Первое моё знакомство со школой было не таким, каким я себе его представляла, будучи студенткой. В университете педагогику преподавали один семестр, психологию - и того меньше, про философию я вообще промолчу. Что интересно: тогда, тридцать лет назад, мне и в голову не могло прийти, что все эти три науки имеют единое начало и не могут существовать одна без другой.
После окончания университета, возомнив себя готовым педагогом и математиком, я пришла в небольшую школу маленького, молодого городка в Литве. Молодого не в плане возраста, а в плане населения: это был совсем молодёжный город. В этом городке была единственная русскоязычная школа, и я попала в неё не как учитель математики, а как учитель начальных классов. Страшно не было - в двадцать три года мне на самом деле казалось, что я знаю и умею всё! В школу я пришла в конце ноября - освободилось место: учитель начальных классов, Мариночка Юкнене, ушла в декретный отпуск. Конец триместра тоже пришёлся на конец ноября и я, как с корабля на бал, попала на первый в своей жизни педсовет.
Учась в школе, я знала, что педсоветы имеют место быть, но что это такое, никто точно из учеников не знал. В университете об этом тоже, почему-то, не говорили и, представляя себе педсоветы, я рисовала красивый кабинет, почти царские хоромы, где в определённом порядке, занимая своё место, восседают полубоги - учителя. Во главе сидит администрация школы и почтенное собрание решает школьные дела и вершит судьбы учащихся, взвешивая их поступки на весах учительского правосудия.
Всё оказалось куда прозаичнее. Небольшой кабинет, уставшие после трудового рабочего дня учителя, длинный доклад директора о чём-то важном, потом такой же длинный доклад завуча об итогах триместра и наконец "разное"... Именно "разное" потрясло меня до глубины души, и я до сих пор испытываю чувство неловкости, когда вспоминаю о том, что происходило на первом в моей учительской жизни педсовете под рубрикой "разное".
Разбирали поступок учительницы начальных классов с тридцатилетним стажем работы, которая указкой ударила ребёнка так, что указка сломалась пополам о голову малыша третьего класса. Учительница стояла красная, плакала и говорила, что больше не будет бить указкой ребёнка. Потом выступила секретарь парторганизации школы и дала прекрасную характеристику этой учительнице. Слушая эту характеристику, я поняла, что такого ответственного учителя, такого прекрасного человека, такого принципиального члена партии в истории школы ещё не было. Все аплодировали пламенной речи секретаря, которая к тому же была завучем этой школы. Потом вставали коллеги и тоже говорили о том, какой она замечательный человек и как ей не повезло, потому, что в её классе оказалась эта "маленькая дрянь". И что этот "гадёныш" долгое время портил жизнь удивительному учителю с большим стажем и такой же большой буквы, имеющей и кучу грамот от министерства, горсовета и директора школы.
Я сидела и думала: вот же оно, "королевство кривых зеркал"! Искажённая действительность, когда всё твоё личное представление о педагогике переворачивается с головы на ноги. В моей двадцатитрехлетней голове всё уже тогда укладывалось в очень простую схему: не дети для нас, а мы, учителя, для них. А иначе, зачем нужна школа? Я помню, какой ужас я испытала, когда все перекинулись на личность этого "маленького упыря", крича о том, что таким детям вообще не место в приличном обществе и в школе, где учатся нормальные дети. Вдруг, посреди этого обсуждения, встала женщина очень небольшого роста и тихим спокойным голосом сказала одно слово: "преступление". И воцарилась тишина.
"Объяснитесь, Татьяна Михайловна, что вы имеете в виду?" - спросила её строго завуч школы таким голосом, что страшно стало мне.
"Преступление вы совершаете, ибо судите ребёнка, а должны судить учителя", - тихо вымолвила учительница русского языка и литературы, Танечка Гельман, которая впоследствии стала моим другом, наставником и учителем. Все сразу же переключились на Татьяну Михайловну, крича, что лучше бы она разобралась в своём девятом классе, который кроме неё вообще никого не принимает... Уже потом, посещая уроки этого замечательного учителя, моего проводника в сложный мир педагогики, я поняла, что означает фраза "ключ без права передачи". Попробую объяснить и вам, мои дороги, как этот феномен мне видится сейчас.
У каждого детского сердечка есть дверка. Когда человек рождается, дверь распахнута настежь и нет никакой замочной скважины. По мере того, как малыш растёт и сталкивается с различными жизненными ситуациями, дверь начинает потихоньку закрываться, но появляется маленькая дырочка, которая становится замочной скважиной. И где-то там, в потайном карманчике сердечка, рождается ключик от этой дверки. Иногда, очень редко, дверь остаётся распахнутой, и ключ покоится в стадии зародыша. Такие люди смотрят на мир открыто, излучая любовь и позитив до конца жизни. Иногда их называют святыми, иногда ненормальными. Но это, скорее, исключение из правила. обычно дверь захлопывается наглухо, и найти ключик, чтобы её открыть, бывает чрезвычайно сложно.
Секрет прост: искать этот ключ не нужно. Ребёнок сам отдаёт его тому, кому он безоговорочно доверяет. Счастье, если это родители или близкие люди. Но так бывает, к сожалению, не всегда, и тогда Душа ребёнка начинает искать человека, который готов принять этот бесценный дар - ключ от сердечной дверки. Если ребёнок находит такого человека, - он отдаёт ему этот ключ с любовью и без права передачи другим людям.
Сколько таких ключей, вы меня спросите? Бесконечное множество дубликатов, отвечу я вам! Мы раздаём их в течение всей жизни, иногда в вечное пользование, иногда на время, если ожидания ребёнка будут обмануты. В последнем случае дверь захлопывается намертво. И тогда уже ничего невозможно сделать! Нет другого ключа, а этот не подходит, поскольку замочная скважина становится меньше. Каждая боль, причинённая ребёнку теми, кому он открыл своё сердце, уменьшает эту замочную скважину, пока она не исчезает совсем. Вот тогда случается непоправимое: наглухо закрытое сердце не даёт кислорода Душе и Душа умирает...
Сколько таких детей мне, да и всем учителям, приходилось встречать на нашем учительском пути? Великое множество. Как быть? Неужели нет выхода? Есть.
Существует такая наука, которая имеет очень древнее название: любовь. Я не описалась и не ошиблась: любовь - это наука! Не верьте тем, кто говорит, что нельзя дать определение любви. Мне пятьдесят лет, а я и сейчас пытаюсь постичь суть и глубину этой науки, которая занимает главенствующее положение среди всех других наук, известных миру. Она, как надстройка над всеми школьными дисциплинами и профессиями. Надстройка над всем, что происходит в нашей жизни! Как хочется приблизиться к пониманию её сути, чтобы помочь не столько этим "маленьким вампирам, упырям, паразитам...", сколько себе. Главное направление, на мой взгляд, над которым нужно работать - это учитель, потому что учитель, испытывающий дефицит любви, не может аккумулировать её в детях. А без этого вообще ничего быть не может: ни педагогики, ни философии, ни образования...