порсенна пали в бою, а остальные бежали. Царь Гамилькар с триумфом вступил в спасенный Рим, где был увенчан лавровым венком, как спаситель отечества.
Таким образом, с помощью Карфагена, римляне сбросили гнет этрусков и снова обрели свободу...
Эпизод 2. (Между войнами и Вторая Пуническая, ~ 240-215 В.С.)
Из всех испанских государств богатством и могуществом Сагунт уступал только Новому Карфагену. В своей немерянной гордыне сагунтиане уже всю Испанию видели своей вотчиной. "Что делают здесь эти африканцы?" - говорили они, "пусть убираются в Ливию". Римляне, давно с жадностью посматривавшие на западный берег Тирренского моря, надеялись, что две испанские державы столкнутся в смертельной схватке, а они (римляне) смогут воспользоваться плодами этой войны, как уже было ими проделано в ходе борьбы между Карфагеном и Марсом. Поэтому римский сенат заключил с государством Сагунт лицемерный союзный договор, обязуясь предоставить всяческую помощь; и даже прислал несколько кораблей и две тысячи солдат из италийских союзников. Воодушевленные римской поддержкой, в четвертый год правления Гасдрубаала Красивого, сагунтиане нарушили границу между двумя державами. Вся Испания, затаив дыхание, следила за этой схваткой; разгоревшуюся войну сравнивали с борьбой Спарты и Афин; и если карфагеняне, опиравшиеся на свой могучий флот уподоблялись афинянам, то сагунтиане не по праву носили прозвище "испанских спартанцев". Никто не ожидал, что война окажется столь короткой. В двух сражениях Гасдрубаал разбил главные силы сагунтийцев; многие союзники Сагунта немедленно перешли на сторону Нового Карфагена. Большая часть армии осталась на поле битвы, пленниками шоффета стали многие знатные граждане Сагунта и римские посланцы. Явившихся к нему послов римского сената Гасдрубаал справедливо укорял за коварство и злонамеренность; впрочем, от природы великодушный, он согласился отпустить пленников в обмен на незначительный выкуп и новый мирный договор с Римом. Так же великодушно великий карфагенянин обошелся с Сагунтом - потребовал вернуть пленных, уплатить военные издержки и впредь не нарушать границу.
Потерпевшие поражение в честном сражении, сагунтиане решились взять реванш на другом поле. Два года спустя шоффет Гасдрубаал был внезапно убит в своем дворце, во время свадебного пира. Убийца был схвачен на месте, и под пытками назвал имена известных граждан Сагунта, кои подговорили его совершить преступление. Тем временем жители Сагунта, прознавшие о последних событиях, восстали и собирались выступить в поход на Новый Карфаген. Никто не ожидал, что заменивший погибшего вождя молодой Ганнибал, сын Гамилькара Барки, опередит их и сам явится под стены Сагунта. Осадив город, Ганнибал потребовал выдать убийц своего друга и родственника. Сагунтиане, понадеявшись на помощь Рима, ответили отказом...
...Все время, пока продолжалась осада Сагунта, Ганнибал слал в город послов с предложениями мира, но сагунтиане, закостеневшие в своей безмерной гордыне, неизменно отвечали отказом. В самом начале осады они вывели в поле всю свою армию, но, разбитые Ганнибалом, снова заперлись в крепости и с тех пор только отражали нападения карфагенян. Союзники вскоре покинули их, ибо такова была предательская натура испанцев - верные победителям, они всегда оставляли побежденных. Таким образом Ганнибал мог без помех продолжать осаду. Убедившись, что о мире не может быть и речи, он постановил своей целью взять город, а уже после решать его судьбу.
Мысли Ганнибала, как мы теперь знаем из его дневников и "Книги деяний Баркидов", не простирались далее взятия Сагунта. Но у людей и богов были иные планы. На исходе шестого месяца осады под стены Сагунта явилась посланная римским сенатом армия. Римляне даже не сочли нужным объявить Ганнибалу войну, а вместо этого предательски напали на него. "Мы не ведем войну с карфагенским государством", - лицемерно говорили они, - "а только с одним мятежным полководцем, беззаконно присвоившим себе верховную власть". Римляне таким образом намекали на поспешное избрание Ганнибала войсковым собранием. Хоть и поспешное, оно было проведено в соответствии со всеми законами и обычаями. Но презренным детям волчицы, кои сами охотно нарушали любые законы, божеские и человеческие, было достаточно любого повода для начала войны, пусть даже самого нелепого и надуманного.
Первое нападение римлян Ганнибал отбил сравнительно легко, но простота этой победы не обманула его. Римские легионы были сильны и готовились к новой битве. Поэтому шоффет отступил от стен города в укрепленный лагерь. Воодушевленные римляне поспешили объявить о великой победе над "варварами" и вошли в Сагунт, приветствуемые своими союзниками. Ганнибал тем временем вызвал новые подкрепления из Нового Карфагена. Но судьба распорядилась так, что в этой войне новые солдаты ему не понадобились.
О произошедшем той роковой ночью в Сагунте рассказывали разное, но большинство свидетелей повторяли одну и ту же историю. Обрадованные прибытием римского войска, отцы города объявили всенародные гуляния и выставили угощение за свой счет, как сагунтианам, так и римлянам. Праздник затянулся до глубокой ночи. Как нередко случается, обильные возлияния стали причиной пьяной ссоры, которая на этот раз завершилась кровопролитием. Опьяневший римский офицер ударил ножом сагунтианского аристократа. Его товарищи немедленно убили римлянина, и сами пали под мечами легионеров. Вскоре разгорелось настоящее сражение между гостями и хозяевами города. Многие горожане не сразу поняли, с кем идет битва. Кто-то пустил слух, что в город прорвались карфагенские солдаты. Началась всеобщая паника. От брошенных кем-то факелов запылал дворец городского Совета, и вскоре уже весь город был охвачен огнем и всеобщим безумием. Римляне и сагунтиане без разбора рубили друг друга. Положение усугубилось тем, что в рядах римского войска находились недавно принятые на службу италийские союзники. С этими последними римляне еще не успели как следует познакомиться, и потому часто принимали за врагов.
В своем укрепленном лагере Ганнибал с недоумением взирал на охваченный пламенем Сагунт, тщетно пытаясь понять стоящие за этим события и подозревая какую-то хитрую вражескую ловушку. Только утром он решился послать к стенам города разведчиков. Разведчики вернулись и доложили о всеобщем разрушении и сотнях убитых. Тогда Ганнибал снялся с места и стремительно овладел тем, что осталось от Сагунта. Еще вчера великий город, перед которым трепетала вся Испания к северу от Ибера, являл собой жалкую и печальную картину.
На следующий день Ганнибал собрал войско и обратился к нему с такой речью: "Братья-карфагеняне и добрые союзники! Видят боги, не мы начали эту войну. Ее начали сагунтиане, предательски убившие нашего шоффета и мужа моей сестры Гасдрубаала. Ныне кровь его отомщена; и, как видно, такова была воля богов, что возмездие жители Сагунта приняли не от моей руки, а от руки своих коварных союзников. Все вы видели, что стало с великим городом, и потому я спрашиваю вас: если так римляне поступают со своими союзниками, чего стоит ожидать от них нам, врагам? Какая печальная судьба ждет Испанию, если римляне снова вернутся сюда?! Нет, мы не можем этого допустить! И потому я, Ганнибал бен Гамилькар, шоффет Нового Карфагена и верховный полководец всего испанского народа, данной мне властью объявляю войну римскому государству и римскому народу! Мы не станем ждать возвращения римлян! Мы сами явимся в Рим и покараем потомков блудницы в их логове!"...
...Среди прочих наемников и союзников, примкнувших к армии Карфагена в Альпийских горах, были два гельвета. Назвавшись Фронтос и Химилко, они оказали ряд важных услуг Ганнибалу. В частности, в битве при Тицине, именно они убили римского полководца Сципиона и его старшего сына, подававшего большие надежды.
Одержав целый ряд блестящих побед над потомками волчицы, Ганнибал подступил к стенам самого Рима. Несмотря на страшные потери, римляне были готовы мужественно защищать город. Их вошедшую в поговорку подлость удивительным образом сочеталась с храбростью и преданностью родному городу. Ганнибал же не был готов к длительной осаде. Окрестности Рима были совершенно разорены, карфагенские припасы были на исходе. Осадных машин было недостаточно для штурма хорошо укрепленного города, в крепости имелись большие запасы еды. В прежде воодушевленном карфагенском войске теперь было много больных и недовольных. К счастью, боги и демоны войны были на стороне Ганнибала.
В один из дней карфагенский вождь выступил перед войском и объявил, что снимает осаду и уходит от Рима. "Не стоит переживать, - говорил он, - до сих пор удача была на нашей стороне, и небольшая задержка ничего не меняет. Надменной Роме нанесен удар, от которого она уже не оправится. Ее падение - только вопрос времени. Воины, столь доблестно служившие Карфагену, заслуживают отдых". Солдаты приветствовали мудрого вождя воинственными криками и послушно выступили из лагеря. Но перед этим под стены Рима явился карфагенский Священный отряд и закрепил на его воротах огромный серебряный щит. Согласно преданию, этот щит, сделанный из редчайшего голубого серебра, принадлежал царям Таршиша, и после падения последнего, сделался достоянием Карфагена. Повесив щит на римские ворота, карфагеняне удалились.
Удивленные римляне не знали, как толковать действия Священного отряда и совершенно справедливо подозревали военную хитрость. Менее благоразумные смеялись: "Этот щит не похож на Троянского коня. Интересно, сколько африканских воинов спрятались под ним?" Другие утверждали, что щит оставлен как знак победы Карфагена над Римом, и не стоит искать тайный смысл там, где его нет.
Выждав некоторое время, римляне выслали разведчиков, чтобы осмотреть окрестности. Разведчики донесли, что Ганнибал и в самом деле оставил лагерь, и даже бросил там несколько катапульт и других осадных машин; а карфагенская армия уже удалилась от Рима на значительное расстояние и продолжает уходить на юг. Нигде не видно признаков тайной засады - римские разведчики прекрасно знали свою страну и осмотрели все укромные места. Получалось, что Ганнибал и в самом деле покинул окрестности Рима, и в ближайшее время не собирается возвращаться.
Тогда римляне воспряли духом и принялись строить планы на будущее. Среди прочего они решили завладеть брошенными карфагенскими машинами и вооружить ими собственные легионы. Слишком поздно они поняли, где таилась опасность.
Когда римские инженеры попытались разобрать одну из катапульт, она, заряженная и взведенная, немедленно выстрелила. Стрела, сделанная из того же редкого голубого серебра, угодила точно в закрепленный на стене щит.
В тот же самый миг на город обрущилась ярость богов, и Дочь Волчицы навсегда исчезла в бушующем адском пламени.