Мах Макс : другие произведения.

2. Квест Империя. Книга I. История Вторая: Меш и Йёю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.45*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение романа Квест Империя. Все дальше в лес, где больше дров.

   Макс Мах

Квест Империя

(Фантастический роман)

   II. Часть Вторая. Наш паровоз.
   Автор обращает внимание читателей на тот факт, что в данной части повествования и далее, в целях сокращения количества сущностей, с которыми приходится иметь дело читателю, везде, где это, возможно, используются земные аналоги представителей животного и растительного царств, а так же социальных, культурных, религиозных и экономических явлений и понятий в применении к иным мирам и народам, их населяющим.
   Отдельно следует сказать несколько слов относительно личных имен и части географических названий. Как часто случается и в земных языках, перевод имен собственных невозможен, в принципе. Но и то, как произносится имя на том или ином языке, и как оно звучит, скажем, по-русски, "две большие разницы". Так, например, следует иметь в виду, что верхнеаханский - так называемый, блистательный - диалект общеаханского литературного языка включает 18 дифтонгов - йотированных гласных звуков [типа я, ё, ю]. Кроме того, имеются три варианта звука й, и 23 гласных звука [типа а, о, у], различающихся по длительности [короткий, средний, длинный, очень длинный]. Соответственно, то, что мы, к примеру, можем записать и произнести по-русски, как личное имя Йя, есть запись целой группы различных имен. В данном случае, это четыре разных имени, три из которых женские, а одно - мужское, и еще два слова, одно из которых существительное, обозначающее местный кисломолочный продукт на северо-западе Аханского нагорья, а второе - глагол, относящийся к бранной лексике. Соответственно, запись имен и географических названий, данная в тексте, есть определенная форма графической и фонетической (звуковой) условности.
   Макс Мах
  
   Прелюдия: Волки и Овцы.
   Глава восьмая. В волчьей шкуре.
   Меш - идиот, мерзкий домашний демон дома Сирш, позор и вечное напоминание о том, что боги не прощают измены. Меш не умеет говорить, мысли его коротки, желания низменны. Он хуже собаки или лошади, потому что не знает благодарности и не способен учиться, хотя и бегает, как животное, на четвереньках. А еще Меш урод. Он огромен, толст, и у него нет стати, положенной мужчине; его, заплывшее жиром лицо ужасно, и, ко всему, он хромает на правую ногу. В любой деревне ему бы давно уже свернули голову, но убить принца крови, не рискует никто. Нет, тут тоже не все так просто. Будь Меш нормален, его бы давно отравили. Или убили каким-нибудь другим способом, из тех, что издавна практикуются в княжеских семьях. Старший сын князя ведь реальный претендент на трон, но чтобы претензии на трон осуществились, превратившись из права в неоспоримую данность, принц должен быть легитимен и, естественно, он нуждается в поддержке. Ни легитимности, ни поддержки у Меша нет, поэтому приговор очевиден и неизбежен, как восход солнца. Но он урод, и поэтому он жив. Жалкого глупого Меша не убивают. Во-первых, в нем течет княжеская кровь. Во-вторых, он проклятие Сиршей, и, если боги решили, что князь должен быть наказан, ясно, что не простым смертным посягать на волю всеблагих.
   Но и любить его не за что. Да, и невозможно. Даже жалеть его, значит оспаривать волю высших сил. Принцы ходят в шелках, им угождают, и их желания закон. Они принцы. Кто решится назвать Буаш-са-ойра просто Буашем? Это то же самое, что назвать Меша Меш-са-ойром. Меш просто Меш. Его можно забыть накормить. Он одет в грязную грубую одежду. На него можно кричать, ему можно дать тычок, или огреть арапником, что бы не мешал, или просто так, удовольствия ради.
   Но хуже всех принцы. Для них Меш самый желанный объект приложения необузданного энтузиазма юности, помноженного на фамильные ущербность ума и низменную жестокость. Но травить жертву они умеют, и делают это с упоением и страстью. На этот раз они организовали охоту по всем правилам, тем более что в развлечении приняли участие несколько кавалеров и дам, из тех, что ищут благосклонности у принцев, не имея возможности приблизиться к самому князю, или, хотя бы, княгине. Меша загнали в галерею второго яруса, и, окружив со всех сторон, начали игру. Меш урчал, как пес, и скулил, как щенок, и бросался из стороны в сторону, неловко пытаясь вырваться, но принцы были везде. Три маленьких, но злых борзых, они атаковали его со всех сторон, как атакуют огромного медведя настоящие борзые, с той только разницей, что медведь все же может за себя постоять, а Меш - нет.
   Принцы еще маленькие и нанести серьезного удара не могут. Хохочут, визжат от удовольствия, прыгая вокруг него, и норовят достать носком сапога по ребрам, или оттянуть его плеткой по широкой спине. Но у Меша прочная шкура, на спине и ребрах толстый слой жира, а под жиром еще и мощные мускулы, так что до костей им не добраться. Иногда больно, но, в общем, терпимо. Однако показывать этого нельзя, и Меш крутится между обидчиками, наскакивающими на него снова и снова, урчит, скулит, пытается убежать. Но и спускать им нельзя, а то, почувствовав свою безнаказанность, узнав вкус крови, однажды, они забьют его до смерти. Спускать нельзя, но и торопиться не следует, что бы ненароком не выдать себя. Не этим злобным зверенышам, но каким-нибудь чужим внимательным глазам, умеющим смотреть и видеть. Тут главное поймать момент, дождаться, когда принцы сами не поймаются в собственные силки. Ждать и терпеть Меш умеет, и момент приходит сам собой. "Слепо" шарахнувшись от очередного удара, Меш, как бы случайно, толкает старшего из принцев плечом, вложив в удар не малую часть мощи своего тяжелого тела, и Буаш впечатывается спиной в дикий камень галереи. Судя по тому, как пузырится кровь на его губах, мерзавец прикусил себе язык. А если посмотреть на то, как он сползает по стене на холодные плиты пола, у него сломана пара ребер, и, как бы даже, не случилась контузия позвоночника.
   Само собой, "охота" сразу прекращается. Все толпятся вокруг принца, норовя оказать посильную помощь, а Меш убегает. Он бежит на четвереньках, подволакивая правую, плохо гнущуюся, ногу, поскуливая, и роняя на пол слюну с обнаженных клыков. Последняя, кого он видит перед тем, как скрыться в боковом переходе, это фрейлина н'Цоха. Фрейлина молода и красива. Она старше Буаша на пять лет. У нее большая грудь и молочно белая кожа. н'Цоха могла бы, с легкостью, найти себе неплохую партию при дворе, но она честолюбива, и ей нужен, как минимум, принц, что бы вполне насытить свою жажду власти и денег. Поэтому она ложится с Буашем, и позволяет ему играть со своей белой грудью, ведь ничего иного Буаш пока сделать просто не может, но зато он гордится тем, что у него, как у взрослого, уже есть любовница. Он пыжится и хвастается тем, какая красивая девушка делит с ним ложе, естественно, не упоминая о том, что все старания н'Цохи отдаться ему по настоящему, успехом еще ни разу не увенчались. А вот Меш мог бы овладеть женщиной. Он уже вполне для этого созрел. И он завидует своему сводному брату, но его брат наследник, а он животное, и никакая женщина, не говоря уже о красавице н'Цохе, не отдастся ему добровольно, а на насилие он еще не решился. Терпение окружающих ведь не бесконечно. Могут и убить.
   Удалившись на достаточное расстояние, Меш перестал хныкать и стонать, закрыл рот, спрятав под верхней губой длинные кривые клыки, и, выровняв бег, двинулся дальше быстрее и тише. Прошло несколько секунд, и его громоздкая, еще недавно такая неуклюжая, фигура растворилась в сумраке старых тоннелей, малопосещаемых, и от того, слабо освещенных.
   Зная лабиринт, каким, несомненно, являлся дворец Сиршей, можно довольно быстро добраться туда, куда тебе надо, не попавшись при этом никому на глаза. Пробежав длинной внешней галереей, в которой было целых три прорезанных в скале глубоких и узких окна - лунные дорожки трижды пересекли его путь - Меш добрался до винтовой лестницы, и по ней поднялся в основание Кривой башни. Здесь располагалась библиотека, вернее, ее главный зал, но с тех пор, как шесть месяцев назад здесь было найдено мертвое тело Хранителя книг, в библиотеке почти никто не бывал. На миг Меш притормозил около высокого и тяжелого пюпитра, как раз там, где лежал тогда В'Спаш. Каменные плиты давно отмыли, и пыль успела покрыть их толстым слоем, но даже сейчас Меш учуял слабый, как отзвук далекой грозы, аромат пролитой крови.
   В'Спаш был хорошим человеком. Он был сложным человеком, у него было два лица, а возможно, и три - Меш не успел в этом разобраться - но хранитель был его другом, а не врагом. Теперь, когда хранитель был мертв, мир окончательно упростился, сведясь к отточенной до убийственной ясности дихотомии: Меш и его враги.
   Не задев ни одного предмета, хотя погруженный в темноту зал был тесно заставлен многочисленными шкафами, креслами, пюпитрами и статуями; не произведя никакого шума, который мог бы выдать его присутствие, принц Меш пересек библиотеку, и, поднявшись еще по одной лестнице почти на самый верх башни, оказался в своем убежище. Сюда, наверх, в маленькую круглую комнатку, откуда через люк в потолке можно было выбраться на смотровую площадку башни, не заходили даже слуги, изредка, прибиравшие в библиотеке. Сюда, вообще, давно никто не заходил. Единственное окно открывалось узкой щелью на запад, в сторону необитаемых мертвых скал. Поэтому свет масляной лампы, которую зажег Меш, не мог увидеть никто. Слабый, но вполне достаточный для Меша огонек осветил комнату, убогий топчан, на котором Меш спал, низкий стол и стопки книг у стены. На крюке, вбитом в деревянный потолок, висел мешок с провизией - бесшумный ночной вор мог найти много интересного на кухнях дворца - а в нем, недоступные для грызунов, копченое мясо, хлебные лепешки и козий сыр. Достав еду - выпрямившись, Меш легко доставал до мешка - и налив в большой серебряный кубок вина из бочонка, примостившегося прямо под столом, Меш начал ужинать. Он был сильно голоден, и сейчас сдерживал себя изо всех сил, что бы не наброситься на пищу по-звериному. Проведя весь долгий день животным, наедине с собой, он желал быть человеком. Он не мог, к сожалению, вечно прятаться в своем логове. Рано или поздно, но его хватились бы и начали искать. Нет, домочадцы должны видеть своего урода постоянно, и Меш целыми днями слонялся по дворцу, выпрашивал еду, ловил кошек, переругивался с собаками, и путался у всех под ногами. Еды он, обычно, не получал, или получал, но мало; зато, он вволю получал пинки и затрещины. Кошек он ловил так, что до сих пор не поймал ни одну, а собаки ... Вот собаки его не трогали. Они честно играли с ним - или подыгрывали ему - но никогда не нападали, интуитивно чувствуя, что он им не враг, и, избавьте боги, чтобы стал им врагом. Они знали, звериным чутьем угадывали в нем силу, несоизмеримо более разрушительную, чем сила их господ. Стратегия, избранная им, себя оправдывала, но была удручающе утомительной, потому что он все время был на виду.
   Но сейчас он, наконец, был один и мог спокойно поесть, и спокойно почитать. Читать его научил хранитель книг. Меш был многим обязан хранителю В'Спашу. Можно сказать, что ему он был обязан всем, потому что, если задуматься, кому и чем еще он был обязан в этом мире? Матери? Глупая тварь, поддавшись чувствам, вышла замуж за князя, хотя не могла не знать, что попытка найти счастье с этим ублюдком, была обречена, еще не осуществившись. И вот она мертва, а Меш должен, нести ярмо своей собачьей жизни дальше. Мысль, неожиданно мелькнувшая у него в голове, показалась ему новой. Как-то так вышло, что, думая о многих вещах - а думать, было единственной его привилегией, потому что говорить он не умел - он ни разу за все эти годы не задумался над самой важной и самой простой вещью. Не задал себе один простой вопрос: для чего ты живешь, Меш?
   И в самом деле, для чего?
   Меш перестал, есть, отставил в сторону кубок, встал и, подойдя к окну, посмотрел на залитые лунным светом безжизненные скалы западной стены. Когда умерла его мать - фанатик-уюг ударил ее кинжалом в живот - Мешу было всего три года. [Уюг - адепт Доброй Матери - центрального женского божества в пантеоне богов народов союза Вайяр] Он был крупнее своих сверстников, но в отличие от них, он не умел говорить. Того времени он почти не запомнил, но ярко, на всю жизнь, запала ему в память ночная встреча с хранителем книг. Хранитель пришел к нему сам. Это случилось через несколько дней после того, как умерла его мать. Меш был один в своей комнате, с некоторых пор у него вдруг не стало ни нянек, ни служанок. Он лежал на кровати - тогда у него еще была кровать - и смотрел во тьму. Меш почувствовал гостя еще до того, как тот вошел к нему в комнату - тогда у него еще была своя комната. Человек постоял в темноте, подошел к Мешу, присел рядом с кроватью на корточки, и стал говорить:
   - Я думаю, ты меня слышишь, принц. Слышишь и понимаешь. Я так думаю. Может быть, я ошибаюсь. Тогда, все ни к чему. Но, если я не ошибся, тогда, слушай и запоминай. Ты идиот. Все так думают, ведь ты не умеешь говорить. Это хорошо, что они так думают. Пока ты идиот, ты жив. Иначе смерть. Они убьют тебя, как убили твою мать. Князь не защитит. Но уродов не убивают. Бегай на четырех! Визжи! Брыкайся! Мешай всем, и тебя не убьют. Если понял, выживешь. Если выживешь, приходи в библиотеку. Библиотека, это где много книг. Только, что бы никто не видел.
   Человек встал и ушел, а Меш остался лежать, тихий как мышь, испуганный, полный страха и отчаяния, не знающий, что правильно, а что нет. Но он понял хранителя. А к утру и согласился с ним. Больше ведь, все равно, никто ему советов не давал.
   И он стал идиотом, как посоветовал ему хранитель книг, и прожил идиотом все эти пустые годы, но теперь пришло время спросить себя, а для чего?
   Люди, как понимал это Меш, делятся на тех - их большинство - кто живет, потому что живет, и тех, кто живет с целью. Посмотрев на себя сейчас, он понял, что никогда не отождествлял себя с первыми, но и ко вторым, как ни жаль, он тоже не относился. Он выжил тогда, и жив теперь. Долгие годы он живет в шкуре животного, играя в странную, опасную игру, что бы выжить. Князь - Меш никогда не называл его отцом, даже мысленно - успел жениться, и родить трех сыновей. Князь воевал, охотился и пировал. Князь валял знатных дам и кухарок, и брюхатил свою жену - сейчас, она была беременна в седьмой раз - разъезжал на дорогих лошадях, ел и пил с золота, а мать Меша лежала в земле, и Меш, неприкаянный и никем не любимый, слонялся по темным переходам дворца. Новая княгиня спала на шелках, а наследный принц прятался в этом своем логове. Молодая красивая фрейлина раздвигала ноги перед жалким щенком, а князь Меш-са-ойр подглядывал сквозь щель в стене, и от вожделения выл, как волк, но и то молча, что бы, обороните боги, никто не услышал его воплей страсти. Так для чего он жив? Для чего притворяется? Ему нет пути к трону. Здесь, во дворце, его ничего не ждет. Нет такого случая, который мог бы вознести его из пропасти бедствий к вершине славы и могущества.
   А за стенами замка? Нигде и никогда он не будет желанным гостем. Даже в собственном племени. Ну, может быть, Сойж Ка и приняли бы его, оставив в стороне его уродство. Ради памяти н'Сойжи, дочери старейшины, ради того, что он, по Праву и Закону, прямой наследник княжеского трона. Но тогда, война. И племя, даже с ним во главе, обречено на истребление. Против княжеской армии им не выстоять. Было бы их хоть несколько, таких, как Меш, тогда, может быть, и выстояли бы. Но он один. Даже В'Зоаш, веривший, что народ Сойж Ка происходит от Древних Но, полубогов, героев, детей Самого, даже он считал, что божественный дар проявляется теперь только у женщин. Колдуньи Сойж Ка. Но вот о колдунах он не пишет нигде.
   Меш застонал. Звук вышел хриплым, и был больше похож на звериное рычание, чем на стон, исторгнутый человеческим горлом. "Как могло, случится, что я ни разу не задумался об этом? - Ужаснулся он. - "Как это возможно, что я никогда не задавался этим вопросом?". Гнев закипал в его сердце; гнев на себя, согласившегося на роль урода; гнев на князя, позволившего всем этим недоумкам глумиться над ним; гнев на чернь, посмевшую поднять руку на того, в чьих жилах смешалась кровь венценосных Сиршей с древней кровью королей Но.
   Он вернулся к столу, и одним могучим глотком допил оставшееся вино. Горло пересохло, и потребовались еще два полных кубка, прежде чем он почувствовал, что жажда оставила его. Вино было превосходное. Ароматное, терпкое, крепкое, оно подавалось на стол самого князя. Меш добрался до винных погребов еще год назад. Выбор был велик - погреба, заставленные бочонками и бочками всех размеров, тянулись на сотни метров - но он всегда брал вино только из бочек, помеченных княжеской булавой.
   Хмель бродил в его крови, смешиваясь с гневом и тоской. Исчезла усталость, отступил сон. Воздух стал жарким и пустым, как горная порода, из которой достали, весь содержавшийся в ней, метал. Он бродил по своей жалкой берлоге, не зная чем заняться; брал в руки то одну, то другую книгу, пролистывал и отбрасывал в сторону. Слова, слова, слова ... Слова потеряли смысл. Жизнь, вывернувшись на изнанку, предстала перед ним в своем истинном обличии, и не понравилась ему.
   Не слышно ступая, Меш вернулся в библиотеку, "осмотрелся" в кромешной тьме, и, найдя статую Души Взыскующей, подошел к ней. Рука привычно легла на прекрасное лицо худенькой нагой девушки, а пальцы погрузились в невидимые выемки на ее висках. Меш почувствовал, как поддается под пальцами металл, и, одновременно, услышал тихий скрип сдвигающегося в сторону тяжелого книжного шкафа. Там, где секунду назад стоял шкаф, открылся проход, ведущий во мрак, еще более кромешный, чем тот, что окружал его в библиотеке. Не раздумывая, Меш протиснулся в узкую щель прохода, и оказался в тесном сводчатом коридоре.
   Эти тайные тропы, пробитые в скале или встроенные внутрь стен, он нашел давно. Точно так же, как он "видел" во тьме, Меш чувствовал пустоты в камне, ощущал их присутствие, мог определить их примерные размеры и направление, в котором они тянутся. Так он узнал, что за стенами большинства помещений замка, есть другие, никому не ведомые места. Заинтересовавшись этим, он достаточно быстро нашел первый вход, ну, а дальше, искать и находить входы во внутренний лабиринт оказалось уже просто. Изнутри входы-выходы замаскированы не были. Сначала он не понимал, что это такое, и для чего все это построено. Но, со временем, разобрался. Это был второй и последний рубеж обороны замка; путь бегства, если случится бежать; место, где можно спрятать все, что должно быть спрятано; и, не в последнюю очередь, это был могущественный инструмент познания, ибо лабиринт позволял знать все обо всех.
   Тайные ходы тянулись, казалось, бесконечно, достигая практически всех помещений дворца. Они следовали вдоль, под или над всеми коридорами и галереями. Здесь была скрыта сокровищница Сиршей, здесь лежали, неупокоенными, кости их интимных врагов или жертв их необузданных страстей. Меша кости не пугали, а золото и драгоценности ему были не нужны. Куда интереснее оказались отверстия, пробитые в стенах и потолках залов и комнат, коридоров и галерей. Сквозь эти отверстия, щелки, дырочки, искусно спрятанные в каменной резьбе, деревянном декоре, или просто в темных углах, куда не достигают лучи света, можно было видеть и слышать все, что происходило во дворце Сиршей. Так Меш стал свидетелем позорных страстей обитателей крепости, и страстей обыденных, дозволенных законом и традицией, их тайных бесед, и одиноких молитв. Вся скрытая жизнь дома Сиршей лежала открытой книгой перед тем, кто владел секретом этих крысиных нор. Открылась книга тайн и перед Мешем.
   За прошедшие годы, он, в совершенстве, изучил все эти темные ходы, лестницы, каморки и тайные комнаты, образующие лабиринт в лабиринте. Он освоился в них, и чувствовал себя здесь много лучше, чем в дворцовых пространствах, где он никогда не мог быть самим собой. Впрочем, и здесь следовало быть предельно осторожным, ведь не только он был посвящен в секреты дома Сиршей.
   Пройдя по извилистому ходу, Меш пересек по узкому мостику крошечный подземный ручеёк, стремивший свои темные воды из неизвестного истока к неизвестному устью, и вышел к лестнице, которая привела его к покоям княжеской семьи. Отблеск света, пойманный его привыкшими к мраку глазами, заставил Меша насторожиться. Осторожно выглянув из-за угла, он увидел женщину, приникшую к смотровому отверстию в стене. Потайной фонарь стоял у ее ног и давал очень мало света, поэтому разглядеть незнакомку Меш не мог, но он узнал женщину по запаху. н'Твор, младшая сестра князя, стояла перед ним, здесь и сейчас. Одна.
   Сестры князей замуж не выходят, что не требует от них, впрочем, ни воздержания, ни особенной добродетели. Напротив, с начала времен, они являлись наложницами своих отцов и братьев, а когда освобождались от обязанности ублажать их, заводили себе любовников попроще. Желающих хватало и среди вельмож и среди придворных кавалеров. Их дети никогда не претендовали на место в княжеской семье, но их законность, как членов клана, никем и никогда не оспаривалась. Мальчики, вырастая и становясь мужчинами, служили князьям Сирш, занимая многочисленные дворцовые должности, становясь наместниками и воеводами, а девочки, подрастая, становились игрушками для знатных придворных, а зачастую, и самих князей. Впрочем, и тем и другим дозволено было, в отличие от их матерей, вступать в освещенные богами отношения. В этом случае, именно их происхождение открывало перед ними двери самых знатных домов княжества.
   н'Твор, на памяти Меша, поочередно была любовницей маршала С'Паоша, своего родного дяди, и сенешаля С'Таяша, который приходился ей троюродным братом. Теперь, состарившись и утратив былую красоту, н'Твор жила с молодым кавалером из малых, который, вероятно, денно и нощно, благодарил Саму, за счастье приблизиться к Сиршам настолько близко. [Неназываемая, Мать, Большое лоно, Сама - мать и жена Бородача - верховного божества в пантеоне богов народов союза Вайяр. Сама считается создательницей живой плоти и покровительницей людей] Но для Меша все это было лишено какого либо интереса и смысла. Ему это все было не интересно. Но зато было у него одно заветное воспоминание, которое вдруг всплыло в памяти, потревоженное запахом женщины. Всплыло и зажгло кровь.
   Это случилось уже давно, пять или шесть лет назад. В Меше начал прорастать мужчина, и у него появился интерес к женщинам. С жадным любопытством рассматривал он молодых красавиц в дворцовых купальнях, или на берегах Черного озера, подсматривал за ночными играми князей и их домочадцев, слушал похвальбу кавалеров, собравшихся провести время за кубком вина. Однажды ...
   - Ну, что ты, милая, - Говорила н'Твор, развалившаяся в глубоком кресле. Подол ее расшитого серебром платья был вздернут, а между белых, широко раздвинутых, ног трудился, склонившийся над ее лоном, мальчик-раб.
   - Ну, что ты, милая, - Говорила она томным, полным скрытого довольства, голосом. - Сущие пустяки! Всего десять золотых, и эта тварь получила в живот сталь, вместо очередного ублюдка, вроде нашего Меша. Достаточно нам и одного животного ... О! О! О!
   Она закатила глаза от удовольствия и застонала, обнажив верхние клыки. Ее собеседница - молодая княгиня - сидела к Мешу спиной, и он не мог видеть выражения ее лица.
   "Почему бы тебе тоже не умереть?" - Подумал Меш, втягивая вместе с воздухом запах н'Твор. Мысль была необычная. Никогда раньше он не думал об убийстве. Но сейчас он принял эту новую мысль без возражений. Ничто не шевельнулось в его душе, когда, сделав два неслышных шага, он приблизился к прильнувшей к глазку и ничего не замечающей женщине, и, одним коротким сопряженным движением могучих рук, сломал ее тонкую шею. н'Твор умерла без звука.
   - Кто-то умер. - Сказал незнакомый Мешу женский голос в покоях князя.
   - Что вы сказали, Великолепная? - Князь был, явно, удивлен услышанным замечанием.
   - Каждую секунду, мой благородный друг, кто-нибудь умирает. Такова проза жизни. - Голос, говорившего мужчины был так же незнаком Мешу.
   - У вас своеобразная манера говорить. - Усмехнулся князь. - Никак не могу привыкнуть.
   - И не надо! -
   Меш заглянул в глазок и увидел, что князь принимает в своем интимном кабинете двух незнакомцев. Они - и мужчина, и женщина - были одеты в дорогие дорожные костюмы, и оба были страшными, отвратительными уродами. Поражало также то, с какой свободой говорили они с князем, и с каким уважением говорил с ними князь.
   - И не надо! - Сказал мужчина, поднял свой кубок и сделал из него легкий глоток. - Зачем вам это? Мы пришли и ушли, и нас снова нет, как будто и не было никогда.
   Меш смотрел на него и не мог понять, что, кроме отвратительного облика, в нем не так. И вдруг понял. У мужчины было два лица, совсем так же, как у хранителя книг. Пораженный открытием, Меш перевел взгляд на женщину, и ... встретился с ней взглядом. Это не было случайностью. Меш понял это сразу, как только заглянул ей в глаза. У нее были ненормально огромные серые глаза, и эти глаза смотрели прямо в глаза Меша. У нее тоже было два лица, но дело было даже не в этом. От нее шел материнский запах. И она знала о его присутствии.
   Меш отшатнулся и прижался спиной к холодному камню стены. Что это было? Кто эти люди? Кто эта женщина, от которой исходил тонкий, почти забытый Мешем, аромат, связанный в его памяти с ощущением тепла, любви и покоя? Он впервые столкнулся во дворце с кем-то настолько чужим и чуждым, и, в то же время, настолько близким ему. Мысли путались. Люди с двойным лицом ... Он знал только одного человека, у которого было два лица. Но В'Спаш мертв, и никогда - ни в то время, когда хранитель был жив, ни после его смерти - Меш не встречал ни одного человека с двумя лицами. Кто он? Кто они? Кто эта женщина, уродливая, как душа предателя, но видящая, как Меш, и связанная какой-то мистической связью с его мертвой матерью?
   Его охватил ужас, который оказался сильнее, чем его любопытство. В какие игры играет князь? Какие люди - или демоны - посещают его тайно во мраке ночи? Не решил ли, наконец, Бородач расправится с Мешем, в чьих жилах течет и кровь древних богов земли Но? [Верховный бог в пантеоне богов народов союза Вайяр] Меш заспешил прочь от этого места, где на холодных камнях осталось ждать своей посмертной участи тело н'Твор. Вскоре свет потайного фонаря растворился во тьме переходов, и участившийся стук сердца стал постепенно спадать.
   Возможно, убеги он в глубины лабиринта, туда, где в тайных казематах хранились сокровища Сиршей, или туда, где под самыми нижними ярусами дворца находилось озеро, в которое стекала водопадом вода из верхнего мира; возможно, эта ночь и закончилась бы так же, как и многие другие ночи, проведенные Мешем в волнении, вызванном каким-то важным для него событием, или в вожделении, которое все чаще охватывало взрослеющего принца, или в обиде и страхе, частых спутниках его жизни. Ночь закончилась бы, и настал новый день, и жизнь Меша втянулась бы в привычное рутинное русло, и потекла бы, как прежде, как всегда. Но звезды, невидимые из замковых подземелий, в эту ночь светили с жестокой ясностью. В такие ночи, добрые боги спят, и власть над людьми берут Отринутые [Обобщенное название богов и духов темного спектра в верованиях народов Вайяр].
   Меш пробегал мимо спальни Буаша, когда смутный звук привлек его внимание. Ему не следовало останавливаться здесь, но, остановившись, он сразу сообразил, что находится у апартаментов наследника, и злобное чувство торжества заставило его отодвинуть задвижку и заглянуть сквозь узкую щель в комнату принца Буаша. Он рассчитывал увидеть принца, жалкого и несчастного, распростертого на постели; принца страдающего; принца наказанного. Он хотел позлорадствовать, и, вероятно, картина несчастий обрушившихся на Буаша, из-за "неловкого" движения неуклюжего урода, смогла бы успокоить Меша, и вернуть ему утраченное душевное равновесие. Но увидел он голый зад н'Цохи, склонившейся над утонувшим в шелковых подушках Буашем. Собственно, Буаша видно почти и не было, нагнувшаяся над ним женщина заслоняла его, без малого, целиком. И перед глазами Меша оказались ее крутые бедра, белые ягодицы, полные ноги, раздвинутые для устойчивости; и пук густых черных волос между ее гладких ляжек, в котором пряталось лоно. н'Цоха урчала, как скальная кошка, совершая запретное, а принц тоненько хихикал ей в ответ, и эта картина, вся масса острых, на грани возможного, впечатлений, ворвалась в Меша, через глаза, уши и нос, подобно зимнему урагану. И мир взорвался.
   Лава ненависти, гнева, и черного вожделения затопила его мозг. На глаза упала пелена кровавого тумана, а уши наполнил гул, бешено несущейся по жилам крови. Меш вскинул руки, уперся ими в стену, отделяющую его от покоев Буаша, и, одним мощным толчком, обрушил ее внутрь. Грохот рушащейся стены напугал флейтистку и ее дружка. Женщина вскинулась, обернулась - качнулись тяжелые груди - глаза ее отразили еще не страх, а удивление, но Меш уже был рядом с ней. Он толкнул ее в грудь, мимолетно почувствовав податливую упругость ее тела, и она навзничь упала на постель, открывшись его взгляду сразу вся, в своей зовущей наготе и, возбуждающем его еще больше, ужасе. Упав, женщина придавила Буаша, который только начал приподниматься на локтях, чтобы увидеть, что происходит за спиной его любовницы. Принц заверещал, как поросенок, и забился под телом н'Цохи, но в следующую секунду на него обрушилась еще большая тяжесть, когда Меш, исполнив свое тайное, годами лелеемое в тиши ночей, желание, возлег на обнаженную фрейлину. Женщина под ним хрипло охнула, а Буаш завизжал тонким высоким голосом, и Меш отмахнулся от него, как от назойливой мухи, мешающей ему вполне насладиться роскошью подмятого им тела. Короткий удар могучего кулака, и визг оборвался, перейдя в короткий предсмертный хрип, но Меша принц Буаш уже не интересовал, ни живой, ни мертвый. Его интересовала женщина. н' Цоха не кричала, скованная ужасом, перехватившим ее дыхание, но ее запах все рассказал и объяснил Мешу, и заставил его кровь вскипеть. Все человеческое оставило его, и, если еще секунду назад, он испытывал хотя бы какие-то, пусть злобные, но человеческие чувства, то теперь ушло и это последнее, что оставалось в нем от человека. На фрейлине н'Цохе оказался настоящий зверь, не ведающий ни добра, ни зла. Рывком, раздвинув ноги женщины, он ворвался в нее, мимолетно ощутив, как поддаются под его могучим напором нежные ткани, и победно заревел. Теперь он насиловал ее, и запах ее лона, мешающийся с запахами крови, ужаса и боли возбуждали его все больше и больше, и внутренний напор становился нестерпимым, и искал выхода. И Меш нашел выход, он впился клыками в шею н'Цохи, и, разорвав артерии, приник к живой реке, хлынувшей прямо ему в рот. Вкус крови опьянил его, обрушив в какое-то странное состояние неги и забытья, так что он уже ничего не замечал, ни диких криков слуг, заглянувших на шум в опочивальню принца, ни топота множества ног, ни вооруженных людей, заполнивших помещение. Он не замечал ничего, но когда над его головой сверкнула обнаженная сталь, Меш среагировал мгновенно. Уловив, краем глаза, и краем помраченного сознания смертоносный замах меча, он стремительно соскочил с кровати, крутнулся, еще ничего толком не видя вокруг себя, не разбирая, не понимая, и отскочил в сторону.
   Никто ведь не знал, каким быстрым может быть Меш, никто не ожидал от него такой стремительной реакции, такой силы и такой ловкости. Он опрокинул сразу несколько, вооруженных чем попало, слуг, уклонился от выпада какого-то кавалера, и, разорвав, движением левой руки, горло противника, одновременно, правой рукой взял его оружие. Теперь в его руках был меч, и Меш стал опасен вдвойне.
   Искусству, владения мечем, учатся долгие годы. Оно требует силы, выносливости, и многих умений, оттачиваемых многолетними тренировками. Домашнее животное клана Сирш, никогда не держало в руках боевого клинка, но Меш, таившийся во тьме тайных путей, видел бесчисленные поединки и тренировки воинов и кавалеров. Жадным взглядом впитывал он малейшие нюансы движений, тонкости тактики, характер напряжения мышц. И все это усваивалось им с естественностью усвоения воздуха или пищи, откладывалось в нем, меняло его, создавая из ничего нечто. Это было его тайной, о которой он не стал бы рассказывать никому, даже, если бы мог говорить, и если бы было с кем говорить. Он знал, что это черное знание, порочное знание, колдовская способность, которой он, тем не менее, пользовался, потому что не пользоваться не мог. Ведь даже реши человек, что его дыхание вредоносно и греховно, он, все равно, будет дышать, потому что нет у человека власти над силой жизни, дарованной ему Матерью, и заставляющей его дышать, испытывать голод или жажду, испускать газы, или освобождаться от мочи и кала. Так же обстояло у Меша с его способностью понимать то, что никто ему не объяснил, и учиться тому, чему его никто не учил. И меч в его руке не был, теперь, просто куском железа, он был грозным оружием.
   Через минуту все было кончено. Опочивальня принца стала похожа на скотобойню, где потрудились демоны преисподней. Стены были забрызганы кровью, кровью были залиты роскошные ковры, заваленные изрубленными телами, и кусками человеческих тел, а посередине этого кошмара, на широкой кровати, среди пропитанного кровью шелка подушек и одеял лежали растерзанная фрейлина и наследный принц, мертвые, убитые им, Мешем. Увидев, что он наделал, очнувшийся на миг от кровавого безумия, Меш ужаснулся содеянному и завыл по волчьи. В его вое были тоска и боль, которые пришли к нему вместе с ощущением конца. Его жизнь заканчивалась. Здесь не о чем было думать, нечего было обсуждать. Он переступил черту. Переступил закон. Переступил через грех. и он должен был умереть. Это было просто. Но тосковал он не об этом. И боль его была, не страхом смерти. Все оказалось напрасно. Вот в чем, было дело. Все его страдания, унижения, муки, все оказалось напрасным. Он выжил для того, что бы умереть, как животное, как зверь. Как демон, достойный того, что бы его травили и, в конце концов, убили. Он восстал или слишком рано, или слишком поздно, но восстал без разумной цели в голове, без гордого чувства в сердце. Его восстание было мятежом урода. Это было страшное открытие. Правда была горька, как яд, а жизнь, которой оставалось длиться считанные минуты, казалась теперь еще более постылой и никчемной, чем, представлялось ему, раньше.
   Но странное дело, когда оборвался его вопль, в котором уже не звучало торжество победителя, а звучало отчаяние проигравшего, на него снизошло холодное спокойствие воина, осознанно и бестрепетно принимающего смерть в последнем бою. Меш подобрал с пола еще один меч, выпрямился во весь свой огромный рост, и шагнул через порог, туда, где он чуял присутствие испуганных, но вооруженных людей.
   Он никогда не видел, как сражаются двумя мечами, но инстинкт подсказал ему правильную тактику боя, и он прошел через главные залы и галереи дворца, как проходит смерч через редкий лес. Он двигался стремительно, что казалось невероятным, при его огромном жирном теле и негнущейся правой ноге. Он был неукротим и смертоносен, и два меча в его руках были, как серпы в руках Лунного демона в день воздаяния, и пожинали такую же кровавую жатву. Его больше ничто не тревожило и не волновало, кроме желания оставить по себе долгую и страшную память.
   Меш не знал, сколько времени бушевал его гнев в коридорах и галереях дворца, но всему когда-нибудь приходит конец. Пришел конец и его бессмысленному мятежу. Как бы ни был он силен и быстр, он был один, а врагов было много, и, с каждой минутой, становилось все больше и больше. Вооруженные мечами и алебардами стражники, кавалеры и слуги теснили его, пытались окружить или загнать в тупик, из которого они уже Меша не выпустят. В конце концов, он отступил к винным погребам, и здесь решил дать последний, самый последний свой бой. Ему просто надоело бегать от них, атаковывать их, и быть ими атакованным. Ему все надоело. Он стоял в просторном зале, освещенном светом многочисленных факелов. За его спиной начинался первый из коридоров, устроенных между рядами винных бочек. Перед Мешем волновалась толпа загонщиков, стоящих близко один к другому, можно сказать, плечом к плечу, из-за страха перед ним.
   Меш втянул носом воздух. Толпа пахла страхом. Они его боялись, и не хотели устраивать последнего сражения здесь и сейчас. Однако этого хотел Меш. Он так решил: пусть это будет его последний бой, и, почему бы, если так вышло, этому бою не состояться, именно, здесь и, именно, сейчас? Они боялись его, но их было много. "Такой бой" - Подумал он. - "Достоин поэмы. Но поэмы не будет. Будут страшные сказки, которыми еще долгие годы будут пугать детей в доме Сиршей.
   Неожиданно, за спинами солдат произошло какое-то движение, раздались невнятные окрики, и воины начали неохотно подвигаться, освобождая узкий проход в своих рядах. Меш настороженно следил за их действиями, не понимая, что именно происходит, и почему. Но ответ пришел быстро. По освобожденному проходу, неторопливо прошел высокий человек с горделивой осанкой, и встал перед фронтом лицом к Мешу. Меш был удивлен. Князь был последним, кого он ожидал теперь увидеть здесь. Князь был вооружен, но его меч оставался в ножнах. Минуту они стояли молча, рассматривая один другого, впервые в жизни, встретившись так, лицом к лицу. Князь был красив, благородной красотой потомственных властителей горной страны Вайяра. Он не пах страхом, как другие. Он был из тех, кто не боится никого и ничего, даже гнева богов, поэтому Меш не должен был удивляться, увидев князя перед собой. Но удивиться ему все же пришлось.
   Князь поднял руку, и в зале наступила тишина.
   - Оставьте нас. - Сказал Князь, и, не дождавшись выполнения своего приказа, повторил громче и в тоне неоспоримого приказа. - Оставьте меня наедине с принцем. Ну!
   И воины повиновались. Испуганно оглядываясь, недоумевая и не понимая того, что происходит, они начали оттягиваться назад, скрываясь в коридорах, ведущих на кухни и к служебным лестницам. Прошла еще одна долгая минута, и вот с тяжелым стуком закрылись двери, ведущие в зал. Они остались одни.
   - Уходи. - Сказал князь тихо, но Меш услышал его и понял. - Ты знаешь дорогу к Светлому озеру? Я думаю, знаешь.
   Удивленный Меш, коротко рыкнул, подтверждая догадку князя. Он знал дорогу к Светлому озеру, туда вела одна из тайных троп лабиринта.
   - Иди. - Сказал тогда князь. - Иди. Там тебя будут ждать люди, с которыми тебе будет лучше, чем со мной. Иди. Я не хочу твоей смерти.
   Меш стоял, пытаясь понять, что же здесь происходит на самом деле? Князь отпускал его, не пытаясь обмануть - это Меш почувствовал бы - но и, не объясняя своего безумного поступка. Длилась молчаливая пауза. Они, по-прежнему, стояли один напротив другого. Кроме слабого треска факелов, ни один звук не нарушал мертвой тишины, упавшей на зал.
   И снова тишину нарушил князь.
   - Я хочу, что бы ты знал, - Сказал он. - Я любил твою мать.
   Князь повернулся и пошел проч.
   Меш смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за одной из дверей. Тогда пошел и Меш. Он не знал, что его ждет у Светлого озера, и кто те люди, которые, по словам князя, ожидают его там, но больше ему, все равно, ничего не оставалось. Он прошел между огромных бочек главного коридора, свернул в боковой тоннель, нашел камень, выпирающий из неровной кладки, и, нажав его, открыл проход на одну из тайных троп. Через пол часа пути во тьме ходов, пробитых руками человека, и пещер, прорытых, стремящейся, но волю водой, Меш вышел к старым каменоломням, и уже по ним добрался до восточной подошвы Стены. Дорога поверху занял бы у него не менее дня пути, а так он вышел к Светлому озеру почти по прямой. Двигался он быстро, и, уже через полтора часа, тьма поредела, и Меш снизил скорость, чтобы глаза смогли привыкнуть к свету. Еще через несколько минут, и после нескольких поворотов и лестниц, свет стал настолько ярок, что уже можно было с уверенностью сказать, что ночь миновала, и наступило утро нового дня. Все это время, Меш шел почти автоматически, а в его голове снова и снова происходила их встреча с князем. Снова и снова он спрашивал себя о то, что же произошло сегодня ночью между ним и его отцом? Пока у него не было ответа на этот и другие вопросы. А о том, что предшествовало встрече в зале перед винными погребами, он, вообще, предпочитал не думать. Он чувствовал, что, если впустит в себя снова весь этот ужас, он уже никогда и никуда не сможет дойти, потому что разорвется его сердце.
   Когда он вышел из зева одной из многочисленных пещер восточного склона, то сразу увидел двух людей сидевших на камнях, на берегу озера. По-видимому, это были те самые люди, которые ожидали Меша, и о которых сказал ему князь. До них было метров триста, но Меш сразу же узнал обоих. Это были мужчина и женщина, которых он видел сегодня ночью в кабинете князя.
   Не зная, что ему теперь делать, Меш остановился, переминаясь с ноги на ногу, и, в этот момент, женщина оглянулась и посмотрела на него. Она что-то сказала своему спутнику на неизвестном Мешу языке, и теперь обернулся к Мешу и он. Под их взглядами, Меш, и вовсе, почувствовал себя неловко, осознав вдруг, как он выглядит. Но ему не хотелось показывать этим людям ни своей растерянности, ни своего непонимания положения, в котором он, неожиданно, оказался, и поэтому он, не задерживаясь более, пошел по направлению к ним. Он шел неторопливо, ощущая на лице коросту засохшей крови; чувствуя, теперь, то, что, казалось, не чувствовал все эти часы: ноющую и колющую боль многочисленных порезов, неглубоких ран, ссадин и синяков. У него не оказалось ни одной серьезной раны, но весь он был в крови, своей и чужой. Одежда его была изодрана, и он, в сущности, был одет в заскорузлые, от грязи и засохшей крови, лохмотья. Чувствуя все это, и ощущая на себе внимательные взгляды незнакомцев, он мог только стараться не уронить свою честь, то есть, не показать им, насколько он растерян.
   Чужаки все также стояли у обреза воды и молча смотрели на Меша. Оба они оказались ниже Меша, но не на много. Оба были высокие, поджарые, мускулистые, и, как он понял еще ночью, смертельно опасные. Сейчас он видел, что эти двое были очень сильными бойцами. Пожалуй, в замке теперь, когда из него ушел Меш, не найдется никого, кто смог бы сразиться с ними на равных. И оба были уродливы, как горные духи.
   Мужчина, нарочито окинув Меша ироничным взглядом внимательных голубых глаз, присвистнул, и, усмехнувшись, сказал:
   - Экий ты, парень, здоровый! Но жирок придется скинуть, а то не мужик, а сплошное свинство какое-то.
   Мужчина говорил на кавар вайра, но Меш понял, что сейчас говорит не второе, а первое, настоящее лицо, родное для этого странного человека. И говорит оно на совсем другом языке. Что бы ни услышал Меш на кавар вайра, слова мужчины, в их истинном значении, не произнесенные, но, ощущаемые за привычными, уху Меша, звуками, существующие в своей природной стихии чужого Мешу языка, не несли ни смертельного оскорбления, и ни какого оскорбления, вообще.
   Меш рыкнул, и поклонился.
   - О, как! - Сразу же откликнулся мужчина. - Ты прав, я был не вежлив. Прости. Меня зовут Виктор, а ты принц Меш-са-ойр. Очень приятно.
   Мужчина поклонился.
   - Разрешите, принц, я представлю вас моей спутнице. Дорогая, - Мужчина повернулся к женщине, и картинно взмахнул рукой в направлении Меша. - Его высочество принц Меш-са-ойр. Принц, разрешите представить вам даму Йя.
   Женщина улыбнулась и кивнула Мешу. А Меш, уже некоторое время стоявший перед ними, все это время мучительно пытался понять, что же, на самом деле, не так с этой женщиной, которая буквально напугала его нынешней ночью. И чем больше он пытался, тем меньше понимал. У нее все было намного сложнее, чем у мужчины. Ее второе лицо было много более органичным для нее, чем для ее спутника. Оно было почти родным, но за ним виделось и другое лицо, которое, однако, не воспринималось Мешем, как истинное лицо этой женщины. И еще что-то, то ли мерещилось ему, то ли, и в самом деле, ощущалось им на грани воспринимаемого; что-то там, за первым лицом. Третье лицо? Ее истинное лицо под двумя ложными лицами? Он не мог ничего сказать наверняка. Но главным было не это, а совсем другое. Женщина изучала Меша тем же способом, которым изучал ее Меш. И оба они знали о том, что делает другой. Она знала, что он ее изучает, и знает, что она изучает его, и знала о том, что он об этом знает. Это было невероятно, но это было, и у Меша имелся только один ответ на вопрос, как это возможно. Так могли проникать в суть вещей колдуньи Сойж Ка. А ведь было и еще кое-что, что напугало его при их первой встрече. Материнский запах. Запах его матери. Не то что бы именно ее запах, но общие свойства, несомненное родство двух запахов, которые не могли совпасть даже случайно.
   - Ну, хватит в гляделки играть. - Снова заговорил мужчина, прятавший за видимым раздражением, ироничную улыбку. Идемте, принц, нас ждут великие дела!
   И Виктор взмахнул рукой в сторону озера, как бы призывая Меша, который, в это время, беспомощно барахтался в словах Виктора, пытаясь их понять, посмотреть на что-то интересное. Меш непроизвольно проследил за его рукой и увидел, как вздымаются воды озера, и из них поднимается к небу, взмывает в воздух округлое мощное тело серебристо-серого цвета. Такого Меш не видел никогда, даже представить себе не мог. Впрочем, явление из глубин озера этого чуда не напугало его. Страх умер прошедшей ночью. Но, с другой стороны, это было чем-то выходящим за рамки понимания. Серебристое тело поднялось над водой - оно было не живым, как зверь, но и не мертвым, как камень - и медленно и бесшумно поплыло в воздухе в их сторону.
   - Это ... - Виктор явно затруднялся найти подходящие слова, чтобы объяснить Мешу природу необычной вещи. Вещи, - понял Меш. Это была именно вещь. Вещь, созданная руками человека, но вещь "живая", исполненная странной неживой жизни, действующая, чувствующая, возможно, даже мыслящая.
   - Это ... - Сказал Виктор. - Воздушная лодка.
   "Нет". - Понял Меш. - "Не так. Не воздушная, хотя сейчас она и летит по воздуху".
   - Мы возьмем тебя с собой. - Сказала дама Йя. - Туда. - Она взмахнула рукой, указывая на небо. - Мы не боги, Меш.
   Они не боги. В этом Меш не сомневался. И не демоны. "Она говорит не о небе". - Понял он. Она говорила о великой пустоте. Вот о чем, она говорила. Она говорила о звездах, которые суть такие же солнца, как и то, что встает сейчас над землей Вайяр. Она говорила о планетах, холодных звездах, которые суть такие же земли, как земля Вайяр. Она говорила о том, что они возьмут Меша за человеческий предел.
   - Гхм. - Сказал Меш, и женщина удивленно подняла бровь.
   - Ты читал В'Зояжа? - Спросила она.
   - Гхм. - Кивнул ей Меш.
   - И, конечно, Ф'Сваиша. - Сказал Виктор удовлетворенно.
   - Гхм. - Прохрипел в ответ Меш.
   - Вот, дама Виктория, парадокс средневекового бытия. - Усмехнулся Виктор. - Просто, эпическая драма с не менее эпической комедией. Принц той'йтши разбирающийся в небесной механике!
   Меш не понял ни одного слова - Виктор говорил на своем чуждом слуху Меша языке - кроме слова той'йтши. Так называли людей Вайяр небесные герои, те, кто вершил волю богов на земле Вайяр, спускаясь изредка из горних чертогов, построенных в незапамятные времена его, Меша, предками - королями Но. Но эти люди - Виктор и Йя не были ни новыми героями, ни королями Но. Однако они были - кем бы они ни были - теми людьми, с которыми ему будет интересно. Это Меш понимал теперь, совершенно, определенно.
  
   Глава девятая. В овечьей шкуре.
   - Да. - Сказал он.
   - Нет. - Ответил он.
   - В самом деле? - Спросил он.
   - Даже так! - Удивился он.
   Вот и все, что сказал Йёю за прошедшие пол часа. Но время не прошло даром. Нет. Все это время, он с удовольствием кушал, отвлекаясь от освященного законом и традицией таинства, только на краткие мгновения, необходимые чтобы подать реплики, обозначавшие связность разговора. Было бы не вежливо заставлять посетителя произносить монолог. Однако и прерывать трапезу Йёю не был намерен.
   Трактир был маленький, без претензий, но едва ли во всей провинции сыскалось бы другое заведение, где так хорошо готовят аханский салат. Увы, искусство традиционной аханской кулинарии постепенно утрачивается. Люди меняются. Теперь у них слишком короткое дыхание, и глаза на затылке. Они нетерпеливы. Они торопятся. Они больше не хотят восемнадцать дней вымачивать мясо меченосного козла в семи предписанных древней рецептурой маринадах, первый из которых включает в себя не менее 12 компонентов первого ряда, а каждый последующий на один или два компонента больше, в зависимости от того, четный или же нечетный у него, маринада, номер. Но, если все-таки за дело берется мастер, располагающий длинным выдохом и всеми потребными для дела ингредиентами, то на стол подается такое вот кулинарное чудо, способное изумить и впечатлить любого, кого, хотя бы, краем коснулось истинно аханское образование.
   Йёю подобрал последний кусочек мяса - это был дикий гусь, тушеный с травами с альпийских лугов Цук Ёрстр, мускатной дыней, и хлебом из муки грубого помола - обмакнул кусочек лепешки в густой кремового цвета соус, и положил все это в рот. Теперь ему потребовалось время, чтобы все это прожевать, а, затем, запить холодной родниковой водой. И еще двадцать секунд ушло на то, чтобы сделать глоток Ледяного Пламени, самой крепкой и самой ароматной водки в империи.
   Все это время, посетитель, давно закончивший свою часть диалога, молча стоял перед Йёю, следуя правилам этикета и дворянской чести.
   "Да, мой мальчик, у тебя есть честь" - Думал Йёю, рассматривая в полированном серебре вазы для цветов отражение молодого мужчины. - "У тебя есть чувство этикета. Вот, только ты ходишь спиною вперед. И это уже непоправимо. Увы".
   - Я, милостивый государь, дуэлей не люблю. - Йёю промокнул губы салфеткой, и поднял на мертвого человека свои добрые голубые глаза. Одарив его отеческим взглядом, Йёю взял со стола трубку с длинным чубуком, заботливо приготовленную слугой, и неторопливо раскурил ее, для паузу и, напоминая собеседнику, кто, собственно, беседует с ним сейчас. - Но, если вы настаиваете, не смею пускать стрелу впереди вашей.
   Он улыбнулся. Улыбка была старая. Теперь таких не делают.
   - Сегодня. - Сказал он, бросив беглый взгляд на электронную проекцию в простенке между высокими окнами. - Через два часа. То есть, ровно в полдень. Не смею вас больше задерживать, мой добрый господин. До встречи! - И Йёю обернулся к слуге, ожидавшему за его левым плечом.
   - Кофе готов?
   Слуга молча склонил голову.
   - Подавай. И вот, что! Принеси-ка мне еще рюмочку Ледяного Пламени.
   Он не испытывал ничего кроме легкого раздражения. В принципе, вся эта история яйца выеденного не стоила. Обычная провинциальная фанаберия. Великие боги, что такого случилось, что бы вызывать его на дуэль? Писатель - отметим, особо, знаменитый писатель - написал книгу. Так, пошлите ему виноградные гроздья или вино из розовых лепестков. Ан, нет. Читатели - положим, не все, а только некоторые - углядели в книге намек. Якобы Йёю вывел под именем одного из второстепенных персонажей, не кого-нибудь, а самого предводителя провинциального дворянства. Уроды! Радоваться надо. Ноги писателю целовать за такое счастье: в историю, ведь, вошел. Но не таковы провинциальные нравы, не таковы местные патриции. И вот уже сын означенного предводителя - было бы кем предводительствовать в этом захолустье - приходит к нему, Йёю, с формальным вызовом. Конечно, такое, иногда, встречается и в Столице, но столичные игроки в Жизнь никогда не стали бы вызывать на поединок по такому пустяковому поводу. Во всяком случае, его, Йёю, не стали бы. Жизнь слишком ценная вещь, что бы платить ею за надуманные обиды третьего ряда.
   За кофе - он был выше всех похвал - и двумя рюмками водки он просидел еще пол часа. Затем он вздремнул немного на тихой тенистой веранде, куда его проводил хозяин трактира. Проснулся посвежевшим, умылся у ручья, и направился к дуэльному полю. Идти было недалеко, и он не стал брать рикшу, или вызывать флаер. Пешком было даже лучше. Кровь разойдется, да и мысли очистятся. Он даже избрал более длинную дорогу, но, зато, она вела через светлую, наполненную солнцем и душистым воздухом, прозрачную до невероятности, березовую рощу. Постоял у маленького пруда, слушая птичьи разговоры в ветвях деревьев, и любуясь кувшинками, о каждой из которых стоило бы написать сонет. Но не сейчас.
   В амфитеатре уже не было свободных мест, и Йёю только покачал головой - естественно, только мысленно - в очередной раз, поражаясь людской жажде зрелищ. Казалось бы, ну, на что здесь смотреть? Поединок есть частное дело двоих. Но, вот ведь, аншлаг!
   Он не торопясь, прошел в раздевалку и сбросил одежду. Затем, соорудил из шейного платка набедренную повязку, что бы член не мотался во время боя, и вышел на арену. Его поединщик уже был здесь. Стоял в центре выложенного из полированного бука поля, с виду спокойный, но, на самом деле, предельно напряженный.
   Йёю вышел к центру круга, поднял руку, приветствуя зрителей, и повернулся вокруг себя, даря всем собравшимся свою добрую улыбку и обводя взглядом уходящие вверх ряды кресел. Он уже почти закончил поворот, когда наткнулся на взгляд спокойных и ироничных карих глаз. Дело было даже не в том, что это был единственный здесь человек, не испытывавший, ровным счетом, никакого энтузиазма и особого интереса к предстоящей схватке - он, просто, заранее знал результат - дело было в том, что это был человек, которого Йёю менее всего теперь ожидал увидеть здесь.
   "Таких совпадений не бывает". - Сказал он себе, поворачиваясь лицом к своему виз-а-ви, и кланяясь ему с подобающей вежливостью. - "Мертвые не возвращаются".
   "Конечно", - Думал он спустя секунду, блокировав оба "молниеносных" выпада молодого игрока. - "Порой, колода крови тасуется самым причудливым образом, а у Ё, наверняка, было не мало детей по всей империи, но эти глаза ..."
   "О, нет" - Сказал он себе. - "Дело не в глазах!". - Он разрушил довольно красивую песню, которую запел, было, его противник, и, снова, на семь тактов ушел в глухую оборону. - "Дело не в глазах. Дело во взгляде! Песнь крови может быть сильна, как угодно, но такой взгляд не передается по наследству".
   Он мимолетно пересекся взглядами с призраком его светлости Ё, и прочел в его взгляде просьбу не затягивать. "И в самом деле", - Подумал он. - "Что-то я загляделся на воду. А смысл? Танец средний, и песня грустная".
   Упав на руки, он взметнул свое тело вверх и пропел двенадцатый куплет Песни Расставания. Скрестившиеся, было, ноги молниеносно разошлись в стороны, и нанесли асинхронный удар с паузой в одну четверть такта. Левая нога достал противника. Носок ноги Йёю коснулся виска молодого мужчины, и тот умер. Все!
   Йёю перетек на ноги, и, поклонившись на четыре стороны, пошел обратно в раздевалку. Электронное табло подтвердило его внутреннее ощущение времени. Поединок продолжался одну минуту и тридцать две секунды с десятыми. Совсем не плохо, для его возраста.
   - Браво! - Встретивший его у выхода с дуэльного поля мужчина был на две пяди выше Йёю и возмутительно молод.
   - Браво! - Сказал призрак господина Ё, и почесал нос в знак восхищения.
   - Вы мне льстите. - Вежливо улыбнулся Йёю, рассматривая, тем временем, спутницу покойного. Женщина - рыжеволосая и зеленоглазая статная красавица - остановилась за правым плечом мужчины, и, ответно, изучала Йёю.
   - Девушка, конечно, не продается. - Сказал Йёю, даже не обозначив вопросительной интонации.
   - Естественно. - Подтвердил человек, как две капли воды, похожий на его светлость среднего Ё. Впрочем, теперь, вероятно, старшего.
   - Могу я пригласить вас отобедать со мной? - Он очень тщательно выстроил вопрос, и был за это вознагражден ответами сразу на все вопросы, которые подразумевались, но не были высказаны.
   - Можете. - Ответил его нежданный собеседник. - Я не государственный преступник, не враг короны, и не нахожусь в розыске. Так что, вы можете пригласить нас в свой дом. Дорогая, - Говоривший обернулся к женщине. - Господин герцог приглашает нас на обед. Если ничего не изменилось, а я не имею повода думать иначе, нас ожидают праздник истинно аханского гостеприимства и беседа с одним из наиболее блестящих умов империи.
   Он был, как всегда, великолепен, покойный господин Ё.
   - Разумеется, мы принимаем приглашение, и улыбаемся восходу. - Она была полна холодной вежливости, но абсолютно не владела интонациями своей речи. "Кто же ты такая, моя прелесть? Очень интересно." - Подумал Йёю, склоняя, между тем, голову в знак искренней благодарности, и жестом приглашая собеседников следовать за собой.
   Его флаер подобрал их ровно через минуту, спланировав прямо к их ногам на газон перед Дуэльным Полем. Флаер был дорогой, но старомодный. Что тут поделаешь? Не в его возрасте менять свои вкусы. Йёю посмотрел, со скрытой завистью, на Ё, севшего справа от него. Если память ему не изменяет - а сомневаться в своей памяти, у Йёю еще не было причины ни разу - Ё совершенно не изменился. "Как ему это удалось? И как он это объяснит?" - Подумал он, мысленно перенося свой взгляд на спутницу великолепного господина Ё, севшую сзади. - "Интересно, где рождаются такие красавицы?" После катастрофы на Сцлогхжу, такой тип стал в империи большой редкостью. Но, возможно, за ее пределами ...
   Флаер заложил плавный вираж и развернулся в сторону дельты Серебряной. Вскоре в поле зрения появились постройки его усадьбы, широко раскинувшейся на растопыренных пальцах проток и речушек Левой Пяди. Йёю боготворил проточную воду, и любил прохладный влажный воздух речных низин.
   - Так, я умер? - Как бы продолжая, начатый ранее разговор, спросил Ё, поднимаясь во весь свой немалый рост, и перешагивая через борт, замершего перед парадным крыльцом, флаера.
   - Непременно! - Йёю подал руку даме, и она ее приняла, как нечто само собой разумеющееся. "Забавно." - Отметил про себя Йёю.
   - Представляешь, дорогая? - Оживший господин Ё лучился здоровьем и оптимизмом.
   - Какой ужас! - Без выражения сказала женщина. - Мне позволено будет задать вопрос?
   - Естественно. Ведь, вы моя гостья!
   - И как же умер мой Ё?
   "Твой?" - Восхитился Йёю. - "Сильный ход."
   - Яхта его светлости - Йёю постарался максимально отчетливо обозначить титулование ее Ё. - Взорвалась в атмосфере Фейтша. По все вероятности, произошла диссинхронизация полей главного регистра. Впрочем, за давностью лет, я могу и напутать.
   - И что? - Эта женщина говорила, как варвар, но, нельзя было не отметить, некое странное очарование ее речи и ее красоту, которые смягчали впечатление грубости, которое, в другом случае, могло привести к серьезному конфликту.
   - И что? - Спросила женщина.
   - Как вы, вероятно, догадываетесь, ровным счетом ничего. - Печально ответил ей Йёю. - Ни пылинки, ни соринки. Абсолютно ничего. Его светлость господин Ё и его спутники исчезли, превратившись в облачко пара, развеянного ветром. Империя понесла тяжелую утрату. Я вам об этом уже говорил? Нет? Сам император изволил почтить поминальную церемонию пятого дня в храме Айна-Ши-На. Прошу вас!
   Дом господина Йёю был построен в традиционной манере. Если бы, неким чудесным образом, сюда и в сегодня попал кто-нибудь из его великих предков, живших в предгорьях Пурпурных гор, на Тхолане, предок не нашел бы ни одного изъяна в безупречно соблюденном каноне. Каменная кладка предписанного типа, нечетное число мощных брусьев, на которых лежит каноническая крыша малой кривизны. Естественно, никаких вторых этажей, новомодных высоких башенок, и прочих изысков. Имение расползалось в ширину, а не росло в высоту. Ну, и, конечно, только дикий камень, живые деревья, кованый метал и благородное армированное стекло. Как и пятьсот лет назад, или, как тысячу лет назад.
   Перед ними распахнулись двери, и, склонившийся до земли, привратный раб распустил туго скрученный рулон ковровой дорожки. Серая с синим, шерстяная дорога легла им под ноги, выводя к гостевому кругу на возвышении вокруг малого очага.
   - Прошло семьдесят лет. - Невозмутимо сказал Ё, вступая на ковер.
   - Вот, именно, ваша светлость. Вот именно. - Улыбнулся Йёю, присоединяясь к гостям. - Прошло семьдесят лет, и вы пришли меня навестить. Это очень трогательно.
   - Я знал, что вам понравится. - Ё уселся в одно из кресел и протянул свои длинные ноги к огню, горевшему в круглой чаше малого очага.
   - И все-таки, где же вы были? Ведь где-то же вы были все эти годы? И что случилось с остальными? По данным полиции с вами находились светлая госпожа младшая Йя и господин полковник Вараба ...
   - Они живы и здоровы, хвала богам! - Ё достал из кармана своей лиловой куртки крошечную трубочку с коротким мундштуком и, приняв огонь от столового раба, закурил. - Мы попали в ловушку. Честно говоря, я совершенно не помню, каким ветром нас занесло на Фейтш. Ума не приложу, что нам там могло понадобиться, но факт, что именно в Медных горах мы и проснулись.
   - Стазис? - Заинтересовался Йёю, тоже закуривая.
   - Да. - Подтвердил Ё. - Стазисное поле. Стандартная ловушка.
   - Интересно. - Задумчиво произнес Йёю, и подозвал слугу. - Вино или, может быть, что-нибудь покрепче? Могу предложить Ледяное Пламя или Синие Снега ...
   - Пламя, с вашего позволения. - Улыбнулся Ё. - А ты, дорогая?
   - Пусть будет Пламя. - Присоединилась женщина.
   - Ваш недоброжелатель, естественно, не оставил никаких следов ... - Йёю взял с поданного слугой подноса низкую широкую чашечку из старого серебра и с наслаждением, граничившим с вожделением, втянул носом тонкий, насыщенный аромат напитка.
   - Вы правы, господин Йёю. - Теперь и Ё вдыхал запах снежных гор. - К тому же прошло семьдесят лет. Дожди, ветры ... Ну, вы понимаете. Более того, я был бы искренно удивлен, найдись такие следы. Другое дело временной аспект. Вот, что удивляет меня по-настоящему. Почему нас не выпустили раньше? Или почему нас просто не убили?
   - А вопрос, почему вас выпустили именно сейчас, вас не занимает? - Йёю следил за тем, как пьет Ледяное Пламя рыжеволосая красавица. Он пила напиток ровными глотками. Но его поразило не только это.
   - Нет. - На заданный им вопрос ответила именно она. - Тут, как раз, все понятно. В ловушке сели батареи.
   - Батареи? - Йёю снова был удивлен.
   - Да. - Подтвердила она, глядя прямо на него. - Горный обвал разрушил солнечный коллектор, а горючее в реакторе закончилось еще лет двадцать назад.
   - Вы изучали ловушку. - Понял Йёю.
   - Да, мой добрый господин. - Женщина улыбнулась. - Поскольку я провела все эти годы в ловушке, то, выйдя из нее, я имела возможность, естественно, вместе с остальными, изучить положение дел на месте.
   - Вот, как! - Сказал Йёю потрясенно. - Могу я узнать ваше имя, сударыня?
   - Можете. - Женщина не удивилась вопросу. - Меня зовут Ай Гель Нор. Для вас просто Нор.
   - Я должен был догадаться, графиня. - Сказал Йёю вставая, и наклоняя голову в знак примирительного извинения. - Рыжие волосы и зеленые глаза ... Но это случилось так давно ... Я просто не мог представить себе ... Примите мои извинения, госпожа Нор, и искренние соболезнования. Это была настоящая трагедия.
   "Интересно" - Подумал он, садясь в кресло. - "Где же, все-таки, еще, кроме Сцлогхжу, рождаются женщины с глазами, цвета глубоких вод, и волосами, цвета меда с вином? Об этом Ё мне, конечно, не расскажет. Во всяком случае, пока."
   - Итак, - Сказал он, возвращаясь к теме беседы. - Перед нами крайне интересная задача, которая, на первый взгляд, не имеет решения, за давностью лет и за скудостью наличной информации. Позволю себе, однако предположить, что проблема решаема. - Он отметил поднявшуюся левую бровь господина Ё, обозначившую неподдельное удивление - "Вы удивлены, мой старый друг? Это обнадеживает" - и пристальный интерес графини, заставивший потемнеть ее прекрасные глаза. - Ситуация представляется мне следующим образом. Тот, кто подстроил вам ловушку, имел целью или отомстить кому-то из вас, или вывести из игры на какое-то время. Прецеденты имеются. Мне кажется, я смогу припомнить не менее семи случаев за последние триста лет. Впрочем, если хотите, заглянем после обеда в мой вычислитель и проверим. Важно, однако, другое. Ваш недоброжелатель, человек чести, или эстет. В обоих случаях, Стазис предпочтительнее убийства. Добиться своей цели, не пролив крови противника, и насладиться результатом, отразившемся в глазах жертвы... Мне кажется, в этом что-то есть, не правда ли?
   - Пожалуй. - Согласился Ё, а светлая госпожа Нор, допив свою водку, откинулась на спинку кресла и замерла, демонстрируя умеренный интерес к рассуждениям Йёю.
   - Отлично. - Йёю чувствовал, как вдохновение заставляет его кровь течь быстрее. Это было сродни страсти, неожиданно охватывающей любого мужчину, стоит ему оказаться наедине с обнаженной девушкой, даже, если еще минуту назад он и не помышлял о плотских утехах. - Идем дальше. Наш злонамеренный некто достаточно богат и достаточно могуществен, чтобы достать ловушку и заплатить за нее, скрыв, - а это, не так уж просто - все улики. И еще одну вещь мы знаем о нем наверняка. Наш инкогнито не боится связаться с Жирными Котами, ведь, тайное, при стечении определенных обстоятельств, может стать явным. Следовательно, - Йёю кивнул слугам, разрешая подавать первую перемену блюд, и те неслышно заскользили между собеседниками, устанавливая легкие столики, предлагая влажные полотенца, разогретые на винном пару, демонстрируя им блюда и напитки. - Следовательно, искомый некто и сам принадлежит к Жирным Котам, или же он особа близкая к императору. Конечно, всегда есть и другие игроки, но они, скорее всего, действительно, предпочли бы стазису смерть.
   - Должен заметить, что до этого пункта мы прошли с вами, господин Йёю, одной и той же тропой. Мои недоумения начинаются, именно, в этом месте. - Ё выбрал себе улиток, запеченных в виноградном жмыхе. "Неплохой вкус" - Отметил Йёю мимолетно. Сейчас у него не было ни времени, ни сил на пустяки. Он творил. "Я лучший версификатор в империи, господа! И это не похвальба, а факт новейшей истории". - Йёю знал себе цену. Впрочем, его светлость Ё тоже знал эту цену, иначе бы не пришел.
   - Посмотрим, посмотрим. Возможно, мне удастся вас удивить, мой добрый господин Ё! - Сказал он. - Что же у нас получается? А получается, что полковник Вараба может быть исключен из наших построений, как цель диверсии. Собственно, и вы, госпожа, тоже. - Он поклонился графине. - Это не его уровень и не ваш стиль - я имею в виду гегх - не правда ли?
   - Да. - Согласилась женщина после секундной паузы. - Мои враги выбрали бы меч или кинжал.
   - Ну, вот! Значит, остаетесь вы, господин Ё, и наша лучезарная младшая Йя. О младшей Йя, мне сказать нечего. Она занимала в иерархии кланов слишком низкое положение, что бы теперь, спустя семьдесят лет, и, не проводя кропотливого исследования, высказать хотя бы самые общие соображения на ее счет. Но вот вы ... - Йёю, наконец, обратил внимание, на то, что совершенно не ест. "Я старею". - Подумал он с мимолетной грустью и заставил себя кушать. Хотя бы для вида.
   - Да, вы, господин, Ё, совсем другое дело. И тут, я с легкостью, могу предложить несколько гипотез, но наиболее интересной представляется мне одна.
   - Вот, как! - Сказал Ё, не отвлекаясь, впрочем, от процесса поглощения пищи.
   - Именно, так. - Подтвердил Йёю. - Давайте вернемся к моменту вашей преждевременной смерти. - Йёю взял немного паштета из маринованного осьминога, усилием воли заставил себя ощутить весь положенный спектр вкусовых ощущений, тщательно прожевал и проглотил. Слова рвались на волю, но именно поэтому, он приказал себе не спешить, и для того, что продлить паузу, сделал крохотный глоток белого вина. Теоретически, местные виноградники не идут ни в какое сравнение с виноградниками южных склонов главного водораздела. Практически же, вина, произведенные на верхнем плато, ничуть не хуже столичных. Надо только уметь их оценить.
   - Итак, вернемся к моменту вашей смерти, господин Ё. Вам это, конечно, не известно, но почти, ровно, через пять месяцев, после того, как Единорог взорвался в атмосфере Фейтша, умер первый Ё.
   - Первый умер? - О том, что Ё может этого не знать, Йёю догадывался.
   - Да. - Подтвердил он.
   - И какова же причина его смерти?
   "Он знает!" - Понял Йёю. - "Он знает о болезни Первого."
   - Генный антагонизм. - Сказал он с печалью в голосе.
   - Великие боги! Но он не мог об этом не знать. - Ё позволил слуге убрать пустую тарелку и кивнул в знак согласия на предложение отведать тушеной кабанятины.
   - Естественно, что он знал, и тщательно скрывал этот факт ото всех. Ведь, вы понимаете?
   - Конечно, я понимаю.
   - Но ведь кто-нибудь мог узнать секрет Первого, не так ли?
   - Такая вероятность существует всегда. - Ё продолжал есть с завидным аппетитом. Ну, да, такому большому человеку требуется много пищи. А вот графиня Нор ела мало: съела немного отварной рыбы, а теперь и вовсе перешла на орешки. Но вот белому вину она уделяла должное внимание.
   - Допустим. - Сказал, наконец, Ё, справившись, как минимум, с третью поданного ему мяса. - Но закон четко определяет порядок наследования. Первому наследовал мой дядя, старший Ё - сенатор.
   - Вы совершенно правы, дорогой господин Ё. Его и утвердила палата наблюдателей, но, к несчастью, ваш дядя даже не успел сложить с себя сенаторских полномочий. Спустя полтора месяца он был убит в поединке, инициированном сенатором Йи.
   - Уже интересно. - Ё усмехнулся. - Не томите Йёю, кто-нибудь из моей семьи уцелел?
   - Успокойтесь, Ё. Все живы и здоровы. Еще один труп, и мы у цели нашего повествования.
   - Я терпелив, как болотная свинья, герцог.
   - Со смертью сенатора, первенство перешло к вашему двоюродному брату.
   - Вы имеете в виду Айё?
   - Да, Айё. Надо сказать, ваш брат был очень ловким человеком, ваша светлость. Ему удалось создать весьма неординарную династическую ситуацию. Можно сказать, что тогда в Тхолане разыгралась настоящая династическая драма. Айё женился на вашей первой сестре, а ваша вторая сестра неожиданно объявила о выходе из династической игры и об обете безбрачия. Таким образом, Айё отбросил сразу две мешавшие ему буквы и стал первым Ё, а не временным повелителем, как предписывает закон. Если добавить к этому, что сенатор Йи, являвшийся одним из лучших танцоров того времени, был, одновременно, и любовником вашего брата, то ...
   - Вывод напрашивается сам собой. - Мрачно закончил Ё. - Но я все равно не понимаю, почему он нас, в таком случае, не выпустил через год или два. Игра-то была сделана. И мне оставалось бы только стучать себя по лбу.
   - А он умер.
   - Что? И он тоже?
   - Да. У него была та же болезнь, что и у Первого Ё. - Жизнерадостно закончил Йёю. - Он лечился у тех же врачей, и мог случайно, или не случайно, это уж, как вы решите, узнать о болезни Первого. А выпустить вас, он мог просто не успеть. Кризис наступил неожиданно. Впрочем, произвести потомство он успел. Так что у вас, дорогой господин мой, Ё, есть племянник. Он то, как раз, и есть нынешний Первый Ё.
   - Н-да ... а, ведь, похоже, что все так и произошло. Вы, как всегда, блистательны, господин Йёю, и я искренне сожалею, - Ё усмехнулся и скрестил кисти рук, в знак глубоко сожаления. - Что был лишен вашего общества целых семьдесят лет. Дорогая, я же говорил тебе, что его светлость герцог Йёю лучший беллетрист современности! Надеюсь, ты вполне оценила импровизацию гения.
   Когда обед, затянувшийся до поздних сумерек, наконец, завершился - семь перемен блюд и три вида, сродственных изысканным кушаньям, напитков - Йёю предложил гостям на выбор, послушать музыку или подышать воздухом вечерней реки, если они, конечно, не торопятся. Он вежливо улыбнулся графине, и перевел взгляд на господина Ё. Их глаза встретились на одно краткое мгновение. И вот уже Ё заботливо спрашивал у своей медоволосой Нор, не будет ли ей холодно на речном ветру, и если да, то не стоит ли, в таком случае, выбрать музыку. Ведь музыкой можно наслаждаться и около разожженного очага. Графиня раздумывала недолго, и решила, что возвращаться в гостиницу еще рано, а такая редкая возможность, как провести, хотя бы и пол часа, на реке под луной, вряд ли представится им в ближайшее время. К тому же вечер теплый, а пара глотков Ледяного Пламени помогут сделать его еще теплее.
   Йёю выслушал ее с подобающей вежливостью, и тут же приказал слугам подать все необходимое на "остров". Затем, они вышли на веранду, нависавшую прямо над речными струями, спустились по деревянным ступеням к самой воде, и по узким мосткам перешли на "остров". Помост из гладко отструганных досок, именуемый "островом", лишь на считанные сантиметры возвышался над водой, располагаясь, при этом, почти посередине неширокой реки. Слуги, опередившие Йёю и его гостей, уже успели расставить на "острове" низкие кресла и столики из полированного черного дерева, и заканчивали сервировать "вечерний разговор при луне". На столиках стремительно появлялись низкие чашечки для водки - на этот раз не серебряные, а фарфоровые - вазочки с орехами и засахаренными фруктами, высокие узкие графины с родниковой водой и толстостенные бокалы для нее же. Ближний раб, последним из слуг, остававшийся на "острове", когда все уже расселись в своих креслах, низко поклонился Йёю, и спросил не следует ли принести подушки и пледы. Взглянув на гостей, Йёю отрицательно покачал головой, и раб исчез.
   - Почему вы пришли ко мне? - Спросил Йёю, когда раб ушел.
   Ё посмотрел ему прямо в глаза, улыбнулся, и ответил вопросом на вопрос:
   - А к кому мне было еще идти?
   - Тоже верно. - Согласился с ним Йёю, отпивая из водочной чашечки. - Ну, что ж, тогда, будьте любезны, сформулировать цель вашего визита. - Он секунду помолчал и добавил:
   - "Остров" не прослушивается. Сейчас. Локальная флуктуация магнитного поля. Здесь это случается. Иногда. У нас есть пятнадцать минут.
   - Сотрудничество. - Сразу же сказал Ё.
   - Не вижу стимула. Пока.
   - Месть?
   - Месть... - Йёю, как будто, попробовал это слово на вкус. - Да, месть достойное чувство. И сильный стимул. Но я не авантюрист, Ё. Я не люблю, знаете ли, безнадежных предприятий.
   - У меня имеются некоторые ресурсы, которые, при благоприятных обстоятельствах, могут быть умножены. - Ё не хотел ставить свечу себе на нос.
   - Чья это операция? - Йёю достал трубку, и стал ее раскуривать.
   - Давайте, сформулируем так, - Начал Ё медленно. - Это операция группы частных лиц, имеющих ряд совпадающих целей, и мотивы для объединения усилий.
   - Недурно. - Йёю, наконец, раскурил свою трубку и выпустил облачко душистого дыма. - Не дурно. И какой же долей акций я буду располагать в создаваемом нами предприятии?
   - Я предлагаю вам, герцог, равное партнерство. - Сказал Ё, глядя прямо в глаза Йёю. - Партнеров пятеро, включая присутствующих. Но возможность присоединения к договору дополнительных лиц - не превышающая, однако, числа пять - предусматривается условиями контракта.
   - Звучит заманчиво. - Кивнул Йёю. - Мой вклад?
   - Все мы вкладываем все, что имеем. - Ответил Ё. - Впрочем, доверяй, но проверяй, не так ли? Я не требую, чтобы вы раскрыли передо мной свой кошелек на всю глубину. Давайте строить мост доверия постепенно. Шаг за шагом. Согласны?
   - Согласен. Итак?
   - Для начала, я хотел бы услышать вашу оценку ситуации. Что, на самом деле, произошло в Тхолане? И еще мне нужен хороший, но, главное, надежный оператор черных камней. Без возврата. - Он улыбнулся.
   - Я дам вам оператора. - Ответно улыбнулся Йёю.
   "Интересно было бы узнать, зачем ему понадобился оператор" - Подумал Йёю, глядя на собеседника. - "Но ведь он не скажет. Главное, однако, Ё сказал - у него есть черные камни. С такими дарами не стыдно придти даже в день коронации".
   - Теперь о ситуации. - Йёю пыхнул дымом из трубки. - Я подарю вам на прощание кувшинчик Ледяного Пламени. Носитель в днище, шифр в цветах для графини. Помните, как работать со спектром запахов?
   - Помню.
   - Отлично. Там будут все подробности о перевороте и операторе. Но, главное, я успею сказать вам прямо сейчас. Я ничего не понимаю. Все не так, и все же так оно и есть. Восстали гвардейские полки. Все, сразу, и без колебаний. Никаких симптомов. Никто ничего не знал. И первыми погибли их собственная контрразведка и агенты армейской разведки. Я до сих пор так и не понял, как это возможно, но это случилось. Император был отравлен. Яд в питье. Как такое стало возможным? Где была охрана, детекторы, преданные слуги? Не знаю. Первый удар был нанесен по легиону. Сразу, сходу. Всеми силами и по всем направлениям. Даже я не представлял всех ваших возможностей. А они знали. Откуда? Не понимаю. Гвардию поддержали монахи Черной Горы. Почему? Какая между ними связь? Ну, допустим, тут кое-что было. Но откуда такое рвение? Флот не вмешивался. На помощь к легиону бросилась только восемнадцатая эскадра. Почему? Их перехватили силы флота метрополии и уничтожили. Пленных не брали. Пленных, вообще, не брали. Во дворце вырезали три четверти персонала и многих придворных. Легион - всех. Политическая полиция, военная контрразведка, разведка флота, императорский черный кабинет - всех. Вы такое представляете? Я - нет. Прошлись частым гребнем ..., и все закончилось в один день.
   - А вы? - Осторожно спросил Ё.
   - А меня не вычислили. Кстати, не одного. Проскочила еще пара-другая людей. Меня отправили в ссылку. Сюда.
   - Просто не верится. - Сказал Ё.
   - Мне тоже. - Грустно ответил Йёю.
  
   Ххх
   Гости ушли - Йёю отправил их на своем флаере - а он еще минут десять стоял на веранде, любуюсь лунными дорожками на струящейся мимо него, воде, и думая о разном. Затем, он прошел во внутренние покои. Тока ждала его у входа в кабинет. Она сидела на корточках, и следила за ленивым скольжением раскормленных рыб в большом круглом аквариуме, стоявшем у широкого низкого окна. Она встала ему навстречу, и Йёю привычно погладил ее по черным шелковистым волосам. Рука его скользнула по ее скуле, щеке, опустилась ниже, достигла тонкого плеча, где задержалась на мгновение, расстегивая заколку. Они вошли в кабинет под шелест спадающего с нее платья.
   - Вычислитель, запись. - Сказал Йёю, глядя, как Тока перешагивает через упавшее на лакированные доски бирюзовое платье.
   - Сегодня, - Начал он диктовать, одновременно лаская кончиками пальцев соски на полной груди рабыни. - Я встретил считавшегося погибшим среднего Ё, и пригласил его на обед. Ё совершенно не изменился, что, впрочем, не удивительно, так как он провел семьдесят лет в стазисе.
   Йёю повернул женщину спиной к себе, и, захватив ее груди обеими руками, стал мять их, от чего Тока застонала, вплетая теперь и свои стоны в его неторопливую речь.
   - Ё рассказал мне свою историю. Он, как выяснилось, лишь недавно освободился из ловушки, и не успел узнать никаких подробностей ни о своей семье, ни об империи. Как жалок человек - пусть даже и умный человек - в отсутствии фактов. - Йёю говорил, а его руки, между тем, жили своей особой жизнью. Они спустились на живот Токи, мимолетно коснулись границы волос на лобке, и плавно перетекли на ее крутые бедра. Вычислитель бесстрастно записывал ее прерывистое дыхание и преувеличенно громкие стоны, так же как и сухой комментарий Йёю, надиктовываемый им по многолетней привычке.
   - У Ё потрясающе красивая спутница - графиня Ай Гель Нор. Я ее совершенно не помню. Скорее всего, я даже не встречался с ней в то время, но, увидев ее сегодня ...
   "По-моему, я несу ахинею" - Подумал он отстраненно, и несильно толкнув Току в спину, принудил ее сделать несколько коротких шажков по направлению к столу. Женщина поняла все правильно, она легла грудью на столешницу и прогнулась в пояснице, одновременно, раздвигая ноги и выпячивая зад.
   "В конце концов, ... " - Подумал он, входя в Току. - "Что? О чем я, о боги?" Перед его мысленным взором стояли зеленые глаза под медовой волной волос.
  
   Интерлюдия: Имя.
   Длиннополая комсоставовская шинель висела на элегантной, повторяющей абрис женских плеч, вешалке в шкафу. Рядом на серебряном крючке в форме ... - "Ну, и воображение у дизайнера, прости господи!" - висели широкий кожаный ремень со звездой на пряжке и портупея с пристегнутым к ней маузером в деревянной кобуре. На полочке, сверху, стояла, надетая на стеклянный болван с нечеловеческим лицом, буденовка ("Зимний шлем". - Поправил Федор). Все очень по-домашнему, как могло бы быть где-нибудь, скажем, в Питере. Вот только шкаф был сделан из матового голубоватого с серебряными прожилками стекла. И очень смелый дизайн ...
   Она протянула руку - ("Как странно". - Подумала она, ощущая движение руки.) - и коснулась пальцами темно-серого сукна. Пальцы, то ли лаская плотную ткань, то ли изучая ее, пробежали от плеча по отложному воротнику, по канту, задержались на петлицах ("Один ромб, это кто?"), и снова, по лацкану, и вдоль двух рядов желтых, латунных пуговиц - по четыре на каждой стороне. Шинель уже давно высохла, и грязи на ней не было. А тогда ...
   ..."Но от тайги до Британских морей ..." - То ли пел, то ли ревел страшным голосом Макс, расстреливая сразу из двух калашниковых милицейский газик. Шел дождь. В темноте трещали выстрелы, вспыхивали какие-то мгновенные огни, а над головой просвистывали шальные пули. Она лежала за камнем, и боевые рефлексы бушевали в ее немощном теле, силясь заставить, хотя бы левую руку, вытащить этот проклятый маузер из кобуры, и поддержать Макса огнем. Тело не слушалось. Рука бессильно скребла обломанными ногтями по застежке кобуры. Холодная вода текла по ее лицу, мешаясь со слезами отчаяния. И все так же гремели над головой короткие очереди Макса, и треском ломаемых палок отвечали ему выстрелы из темноты.
   "Вот какая жалость". - Подумала она с тоской. - "Только нашла его, и ухожу. Прости меня, Макс". И тут все закончилось.
   И началось снова. Кончилась жизнь девушки Лики, и началась другая жизнь. Новая. Жизнь сломанной куклы.
   На нее упала неожиданная тишина; тишина, полнившаяся разнообразными звуками. Неустанно шумел дождь. Трещал где-то огонь. Откуда-то, из темноты, доносились стоны раненых. И все-таки, это была тишина. Тишина после боя. Странная, неверная, качающаяся на острие меча, тишина. И в эту тишину медленно вплыл округлый бок какого-то огромного аппарата - "Они говорили про бот! Наверное, это бот" - и яркий свет вырвал у темноты кусок дороги с разбитыми и горящими машинами, мертвыми телами, и лужами, кипящими от дождевых пузырей. Макс помедлил секунду, оценивая обстановку, потом, отшвырнул оба автомата и, подхватив ее на руки, огромными прыжками понесся к летающей тарелке...
   Нет, не так. То есть так, конечно, но, только, это было потом, а до этого ...
   Вика и Виктор ушли, и они остались вдвоем. Это была очень длинная ночь, и день тоже тянулся, казалось, без конца. Макс был все время рядом с ней, оставляя только тогда, когда она, как он думал, спала. Он уходил и что-то делал там, в глубине дома, а она не спала. Лежала. Думала. Вот думать она теперь иногда могла. А может быть лучше, было бы и не думать вовсе?
   Думала она о том, что вот ведь как несправедлива судьба. Сначала он был стариком, а теперь она стала инвалидом. И только на короткое мгновение их дороги, уводившие каждого к своей судьбе - его к молодости и силе, а ее к смерти и печали - пересеклись там, в Германии. Они увидели один другого, и все поняли, но ничего, в сущности, друг другу не сказали. Не успели. А потом было уже поздно, И так теперь и будет. Никак. Она любит его. И что из этого? А он? Он, наверное, любит ее. Или помнит, как любил ее раньше. Но, только, это уже не любовь. И она плакала без слез, умоляя Б-га, в которого как-то по привычке, оставшейся в наследство от советских времен, никогда не верила; умоляя его, дать ей умереть, или - "Господи, прости за наглость!" - дать ей поправится. Ох, если бы это было возможно, она бы ... Она бы что? Она и сама не могла сказать, что бы она сделала, если бы, вдруг, оказалась - такое чудо - снова, самой собой. Но она знала, что просит не для себя. Для себя, что уже просить, когда все кончилось.
   Потом, снова, приходил Макс. Кормил ее, рассказывал свои захватывающие истории; размахивая огромным кулаком, словно, вбивая им сваи, пел по-немецки песни Ротфронта, и ... носил ее в туалет, и делал уколы; и, опять, что-то рассказывал, и кормил, чуть ли не с ложечки, и "заговаривал зубы", когда сквозь все заслоны прорывалась боль.
   Она уже не стеснялась своего несчастного тела, с которым Макс и Вика обходились как с вещью ("Береги вещи, детка, они денег стоят. Кто это сказал? Мама или тетя Клава?"). Они лечили это тело, мыли, и переодевали, но это ведь было ее тело, тело молодой влюбленной женщины, вот только ... Казалось, боль, бессилие и немощь, и все эти лекарства, притупили ее чувства, но это было не так. На самом деле, внутри нее разливалась такая непомерно огромная любовь, что не было сил ни понять ее, ни выразить. Да и не надо.
   "Вот так бы и лежала всю жизнь". - Подумала она в какой-то момент, когда отступила боль, и тело стало теплым и невесомым. - Только бы он был рядом". "Лекарства ... мне не нужны лекарства, Макс. Мне ничего не нужно. Мне нужно только, чтобы ты был рядом. Вот это и есть главное мое лекарство. Рецепт от Хавы Альберштейн [Хава Альберштейн - израильская певица] ... Ты помнишь, что надо делать, Макс?". И сквозь сон, из невероятного далека, пришел чуть низковатый, и чуть хрипловатый (чуть-чуть, самую малость) женский голос, рассказывающий о самом лучшем способе лечения недугов души - "... коль шаа нэшика, коль шаатаим хибук ..." [" ... каждый час поцелуй, каждые два часа объятие ...". Ивр.].
   "Вот так бы и лежала всю жизнь". - Ленивой рыбой в мутных водах, приправленных наркотиками, проплывала мысль-пустяк, но ее любовь, жившая там, в глубине, не давала ей ни сдаться, ни расслабиться. Она разрушала покой, и из глубин, подернутого туманом сознания, вырывались хищные рыбы протеста: "Дура! Дура! Что ты несешь?!" И слезы подступали к горлу, и другие мысли начинали водить хороводы в ее голове.
   Потом он пришел, и стал одевать ее в дорогу. А Лика обнаружила, что день уже закончился, да и ночь - судя по луне за окном - достигла середины. Макс одевал ее тщательно и обстоятельно, так же обстоятельно рассказывая ей, что и как они будут делать. Что должна делать она - "Ничего. Ровным счетом ничего. Я тебя понесу". И чего она делать не должна - "Ничего. Положись на меня!". "Господи!" - Думала она, пока он натягивал на нее армейские штаны поверх штанов спортивных. - " Господи, а что мне остается? А на тебя, Макс положиться ...Хи-хикс." Странные мысли приходят порой в больную голову. Цепочка путаных ассоциаций привела ее к совершенно вульгарной, но увлекательной картинке, того, как она на него "положилась", и Лика покраснела.
   Макс заметил, улыбнулся - "Боже! Какая у него улыбка!" - и сказал:
   - Все будет хорошо.
   И она ему поверила. Теперь она ему поверила. Особенно, когда он сложил на столик рядом с кроватью какие-то ремни, маузер в деревянной кобуре - "Это, что, маузер что ли?" - и буденовку, и стал надевать на нее шинель. "Он сумасшедший!" - Подумала она, и поверила, что все будет хорошо. Может быть.
   А потом они вошли в дождь и тьму полярной ночи...
   Лика вынырнула из омута воспоминаний, бросила прощальный взгляд на серое сукно шинели, и закрыла шкаф. Та женщина умерла.
   Та жизнь закончилась. Но в зале не включили свет. Значит, фильм продолжается? Титры. Вторая серия. Так?
   Теперь ее звали Нор. Ай Гель Нор. Странное имя, как кусок дерна, вырванного из бесконечного травяного поля; тысячами корешков, ниточек, своей природой и историей, связанное со всем остальным, утраченным и обретенным, миром. Кто утратил? Кто потерял? А кто нашел и обрел?
   Мир Сцлогхжу, в котором жило это имя, был утрачен навсегда. Прорыв флота Ратай во внутренние системы империи стал кульминацией последней большой войны между империей и федерацией Ратай. Шестой флот - Серые всадники принцессы Чшерш - перехватил ратай в системе Удода, дал бой и разбил их наголову, но Сцлогхжу был полностью уничтожен. Умирая, ратай, буквально, испепелили единственный имперский мир, до которого они смогли дотянуться. Немногочисленные уцелевшие гегх - а все гегх принадлежали к дочерней линии народа ахан, являясь его южной ветвью - в большинстве своем умерли от радиационного поражения в течение следующих трех - четырех лет. Остальные растаяли, как дым под ветром, растворившись среди шестидесяти миллиардов граждан империи.
   Эту историю Лика не просто выучила наизусть, а приняла в себя, как часть себя самой, так что, порой, ей казалось, что это она сама, на самом деле, пережила весь ужас атаки ратай, длившейся полтора часа, и долгой агонии мира Сцлогхжу, растянувшейся на семь недель и четыре года.
   Люди гегх были, в среднем, меньше ростом, чем их сородичи, принадлежавшие к главной генетической линии. Среди них редко встречались брюнеты, а карие глаза считались признаком не чистой крови, но зато было много голубоглазых и зеленоглазых блондинов и рыжих. Этот народ исчез, сначала, проиграв в схватке за гегемонию на Тхолане, а, затем, попав в жернова еще более разрушительной войны, как случайная жертва. Вместе с народом умерло все, чем этот народ жил. Вместе с гегх исчезли и их имена. Имя Ай Гель Нор, странное имя, которое могли носить и мужчины и женщины, тоже подлежало забвению. На домашнем наречии оно означало Рыцарь Барс, а на обрядовом - это имя звучало так, будто прямиком пришло из славных книг Профессора. Повелитель Полуночи. Ни больше, и не меньше.
   В давние времена, еще на Тхолане, так звали вождей одного из союзных племен Гегх. На Сцлогхжу оно стало графским титулом, и, как токовое, было записано бриллиантовыми буквами на черном, как вечная ночь, мраморе в храме Первого Императора, то есть, по попросту говоря, было занесено в списки высшей имперской аристократии. Графство Ай Гель Нор располагалось в излучине Другой Женщины, и исчезло вместе с испарившейся рекой. Исчезло графство, сгорели его жители, умерло имя.
   А потом имя вернулось, обретя новую жизнь с женщиной, которая тоже умерла, и тоже вернулась. А дело было так...
   Макс возвратился из очередного печального рейда на разрушенный Курорт, и приволок длинный - не меньше метра - и тонкий - максимум 15 сантиметров в диаметре - цилиндр, сделанный - так ей показалось - из гранита. Цилиндр - Федор назвал его контейнером, и сильно воодушевился при его появлении - вскрыли. Оказывается, он раскрывался, как книга, по невидимому шву. Как они его открыли, Лика не поняла, но вещей, которые она не понимала, было так много, что она уже перестала удивляться диковинам из мира звездных войн, и ужасаться своему дремучему невежеству во всем. Внутри контейнера, в узких углублениях лежали крошечные - со старую советскую копеечку размером - диски, аспидно-черного цвета. Вот с этими дисками и возились потом с неподдельным энтузиазмом все трое - Макс, Федя, и Вика - едва ли не целую неделю. Они вставляли эти диски в свои хитромудрые машины, но ни звуков, ни изображений, которые Лика могла бы понять, здесь не было. Был хаос цветных пятен и замысловатых иероглифов на многочисленных экранах; какие-то значки, похожие на рыболовные крючки, бежали по или мигали на дисплеях контрольных панелей, но главное, по-видимому, приходило им прямо в голову через легкие ажурные шлемы, напомнившие Лике короны каких-то европейских королей.
   А потом, Макс подошел к ней, и, улыбнувшись - "Я когда-нибудь умру от твоей улыбки, Макс" - вложил ей в ладонь один из этих черненьких кружочков, над которыми они так долго колдовали.
   - На. Владей! - Сказал он весело.
   - Что это? - Спросила она, рассматривая тонкий, но твердый, диск глубокого - бездонного? - черного цвета.
   - Это, Лика, твоя новая биография и пропуск в империю. - Макс сиял. По-видимому, это было что-то особенное.
   - Ты у нас будешь теперь графиней, деточка! - Встрял в разговор Федя (Попробуй, назови Федором Кузьмичом этого молодого - максимум тридцатилетнего - мужика, настолько переполненного своими отношениями с Викой, что эмоции только что из ушей не лезли) - И не абы как, а крутейшей аристократкой!
   - Постойте, постойте! - Запротестовала Лика. - Вы же мне опять ничего не объяснили. Это что, типа, документы? Паспорт, такой?
   - Нет. - Ответил Макс. - Здесь вся ты. Воспоминания, характер, связи, банковские счета, коды допусков, пропуска ... Все!
   - Но откуда? То есть, спасибо, но ...
   - Видишь ли, - Мягко, как больной - "Я опять больная?" - начал объяснять Макс. - Это ведь была реальная женщина. Графиня Ай Гель Нор. Она ... умерла. Давно. Это случилось почти восемьдесят лет назад, но об этой смерти - так получилось - никто не знает. Так что, она, вроде как, живет, хотя ее уже нет. А теперь вместо нее будешь жить ты. Ты поймешь. Потом. Она умерла, а это все досталось легиону, а теперь это все твое.
   Возможно, раньше, в своей прошлой жизни - ещё пол года назад - этот не очень-то понятный рассказ с недомолвками, за которыми чудились ужасы, пострашнее фильмов Хичкока; так вот, раньше такой рассказ произвел бы на нее очень сильное впечатление. Но с тех пор - "А была ли, вообще, когда-нибудь эта другая жизнь?" - многое изменилось. Лика вспомнила кровавый павлиний хвост, распустившийся в застывшем воздухе лобби Невского Паласа, и горько усмехнулась. Увы, намеки на чужую смерть, ее уже не впечатляли. Но у нее имелись другие, вполне, практические вопросы.
   - А как же отпечатки пальцев ... - Начала она. - Или что тут у вас?
   - У нас, барышня, абсолютизм, обскурантизм и форменный бардак! - Заржал Федя. - Добро пожаловать в страну непуганых идиотов! Эх, нету на них Лаврентия ...
   Лика смотрела на них, ровным счетом, ничего не понимая. "Ну, что они ржут, как кони! Объясните человеку! Я же не знаю, как и что здесь устроено!" И Макс объяснил. Ее Макс ей теперь всегда все объяснял:
   - Ничего этого для тебя нет. Аристократия - тем более такая, как Ай Гель Норы - выше закона. В империи, конечно же, есть досье на всех. Кое у кого есть досье и на аристократов, но дело в том, что закон запрещает фиксировать отпечатки пальцев, сетчатку глаз, голосовые форманты, спектр запахов и другие объективные данные, принадлежащие лицам, записанным бриллиантовыми, изумрудными и рубиновыми буквами. К слову, все эти объективные признаки можно подделать, но аристократам и этого не надо. Если ты, Лика, предъявишь код доступа к банковским счетам Ай Гель Нор, или к ее личному Праву на вход в императорский дворец, значит, ты она и есть. И никто не сможет это оспорить. Да, и не захочет. Просто в голову не придет. Ну, а внешне ... вы просто, как близнецы - сестры. Так, что лучшего прикрытия и ожидать не приходится.
   Так она стала графиней. Но и это случилось потом. А что случилось перед этим? О, многое случилось с тех пор, как подхваченная на руки Максом, она в три прыжка - ну, пусть, в шесть или девять! - перенеслась из осеннего заполярья в мир галактической империи Ахан. Вы знаете, как делают монстров? Вряд ли. А вот Лика знала. Теперь знала. Она на себе испытала и прочувствовала, что это такое, когда из сломанной куклы создается звездная Галатея.
  

37

  
Оценка: 7.45*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"