Жак долго вертит книгу в руках, зачем-то нюхает кожаную обложку и вытирает рукавом большой горбатый нос. Лишь проделав все эти загадочные манипуляции, конюший открывает книгу и листает жёлтые хрупкие страницы. Некоторые ломаются в крючковатых пальцах и тогда Жак недовольно шипит.
- Ну, что там? - спрашиваю я. - Есть что-то интересное?
- А? - Жак поднимает взгляд, однако такое ощущение, будто конюший смотрит сквозь меня. - Анни, детка, тут действительно есть кое-что любопытное, однако же, позволь мне, как следует полистать этот дневник. Обещаю, потом я расскажу тебе про всё, что прочитал.
- Так это всё-таки дневник? - уточняю я, и Жак ворчит нечто, похожее на утверждение. - Ладно. Когда подойти?
- Завтра...Нет, послезавтра, - Жак захлопывает книгу и прячет её в большую полотняную сумку, которая висит у него на боку. Никогда не видела конюшего без этой сумки. Знаю, что в неё он хранит сухари, которыми угощает своих подопечных и ещё что-то, что звенит при каждом шаге Жака. - Матильда приказала вычистить лошадок, чтобы блестели, как золото. Вроде бы готовится куда-то выезжать, хрен поймёшь эту ведьму с её закидонами.
- Ты уж с ней не ссорься, - советую я. - Сам знаешь, на что она способна.
- Ну да, - Жак трёт щёку, на которой ещё остался след от удара. Мачехе не понравилось, как конюший вычистил большую карету, и она ударила его кнутовищем по лицу. Пообещала в следующий раз выпороть лентяя на глазах у всех слуг. - Чокнутая стерва. Будь я помоложе, да поздоровее...
Тяжёло вздохнув, Жак топает в сторону конюшни. Левую ногу конюший подволакивает, придерживая рукой - даёт знать о себе ранение, которое Жак получил много лет назад во время войны. Он не знает, что Матильда всерьёз намерилась подыскать старику замену. Слышала, как мачеха, выпив вина, рассуждала, что дряхлый лентяй не в состоянии выполнять работу и нужно поискать кого-то моложе.
Темнеет. Луи, наш сторож и одновременно охотник и рыболов, лязгает засовом на воротах, после чего идёт вдоль ограды, проверяя, не желает ли кто залезть внутрь. Проходя мимо, Луи останавливается и ставит лампу на землю.
- Как ты? - интересуется он. - Эта ведьма ещё не съела тебя?
- Поперёк горла ей стану, - Луи улыбается, но невесело. Все знают, как Матильда ко мне относится, и стараются поддержать, как могут.- Поперхнётся и одной ведьмой станет меньше.
- Вряд ли, - Луи вздыхает. - Ведьмы кого угодно переживут, сама знаешь. Ну, если их только не сжечь. Или соли на хвост насыпать.
- Почему бы тебе этим не заняться? - спрашиваю я. - Видела, как она к тебе приставала, а в голом-то виде хвост у ведьмы куда как легче отыскать.
- Так не только она, - Луи сплёвывает и морщится, словно у него болит зуб. - Доченьки её тоже...Сбегу я отсюда, к чёртовой матери! Вот в чём я перед богом провинился, а?
Мы ещё некоторое время болтаем. Луи рассказывает последние сплетни и новости округи. Толстуха Жаннет третий раз вышла замуж и вновь за рыбака. Учитывая, что два предыдущих мужа утонули во время рыбалки, новому мужу стоит быть, как можно осторожнее. Впрочем, кое-кто говорит, что смерти несчастных, как-то связаны с качеством наливки, которую готовит Жаннет.
В лесах, западнее Пуртула, опять объявилась крупная банда и теперь на главном тракте неспокойно. Отряды солдат пытались прочёсывать леса, но так никого и не нашли. А посему торговцы и крестьяне вынуждены собираться в большие обозы, которые охраняют наёмные ландскнехты. Впрочем, охрана едва ли лучше тех, от кого они оберегают путников и часто обозников обчищают сами охранники.
В окрестностях продолжает свирепствовать странная болезнь, начавшаяся где-то с полгода назад. Люди, без видимых признаков хвори, теряют силы и волю к жизни, превращаясь в каких-то живых покойников. Приглашали известного знахаря, Николя-трёхпалого, но все его снадобья оказались бессильны, так же, как и молитвы гаварданского священника. Кто-то сказал, де местные жители чересчур большие грешники, и пока все не покаются, проклятье продолжит висеть над округой.
- Ладно, пошёл я. - говорит в конце концов Луи. - А ты - держись.
- Постараюсь.
Луи поднимает светильник и продолжает обход. К этому времени солнце окончательно прячется и наступает темнота. Мне ещё предстоит мыть посуду и чистить печку. Потом - греть воду для Матильды и её дочек. И попробуй нагреть недостаточно или перегреть - недосчитаешься волос на голове. Или забудь положить в кровати тёплые камни - тут пахнет ударом в живот или затрещиной.
Вздохнув, я вытираю руки о передник и иду в дом.
Этот вечер оказывается самым тихим и спокойным из всех, за последнее время. Матильда перебрала с вином и едва ворочает языком. Пока я готовлю мачеху ко сну, она пытается объяснить мне, что её отношение - на самом деле забота о том, чтобы я выросла достойной девушкой. Интересно, почему же она так же не заботится о своих дочерях? Кому-кому, а вот им не помешала бы хорошая трёпка.
Например, за те щипки, которые я получаю от них, пока помогаю переодеваться и ложиться в кровати. Анна сонно требует рассказать её интересную историю, чтобы она могла заснуть, а Жанна приказывает оставить свет, потому что ей страшно, когда темно.
А ведь обе - старше, чем я. А мне приходится спать в темноте на неудобном сундуке.
Всё, наконец я полностью свободна.
Отправляюсь за дом, по пути успевая дернуть за хвост Поля, который сидит, уставившись в ночное небо. Кот мерзко орёт и пытается ударить меня когтями. Ага, так я тебе это и позволила! Посмеиваюсь и обхожу сарай, в котором мы храним хворост и дрова. Тут имеется один секрет, про который знаю только я. Ну, сейчас только я. А прежде о нём знал ещё и папа. Ругался на свою непутёвую дочь, но так ничего и не сделал.
Нужно ухватиться рукой за щель между досками задней стены сарая, а после вставить ногу в щель забора. Теперь подтянуться и взяться за верхнее бревно. Главное не попасть на один из деревянных шипов, торчащих вверху. Вот тут в ограде ещё одна щель, так что можно стоять и держаться за крышу сарая. Ф-фух, прямо перед лицом пролетают летучие мыши! Чуть вниз не свалилась из-за этой напасти.
Ладно, продолжаем. Упираясь ногами в забор, заползаю на крышу. Осталось разбежаться и прыгнуть. Всякий раз, когда делаю это в темноте, кажется, будто земли внизу нет, и я лечу в абсолютной пустоте - дух захватывает! Прямо перед лицом из мрака возникает ветка дерева, и я хватаюсь за неё обеими руками. Пальцы скользят, но я всё же удерживаюсь и ветвь медленно опускается вниз, покуда я не касаюсь подошвами земли.
- Когда-нибудь твои безумства закончатся сломанной ногой, - доносится голос из зарослей. - Мне, откровенно говоря, страшно на это смотреть, даже не представляю, что ощущаешь ты.
- А мне нравится, - потираю ладони и морщусь. - Чувствую себя птичкой.
Из темноты выходит человек в плаще с капюшоном, наброшенным на голову. Лица не видно.
- Когда я была в Перпиньяне, - Бер отбрасывает капюшон, - то видела там смешного зверька. Говорят, его привезли откуда-то с далёкого юга. Там так жарко, что у всех людей чёрная кожа.
- Чёрная кожа! - я смеюсь. - Ну ты и выдумщица.
- Ага, я тоже посмеялась. Так вот, этот зверёк очень ловко прыгал по веткам деревьев - прямо, как ты сейчас.
- Ну, спасибо, - я щипаю Бер за бок, и она жалобно пищит. - Получай!
- Ах ты так? - меня щипают в ответ. - На и тебе!
Так мы развлекаемся, покуда за оградой не начинает лаять Фора - наш дворовый пёс, которого на ночь спускают с верёвки. Ну, если старая глухая собака услышала нашу возню, значит пора прекращать веселье.
- Идём? - спрашиваю я, и Бер отрицательно качает головой. - Что такое?
- Не могу, - в слабом свете низко висящей луны я вижу выражение тревоги и печали на лицо подруги. - Слышала про хворь, которая высасывает жизнь из человека?
- Да, Луи сегодня рассказывал. Странно, что больше никто до этого не упоминал.
- Люди боятся. Ходит слух, дескать, если упомянуть болезнь, то она перекинется на тебя. И знаешь, что-то в этом есть.
- Но ту не боишься? - уточняю я.
- Нет, у меня есть один хороший оберег. Он мне остался от бабушки.
- Её, вроде как, тоже считали ведьмой? - я щёлкаю Бер по носу. - От ведьмы к ведьме?
- Пусть так, - она вздыхает. - Так вот, в соседнем доме живёт девочка, её зовут Луиза и она подхватила этот недуг.
- А ты тут при чём? - спрашиваю я. - На лекаря ты вроде бы не училась и зелья никогда не варила.
- Я знаю, что нужно делать, - подруга смотрит мне в глаза. Сейчас Бер абсолютно серьёзна. - Думаю, эту неделю я не смогу гулять с тобой по ночам, ты уж прости. Потом, когда всё закончится...
- Ладно, - я машу рукой. - Неделя - это не так уж много. Так, может быть, я пойду с тобой?
- Нет! - сейчас Берн кажется даже испуганной. - Не надо. Ани, понимаешь...В общем, это такая вещь, которую я должна делать в одиночестве.
- Ну и пожалуйста, - делаю вид, будто обиделась. - Так и скажи, что я тебе буду мешать.
- Ани, - Бер дёргает меня за рукав. - Ну не могу я тебя взять с собой, поверь.
- Да хорошо, - прекращаю притворяться обиженной. - Пошли, пройдёмся до дороги.
По пути Бер рассказывает про свою бабушку и про то, как её один раз едва не сожгли на костре. В самый последний миг её парень, дедушка Бернадет, и его товарищи напали на толпу жаждущих крови ублюдков и отбили несчастную. Ту потасовку до сих пор помнят местные старики и называют Большой дракой за ведьму.
- Срочно заводи себе парня, - советую я подруге. - А то некому тебя будет отбивать, если что.
- Оливье набивается, - Бер вздыхает. - Но ты же сама знаешь, какой он придурок. Вчера вот сказал, что если я не стану с ним встречаться, то он всем расскажет, будто видел, как я колдую. И ещё у него изо рта вечно смердит - фу!
Мы прощаемся на перекрёстке, и некоторое время я думаю, куда пойти погулять. Настроение, если честно, слегка подпорчено, и я ощущаю, как грусть мало-помалу наполняет душу. В такие моменты хочется с кем-то поговорить, выплеснуть всё, что грызёт изнутри. Но кому?..
Я знаю, кто всегда готов выслушать меня.
Так было, пока папа был жив.
Надеюсь, и сейчас он слышит меня на небесах.
В нашем семейном склепе, как обычно, темно, тихо и спокойно. Не знаю, почему некоторые люди боятся кладбищ и склепов. Как по мне - это самые безопасные места, где ты можешь отдохнуть от суеты и пообщаться с близкими людьми.
Поглаживая каменную стену саркофага, я рассказываю папе, про свою жизнь, жалуюсь на мачеху и её дочек и прошу, чтобы папа, как можно быстрее забрал меня к себе. Если подумать, то что меня здесь держит? Бер? Рано или поздно подруга найдёт себе парня и забудет про Аннабель. Тогда у меня не останется ни единой причины продолжать жить.
Хочется остаться в склепе, но приходится возвращаться. Я медленно иду по кладбищу, и всё вокруг расплывается, точно я утонула и бреду по дну реки.
- Папа, папа, - бормочу я, вытирая слёзы с глаз. - Ты же говорил, что всё будет хорошо. Рассказывал, что если станет плохо, то ко мне прилетит моя крёстная фея и всё исправит. Махнёт волшебной палочкой и...
То ли звук, то ли неожиданное движение заставляет остановиться и вертеть головой. Сейчас я стою возле склепа королевской семьи - большущей постройки, больше похожей на жилой дом, чем на обитель мертвецов. Колонны, купол крыши и тёмная арка входа - очень красивое строение; папа рассказывал, что королевский склеп возводил зодчий из далёкой жаркой страны, где в пустыне стоят исполинские пирамиды.
Мне кажется, или во мраке дверного проёма на мгновение качнулось что-то белое? Глупости! Кто может прятаться в склепе королевской семьи? Однако я ощущаю непреодолимое желание войти внутрь. Настолько непреодолимое, что сама не замечаю, как подхожу всё ближе. Это какое-то наваждение, не иначе! Кроме того, я чувствую чей-то пристальный взгляд, от которого кожа на лице начинает пылать, как от ожога.
- Ани, остановись! - голос папы слышится так отчётливо, будто он стоит у меня за спиной.
Морок отпускает и я испуганно отбегаю от склепа. Что произошло? Я не в силах понять, почему едва не вошла внутрь королевского склепа. Чужой взгляд некоторое время ещё продолжает обжигать лицо, но чем дальше я отхожу, тем слабее он ощущается, пока не исчезает вовсе.
Подхожу к воротам кладбища и останавливаюсь. Смотрю назад.