Мах Макс : другие произведения.

3. Квест Империя. Книга I. История третья: Лика и империя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.18*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Еще одна история из первой книги. Вместе с первыми двумя составляет совершенно законченное произведение. Конец первой книги будет только на бумаге (даст Бог ждать осталось не долго), но это уже совсем другая история, как и вторая книга. Приятного чтения :) С уважением, автор.
  История Вторая: Край пирога.
  
  ...можешь выпустить посох из натруженных рук:
   ты в Империи, друг.
  И. Бродский, Торс
  
  
  
  Глава десятая: Невыносимая легкость бытия.
  Виктор ожидал, что бот, спрятанный в Северном море, будет обычным челноком. Во всяком случае, ему казалось, что именно так было сказано в далеком уже пятидесятом, когда он получал свои полномочия. Могли быть, конечно, вариации в классе и размерах, но того, что на вызов откликнется штурмовой бот первого класса, он никак не ожидал. Тем не менее, вместо кареты им подали танк, и в сложившихся обстоятельствах Виктор был склонен скорее радоваться, чем недоумевать по поводу этой странности. Но вопрос в душе затаил.
  Штурмовик снял их прямо с крыши торгового центра, украв, можно сказать, из-под носа у спецназа НАТО, норвежской полиции, и черт знает, у кого еще, но, по впечатлению Виктора, народу по их с Викой души было мобилизовано многовато.
  И вовремя, и надежно. Но у штурмовиков имелся один, может быть, и не столь существенный, в иных обстоятельствах, родовой недостаток. Они, как и положено боевым машинам, были страшно тесными. Сплошная броня, оружие, боеприпасы, емкости под еще больше оружия и боеприпасов, и минимальный комфорт для экипажа, главная жизненная цель которого в бою выжить. Два пилотских кресла перед консолью управления и крошечная "бытовка", легким движением руки, превращаемая в десантный отсек на восемь смертников из десанта первой волны - вот и все жизненное пространство Сапсана.
  Вика, не сняв мехов, и не переведя духа, запрыгнула в пилотское кресло, и с криком "Держись!", бросила штурмовик в противоракетный маневр. Если бы не система принудительной безопасности, мгновенно опутавшая Виктора своими гибкими, но прочными, щупальцами, выстрелившими из стен, пола и потолка, он разбил бы себе все, что бьется, и сломал бы все, что ломается. Тут никакой опыт, и никакая подготовка не спасли бы. Он и сам умел делать эти фокусы и крутить восьмерки в небесах, и, скорее всего, даже лучше Вики. Все же он был Черным полковником. Черным? Вот, ведь, история! Почему он ни разу об этом не вспомнил раньше? Но факт. Он был самым настоящим Черным полковником, потому что таково было его звание. И смех, и грех, честное слово.
  Сапсан, носился, как ужаленный, то, взмывая в стратосферу, то камнем рушась едва ли не в волны Атлантики. Он "хаотично" менял направления, накручивая чудовищные спирали по часовой стрелке, или против таковой, и выбирал момент, чтобы рвануть из какой-нибудь, заведомо непросчитываемой точки на рандеву с Максом и Ликой. Все это время Виктор висел в паутине компенсаторов и думал о том, сообразила ли Вика включить антирадарный экран на полную мощность, и если да, то когда? Если она этого не сделала, службы ПВО половины стран мира просто сойдут с ума. "И в живых останется только ежик", - ехидно думал он, имея в виду тех несчастных, у которых просто не было ПВО, и которые по этой причине никогда не узнают, какой ужас случился в мирных небесах планеты Земля.
  Потом Вика зашла, наконец, на финишную прямую - где-то по тридцать второму градусу долготы, как определил Виктор на глаз, перелезая в кресло - и уже через полторы минуты пеленг Макса четко обозначился на моделируемой Сапсаном карте.
  - Н...да! - только и сказал Виктор, увидев "пейзаж после битвы" на экране тактического комплекса. - Умеют некоторые навести шухер на мухер!
  - Что? - встрепенулась Вика.
  - Ничего, сладкая моя. Идиоматическое выражение. Рули!
  - Федя, я же тебя просила! - Вика вывела штурмовик почти вплотную к "лежке" Макса и Лики - Лика, и в самом деле, лежала - и осветила землю прожекторами, а Виктор, в это время, "крутил местность", выискивая потенциальные цели по всем азимутам. К счастью, целей не оказалось, и уже через минуту Макс ворвался в Сапсан через десантный люк. Лику он держал на руках. Оба они были мокрые и грязные. Но, по-настоящему, Виктора потрясло другое - наряд Лики и свисавший на тонком кожаном ремешке маузер - "болос". Тот самый. "Большевик".
  - Быстрее! - бросила через плечо Вика, плавно уводя штурмовик вверх и в сторону от места встречи. И опять, как совсем недавно, суета и спешка ворвались в их дружные ряды. "А отдыхать будем в могиле! - весело подумал Виктор, и ударом кулака по сенсору активировал медицинский блок. И сразу же из стены напротив вывалился и развернулся эвакуационный кокон для транспортировки раненых. Макс уже освобождал Лику от мокрой шинели и резиновых сапог. Вместе они уложили девушку в кокон, который тут же начал стягиваться, плотно обжимая ее тело. Щупальца аварийной системы зафиксировали кокон в горизонтальном положении, и подхватили заодно сброшенные Максом рюкзак и куртку. Тоненько загудели, засвистели, запиликали на разные голоса системы жизнеобеспечения и экспресс-диагностики кокона, а Виктор уже вызывал дополнительное кресло. Он еще только забирался на свое место, когда пол прямо за креслом пилота раскрылся, выпуская на волю хитрым образом сложенное кресло, которое, в свою очередь, тут же начало раскладываться и подстраиваться под упавшего в него Макса. В ту же секунду Вика послала Сапсан в зенит на максимуме ускорения. "Подальше и побыстрее", - устало подумал Виктор, наблюдая за тем, как выходит из-за темного горизонта солнце.
  Через четыре часа Сапсан аккуратно прилунился в кратере Шиккард, на обратной стороне Луны, и спрятался в глубокой тени, отбрасываемой скальной грядой. Все системы маскировки были включены на полную мощность.
  - Приехали, - сказала Вика, вставая и сбрасывая тяжелую шубу. - Уф! Для пилотирования штурмовиков такая одежда не подходит.
  - А кстати, почему Сапсан? - спросил Макс, тоже освобождаясь из страховочных пут своего кресла.
  - А потому что за орбитой Плутона нас ждет Шаис! - Виктор только что закончил работать с бортовым вычислителем, и был совершенно обескуражен своим открытием. - Ударный крейсер 7-й серии.
  - Ты не знал, - сказала Вика с утвердительной интонацией.
  - Ни сном, ни духом! Честное пионерское. Но, главное, зачем?
  - Запишем. Потом разберемся, если разберемся. Что-то меня начинает тревожить такое обилие неожиданностей, - сказал Макс голосом, не предвещавшим ничего хорошего тем, кто эти неожиданности им подстроил, и стал изучать данные на контрольном дисплее эвакуационного кокона. - Как будто, нормально. А крейсер, пожалуй, даже лучше. На Шаисе, кажется, стоит универсальный клинический блок?
  - Не только! - откликнулся Виктор.
  - Не только, - согласился Макс, а Виктория потянулась всем своим роскошным телом, облаченным в джинсы и свитерок-водолазку, и сказала с извиняющейся улыбкой:
  - Слушайте, господа, я хочу есть.
  - Хочешь шоколадку? - спросил Макс, отворачиваясь от Лики.
  - Это такая шутка?
  - Сейчас будет обед, - жизнерадостно объявил Виктор, снова склоняясь над вычислителем.
  - Нет, отчего же? - Макс нагнулся к своей куртке, и достал из кармана плитку шоколада "Вдохновение" из посылки Утеса. - Держи!
  - Шоколад! - Голос Вики передал ее полный восторг. - Ты золото, Макс. Хочешь, я тебе отдамся?
  - Не надо, Вика! - усмехнулся Макс. - Во-первых, меня прибьет Лика. - Он бросил мимолетный взгляд на покоящееся в коконе тело Лики. - А во-вторых, твой Черный полковник. Мне это надо? Кушай на здоровье.
  - Готово! - объявил Виктор.
  Посередине маленького помещения "выросли" низкий столик и три стула строго утилитарного дизайна. А Виктор уже вынимал из приемного бокса "обед": три плоских кюветы с большими ломтями зеленоватого плотного желе и три стакана воды.
  - Да, не Кемпински ! - протянула с сожалением Вика и откусила от плитки.
  - Это нормальный армейский рацион, - обиженно возразил Виктор, отстегивая от одной из "тарелок" ложку и приступая к еде. Макс и Вика с интересом наблюдали за этой демонстрацией. Съев примерно треть порции, Виктор тщательно вытер губы салфеткой, прилагавшейся к порции, отодвинул "тарелку", и мрачно оглядев друзей, сказал:
  - Если по-умному, то надо бы когти рвать!
  - Федя!
  - Что, Федя? Ну, извини, сладкая! Я хотел сказать, что уходить надо. Я не трус, но очко играет.
  - Федя!
  - Ну, я Федя! А только очень уж оперативные у нас друзья завелись, и боюсь, что без насекомых тут не обошлось. Как вспомню наш променад по Скандинавии, веришь, Макс, цыпками покрываюсь, что твой гусь лапчатый. Ей-богу! Как коммунист ревизионисту говорю. Но, с другой стороны, как представлю, что месяц, два, а то и полгода этот холодец хлебать придется ... Ужас!
  - Мне это тоже не нравится, - Макс скосил глаза на Лику, спавшую в коконе. - Но ты прав.
  - И в чем конкретно я прав? - осторожно спросил Виктор.
  - Во-первых, - начал излагать свою мысль обстоятельный Макс, - ты прав в том, что наш противник подозрительно быстро вычисляет наше местоположение. Вывод прост, до очевидности. На нас что-то есть. Знать бы что?
  - Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Это может быть что угодно.
  - Вот видишь! Но, с другой стороны, мне эта наша заливная рыба тоже не нравится.
  - Ты, что советские фильмы смотришь, что ли? - С искренним интересом поинтересовался Виктор.
  - Смотрел. Компартия, как мафия, бессмертна. Везде пролезут, - строго сказал Макс. - У нас они магазинчик держали, в Хайфе. Русская литература, фильмы, газеты...
  - От оно как! - деланно восхитился Виктор. - Небось, КГБ постаралось. Или вы их не щупали?
  - Мы, Федя, всех щупали. И всех, кого надо, брали.
  - Ну, положим, не всех...
  - Всех, всех, Федя. Ваших всех. Тебе перечислить?
  - Не надо. Уже не актуально. А тебе?
  - И мне не актуально.
  - Тогда к делу. Так что ты, Макс, предлагаешь?
  - Сначала я хотел бы спросить вас с Викой. Когда начался гон? Сколько времени у них ушло, я имею в виду.
  - Мы обнаружили их активность через пять часов. Примерно, - ответила за них двоих Вика.
  - ОК, - кивнул Макс. - Мы - через полтора. Допустим, что им известен регион входов-выходов, и они нас ждали, потому что в Норвегии появились только двое, но все же - час, максимум - полтора. Вот что мы имеем.
  - В принципе, достаточно, - согласился Виктор. - Присаживаемся рядом с магазином...
  - У нас нет денег, - сказала Вика.
  - ...ночью, - продолжил Виктор. - В сельской местности, и... - Он быстро взглянул на Вику. - Проводим экспроприацию экспроприаторов.
  - Я захватил деньги. - Макс кивнул на свой громадный рюкзак
  - У меня столько не было, - удивился Виктор, рассматривая рюкзак.
  - А там не только деньги, - загадочно улыбнулся Макс, вполне довольный произведенным эффектом.
  - А что там? - спросила Вика.
  - Сувениры, - вполне серьезно пояснил Макс, беря с пола рюкзак и ставя его на стол.
  "Одной рукой! - восхитился Виктор. - Вот же лось!" Между тем из недр расшнурованного рюкзака стали появляться - одна за другой - очень странные вещи, способные, впрочем, многое рассказать о Максе и ходе его мыслей. Первыми были извлечены увесистые пачки валюты, упакованные в целлофан ("Я брал только фунты и доллары, они не стареют", - сказал Макс), и несколько больших прямоугольных пакетов, завернутых в газеты и обмотанных бечевкой ("Кассеты с музыкой" - несколько смущенно объяснил Макс), затем, томик краткого курса истории ВКП(б), изданного в Петрограде в 1941 году под редакцией Л.Д.Троцкого ("Ну как же, как же! Я и принес в сорок втором" - вспомнил Виктор); пачка газет и подарочное издание "Советский Союз: Восемьдесят лет вместе", присланные незабвенным Утесом; блок сигарет Ataturk (из того же источника), пластиковый пакет с каким-то мелким хламом, среди которого Виктор углядел ту самую самописку в эбонитовом корпусе, и, наконец, как кульминация, заветный бочонок Виктора. Впрочем, непередаваемый аромат старого коньяка заранее рассказал всем заинтересованным лицам, отчего рюкзак Макса выглядел таким большим, и отчего он, и в самом деле, был таким тяжелым.
  - Вот до чего доводит людей жадность! - с восхищением пропел Виктор, уже доставая из стенного шкафчика подходящие емкости.
  - На голодный желудок... - с сомнением в голосе пропела Виктория.
  - Лучше так, чем никак, - сразу же откликнулся бодрым голосом Виктор, выставляя на стол стаканы.
  - Федя!
  - Ты не права, сладкая. Это стандартный русский язык. Макс, у тебя шоколадок больше нет?
  - Есть. - Обстоятельный Макс кивнул на свою куртку. - Но это для Лики.
  - Понял, принял. - Виктор наполнил первый стакан, и, передав его Вике, взялся наполнять второй.
  - Куда направимся? - Вика держала стакан в одной руке, а другой подгоняла ароматы коньяка к своему идеальному носу, и по-кошачьи жмурилась от удовольствия.
  - Я знаю пару подходящих мест, - сказал Виктор, передавая стакан Максу. Он взглянул на часы, и закончил:
  - Если не торопиться - вздремнуть, умыться - можно, как раз, к сумеркам поспеть.
  - Ты имеешь в виду Европу. Почему? - спросил Макс, отпивая из своего стакана.
  - Ну, это просто, - Виктор тоже сделал глоток и потянулся за сигаретами.
  - Федя! - строго сказала Вика. - Ты что, не видишь, какой здесь объем?
  - Вижу. Но это не проблема, - возразил Виктор, закуривая. - Ты даже не представляешь, сладкая, какая здесь вентиляция. - Он затянулся и демонстративно выпустил дым, который тут же стремительно исчез неизвестно куда. - Нас как-то довольно прилично поджарили лазером вот в таком же штурмовике, только старой версии. Очень, знаешь, поучительное зрелище случилось. Вся рубка в огне - спасибо, мы в защитных костюмах были - система пожаротушения визжит, как... Ну, визжит, в общем, а вентиляция, представь, работает. Так что, не бойся, девочку не отравим.
  - Кстати, обо мне. Вы пьете, а мне только облизываться? - Слабый голос Лики заставил их не то чтобы вздрогнуть - рефлексы уже почти восстановились - но сильно удивиться. Они-то думали, что она спит, а она коньяк просит! Все дружно повернулись к кокону. Лика лежала, повернув в их сторону голову - насколько позволяли фиксаторы - смотрела широко открытыми зелеными глазищами, особенно большими на похудевшем лице, и... улыбалась.
  - Э... - сказал Макс, метнув быстрый взгляд на Вику.
  - Браво! - искренне восхитился Виктор. - За это надо ...
  - А что! - раздумчиво сказала Виктория, рассматривая контрольную панель кокона. - Не вижу причин отказывать человеку в удовольствии. Тем более, женщине. Хуже не будет. - Она улыбнулась. - Будет лучше.
  - Мигом! - Виктор достал еще один стакан, и пока Макс регулировал систему подвески кокона, переводя его в положение "сидя", налил Лике немного коньяка. Символически, так сказать.
  - Удержишь? - спросил он, подавая стакан.
  - Коньяк не маузер, - грустно усмехнулась Лика и взяла стакан двумя руками.
  - Ну, за победу! - провозгласил Виктор, поднимая свой стакан. - За нашу победу.
  Они выпили. Макс быстро забрал у Лики стакан, и сунул ей в руку шоколадку. - Закусывайте, мадемуазель!
  - Так, вот, возвращаясь к твоему вопросу, Макс, - снова заговорил Виктор. - В Штатах до темноты еще ждать и ждать, а в Европе - всего пару часов. Отдохнем малость, и уже "пожалуйста". И потом... - Было видно, что он успел поймать на выходе какое-то очередное идиоматическое выражение. - Еда у американцев, не так, чтоб очень.
  - Да, пожалуй, - согласился Макс.
  - Да, - коротко выразилась Вика, а Лика не сказала ничего. Она просто полулежала в коконе, молча жевала шоколад, и на ее щеках расплывался легкий румянец.
  "Великая вещь - армянский коньяк восьмидесятилетней выдержки" - С восхищением подумал Виктор, а вслух сказал:
  - Тогда объявляю тихий час на борту. Душ в Сапсане не предусмотрен, но туалет есть. Вот за той панелью. Так что, если кому приспичит, то вперед!
  
  - Ну, - сказал Виктор, выходя на автомобильную стоянку перед торговым центром. - Еще тридцать тысяч колпачков, и ключик наш! Ты не помнишь, случайно, какая у нас вместимость?
  - Случайно не помню, но порядка 3-5 тонн, не больше. Правда, это под железо рассчитано, так что по объему меньше войдет, - почти равнодушно откликнулся Макс, мысли которого были, вероятно, не здесь, хотя и беспокоиться по этому поводу Виктор не собирался. Если что, Макс не оплошает, в этом Виктор был уверен. - А это откуда?
  - Что?
  - Про колпачки.
  - Ах, это! Это из Золотого ключика. Фильм у нас такой был. Давно, - ответил Виктор, толкая перед собой тележку, с верхом нагруженную замороженным мясом и вакуумными упаковками с колбасами и копченостями. Макс шел чуть позади, толкая перед собой аж две, не менее загруженных, тележки. Шла восемьдесят третья минута "операции", и пока все - тьфу, тьфу, тьфу! - было спокойно.
  Они высадились почти полтора часа назад, прямо на железнодорожные пути того, что Виктор, в свойственной ему манере, назвал "Падуей-сортировочной". После высадки Сапсан сразу же ушел вверх, и висел сейчас прямо над крышей этого, говоря по-американски, мола, прячась в темноте и страхуя своих засланцев. А засланцы, пешком преодолев невеликое расстояние от промзоны до супермаркета, ворвались в торговый зал, как будто опаздывали на поезд, и на глазах у немногочисленных посетителей начали смахивать в свои тележки такое количество мясных деликатесов и прочего иного, что, учитывая своеобразный наряд Макса и Виктора, итальянцы должны были решить, что речь идет о корпоративной вечеринке местных геев. Торопились они не зря. Три четверти времени, отпущенного на операцию, они провели у кассы. Сначала они попытались расплатиться фунтами или долларами. И те и другие кассирша принимать категорически отказалась. Виктор измучился, объясняясь с ней и ее, прибежавшим на помощь, боссом на своем сильно среднем итальянском - а из английского оба торговых работника знали только "Yes", "No", и "Sir" - но те по-прежнему требовали свои гребаные лиры, цена которым три копейки в базарный день. И тут Макс вспомнил, что за всеми "метаниями и бросаниями", он, как истинно западный человек, не забывал перекладывать из кармана в карман свою кредитку. Карточка была дайнеровская на имя Михаэля Варбурга, и ее к оплате приняли, даже не спросив документов, чего втайне начал опасаться Виктор. Остальное время ушло на пробивание всех их покупок в кассовом аппарате и на перекладывание оных сих с тележек на кассовый прилавок и обратно. Но и это утомительное и нервное занятие - слава коммунизму - закончилось.
  Теперь нужно было только пройти вдоль всей автостоянки, свернуть на дорожку, ведущую под мост, нависавший над железнодорожными путями, и где-нибудь там, где потемнее, их подберет Вика. Честно говоря, нервы у Виктора были напряжены до предела, так как подходило время "Ч", и в любой момент на них могла обрушиться очередная облава.
  "Не психуй! - cказал он себе. - И не от таких уходили. А от тебя, серый волк ..."
  - А вот и Мурка, - непонятно сказал Макс, но Виктор уже и сам понял, что слышит в ушном телефоне чужой голос, говорящий по-английски четко, но как-то ненатурально.
  - Добрый вечер, - сказал голос в ухо Виктору. - Я хотел бы поговорить с господином Дефризом.
  - Мы что, к телефонной линии подключились? - Виктор спросил, понимая, что никакая это не телефонная линия, но его смутила форма обращения.
  - Я вас слушаю, - ответил Макс, не останавливаясь и не снижая скорости.
  - Господин Дефриз, мы знаем, что вы находитесь в Падуе, Viale della Grazie, у моста на развязку Padova Est, шоссе А4.
  - Дальше, - сказал Макс.
  - Мы не объявили тревогу.
  - Это очень мило с вашей стороны. - Они уже подходили к дорожке, ведущей под мост.
  - Мы предлагаем решить наши проблемы мирным путем.
  - То есть вы предлагаете переговоры, - уточнил Макс, входя в тень моста.
  - Да, господин Дефриз.
  - Мы не против, - ответил Макс. - Но я предпочел бы отложить наш разговор на полчаса.
  Виктор напряженно всматривался в темноту, ожидая появления Сапсана - Вика ведь тоже слушала этот странный разговор - и одновременно пытался понять, в чем тут подвох. То, что та сторона поняла, что проигрывает, и ежу понятно, но что их толкает именно на переговоры? Какие ставки? Вот это было ему пока не ясно.
  - Почему? - спросил голос.
  Виктор с облегчением увидел бесшумно приближающуюся слева сверху массивную тень. Это мог быть только их штурмовик.
  - Потому что я предпочитаю говорить с вами с орбиты.
  - Хорошо, - согласился голос. - Через полчаса.
  Сапсан, наконец, материализовался и распахнул десантный люк. Вика, видимо, решила плюнуть на возможных свидетелей.
  - Быстро! - прокричала им изнутри Вика, игнорируя радиоканал. - Быстро! Бросайте все, грузитесь и уходим!
  - Не суетись, сладкая! - откликнулся Виктор. - Бросай захваты!
  Из Сапсана послышались неразборчивые ругательства по-французски, но в днище штурмовика открылся еще один люк, и из него выпали три пучка щупалец элеваторных захватов, и Виктор с Максом быстро закрепили их на своих тележках.
  - Поднимай! - заорал Виктор, и, пропустив Макса вперед, нырнул в люк.
  Они быстро заняли свои места, и Вика, в привычной уже манере сумасшедшей гонщицы, погнала Сапсан на орбиту, попутно совершая противоракетные маневры, маневры уклонения и "скрадывания".
  - Кидай ретрансляторы и переходи в пассивный режим, - распорядился Виктор, пальцы которого в это время асинхронно бегали по сенсорам вычислителя (левая рука) и тактического центра (правая рука).
  - Макс, а что за Мурка вдруг? - задал он, наконец, один из занимавших его вопросов, хотя и не главный. Отнюдь нет.
  - Потому что "раз пошли на дело", - сразу откликнулся Макс.
  - Ты что, наш фольклор изучал? Или как?
  - Скорее, или как. Это меня Ваня Жук научил, лейтенант из группы Кондратьева . Он в детстве беспризорничал, весь Союз под поездами объездил, ну и репертуар у него был соответствующий.
  - Понятно, - сказал Виктор, и перешел к главному. - А теперь приступим к разоблачению псевдонимов и срыванию масок. Чего это он тебя морозильником величал ?
  - Да нет, - с видимой неохотой ответил Макс. - Он настоящую мою фамилию знает, Федя, ту, которую я и сам уже почти забыл. И не просто знает, а произносит на еврейский лад, то есть так, как ее прочел бы вслух еврей, будь она записана по-нашему, на иврите.
  - Даже так? - усмехнулся Виктор. - Ну, я где-то так и предполагал. Что-то очень знакомое, знаешь ли. И как, ты говоришь, пишется твоя фамилия на латинице?
  - Ди заглавная, и, пи, эй, ар, ай, эс, - продиктовал Макс, все больше мрачнея.
  - Ты уверен, что ди именно заглавная, а не строчная? - уточнил Виктор, доставая сигарету и задумчиво ее рассматривая. - И почему вы пропустили апостроф перед пи заглавной, дорогой товарищ де' Париж ?
  - Потому что я Дефриз, а не де' Парис.
  - Ну, это мы оставим товарищу Сталину разбираться, что да как. Он у нас главный по языкознанию. Вот пусть и растолкует. - Виктор, наконец, закурил и сделал первую затяжку. - А фамилия у тебя, Макс, знатная. Голубая кровь, девочка, - он подмигнул Лике. - Это не кот насрал.
  - Все, Федор! - вмешалась Вика. - Еще одно слово на твоем варварском сленге, и я с тобой вообще отказываюсь говорить... И не только говорить, - добавила она грозно, после короткой паузы.
  - Все, все! - запротестовал Виктор, поднимая руки. - Понял, осознал, вчера прекратил. Нет, ну, в самом деле, Вика! Мне что, переключение делать, что ли? Я в этой шкуре семьдесят лет прожил. Привык. Это же образ!
  - Действительно, Вика, - сказала Лика. - Он же не нарочно. И потом, Федя почти и не ругается...
  - Да пусть он ругается, только чтобы я понимала! Я же его не понимаю!
  - Ты права, сладкая, - согласился Виктор. - А я не прав. Исправиться не обещаю, но я постараюсь говорить понятнее.
  - Ладно, - махнула рукой Вика. - Продолжай.
  - Да, так вот, возвращаясь к теме... Между прочим, если кто-нибудь надеется, что со мной можно справиться при помощи филибастеров, пусть не надеется! С мысли меня не сбить. Лика, детка, ты знаешь, что в жилах твоего героя течет голубая кровь?
  - Достаточно, Федя, - Макс тоже закурил сигарету. - Ну что ты актерствуешь? Тебе ли говорить это мне? Рассказать про твоего дедушку? А я что? Простой чешский еврей с сефардской фамилией...
  - Ну, да, ну, да, - покивал головой Виктор. - Моего дедушку вспомнил, а про своего промолчал. Только, Макс, я-то знаю, кем был твой дедушка Давид. Его ведь Давидом звали?
  - Вот как?
  - Вот так.
  - Мне кажется, я тебе не рассказывал.
  - Не рассказывал. Но я этим делом в сорок шестом специально занимался, только не знал, что Давид Де Фриз это твой дедушка.
  - Федя, ты уверен, что ничего не путаешь? - Макс уже взял себя в руки и был совершенно спокоен. Во всяком случае, так казалось. "Или он хочет, чтобы так казалось?" - спросил себя Виктор.
  - Уверен, - сказал он вслух. - Я занимался именно Давидом Де Фризом, то есть не только им, и даже не столько им, но и им тоже.
  - Федя, - сказал Макс ленивым голосом, как он умел, когда хотел показать, что его собеседник неправ, но не хотел говорить этого прямо. - Федя, Давид был обыкновенным пражским раввином. Таких, как он, в то время в Праге было много. Сотни, наверное. И жил он, заметь, в первой половине XIX века. Какой тут может быть интерес у разведки?
  - Во-первых, у разведки очень широкие интересы. И не мне тебе это объяснять. Согласен? - Виктор с интересом смотрел на Макса, вновь ставшего прежним Максом, спокойным, деловитым, чуть ироничным, и чертовски умным сукиным сыном. Краем глаза он отметил с каким интересом следят за развитием сюжета их женщины.
  - Ну? - сказал Макс. И Виктор продолжил, не торопясь:
  - А, во-вторых, рав Де Фриз не был рядовым раввином. Он был крупнейшим каббалистом своего времени, а, может, быть и не только своего.
  - Вот как? - Макс изобразил на лице умеренный скепсис, и закурил новую сигарету. - Вика, тебя не затруднит налить мне стакан воды? Тебе, Федя, виднее. Это ты его изучал. А я Давида и не помню почти. Спасибо, Вика. - Он принял у Виктории стакан, и, сделав пару глотков, опорожнил его на две трети. - Так, вот, Федя. Я, конечно, могу ошибаться, и мой дед, действительно, мог быть каббалистом - в конце концов, многие из них увлекаются каббалой - но я сомневаюсь, чтобы он был крупнейшим, как ты выразился. Крупнейшие все на виду. О них известно. О них книги пишут, в конце-то концов. Я бы знал.
  - Крупнейший, крупнейший! - не согласился Виктор. - Ты мне поверь. Я знаю, что говорю. Я, между прочим, через твоего деда и весь этот сюрреализм, и иврит выучил. Не знал? Знай! Ани йодея иврит маспик тов кдей лесапер леха коль хасипур хазе бесфатха ядиди хаякар
  - Недурно, - согласился Макс.
  - А то! Меня, между прочим, сам Шапиро учил, а Феликс Львович иврит знал лучше, чем некоторые у вас, в Израиле, - Виктор бросил взгляд на часы - он умел помнить о многом одновременно:
  - И где же, спрашивается, наши нежданные друзья?
  - Не волнуйся, - откликнулся Макс, который тоже умел держать в голове несколько тем сразу. - Позвонят. Куда им деваться? Это мы им нужны, а не наоборот. К счастью. Но ты отвлекся. Что там с моим дедушкой не так?
  - С ним, как я помню, уже давно все так, - сказал Виктор, возвращаясь к теме разговора. - Дело там было не в нем. То есть делом, самим делом занимались не мы, а... А, черт с ним! - Махнул он рукой. - Дело давнее. Будем считать, что гриф секретности снят. Была у нас "шарашка", наподобие тех, что в тридцатые еще расплодились. Секретная до ужаса. Занималась она, "шарашка" эта, всякой оккультной ересью. Так, что сутью дела я не интересовался, да и не интересна мне вся эта алхимия с магией. Не мой профиль. Но нам сбросили приказ раскрутить дело о "скрытом гаоне" . Был, якобы, в центральной или восточной Европе в конце XVIII века какой-то выдающийся ученый-раввин - гаон, по-вашему - который к тому же был и крупнейшим каббалистом, но, по причинам нам не вполне понятным, широкой общественности неизвестный. Вот, собственно, этим вопросом я и занимался. Типа, кто, что и почему? Мы искали этого "неизвестного", и, естественно, попутно решали целый ряд не менее животрепещущих вопросов. А Прага в этом смысле была на тот момент идеальным местом для наших поисков.
  - Архивы, - кивнул головой Макс.
  - Точно, - подтвердил Виктор и добавил для слушательниц, которые вряд ли знали, о чем идет речь. - Немцы во время войны собрали в Праге огромное количество еврейских книг и рукописей. Со всей Европы везли. Хотели, гады, устроить после войны музей исчезнувшего народа. Музея не получилось, а архив достался нам.
  - Секунду! - неожиданно подала голос Виктория. - Архивы были уничтожены по приказу Сталина. Разве нет?
  - Не совсем так, - покачал головой Виктор. - Вернее, совсем не так. Никто их не уничтожал. То есть, потом - сильно потом - да, уничтожили, когда в конце пятидесятых концы в воду прятали. А тогда нет.
  - У нас была такая информация, - снова кивнул Макс. - Но доказательств не было.
  - Еще бы! - усмехнулся Виктор. - Там знаете, какая секретность была? Бумагу палили день и ночь, а архивы вывозили. Тихо, ночами, в грузовиках, перевозивших солдат. Едут солдаты, понимаешь... Ну, да бог с ними, и с нами всеми. Просто именно там, в Праге, я и вышел на Давида Де Фриза. Ты, например, знаешь, Макс, что не только Давид, но и его отец, и дед тоже, были каббалистами? И, заметь, не из последних. И жил твой прадед, действительно, в Париже ... А знаешь где жил его прадед? Я имею в виду прадеда твоего прадеда?
  - Ты мне что, генеалогическое древо составил? - усмехнулся Макс. - Ну давай, не тяни! Аншлаг обеспечен.
  - Он...
  Но тут ожил канал связи.
  - Здравствуйте, - произнес им всем в уши уже знакомый голос. - Доброго времени суток. Преступим к переговорам?
  Виктор бросил быстрый взгляд на часы. 47 минут!
  "Они пытались нас обнаружить,- прикинул он. - Но не нашли. Это утешает". Между тем, Макс включил микрофон, и сказал без преамбул:
  - Приступайте.
  - Господин Дефриз, мы предлагаем честный обмен.
  - Что на что?
  - Земля в обмен на империю.
  - Что конкретно вы имеете в виду?
  - Вы остаетесь на Земле, и, соответственно, не вмешиваетесь в дела империи, которые вас не касаются и касаться не должны. Мы улетаем домой, и не вмешиваемся больше в дела Земли, которые предоставляем вам.
  - То есть вам нужен корабль.
  - Да.
  - Почему же вы с этого не начали?
  - Это не главное.
  - А что главное?
  - Господин Дефриз, легиона больше нет. Он уничтожен полностью, и новый император не намерен его возрождать. Следовательно, вам нечего делать в империи. Какой может быть у вас интерес в империи, если вы уже не на службе? Если тех, кому вы присягали, уже нет, и некому даже снова вас призвать? Это понятно?
  - Я вас понимаю, но вы, вероятно, не понимаете нас. У меня и моих друзей могут быть интересы и помимо легиона.
  - Вы чужаки в империи, господин Дефриз, и вы это знаете. Вы земляне, вот и живите на Земле. И не пытайтесь нас обмануть, мы знаем, что такое легион. Поверьте, вам нечего делать в империи. У вас просто нет в империи интересов.
  "Они не знают про Вику, и про нас знают мало, - понял Виктор. - Молодец, Макс, дожимай! Вытяни все, что можно".
  - ОК, - между тем сказал Макс. - С первой частью понятно. Что по поводу Земли?
  - Земля не представляет такого большого интереса, чтобы империя не могла от нее отказаться. Земля останется вам. Мы полагаем, что это честная сделка.
  - Это еще не сделка, - возразил Макс. - Это демонстрация намерений. Это ваше предложение, и только. Притом, предложение, исходящее из неверных предпосылок.
  - Что вы имеете в виду? - говоривший был, очевидно, удивлен и раздражен одновременно.
  - Видите ли, - начал Макс. - Если говорить обо мне, то я прожил в империи больше пятидесяти лет. Лучших, заметьте, лет моей жизни. И я их прожил там, действительно, хорошо. А на Земле я прожил семьдесят лет. О детстве не говорю. Я его не помню. Но эти семьдесят лет я помню хорошо. Сплошные войны, голод, болезни, страх и старость. Сказанное верно и для моих друзей. Так что для нас империя, и что Земля?
  - Вы хотите сказать, что Земля вам не интересна?
  - Ну, не то, чтобы совсем не интересна, но империя все-таки куда как привлекательнее.
  - Но это же ваш народ!
  - А что, я чем-то так уж отличаюсь от аханков? Мои врачи в Тхолане этого не находили.
  - Вы не сможете стать владыками империи! - голос кипел возмущением.
  - А нам и не надо, - равнодушно ответил Макс. - Я и так хорошо жил. Если будет не хуже, я не возражаю.
  - Мы предлагаем вам власть над Землей! - не унимался голос.
  - Щедро, - усмехнулся Макс. - Но я не вижу реального способа воспользоваться вашей щедростью.
  - Мы поделимся технологиями, - возразил голос. - Договор будет включать пункт о помощи.
  - А гарантии? - спросил Макс скептически. - Вы же ничего не можете нам гарантировать.
  - Можем!
  - Как?
  - Слово ревнителя нерушимо.
  - А кто такие ревнители? - Макс быстро взглянул на Виктора, и тот ответно поднял бровь.
  - Давайте встретимся, - вместо ответа предложил собеседник. - Мы гарантируем вам безопасность. При встрече мы вам все объясним. Вы поймете, наше слово нерушимо. Мы поклянемся, и выполним свое обещание.
  - Извините, но, по-моему, вы принимаете меня за кого-то другого. Мы должны прийти к вам, чтобы убедиться, что вашему слову можно верить. А как насчет гарантии, что вы нам это действительно объясните, и что мы вам поверим?
  - Мы не приглашаем всех. Одного достаточно. Вот вам и гарантия.
  -Ну, что ж. Это меняет дело, - согласился Макс. - В ваших словах есть резон. Не то, чтобы мне нравилась идея застрять на этой второразрядной планете, но если вы предлагаете технологии...
  - Мы гарантируем передачу технологий.
  - Хорошо. Это мы позже обсудим, а пока свяжитесь со мной часа через три. Мы пока обсудим, кто будет нашим переговорщиком.
  - Мы будем говорить только с вами, господин Дефриз, - возразил голос.
  - Почему именно я? - "искренне" удивился Макс.
  Последовала долгая пауза, и голос ответил:
  - Потому что вы Дефриз.
  - Я обдумаю ваше предложение. Свяжитесь со мной... - Макс сделал паузу и взглянул на часы. - Через шесть часов. Я должен отдохнуть.
  - Мы предпочитаем не откладывать встречу.
  - Ничем не могу вам помочь. Я устал и нуждаюсь в отдыхе. Через шесть часов.
  - Через три, - предложил голос.
  - Через двенадцать, - ответил Макс.
  - Мы не можем столько ждать.
  - Тогда через двадцать четыре, - жестко сказал Макс. - Я буду удваивать время каждый раз, как поступит иное предложение.
  - Мы согласны. Шесть часов.
  - Хорошо, - согласился Макс, и Вика прервала связь.
  - Ну ты и торговаться! - усмехнулся Виктор.
  - Да ладно тебе! - отмахнулся Макс. - Рутина.
  - Ты ведь не пойдешь к ним, - сказала Вика.
  - Я что, самоубийца? - откликнулся Макс, наливая коньяк в свой стакан. - Не знаю, что они о себе думают, но, по моим впечатлениям, они неискренни. Сделка - фикция. Торговаться они не умеют. Очень прямолинейные, и, я бы сказал, недалекие люди.
  Виктор хотел бросить и свою реплику, но его опередила Виктория:
  - Они не люди, - сказала она. - Они плохо знают человеческую психологию. Они только пытаются ее имитировать, но выходит у них плохо.
  - Откуда ты это взяла? - Виктор был искренне удивлен.
  - Не знаю, - пожала роскошными плечами Вика. - Но это так. Я чувствую.
  - Суммируем, - сказал Макс. - Так или иначе, но Сапсан они не видят. Это, во-первых. Во-вторых. Нас они обнаруживают как-то иначе, но только на Земле и вне Сапсана. В третьих, время реакции у них, как доказано опытным путем, полтора часа, плюс-минус пара минут. И последнее, нам пока лучше держаться от них подальше. Кто они, сказать не берусь. Может быть и не люди, хотя и не понимаю, какое отношение, в таком случае, они имеют к империи? Не знаю. Вопросов пока больше, чем ответов. Но информация о нас у них скудная и фрагментарная. Так мне кажется.
  - Ну не скажи, - возразил Виктор. - Вот хоть с Дефризом, что за история?
  - Сам не понимаю. - Пожал плечами Макс. - Но к легиону это отношения не имеет. И к моим делам за последние семьдесят лет, тоже. Это что-то другое. Что-то они тут, уже на Земле, нашли. Может быть и твое, Федя, исследование, и не так поняли. Но в любом случае, это не имперское. То, что я Дефриз, в легионе никто не знал. Я вербовался под другой фамилией.
  "Вот оно как? - удивился Виктор. - И с чего бы? Не иностранный легион, чай, чтобы псевдо брать".
  - Да, интересное кино, - сказал он вслух. - Так что, побежали?
  - Не торопись... Что у нас с объемом? - Вопрос Макса не то, чтобы был уж совсем неожиданный, но переход был резковат. Виктору потребовалась почти секунда, чтобы понять о каком, на хрен, объеме идет речь.
  Виктор подошел к пульту вычислителя, раскрыл схему Сапсана, бегло просмотрел, и, обернувшись к Максу и Вике, сообщил:
  - Место есть. Пятнадцать кубометров тебе хватит?
  - Мне хватит, - спокойно ответил Макс. - Я ведь так и предполагал, помнишь? А что по условиям хранения?
  - Макс, - тут Виктор мог поучить многих. - Все емкости находятся внутри внешнего контура безопасности. Это, считай, вполне приличный холодильник. Градусов 5-7 по Цельсию я тебе обеспечу без проблем.
  - Значит, решено, - кивнул Макс. - Сходим еще раз за покупками. И все. Если вылетим прямо сейчас, как раз успеем до закрытия больших супермаркетов в Израиле. Я знаю несколько, расположенных вне городов. - И предупреждая вопросы Виктора и Вики, добавил:
  - Моя кредитка почти пустая, а в Израиле я сумею договориться, чтобы у нас приняли доллары. Только придется повысить курс шекеля, и все. Сходим один раз, возьмем сколько сможем... - Он вдруг замолчал, как будто наткнулся на какую-то мысль, которую стоило обдумать немедленно, не откладывая. - Ну, я и... Ладно. Я вспомнил одно чудное место. Прямо создано для нашего случая. Там супермаркет встроен в промзону, причем вечером там уже не то, что никто не работает, просто людей нет. Сядем прямо за зданием, закупим, сколько сможем, и бегом к Сапсану: один возит тележки, другой грузит. Как раз в полтора часа уложимся.
  - И? - спросила Вика.
  - И к крейсеру, - вместо Макса ответил Виктор.
  
  Интерлюдия: Как делают монстров 1.
  Длиннополая комсоставовская шинель висела на элегантной, повторяющей абрис женских плеч, вешалке в шкафу. Рядом на серебряном крючке в форме... - "Ну и воображение у дизайнера, прости господи!" - висели широкий кожаный ремень со звездой на пряжке и портупея с пристегнутым к ней маузером в деревянной кобуре. На полочке, сверху, стояла, надетая на стеклянный болван с нечеловеческим лицом, буденовка ("Зимний шлем", - поправил Федор). Все очень по-домашнему, как могло бы быть где-нибудь, скажем, в Питере. Вот только шкаф был сделан из матового голубоватого с серебряными прожилками стекла. И очень смелый дизайн...
  Она протянула руку - ("Как странно", - подумала она, ощущая движение руки) - и коснулась пальцами темно-серого сукна. Пальцы, то ли лаская плотную ткань, то ли изучая ее, пробежали от плеча по отложному воротнику, по канту, задержались на петлицах ("Один ромб, это кто?"), и снова, по лацкану, и вдоль двух рядов желтых, латунных пуговиц - по четыре на каждой стороне. Шинель уже давно высохла, и грязи на ней не было. А тогда...
  ..."Но от тайги до Британских морей..." - то ли пел, то ли ревел страшным голосом Макс, расстреливая сразу из двух Калашниковых милицейский газик. Шел дождь. В темноте трещали выстрелы, вспыхивали какие-то мгновенные огни, а над головой просвистывали шальные пули. Она лежала за камнем, и боевые рефлексы бушевали в ее немощном теле, силясь заставить хотя бы левую руку вытащить этот проклятый маузер из кобуры, и поддержать Макса огнем. Тело не слушалось. Рука бессильно скребла обломанными ногтями по застежке кобуры. Холодная вода текла по ее лицу, мешаясь со слезами отчаяния. И все так же гремели над головой короткие очереди Макса, и треском ломаемых палок отвечали ему выстрелы из темноты.
  "Вот какая жалость, - подумала она с тоской. - Только нашла его, и ухожу. Прости меня, Макс". И тут все закончилось.
  И началось снова. Кончилась жизнь девушки Лики, и началась другая жизнь. Новая. Жизнь сломанной куклы.
  На нее упала неожиданная тишина; тишина, полнившаяся разнообразными звуками. Неустанно шумел дождь. Трещал где-то огонь. Откуда-то, из темноты, доносились стоны раненых. И все-таки это была тишина. Тишина после боя. Странная, неверная, качающаяся на острие меча, тишина. И в эту тишину медленно вплыл округлый бок какого-то огромного аппарата - "Они говорили про бот! Наверное, это бот" - и яркий свет вырвал у темноты кусок дороги с разбитыми и горящими машинами, мертвыми телами, и лужами, кипящими от дождевых пузырей. Макс помедлил секунду, оценивая обстановку, потом отшвырнул оба автомата и, подхватив ее на руки, огромными прыжками понесся к летающей тарелке...
  Нет, не так. То есть так, конечно, но только это было потом, а до этого...
  Вика и Виктор ушли, и они остались вдвоем. Это была очень длинная ночь, и день тоже тянулся, казалось, без конца. Макс был все время рядом с ней, оставляя только тогда, когда она, как он думал, спала. Он уходил и что-то делал там, в глубине дома, а она не спала. Лежала. Думала. Вот думать она теперь иногда могла. А может быть лучше было бы и не думать вовсе?
  Думала она о том, что вот ведь как несправедлива судьба. Сначала он был стариком, а теперь она стала инвалидом. И только на короткое мгновение их дороги, уводившие каждого к своей судьбе - его к молодости и силе, а ее к смерти и печали - пересеклись там, в Германии. Они увидели один другого, и все поняли, но ничего, в сущности, друг другу не сказали. Не успели. А потом было уже поздно. И так теперь и будет. Никак. Она любит его. И что из этого? А он? Он, наверное, любит ее. Или помнит, как любил ее раньше. Но только это уже не любовь. И она плакала без слез, умоляя Б-га, в которого как-то по привычке, доставшейся в наследство от советских времен, никогда не верила; умоляя его, дать ей умереть, или - "Господи, прости за наглость!" - дать ей поправиться. Ох, если бы это было возможно, она бы... Она бы что? Она и сама не могла сказать, что бы она сделала, если бы вдруг оказалась - такое чудо - снова, самой собой. Но она знала, что просит не для себя. Для себя что уже просить, когда все кончилось.
  Потом, снова, приходил Макс. Кормил ее, рассказывал свои захватывающие истории; размахивая огромным кулаком, словно вбивая им сваи, пел по-немецки песни Ротфронта, и... носил ее в туалет, и делал уколы; и опять что-то рассказывал, и кормил, чуть ли не с ложечки, и "заговаривал зубы", когда сквозь все заслоны прорывалась боль.
  Она уже не стеснялась своего несчастного тела, с которым Макс и Вика обходились как с вещью ("Береги вещи, детка, они денег стоят. Кто это сказал? Мама или тетя Клава?"). Они лечили это тело, мыли, и переодевали, но это ведь было ее тело, тело молодой влюбленной женщины, вот только... Казалось, боль, бессилие и немощь, и все эти лекарства притупили ее чувства, но это было не так. На самом деле, внутри нее разливалась такая непомерно огромная любовь, что не было сил ни понять ее, ни выразить. Да и не надо.
  "Вот так бы и лежала всю жизнь, - подумала она в какой-то момент, когда отступила боль, и тело стало теплым и невесомым. - Только бы он был рядом". "Лекарства... мне не нужны лекарства, Макс. Мне ничего не нужно. Мне нужно только, чтобы ты был рядом. Вот это и есть главное мое лекарство. Рецепт от Хавы Альберштейн ... Ты помнишь, что надо делать, Макс?". И сквозь сон, из невероятного далека, пришел чуть низковатый, и чуть хрипловатый (чуть-чуть, самую малость) женский голос, рассказывающий о самом лучшем способе лечения недугов души - "... коль шаа нэшика, коль шаатаим хибук ..."
  "Вот так бы и лежала всю жизнь". - Ленивой рыбой в мутных водах, приправленных наркотиками, проплывала мысль-пустяк, но ее любовь, жившая там, в глубине, не давала ей ни сдаться, ни расслабиться. Она разрушала покой, и из глубин, подернутого туманом сознания, вырывались хищные рыбы протеста: "Дура! Дура! Что ты несешь?!" И слезы подступали к горлу, и другие мысли начинали водить хороводы в ее голове.
  Потом он пришел и стал одевать ее в дорогу. А Лика обнаружила, что день уже закончился, да и ночь - судя по луне за окном - достигла середины. Макс одевал ее тщательно и обстоятельно, так же обстоятельно рассказывая ей, что и как они будут делать. Что должна делать она - "Ничего. Ровным счетом ничего. Я тебя понесу". И чего она делать не должна - "Ничего. Положись на меня!". "Господи! - думала она, пока он натягивал на нее армейские штаны поверх штанов спортивных. - Господи, а что мне остается? А на тебя, Макс положиться ...Хи-хикс." Странные мысли приходят порой в больную голову. Цепочка путаных ассоциаций привела ее к совершенно вульгарной, но увлекательной картинке, того, как она на него "положилась", и Лика покраснела.
  Макс заметил, улыбнулся - "Боже! Какая у него улыбка!" - и сказал:
  - Все будет хорошо.
  И она ему поверила. Теперь она ему поверила. Особенно, когда он сложил на столик рядом с кроватью какие-то ремни, маузер в деревянной кобуре - "Это, что, маузер, что ли?" - и буденовку, и стал надевать на нее шинель.
  "Он сумасшедший!" - подумала она, и поверила, что все будет хорошо. Может быть.
  А потом они вошли в дождь и тьму полярной ночи...
  Лика вынырнула из омута воспоминаний, бросила прощальный взгляд на серое сукно шинели, и закрыла шкаф. Та женщина умерла.
  Та жизнь закончилась. Но в зале не включили свет. Значит, фильм продолжается? Титры. Вторая серия. Так?
  ... Как ни странно, но ей стало лучше. Она ведь уже умирать собралась, и боль начала возвращаться. "Сестра моя боль", - с тоской подумала Лика. А тут... не то, чтобы уж совсем хорошо, но вдруг прояснилось в голове, и боль отступила. Наверное, дело было в том, что лекарства на летающих тарелках были лучше и поступали вовремя, то есть тогда, когда это было нужно. А за всеми ее нуждами "зорко" следила "система". Это ей объяснил Макс. Он ей теперь все объяснял. Иногда.
  Она по-прежнему лежала в чем-то, похожем на большой и очень удобный спальный мешок. Федор сказал, что это эвакуационный кокон, но как бы он ни назывался, именно кокон заботился обо всем. Деловито попискивая и прищелкивая, он "кормил и поил" Лику, лечил ее больное тело, как мог - ну, пусть не лечил, но хотя бы помогал ей жить - согревал ее, и "держал". Насчет, держал, так это было не последним в списке его достоинств. Кокон поддерживал ее тело в заданном положении даже тогда, когда Сапсан кувыркался и скакал, как сумасшедший кузнечик. А у нее только голова немного кружилась, и все. Такая у Лики была чудная постель-сиделка.
  Лика не могла сказать, что она, собственно, ожидала увидеть внутри "летающей" тарелки. Но то, что она здесь нашла, было и фантастично (но совсем не так, как в голливудских фильмах) и, одновременно, обыденно (но опять же, совсем не так, как это бывает в жизни). Здесь все было очень функционально и просто, но каждая мелочь, когда дело доходило до этой мелочи, сразу же указывала на свою нездешность и несейчасность, если вы понимаете, о чем идет речь. Вот, взять хотя бы кондиционер ("Или что у них тут вместо него?"). Воздух в Сапсане все время был прохладен и свеж, хотя в маленьком объеме жилой зоны курили не переставая. "Да, что ж они так много курят?! - думала Лика. - Нервничают? Но ведь они супермены, или это мне только показалось?"
  И все-таки, сколько бы она ни дивилась на чудеса летающей тарелки, настоящие чудеса начались, когда они добрались до крейсера.
  Но сначала был сумасшедший день "большого драпа", как выразился Федя, у которого что ни слово, то шедевр ненормативной лексики. Так вот, день был примечательный во всех отношениях, потому что за тот день простая питерская докторша успела побывать и на обратной стороне Луны, и на орбите - причем, неоднократно - и снова на Земле - в Италии и Израиле - попутно наслушавшись умных разговоров и узнав настоящую фамилию своего Макса ("де' Парис! Ну надо же! Прямо де'Тревиль какой-то, а говорит еще, что еврей"). Ночью того же дня - вообще-то, ночь была на борту Сапсана чистой условностью - Лика увидела из-за плеча Федора, который, наверное, все-таки Виктор, на большом ходовом экране быстро приближающуюся планету. Планета была похожа на старый биллиардный шар из слоновой кости - она видела такой в детстве - темно-желтый, потрескавшийся, неровный.
  - Марс, - сказала Вика.
  "Марс? - подумала она. - Господи, это ведь мы к Марсу подлетаем! Но с какой же скоростью мы летим? А то, что к Марсу, тебя уже не удивляет?"
  Потом она подумала о том, что, если они летят с такой скоростью, то почему она этого не чувствует? "Кажется, это называется перегрузки, и как-то связано с ускорением", - вспомнила Лика, и спросила у Макса.
  - У нас есть такой... - Макс споткнулся и начал искать подходящее слово. - Девайс? Ты поняла? Механизм... Что-то такое. Он компенсирует ускорение. - И добавил, опережая новый вопрос Лики:
  - Но он эффективен только при прямолинейном движении. Боковые ускорения он гасит плохо.
  "Ну, так, значит так, - решила Лика. - Значит, и у этих звездных империалистов есть свои проблемы".
  Как-то незаметно она провалилась в сон, без снов, или, вернее, со снами, но неразборчивыми и непонятными, как бред. Тем не менее, она заснула, а жаль, потому что пока она спала, Сапсан успел проскочить чуть ли не половину Солнечной системы. Впрочем, почти весь следующий день, Лика имела возможность наблюдать пролет через вторую ее часть. Делать ей было решительно нечего, да и сил не было. Она просто лежала в своем гамаке, смотрела через плечо Виктора или Вики в главный экран, как в окно, за которым лежал космос, не страшный, но потрясающе красивый, и слушала разговоры. Некоторые разговоры были ей совершенно непонятны, хотя говорили, вроде, на вполне понятном ей языке (чаще - русском, иногда - английском), другие - были интересны. Кроме того, какое-то, довольно, продолжительное время, с периодичностью в полчаса - час, Макс вел диалоги - она слышала, естественно, только его реплики - с оставшимися на земле ЭТИМИ, кто бы они ни были на самом деле. А этого, как она поняла, не знали ни Макс, ни остальные.
  Потом эти диалоги-монологи прекратились.
  - Все, - с облегчением сказал Макс, вынимая из уха крохотный наушник. - Мы вышли из зоны действия их передатчика. Finita la comedia.
  А еще потом, она, наконец, увидела крейсер.
  - Крейсер, - сказала Вика, и Лика стала лихорадочно шарить глазами по экрану, высматривая и не находя этот их звездный папелац. Но в конце концов крейсер нашелся. Оказалось, что это всего лишь крошечный оранжевый кружок, который начал пульсировать над правым плечом Виктории. Кружок пульсировал, постепенно надуваясь, и превращаясь в оранжевый бублик, и в какой-то момент пустота в дырке от бублика породила крошечную сверкающую жемчужину, которая и сама, наполняясь массой и светом, сначала стала голубой фасолиной, а потом - чем-то вроде короткой толстой сигары зеленого цвета. Пожирая несчетные километры, Сапсан несся навстречу крейсеру, и тот стремительно увеличивался, рос, занимая все больше и больше места на ходовом экране их бота. И вскоре Лика увидела, что крейсер - "Шаис." - напомнила она себе. - "Он называется Шаис" - совсем не похож на то, каким она его себе представляла, а воображение ее ведь никуда дальше звездных войн и не шло. Шаис оказался похож на связку труб, разной длинны, и напомнил ей папиросы дяди Бори, папиного дяди, который носил их в кармане пиджака такими вот связками по пять-шесть штук, схваченных по середине перекрученной резинкой. Насколько громадны составляющие Шаис "трубы", стало понятно, когда Сапсан приблизился к крейсеру вплотную. Несколько минут они летели вдоль одной из них, занявшей своей поверхностью всю площадь экрана, и поверхность эта, составленная из огромных коричневатых гладких плит, казалась, при этом, совершенно плоской. Потом в сплошной стене открылся устрашающих размеров зев, и сквозь эти великанские ворота они влетели в колоссальный слабо освещенный зал, где на подставках, похожих на кисти рук, лежали другие "летающие тарелки". Лике показалось, что тарелки эти различаются и размерами, и формой, но полной уверенности в этом у нее не было, так как Сапсан довольно быстро пролетел через зал, нашел пустую платформу, и занял ее, после чего экран погас.
  На этот раз они воспользовались другим люком, который открылся прямо в лифт. Макс отстегнул ее "спальник" от креплений бота, и, не вынимая из него, взял Лику на руки. Быть у него на руках стало для нее уже привычным, но все-таки она в очередной раз удивилась тому, с какой легкостью Макс это делает.
  - Я в рубку, - сказал Федор, первым выходя из бота. - А вы все к терапевту!
  "Ну, к терапевту, так терапевту", - устало подумала Лика.
  Лифт оказался просто широким кругом в полу, выделенным лишь цветом, да несколько приподнятым над уровнем пола. Никакого ограждения не было, но в третьем по счету лифте, в котором они уже не спускались, а поднимались, Лика все-таки разглядела, что во время движения лифт превращается во что-то, похожее на стакан, почти прозрачные стенки которого создает неяркое свечение голубоватого цвета. По-видимому, это было какое-то поле, обозначающее границы "стакана". Такое же свечение Лика увидела, когда они проходили по узкому невесомому мосту без перил, перекинутому на огромной высоте над самым настоящим парком, - с озерцами и речками! - который она увидела далеко внизу. Голубое свечение ограничивало мост с обеих сторон.
  А потом они вошли в небольшой круглый зал, отделанный белым и розовым мрамором. В стенах зала было прорезано семь дверей, через одну из которых они вошли. Все они были сделаны из полированного серебра. Во всяком случае, так показалось Лике, рассматривавшей все на крейсере с живейшим интересом. "Интересно, - горько усмехнулась Лика. - С чего бы это?".
  - Так, - сказал Макс, озираясь. - И куда же теперь?
  - Будем пробовать, - пожала плечами Вика, и пошла к первой из дверей.
  - Ну-ну, - ответил ей Макс, не трогаясь с места.
  Между тем Вика дошла до первой из дверей, и открыла ее, коснувшись чего-то невидимого Лике на поверхности самой двери. Дверь скользнула в стену, и Вика вошла в белую, насколько могла видеть Лика, комнату.
  - Макс! - позвала Вика через секунду. - Идите сюда!
  Макс без вопросов быстро прошел через зал, и шагнул в проем двери. И Лика увидела, что они вошли в относительно небольшое пустое помещение, всю обстановку которого составлял довольно грубо вырубленный из серого камня саркофаг, предмет, более подходящий, скажем, для подвальных залов Эрмитажа, чем для суперсовременного космического крейсера.
  - Это что, музей здесь? - спросила Лика.
  -Да нет, - сразу ответил ей Макс, а Вика позвала, обращаясь в никуда:
  - Федя, милый! Ты где?
  - На посту! - ответил откуда-то из-под потолка Федор.
  - Федя, - сказал Макс. - Будь добр, включи камеры и посмотри, что мы здесь нашли.
  - Это какой уровень? - спросил Федор.
  - Двадцать седьмой. Зал напротив лифта, - ответила Вика.
  - Так. Сейчас. Минута. А, вот! Есть... да, дела!
  - Ты что-нибудь знал? - спросил Макс.
  - Ни сном, ни духом. Вот тебе честное комсомольское! - выпалил Федор.
  - Ладно. Учтем, - сказал на это Макс. - Ты там посмотри, может быть все это как-то объясняется?
  - Посмотрю, конечно, - ответил Федор. - Воистину, чудны дела твои, Господи.
  - Аминь! - сказал Макс, и они снова вернулись в мраморный зал.
  "Богато живут, сволочи", - грустно подумала Лика, у которой начали "замерзать" ступни ног и кисти рук. Сигнал был ясен - сейчас придет боль.
  Они еще несколько минут простояли в зале - и боль уже успела прийти и зажить своей привычной жизнью внутри нее - пока Вика заглядывала во все подряд двери. Лика уже не слышала, да и не слушала, что там говорит Вика, и что ей отвечает Макс. Боль поднималась, неумолимая, как океанский прилив, и Лика была занята сейчас только одним, она "держалась".
  "Не кричать, - вот был ее простой девиз. - Не кричать! Ни за что!"
  Если уж умирать, то хоть не...
  Она уже почти потеряла сознание от боли. Перед глазами стояло красное марево, в ушах - колокольный набат. Это оказалось последним, что она запомнила. Потом была только тьма...
  
  Глава одиннадцатая. Что мы имеем с гуся.
  Он смертельно устал. Даже для его нового старого тела такие нагрузки были чрезмерны. Пятый день без нормального сна и отдыха, на ногах и на нервах, а ведь еще и побегать пришлось, и пострелять, и изверги эти...
  "Не надо ля-ля, уважаемый Виктор Викентиевич, - сказал он себе, обрывая готовое стать бесконечным перечисление бед и напастей. - Списочек и длиннее изобразить можно, только ведь не в реестрике дело, не правда ли?".
  Он встал из-за пульта и прошелся по просторной рубке. Места здесь было много, хоть отбавляй. Рубка была рассчитана на полтора десятка человек, но сейчас он был здесь один. Один на один с собой, и с громадой крейсера. Правда, есть еще двое, где-то там, в дальней дали жилых отсеков. Объективно, не двое даже, а трое, но Лику в расчет можно не брать. Девочке хотя бы выжить, и то будет чудо, а в управлении кораблем она, по любому, не помощник. Значит, остаются они трое. Трое рядовых необученных на все про все, и вершина инженерного гения империи - ударный крейсер Шаис. Виктор таких кораблей не водил никогда. Он, вообще, никогда не рулил ничем крупнее штурмового бота. У него ведь и другие задачи имелись, а для прочего разного на борту всегда команда была. Коки там разные, да штурмана с академией за плечами... много народу, много должностей. На такой лайбе экипаж под тысячу лбов должен быть. Не меньше. А их трое. Виктор знал, конечно, как управляться с крейсером, но только в принципе, а не в частностях. Макс и Вика больших кораблей тоже не водили. Их уровень - яхты, скутеры, а тут ...
  Он достал пачку Kent, уворованную еще в Норвегии, да так и завалявшуюся в кармане рубашки, и закурил, глядя в огромный ходовой экран, как в великанское окно, прорезанное прямо в открытый космос. За последние шесть часов скорость крейсера ощутимо возросла, но в положении звезд никаких видимых изменений еще не произошло. "И не должно, по идее", - тоскливо подумал Виктор, возвращаясь в кресло шеф-пилота.
  На душе было неспокойно, пасмурно. Маята какая-то ощущалась. Неудобство. Эйфория начального этапа рекондиционирования прошла. Прошло опьянение внезапно вернувшейся молодостью и всем, что с этим связано. Пришло похмелье. Угар. Умом Виктор понимал, что это ответ организма на сопряженный стресс, вызванный взрывной перестройкой физиологии и боевым напряжением. Умом понимал, но легче не становилось, да и не только в этом было дело. Психологию ведь тоже из расчетов не выбросишь. Сама обратно влезет, продажная девка империализма.
  В прошлый раз, когда со звезд на Землю вернулся, такого не было. Было бы, запомнил. Но ничего эдакого не вспоминалось. Когда вернулся, как будто заново родился. Вроде бы все помнил, что и как там, на звездах, было, в империях и эмпиреях, но только смутно помнил, как под наркозом. Потому и жизнь новую начинал легко и весело, как и положено, когда живешь в первый и последний раз. Теперь же все было по-другому. Иначе, сложнее, мучительнее. Ведь это только представить! Жил-был человек. Дело делал, любил, страдал, воевал, да мало ли чем он только ни занимался при его-то биографии. Потом состарился, приготовился помирать, давно свыкнувшись с идей конечности человеческих сроков, а тут раз, и в дамки. Призыв, набат и все такое. И закрутилось колесо перемен, стремительных и неожиданных, заодно, походя, ломая и корежа, построенную годами праведных и неправедных трудов, психологию Федора Кузьмича. Да что там психология! А волосы, а зубы? Вроде радоваться надо. Плясать и песни петь, но это как посмотреть. Когда полезли зубы, свои, настоящие, о существовании которых давно успел забыть, Виктор чуть не взвыл. "Бедные детки!" - думал он тогда, несясь на встречу с Максом во Флоренцию. О волосах и говорить нечего. Голова чесалась, так, что хоть сам собственный скальп снимай. "Да нет, - сказал он себе. - Это ты, брат загибаешь. Терпел, и радовался. Не вали все в кучу. Есть вещи и посильнее Фауста Гете". Есть, есть. Он семьдесят лет прожил, как Федор Кузьмич. А теперь он кто? Или что? Всплыл из небытия и уже никуда не хотел уходить, казалось, навсегда вычеркнутый из списка живых мальчик Витя Дмитриев, и это было скорее хорошо, чем плохо, хотя и больно, чего уж тут. Но только это не все. Из совсем другого небытия начали прорастать в нем аназдар Абель Вараба, Черный полковник, верк командира Гарретских Стрелков; и другой Вараба, второй второй Правой руки императорского Легиона.. И это, в нынешних обстоятельствах, было не просто хорошо, а жизненно необходимо. Но с другой стороны, все эти личности, прораставшие в нем, теснившиеся и конкурирующие, буквально разрывали его на части, норовя превратить его, Виктора, черт знает в кого, или что. Возможно именно поэтому он и цеплялся за образ Феди, Федора Кузьмича, с которым, худо-бедно, а прожил, почитай, семьдесят лет; с которым ему было хорошо и уютно; к которому он просто привык за долгие и непростые годы своей последней (или теперь уже предпоследней?) жизни.
  "Выпить бы сейчас", - с тоской подумал Виктор. Идея ему, однако, понравилась, но реализация ее, к сожалению, зависела не от него. "Но нет таких крепостей, - сказал он себе твердо, - с которыми не справились бы большевики". Виктор повернулся к вспомогательному пульту, справа от себя, и запустил поисковую программу. Вычислитель довольно быстро - в считанные секунды - обнаружил Макса в одной из кухонь жилой зоны. Макс методично перекладывал в холодильник продукты, доставленные с бота сервисными роботами. Обычное, в общем-то, дело. Роботы услужливы и исполнительны, но глупы. Замудохаешься объяснять этим вундеркиндам, почему мороженых курей надо класть в одно место, а ветчину - совсем в другое, если, конечно, на них не стоит аханская маркировка.
  - Привет, Геракл! - сказал Виктор бодро.
  - Соскучился? - не оборачиваясь - а куда ему, собственно, оборачиваться? - ответил Макс.
  - Вот именно, - согласился Виктор. - Как там наша девочка?
  - Комплекс работает, - пожал могучими плечами Макс. Он, как нарочно, задержался, рассматривая какую-то аппетитно выглядевшую бутылку. - Сказал, пока не беспокоить. - Макс поставил бутылку в стенной шкаф.
  - Что это у тебя? - запоздало спросил Виктор.
  - Chivas Regal. Выпить хочется? - Макс перенес на ту же полку еще несколько бутылок.
  - Хочется, - не стал отрицать Виктор.
  - Потерпи, - с пониманием откликнулся Макс, не перестававший, тем не менее, методично расставлять по местам "покупки". - Закончу, принесу.
  - А когда ты закончишь?
  - Ну, - Макс окинул оценивающим взглядом оставшееся не сделанным. - Полчаса. И... да. Пятнадцать минут.
  - Не понял, - опешил Виктор. - Так полчаса или пятнадцать минут?
  - Полчаса, чтобы все разложить, - обстоятельно объяснил Макс, выкладывая в холодильник большие плитки швейцарского шоколада. - И еще пятнадцать минут, приготовить закуску. Бутерброды сделаю... еще что-нибудь.
  - Ладно, - согласился Виктор с обстоятельствами. А что ему, если подумать, оставалось?
  - А Вика где? - спросил он.
  - Полагаю, чистит перья, - не отвлекаясь от процесса, сказал Макс. - Я ее отпустил.
  - Спасибо.
  - Не за что.
  - Ну бывай! - сказал Виктор, и стал искать свою даму Йя.
  Виктория нашлась так же быстро, как и Макс. Она стояла под душем, с видимым удовольствием подставляя свое божественное тело под тугие струи воды.
  - Камеры в ванной следует отключать, - ворчливо заметил Виктор, любуясь своей Викторией.
  - В самом деле? - она не вздрогнула и даже не удивилась. - Но тебе же нравится?
  - Мне нравится, - с нажимом на мне сказал Виктор.
  - Вот и любуйся, - ответила дама Йя, поворачиваясь к нему спиной. - Ты с какой стороны?
  Виктор усмехнулся и переключился на другую камеру.
  - Я везде, - с усмешкой объяснил он.
  - Это облегчает мою задачу, - улыбнулась Вика, снова поворачиваясь к нему задом.
  - Вика, ты знаешь, что все бабы стервы?
  - Не все, - возразила Виктория, выключая душ. - Но ты прав, милый. У Жирных Котов стервозность стала частью генотипа. - Она взяла полотенце и начала вытираться.
  Она ему нравилась. Это правда. И смотреть на нее было чистым удовольствием. Виктор усмехнулся, представив в какой экстаз пришли бы любители глянцевых журналов для мужчин, представься им только случай увидеть Викторию, стоявшую под душем, или вот так, как сейчас, вытирающуюся после него. Хотя по возрастной категории она в модели Космополитена не годилась - ближе к тридцати, чем к двадцати. Но у дамы Йя было удивительное сложение. Сильные, тренированные мускулы профессионального игрока в Жизнь были практически незаметны. Только плавные линии, гладкая матовая кожа, и соблазнительные выпуклости ровно там, где надо, и столько, сколько надо, там и тут. А еще пепельного цвета волосы, не крашеные, а редкого природного происхождения, удлиненное лицо и огромные серые глаза.
  В общем, дама Йя была неординарно красива, и она ему нравилась. Но дело в том, что он ее еще и любил. А вот за что он ее любил, поди разберись. Виктор, однако, хотел думать, что не за длинные ноги, и не за роскошную грудь, и не за стремительную плавность движений, заставляющую вспоминать о больших кошках, пантерах, тигрицах, или львицах. Хотя и поэтому тоже, вероятно. "Потому что, все мы, мужики, козлы, - подумал он с печалью. - И я козел, но люблю ее, как лев!"
  - Федя, ты обратил внимание, что здесь все было готово к нашему прибытию?
  - Обратил, - ответил Виктор, соображая, что есть еще один пункт, по которому следовало бы прояснить обстановку. - Но это не специально для нас - я имею в виду, конкретно, нас - здесь триста кают, кубриков и апартаментов в полной готовности. Прикинь, светлая госпожа, сколько это народу... Белье, полотенца... Ты придешь?
  - Конечно, - Вика отбросила полотенце и пошла к двери. - Я зайду за Максом, и мы вместе придем к тебе.
  Она вышла из ванной и начала одеваться. "Н-да." - с восхищением подумал Виктор, глядя, как Виктория извлекает из карманов шубы упаковки с трусиками, кофточкой и носками.
  - Кстати, - сказала Виктория, разрывая пластиковый пакет, и доставая оттуда белоснежные трусики. - Проверь, пожалуйста, - Она натянула трусики, и от этого простого, в сущности, действия, Виктора всего обдало жаром. - Может быть, наши неизвестные доброжелатели и об одежде побеспокоились. А то... - Она улыбнулась прямо в объектив ("Чувствует она их, что ли?"). - Не хотелось бы каждый день стирать единственные трусы.
  "Ну, положим, не единственные. У тебя, небось, еще пара упаковок захована, но ты права, моя радость. Проверить надо. У меня-то..."
  - Приходи, - сказал он вслух. - Жду!
  Виктор отключил камеру, и, перейдя на голосовой режим, стал задавать вычислителю вопросы. Процедура была рутинная, всплыла в памяти, как если бы и не прошло семидесяти лет. Вычислитель без промедления начал выбрасывать на вспомогательные экраны таблицы учетных ведомостей, схемы распределения грузов, оценки их состояния, прогнозы и рекомендации. Увлекшись, Виктор не заметил, как пробежало время: и полчаса, и еще пятнадцать минут, и еще пятнадцать (Макс ведь не мог знать, рассчитывая время, что придется делать поправку на фактор по имени Виктория). От увлекательнейшего занятия, коим, несомненно, является учет нежданно свалившихся тебе на голову богатств ("Читайте Жюля Верна, молодые люди! Старик знал жизнь"), Виктора отвлек только приход долгожданных гостей.
  Свалив пакеты и емкости на пустующие кресла навигаторов, Макс сноровисто вытащил из стены, недалеко от места шеф-пилота, стол, и перегнал к нему три мобильных полукресла. Вика так же споро, разобравшись с принесенными Максом яствами, быстро и со вкусом сервировала стол. К тому моменту, когда, убрав с экранов справочные таблицы, Виктор подсел к столу, Макс уже откупорил бутылку и разливал виски по стаканам.
  - Ну, - спросил он, закончив разливать. - Что вы имеете нам сообщить, уважаемый Федор Кузьмич? Мы с дамой Викторией, - Макс положил себе на тарелку огромный бутерброд с ветчиной, маринованными овощами и сыром ("А еще, блин, еврей, называется"), - просто сгораем от нетерпения узнать захватывающие подробности ваших штудий. - Вика улыбнулась, а Виктор покачал головой.
  - У тебя с головой все в порядке? - спросил он, беря стакан. - Или тоже, как у некоторых - не будем показывать пальцем - гормоны крышу снесли? Ну, со свиданьицем! - он приподнял стакан, приветствуя друзей, и выпил.
  - У нас у всех голова кругом идет, - откликнулась с опозданием Вика. Она тоже выпила. - Рассказывай!
  Макс промолчал, сосредоточенно пережевывая бутерброд, стремительно исчезнувший за сомкнувшимися зубами. "Вот же монстр! - мысленно покачал головой Виктор. - Но есть в нем особое обаяние. Не откажешь. Бабы должны просто..." - Виктор споткнулся об эту мысль, как о булыжник, и помрачнел, вспомнив о бедной девочке, лежащей сейчас в медицинском отсеке.
  - Ладно, - сказал он вслух. - Слушайте. Только я кушать буду, с вашего, дамы и господа, позволения. - Он ехидно улыбнулся Максу. - А то жрать хочется, - Ухмылка Вике, - так, что сил просто нету терпеть.
  Виктор демонстративно откусил кусок бутерброда побольше, решив, что начнет говорить, только закончив жевать.
  - Полковник, у вас дурная манера интриговать по любому поводу, - сказала госпожа Йя, проследив за тем, как тщательно пережевывает Виктор пищу. - Ё, мой смарагд, налейте мне еще.
  Ветерок пролетел по лицу Макса - "Именно так!" - и его светлость Ё улыбнулся госпоже младшей Йя улыбкой поощрения младших и покровительства достойным. Бутылка исчезла со стола и оказалась над ее стаканом столь стремительно, что Виктор с трудом удержал в поле зрения траекторию ее движения. Короткий толчок, и тугая струя ударила в стенку стакана - без брызг! - наполнив его сразу на треть, а бутылка оказалась уже над стаканом Виктора.
  "Ну, если вам так хочется, сыграем вашими картами", - усмехнулся в душе Виктор.
  - Мне следует удалиться? - Голос полковника Абеля Варабы был холоден, как сталь, а глаза мертвы, как лед.
  - Ни в коем случае, аназдар! Прошу вас. - Ладонь его светлости среднего Ё легла параллельно столешнице. - Вы мой гость и друг. - Ладонь повернулась ребром к столу.
  - Шуата , милый! - Голос светлой госпожи Йя поднялся и опустился, обозначив сожаление, граничащее с раскаянием. - Ты не смеешь обижаться на свою виштзой ! - Интонация виртуозно выразила раздражение с оттенком извинения.
  - Порезвились, и хватит, - угрюмо буркнул Виктор, "оттаивая". - Дайте доесть бутерброд. - И он с остервенением принялся пережевывать хлеб с ветчиной. Больше ему никто не мешал. Его светлость Ё меланхолично попивал виски, время от времени забрасывая в себя очередную порцию пищи, а светлая госпожа Йя, кушавшая вполне аккуратно, буквально сметала бутерброды с подноса один за другим. Таким образом, в течение нескольких минут за столом царило сосредоточенное молчание. Затем, вытерев губы носовым платком - салфеток на столе не оказалось - Виктор достал сигареты, и, предложив сначала Виктории, а затем и Максу, закурил.
  - Итак? - спросил Макс, выдыхая дым.
  - Ну что сказать? Я, собственно, только по верхам прошелся. Память у главного вычислителя, знаете какая? Вот. Но, если честно, для первого раза информации вполне достаточно. Даже не знаю, с чего начать ...
  Виктор был смущен и заинтригован картиной, открывшейся ему при изучении памяти вычислителя. С одной стороны, они стали обладателями неслыханных, нежданных, и совсем не лишних в их положении богатств, но, с другой стороны, вся эта история выглядела предельно странно. Настолько странно, что уже не радовала, а пугала даже видавшего виды ("Во всех видах!") Виктора.
  - Начнем, пожалуй, с главного. - Виктор посмотрел на Вику и Макса, как бы призывая их быть сейчас особенно внимательными. - Тут должен был быть обычный борт. Что-нибудь простое, незатейливое, и несложное в управлении, с маршрутом в один конец - до ближайшей базы легиона. Так было всегда, но пятнадцать лет назад кто-то поменял малый транспорт "Вектор 238Бис" на Шаис. При этом, заметьте, не сказав об этом ни единого слова мне. Но все коды доступа, заточенные под Вектор, были аккуратненько перенесены на Крейсер. Это раз. Дальше - больше. Крейсер болтается тут пятнадцать лет, и все это время, что естественно, в пассивном режиме отслеживает обстановку, и все важное выкладывает отдельной графой. А важное у вычислителей определено программой. Вот программа и фиксирует... - Он увидел, как сразу насторожились оба. - В общем так, нашу систему за это время посетили четыре раза. - Виктор увидел, что его поняли, и кивнул, подтверждая их невысказанные мысли:
  - Именно! Если забыли, повторю: никаких контактов с 1971 года у меня ни с кем оттуда не было, а я был все-таки координатором. Значит, что получается. Кто-то из наших в 1985 году ставит сюда крейсер, но мне ничего не говорит. В 1989 крейсер фиксирует заход в систему рейдера класса Чёчт , который выходит на орбиту Земли и болтается там полтора стандартных месяца. И на что это, по-вашему, похоже?
  - Это похоже на вербовочную компанию. - Вика встала и прошлась по рубке, рассматривая приборы управления, как будто искала в них ответ на вопрос Виктора. А Виктор с замиранием сердца смотрел на нее, и все мысли его сейчас, снова, были только о ней.
  - Вот и я так думаю, - наконец сказал Виктор. - Вербовочная компания. - Он быстро взглянул на молчавшего Макса. - Но в пятьдесят восьмом, когда Карл проводил очередной набор, я об этом знал, а в восемьдесят девятом - нет. Почему?
  - Это какой Карл? - спросил Макс.
  - Я думаю - Четырехглазый. Или нет? - откликнулась от центрального пульта Вика.
  - Точно, - кивнул Виктор. - Четырехглазый. Но почему меня не поставили в известность? И ведь не сменили. Вообще, в контакт не вступили. 65 дней на орбите, и ни слова, ни жеста...
  - Да, любопытно, - Макс тоже встал, и уперся взглядом в окно ходового экрана.
  - Ты слушай, дальше еще любопытнее. - Виктор взял новую сигарету, но не закурил, а стал крутить в пальцах. - Через 32 часа после вхождения в систему Петуха, Шаис зафиксировал группу кораблей, идущих в режиме строжайшей маскировки. Он их все же засек, но идентифицировать не смог. Предположительно, от пяти до девяти бортов - тяжелых классов - проследовавших внутрь системы, а спустя 38 дней - обратно. Куда они ходили неизвестно, но маршрут у них - империя.
  - Ты говорил про четыре посещения. Это два или одно? - уточнил Макс, не оборачиваясь. Он смотрел в звездную ночь, в вечную ночь великого космоса.
  - Два. Третье и четвертое в девяносто третьем и девяносто седьмом, соответственно. В первый раз, это был крейсер класса Зуйсч, во второй - снова Чёчт. Кот подходил к Земле, и оставался там трое суток, а Петух месяц гулял по системе без видимой цели. Впрочем, мне показалось, что это было похоже на поисковую операцию, но я в делах флота не авторитет. К Земле он не приближался.
  - Свои позывные они, естественно, не сообщали, - не то спросил, не то просто констатировал Макс, возвращаясь к столу, и беря в руку бутылку. - Будешь?
  - Буду, - первой откликнулась Вика, тоже возвращаясь к столу. - А при чем здесь позывные?
  - При том, что корабли могли быть и не наши, - ответил ей Виктор. - Мне тоже налей.
  - Думаете, кто-то в империи узнал про Землю?
  - Трудно сказать, - пожал плечами Виктор. - Но, с другой стороны, ...три года прошло, и ничего. Никто Землю не оккупировал. Это внушает некоторый оптимизм.
  - Ну что ж, - Вика аккуратно отпила из своего стакана, и, посмотрев сначала на Виктора, а потом на Макса, подытожила:
  - И еще пара тайн. Наш вопросник стремительно удлиняется, но, по сути, для нас сейчас это ничего не меняет. Мы все в том же положении. На Земле нам делать нечего. Более того, нам там и оставаться-то нельзя. Не так ли? А в империи - переворот, и Легиона больше нет. Во всяком случае, нам так сказали.
  - Вот именно, сказали. - Виктор, наконец, решил закурить, но обнаружил, что сигарета в его пальцах потеряла всякий товарный вид. Бросив ее в мусороприемник, он взял другую и закурил. Пока он прикуривал, воспользовавшись возникшей паузой, заговорил Макс:
  - Как ни крути, в империи у нас сейчас больше шансов, чем на Земле, и там существует потенциальная возможность получить ответы на все, или хотя бы некоторые из наших вопросов. Но мы отвлеклись. Федя, а что с крейсером?
  - А что крейсер? С крейсером как раз все в порядке, - ответил Виктор, готовясь обрушить на друзей новую порцию непоняток различной степени сложности. - Что такое Шаис, вы оба, вероятно, знаете, но думаю, не всё, и оценить по-настоящему не можете. Сказочный корабль! - Виктор даже прищурился, пытаясь визуально передать свое впечатление от Шаиса. - Ударный крейсер из самых новых. Учитывая время смены поколений в императорском флоте - новодел. Корабль большой, мощный, и предназначен для выполнения особых миссий. Высшая степень автономности. Ну, что тут добавить? - Виктор усмехнулся. Он был не в силах коротко описать все чудеса Шаиса. - Животное не стадное, и не серийное. Волк индивидуальной выделки. Так скажем.
  Он внимательно следил за их реакцией, и, судя по тому, что он видел, оба поняли его правильно.
  - Поехали дальше. На крейсер навешано очень специфическое оборудование. Не стандарт! - поднял вверх указательный палец Виктор. Он уже видел, что интерес к его новому рассказу растет в ожидаемой пропорции, и мысленно усмехнулся. "То ли еще будет", - без всякой радости сказал он себе. - Оснащение для скрытого перемещения, в том числе и в границах империи, с системами комплексной дезинформации и изменения статуса.
  - Постой, постой! - встрепенулся Макс. - Это значит, что в отсутствии визуального контакта...
  - Бинго! - подтвердил Виктор. - Очки можно втереть любому, кто тебя не видит глазами. Есть несколько опций: торгаш, военный транспорт, рудовоз, гражданские ремонтные мастерские... и все с кодами опознания, объективными параметрами двигателей... короче, полный набор для уверенного опознания.
  - Да, - пропела Вика. - Очень интересный кораблик.
  - Мне нравится, - согласился Макс, а о чем он думал на самом деле, судить по его лицу и глазам, сейчас было затруднительно.
  - Сейчас он тебе еще больше понравится, - пообещал Виктор. - Крейсер оснащен и снаряжен полностью, и "готов" ко всему. Может принять - вот хоть сейчас! - до двух тысяч пассажиров. И это не считая команды. - Он увидел, как Макс поднял левую бровь, и как Вика чуть надула губы ("Вот, блин, аристократы!") и, не давая им опомниться, продолжил:
  - Продовольствие, снаряжение, оружие, одежда, - он быстро улыбнулся Вике. - Все! И более того. На шестом уровне развернут учебный центр, а на седьмом и восьмом - тренировочные комплексы.
  - Похоже на подготовку к мобилизации, - тихо сказала Вика, озвучивая мысли, которые уже несколько часов крутились у Виктора в голове.
  - Не только, - вдруг возразил Макс. - На борту Черные Камни.
  - И что? - спросил Виктор, еще не уловив, куда клонит Макс.
  - Сколько? - вопросом на вопрос ответил тот.
  - Девятнадцать. - Виктор вдруг осознал, какое это большое число, и что это может означать.
  - Девятнадцать. - Макс кивнул, и повернулся к Вике:
  - Вика, сколько Камней есть у Йя?
  - Пять, - автоматически ответила Вика. - То есть, я знаю про пять.
  - Пять. - Снова кивнул Макс. - Ну, пусть еще два - три, о которых ты не знаешь. Всего семь - восемь. У Ё - девять. Это я знаю точно. У Ю, было семь. У императора, по моим данным, около трех десятков.
  - И к чему ты ведешь? - Виктор над этой проблемой еще не думал, но сейчас почувствовал нечто вроде озноба от тех мыслей, что закрутились в голове.
  - Я думаю, что у Легиона вряд ли было больше Камней, чем у императора. 19 Камней, это и вообще много, но, если это более половины того, что было у Легиона, то... Как, кстати, называется наш Шаис?
  - Никак, - невесело усмехнулся Виктор. - Он не зарегистрирован в Реестре. Только бортовой номер, который тоже, скорее всего, высосан из пальца.
  Макс снова кивнул ("Ну что ты раскивался!"), по-видимому, не столько словам Виктора, сколько своим мыслям.
  - Это похоже не на мобилизацию, а на эвакуацию, - сказал он.
  Виктор обдумал слова Макса и обнаружил, что протеста высказанная мысль у него не вызывает. Предположение удобно ложилось на всю совокупность фактов, которые были им известны.
  - Ты думаешь, наши ожидали переворота? - спросила Вика.
  -Почему бы и нет, - пожал плечами Макс. - Крейсер здесь, а на нем ценности...
  - Возможно, наши пытались создать резервную базу, - предположил Виктор. - Земля для этого подходит лучше многих других мест. Населенная планета, богатая ресурсами, неограниченные возможности вербовки наемников, и адрес никому не известен. Да, очень похоже на правду.
  - Но они не успели... - добавила Вика.
  - Если они готовились к тому, о чем мы знаем, то да. Но, возможно, у них были и другие планы, - возразил Макс.
  - Какие? - встрепенулся задумавшийся о своем Виктор.
  - А я откуда знаю? - удивился Макс. - Я семьдесят лет в отставке. Это я просто размышляю. Впрочем, что гадать. Запомним, обдумаем на досуге, а потом, может быть, и узнаем что-нибудь более определенное. Ты вот, что, Федя, скажи: мы на этом крейсере куда-нибудь добраться сможем? Или как?
  - Хороший вопрос! - улыбнулся Виктор. - И ответ, если попросту, тоже хороший. Сможем. В смысле, доберемся.
  - А если не попросту? - тут же уточнила Вика.
  - Если не попросту, тогда снова у нас "интересное кино" и передвижной цирк в одном флаконе. По существу, крейсер штука сложная, и управлять им, как надо, мы не можем, и не сможем. То есть, бой кому-нибудь дать, или маневр сложный изобразить, не по нам. Но корабль умный и если есть программа, то он и сам по себе действовать может вполне сносно. Выйти на орбиту, сойти с орбиты... с этим мы справимся.
  Маршруты в него заложены, его же вместо Вектора поставили. И тот, кто его ставил, такую возможность, как полет без квалифицированного экипажа, предусмотрел. Но наследство от Вектора Шаис получил странное. Вроде хорошо все, а на душе не спокойно.
  - Федя, давай без лирики, - попросила Вика.
  - Хорошо, - согласился Виктор, вдруг почувствовавший, до чего же он устал и как хочет спать. - Хорошо. Есть семь маршрутов. Их, чтоб вы прочувствовали, повесили прямо на входную дверь главной директории вычислителя. Это чтобы мы, или еще кто, времени на поиски не тратили, а сразу знали - есть семь маршрутов, лети, куда хочешь. Пять маршрутов до центральных планет империи, один - на Той'йт...
  - На Той'йт? - встрепенулась Вика.
  - Да, любимая, - мягко ответил Виктор. - К тебе домой. И один маршрут - особый. На Курорт.
  - Курорт? - недоверчиво переспросила Вика.
  - Даже так? - Макс был не просто удивлен, а, пожалуй, шокирован. - Они что там все с ума сошли?
  - Да, нет, не сошли. С Курортом очень интересный казус. Там программа-луковица, принципиально не действующая без специальных кодов соединения уровней. Да вы же знаете, что вам-то объяснять! Кодировка производилась на Камне, отсюда, не раскалывается, если нет того же самого Камня и к нему того же самого оператора, который ее и кодировал. То есть маршрут есть, но его вроде как нет.
  - Значит без Курорта. - То ли с облегчением, то ли с разочарованием, сказал Макс и закурил очередную - которую? - сигарету.
  - Не скажи, - торжествующе усмехнулся в ответ Виктор. - Эти коды, чисто случайно, я знаю. Это мой код доступа в систему Курорта. Личный код.
  - Значит, - медленно, как бы на ходу завершая осмысление услышанного, сказал Макс, - наш инкогнито строил расчет на тебя лично.
  - Выходит, что так, - признался Виктор. - Ты прав. Что-то у них затевалось шибко хитрое, и расчеты были... и все такое... - Он вдруг почувствовал, что пришла настоящая усталость, та, которую называют смертельной. - Вот и Хельга с Олафом как-то... Не знаю. А потом, наверное, они просто не успели доделать начатое, и мы вместо цельной картины видим только фрагменты мозаики, и никак не можем понять, что бы это значило. - Конец длинной фразы он произнес уже почти шепотом.
  "Все. Кончился завод", - обреченно констатировал он.
  Легкая рука легла ему на затылок. Виктория как-то незаметно для него - "О другом думал!" - подошла со спины и погладила его по волосам. "Вот и волосы пригодились, хотя по лысине было бы приятней", - угрюмо подумал Виктор, но сил вроде бы прибавилось. Чуть.
  - Иди спать, Федя, - сказала Вика мягко. - И ты, Макс, иди... Только объясните, что надо делать, и идите.
  - Не надо, - ответил Виктор, моля бога, что бы она не убирала руки. - Ничего не надо делать. Дежурить будем потом, когда до империи доберемся, а сейчас Шаис все сделает сам. Сейчас у нас разгон. - Он посмотрел на часы. - Еще примерно 57 минут. А потом... В общем, мы все можем идти спать. Надо только решить, куда мы летим.
  - Той'йт, - сказал Макс.
  - Почему? - напряженно спросила Виктория, но руку с головы Виктора не сняла.
  - Там нет постоянного имперского поста, но зато есть... то есть была когда-то база легиона.
  - И там Карл! - вспомнил вдруг Виктор.
  - Четырехглазый на Той'йт? - удивился Макс. - Откуда ты...?
  - Он когда в пятьдесят восьмом вербовку проводил, сказал, что переводится на Той'йт.
  - Ну вот, - сказал на это Макс.
  -Я не против, - сказала Вика, но что-то было в ее голосе. Или это только показалось Виктору? Что-то такое. Он мысленно щелкнул пальцами, но подходящего слова не нашел.
  - Я согласен. Решили? - спросил он.
  Макс кивнул. Вика тоже. И Виктор, чувствовавший, что запас сил стремительно иссякает, не откладывая, подошел к главному пульту, и активировал маршрут на Той'йт.
  - Ну, вот и все, - сказал он, оборачиваясь к остальным. - Кушать подано! Главное блюдо. Пирог с дичью. Съесть не съедим. Во всяком случае, сразу не съедим, но хоть краешек надкусим. Это обязательно!
  
  Интерлюдия: Как делают монстров 2.
  Если Макс надеялся, что клинический комплекс крейсера сможет ей помочь, он ошибался. А может быть и не ошибался, а все знал заранее, и понимал все, но надеялся на чудо? Ведь и такие железные дядьки, как ее Макс, должны хотя бы иногда давать слабину. Или нет? Увы, чуда не произошло. Конечно, комплекс сделал все, что мог, а мог он, как оказалось, гораздо меньше, чем можно было от него ожидать, потому что на крейсере не было врачей, и операторов комплекса не было. А без них комплекс мог только то, что он мог сделать в автоматическом режиме, то есть, мало что, в ее случае.
  Тем не менее, ей стало лучше. По-настоящему лучше. После восьми дней, которые она провела без сознания внутри этой сложной машины, Лика могла теперь даже ходить. Иногда. Немного, и недалеко, и очень медленно, но все же. И руки стали чуть подвижнее, особенно левая рука. Отступила боль. Не ушла насовсем, пряталась где-то за плечом, дышала в затылок, готовая снова наброситься на нее, и растерзать, но ежедневные процедуры - час-два внутри клинического комплекса - пока держали ее, боль, на коротком поводке.
  Макс приставил к ней робота, эдакого металлического крепыша в керамической броне, который понимал десятка два приказов, и мог помочь доковылять из пункта А в пункт Б, и не потеряться в бесконечных лабиринтах крейсера. На самом деле робот был умный, и не только понимал человеческую речь, в разумных, разумеется, пределах, но и умел говорить. Проблема, однако, была в том, что говорил он по-ахански, а Лика аханского языка - ни его северного, ни южного, и ни какого другого диалекта - не знала. Увы.
  - Понимаешь, - объяснил ей Макс со смущенной улыбкой на лице. - В обычном случае это не проблема. Корабль буквально битком набит специальной обучающей техникой. Язык можно взять, хотя бы на базовом уровне, за день-два. За неделю можно было бы сделать из тебя настоящую аханку, но... тебе нельзя. Такую нагрузку... ну, ты понимаешь.
  Она понимала. Она все понимала, как взрослая, но жила, как ребенок в стране чудес, где ты можешь только смотреть на эти самые чудеса, но брать в руки ничего нельзя. Ничего. Ни выпить, когда все пьют, ни выкурить сигарету, ни... И что толку, что они живут здесь вместе, и даже спят в одной постели? А какая у них спальня! И постель...
  "Бог ты мой!" - думала Лика. - "Кто бы знал в Питере, какие у меня апартаменты, и где они находятся! И какой мужчина лежит рядом со мной на этой царской кровати..."
  "Вот кого мне жаль, так это его, - думала она потом. - Не повезло мужику. Но ведь не железный же он?"
  Но Макс, казалось, был и в самом деле сделан из железа. Он был терпелив и невозмутим, и он был заботлив, и улыбался ей - все время улыбался - своей умопомрачительной улыбкой киногероя из самых-самых любимых фильмов, как Гир или как...
  "Ну, не знаю, - думала она. - Но только он так улыбается, что про все на свете можно забыть". И она и в самом деле забывала, иногда, во что она, собственно, превратилась, и снова чувствовала себя влюбленной и любимой женщиной.
  А между тем, жизнь на борту крейсера шла своим чередом; странная, нереальная, - "Тени в раю. Откуда это?" - думала Лика, - фантастическая, и, одновременно, обыденная жизнь. Они были уже очень далеко от Земли, - "Мы сделали два пространственных перехода", - сказал Федор, - и летели сейчас через совершенно другие звездные пространства, чем те, что можно видеть с исчезнувшей в немеряных далях Земли.
  - Еще пять дней полета в обычном пространстве, - сказала Виктория, - и мы прыгнем к Той'йт.
  Они все собрались в маленькой очень уютной гостиной с видом на парк. Наверное, это помещение правильнее было бы назвать террасой, или верандой, потому что вместо одной из стен в ней были только легкие изящные перильца, а за ними - на несколько метров ниже - лежал уже сам парк. Но все называли эту комнату гостиной, возможно потому, что она была декорирована и обставлена, именно, как гостиная: светлое полированное дерево и минимум этого ужасного имперского стиля, состоявшего, как казалось Лике, в неограниченном использовании цветного стекла и полированного металла. Не было здесь и этих утомительно помпезных многоцветных полированных мраморов, гранитов и прочих минералогических излишеств, но зато был камин, сложенный из обычных камней.
  - ... и мы прыгнем к Той'йт, - сказала Виктория, и что-то в ее интонации заставило Лику насторожиться. Но тут Федор стал рассказывать о том, какую чудную подборку фильмов об империи он нашел в учебном центре, и все переключились на обсуждение "последних новостей". "Последние новости" устарели лет на 15-16, плюс этот их переворот, который, вероятно, внес в жизнь империи немало изменений, но все равно, для них, проведших почти семьдесят лет вне имперских границ, это были почти что свежие новости. Лика слушала их вполуха, ей нечего было тут сказать, и понимала она их не всегда, хотя говорили они, специально для нее, по-русски.
  "Фильмы наше все! - думала она с тоской. - Из всех искусств... Кто это сказал?" Она не помнила, кто сказал эти замечательные слова, но кино стало в эти дни настоящим спасением для "сломанной куклы Лики".
  На корабле оказалась богатая фильмотека, и Лика много времени проводила у "телевизора", который был здесь чистой условностью, потому что голографическое изображение - "Проекция", - сказал Макс, - возникало там и тогда, где и когда ты этого хотел. Делать это оказалось несложно. Правда, отсутствие общего языка затрудняло, как выбор самих фильмов или программ, так и их понимание. Поэтому, обычно, Лика просто смотрела "картинки", пытаясь по изображению додумать все остальное. Ситуация напомнила ей одну знакомую бабушку в Израиле, которая целыми днями, не отрываясь, смотрела слезливые южно-американские теленовеллы. Но поскольку фильмы шли по испанскому спутниковому каналу, и герои говорили, что естественно, на испанском языке, которого старушка не знала, то ей оставалось лишь додумывать, в меру своего опыта и житейских представлений, что же такое происходит между героями. Иногда воображение уводило ее очень далеко от первоначального смысла. И все-таки, там речь шла пусть о далекой и малоизвестной жизни бразильских миллионеров, или аргентинских бедняков, но все же о жизни таких же людей, как и сама бабушка. А тут перед Ликой открывались картины жизни космической империи, населенной пусть и похожими на землян, но все же чужими, не человеческими существами. Впрочем, и таких, кто был не слишком-то похож на людей, в фильмах хватало тоже.
  Вообще, впечатления от увиденного Ликой были... Ну как бы это сказать, чтобы никого не обидеть? "И это галактическая империя? - спрашивала она себя. - Какое-то не пойми что и прости господи в одном флаконе!".
  - Макс, - спросила однажды Лика. - Это что? Исторический фильм?
  На "экране" две совершенно голых девушки дрались в присутствии множества заинтересованных зрителей на арене чего-то отдаленно похожего на древнеримский цирк. Дрались они, надо отдать им должное, красиво и яростно, и сами девушки были очень даже ничего, во всяком случае, до того, как успели измордовать друг друга до полной потери товарного вида.
  Макс оторвался от чтения, взглянул равнодушно на "экран", где одна из девиц как раз наносила удар ногой из совершенно невероятного с точки зрения анатомии положения, прислушался к голосу диктора за кадром, который то ли стихи читал, то ли пел акапельно, и объяснил:
  - Нет, Лика, это не фильм. Это запись поединка между... - Он задумался на секунду, подыскивая слово. - Ну, скажем, между баронессой Тсайяш и... допустим, виконтессой Ийсц. Так, примерно.
  - Что значит схватка? - спросила еще ничего не понявшая Лика.
  - Схватка? - удивился Макс. - Схватка это дуэль. А! Вот в чем дело. Лика, в империи разрешены дуэли. Нет, не так. Дуэли это часть культуры, элемент повседневной жизни. Есть правила - Дуэльный кодекс. Есть специальные места для проведения схваток. Они называются Дуэльными полями. Есть множество школ... ну, скажем, боевых искусств. Как в Японии или Китае. Есть обычаи...
  - А почему они голые?
  - Ах, это! - усмехнулся Макс. - Ну, тут все и проще и сложнее.
  Он отложил книгу - это был Краткий Курс истории ВКП(б) - и принялся объяснять. Объяснять ему приходилось теперь часто и много.
  - Во-первых, в Ахане довольно спокойно относятся к обнаженному телу, как женскому, так и мужскому. То есть, у них все, как у нас в Европе, в Скандинавии, скажем, только на шаг вперед. Они разделяют секс и обыденную жизнь. Понимаешь?
  Лика неуверенно кивнула. "Черт его знает, - подумала она. - У нас в Эйлате тоже без лифчиков загорают. Наверное, можно и без трусов... Нудисты же не стесняются".
  - А аристократы, - продолжал объяснять Макс, - вообще, выше условностей. На простой народ им наплевать - не будешь же ты стесняться собаки или кошки? - а своих они и подавно не стесняются. Понимаешь?
  - Да, - неуверенно сказала Лика.
  - Ну вот. А во-вторых, дуэльный кодекс требует, чтобы дуэль без оружия - есть дуэли и с оружием - проходила между обнаженными соперниками, потому что одежда это тоже оружие. В умелых руках, конечно. Есть несколько уточнений и исключений... Можно, например, выходить в трусах или набедренной повязке, или вот женщины, если грудь слишком большая, могут перевязать ее лентой, но этим правом редко кто пользуется.
  Вот такая была у них империя. Странная смесь средневековья - дуэли, мечи, крестьяне, идущие за обычным плугом, который тянет какое-то животное, похожее на быка - и сверхцивилизации с небоскребами, взметнувшимися на километровую высоту, и звездными флотами; с аристократами и рабами; с императором и многобожием... "Какая-то фантасмагория, - ужасалась, восхищалась и недоумевала Лика. - Смесь древнего Китая с не менее древним Римом, приправленная техникой из Чужого и Звездных Войн, и феерическими сценами из Матрицы".
  Про Матрицу она вспомнила не зря. Она и сама уже побывала однажды внутри этого фильма, и уже здесь на корабле увидела кое-что, казалось, прямиком пришедшее оттуда. И не только в этой документальной записи поединка двух аристократок, одна из которых - виконтесса, как-то ее там - убила, в конце концов, другую, разбив той горло. Видела Лика нечто похожее и вживую, в тренировочном зале крейсера. Видела "летающую" Викторию, и Федора, совершающего невероятные прыжки с растяжками, - куда там солистам балета - и Макса, огромное тело которого вдруг обретало фантастическую легкость и грациозность движений, и невероятную скорость.
  Макс, Вика, и Федор стремительно возвращали себе прежнюю, имперскую, форму. Все они потрясающе помолодели. Но особенно Лика восхищалась Викторией. И завидовала, конечно. Не без этого. Виктория выглядела сейчас лет на двадцать пять, - "Больше молодеть не буду, не бойся" - сказала она Лике - и стала настоящей красавицей. Впрочем, и Макс с Федором, балансировавшие на уровне лет тридцати - по ее оценке - выглядели возмутительно молодо по сравнению с тем, что Лика видела всего лишь около месяца назад.
  От этих размышлений Лику отвлек голос Виктории.
  - Макс, а что ты все время читаешь? - спросила она.
  - Книжку, - сказал Макс.
  - Дай взглянуть, - попросила Виктория.
  - Вика, тебе это совершенно не интересно, - попытался возразить Макс.
  - Это я сама решу, интересно, или нет. Дай, пожалуйста.
  Макс пожал плечами и передал Виктории открытую книгу.
  "А! - поняла Лика. - Та самая история альтернативной ВКП(б)".
  - Так, - сказала Виктория, беря книгу. - Посмотрим.
  - "В обстановке противоречивых обстоятельств" , - прочла она. - Так, это пропустим... Вот. "...собрался в ноябре 1918 года VIII съезд нашей партии. Открыв съезд, Председатель ЦК Свердлов первое свое слово посвятил памяти В. И. Ульянова (Ленина), одного из виднейших деятелей партии большевиков, погибшего от рук белогвардейских заговорщиков накануне открытия съезда". И что здесь не так? - удивленно спросила Вика.
  - Оставь, - сказал Федор, усмехнувшись. - Все равно тебе это как китайская грамота. Но тут есть место покруче! - Он забрал книгу у Виктории и повернулся к Максу:
  - Оцените, коллега. "Особо стоял на съезде вопрос о строительстве Красной армии". - Ты послушай, послушай! - "На съезде выступала так называемая "военная оппозиция". Она объединяла немалое количество бывших "левых коммунистов". Некоторые из военных делегатов были резко настроено против позиции, выраженной в докладах тт. Фрунзе и Лашевича , против их, как утверждали оппозиционеры, преклонения перед военными специалистами из старой царской армии. Приводились на съезде и примеры якобы "из практики", - Оцени, Макс! Якобы! Блеск! - когда такие видные деятели ЦК, как Троцкий, Смилга и Сталин якобы пытались расстрелять целый ряд неугодных им ответственных военных коммунистов-фронтовиков.
  Свердлов, Дзержинский и Бубнов решительно выступили против "военной оппозиции", защищавшей пережитки партизанщины в армии и боровшейся против создания регулярной Красной армии, против использования военспецов, против той железной дисциплины, без которой армия не может быть настоящей армией".
  О! Сейчас. Ты только послушай, какой перл! "Возражая "военной оппозиции", тов. Лашевич требовал создания регулярной армии, проникнутой духом строжайшей дисциплины. "Либо, - говорил тов. Лашевич, - мы создадим настоящую рабоче-крестьянскую, строго дисциплинированную армию и защитим республику, либо пропадем". От оно как! Чуешь? А Михаил Михайлович, без инфаркта, аж до сорокового года дожил.
  - Ну, каково? - спросил Федор, возвращая книгу Максу.
  - Забавно, - усмехнулся Макс. - Кстати, Федя, а ты не пробовал другие двери искать?
  - Как не пробовать! - отмахнулся Федор. - Пробовал, конечно. Каких только комбинаций не напридумывал... Все впустую. Только этот мир, и все. Я даже думал, что это только подшофе срабатывает, ну, и надирался, как свинья! Ты же понимаешь, для дела мы на все готовы. Ничего! Будешь? - Он кивнул на графин с коньяком.
  - Буду, - ответил Макс, и потянулся за сигаретами.
  - А ты? - взглянул он на Вику.
  - И я, - согласилась та.
  - А я? - спросила Лика.
  - А ты пока воздержишься, - строго сказал Макс.
  "И что же такое вы про меня знаете, чего не знаю я? - зло подумала Лика. - Что я умираю? Так я об этом и сама знаю".
  - Не воздержусь, - сказала она твердо. - Федя, налей мне, пожалуйста.
  Они переглянулись, и Вика неуверенно пожала плечами.
  - Налей мне, пожалуйста! - с нажимом повторила Лика. - И вот еще что. Я не ребенок, и врач, между прочим. Так что кончайте ваши игры. Дайте хоть умереть со вкусом!
  - Э... - сказал Федор. - Это кто у нас тут помирать вздумал?
  - Федя, - сказала Лика. - Все. Закончили. Макс, дорогой, тебя не затруднит передать мне сигареты?
  Макс крякнул, но сигареты ей передал, и даже поднес огонь.
  - Слушай, Макс, - сказал Федор, разливая коньяк. Он явно хотел сменить тему разговора. - А что за демонстрацию мод ты устроил? Ты же вроде с нами расплевался, и в сионисты ушел?
  Лика как-то сразу поняла, о чем спрашивает Федор. О шинели.
  Макс не торопился с ответом, вертел в пальцах стакан с коньяком, видимо, решая, стоит или не стоит отвечать, и если стоит, то что? Потом усмехнулся и сказал:
  - Много ты, Федя, о сионистах знаешь! - Он отпил из стакана, достал сигарету и для себя, и закурил. - Я тебе одну историю расскажу. Умный поймет. В тридцать девятом... как раз под новый год - наш, а не ваш - приехал я в Палестину. То да се, попал я в гости к Пинхасу Рутенбергу . Ты такого деятеля знаешь?
  - Рутенберг? Это который? Петр, что ли? Петра знаю. Я про него, между прочим, читал в наших архивах интереснейшие вещи... Ну, и как он тебе?
  - Серьезный мужчина был. - Макс стряхнул пепел в мусороприемник. - И вот, представь, Федя. Он уже немолод был, и болел, но все равно, центральная фигура в ешуве . Влияние имел огромное. Уважение тоже. Но узнав, что я долго жил в России, стал расспрашивать, что да как. Как будто других забот у человека не было. Кого видел, с кем встречался, как оцениваю... И знаешь, мне показалось, он тосковал по тому времени, когда бегал с Гапоном и за Гапоном, и когда был помощником Савинкова. Это была его молодость. Большой кусок жизни. Мечта, полет, ...революция. Понимаешь?
  - Понимаю, - серьезно кивнул Федор. - Ох, как я тебя, Макс, понимаю, гори они все ясным пламенем!
  - Кто? - опешил Макс, не понявший логического перехода, совершенного Федором.
  - Вожди! - зло ответил Федор. - Вожди! Чтоб ни дна им, ни покрышки. Какое дело загубили! Эх, да что тут говорить.
  Он залпом выпил свой коньяк, и Лика видела, что расстроился он вполне по-настоящему. Серьезно расстроился.
  
  Глава двенадцатая: Той'йт.
  Седьмой день пути. Все то же, все так же. "Медленно и печально", верхами, двигались они от Холодного Берега через равнинный Вайяр к Железной Стене, и день был похож на день, а ночь на другую ночь, ту, что была раньше, или на ту, что случится затем. Менялись только пейзажи: лесостепь преображалась в густо поросшую лесом холмистую равнину, чтобы смениться уже сегодня - по-видимому, ближе к вечеру - предгорьями Железной Стены. В таком темпе до цитадели Сиршей было еще не меньше трех дневных переходов, даже если не заворачивать в столицу княжества, лежащую в дне пути от крепости. "И черт с ней, со столицей! - лениво думал Виктор, качаясь в седле. - Дыра дырой, да еще и вонючая, как и все эти местные Парижи."
  Когда они высаживались на Той'йт, казалось, что долго они на планете не пробудут. Удостоверятся, что все кончено, и "поедут дальше", но человек предполагает... "А кто, собственно, располагает в границах империи? Который из аханских Богов? А на Той'йт? Распространяется ли юрисдикция имперских богов на территорию той'йтши?" - Мысли Виктора были сейчас так же неторопливы, как неспешный "бег" их с Викторией скакунов, о которых и думать-то, как о лошадях, было трудно. Язык не поворачивался назвать лошадьми этих огромных, едва ли не со слона ростом, битюгов с крученым рогом в основании низкого лба. "Тоже мне, блин, единороги!" Конечно и эти "лошадки" умели бегать быстро, только не далеко, и не долго. Но зато медленной неторопливой рысцой могли бежать несчетные километры. Вот они и двигались к цитадели Сиршей "ни шатко, ни валко" уже седьмой день. Ну что тут поделаешь?
  
  ...то, что орбитальная станция Легиона уничтожена, стало понятно, как только Шаис вышел из прыжка в пространстве Тай'йяры. Ну, хорошо, пусть не сразу, но уже через полчаса полета сквозь систему в направлении Той'йт выяснилось, что станции нет там, где она должна была быть. Еще через два часа они убедились, что ее нет нигде. А что с ней случилось, рассказали им кое-какие мелкие обломки, продолжавшие вращаться вокруг планеты с тех пор, как станцию разнесли в клочья тяжелые лазеры атакующих кораблей империи. В принципе, ничего нового для них в этом открытии не было. Они ведь заранее предполагали, что легион разгромлен, и вот теперь убедились. Но "надежда умирает последней", ведь так? И они решили посмотреть на то, что произошло на самой планете, своими глазами, тем более что и Вика, неожиданно, а может быть, напротив, вполне ожидаемо, захотела подышать "дымом отечества". "Вот и дышим, - думал Виктор, с тоской провожая взглядом встреченную на дороге толпу оборванцев - то ли беженцев, то ли погорельцев, то ли вообще, прокаженных каких-нибудь местных. - Не надышались еще".
  
  ...база в излучине Великой была стерта с лица земли. Там не осталось ничего. Только огромные воронки, и воронки поменьше, и каменистый грунт, перемешанный с перетертой в пыль керамикой и "слезками" расплавленного пластика и металла. Сюда всадили не меньше полусотни ракет, и теперь, спустя несколько месяцев после трагедии, уже трудно было сказать, успели ли легионеры отреагировать, был здесь бой, или было избиение, и что - черт их всех подери! - здесь произошло? Мог ли кто-нибудь уцелеть, и если да, то где искать уцелевших? И почему, все-таки, их буквально вымарывали из списков живых? Почему тотальное уничтожение? Ответов не было. Мертвая земля, мертвый недвижный воздух, выцветшее пустое небо...
  
  ...лагерь в Дымном ущелье и оперативный пункт на Медвежьем плато были уничтожены тоже. Погуляв по пепелищам, где не осталось даже руин, они уже ночью того, первого их дня на Той'йте, добрались до Вшойюнга - большого приморского города на западном побережье Грозного моря. В Вшойюнга издавна располагалась резидентура Легиона в Суйре, на которую традиционно базировались все вербовщики западного края, но и здесь их ожидала та же картина тотального истребления, которую они уже видели в других местах. Городской замок, в котором жил резидент и где располагались технические службы пункта, был разрушен. Обгорелые руины - все, что осталось от окружавших его еще недавно домов, указывали на то, что хотя бы здесь без боя не обошлось. Судя по всему, нападавшие должны были понести немалые потери. Опытному человеку - не только Виктору, но и Виктории - это было ясно с первого взгляда. Легионеры бешено оборонялись, и их, по-видимому, пришлось буквально выцарапывать из их каменной крепости, а позже и выжигать из оставшихся от нее после продолжительного боя камней. Расспросы в городе мало что добавили для понимания случившегося здесь и в других местах. По мнению горожан, произошла война между Небесными Героями и их слугами на Той'йте. Бой в городе произошел 72 земных дня тому назад, и длился три часа. В живых из восставших слуг Небесных Героев (читай, легионеров) - не остался ни один. Теперь можно было лишь гадать, почему имперские каратели - "А кстати, кто это был? Гвардия или флот?" - не пустили в ход тяжелое оружие, как они это делали в других местах. Горожан пожалели? С чего бы?
  После увиденного надеяться еще на что-то было уже форменным легкомыслием, но они решили все же посетить резиденцию князей Сирш, где, по воспоминаниям Виктора, свил гнездо Карл.
  Карл был странным человеком. Он пришел в Легион позже Виктора, и одно время был его связным, живя под прикрытием содержателя публичного дома. В ту пору они и подружились. Не то, чтобы их связывала настоящая дружба, но они симпатизировали друг другу, и к взаимному удовольствию вели долгие беседы на самые разные темы. Вот тогда, когда они сошлись поближе, Виктор, к своему удивлению, и узнал, что Карл перед вербовкой был студентом Сорбонны. Он так и не узнал ни того, что привело Карла в Легион, ни подробностей его жизни до Легиона, - в Легионе было не принято "входить в подробности" прошлой жизни - но и то, что он узнал, а главное, понял о Карле, заставило его удивиться. Человек, бесконечно увлеченный земной историей - и даже более того, специально, историей Европы - не должен был поддаться на сладкий мякиш вербовщиков. Что ему звездные империи, если он живет европейским средневековьем?
  А вот решение Карла не возвращаться на Землю, а остаться на Той'йте, было как раз Виктору понятно. С одной стороны, Карлу очень не понравилась Земля образца 1958 года. Он ее не понял и не принял. Сказал, "чужая земля". А с другой стороны, на Той'йте имелось в целости и сохранности то самое средневековье, которое Карл так любил. Он был готов пойти даже на пластическую операцию, чтобы поселиться на планете не как чужак, а как один из той'йтши. Если Виктор понял его правильно при их последней встрече, Карл не собирался работать в местной резидентуре. Он уходил в отставку, сохраняя активную связь с Легионом. Такая позиция Карла могла вывести его из-под удара, и вероятность его выживания не казалась Виктору совсем уж мизерной. Впрочем, это следовало проверить.
  Виктория не возражала. Сирши так Сирши, еще один день на планете ничего в их планах не меняет, и изменить не может. Она только попросила, чтобы сначала они "заскочили" к Сойж Ка.
  - Это небольшое племя, - объяснила Вика. - Они живут в предгорьях Восточной стены, прямо напротив Сиршей.
  Напротив, это, конечно, сильно сказано - триста километров по прямой, через весь Вайяр - но, если женщина просит... Тем более, такая женщина. И потом...
  - Это твой народ? - осторожно спросил он.
  - Да, Федя, - тихо ответила она.
  - Ты уверена, что хочешь...?
  - Уверена, - сказала Вика. - Когда еще будет повод, или возможность? Если мы тут, надо слетать.
  - Как скажешь, золото, - усмехнулся Виктор. - Ты только скажи, чего хочешь, я тебе хоть все звезды... с генерального сниму!
  - Что? - Вика опять его не поняла, и Виктору пришлось долго и нудно рассказывать про бровастого генсека и его страсть к наградам вообще, и золотым звездам в частности.
  - О! - воскликнула радостно Вика. - Я знаю. Это Брежнев! Милый, но ведь он уже умер. Ты, что собираешься его откапывать?
  - Ни в коем случае! - быстро и честно ответил Виктор. И они отправились к Восточной стене.
  На землях Сойж Ка не оказалось городов, если не считать небольшой торговый городок, расположившийся как раз на границе между территорией племени и землями княжества Сирш. Городок имел статус вольного города, но платил дань Сойж Ка. Это был, в сущности, торговый мост между княжеством и племенем. Больше городов по эту сторону границы не было, но тот, кто, услышав, что речь идет о племени, ожидал увидеть здесь что-нибудь, вроде индейских стоянок, ошибся бы самым решительным образом. Сойж Ка жили в деревнях, некоторые из которых имели до тысячи жителей. Жили они в каменных домах-башнях, чем-то напомнивших Виктору башни Северного Кавказа, и их культура была древней и достаточно развитой.
  Дорога - Вайярский тракт - начала подниматься, одновременно, довольно резко забирая вправо - к югу. "Хорошее место для засады" - равнодушно отметил про себя Виктор, представив их положение на карте. В самом деле, на протяжении следующих восьми с половиной километров тракт будет неоднократно менять направление, петляя между скалистых холмов, поднимаясь на невысокие гребни и спускаясь в неглубокие распадки. А между тем, вся эта сильно пересеченная местность, через которую лежал их путь, густо поросла лесом - настоящим дремучим лесом, наподобие какого-нибудь Шварцвальда. "Ну, Черный лес, он и... на Той'йт черный".
  - У нас проблемы, - сказал из невообразимой дали голос Макса. Если судить по голосу, проблем не было вовсе, или они были, но не у них. Вот только не стал бы Макс сообщать о возникших проблемах без серьезного повода к тому.
  - На связи. - Виктор почувствовал, как его организм рывком переходит в боевой режим.
  - Капитан Ийри нервничает.
  - Понял.
  
  ...семь дней назад, они прилетели в Цоиц На - большую деревню, широко разбросавшую свои дома-крепости по склону Старухи, невысокой горы, которая издали действительно напоминала сгорбленную человеческую фигуру. Может быть и женскую, от воображения зависит. А так гора как гора. Предгорья Восточной стены. Здесь так и должно быть.
  Народ в этих краях жил суровый, как суровой была и жизнь, которую этот народ вел. Приняли Виктора и Викторию, однако, по законам гостеприимства, то есть хорошо. "Не убили, и за то спасибо", - цинично пошутил Виктор, отметив про себя, что в отличие от вайярских деревень здесь все, от мала до велика, носили оружие. Какой-никакой, а кинжал или хотя бы нож имелся на поясе у всякой женщины и даже у большинства выросших из пеленочного возраста сопляков. О мужиках и говорить нечего. Эти все, как один, были опоясаны мечами, или носили свой меч за спиной, или имели вместо меча топор, из тех, что и дровишки наколоть, и вражину пополам развалить, подойдут вполне.
  Виктор и Виктория оставили свой бот в лесу, близко подступавшем к западной околице, и в деревню вошли пешком. Прошли по неширокой улице между глухих каменных стен, прерывавшихся кое-где только небольшими группами старых - в два, а то и три обхвата - деревьев, и вышли на округлую площадь. Здесь обнаружилась вполне ожидаемая деревенская гостиница. Гостиница была вполне себе средневековая, то есть и не гостиница вовсе, а скорее, и, прежде всего, корчма с несколькими комнатами для путешествующих и странствующих на втором и третьем этажах основательного дома, сложенного из битого камня на растворе. Виктор из любопытства колупнул ногтем шов кладки, и удивленно поднял бровь, обнаружив настоящий цемент, притом неплохого качества. "Однако!" - сказал он себе, совсем иначе оценивая теперь уровень технологического прогресса в племени Сойж Ка.
  В пустой, как и предполагалось, судя по времени суток, корчме, кряжистый хромой дядька - по-видимому, хозяин гостиницы - и помогавшая ему женщина быстро и без лишних разговоров подали на стол вяленое мясо, большие лепешки, козий сыр и нормальное черное пиво. И все это спокойно, несуетливо, но и без грубости, или, скажем, отчуждения. Нет, их приняли нормально. Типа, вот пришли чужеземцы - милости просим! Одеты богато, значит, деньги у "туристов" имеются, и за услуги заплатят, сколько положено. Пришли пешком. Ну, это их, "туристов", дело. Может быть, им так нравится. И последнее. Зашли в дом, а харчевня - тот же дом, если разобраться, садитесь, гости дорогие, ешьте, пейте, а, уходя, заплатите. Потому, что не домой ко мне пришли, а все-таки в корчму. Ну а в корчме все денег стоит. Так, примерно. И хорошо, что так, потому что, если иначе, то только в ножи. Этот мир иных отношений не знал. У человека здесь могло быть только три роли, если по гамбургскому счету: свой, чужой, и никакой. Никакой, это они как раз и есть - люди, находящиеся, по объективным причинам, в нейтральной позиции по отношению к главной дихотомии местной жизни: друг или враг.
  Виктор ожидал, что Виктория сразу же начнет расспрашивать местных, или еще что-нибудь в этом роде. Ну что делают люди, вернувшись в родные места, после многих лет отсутствия? Б-г его знает ("Наш Б-г". - Уточнил Виктор на всякий случай). Он лично, например, ничего такого не делал, когда вернулся в Петербург, который к тому времени успел стать Ленинградом. И все-таки ожидал от Виктории чего-то другого. Но та уселась вместе с ним за стол, и так же, как и он, принялась за еду. Она ела не торопясь, не выказывая ни волнения, ни особой заинтересованности в происходящем вокруг них, но и разговора не поддержала, так что ели они молча. Возможно, она думала о чем-то, или что-то вспоминала. Кто знает? Виктор не знал, но и не спрашивал ни о чем, чувствуя, что вопросы здесь неуместны. Так и сидели они с полчаса, ели, прихлебывали пиво из деревянных кружек, молчали. А потом открылась входная дверь, и в зал вошла высокая пожилая женщина в темно-синем глухом платье до пят и тяжелом фиолетовом плаще. Волосы у женщины - назвать ее старухой Виктор почему-то не мог - были совершенно белые, и лежали величественной белоснежной волной на плечах и спине; лицо, темное от солнца и ветра, испещренное глубокими морщинами, а верхние и нижние клыки вздергивали ее губы в подобие волчьего оскала. Женщина сделала несколько шагов по направлению к их столу, и остановилась в двух шагах от вставшей при ее появлении Вики. Теперь шаг навстречу сделала Виктория.
  "Что-то будет", - с интересом подумал также вставший из-за стола Виктор.
  Минуту женщины стояли одна напротив другой, молча и без единого движения, глядя друг другу в глаза. Затем Вика подняла руки к лицу, и одним точным движением сняла грим-маску. Все так же, не отрывая взгляда от старой женщины, она протянула маску Виктору, и Виктор, взяв ее, отошел к стене. А Виктория уже вынимала изо рта вставные клыки. Все.
  "Дела!" - потрясенно сказал себе Виктор. Он стоял и смотрел на женщин, по-прежнему стоявших одна напротив другой ничего не говоря, а только "играя в гляделки". В этот момент Виктор с удивлением обнаружил, что сняв грим и избавившись от клыков, его женщина сейчас не была ни дамой Викторией, ни младшей Йя, ни эльфийской принцессой, а снова стала той'йтши, даже будучи совершенно на них не похожей.
  - Пойдем, - сказала, наконец, седая женщина, и ничего не добавив, повернулась и пошла к двери, ведущей вглубь дома. И Виктория последовала за ней, так же молча, и не выражая никаких эмоций.
  Что там между ними происходило в следующие девять часов, Виктор не знал. Виктория ему ничего не рассказала ни тогда, когда уже глубокой ночью вернулась в общий зал корчмы, где все это время просидел Виктор, ни после, в следующие семь дней их неторопливого путешествия верхами к резиденции князей Сирш. Между тем эти девять часов, которые Виктор провел в ожидании ее возвращения, были не самыми легкими в его жизни, в которой случилось немало всего.
  Где-то минут через сорок после того, как Вика ушла вглубь дома, в ушном телефоне Виктора возник голос Макса.
  - Федя! Виктория! - сказал Макс.
  - На связи, - тихо откликнулся Виктор, вставая из-за стола. Но Виктория не ответила.
  - Виктория! - повторил Макс.
  - Не волнуйся, - успокоил его Виктор, выходя на улицу. - Она на переговорах. Вероятно, отключила связь. Все под контролем.
  На самом деле он не был так уж спокоен, потому что не был уверен, что все действительно под контролем. И не сходя с места, решил, что всыплет даме Йя по первое число, когда та вернется со своих "переговоров".
  "Только вернись!" - попросил он ее мысленно, чувствуя растущую неуверенность в дальнейшем ходе событий.
  - Что случилось? - спросил он Макса.
  - У нас гости.
  - А именно? - Виктор уже все понял, но в его силах сейчас было только говорить.
  - Судя по спектру двигателей, легкий крейсер. Вошел в систему семнадцать минут назад. Курс на Той'йт. Нас увидит примерно через полчаса. Возвращайтесь! - Макс был предельно лаконичен и деловит, но на последнем слове он все же чуть приподнял тон.
  - Подожди! - бросил Виктор на ходу, возвращаясь в корчму. Он быстро прошел через общий зал, в котором уже появилось несколько посетителей - мужчин, пивших пиво за дальним столом - и толкнул дверь, за которой недавно скрылась Виктория. За дверью оказался коридор, ведущий к еще одной двери, расположенной в противоположном конце. Как раз посередине коридора, преграждая дорогу ко второй двери, стояли двое рослых мужчин, вооруженных мечами. Виктор с ходу оценил их, и понял, что сможет их пройти, даже не применяя бластер. Будет непросто, но он их пройдет. Он шагнул в коридор, и сразу же один из мужчин сделал шаг навстречу.
  - Туда нельзя, - сказал мужчина.
  - Мне нужна женщина, которая пришла со мной, - объяснил Виктор.
  - Я понял, - ответил мужчина. - Но сейчас она занята. Не надо ее тревожить.
  - Но... - сказал Виктор, но его остановил взгляд голубых глаз стоящего против него мужчины.
  - Ты сильный воин, - сказал мужчина. - Я вижу. Ты можешь меня убить. И моего друга тоже. Но тебе не надо туда ходить. Сейчас туда нельзя. Но если ты хочешь нас убить, это твое право. Будем сражаться.
  И Виктор понял, что Викторию действительно нельзя сейчас беспокоить. Что бы и как бы не происходило вокруг, то, что сейчас происходит между ней и той старой женщиной слишком серьезно, чтобы им мешать. Он ничего не ответил, просто повернулся и ушел. Снова прошел через общий зал, чувствуя спиной любопытные взгляды, и вышел на улицу.
  - Макс! - позвал он, подходя к старому дереву с потрескавшейся корой и облокачиваясь на него спиной.
  - Здесь, - сразу же откликнулся Макс.
  - Попробуй заговорить им зубы, - посоветовал Виктор. А что ещё он мог сказать?
  - Вы не вернетесь, - констатировал Макс.
  - Мы не можем. Я тебе потом все...
  - Я сброшу несколько атмосферных ретрансляторов, чтобы они не засекли нашу линию.
  "Разумно", - мысленно согласился Виктор.
  - Макс... - позвал он.
  - Да, - голос Макса звучал так же ровно, как если бы они обсуждали меню ужина. Впрочем, если бы речь шла об ужине, Макс не был бы так спокоен.
  - Ты где? - спросил Виктор.
  - Мы в рубке. Оба, - объяснил Макс.
  - Слева от кресла пилота должен быть подковообразный пульт.
  - Да, - подтвердил Макс. - Три кресла. На возвышении.
  - Точно, - Виктор собрался с мыслями. - Сядь в центральное кресло и включи вычислитель.
  - Есть, - сообщил через минуту Макс.
  - Главное меню, подраздел "Дама Треф".
  - Секунду, - сказал Макс. - Есть.
  - Программа "Каприз".
  - Есть.
  - Теперь слушай, - Виктор перевел дыхание. - Это программа первого удара, но рассчитана она на дураков с обеих сторон. В нормальной войне практически неприменима, но это все, что у нас есть. Смысл тут в том, что крейсер без подготовки и без специальных процедур прицеливания, и без маневров, что важно, выстреливает одним залпом, в автоматическом режиме, все, что есть у него на данный момент в "стволах". Понял?
  - Да, - ответил Макс. - Большой залп. Но, Федя, что значит выстрелит? Куда выстрелит?
  - Запусти программу, - вместо ответа приказал Виктор.
  - Слушаюсь и повинуюсь, - ответил Макс, и добавил через минуту:
  - Есть.
  - Обозначь чужого, как цель. Знаешь, как это делается?
  - Сейчас ... Да, вижу. Делаю. - Молчание. - Есть.
  - Хорошо, - сказал Виктор. - Теперь выставь ограничение: только по данным пассивного наблюдения.
  - Где это? - спросил Макс. - Не надо. Нашел. Ввожу.
  - Ну? - нетерпеливо спросил Виктор, когда молчание слишком затянулось.
  - Не торопи, - остановил его Макс. - Так. Есть. Тут появилась кнопка "Залп". Это оно?
  - Да. Посмотри, в верхнем правом углу должны быть оранжевые цифры.
  - Есть цифры, - отрапортовал с орбиты Макс.
  - Сколько там? - спросил Виктор, зная заранее, что ничего хорошего не услышит.
  - Двадцать три десятитысячные, - ответил Макс. - И что означают эти цифры?
  - Это расчет шансов попасть в цель при данных обстоятельствах, - объяснил Виктор. - Для уверенного поражения боевого корабля нужно примерно 80 процентов. Этого типа надо приманить, Макс, тогда у нас будет шанс.
  Он сказал у НАС, и он знал, что говорит. Во-первых, он сейчас окончательно понял то, что интуитивно знал почти с самого начала их эпопеи - они одно целое. Группа. И что бы там ни было где-то и когда-то, теперь они вместе, и будут вместе до конца, каким бы этот конец ни был. А во-вторых, случись что с Шаисом, им с Викой тоже конец. Пусть не сразу, но...
  - Понял, - сказал Макс. - Приманить как можно ближе. Федя, а на каком уровне вероятностей он меня опознает?
  - Не знаю, - честно признался Виктор. - Но второй залп ты сделать не сможешь. Да если бы и мог, не успел бы. Так что у тебя, Макс, один заход на все про все.
  - Понял, - спокойно ответил Макс. - Буду держать тебя в курсе. Отбой.
  И Виктор вдруг, казалось бы, ни с того ни с сего вспомнил давнюю историю, произошедшую между ними двоими, и так и оставшуюся маленькой непоняткой, забытой за давностью лет, и последовавших вскорости гораздо более значимых событий.
  Лето 1936 в Праге выдалось во всех отношениях жарким. Виктора выдернули из Вены и срочно подключили к операции Незабудка. Дело было в том, что в поле зрения пражской резидентуры неожиданно попал непонятный канадец-франкофон, активно проявившийся в контактах одновременно с разведкой Муссолини и польскими сионистами-бейтаровцами . Канадца - объект Винт - плотно вели, но понять что он и кто, пока так и не сумели. Вот Виктор и должен был "доделать дела".
  ...было жарко. Летнее солнце палило немилосердно, и Винт, судя по всему, решил промочить горло, да и перекусить, по дневному времени, не мешало. Выбор подходящего места затруднений не вызывал. Все пивные здесь были для него одинаково незнакомы. В Праге Макс Холмен, если верить его легенде, оказался впервые. Выбрав заведение, приличное на взгляд канадца, он неторопливо спустился по каменным ступеням и вошел в небольшое полуподвальное помещение со сводчатым потолком и белеными стенами. Несколько человек пили здесь пиво из высоких кружек, но свободных столиков оставалось достаточно, чтобы предоставить новому посетителю возможность выбирать. Винт окинул зал медленным, оценивающим взглядом, и уже было остановил свой выбор на столике у дальнего от входа окна, когда заметил мужчину в светлом чесучовом костюме. Так это выглядело со стороны. Мужчина сидел как раз за соседним к приглянувшемуся Холмену столиком. Взгляды их встретились, и Макс Холмен неуверенно улыбнулся, одновременно выгибая вопросительно бровь. Мужчина улыбнулся в ответ и приглашающе махнул рукой. Подойдя ближе, Винт вежливо поздоровался по-немецки, и, получив ответное приветствие на том же языке, сказал:
  "Значит, мне не показалось. Мы ведь встречались прежде, гер... "
  "Рейтер, Гуго Рейтер".
  "О!" - сказал Макс. - "Гуго Рейтер! Ну, конечно! В Берне".
  "В Берне? Нет, не думаю. Да, садитесь же, гер..."
  "Макс Холмен", - напомнил Винт, садясь.
  "И верно, Макс Холмен. И встречались мы в Вене. В тридцать третьем или, пожалуй, в тридцать втором... "
  "В тридцать третьем", - уверенно сказал Холмен и попросил подошедшего официанта принести ему пива.
  "В тридцать третьем... - задумчиво протянул Рейтер. - Я у вас что-то покупал, или это вы покупали что-то у меня?"
  "Смотря чем вы торгуете".
  "Я торговал металлоломом", - напомнил Рейтер, и Винт улыбнулся с очевидным облегчением.
  "Ну вот, теперь я вспомнил совершенно точно. В Вене я покупал именно лом. Черные металлы. И вы тоже покупали".
  "О да, - лучезарно улыбнулся Рейтер. - О да. Я покупал это чертово железо".
  В следующие полчаса, не забывая про пиво и сосиски, Рейтер и Холмен заново познакомились, и обсудили целый ряд животрепещущих проблем мировой и европейской политики и экономики.
  Из пивной вышли друзьями - они ведь теперь не были даже конкурентами (железом не торговал ни один из них). День был впереди, а дел особых, как видно, не было ни у того, ни у другого. Поэтому они отправились гулять. После трех часов прогулок и пяти заходов в разного уровня заведения, где они пили все подряд: пиво, сливовую водку, кофе, Бехеровку и шнапс, новые друзья вышли к Влтаве. Смеркалось.
  Холмен оперся одной рукой о парапет, а другую сунул в карман - за сигаретами - да так там и оставил.
  "Гуго, - сказал он Рейтеру. - Это твоя тень или моя?"
  "Похоже, что общая"
  "Не возражаешь, если я его позову?"
  "Отчего же... Попробуй".
  Винт неторопливо поклонился Рейтеру, и, махнув на прощанье рукой, отправился в долгий пьяный путь по лабиринту темных улочек старой Праги. Он петлял по этим чертовым мышиным тропам, ругаясь в голос по-французски и по-английски, и поскальзываясь непонятно на чем в темноте. Он искал и не находил пути и выхода. А затем он исчез. Он растворился в тенях, голос его слился с далекими шумами улиц Езефова.
  Идущего за Рейтером мужчину Винт нагнал почти на Самкова, бесшумно приблизился к нему сзади, и вырубил одним стремительным движением распластанной в широкое лезвие ладони.
  "Недурно", - отметил про себя Виктор.
  Человек упал. Рейтер, успевший уйти довольно далеко, и уже почти невидимый на плохо освещенной улице, быстро вернулся, присел над телом, коснулся пальцами горла лежащего на мостовой Коли Вербишева, и удовлетворенно крякнув - "Жив", стал обыскивать. "Иди - бросил он Винту, извлекая из Колиной наплечной кобуры "Ческу Зброевку" калибра 7.65. - Иди. Чего вдвоем-то отсвечивать. И... рад был тебя повидать".
  Холмен взглянул на Рейтера, кивнул и, ничего не сказав, пошел прочь, с каждым шагом раскачиваясь все больше, и начиная тихо бормотать проклятия по-французски. Виктор решил, что Холмен представляет больший интерес, и, послав вслед за Рейтером своего напарника, в одиночку, пошел за Винтом. Он уже почти решился брать Винта на прием, когда почувствовал присутствие третьего. Виктор успел даже оглянуться, но тут же был отброшен к стене дома и прижат к ней чьим-то мощным телом. Ощущение было такое, что на него напал паровоз.
  - Не ходи за ним, Федя, - тихо, но внятно сказал по-русски очень знакомый голос. И немецкий акцент Макса был тоже здесь, при нем. - Не ходи. Это не твоя операция.
  - Я перебежал кому-то дорогу?
  - Ты перебежал дорогу мне, - Макс был невозмутим.
  - Могу я спросить, во что ты играешь? - Виктор чувствовал себя раздавленным, хотя по прежнему стоял на ногах. - И ослабь, пожалуйста, хватку. Ты меня по стене размажешь.
  Макс хватку ослабил, и по-прежнему не выражая голосом никаких эмоций, сказал:
  - Федя, это не имеет отношения к нашим играм. Ты же меня знаешь.
  В этом знаешь было заключено много такого, что знали и понимали только они двое.
  - Знаю, - согласился Виктор.
  - Поверь, Федя, никому не будет плохо от того, что эта операция не состоится, даже Коля твой отделался легко. Холмен мог ведь его убить. Ты мне поверь, я знаю.
  - Верю, но что значит не состоится? Это, Макс, провалом называется.
  - Ну и что? - возразил Макс. - Провал, так провал. Мелочь. Все живы. История изначально путанная. Может быть, вы случайно на уголовников вышли.
  - Случайно... - сказал Виктор, понимая, что, хоть он и не понимает ничего, но и отказать Максу почему-то не может. - Уголовники... А...?
  - Их уже завтра здесь не будет, - ответил на невысказанный вопрос Макс. - Ни Гуго, ни Холмена.
  - И ты мне, конечно, все объяснишь, но потом, - ехидно заметил Виктор.
  - Нет, Федя, ничего я тебе не объясню. Ни сейчас, ни потом. Хочешь верь на слово, хочешь не верь. Это твое дело.
  - Ладно, - сказал Виктор, и неискренне удивился своему благородству. - Будем считать, что фигуранты убегли. Да! - спохватился он. - А как же Рейтер? Я за ним напарника отправил...
  - Все в порядке, - ответил Макс. - Жив твой напарник. Только голова пару дней поболит...
  
  "Почему я вспомнил об этой истории именно сейчас? - спросил себя Виктор. - А вообще-то забавный эпизод. Надо будет спросить, если живы будем ...Вот, - понял он вдруг. - В этом-то все и дело! Если будем живы. Подсознание играет".
  Этой истории скоро семьдесят лет, а их с Максом разговору семь дней. И все эти семь дней легкий крейсер Дрозд 11 висит на высокой орбите и регулярно запрашивает капитана рудовоза Ка97/97, почему оный рудовоз все еще не покинул район, объявленный закрытой военной зоной. Капитан Ка97/97 отбрехивается, как может, объясняя, что у него серьезные неполадки в системе охлаждения маршевых двигателей, в связи с чем он, собственно, и вынужден был нарушить директиву командующего девятой зоной ответственности о запрете на посещение гражданскими судами системы Той'йт. Его, капитана, люди работают день и ночь, но что поделать, они выполняют сложный ремонт, а он требует времени. И так все семь дней. Капитаны спорят, и это скорее хорошо, чем плохо, потому что, по всей видимости, флотские еще ничего не заметили, и подозрениями не отяготились. Но сколько такое положение дел может продолжаться? И когда кончится терпение у командира Дрозда капитана Ийри? А пока на орбите наблюдается это виртуальное противостояние, они с Викторией едут шагом, потому что бот использовать теперь нельзя.
  Но видимо, терпение капитана Ийри закончилось.
  - Они засекли нашу связь, - сказал с орбиты Макс. - Требуют объяснений.
  - Пся крев! - выругался Виктор. - Как он смог?
  - Смог! - ответил Макс. - Может быть, что-нибудь запустил в атмосферу... Мне же отсюда не видно ничего. О! Сейчас он начинает маневр сближения.
  - Вероятность? - Виктор задал вопрос от безнадежности, примерный ответ он знал и так.
  - Два и три десятых процента, - ответил Макс. - Связь прерываю. Попробуйте спрятаться.
  - Держитесь! - крикнул Виктор, но связь уже оборвалась.
  - Будь готова, - сказал он, просто чтобы что-нибудь сказать, и не увидел, а почувствовал, как рядом с ним стремительно прорастает в любимой женщине боевой монстр Серебряной Маски. Внимание Виктора, однако, было сосредоточено сейчас не на ней, в которой он не сомневался, а на зависшей в трех метрах над дорогой туше Пешки. Похожий на маленького кита с дымчато-сизой окраской корпуса, планетарный штурмовик бесшумно возник из-за деревьев практически одновременно с окончанием разговора с орбитой. "Оперативно!" - отметил про себя Виктор, оценивая диспозицию. Штурмовик перекрывал им путь вперед, одновременно лишая возможности отступить, потому что отступать пришлось бы в гору, а по сторонам дороги громоздились каменные осыпи, одна с уклоном вверх, а другая - вниз.
  Переждав пару секунд, Виктор медленно поднял правую руку и помахал тем, кто засел в бронированном чреве штурмовика, плавно переходя от дружеского жеста к флотскому сленгу.
  "Привет, охотники", - просемафорил Виктор.
  В штурмовике "задумались" на долгую минуту, но повторять приветствие Виктор не стал. Сидел на своем скакуне и молча ждал. И Вика ждала, не подавая ни каких признаков нетерпения.
  "Кто вы?" - используя универсальный флотский код, просигналил, наконец, штурмовик курсовым прожектором.
  "Гарретские Стрелки", - показал Виктор на пальцах, одновременно снимая левой рукой грим-маску со своего лица.
  "Что вы здесь делаете?" - спросили из Пешки.
  "Спускайся. Поговорим", - показал Виктор. Он демонстративно медленно вынул изо рта клыки, вбрасывая одновременно на язык капсулу с боевым стимулятором, сложил клыки и маску в седельную сумку, и спрыгнув с коня, сделал шаг вперед.
  Морозная горечь охватила язык, быстро распространяясь по полости рта и гортани, и почти сразу вслед за этим - Виктор едва успел спрыгнуть с "коня" - огонь ворвался в его кровь, и сердце начало стремительно взбираться в гору. Ощущение было такое, словно он вынырнул из глубины, где холодная толща воды сжимала его в своих смертельных объятиях, к воздуху, теплу и свету, к свободе и самой жизни. Мир стал многократно ярче, краски - сочнее; звуки обрели силу и вещественность. Виктор услышал биение сердца своего скакуна, и его медленное дыхание, одновременно, "почувствовав" и скакуна Вики, и ощутив ее саму, наливающуюся нечеловеческой силой. Сила разливалась сейчас и по его телу, омывала кости, гнала по жилам кровь, наполняла мощью его мускулы.
  В Пешке бесшумно открылся люк, и два человека в штурмовой броне легко спрыгнули на дорогу с трехметровой высоты. Экзоскелеты приняли на себя всю силу удара, и десантники, едва коснувшись земли, уже сделали первый шаг вперед.
  "Идите, идите голуби!" - весело подумал Виктор, увидев, что люк Пешки остался открытым.
  Де жа вю. Это уже было. Так было! Именно так завис над лесной опушкой вертолет огневой поддержки, и он, Виктор, так же выжидал момент, чтобы начать. Так, да не так. И сам он изменился, окончательно вернувшись к своему имперскому уровню, но и противник был на этот раз гораздо серьезнее. Броню флотского образца низкотемпературным бластером не взять, но может быть господа десантники будут так любезны, чтобы "окончательно разоружиться перед партией"?
  - С кем имею честь говорить? - спросил полковник Вараба. Он говорил в нос и почти не открывал при разговоре рта, процеживая слова сквозь плотно сжатые зубы. Гнусавое произношение всегда отличало Гарретских Стрелков от всех прочих гвардейских полков.
  - Лейтенант Юггайрр, - представился первый десантник. - Старшина Тцуюс. - Он сделал движение головой назад, указывая на второго десантника, стоявшего в нескольких метрах позади.
  - Полковник Вараба, верк, - прожал сквозь зубы аназдар Абель Вараба, и от его тона могло скиснуть молоко.
  Десантники подтянулись, насколько позволяла им броня, и почти синхронно подняли свои забрала. "Ну вот вы и покойники, судари мои", - констатировал Виктор, взбрасывая правую руку в приветствии. Крохотный метательный нож, выскользнувший перед этим из рукава в ладонь, практически мгновенно вошел в левый глаз лейтенанта Юггайрра. И в то же самое мгновение Вика вылетела из седла, перелетела через голову своего коня, перевернулась в воздухе, легко коснулась ногами земли, и вновь взметнула свое тело вверх, взлетая по дуге к распахнутому люку штурмовика.
  Длинное мгновение вместило в себя множество событий, действий и чувств. Умирал ничего не успевший понять лейтенант-десантник. Он все еще стоял вертикально, не только благодаря экзоскелету своей брони, но и потому, что мышцы его тела еще не успели получить последнего "прости" от разрушающегося мозга. Экипаж Пешки, живя в медленном человеческом времени, все так же переживал свое собственное длинное мгновение шока от встречи с целым гвардейским верком на дикой, богами забытой планете. Твердо стоял на четырех мощных ногах скакун Виктории, нервная система которого не успевала сообщить мозгу о том, что выпрыгнувшая из седла наездница своим прыжком сломала ему спину. А левая рука Виктора уже вытягивалась вперед, удлиненная коротким стволом офицерского бластера, выхваченного из кобуры на пояснице. И старшина Тцуюс физически не успевал ни понять происходящего, ни адекватно отреагировать. А великолепная дама Йя уже исчезла в открытом зеве десантного люка штурмовика.
  А потом все кончилось. Длинное мгновение завершилось, и все, что должно было случиться, случилось, и время рывком вернуло себе свой естественный темп. Умер скакун Виктории, его из жалости добил Виктор. Умерли лейтенант Юггайрр и его старшина. Умер экипаж Пешки, а сам штурмовик лежал теперь у основания каменной осыпи метрах в ста от дороги. Убежал куда-то конь Виктора, и только они вдвоем сидели на камнях близ дороги и молча курили. Химический активизм Виктора еще не прошел, и организм вопил, надрываясь, требовал, чтобы он куда-нибудь бежал, кого-нибудь рвал, или что-нибудь метал, но все было напрасно. Делать было уже нечего, и самому Виктору ничего этого делать не хотелось. Все решалось сейчас не здесь, и они сидели и ждали окончания того, что началось всего несколько минут назад, после вызова с орбиты.
  - Ты ничего не хочешь мне рассказать? - спросил Виктор.
  - Кое-что я тебе расскажу, - неожиданно согласилась Вика.
  - Уже хлеб, - усмехнулся Виктор.
  - У меня была сестра, - сказала Виктория ровным голосом. - Как ты понимаешь, это было давно.
  - У меня тоже была семья, - осторожно вставил Виктор. - И у Макса... практически у всех.
  - Я не об этом, - объяснила Виктория. - Ее внук - это нынешний вождь племени.
  - Но дело ведь не в этом? - уточнил Виктор.
  - И да, и нет, - ответила Виктория. - Его дочь вышла замуж за князя Сирш. Пятнадцать лет назад ее убил религиозный фанатик.
  - Скажи слово, и я вырежу весь этот клоповник, - серьезно предложил Виктор.
  - Не надо. Это их жизнь... У нее остался сын, - Виктория бросила окурок на землю и растерла подошвой сапога. - Принц живет в замке Сирш. Он Коама - порченый. Так думают все в замке. Он... Как это сказать? Немой, инвалид и все такое.
  - Сожалею, - сказал по-английски Виктор. По-английски это звучало правильно, но не слишком эмоционально.
  - Три года назад, - Вика, казалось, не обратила никакого внимания на реплику Виктора, - к Сиршам ездила делегация. Они хотели пересмотреть торговый договор. Впрочем, не важно. В посольство входила и... та женщина, с которой я говорила. Она... - Виктория была, по-видимому, сильно взволнована. - Виктор, этот парень не такой, как думают. Он не коама. Он другой, не такой, как все, но не коама. Он играет в какую-то свою игру, но в нынешних обстоятельствах у него нет ни единого шанса. В Вайяре он или коама, или мертвец.
  - Ты хочешь, чтобы мы забрали его с собой. - Виктор не спрашивал.
  - Да.
  - Почему бы и нет, - пожал плечами Виктор, думая о том, что Макс все еще молчит.
  - Я знала, что ты не будешь возражать, - Вика вдруг напряглась и вскинула глаза к темнеющему небу.
  Виктор тоже рывком взбросил голову вверх, и в то же мгновение в глаза ему ударил яркий свет. В налившейся тьмой синеве вспыхнула ярчайшая звезда. Огромный бриллиант сверкнул, и выбросил во все стороны ослепительные лучи.
  "Кто?!!!! - молча завопил Виктор, смыкая веки, из-под которых лились слезы, и стискивая зубы. - Кто?!"
  - Вы там как? Живы? - ответил ему с сияющих небес спокойный голос.
  "Нет, врешь, мерзавец! - возликовал Виктор. - Подрагивает голосок-то! И ты не железный, сударь мой".
  - Макс! - первой откликнулась Виктория.
  - Мы их сделали, - объявил Макс. - Правда, дорогая?
  Ответа Лики они не услышали.
  - Мы в порядке, - наконец ответил Виктор. - Китайские ревизионисты получили достойный отпор.
  - Рад за вас, - усмехнулся Макс, оценивший шутку.
  - Сколько у вас было? - вопрос не был животрепещущим - теперь не был - но Виктору он не давал покоя все эти дни.
  - 53 процента, - ответил правильно понявший его Макс. - Они нас как раз увидели. Так что больше ждать было нельзя.
  - Все хорошо, что хорошо кончается, - улыбнулась Вика.
  - Ждем вас, - сказал Макс.
  - Подождите еще одну ночь, - ответил Виктор. - Мы только смотаемся по быстрому в цитадель Сиршей, и домой - баиньки.
  - ОК, - согласился Макс. - Тогда мы пошли мыться, кушать и спать. Семь дней в рубке... сами понимаете.
  Связь прервалась, и Виктор обнаружил, что все это время стоял, а когда и как встал, даже не запомнил. Он хотел снова сесть, но к нему подошла Вика, обняла и поцеловала в губы.
  "Пропади все пропадом! - сказал он себе. - Я любил бы тебя, даже если бы ты рвала мне своими клыками губы каждый раз, как целуешь меня".
  
  Интерлюдия: Как делают монстров 3.
  Ей снились сны. Иногда приятные, иногда не очень. Когда как; когда что. Иногда ей снился Питер, но в ее снах город терял все признаки вещественности и превращался в сказочный город, в котором одновременно могли жить и Петр, и Екатерина - вторая, разумеется - и многочисленные Александры, но не могли жить обычные люди, которых знала она. Сны о Питере были окрашены легкой печалью, с привкусом ностальгии, но в них не было сожаления, тоски и боли. Это были нормальные сны. Наверное, они означали прощание с тем, что ушло и не вернется, но чего сильно не жаль.
  А иногда ей снился бой в Невском Паласе. Эти сны были как наркотик, они были сладостны, и заставляли ее кричать во сне от невозможного счастья, от чувства свободы и всесилия. Ее не пугала кровь, заливающая эти сны, и не страшила боль, которая была неразрывно связана с тем боем. Это были сны о силе и славе. И просыпаясь, она еще долго чувствовала на губах привкус своего ликующего крика. Что означали эти сны? Возможно, они объясняли ей, что она есть теперь. Или, может быть, это были и не сны вовсе, а грезы монстра, вырастающего в ней?
  Странно, но ей почти не снились сны "сломанной куклы". Только два эпизода всплывали по временам из раскрепощенной сном памяти. Тот, когда Макс обрядил ее в шинель, и нес на руках, прорываясь к Сапсану, и другой, когда смерть стояла перед глазами, воплотившись в чужой крейсер. Когда ей снился побег с Земли, она просыпалась, полная светлой печали, и всегда шла в гардеробную, открывала шкаф, и долго стояла, рассматривая все эти странные и неуместные на Шаисе вещи: зимний шлем, маузер и шинель.
  А вот второй эпизод был совсем иным. Ей всегда снились только последние минуты той растянувшейся на семь дней эпопеи. Ей снилось, как она, измученная болью и усталостью, грязная и голодная, сидит на коленях ее железного Макса и, забыв обо всем, смотрит на экран, где скачут оранжевые цифры вероятностей, и несется навстречу им крейсер императорского флота. Напряжение растет стремительно, и предугадать, чем все это кончится, уже не так и трудно. И Макс вдруг говорит ей своим спокойным уверенным голосом: "Все будет хорошо". "Все будет хорошо! - говорит он, крепко прижимая ее к себе правой рукой - левая лежит на кнопке пуска. - Все будет хорошо, потому что я тебя люблю". Вот что ей снится иногда. О чем этот сон? Это сон о счастье. О любви. О радости.
  Но ужасы ей снятся тоже. Вернее один ужас. Один ужасный сон. Сон о принце Меше, похожем на Чудовище из американского мультика, и каменном саркофаге, в котором умерла девушка Лика, и исчезла сломанная кукла, и родилась она. Безымянный монстр с памятью Лики, и с памятью куклы, но не являющийся ни той, и ни другой.
  Теперь ее звали Нор. Ай Гель Нор. Странное имя, как кусок дерна, вырванного из бесконечного травяного поля; тысячами корешков, ниточек, своей природой и историей связанный со всем остальным, утраченным и обретенным, миром. Кто утратил? Кто потерял? А кто нашел и обрел?
  Мир Сцлогхжу, в котором жило это имя, был утрачен навсегда. Прорыв флота Ратай во внутренние системы империи стал кульминацией последней большой войны между империей и федерацией Ратай. Шестой флот - Серые всадники принцессы Чшерш - перехватил ратай в системе Удода, дал бой и разбил их наголову, но Сцлогхжу был полностью уничтожен. Умирая, ратай, буквально испепелили единственный имперский мир, до которого они смогли дотянуться. Немногочисленные уцелевшие гегх - а все гегх принадлежали к дочерней линии народа ахан, являясь его южной ветвью - в большинстве своем умерли от радиационного поражения в течение следующих трех - четырех лет. Остальные растаяли, как дым под ветром, растворившись среди шестидесяти миллиардов граждан империи.
  Эту историю Лика не просто выучила наизусть, а приняла в себя, как часть себя самой, так что порой ей казалось, что это она сама, на самом деле, пережила весь ужас атаки ратай, длившейся полтора часа, и долгой агонии мира Сцлогхжу, растянувшейся на семь недель и четыре года.
  Люди гегх были в среднем меньше ростом, чем их сородичи, принадлежавшие к главной генетической линии. Среди них редко встречались брюнеты, а карие глаза считались признаком не чистой крови, но зато было много голубоглазых и зеленоглазых блондинов и рыжих. Этот народ исчез, сначала проиграв в схватке за гегемонию на Тхолане, а затем попав в жернова еще более разрушительной войны, как случайная жертва. Вместе с народом умерло все, чем этот народ жил. Вместе с гегх исчезли и их имена. Имя Ай Гель Нор, странное имя, которое могли носить и мужчины и женщины, тоже подлежало забвению. На домашнем наречии оно означало Рыцарь Барс, а на обрядовом - это имя звучало так, будто прямиком пришло из славных книг Профессора . Повелитель Полуночи. Ни больше, и не меньше.
  В давние времена, еще на Тхолане, так звали вождей одного из союзных племен Гегх. На Сцлогхжу оно осталось графским титулом, и, как таковое, было записано бриллиантовыми буквами на черном, как вечная ночь, мраморе в храме Первого Императора, то есть, попросту говоря, было занесено в списки высшей имперской аристократии. Графство Ай Гель Нор располагалось в излучине Другой Женщины, и исчезло вместе с испарившейся рекой. Исчезло графство, сгорели его жители, умерло имя.
  А потом имя вернулось, обретя новую жизнь с женщиной, которая тоже умерла, и тоже вернулась. А дело было так...
  Макс возвратился из очередного печального рейда на разрушенный Курорт и приволок длинный и тонкий цилиндр, сделанный, как ей показалось, из гранита. Федор назвал его контейнером, и сильно воодушевился при его появлении. Потом, контейнер вскрыли. Оказывается, он раскрывался, как книга, по невидимому шву. Как они его открыли, Лика не поняла, но вещей, которые она не понимала, было так много, что она уже перестала удивляться диковинам из мира звездных войн и ужасаться своему дремучему невежеству во всем. Внутри контейнера, в узких углублениях лежали крошечные - со старую советскую копеечку размером - диски, аспидно-черного цвета. Вот с этими дисками и возились потом с неподдельным энтузиазмом все трое - Макс, Федя и Вика - едва ли не целую неделю. Они вставляли эти диски в свои хитромудрые машины, но ни звуков, ни изображений, которые Лика могла бы понять, здесь не было. Был хаос цветных пятен и замысловатых иероглифов на многочисленных экранах; какие-то значки, похожие на рыболовные крючки, бежали по или мигали на дисплеях контрольных панелей, но главное, по-видимому, приходило им прямо в голову через легкие ажурные шлемы, напомнившие Лике короны каких-то европейских королей.
  А потом, Макс подошел к ней, и, улыбнувшись - "Я когда-нибудь умру от твоей улыбки, Макс!" - вложил ей в ладонь один из этих черненьких кружочков, над которыми они так долго колдовали.
  - На. Владей! - сказал он весело.
  - Что это? - спросила она, рассматривая тонкий, но твердый диск глубокого - бездонного? - черного цвета.
  - Это, Лика, твоя новая биография и пропуск в империю. - Макс сиял. По-видимому, это было что-то особенное.
  - Ты у нас будешь теперь графиней, деточка! - встрял в разговор Федя (Попробуй, назови Федором Кузьмичом этого молодого - максимум тридцатилетнего - мужика, настолько переполненного своими отношениями с Викой, что эмоции только что из ушей не лезли). - И не абы как, а крутейшей аристократкой!
  - Постойте, постойте! - запротестовала Лика. - Вы же мне опять ничего не объяснили. Это что, типа, документы? Паспорт такой?
  - Нет, - ответил Макс. - Здесь вся ты. Воспоминания, характер, связи, банковские счета, коды допусков, пропуска ... Все!
  - Но откуда? То есть, спасибо, но ...
  - Видишь ли, - мягко, как больной, - "Я опять больная?" - начал объяснять Макс. - Это ведь была реальная женщина. Графиня Ай Гель Нор. Она... умерла. Давно. Это случилось почти восемьдесят лет назад, но об этой смерти - так получилось - никто не знает. Так что, она вроде как живет, хотя ее уже нет. А теперь вместо нее будешь жить ты. Ты поймешь. Потом. Она умерла, а это все досталось легиону, а теперь это все твое.
  Возможно, раньше, в своей прошлой жизни - ещё полгода назад - этот не очень-то понятный рассказ с недомолвками, за которыми чудились ужасы пострашнее фильмов Хичкока; так вот, раньше такой рассказ произвел бы на нее очень сильное впечатление. Но с тех пор - "А была ли, вообще, когда-нибудь эта другая жизнь?" - многое изменилось. Лика вспомнила кровавый павлиний хвост, распустившийся в застывшем воздухе лобби Невского Паласа, и горько усмехнулась. Увы, намеки на чужую смерть ее уже не впечатляли. Но у нее имелись другие, вполне практические вопросы.
  - А как же отпечатки пальцев... - начала она. - Или что тут у вас?
  - У нас, барышня, абсолютизм, обскурантизм и форменный бардак! - заржал Федя. - Добро пожаловать в страну непуганых идиотов! Эх, нету на них Лаврентия...
  Лика смотрела на них, ровным счетом ничего не понимая. "Ну что они ржут, как кони! Объясните человеку! Я же не знаю, как и что здесь устроено!" И Макс объяснил. Ее Макс ей теперь всегда все объяснял:
  - Ничего этого для тебя нет. Аристократия - тем более такая, как Ай Гель Норы - выше закона. В империи, конечно же, есть досье на всех. Кое у кого есть досье и на аристократов, но дело в том, что закон запрещает фиксировать отпечатки пальцев, сетчатку глаз, голосовые форманты, спектр запахов и другие объективные данные, принадлежащие лицам, записанным бриллиантовыми, изумрудными и рубиновыми буквами. К слову, все эти объективные признаки можно подделать, но аристократам и этого не надо. Если ты, Лика, предъявишь код доступа к банковским счетам Ай Гель Нор, или к ее личному Праву на вход в императорский дворец, значит, ты она и есть. И никто не сможет это оспорить. Да и не захочет. Просто в голову не придет. Ну, а внешне... Вы очень похожи. Просто, как близнецы-сестры. Такое, понимаешь, совпадение. Так что лучшего прикрытия и ожидать не приходится.
  Так она стала графиней. Но и это случилось потом. А что случилось перед этим? О, многое случилось с тех пор, как подхваченная на руки Максом, она в три прыжка - ну, пусть, в шесть или девять! - перенеслась из осеннего заполярья в мир галактической империи Ахан. Вы знаете, как делают монстров? Вряд ли. А вот Лика знала. Теперь знала. Она на себе испытала и прочувствовала, что это такое, когда из сломанной куклы создается звездная Галатея.
  
  Глава тринадцатая: Черный камень
  Меш говорил. Это был необычный опыт, и Меш не знал пока, нравится ли ему говорить, или нет. Говорить было трудно, что само по себе еще не повод отказываться от нового знания. Тем не менее, его рот и все, что внутри рта, ощущалось как чужое, постороннее, над чем у него была власть, но власть не природная, естественная, присущая живому существу в его отношениях со своим телом, а власть отчужденная, требующая участия воли и сознания. Чтобы говорить, он должен был контролировать движения губ, языка и многого другого, что он ощущал, как инструменты речи, но чему он не знал названия. Он должен был указывать этим инструментам, куда двигаться и как, и следить за тем, как они выполняют его повеления, и поправлять их, если инструменты ошибались. Делать все это следовало очень быстро, но в результате речь все равно выходила тяжелой и медленной, как быки, тянущие в гору платформу с каменным блоком, и мутная, как утро в ущелье, затянутом туманом. Йя сказала, что это пройдет, и он тоже знал, что так и будет, но время текло, как старое густое масло, медленное и тягучее, и ожидание становилось рутиной.
  - По - е - ди - ннн - ок? - проскрипел Меш, с трудом выводя песню вопроса.
  Виктор оглянулся - он сидел перед одной из "живых" машин - и рассеянно взглянув на Меша, покачал головой:
  - Не сейчас, - он еще посмотрел на Меша и добавил:
  - Извини, принц, но не сейчас. Может быть, вечером?
  - Ллл - ад - ннн - о, - ответил Меш - он понял, и не обиделся, и хотел уйти, но в зал вошел Дракон. Дракона звали Макс, но Меш видел суть этого человека. Макс обладал силой дракона - Меш имел в виду не одну лишь физическую мощь - спокойствием дракона и его хитростью. Он был Драконом.
  - Хочешь подраться? - спросил Дракон, и от вибраций его голоса волосы на загривке Меша встали дыбом.
  - Д - аа, - сказал Меш, принимая вызов. С Драконом он еще не дрался.
  - Пошли, - сказал Дракон, поворачиваясь к двери, в которую только что вошел. - Надеюсь, ты не будешь возражать, если на поединок посмотрит моя женщина?
  - П - уу - ссс - ть, - ответил Меш в спину Дракона. Драконы выше приличий, но этот дракон был достаточно вежлив. И они выше сословных границ, но принц Меш чувствовал, что в жилах этого дракона тоже течет царская кровь.
  Они поднялись наверх, туда, - Меш называл это место "малым замком" - где все они жили. Здесь Меш подождал в обширном зале с фонтаном и множеством статуй, пока Дракон зайдет к себе в апартаменты, расположенные на втором ярусе, прямо над зимним садом, и вернется со своей женщиной на руках, и они пошли дальше, в ближайший зал для поединков.
  Зал был огромен и полон света. Белые стены, белый потолок и деревянный пол - великолепное место, чтобы померяться силами или потренировать свое тело. Меш уже знал, как вызвать из стен, потолка или пола самые разные устройства, которые предназначались для формирования тела и духа. Он проводил здесь много часов каждый день, а дней этих прошло уже немало с тех пор, как он появился в звездном ковчеге.
  Макс-Дракон открыл в белой стене нишу на высоте двух метров от пола, сформировал в ней удобное кресло, и, поднявшись вместе с женщиной наверх - выдвинувшаяся из пола платформа легко подняла их на уровень ниши - устроил ее в кресле.
  Меш стоял у входа и смотрел на действия Дракона. Дракон любит свою женщину. Это не было для Меша новостью. Он узнал об этом давно, как и о том, что женщина - Лика - любит Дракона. Это было очень сильное чувство, и оно тревожило Меша своей неправильностью. Все люди в ковчеге были ужасными уродами, но Меш уже привык к их виду, и понимал, что эти уроды смотрят друг на друга другими глазами. Вероятно, они могли считать один другого красивыми, точно так же, как люди Вайяр. В остальном, они, несомненно, были людьми, и Меш не мог не оценить их силы, ума, умений и знаний, их могущества, наконец. Однако Дракон и его женщина разрушали представления о жизни и человеческих отношениях, которые имелись у Меша.
  Дракон был самым большим человеком из всех, кого когда-нибудь видел Меш. Он был на два кулака выше самого Меша, даже когда Меш выпрямлялся во весь рост. Он был умен и проницателен, и, наконец, он был Драконом. И этим, пожалуй, было сказано больше, чем если перечислять все его достоинства по отдельности. Дракон был если не повелителем, то наверняка главным в той маленькой группе, которая жила на борту ковчега - "Крейсер. Они называют ковчег крейсером". В их повседневных делах чаще командовал Виктор; и госпожа Йя, не стесняясь, высказывала советы и предлагала решения, но особый авторитет Макса Меш чувствовал очень хорошо. И вот такой человек любит... кого?
  Меш не знал, кто эта женщина, и что с ней случилось. Никто ничего не рассказывал ему о ней, но таких, как она, он тоже никогда в жизни не встречал. Это была мертвая женщина.
  Когда Меш жил в цитадели Сиршей, он всегда чувствовал смерть, присевшую на левое плечо человека. Он не знал, как это у него выходит, но болезнь, сжигающую человека изнутри, он "видел" всегда, и всегда знал, что человек обречен. Но с этой женщиной все было по-другому. Женщина, слабая, едва способная передвигаться на своих ногах, не была больна. Она была мертва. Что-то страшное случилось с ней раньше, до того, как ее впервые увидел Меш, и она умерла. Он это чувствовал. Он это знал, наверняка, как знал и то, что она жива. Она продолжала жить, и ее смерть жила вместе с ней, внутри нее. Впрочем, там, внутри мертвой женщины, жило еще что-то, что Меш чувствовал, но понять не мог. Это что-то было как бы живым, но жило особой неживой жизнью, сродни жизни многих машин в ковчеге. И это живое нечто и было тем, что держит женщину в мире живых. Но и это еще не все. Само это неизвестное нечто было ранено, и медленно умирало. Оно было страшно искалечено - когда? где? кем? - и когда Меш пытался это нечто понять, его тело начинали корежить ужасные боли, а перед глазами вставала багровая тьма.
  И эту женщину любил Дракон?
  Меш смотрел, как заботливо устраивает Макс в кресле мертвую женщину, как улыбается она ему тенью улыбки, и как он буквально впитывает в себя жалкое тепло ее умирающей любви.
  Меш отвернулся и уперся взглядом в зеркало, которое, непонятно почему, возникло у него за спиной, пока он наблюдал за действиями Дракона. Он изменился. Меш больше не бегал на четырех, хотя и продолжал ходить ссутулившись, и иногда, по привычке прошлых лет, приволакивал правую ногу. Нога теперь сгибалась. Меш, однако, не мог вспомнить без содрогания, как лежал внутри "разумной" машины-лекаря, и как резали его тело тончайшие иглы огня, более страшного, чем пламя кухонных печей в замке Сиршей. Он не чувствовал боли, но чувствовал все, что делала с ним машина, строившая заново его рот и колено правой ноги. Он помнил - и, вероятно, никогда уже не забудет - все разрезы, которые были сделаны пламенем, свернутым в жгуты тоньше волоса, и все, без исключения, "швы", которыми скрепляла разрезанное бездушная, но "умная" машина. Теперь он мог говорить, и его нога сгибалась. Ради этого можно было пойти и на настоящие мучения.
  Глядя в зеркало, Меш собрал свои длинные золотистые волосы и связал их шнурком, чтобы не мешали во время схватки. Сбросил куртку, и стянул через голову рубашку, обнажив торс. Жир полностью сошел, открыв скрытые годами мощные мускулы Меша. Оставшись в одних штанах - шлепанцы, в которых он был, Меш сбросил тоже - он повернулся к Дракону. Тот тоже успел - когда? - скинуть одежду, и остался теперь в одних... "Трусы, - напомнил себе Меш. - Они называют это трусами". Точно такие же трусы были и на нем, но настолько обнажиться при чужой женщине он не мог.
  Они сошлись на середине зала, и застыли друг против друга. Дракон стоял совершенно спокойно, и казался расслабленным. Глаза его не следили за Мешем, а смотрели куда-то поверх его головы. Меш тоже заставил себя расслабиться, и уж, во всяком случае, не стал занимать одну из "начальных" поз, которые так любили бойцы Сиршей. Удар Дракона он уловил, и смог отразить, и хотя острая боль, возникшая в левой руке, огнем прожгла все его тело, правой он нанес ответный удар, едва не достигший цели. После этого обмена выпадами, они закружились в бешеном, все время ускоряющемся, танце поединка. Меш атаковал при любой возможности. Он шел на риск пропустить удар, но в защиту не уходил, а напротив, все время шел на обострение. Тем не менее, вскоре он понял: дело даже не в том, что его удары не достигают цели, а в том, что он, Меш, впервые встретил противника, действия которого он не может предугадать. Ворон был не сильнее Меша, но подготовлен лучше. Однако Меш "чувствовал" его удары до того, как Виктор их наносил. Это уравнивало их, как бойцов. Йя была быстрее Меша. Немного быстрее и много гибче, хотя и слабее. Ее подготовка была великолепна, но и ее, хотя бы через раз, Меш мог "почувствовать". А вот Дракона он не "чувствовал" вовсе, при том, что силой, подготовкой и скоростью тот Меша превосходил. Но Меш учился, и от поединка к поединку действовал все увереннее. Он и теперь, через силу, ускорял себя, пытаясь догнать Дракона. Скорость возрастала, а удары Дракона все чаще доставали Меша. И пусть Меш был вынослив, как бык, и упорен, как медведь, ему становилось все труднее держать противника. Сдаваться он, тем не менее, намерен не был. Его удерживали честь и гнев. Гнев, поднявшийся из сердца, затопил его грудь и ударил в голову. И в этот момент он увидел перед глазами сразу две картины, такие яркие и отчетливо реальные, что они затмили Дракона, но каким-то странным образом, просвечивая одна через другую, друг друга не исказили, позволив Мешу увидеть все. Он видел. Женщина Дракона мертва. Она умерла окончательно, потому что сила, державшая ее в жизни, умерла раньше нее. Он видел. Она лежит мертвая, и Дракон плачет над ней, гладя ее рыжие волосы. Но в то же время Меш видел женщину Дракона стоящей перед ним в этом самом зале. Нет, не так. Он видел их поединок, и в этом поединке она была гибче Тигрицы, сильнее Ворона, и быстрее Дракона. Меш ничего не понял, и не успел понять. Он только увидел, и в следующее мгновение всесокрушающий удар Дракона выбросил его во мрак беспамятства.
  Когда Меш очнулся, Дракон сидел на корточках рядом с ним, а он, Меш, лежал навзничь на деревянных плитах пола.
  - Жив? - мягко спросил Дракон, увидев, что Меш открыл глаза. Голос Дракона вошел в Меша, и прошел сквозь него знобкой волной. - Извини, я не успел остановить удар. Ты открылся неожиданно.
  Это не было правдой, но и ложью не было тоже. Меш открылся, потому что "увидел", и случилось это неожиданно для него самого, и для его соперника. Удар был очень силен, потому что предназначался для того, чтобы силой пробить блок, установленный Мешем. Если бы удар такой силы достал его голову, Меш умер бы на месте, не смотря на свою живучесть и выносливость. Разумеется, Дракон успел "остановить" удар, но не хотел унижать Меша. Это было благородно, но ненужно. Меш все понимал.
  - Ннн - и - че - го, - прохрипел он, приподнимаясь на локтях.
  - Как голова? - спросил Дракон. - Может быть, сходим в клинику?
  Он имел в виду механического лекаря крейсера.
  - Нн - е - нн - а - до, - Меш уже вставал, превозмогая слабость и головокружение.
  - Тогда выпьем. Не возражаешь?
  - Д...а.
  Под душем Меш быстро пришел в себя. Он вообще быстро восстанавливал силы. Одевшись, Меш прошел в маленькую гостиную, отделанную деревянными панелями и бронзой. Гостиная примыкала к их столовой и кухне, и была идеальным местом, чтобы, сидя в уюте, немного выпить и поговорить. Дракон и его женщина уже были в комнате, сидели в креслах по другую сторону низкого столика и ждали его. Женщина пила сок из ягод железного дерева, а Дракон рассматривал на свет короткую пузатую бутылку рагаранского темного вина.
  Меш поклонился и сел напротив. Женщина улыбнулась своей призрачной улыбкой, и у Меша сжалось сердце. В следующую секунду он понял, что Дракон уже не рассматривает бутылку, а испытующе смотрит на него. Серые глаза Дракона были, как два меча, медленно входящие в тело, безжалостно холодные и неумолимые.
  Дернув губой, то ли обозначив улыбку, то ли просто так, Дракон разлил вино в прозрачные кубки, и, пододвинув один Мешу, сказал:
  - Поговорим. Я спрошу тебя. А ты ответь... пожалуйста. - Дракон смотрел на него, не отрываясь.
  - Макс! - тихо сказала женщина.
  - Помолчи, Лика, - так же тихо попросил Дракон, но от его голоса у Меша опять зашевелились волосы. - Ты слушай, Лика, и не перебивай. Я думаю, мы услышим много интересного, хотя, возможно, и не то, что дарит радость.
  - Итак, принц, могу я рассчитывать на твою откровенность? - теперь он снова обращался к Мешу.
  - Да, - сказал Меш. Он очень постарался, и слово вышло целиком, хотя и медленно.
  - Спасибо, - кивнул Дракон, и отпил вина из своего кубка. - Что произошло во время поединка?
  Меша обдало холодом при воспоминании о видении, но он был мужчиной, бойцом, и принцем крови, и не ему было склонять голову перед демонами нижнего мира.
  - Яаа ви - д - ел т -вв - о - ю - у же -ннн - щщщ -и - н - у.
  - Ты видел Лику? - уточнил Дракон.
  - Д...а.
  - Ты видел будущее?
  Меш задумался. Это он еще не обдумывал. Будущее? Нет, не совсем. Он видел... что? Две дороги. Два броска монеты. И все это как-то связано с ним? Меш молчал, пытаясь вновь ощутить то, что предстало перед ним в ходе схватки. Пусть, не понять, но, хотя бы, почувствовать. Дракон терпеливо ждал.
  - Ннн - ет, - наконец, сказал Меш. - Нн - е б - ууу - д ...
  - Не будущее, - помог ему Дракон. - Настоящее? То, что есть сейчас?
  Настоящее? "Может быть, - подумал Меш. - Семя - это настоящее будущего человека?"
  - Сссс - ее - мм - я, - ответил Меш.
  - Так, - сказал задумчиво Дракон. - Ты видел то, что есть сейчас, и то, что определит будущее. Так?
  - Д...а, - кивнул Меш, чувствуя, как от напряжения начинает сводить горло. Но Дракон был неумолим.
  - Ты видел варианты? Один? Два? Больше? - спросил он.
  - Д ... д ... - у Меша пересохло в горле, и слово не хотело уходить из его груди.
  - Два, - кивнул Дракон. - Выпей, полегчает.
  Меш осушил свой кубок одним мощным глотком, и перевел дыхание.
  - Начнем с первого. Что ты увидел? Скажи главное, - попросил Дракон.
  Однако Меш не мог ответить Дракону. Он повернулся к женщине, и, глядя прямо ей в глаза, сказал:
  - Т - ты... ум - ре... - голос его пресекся.
  - Умру, - кивнула женщина. - Не расстраивайся, принц. Я знаю.
  - Много ты знаешь! - вскипел Дракон, и Меш на короткое мгновение прикоснулся к тому, что клокотало за толстой драконьей броней. Его опалило таким огнем, что он чуть не завопил от боли, обрушившейся на него, как обвал в горах.
  - Ну, - сказал Дракон. Он уже взял себя в руки, и стал прежним Драконом. - Ты видел, как она умрет. Так?
  - Да, - твердо сказал Меш, который видел, что, на самом деле, осталось от этой женщины.
  - Ты ведь знаешь, что с ней? - Дракон как будто догадался о мыслях Меша.
  - Д...а.
  - То есть, ты не узнал ничего нового?
  - Д...а. - подтвердил Меш.
  - Но ты видел и второй вариант? - спросил Дракон.
  - Ннн - е по - ннн - и - ммм - а...
  - Ты не понимаешь, что увидел?
  - Д...а.
  - Почему?
  - Жжж ...
  - Жива! - рыкнул Дракон.
  - Да, - слово опять вышло целиком.
  - И что ты не понимаешь?
  - К - а - к?
  - Как?
  - Д...а.
  - Еще что-то?
  - Д...а.
  - Что?
  - Яаа.
  - Ты?
  - Да!
  - Это связано с тобой? - в голосе Дракона появилось что-то новое. "Он что-то знает, - понял Меш. - Что же он знает, чего не знаю об этом я?"
  - Д...а, - кивнул он.
  - Этот вариант связан с тобой? - уточнил Дракон.
  - Д...а.
  - Как?
  - Ннн ...
  - Не знаешь?
  - Д...а.
  Дракон откинулся в кресле и пару секунд молчал, размышляя над чем-то, что знал он, но не знал Меш. "Что он может знать? Если этого не знаю я, то что может знать этот человек, пусть он даже Дракон?"
  - Так, - сказал, наконец, Дракон. - Теперь буду говорить я. Если что-нибудь не поймешь, дай знак. Объясню. - Он налил вино в кубок Меша, быстро взглянул на свою женщину, отпил из своего кубка, и опять уперся взглядом в Меша.
  - Вика, - он усмехнулся, перехватив растерянный взгляд Меша, который все никак не мог привыкнуть к тому, что Йя могут звать этим странным именем. Виктор, Макс, Лика. Он принимал эти имена, а вот Вика как-то не приживалась в его сознании. - Хорошо, пусть будет Йя. Так вот, Йя считает, что у тебя есть очень большая сила. Ты ведь знаешь, о чем я говорю?
  Меш молча кивнул.
  - Йя и сама "видит", но ты, по ее мнению "видишь" больше, или лучше. Так?
  Меш снова кивнул. Он уже знал, что Йя обладает таким же даром, что и он, хотя и меньшим. Как это возможно, он не знал, и поскольку госпожа Йя говорить на эту тему не желала, отложил свои вопросы на будущее. Но Дракон был прав, они "видели" одинаково, только Меш "видел" лучше.
  - Я полагаю, что ты "видел", что у Лики внутри, - сказал между тем Дракон. Он не спросил Меша, "видел" ли тот, он сказал об этом, как о неоспоримом факте, и был прав.
  - И ты должен знать, что ей не выжить. Я прав?
  - Да, - сказал Меш. Дракон был прав.
  - Здесь на корабле есть клиника. Очень хорошая клиника. Ты ведь знаешь?
  "Да, я знаю", - согласился с Драконом Меш, вспомнив, как резала и сшивала его "живая" машина.
  - Клинический комплекс может многое, - продолжил объяснять Дракон. - Даже без врача. Лекаря. Ты понимаешь?
  - Да, - ответил Меш.
  - С врачом, специалистом, комплекс может много больше, но среди нас нет врача. Комплекс уже сделал для Лики все, что мог, и продолжает делать, но чудес не будет. Без врача большего, чем он сделал уже, он сделать не сможет. А этого мало. Это то, что ты знаешь о Лике. И я думаю, что это то, что ты увидел в первом варианте. Ты меня понимаешь?
  Меш понял Дракона. Тот сформулировал то, что Меш знал интуитивно, что он чувствовал, но даже не пытался объяснить самому себе.
  - Д...а, - сказал Меш. - Т... так. - Он буквально выдрал из себя это слово.
  - Но есть и второй вариант. Он не понятен.
  - Д...а.
  - Но, - Дракон поднял руку, как бы предупреждая Меша, чтобы тот ничего не говорил. - Я думаю, что знаю ответ.
  Дракон замолчал. Вероятно, он обдумывал то, что собирался сказать.
  - На корабле есть... другие Вещи, - сказал он, наконец, и Меш понял, о чем говорит Дракон. Он обнаружил присутствие этих Вещей еще до того, как механический лекарь сделал ему операцию. Вещей было несколько. Все они были разные, но Меш почувствовал, что между ними существует родство. Все они пришли из одного и того же места. Все они были очень старыми, и ни одна из них не имела отношения ни к кому и ни к чему в ковчеге. Чужие и чуждые вещи, которые, тем не менее, манили к себе Меша.
  И Меш приходил к ним, садился рядом, вдыхал их особый запах, гладил, ощущая тонкие вибрации их "тел", которые, как он начал думать с недавнего времени, были слабым отголоском той мощи, что была в них заключена. Эти Вещи тоже жили своей особой неживой жизнью, как и умные машины людей. Но это были не людские вещи, и жили они другой жизнью. Так он чувствовал. А еще он чувствовал тепло, которое приходило к нему от этих Вещей, и тепло это было предназначено именно ему, Мешу, и никому другому. Все это было странно и непонятно, но вещи имели с ним какое-то сродство. Какая-то связь возникала между ним и этими непостижимыми Вещами. Он их не понимал, как понимал вещи людей. Вещи людей рано или поздно открывали ему свою суть. Он мог так и не понять, как они устроены, но для чего они предназначены, что могут делать, и как с ними обращаться, он всегда узнавал. Вся разница между инструментами, сделанными человеческими руками, была в потребном для их постижения времени и усилии. Часы он понял сразу, а "механического" повара на кухне изучал пять дней, пока не понял, как с ним следует обращаться. А вот эти странные Вещи постичь было непросто, или вовсе невозможно. Впрочем, иногда он чувствовал, что может их позвать, пробудить от сна, наполнить жизнью, гораздо более полной, чем та, что воспринималась им, но он боялся потревожить покой этих могущественных Вещей, и так и не рискнул ни разу их позвать.
  Да, он знал, о чем говорит Дракон.
  - Д...а, - сказал он Дракону.
  - Ты ведь их чувствуешь? - Дракон смотрел не просто в глаза Мешу, а как будто прямо в его мозг.
  - Д...а, - Меш уже понял, к чему идет разговор, какова его цель, и чего хочет от него Дракон. Он уже догадался, что одна из вещей может помочь женщине. "Но как?" - Это было почти интересно. "Он хочет, чтобы я разбудил одну из Вещей". - А вот это было страшно, потому что Меш чувствовал, какое могущество заключено в этих Вещах, и у него появилась мысль, что возможно, эти Вещи суть инструменты приближения к уделу Богов, или даже проникновения в него.
  - Эти Вещи, - говорил между тем Дракон, - называют Черными Камнями.
  "Черными?" - удивился Меш, который не видел среди Вещей ни одной черной, но тут же понял, какой смысл вкладывали люди в слово "черный". "Тайный, - понял Меш. - Запретный. Сокрытый. Никому не известный. Опасный. Могущественный". Все это было в слове "черный", когда Дракон говорил о Черных Камнях.
  - Это не наши Вещи, - продолжал Дракон. - В том смысле, что не мы их сделали. Их создали очень давно, те, чьего имени уже никто не помнит. Камни могут делать разное. Каждая вещь - другое. Но работать с ними должен человек. Сами по себе они ничего не делают.
  Меш кивнул, показывая, что понимает.
  - Работать с Камнями могут не все. Это особые люди. Их называют операторами, - Дракон объяснял не только ему, но, кажется, и своей женщине. - Чтобы работать с Камнями, у тебя должен быть "дар": ты должен чувствовать Камни и быть способным заставить их сделать то, что тебе нужно. Кроме дара, еще нужно учиться. Долго. У того, кто уже умеет.
  "А у кого научился первый из них?" - спросил себя Меш, и понял логику Дракона.
  - Ни один из нас не умеет и не может работать с Камнями. Только Йя, да и та лишь чуть-чуть. Это не ее. Но Йя думает, что у тебя должно получиться. Возможно, что ты сможешь сделать это и без обучения.
  - Ч - т - оо? - спросил Меш пересохшим ртом.
  - Что делать? - Дракон был деловит и целеустремлен, как и положено дракону.
  - Д...а.
  - Видишь ли, принц. Один из Камней может делать как раз то, что нужно ей. - Дракон посмотрел на свою женщину, и снова перевел взгляд на Меша. - Если бы ты смог активировать Камень... - он перехватил взгляд Меша, и хотел уже заменить слово. Но Меш махнул рукой. Он понял.
  - Я вижу, ты уже все понял, принц, и мне не надо продолжать. Ведь так?
  Меш думал. Возможность позвать... Камень - "Дракон сказал, Камень" - манила его, как запах женщины. Он неожиданно споткнулся об этот обычный для литературы Вайяра образ, и... рухнул в бездну своих кошмаров. Ужас сжал его в своих жестоких объятиях, ужас того, что совершил он в замке Сирш. Минуту он боролся с лавиной воспоминаний, которые грозили погрести его под собой. Ему не хватало воздуха, пот градом катил по его лицу, мышцы тела свело судорогой, и холод разлился в животе и груди. Но именно отчаяние перед лицом непрощаемого заставило его переступить через страх прикоснуться к древней силе Камней. Его прошлые поступки не исправить, не стереть из памяти, не изжить, но их можно искупить.
  Он с трудом перевел дыхание, и посмотрел сначала на Дракона - тот был невозмутим - а потом на женщину. В ее глазах жила новая надежда. Робкая надежда на чудо, которое может совершить он, Меш.
  - Хх - ооо - ро - шшш - о, - сказал Меш, и, показав рукой на часы, вопросительно посмотрел на Дракона.
  - Когда скажешь, - пожал тот могучими плечами.
  Меш подумал секунду, и решил, что бегать от судьбы, как пытаться обрубить свою тень. Бесполезно.
  - Ссс... - начал он.
  - Сегодня? - удивился Дракон.
  Меш отрицательно покачал головой.
  - Ннн - ет. Сс... - он напрягся и выдавил из себя проклятое слово, - е - й - ч - а - с.
  - Сейчас, - как дальнее эхо отозвалась женщина.
  - Уверен? - строго спросил Дракон.
  - Д... а, - твердо ответил Меш.
  - Вино не помешает? - уточнил Дракон. Драконы деловиты и внимательны к мелочам.
  Меш только усмехнулся, обнажив клыки.
  - Ну что ж. Тогда пошли. - Дракон встал, коснулся пальцем говорящей машины на стене и спросил:
  - Вика, где ты?
  - На мостике, - отозвался голос госпожи Йя.
  - Федя! - позвал Дракон.
  - Ну я Федя, - с раздражением сказал из ниоткуда Ворон.
  - Федя, смени, пожалуйста, Вику. Она нам будет нужна... у саркофага.
  - Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, - сказал Ворон. В голосе его жило сомнение.
  - Уже иду, - сказала Йя. - Федя, тут все в норме, но все же поторопись, милый.
  - Иду, - усталым голосом отозвался Виктор.
  - Пошли! - обернулся к Мешу Дракон, легко подхватывая на руки свою женщину.
  - Не бойся, - это он сказал, уже обращаясь не к Мешу. - Все будет хорошо!
  - Почему я тебе верю? - спросила женщина, закрывая глаза и кладя голову на плечо Дракона.
  - Потому что мне - можно, - тихо ответил он.
  Коридор вывел их к шахте лифта, наполненной светящимся голубым воздухом, становящимся непрозрачным уже в нескольких метрах над головой. Они вышли к центру темно-фиолетового круга, занимавшего большую часть площади пола шахты, Дракон отдал приказ, и пол плавно, но быстро вознес их вверх на своей надежной ладони. По ощущениям Меша, они взлетели на огромную высоту. "Метров сто!" - с ужасом и восхищением подумал Меш. Размеры ковчега-крейсера не переставали поражать его до сих пор.
  Теперь они находились на двадцать седьмом уровне, как называли это место его новые друзья.
  "Друзья?, - удивился Меш впервые возникшему в его голове определению.
  Да". - Ответил он себе через секунду, когда, миновав короткий коридор, они вошли в небольшой круглый зал, отделанный белым и розовым мрамором.
  В стенах зала было прорезано семь дверей, через одну из которых они вошли. За той, что была сейчас напротив Меша, находился Клинический комплекс - механический лекарь, с которым он уже был знаком. Бывал он и в других помещениях, и сейчас безошибочно определил, куда ведет его Дракон. Саркофаг, назвал эту Вещь, этот Камень, Дракон. Меш не знал, что означает слово саркофаг, но тень смысла, мелькнувшая у него, когда Дракон произносил это слово, легко легла на его собственный образ, связанный с предметом, на встречу с которым они направлялись. Вещь была, действительно, как будто сделана из камня, серого, шероховатого, не особенно красивого камня, и она была похожа на гроб с выпуклой крышкой. Каменный гроб. "Это и есть саркофаг?".
  - Помоги, пожалуйста, - сказал Мешу Дракон, усаживая свою женщину на один из стульев у белой стены. Комната была небольшой, и кроме Камня, стоящего посередине на железном фундаменте, в который он был погружен на треть, в ней было только несколько легких простых стульев у стены. Все. Ничего лишнего, ничего отвлекающего. Ровный белый пол, белые стены и потолок, неяркий свет, льющийся сверху, и чистый прохладный воздух без запаха.
  Меш и Дракон взялись за крышку Саркофага, и подняв - она оказалась очень тяжелой - аккуратно положили на пол. Теперь, Меш впервые увидел внутренность Вещи. Ничего интересного там не оказалось. Пустое округлое углубление в полметра глубиной и метра три длиной, достаточно широкое, чтобы в него, как в большую ванну, могли лечь рядом два человека. Саркофаг был пуст.
  Дракон принес Лику и осторожно положил ее внутрь. В этот момент пришла дама Йя. Женщины посмотрели друг на друга, Лика слабо улыбнулась - в глазах ее уже не было надежды, а был только сдерживаемый страх - а Йя сказала:
  - Макс уже говорил тебе, что все будет хорошо?
  - Да, - откликнулась Лика, лежавшая в Саркофаге.
  - Он прав! - твердо сказала ей Йя. - Все будет хорошо!
  Дракон молча кивнул Мешу, и они снова подняли крышку. Глаза Дракона, однако, все это время смотрели только в глаза его женщины. В последний момент перед тем, как крышка легла на свое место, откуда-то с потолка раздался хриплый голос Виктора:
  - Удачи тебе, девочка! - сказал Ворон. - Все будет хорошо.
  Крышка Саркофага закрыла Лику, не только спрятав ее от их взглядов, но как бы отгородив от этого мира. Так чувствовал Меш, неожиданно обнаруживший, что остался один на один с Камнем. Йя и Макс отошли к стене, но не сели, оставшись стоять. И хотя расстояние, отделявшее их от Меша, измерялось несколькими метрами, между ними пролегла невидимая граница. Теперь здесь не было ни их, ни Лики, а был только Камень, и Меш рядом с ним.
  Меш стоял рядом с Вещью, которую называли то Камнем ("Черные Камни" - сказал Дракон), то Саркофагом (именно так, с большой буквы назвал его тот же Дракон), и не знал с чего начать. Что он должен сделать? Это был вопрос, который Меш как-то не удосужился себе задать там, внизу, когда соглашался с безумной просьбой Дракона. Не вообще сделать (это было понятно), а в частности, то есть, как "оживить Камень"? "Но, может быть, так и надо? - спросил он себя. - Ведь если ты можешь, то неважно, с чего начинать. А если нет, то тебе не поможет никакое знание". Мысль была не бесспорная. Вероятно, отец логики В'Заус нашел бы в ней не одно, а, как минимум, два противоречия. Или больше. Но Мешу мысль понравилась, а главное, она его успокоила. Он положил на Камень обе руки, ладонями вниз, чего-то ожидая, но ничего не происходило. Под его руками был шероховатый прохладный камень (Нет, это, определенно, не был просто камень), но никакой особой связи между Вещью и Мешем не чувствовалось. И тогда он отринул логику, и отдался чувству, инстинкту, действуя по наитию, то есть так, как подсказывал не разум, а инстинкт.
  Меш окончательно изгнал из сознания Дракона и госпожу Йя, стоявших у стены, присел около Камня на пол, прижался к нему плечом и виском, и стал гладить неровную шероховатую поверхность кончиками пальцев. Он не заметил, когда ощутил идущее к нему от Камня тепло, когда почувствовал снова тончайшие, едва уловимые вибрации, передающие чудовищное внутреннее напряжение Саркофага. Но это произошло, и Меш отдался этим ощущениям, растворяясь в них, но и сосредотачиваясь на них. Он не знал, сколько прошло времени - время перестало быть существенным фактором бытия - но вдруг, как это случалось уже в прошлом, он ощутил "отклик", пришедший к нему через кончики пальцев. Вещь готова была "ответить". И тогда Меш "позвал" Камень.
  Это было, как бросок в ледяные воды Светлого озера. Тот же шок перехода из одного состояния в другое, из одной среды в другую. Разом весь, он оказался не там, где был еще секунду назад, и он обнаружил себя там, "в другом месте", не таким, каким он был только что. Думать об этом, осмысливать, обсуждать он не мог. Он просто знал, что находится там, где находится, и все так, как есть. Он не стоял, и не сидел, а был, и перед ним - или в нем - в плотной овеществленной тьме разворачивались светящиеся свитки неимоверных размеров, по которым струился живой, одушевленный огонь всех возможных для огня цветов и оттенков. Это было захватывающе красиво, но абсолютно непонятно. Ни мрак, ни свитки-полотнища, как будто сотканные из света, ни струящийся по ним огонь ничего не говорили Мешу, и в тот момент, когда он это понял, он ощутил какое-то ответное "чувство", послание, пришедшее к нему из окружающего мрака. Кто-то (или что-то?) тоже понял, что Меш бессилен понять то, что видит (Видит? Или чувствует?), и ощутил... разочарование, растерянность, беспокойство, желание помочь, и бессилие выполнить это желание. Все это и многое другое, не поддающееся озвучанию, содержалось в "послании", но Меш не успел понять или узнать все до конца, потому что в следующее мгновение (Час? День? Год? Столетие?) он получил приглашение "идти" дальше.
  Меш не спросил, куда? И не спросил, кто? И даже, зачем? Он просто "потянулся" за "протянутой рукой", и перешел в следующий мир. Переход снова оказался резким. Мир, в котором он только что находился, как будто мгновенно вывернулся наизнанку, и вместо тьмы Меша окружало теперь сияние. Больше здесь ничего не было. Одно чистое сияние и глухие громы, как отголоски дальних мощных раскатов, которые перекатывались где-то на краю возможностей слуха. Громы приблизились незаметно, прошли сквозь него, и вошли в него, наполнив множеством ощущений, поименовать которые он не мог. Кажется, здесь было ликование, и, возможно, тут было сочувствие, но если и так, то сочувствие, как понимание, но не как сопереживание. И еще, во всем этом ощущалось присутствие вопросов и ответов, и Меш понял, что слышит речь Богов. Он не удивился, что не понимает ни вопросов, ни ответов, ведь что есть смертный перед ликами горних сил? Он не испугался, они пригласили его сами. Он только не знал, что ему делать теперь. Поймут ли Боги его просьбу?
  И в тот момент, когда он задался вопросом о понимании, его поняли. Во всяком случае, Меш узнал, что говорит с Камнем, чем бы он ни был на самом деле, и Камень знает, какая от него требуется помощь, но не имеет возможности ее оказать. Нет, не так. Камень был готов помочь, и мог помочь женщине Дракона, но для этого Камень нуждался в чем-то, что... Меш понял, и готов был отдать все, что потребует Камень. Кровь? Он увидел себя подвешенного на крюк, продетый под ребра, висящего, как туша на бойне, и истекающего кровью... Нет! Камню не нужна была его кровь. Так, может быть, ему нужна жизнь Меша? "Возьми!" - сказал Меш, но увидел совсем не то, что мог ожидать. Он увидел комнату, залитую кровью, и огромную постель, на которой лежала окровавленная женщина. Голая женщина. Мертвая женщина. Женщина, которую он изнасиловал и убил, чью кровь он пил, смакуя ее вкус и запах.
  Если бы Меш мог сейчас кричать, он бы кричал и кричал, не переставая, но вместо этого, он снова и снова, раз за разом бросался на женщину, ощущал ее ужас, и ее отвращение, и входил в нее силой, ощущая ее боль; и рвал ее клыками, и пил кровь. Это был ужас. Теперь это был его, Меша, ужас, и бессчетное количество раз он переживал, шаг за шагом, совершенное им преступление. Мозг его был затоплен чужой болью и чужим ужасом, и своим ужасом тоже, но частицей еще уцелевшего разума, он понял: вот оно - Ущелье Посмертия, каким никто никогда его не знал.
  И в тоже мгновение его разум очистился, и он узнал, что боль, испытанная им сейчас, останется с ним. Она будет в нем, потому что его жизнь не нужна камню. Меш будет жить, и боль будет жить с ним, а Камню нужна ... "Золотая Маска".
  Меш не знал, что это такое, но он отчетливо увидел эти два слова, как будто написанные четкими черными буквами по жидкому свету, в котором он пребывал. "Золотая Маска". Камню нужна "Золотая Маска". И Меш сказал то, что попросил его сказать Камень. "Золотая Маска! - крикнул он, впервые не затруднившись с произнесением звуков человеческой речи. - Камню нужна Золотая Маска".
  "Слова творят мир". Так сказал однажды В'Чоуш. Сказал давно, по случайному поводу, и, вероятно, забыл сразу же после того, как эти слова покинули его рот. Но ученик запомнил их, и записал. Ученик вошел в историю вслед за Учителем, потому что все время был рядом, ловил слова В'Чоуша на лету, и записывал их. Он собрал целую книгу слов. Не своих слов, но слов Учителя, хотя и его слова тоже были там. Учитель прожил жизнь, полную радостей, обласканный князьями Вайяра, любимый женщинами, почитаемый учениками. С'Нуяш умер на колу, оставив после себя горсть медных монет, жалкое тряпье, и Книгу Слов. Его казнили не за слова, а за комментарии к ним, которые стали причиной бесконечных войн и мятежей, за девяносто лет превративших Вайяр из цветущей страны в пустыню. Потребовалось больше ста лет, чтобы навести в стране хоть какой-то порядок, но слова В'Чоуша в интерпретации С'Нуяша продолжали тревожить покой народов Вайяр до сих пор.
  Меш знал эту историю из книг. Он читал и Книгу Слов, запрещенную во всех семи пределах. Он не мог не знать о словах, творящих мир, но сейчас он их не вспомнил. Как не подумал и о том, что, если уж не творить, то изменить мир слова могут. Его собственные слова, вернее, слова Камня, произнесенные Мешем, изменили мир во многих смыслах. Но отдаленные последствия плавного артикулирования двух слов, в данный момент времени, учтены или хотя бы замечены быть не могли. А вот сиюминутные эффекты воспринимались Мешем непосредственно.
  Он увидел. То есть Меш по-прежнему видел сияние, в котором пребывал, и громы, которые проходили сквозь него, но, одновременно, он видел теперь множество других вещей и событий, которые еще мгновение назад были ему недоступны или безразличны. Он увидел, как, услышав его слова, сорвался с места и стремительно исчез за дверями зала Дракон. А еще он увидел, как меняется ужасное лицо дамы Йя, как потрясение сменяет на нем удивление, и само сменяется благоговением. В дальней дали, отделенный от них полутора километрами металла, в рубке крейсера, потрясенно смотрел в свое волшебное зеркало Виктор. А рядом с Мешем, внутри камня, плавилось и формировалось заново тело женщины Дракона. Ее одежда исчезла, а ткани тела стали текучими и податливыми, и неведомые Мешу силы мяли его, как глину. Но он видел не только это. Он видел сквозь ее кожу и плоть то, что обычно скрыто от глаз человека: мышцы и кости, внутренние органы и кровеносные сосуды, и... то, что никогда не видел ни один анатом. Это было похоже на сложнейшую сеть, сотканную из тончайших серебряных нитей. Шапочка серебряной вязки окутывала мозг женщины, тугие нити живого серебра пронизывали ее позвоночник, пускали бесконечное множество отростков и отросточков во все стороны, проникая ими в мышцы и кости, в печень и сердце, в почки и легкие, везде. Теперь Меш знал, что скрывалось внутри женщины Дракона. Теперь он понял, что именно ощущал, как неживую жизнь, поддерживающую жизнь Лики. Знал он теперь и то, почему это нечто умирало. Множество нитей, которые раньше, по-видимому, были тоже серебряными, теперь были черными. Они выглядели так, как выглядит сожженное на огне мясо. "Они сгорели", - понял Меш. Что случилось с этой женщиной, было сейчас не важно. Меш не задумывался над этим. Он не имел для таких мыслей ни времени, ни сил, ни чувства. Чувства его, вообще, были сейчас притуплены, и ничто из того, что он видел, не вызывало у него никакого эмоционального ответа.
  Он видел. Появившийся в зале Дракон развинчивает золотой шар, падают на пол две пустые половинки, а в руке Дракона остается клубок золотых нитей. Золотая Маска. Вот что это такое. Вот что потребовал Камень. И в ту же секунду он получил подтверждение от Саркофага. Да, это именно то, что требуется. Но теперь Золотая Маска должна была попасть внутрь Саркофага, и Меш понял, что должен сделать это он, и узнал, как это будет сделано.
  - Дай! - сказал Меш, протягивая руку к Маске.
  Дракон, не задумываясь, выполнил его приказ, и положил клубок на ладонь Меша, и отступил в сторону. Меш принял Золотую Маску, и его руку охватил огонь, но он знал, что должен терпеть, и терпел. Между тем, крышка Саркофага поднялась сама собой, открыв щель, достаточно широкую, чтоб Меш мог просунуть туда руку. Он так и сделал. Просунул руку под крышку, в холодный клубящийся туман (туман клубился внутри Саркофага, но не вытекал наружу), и уронил клубок вниз. Крышка легла на место - Меш едва успел выдернуть руку - и камень содрогнулся от разбуженных в нем сил. Вибрации камня были столь сильны, что Мешу не нужно было больше держать на нем ладони, чтобы чувствовать Вещь.
  Он видел. Золотые нити стремительно оплетают утратившее форму нечто, что недавно было женщиной Дракона. Они проникают внутрь этого куска ущербной плоти, ставшей чем-то похожей на растаявший под дождем глиняный блок, и соединяются с серебряными нитями. Где-то серебро исчезало совсем, замененное золотом, где-то золотая оплетка покрывала серебряную нить, а где-то возникали новые неясной архитектуры ансамбли, по-видимому, бравшие на себя функции пораженных органов. Впрочем, и органы строились и перестраивались, и тело начало снова приобретать знакомые черты. И Меш узнал, что теперь действительно все будет хорошо. Она будет жить, потому что Камень сделал с ней что-то, что обычно не делается (а почему, да как, Вещь Мешу не объяснила). Золотая Маска соединилась с Серебряной, и вместе они помогли Камню исправить то, что поддавалось исправлению, и заменили то, что ни Камень, ни они исправить не могли.
  И еще понял Меш, что соединение Золотой и Серебряной Масок невозможно. Никогда не случалось, и случиться не могло, но произошло. А раз случилось - а почему и как, не было на эти вопросы ответов - но раз случилось, то так тому и быть. Нет теперь ни Золотой, ни Серебряной Масок, а есть женщина Дракона, которая есть и Женщина и Маска. И разделить их нельзя, потому что их природа изменилась, и из одного возникло другое, а из двух одно.
  Последнее, что запомнил Меш перед тем, как потерять сознание, были его собственные слова, вернее смыслы, переданные ему Камнем, и озвученные им.
  - Не снимается, - сказал Меш. - Останется навсегда. Не надо питать, но можно, если нужно.
  
  Глава четырнадцатая: Графиня Ай Гель Нор
  - Сегодня мы выходим в свет, девочка, - сказал Макс с улыбкой.
  Он стоял около панорамного окна их спальни - "Это наша спальня" - и смотрел на нее.
  "Я бесстыжая стерва", - решила Лика, но, встав с постели, нарочито медленно накинула на плечи невесомый и, по большому счету, ничего не скрывающий пеньюар. За спиной Макса, в голубом сиянии атмосферы, развертывались картографические излишества планеты Йяфт.
  - Что мы будем делать? - все так же неторопливо ("Пусть смотрит, теперь есть на что!") она подошла к столику из полированного серебряного дерева, и взяла с белоснежной костяной подставки длинную тонкую сигарету лилового цвета. Пахитоса. Так называет их Макс. Пусть будет пахитоса, хотя набита она душистым вайярским табаком, и завернута не в кукурузный лист - не растет кукуруза в Вайяре - а в лист местной сладковатой капусты.
   - Что мы будем делать? - спросила Лика.
  - Обрастать мясом, - Макс не шутил.
  - Звучит двусмысленно, - лениво откликнулась она ("Особенно в моем случае"), прикуривая от зажигалки.
  - Зато верно по существу, - Макс тоже достал свою трубочку-носогрейку. - Оставаясь бесплотными тенями, мы мало что можем сделать. Нам надо легализоваться. Первый шаг сделан, у нас есть легенда, и в Медных горах на Фейтш, как ты знаешь, любой желающий найдет и побитую ловушку, и следы нашего в ней копания. Теперь, надо бы и на свет родиться, не все же в сумерках прятаться. К тому же крейсер... Мы не можем бесконечно бродить по империи на боевом корабле. Нам нужно что-нибудь менее экзотичное.
  Он был прав. Ее мужчина почти всегда прав. Почти. Почему он продолжает называть ее девочкой? "Потому что это нравится мне самой!" - напомнила она себе, затягиваясь ароматным дымом. Она почувствовала, как напряглась внутри нее Маска, и усилием воли подавила ее протест. Никотин достиг легких.
  "И так будет всегда! - решительно сказала она себе и Маске. Но получилось опять двусмысленно. - Ты должна знать, кто в доме хозяин... если уж это навсегда". Вот именно. Навсегда. Что тут скажешь?"
  - Думаешь, моя яхта все еще там?
  "Моя яхта? Да, моя, потому что я графиня Ай Гель Нор. Я, и только я".
  - Вполне вероятно, - пожал широкими плечами Макс. - ИМПЕРИЯ ЖИВЕТ В МЕДЛЕННОМ ВРЕМЕНИ.
  "В этом что-то есть, - мысленно согласилась Нор. - Её Ё прав".
  За семьдесят лет не изменилась даже мода. Ну, допустим, случились некоторые изменения, но не драматические. А в ее случае, закон и традиция могут заморозить и само время. В отсутствии заинтересованных наследников, и за неимением вменяемых мотивов для возбуждения официального дела о ее смерти, все могло оставаться в состоянии "никак" долгие годы. Но семьдесят семь лет? А почему бы и нет?
  Она взяла графин с яблочной водкой и плеснула в один из хрустальных стаканчиков, выстроившихся на серебряном с чернением подносе. Отсутствие слуг напрягало, и сейчас вызвало у нее очередной приступ раздражения, но с этим пока ничего было не поделать. Впрочем, если ее счета не опротестованы, то на Йяфте можно будет купить хотя бы несколько слуг для себя и друзей. Ей нужна камеристка и хороший парикмахер... "В крайнем случае, на двоих с дамой Йя" - согласилась она, понимая, что в их положении слишком большой штат слуг - это непозволительная роскошь.
  Водка прошла, не вызвав никаких ощущений. Как вода. Как воздух. Никак. Маска среагировала быстрее нее. Увы, иногда она не успевала. Но хотя бы вкус и запах яблок она почувствовать смогла. Водка была с Затша, и яблоки, из которых ее гнали, по всей видимости, были теми большими зелеными яблоками, что растут на плато Птиц, кисло-сладкими, и невероятно сочными и душистыми.
  - Ты когда-нибудь пил кальвадос? - спросила она.
  - Почему ты об этом спрашиваешь? - Макс оставил свою позицию у окна, и подошел к ней почти вплотную.
  - Не знаю, - удивленно протянула она. - Какая-то ассоциация. Ремарк? Черный обелиск...
  - У тебя интересные ассоциации, - усмехнулся Макс. - Водка с Затша не похожа на кальвадос. Кальвадос хуже. Намного. Я его пил, конечно. В Нормандии это более привычный напиток, чем коньяк, но в восторге никогда не был. А у тебя "гуляет" образ. Надо стараться быть органически тем, что ты есть сейчас. - Он снова улыбнулся.
  - Да, - сказала удивленно Лика. - Вот только что я была Нор, а потом вдруг раз, и все посыпалось. - Она виновато смотрела ему в глаза. Для этого ей пришлось запрокинуть голову.
  - Не страшно, - улыбнулся ей Макс так, как умел только он. - Привыкнешь, втянешься. - Он погладил ее по волосам. Нежно, мягко, а ведь это была рука Макса; рука, способная наносить всесокрушающие удары, пробивавшие почти любые блоки.
  - Все будет хорошо, - сказал он мягко, и от его голоса по телу Лики прошла теплая волна, тут же подхваченная и усиленная Маской.
  "Спасибо! - благодарно подумала она. - Ты умеешь быть доброй".
  - И потом, ты гегх, - продолжил, между тем, Макс. - А у гегх репутация очень странных людей, если, конечно, кто-нибудь еще помнит, какими вы были.
  - Так что мы будем делать? - снова спросила она.
  - Ничего особенного, - ответил он. - Спустимся в столице. На шлюпке гражданского образца - у нас есть пара таких - и пойдем в банк... - Он сделал паузу, и продолжил с улыбкой. - Одевайтесь, графиня, и пойдем.
  - Ладно, - согласилась Лика. - А что надеть?
  Вопрос не праздный. Хотя портных на крейсере и не было, Макс и Виктория неплохо справились с перенастройкой ремонтных роботов, которые оказались вполне способны к пошивочным работам. Основываясь на новостных программах дюжины миров, мимо которых проскользнул крейсер, они смогли так же смоделировать - "Дизайнеры хреновы" - зубоскалил Федя, - целую кучу разнообразной одежды на них четверых, и даже на принца Меша. При воспоминании о Меше, как всегда, она испытала странное чувство ужаса и благодарности, смешанных и переплетенных настолько плотно, что было трудно сказать, где кончается ужас и начинается благодарность, и наоборот.
  - Давай, посмотрим, - сказал Макс. - Вычислитель! Тема: одежда на Йяфте по данным новостей и информационной сети.
  Практически мгновенно в центре комнаты возник мужчина в рабочем комбинезоне темно-фиолетового цвета.
  - Уточнение. Повседневная одежда представителей элиты. - Пока Макс успел договорить, рабочего сменили купальщик - "Это, в самом деле, купальщик, или что-нибудь из местной экзотики?" - полицейский, и чиновник.
  Теперь начали появляться совсем другие типажи.
  - Стоп! - скомандовал Макс.
  Лика скептически смотрела на, по всей видимости, высокого молодого мужчину, одетого в широкие зеленые штаны и такую же зеленую, только другого оттенка, широкую рубашку без ворота и рукавов. На обеих его руках были браслеты, на шее висела затейливая цепь, а на поясе - вернее, на бедрах - плетеный из металла пояс с кинжалом.
  - Вполне, - сказал Макс. - Как думаешь? И у меня есть уже такой костюм в оранжевых тонах.
  В принципе он был прав, хотя Лике такой костюм показался - как бы это сказать, чтобы никого не обидеть? - несколько легкомысленным.
  - Ну, наверное, нормально, - неуверенно сказала она.
  - Решено, - подвел черту дискуссии Макс - "А что, была дискуссия?" - и приказал вычислителю:
  - Оранжевый костюм данного типа, мои фамильные браслеты, меч в поясных ножнах, и медальон на жемчужной нити. На ноги сапоги из красной кожи. Переходим к женской моде.
  Просмотрев с десяток моделей, Лика пришла к выводу, что местная мода ей совершенно не нравится.
  "Ну, уж нет, - решила она. - С голыми сиськами я разгуливать не собираюсь".
  - Мы, гегх, известны своей консервативностью, - сказала Лика, ни к кому конкретно не обращаясь. - Вычислитель. Комплект "Серебро на снегу" и...
  - Я бы рекомендовал пока обойтись без украшений, - мягко сказал Макс.
  - Без украшений, - согласилась Лика.
  Когда после душа она облачилась в свой наряд, ей осталось только скептически поджать губы. Подол белого с серебром платья скрывал левую ногу до щиколотки, и открывал правую почти до трусов, если бы они на ней были. Грудь была прикрыта чисто символически, а лифчиков аристократки не носили, по-видимому, из принципа, как и трусы.
  "И кто же ты теперь, моя прелесть? - спросила она себя, беззастенчиво любуясь своим отражением, но ответила она себе твердо, без сомнения и колебаний. - Я графиня Ай Гель Нор".
  Образ начал стремительно прорастать в ней, и к тому моменту, когда она входила в шлюпку, все уже окончательно встало на свои места, и собственный костюм не казался ей неудобным и вульгарным, хотя и казался грубоватым, и недостаточно изысканным.
  "Но, - сказала себе графиня Нор, - это всего лишь провинция, и меня здесь никто не знает".
  Шлюпка оказалась крошечной, но в этом была своя прелесть, вернее, неоспоримое удобство, потому что система планетарного контроля разрешила им посадку прямо на крышу монументального здания, в котором размещался Йяфтеанский филиал Первого Имперского Заёмного банка. Услужливые рабы - цойшч, закутанные от своих звериных лап до омерзительных рыл в темные тяжелые хламиды, встретили их у трапа, и проводили до фойе семнадцатого этажа, где передали на попечение мелкого банковского клерка - твора, который, в свою очередь, привел их к вратам большого клиентского зала. Здесь эстафету принял клерк-распорядитель, естественно, имперский гражданин, который и провел их в зал, и далее к индивидуальному боксу на двоих. Тяжелая плита из непрозрачного алого стекла задвинулась, отсекая их от любопытных взглядов, и они остались одни перед услужливо вспыхнувшим экраном банковского вычислителя. Вычислитель дождался, пока они усядутся в кресла, выдвинул из стены широкую панель управления, и, поприветствовав их на трех принятых в провинции языках, осведомился ровным мужским голосом, чем Первый Императорский Заемный банк может быть полезен светлым господам.
  Ё медленно взглянул на Нор и кивнул:
  - Прошу вас, дорогая.
  Нор чуть надула губы, и после короткой паузы объявила:
  - Требую высшей степени конфиденциальности!
  Свет в боксе сменился с голубоватого на насыщенный желтый, прозвучал короткий зуммер, и вычислитель объявил, что требование клиента выполнено.
  - Я графиня Ай Гель Нор, алмазный круг, нефритовые двери: девяносто восемь - корона - лоно - восемьдесят один - меч - девяносто девять - серп - кувшин, - сказала Нор и протянула к пульту правую руку.
  Широкий раструб принял ее ладонь. Она почувствовала, как захват датчиков контроля охватил ее запястье, а под пальцами возникла клавиатура. Не торопясь и не отвлекаясь, она набрала первую серию кодов доступа, и экран перед ней замигал красными буквами:
  "ДОСТУП ОТКРЫТ, ДОСТУП ОТКРЫТ, ДОСТУП ОТКРЫТ..."
  Она набрала вторую серию, и надпись на экране сменилась:
  "ИДЕНТИФИКАЦИЯ ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ"
  Тогда, она, не отвлекаясь на посторонние мысли, набрала третью серию кодов и ввела один за другим все пять личных ключей.
  С потолка ей на голову опустился шлем, полностью скрывший ее голову, и перед глазами возник другой экран, а голос вычислителя могла теперь слышать только одна Нор, точно так же, как и ее голос мог слышать теперь один только вычислитель.
  - Ваши счета, нефритовая дама, - объявил вычислитель, и перед ней раскрылись отчетные ведомости счетов Ай Гель Нор.
  Нор просмотрела отчет, осталась им довольна, и распорядилась:
  - Приказываю перевести средства из первого раздела в категорию свободного доступа.
  - Выполнено, - откликнулся вычислитель.
  - Прошу открыть кредит на полтора миллиарда пледов под акции Кетшерской Корпоративной Рудной Компании.
  - Разрешение получено. Кредит открыт, - сообщил после минутной паузы вычислитель.
  - Пин! - потребовала она, и положила на пульт левую руку. Через секунду Нор почувствовала, как машина надевает на мизинец ее левой руки тонкое колечко Пина.
  - Четыре дочерних Пина без ограничений по суммам платежей, и три с ограничением на 1000, 2000, и 3000 пледов, - потребовала Нор, и через несколько секунд почувствовала, как в ладонь ее левой руки ложится круглый футляр с Пинами и поясной замшевый кошелечек.
  - Получено, - сообщила она. - Наведите справки о моей яхте.
  Теперь пришлось ждать не менее трех минут, в течение которых она могла наблюдать наиболее живописные виды планеты Йяфт и слушать прославленную в веках музыку Цзойжза - по удачной для Йяфта случайности, местного уроженца.
  - Ваша яхта, графиня, находится на 117 площадке долговременной консервации, - наконец сообщил вычислитель.
  - Отлично, - сказала она. - Передать приказ в управление порта, произвести расконсервацию, перевести яхту в стартовую зону, и подготовить к полету. Все расходы в обычном режиме. Особая оплата за срочность. По готовности сообщить мне лично. Мой код. - И Нор впечатала в свое требование код связи.
  - Все, - объявила она, и почувствовала, как освобождается ее правая рука. Одновременно шлем поднялся, освобождая ее голову.
  Нор взглянула на своего Ё, и улыбнулась:
  - Все в порядке, мой светлый господин. Ваша очередь.
  Ё улыбнулся и начал процедуру доступа.
  "У него улыбка Сцая " - подумала, глядя на него, Нор.
  Шлем на голове Ё оставался почти четверть часа. Когда шлем исчез в потолке бокса, Ё выглядел так же невозмутимо, как и перед началом операции.
  - Итак? - спросила Нор.
  - Как и следовало ожидать, мои счета и имущество перешли в пользу наследников. Я это решение, естественно, опротестовал, и подал жалобу в Наблюдательный совет, в Министерство двора и в прокуратуру, - сказал Ё, вставая.
  - И что теперь? - спросила Нор, вслед за Ё выходя из бокса.
  - Я полагаю, что кто-нибудь из моих родственников попытается меня убить. - Рука Ё выполнила жест примирения с судьбой. - А мы пока можем пообедать. На обед у меня денег хватит.
  - Вам не о чем беспокоиться, мой светлый господин, - улыбнулась Нор, доставая из пристегнутого к серебряному пояску кошелька тонкое колечко. - Здесь три миллиарда. На первое время нам хватит.
  Ё поцеловал дающую руку, надел кольцо на мизинец левой руки, рядом с личным кольцом, и они пошли к выходу из клиентского зала.
  Впрочем, обедать они не стали. Оба были сыты, да и время для обеда было еще раннее. Поэтому они лишь выпили по кружке превосходного ягодного вина, оказавшегося, к их удивлению, местным, и, взяв напрокат флаер, отправились на Беличий Холм - в район дорогих магазинов и мастерских лучших столичных ремесленников. По пути, Макс связался с капитаном контейнеровоза 7523, выполнявшего на орбите срочные ремонтные работы, и сообщил, что он и графиня Ай Гель Нор останутся на планете до окончания всех запланированных капитаном работ. Он предложил также вызвать не нужную им более шлюпку, которая в данный момент находится в верхней парковочной зоне главного здания Первого Имперского Заёмного банка. Пока ее Ё вел эти скучные переговоры, Нор через городскую информационную сеть выяснила, что Союз Ноблей Империи рекомендует платежеспособным патрициям, посещающим столицу провинции Йяфт, останавливаться или в Зимнем Саду, или на Озерах принцессы Сцлафш.
  - Вы бывали на Йяфте раньше, мой смарагд? - спросила Нор.
  - Да, моя радость. Кажется, пару раз я здесь бывал.
  - Тогда выбор за вами, мой Ё. Нам предлагают Зимний Сад или Озера принцессы Сцлафш.
  - Я бы сказал, что Озера предпочтительнее. Во всяком случае, когда я был там в последний раз, - Ё сделал многозначительную паузу, - это было очень приятное место.
  - Значит, Озера, - согласилась Нор, и не откладывая, связалась с директором-распорядителем "гостиницы" и заказала апартаменты.
  Конец разговора с директором-распорядителем совпал с прибытием на место. Беличий холм представлял собой обширный парк, вдоль аллей и дорожек которого располагались многочисленные изящные павильоны "бутиков", мастерских, ресторанов и других уместных в таком окружении заведений. Оставив флаер на стоянке, они вошли под сень деревьев, и Нор с удовольствием вдохнула чистый, разве что излишне теплый, воздух, насыщенный запахами хвои и поздних цветов. Дорожка, по которой они шли, была выложена изразцами в коричнево-золотистых тонах. Старые деревья подступали почти вплотную к краю тропы, запуская свои мощные корни под нее и прикрывая своими ветвями сверху. В ветвях перекликались птицы, и откуда-то прилетала тихая, но уместная музыка. Тропа вывела их к широкой аллее, мощенной серебристыми с льдистыми вкраплениями плитами, а первый павильон, который встретился им на пути, оказался веселым домом. Впрочем, уже через несколько минут они попали в царство изысканности, роскоши и высокой моды. Крошечные лавочки, основные помещения которых были скрыты глубоко под землей, и офисы модных дизайнеров окружили их со всех сторон, втянув в приятное, хоть и утомительное путешествие среди разнообразных чудес и диковин. В какой-то момент Нор, увлекшаяся было всем этим роскошным разнообразием, даже подумала, не утомляют ли все эти дамские "глупости" ее жемчужного Ё, но великолепный господин Ё был, как всегда, невозмутим и любезен.
  - Отнюдь, - сказал он, перебирая бриллиантовые подвески на прилавке ювелира. - Я получаю огромное удовольствие, видя вашу улыбку, моя Нор. Продолжайте, прошу вас. Ведь вам нравится, не правда ли?
  - О да, - ответила Нор искренне. - Мне нравится.
  И она вернулась к браслету из темных изумрудов, которые, как она знала, должны были хорошо сочетаться с цветом ее глаз.
  - А что это за книга? - спросил между тем господин Ё.
  - Подарочное издание "Томящейся в ночи", его светлости герцога Йёю, - с должным уважением в голосе ответил хозяин мастерской.
  - Что-то я не помню такой книги. - Левая бровь Ё приподнялась в выражении легкого недоумения, смешанного с таким же лёгким раздражением.
  - С вашего позволения, добрый господин, это последний роман Лауреата, - склонился в поклоне ювелир. - Он появился всего пять недель назад.
  - Вот как? - с удивлением в голосе сказал Ё. - А я думал, что герцог пропал во время недавних событий.
  - О нет! - воскликнул хозяин мастерской в ответ на замечание Ё. - Хвала богам, император различает добро и зло с мудростью, достойной его величия. Правда, - добавил он, продемонстрировав виртуозное владение интонацией, - строгость императора есть его добродетель. Близость Лауреата к врагам короны не была оставлена Венценосным без внимания, и, вразумления ради, светлый господин Йёю был выслан из столицы. Теперь он живет в своем имении на Йяфте, и мы можем наслаждаться лицезрением гения в любое удобное для него время. Он ведь, знаете, запросто ходит по улицам Ёаша, как обычный человек. Представляете, мой добрый господин?
  - Представляю, - ответил Ё.
  Нор оглянулась и увидела, что он перелистывает роскошную книгу, отпечатанную на коже ягненка, и переплетенную в такую же кожу, но уже позолоченную и украшенную рубинами и аметистами.
  - Пожалуй, я куплю эту книгу, - Ё улыбнулся, перехватив ее взгляд. - Мне кажется, дорогая, что вы хотели купить несколько слуг. Мы как раз успели бы до обеда.
  - Великолепно, - согласилась она. - Тогда давайте оплатим покупки и поищем приличного торговца.
  - С вашего позволения, благородные господа, - ювелир согнулся в преувеличенно вежливом поклоне. - Если вам нужны слуги, то лучшего места, чем Розовый Сад, вы не найдете на всем Холме. Руй Ирк - самый уважаемый купец в гильдии работорговцев, и благородный человек.
  - Ирк? - лениво переспросила Нор. - Его имя звучит, как если бы он был гегх.
  - Насколько мне известно, нежная госпожа, - ювелир согнулся еще ниже, - Так оно и есть. Господин Ирк не только гегх, но и глава общины гегх на Йяфт.
  - Вот как? - Нор была удивлена, но эмоции были почти не видны на ее лице.
  - Как вы полагаете, Ё, это может быть интересно?
  - Полагаю, да, - Ё не смотрел на нее сейчас. Он читал книгу.
  Розовый Сад располагался метрах в трехстах от ювелирной лавки. Тенистая аллея вывела их к несколько утрировано суровому зданию, выдержанному в типичной манере гегх - "Сталь и Гранит". Впрочем, внутри все оказалось намного более легким и приятным: мягкие пушистые ковры, стеклянная мебель, пастельные краски и тихая музыка. Вышколенные слуги и вежливые деловитые менеджеры, удобные кресла и великолепное темное вино - все это располагало к приятному времяпрепровождению и необременительному труду, связанному с приобретением подходящих, во всех смыслах, рабов.
  Хозяин не заставил себя ждать, появившись перед ними практически моментально. Но его реакция была необычна. Низко поклонившись Ё, господин Ирк буквально прикипел взглядом к зеленоглазой Нор, и лицо его начало стремительно бледнеть. В тот момент, когда ноги его подогнулись окончательно, и негоциант упал перед ней на колени, лицо его уже было белым, как тень мертвеца.
  - Неужели великие боги даровали мне счастье видеть владетельного Барса! - пролепетал он еле слышно. Было видно, как мучительно пытается он справиться с волнением, сжимавшим его горло.
  - Да, - сказала Нор, обозначив улыбку. - Я графиня Ай Гель Нор.
  - О, Повелительница Полуночи! - прорезавшийся голос Ирка взлетел к потолку мощным воплем.
  - Что за экзальтация? - надула губы Нор. - Не помню, чтобы Норы пользовались среди гегх такой популярностью.
  - Простите меня, графиня, - торговец, наконец, взял себя в руки, хотя и не полностью. - Я ваш подданный. То есть вашим подданным был мой дед - он умер три года назад. Тэйр Ирк был третьим мечом вашего покойного отца, графиня. И в нашем роду никогда об этом не забывали. Весь к вашим услугам, Несущая Свет, ваш слуга и раб, как и все члены моей семьи.
  Нор посмотрела на него долгим оценивающим взглядом, под которым купец не только не сник, но, напротив, стал, казалось, тверже.
  - Вы сохранили знаки рода, Ирк? - спросила она, наконец.
  - Да, - твердо ответил Руй Ирк, подняв подбородок.
  - И у вас есть юноши и девушки, которые помнят честь рода и прошли дорогой предков? - Голос Нор был холоден, как зимний ветер, и мертв, как скалы крайнего севера.
  - Да, - ответил Ирк. Глаза его горели синим пламенем.
  - Вы можете послать ко мне два меча, мастер, - сказала Нор. - Мы остановились на Озерах, и пробудем там, как минимум, до завтрашнего вечера.
  - Если позволите, графиня, они будут у вас сегодня на закате.
  - Превосходно, - снова обозначила улыбку Нор. - А теперь помогите нам подобрать небольшой, но сбалансированный штат слуг.
  - Нам нужна камеристка... - вступил в разговор Ё.
  С этого момента господин Ирк перестал быть вассалом графов Ай Гель Нор, а снова стал самим собой. Впрочем, что мы знаем о том, когда и в какой роли человек является самим собой, а когда нет? Негоциант Руй Ирк был сама деловитость. Он был полон готовности выполнить все желания своих клиентов, и в этом случае, возможно, что меч Ай Гель Норов присутствовал в нем в не меньшей степени, чем торговец живым товаром. Вниманию Ё и Нор были предложены несколько вариантов решения возникшей у них проблемы, но лучшим, и, следовательно, самым дорогим оказался вариант с покупкой готового звена: слуг ближнего круга разорившегося недавно хозяина крупной транспортной компании. Слуг было 12. Все они были молоды, хорошо подготовлены и отлично вышколены. Все они имели сертификаты имперского министерства колоний, и, ко всему, успели сработаться и создать слаженную группу. Повар, три слуги и две служанки, камеристка и горничная с женской половины, два камердинера, парикмахер, и банная рабыня. И что немаловажно, все рабы были кумх.
  После просмотра их документов и голографических изображений, Ё пришел к выводу, что сделка имеет место состояться, и, заплатив за всю группу, попросил господина Ирка подержать купленных рабов день-два, пока он и графиня не определятся с маршрутом своего дальнейшего путешествия и его способами. Естественно, Руй Ирк любезно согласился выполнить и это пожелание своей госпожи, отказавшись даже от отдельной платы за труд и в возмещение расходов.
  А обедать они сели уже в ранних сумерках, и не в ресторане, а в своих апартаментах на Озерах принцессы Сцлафш. Гостиничные слуги совсем не то, что настоящие домовые рабы, и двигаются медленнее, и не так тихо, как требует этикет. В них нет ни плавности, ни отточенности движений, ни глубокого осознания таинства служения, но, если ты поселился в гостинице, будь готов переносить мелкие неприятности, с этим связанные. Нор крепилась, потом мысленно махнула рукой, и сосредоточилась на беседе с ее Ё.
  - Этот Йёю... - сказала она, проглотив последнюю ложку жирного и горячего супа из горной форели. - Мне кажется, я читала когда-то один или два из его романов, но...
  - Но он не произвел на вас никакого впечатления. Так? - завершил ее мысль Ё.
  - Пожалуй, - согласилась она, мучительно пытаясь вспомнить, действительно ли она читала когда-то книги Йёю, или... что? - У меня плохой вкус?
  - Видите ли, - ее Ё был сама невозмутимость. - Все дело в позиции читателя. На самом деле, не знай я вас, моя прелесть, так, как я вас знаю, я ожидал бы от вас раздражения, отторжения, даже ненависти, но никак не равнодушия. - Он улыбнулся ей улыбкой, полной нежного восхищения. - Но вы, гегх, ни на кого не похожи. Ваши реакции нестандартны, и почти всегда неожиданны. Взять хотя бы мастера Ирка. Он ведь, вероятно, даже не родился на Сцлогхжу, и, тем не менее, он полон вассальной чести и гордости. При этом взял с вас полную цену за рабов, которые наверняка достались ему за гроши на распродаже. Так же и ваше отношение к Йёю, моя жемчужная. - Ё отпил немного вина из хрустальной, оправленной в кованое золото, кружки, промокнул губы, и продолжил:
  - Йёю великоаханский националист, и, я бы даже сказал, шовинист. Все его творчество пронизано благоговением и восторгом перед своим народом и его традициями, точно так же, как презрением и ненавистью ко всем остальным. Вы, как раз, и есть остальная, моя прелесть. Три тысячи лет назад вопрос стоял до удивления просто: или вы, гегх, или мы, аханки. Победили мы. Уже за одно это вы должны реагировать на слова Йёю так, как если бы это были мечи, направленные в вашу грудь. Кстати, я уже говорил вам, что ваша грудь прекрасна, моя ласковая Нор? А вы дарите ему равнодушие, которое для Йёю хуже презрения. Есть в вас, моя кроткая, настоящее чувство мести. Вы это делаете неосознанно, но со вкусом. Это кровь, моя Нор. Недаром же вы Повелитель Полуночи.
  - Вас всегда интересно слушать, - рассеянная улыбка Нор была легка как летний бриз.
  - Вы еще не слышали господина Йёю. Вот, кто умеет творить реальности.
  - Вы знакомы? - Нор принялась за острый салат и копченых угрей.
  - Были когда-то, - Ё согнул указательный палец правой руки. "Все проходит" - Поняла Нор.
  - Прошло семьдесят лет, - равнодушно сказала она, почти полностью отдавшись переживанию вкусовой симфонии. Некоторые нюансы, возникшие благодаря приправам, добавленным в салат, даже заставили ее затаить дыхание.
  - О да, - улыбнулся Ё. - Прошло много времени. Некоторые успели состариться.
  - И, тем не менее, вы предполагаете навестить герцога, - она не спрашивала, она подводила итог.
  - Пожалуй, - возможно, Ё еще раздумывал над перспективой навестить опального Лауреата. - Составите мне компанию?
  "Здесь что-то не так, - сказала себе Лика, рождаясь из сонного небытия второго сознания Нор. - С этим Йёю не все так просто". По-видимому, так и было. Господин Ё был царственно спокоен, но Макс был взволнован. Увидеть это было невозможно, однако с некоторых пор Лика начала "чувствовать" Макса даже тогда, когда Ё всецело овладевал им. Пусть не всегда эта способность позволяла ей "заглянуть" в душу "ее Макса", но чем дальше, тем чаще она знала о его душевном состоянии то, чего не знал и не подозревал никто.
  "Сейчас не время спрашивать его о Йёю, и не место, если не поддаваться иллюзии покоя и безопасности, которую дарит это место". Так, или примерно так она думала сейчас, хотя на самом деле ее мысли неслись настолько стремительно, что она успела обдумать и этот и несколько других, не менее важных для нее, вопросов за краткий миг между вопросом Ё и ответом Нор.
  - Составите мне компанию? - спросил Ё.
  - Непременно, - ответила Нор.
  
  ...ночь опустилась на город, и небо на короткие полчаса украсили мириады ярких разноцветных звезд. Эта дивная пора ночи называлась на Йяфте "звездным плащом". Нор стояла на балконе второго этажа и любовалась звездами. Они и в самом деле, были здесь разноцветными, не только и не столько россыпью алмазов, но настоящим собранием драгоценностей, среди которых замечались и рубины, и изумруды, и сапфиры всех величин и оттенков. Феерическое зрелище звездных сокровищ, рассыпанных на черном муаре ночного неба, притягивало взгляд и обращало прозу существования в поэзию жизни.
  Легкий шорох в саду, едва слышный даже в глубокой тишине, окутавшей Озера, заставил Нор насторожиться. Она перевела взгляд вниз, и увидела в глубокой тени, отбрасываемой старыми деревьями, два сгустка мрака, более плотных, чем окружавшая их тьма. Ее мечи - Руй Эйк и Руй Фата - Он и Она ее личной гвардии, состоявшей из них же двоих, "слушали" ночь, стоя под балконом апартаментов графини Ай Гель Нор. Оказывается, гегх не исчезли. "Как странно, - сказала она себе, снова устремляя взгляд к звездам. - Народ исчез, но вот два меча несут свою службу чести, и одного из них зовут Руй Медведь, а другую - Руй Лиса". Значит, гегх исчезли не совсем. Выясняется, что мы еще существуем, хотя наше существование лишь сон о прошлом, которое ушло в предание, а реальность... В реальности есть только то, что есть.
  "Так что же у меня есть? - спросила она себя. - Есть сегодня, есть "Звездный плащ" и мои мечи, "стерегущие ночь". А все остальное - сон. Прошлое это сон, в котором гегх не более реальны, чем далекий и недостижимый теперь Питер. Но и не менее. Но и будущее - только грезы, которые тоже ведь сон. Сон о встрече с герцогом Йёю, и сон о свидании с Чуем, моей яхтой, моим "Малым Домом", где ждут своего часа мои драгоценности и мои платья, которые я не надевала почти восемь десятков лет. Там должно быть одно... Да, костюм для верховой езды из черного шелка, он, непременно, понравится моему Ё".
  Время "звездного плаща" истекало, и среди деревьев, закрывавших горизонт, уже разливалось медовое сияние Первой сестры. Пройдет всего несколько минут, и поднявшаяся выше луна погасит большинство малых звезд небосвода.
Оценка: 5.18*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"