Среди прочих государств, основанных викингами в теплых краях, особенно процветала Вандалузия. Находилась она, разумеется в Южной Испании, где когда-то недолго правили оригинальные вандалы. Викинги, получившие высочайшее разрешение на поселение в тех краях от очередного вестготского короля, прибыли с берегов восточно-шведской речки Вендель, посему название нового герцогства прижилось само собой, а их обитателей спустя несколько десятков лет иначе как вандалами уже и не называли. Помимо активного участия в испанской внутренней политике, вандалы работали щитом христианского мира от набегов морских разбойников из Мавританского и Карфагенского Халифата.
Кроме вандалов этим благородным служением занимались викинги, засвшие на Мальте, а также греческая Сицилия и сардинская Сардиния. Сардиния вообще весьма преуспела на посту очередной владычицы морей. Этому способствовал в том числе очередной набег карфагенских пиратов, после которого на острове остался один влиятельный аристократический клан из прежних пяти. Это позволило острову централизоваться и даже вытребовать для себя статус королевства в рамках Западной Римской Империи, которая все еще вела непримиримую борьбу с Аварским Эмиратом.
Аварский Эмират вопреки всему отказывался умирать. После военных реформ Отелло государство окончательно перешло к мамлюко-гулямо-янычарской системе. Мамлюков набирали повсюду, в том числе среди подвластных балканских, славянских, германских и романских народов. Меритократия была возведена в ранг закона и обычая одновременно, наверх выбирались самые способные вне зависимости от цвета кожи и нацпроисхождения, до старости доживали немногие, загнивать никто не успевал. Государство превратилось в хорошо слаженную военную машину; оно было построено для войны, нацелено на войну и жило только войной. Это был исламский военный орден в чистом (насколько это вообще возможно) виде, который простирался уже от Адриатики до Балтики.
На Балтике Эмирату приходилось иметь дело с Ревеландом (государством эстонорманнов), Саксоданией (династическая уния Дании и Саксонормандии) и Новгородом (который назывался как-то иначе, но не в этом суть).
На юге Западная Римская Империя пришла в небольшой упадок. Флаг снова подхватила Великая Греция (то бишь Южная Италия и Сицилия), которая повела решительную реконкисту. На материке были освобождены от Румского Халифата Спартанский полуостров и Эпир, на море - целый ряд островов по самый Крит. Греки уже мечтали о скорейшем освобождении самого Константинополя и очень опасались, что Мадьяримская Империя или Болгарский Каганат успеют туда первыми. Не успел никто, потому что пришел лесник и разогнал всех к такой-то матери.
На Дальнем Востоке в Х веке случилась только одна крупная война. Извержение вулкана Пэктусан нарушило экосистему многострадального Бохайского королевства, и бохайцы решили попытать счастья в Корее и Китае одновременно. Разумеется, это была славная битва, после которой Китай и Шилла округлили свои владения, а Японские Сасаниды заполучили новые провинции на материке. После этого в Поднебесной Зоне Взаимного Процветания снова воцарился мир, нарушаемый мелкими пограничными стычками, но тут лесник пришел и к ним.
Лесника звали Курабир. Родился он в 987 году. В детстве он был мелким уйгурским принцем из Восточного Туркестана, молодость он провел в заложниках в китайской столице. Там он получил традиционное конфуцианское образование, но сделал из него (образования) совсем не те выводы, какие ожидали от него (от принца Курабира) учителя и наставники.
Кумиром его стал один из крупнейших (с конфуц. точки зрения) злодеев и военных преступников - Цинь Ши Хуан Ди, он же Первый Император Китая (259-210 до х.э.). Но если Цинь-Ши-ИТД объединил всего лишь Китай, Курабир решил объединить весь остальной мир. Только и всего. Планы его были скромны и не простирались даже за пределы земной атмосферы.
В 1009 году принц Курабир вернулся на родину, занял трон в своем мелком княжестве, и тогда началось.
Государство было перестроено согласно заветам великого Цинь Шихуанди. Все граждане и подданные были разделены на десятки, сотни, тысячи и так далее. Аналогичным реформам подверглась пока еще малочисленная армия, но вооруженная передовым учением Сунь-Цзы, она принялась заводить чужие армии в Место Смерти и таким образом одерживать победу за победой.
Великая Степь в ту эпоху представляла из себя "тошнотворную парадигму взаимной резни бесконечно сменяющихся правителей и племен"(С) И.М.Дьяконов. Последний великий каганат в этих краях после Войны за Аббасидское наследство, и с тех пор китайцы искусно и исскуственно поддерживали такой (бес)порядок. Однако все хорошее когда-нибудь кончается.
К 1029 году Курабир стал хозяином Всея Великия и Малыя Степи, от Восточного Туркестана до приморской тайги. Все тюркоязычные племена на этом пространстве вошли в состав Великого Уйгурского Народа; все прочие получили статус вассалов, союзников или рабов (кому как повезло - или не повезло). Засим настало время заняться более цивилизованными нациями.
Аббасидская империя Сихуй погибла за две кампании. Расправа была быстрой, беспощадной и эффективной. Все жестокости были совершены сразу.
Сидевший на китайском троне император Фэнь Шуй наблюдал за успехами своего северного соседа с удивительным равнодушием. Курабир был его ровесником и товарищем детских игр, они даже в одну школу ходили (за компанию с еще дюжиной принцев из китайской зоны влияния). Разумеется, более дальновидного государя давняя детская дружба не смогла бы ввести в заблуждение, но Фэнь Шуй к дальновидным не относился. Курабир, впрочем, не обманул его ожиданий.
"Китай - черная дыра, -- писал Первый Уйгурский Император в своем политическом завещании. -- Не пытайтесь покорить его. Миллионные армии хуннов, тюрков, арабов и других народов сгинули в Китае, не оставив следа. Покорите весь остальной мир -- и только тогда вы сможете смотреть на Китай сверху вниз. Покорите весь остальной мир -- и Китай сам падет к вашим ногам".
Итак, о Китае речь уже не шла, но к западу и востоку от владений Курабира лежали другие страны и города, предназначенные для завоевания и разорения. "Запад или восток?" - задумался Курабир. Найти ответ ему помогли китайцы.
Не все китайские принцы и генералы были довольны прекраснодушной политикой Фэнь Шуя. Они требовали немедленного похода на север и наказания наглого степного узурпатора. В один прекрасный день противоречия достигли столь высокого градуса, что многие сановники и полководцы объявили "Мы хотим во Вьетнам", подняли знамя мятежа, и объявили в южной столице Новую Справедливую Династию. Началась Обычная Китайская Гражданская Война.
На первый взгляд казалось, что несерьезный режим Фэнь Шуя вот-вот падет. Но Фэнь Шуй неожиданно продемонстрировал необыкновенную силу духа и воли. Первым делом он совершенно оголил северную границу, собрал войска со всех застав и оставил Великую Стену и другие крепости без гарнизонов. Это позволило ему загнать мятежников далеко на юг, и те уже не помышляли о контроле над все Китаем, только об удержании южных провинций.
Разумеется, северную границу никто и не думал нарушать. Курабир твердо держался собственной генеральной линии. Вместо этого он нарушил другую границу. Уйгуры принялись раз за разом совершать набеги в Корею и затевать другие подобные провокации.
Вот уже триста с лишним лет корейцы считались окончательными и бесповоротными трибутарными союзниками Китая. Они считали китайского императора своим старшим братом и отцом, поэтому вполне справедливо могли расчитывать на его помощь и поддержку. Только не в этот раз.
-- Это все клевета, -- однообразно отвечал Фэнь Шуй на все жалобы корейцев. -- Уйгурский хан - наш любимый младший брат, и не надо приписывать ему столь невозможные и чудовищные преступления. И перестаньте клянчить у меня подарки!
-- Но ведь не только в подарках дело, -- заявил в ответ корейский король Пэкунсон и объявил, что Фэнь Шуй потерял Небесный Мандат, а потому Корея признает своим Старшим Братом южную династию, как более справедливую.
-- Плакали подарки, -- заметил по этому поводу один из его придворных.
Узнавший об этом Курабир очнулся от мрачных дум и отправил спешное послание Фэнь Шую, в котором, как почтенный вассал китайского императора, просил разрешения покарать неверного корейского вассала. Фэнь Шуй милостиво дал разрешение. Дабы соблюсти все приличия, к уйгурской армии примкнул маленький (40 тысяч) отряд под командованием наследного принца Фэнь Тана - официально он являлся главковерхом карательной операции. Курабир поморщился и дабы сохранить лицо, остался дома, а в Корею отправил своего сына, наследного принца Жэнь Шеня.
Корейский король не остался в долгу, и отправил навстречу карателям своего наследника, принца Хонгильдона и еще 70-80 тысяч воинов. Но силы были явно неравные, поэтому Пэкунсон призвал на помощь своего друга и родственника, японского императора Кирохито. Кирохито, давно следивший за событиями на материке, немедленно отправил в Корею экспедиционный корпус во главе своим старшим сыном и наследником, принцем Сапурацу.
Именно поэтому грядущее сражение 23 апреля 1033 года вошло в историю как Битва Четырех Наследников.
Битва обещала быть славной.
* * * * *
Жалобная песня про лошадку, четыре ноги, и позади у нее длинный хвост.
* * * * *
На смертный бой, на поле бранном,
Войска вели четыре принца,
Они столкнулись под Пхеньяном,
Согласно кодексу традиций.
Один -- японец Сапурацу,
Из Ездергитовых потомков,
Готов за мир в Корее драться!
Зачем? Душа его - потемки.
Второй - с красивым медальоном,
Как с колокольчиком на шее,
Он прозывался Хонгильдоном
И был наследником Кореи.
Готовы к яростному бою,
Сверкая златом и железом,
Навстречу шли другие двое,
Один - уйгур, другой - чайнеза.
Из дальних западных владений
Пришли сражаться под Пхеньяном;
-- Уйгура звали как? -- Жэнь Шенем.
Китайца - кажется, Фэнь Таном.
Совсем охрипшие герольды,
Вдыхая тучи едкой пыли,
Четыре армии на поле
С трудом великим разместили.
На поле, вовсе не широком,
В плащах, в броне, в звериных шкурах,
Стояли все сыны Востока,
От согдианцев до манчьжуров.
Слегка прищурившись на солнце,
На этот мир смотрели мрачно
Глаза раскосые японцев
И узкоглазые -- табгачей.
И пони в колесничей спарке,
Наливши глаз, хрипели злобно,
Слоны - вьетнамские подарки -
Ревели демонам подобно.
Играли с ветром к славе вящей,
Под голубыми небесами,
Знамена с Солнцем Восходящим
И Сасанидскими Орлами.
И белый флаг с Багровым Оком,
Шилланский флаг -- кружок с Инь-Янем,
И черный флаг МанИ-пророка,
И желтый флаг пророка МАни.
Окинув взором батальоны,
Всем телом потянувшись гибко,
Принц Сапурацу Хонгильдону
Сказал с загадочной улыбкой:
-- Мы их погоним до Лобнора,
Война закончится в Китае!
Пусть я домой вернусь не скоро -
Быть славной битва обещает!
Едва его сомкнулись зубы,
И маска щеки заслонила,
Как в Судный День взревели трубы,
Аида вспыхнуло горнило.
Холодным утром, в день весенний,
Страстей исполнены и гнева,
Проснулись демоны сражений,
Ифриты, ангелы и дэвы!
Едва захлопнулась забрало,
Как битва сердцем овладела.
Орда неслась. Земля дрожала.
Свистели бешеные стрелы.
Лучились жаром нестерпимым,
Пылая, сопки с гаоляном,
Столбы чудовищного дыма
Коптили небо над Пхеньяном.
Как в прежний день на речке Галлис,
В последней битве Креза с Киром,
Щиты с мечами целовались,
По воле хана Курабира.
Смешалось все на поле бранном,
Желая вызвать дух победы,
Молились ханьские шаманы
И сасанидские мобеды.
Шипели танские ракеты,
Ломая кость с противным хрустом,
Едва ли мог предвидеть это
Так говоривший Заратустра!
Но тем, кто резал Белых Гуннов,
Кто строил стены Шаолиня,
Не улыбается Фортуна --
В других краях живет богиня.
И вот, взобравшись на пригорок,
Расставив прочные лафеты,
Отряд китайцев - тысяч сорок -
Открыл огонь из арбалетов.
Тогда потоком стрел пробитый
(Доспехи стрел не удержали),
Упал наследник Ездергито
На Поле Брани и Печали.
Стрелой четырежды пронзенный,
И совершенно уничтожен,
Увидел рядом Хонгильдона,
В траве лежащего как ежик.
Корейский принц спросил: -- Под ливнем
Свирепых стрел и файерболлов,
Скажи, за что мы здесь погибнем,
Отпор не давшие монголам?
-- За риса горсть, за чашку чая,
И за восход над океаном,
За сад камней мы погибаем
В кровавом поле под Пхеньяном.
Пусть шансов было очень мало,
За это стоило сражаться,
Быть славной битва обещала... --
Добавил тихо Сапурацу.
И замер в луже крови бурой
(Последний вздох под небом синим...),
Когда приблизились уйгуры
В своей немерянной гордыне.
Могильный хлад потрогал скулы,
И Сапурацу, умирая,
Успел увидеть, как сверкнула
На солнце сабля золотая...
Погибло воинство Кореи,
Кидани, тюрки и чжурчжени
Несут богатые трофеи
К шатру великого Жэнь Шеня.
И вот уйгурскому красавцу
Бойцы с почтительным поклоном
Подносят череп Сапурацу,
А также череп Хонгильдона.
НЕ датский принц, наследник принцев,
Что был герой и альт-историк,
Взглянул в пробитые глазницы,
Но не сказал "Мой бедный Йорик..."
Нет в той галактике Шекспира,
Другой поэт под небом бредит,
И наш потомок Курабира
Теперь герой других трагедий.
-- Коль стало так -- так было надо,
Заметил младший соправитель,
-- На шест у лагерной ограды
Сверчков обоих посадите.
-- Они сражались точно звери,
Насквозь прогнившие имперцы!
Увы, чудовищным потерям
Уже не радуется сердце.
-- Но что с того... Поднять забрало!
Салют почетным караулом!
Быть славной битва обещала --
И никого не обманула!
1033, май-август.
Японо-корейская армия была уничтожена, полководцы погибли; Пхеньян взят штурмом и разрушен до основания, жители частично перебиты, частично угнаны в рабство. Через две недели пал Сеул, обороной которого неумело руководил король Пэкунсон, тяжело переживавший гибель сына и наследника. Король, впрочем, живым не сдался. Корея превратилась в новую провинцию Уйгурской Империи.
В южнокорейских портах побежденные корейцы под руководством уйгурских надсмотрщиков принялись строить невиданную армаду, предназначенную для вторжения в Японию и достойного наказания тамошних огнепоклонников.
К огнепоклонникам это особенно относилось. По обе стороны пролива вспыхнула очередная древняя ненависть. Уйгуры были манихеями, и они очень вовремя вспомнили, кто распял казнил их пророка за семь с половиной веков до описываемых событий.
Император Кирохито не собирался сдаваться без боя. В стране была объявлена всеобщая мобилизация. На берегу спешно возводились новые крепости и другие укрепления. Как вдруг...