Майк Джеда


AD BESTIAS!



Часть первая
ЖУК НА БЕРЕЗЕ


Глава 1
АЗ ЕСМЬ НИКТО

Воняющая потом, ароматической водой и перегаром толпа требовала крови и зрелища. Внизу, на арене, бесновались полуголые фигуры, частично прикрытые бронзой. Бесновались дикие звери.

Бестии.

Грудь разодрали когти, в спину ударило и пронзило насквозь копьё, наконечник дымился - я ещё успела шагнуть навстречу зверю, запрокидываясь назад, посмотрела на небо и провалилась в него. А потом увидела потолок.

С прилипшими пылинками и паутиной. Доброе утро!

Особого потрясения от безвременной гибели на арене я не испытывала. Сон повторялся из ночи в ночь уже второй месяц - привыкла, тёрла несуществующие рубцы, убеждаясь, что в действительности их нет, кожа гладкая.

За окном остервенело, как биржевые маклеры, галдели воробьи. Сквозь закрытые веки сыпался снег и впитывался сознанием. Разве можно перешагнуть предел и в следующий миг оказаться на небе? Такие вопросы не для пятнадцатилетней девочки.

Именно девочки. Я себе не льщу, называю девочкой, потому что выгляжу как двенадцатилетка и не имею ни малейших социальных прав.

Пискнул зуммер будильника - я отмахнулась, надоедливый мех блеснул крашенным под металл корпусом и брякнулся на пол.

В школу пора.

В кронах деревьев прятались последние сгустки тумана. Автобусом я не поехала, а пошла через парк, кругом, чтобы подольше. Ещё зашла в шопу купить сборник хронических дефективов. Чтиво дешёвое во всех смыслах: счёт досуха не выжирает, думать не заставляет, чтобы продержаться четыре часа принудительной скуки, хватит вполне.

На "Технике", втором по расписанию и первом для меня уроке, я читала свежекупленный дефектив. Думать в таком нечистом и шумном месте как школа совсем не моглось. Преподша что-то зудела. Сюжет книги, за исключением орудия убийства и некоторых деталей, был прежний: добрые граждане натыкались на трупы, дамы визжали и падали в обморок, сверхумные пёсики таскали из холодильников сверхдорогое натуральное мясо, что косвенно подтверждало востребованность и материальный достаток сыщика. Потому что у меня ни одна ушастая, зубастая сволочь, включая собак, крокодилов и эльфов, мясо не украдёт. По причине отсутствия оного. И ещё мне хотелось знать: как на героях успевает всё зарастать с прошлого раза? Ведь они, вне всяких сомнений, чистокровные люди.

-- Кузько!

Опя-я-ять!!!

Я подняла глаза.

Преподша техники Лидия свет Николаевна скривила бледно-сиреневые губы в ироничной, как считала сама, улыбке. Мерзкая помада.

-- Кузько всё знает, - голос тоже мерзкий, - и она нам расскажет принцип действия силового наномикроскопа.

Хм, так нано или микро? Эта лахудра хоть разницу понимает? И какого именно силового: туннельного, атомного или магнитного? Про магнитный не помню. Куда его применяют? Древность же! А туннельный всё-таки растровый, а не силовой.

Я поднялась, и, вздохнув, принялась выгружать из анналов собственной памяти (замечательное слово - анналы) всё, что знаю о микроскопах. Мол, игла микроскопа делается из металла, дабы служить металлической рабочей поверхностью, и находящийся под ней электрон контачит со своим изображением на игле, которое только называют изображением или силами изображения, а в реале находящийся над иглой электрон отталкивает другие электроны, таким образом, создавая положительный заряд, с которым и взаимодействует. Степень взаимодействия деформирует консоль иглы, а жесткость пружины-консоли определяется по собственной частоте и регулируется лазером.

И не заметила, что класс притих.

-- Садись! - преподша казалась довольной. - Ответ не засчитывается.

А класс совсем замолчал в ожидании цирка.

-- Но почему? Я всё правильно рассказала!

Класс потешался. Им бы поплакать над гробиком, куда положили умы. Хотя вру - не клали: нечего класть. Толпа бабуинов.

Лидия Николаевна сверкнула виртоочками:

-- Ты углубляешься в технические детали, которые мы ещё не проходили.

Я села. Просто села, чтобы не утомлять бесцельным стоянием ноги. В идиотизме школьной системы я даже не сомневалась, только вот до сих пор не могу предугадывать все проявления этого идиотизма.

Хотелось спать.

Потом весь остаток урока я смотрела на преподшу, в который раз дивясь чудачествам её фигуры: если смотреть фронтально, то бёдра широкие, хотя жирной Лидию Николаевну назвать никак нельзя, а если сбоку - бёдра узкие. Впечатление такое, будто тётку расплющили, а так как расплющили именно таз, то ассоциации возникают совсем не детские и очень интересные. Так я смотрела, и вскорости техничка стала ещё более нервной, а спокойной она никогда не была. Взгляд ей досаждал, но запретить смотреть она не могла: ученица внимательно смотрит на преподавателя, глаз не сводит, такая внимательная - в этом нет ничего предосудительного.

-- Кузько! - Лидия Николаевна остановилась перед партой. - Ты хамишь.

-- Ни в коем случае, Лидия Николаевна!

Я опустила взгляд долу, на ласты Лидии Николаевны. В смысле, на туфельки сорок третьего с половиной размера. Наверное, кавалер ей не только корму расплющил, но и на ноги наступил.

-- Выйди из учебного класса!

До звонка десять минут.

Я сцапала планшет и молча вышла. Коридор был пуст. Вот и чудненько!

Следующим уроком была литература, и там меня не трогали. Читаешь? Ну и читай! Неформальное? Всё равно я была единственной на потоке, кто прочитывал всё "формальное", и не в кратком изложении, а в подлиннике.

На перемене меня пытались пугать. Точнее сказать, пугали девчонок, а меня пытались. Гоша и Файдук принесли в класс очень натуральный муляж человеческого пальца. Я даже не знала, что такие делают. Палец был с раздробленной суставной сумкой, торчащими волокнами сухожилий и сочащейся желтоватой слизью, в пакет входил даже запах. И вот этот муляж Гоша и К? подсовывали девкам под нос и наслаждались визгом и высотой подскоков: Машуня даже перевернула парту и повалила одного из насмешников, сама тоже упала - короче, весело получилось. Но я сидела на задней парте и не рассмотрела, чем именно пугают, подходить же ближе, участие принимать и тэ пэ... По правде сказать, живому общению я предпочитаю наблюдать за одноклассниками со стороны, а ещё лучше сквозь коллиматорный прицел. И когда снова углубилась в дефективные джунгли и перестала следить за флангами, псевдопалец подсунули мне.

Я сначала не поняла.

-- Ну и что дальше? - спросила я прямо, когда молчание затянулось. Гошик никогда не дарил мне подарков. И судя по всему, не собирался. А муляж наверняка дорогой.

-- Во-о, тормоз! - парень чего-то смутился и отстыковался.

А до меня дошло: так вот он - пугатель нервных слоних и юных девиц. Палец. Слышала, как бабуины за спиной, но достаточно громко, чтобы слышала, обсуждают мою, культурно говоря, неадекватную реакцию и обмениваются анекдотами о серийных маньяках. Липкие струйки пота щекотали бока. Хотелось провалиться под землю или уйти в небеса с продырявленным сердцем - всё лучше, чем испытывать стыд без вины. Или хотя бы в заповедник. Однако в школе гнездится счетоводка из Центра, а я ещё не тестировалась. Придётся терпеть.

Как это делают? В смысле, тестируют.

Можно поехать в Центр на Лысой горе и провериться там. Только придётся очень долго доказывать, что ты действительно болен. И без таких крайних причин, как инфаркты-инсульты, кретинизм высшей степени или беременность на исходе четырнадцати лет, на Лысую Гору лучше не лезть: мозги проштампуют во всех направлениях и верёвочки для ушей не оставят.

А можно провериться в школе. Церберы от психонауки сами приедут, и вознёй с документами будет заниматься администрация школы. Оптом. Тебе только и надо, что дождаться и получить вместе со свидетельством о неполном среднем образовании результаты тестов и цвет. Для удобства каждому человеку присваивают обозначенную цветом категорию, и только те, чьи склонности не вписываются ни в один из стандартов, остаются без цвета, без категории и без гражданства. У детей тоже нет категории, но дети - потенциальные граждане, а белые - это никто. В пришкольном тестировании плохо одно - твою масть будут знать все.

На первом этапе тестирования нам выдали одинаковые таблицы на триста страниц, где были вопросы, варианты ответов и требовалось ставить метки. Сами вопросы оказались либо дурацкие, либо совсем непонятные. Где ставить зелёную точку, я выбирала методом ненаучного тыка, задумываться даже не пыталась, рассудив, что всё в руках Господа. И Господь не осрамился: по тем же таблицам определяли ай-кью, и у меня насчитали 147 единиц против 115 отличных, 110 среднестатистических и 95 достаточных - это был самый высокий результат в школе за последние десять лет. А так как я никогда не была лучшей ученицей в классе, то все решили, что это - сбой программы. Я не спорила. А Каин, наш препод по истории, велел составить доклад "О реформах, проводимых НСДАП Германии в середине ХХ века" и потом ухмылялся. Но доклад всё-таки принял.

Второй этап проштамповки начался месяц назад. Инспекторша забирала школьников прямо с уроков по одному и в недоступном простым смертным порядке. Отсутствовала жертва где-то полчаса, возвращалась совсем очумелая, и тут же товарищи, как гончие недобитка, брали её за филейные части.

-- Ну?!!

-- Как!

-- И что!

-- А какие были вопросы!

-- А ты?

Отвечали по-разному. Алинка, к примеру, пустила слезу и ничего внятного, кроме: "Ах! Девочки!", так и не выдала. Сердобольные девочки отвели страдалицу к доктору, а потом и домой. Робби Витгард, красавчик (кстати, Робби красит ресницы) сказал, что ответы, равно как и вопросы, ничего не значат, а категория умными людьми покупается. Мол, если предки твои землееды-работники, то и ты выше коричневых не поднимешься. А так как Витгард смотрел на меня и подразумевал таких, как я, то есть бедных и гордых, я сказала:

-- Ну да, тебе коричневая форма никак не грозит. Плохо сочетается с голубым.

И Ритка, дочка Каина, с историей знакомая не только по блокбастерам, расхохоталась. Очень громко, чтобы слышали все остальные, кто шутку не понял. И опустив большой палец вниз, крикнула:

-- Куси его, Кузя!

И тогда грохнули все: должно быть представили, как я кусю красавчика Робби. Робби же покраснел. Когда же одноклассники отсмеялись, Ритка сказала мне с присущей ей стервозной улыбкой:

-- А в общих чертах, Робби прав. Пусть не деньгами, но категория всё-таки покупается.

-- Знаю, - ответила я, так же паскудно улыбаясь. - Хочу стать прозектором.

Каиновна сузила фиалковые глаза.

-- Смотри! Дошутишься так до белого!

Я отодвинулась:

-- С тобой общаться - так лучше сразу же удавиться.

-- Взаимно.

И на том мы разошлись. Ритка отправилась оттачивать раздвоенный язычок, а я уставилась в окно. На самом деле я хочу стать биологом, но желаемое и возможное в жизни стыкуются редко.

На мировой культуре пришла белокурая холеная инспекторша и забрала Мышку. Из девчонок в классе непроверенной осталась одна я - это навевало на мысли.

Последним уроком в тот день была физкультура. Вёл её наш классный папа, старлей в отставке. Вообще-то физруков не положено назначать на кураторство, но прежнюю руководительницу мы довели до психушки, а ещё одна сбежала в другую школу. Два года мы ходили бесхозными, пока не появился храбрый и несгибаемый Пётр Алексеич, и для начала ввёл на своих уроках "трусью форму одежды". Девочки - трусы и футболка, обязательно с короткими рукавами. Мальчики - только трусы. А потом, пользуясь незанятыми пространствами, нарыл траншей, окопов и наставил по периметру стадиона тренировочных агрегатов, была даже отдельная площадка с деревьями, которую называли "сельвой". Естественно, строил укрепления Пётр Алексеич не собственноручно, а договорился с действительным сержантом, чтобы пригнал солдатиков. Нам для подражания. Но мы подражать не захотели и накапали директору. Директор вызвал Петра Алексеича на ковер, Алексеич взял с собой дедушку Сёму, и всё закончилось тем, что мальчикам разрешили надеть футболки, а все остальные забавы, включая трусы и траншеи, остались.

-- Растущее поколение должно в полной мере осознавать свой долг перед Обществом! - так сказал Пётр Алексеич.

Спорить с ним никто не рискнул. Хотя в армию попадут далеко не все.

Девчонки не уставали трусью форму ругать: уродская, тесная в бёдрах, вверху телепается. Горе какое! Не нашлось на армейском складе модельных нарядов от БиРа?! А мне форма нравится: в ней хорошо двигаться, не жарко, и отдельная сумка не нужна. Футболку можно надеть под свитер, а трусы сунуть в карман - и пошёл. Кстати, в школе меня считают уродиной: ни росту, ни сисек, ни талии, - обзывают червяком. А из-за ушей Чебурашкой. Но на деле я похожа не на червяка и не на Чебурашку, а на эльфа, что значительно хуже, потому что люди с эльфами воюют.

Быстренько переодевшись (читайте: раздевшись), я хотела прошмыгнуть в туалет, но тут в раздевалку вошел Пётр Алексеич. Есть у него такая привычка: заходить без стука в женскую раздевалку. Девчонки тут же стали визжать. Есть у них такая привычка: визжать без причины. Ведь через два года сами будут выставлять на всеобщее обозрение. Но... Традиция, однако!

-- Кузько! - рявкнул физрук. - Ты почему пропустила первый урок?

-- Размышляла о причинах войны, - честно ответила я.

Пётр Алексеич крякнул.

-- Размышляла она! Сопли сначала подбери, а Ставка и без тебя разберётся. И не размышлять нужно, а сражаться. До победного конца, - тут Алексеич сообразил, что увлёкся, женская раздевалка не место для политзанятий. - А ну-ка, давай в коридор!

Мы вышли. Визг за дверью сменился бранью, не слишком, впрочем, громкой и виртуозной. Пётр Алексеич, вероятно, считает эти образчики литературной речью.

-- А теперь, почему ты пропустила первый урок?

Я вытянулась во фрунт.

-- Большое спасибо, Пётр Алексеевич!

Физрук охренел:

-- Ты что?

-- За всё, что вы сделали для нас! За заботу, внимание и строгость!

Я замолчала, поедая взглядом начальство и сохраняя на лице ясную невозмутимость.

-- Э-э, постой! - Пётр Алексеич тронул меня за плечо, огляделся.

Коридор был пуст. А если нет зрителей, значит, я не прикалываюсь. Да и не считал он меня способной на "шутки": спокойная, сильная девочка, защищает честь школы на городских соревнованиях по биатлону, никогда не грубит, вот только прогуливает иногда.

-- Ты понимаешь, что в школе комиссия...

"Из одного человека",- подумала я.

-- И тебя могли вызвать! - закончил Пётр Алексеич. - Нехорошо получается!

-- Понимаю. Но на первом уроке ни за кем не приходят. Инспектор работает с девяти, а занятия начинаются в восемь. Понимаю, - неподдельное такое хоть плачь, раскаяние проступало на моём лице постепенно, и на втором "понимаю"" достигло апофигея, - я проспала.

Пётр Алексеич прокашлялся.

-- В следующий раз ложись пораньше, - он нахмурился, сцепил руки замком и хрустнул суставами. - Свободна!

Понуро (а душа ликовала) я поплелась к раздевалке, в укрытие.

-- Кстати, а ты не знаешь, кто всему классу пишет записки?

Я обернулась.

-- Какие записки? - недоумение на лице было таким же искренним, как раскаяние.

-- Родительские.

-- Не знаю. Мне самой никто не пишет.

-- Верно. Иди.

Ага, стала бы я, дура, писать самой себе записки. Когда можно обойтись и так.

Прозвенел звонок. Пётр Алексеич погнал вверенное ему стадо на свежий воздух.

На улице в трусьей форме было холодно и приятно, я наконец-то проснулась, захотелось двигаться и дышать. Мы построились в шеренгу, подравнялись. Я была в самом хвосте. Обычно справа от меня стояла Мышка, но сейчас Мышка ТАМ. Физрук поморщился на недружное "здравияжелаем" и объявил, что сегодня сдаём прыжки в длину и деревья. А для разминки: "Четыре круга вокруг военно-спортивной площадки и лёгкая зарядка". Лёгкая в понимании Петра Алексеича.

-- В колонну стройсь! Бегом марш!

Стадо зашевелилось и кое-как построилось тридцать семь человек по четыре. Естественно, я была пятым пристяжным колесом в этой телеге.

Побежали. А если точнее, то сделали вид, что побежали. Господа жирафы с правого фланга вырвались вперед, и вскоре колонна развалилась на неравные части.

И что меня в таком, прости Господи, беге раздражает, так это более рослые, чем я, но до безобразия неуклюжие телушки, которые и сами не бегут, и другим путь загораживают. Смотреть, как они колыхают телесами и что-то невнятное делают коленками, просто тошно. А ещё они оттопыривают локотки. Птица дронт в свободном полёте!

-- Девочки! Девочки! - подбодрила я дронтих. - Сиськи прижали, быстрей побежали!

Машуня гневно сверкнула накрашенными очами.

-- Кто бы говорил... - и брезгливо поджала губы, отчего те стали похожи на птичью гузку. А оттого, что "гузка" кровавого цвета, я едва удержалась от смеха.

Она все-таки заметила смешинки в глазах и подумала, что размазался макияж.

-- Помада! - сказала я.

Всё. Теперь Машуня будет на ходу и тайком вытирать сверхстойкую и экологически чистую помаду руками. Зеркальца-то у неё сейчас нет. Или постарается догнать подружку, чтобы та поглядела.

Машуня побежала быстрей.

Я хмыкнула.

И тут заметила, что к стадиону движется та самая белокурая тётка-инспекторша. Заметили и другие. Обрывки колонны начали сливаться в толпу. В нескольких шагах позади холёной счетоводки семенила Мышка. Выглядела она как обычно, то есть никак.

Физрук засвистел и, махая рукой, заорал:

-- Бегом! Не останавливаться!

Однако школьники не солдаты - никто и не двинулся. Мы видели, как инспекторша подошла к Петру Алексеичу, что-то сказала. У меня мгновенно замёрзли ладони: я всё поняла раньше, чем физрук гаркнул:

-- Кузько!

Проглотив комок - чем раньше всё кончится, тем лучше - я рванула через военизированную площадку.

Там была такая дура, похожая на качели. Только качели надо раскачивать, а эта сразу стоит в позиции "полусолнышко". На дуру залазят, сбивают скобу, а когда площадка достигает противоположного уровня, соскакивают и летят. А внизу яма с подушками и пенопластовый забор. Однако в реальности подразумевалось, что забор будет железный или бетонный, в яме вода, а в воде крокодилы, так что препятствия требовалось перелететь и, приземляясь (высота в итоге получалась метров шесть, а то и восемь), уйти в перекат. Это единственное из будзёвых штучек, что я умею. В смысле, падать. А прыгнуть с десантурских качелей мне хотелось всегда. Тренировали на них только мальчишек, когда же уроки заканчивались, бдительный старлей блокировал агрегат.

И вот... что на меня нашло, наверное, случилось в мозгах помутнение, я двинула прямо к качелям и прежде чем, физрук успел что-нибудь предпринять, взлетела. Благополучно перелетев яму, забор, песочницу и беговые дорожки, я подкатилась к самым ногам Петра Алексеича и поднялась на ноги.

Физрук крякнул: мальчики так не летали. Оно и понятно (сила и рост, чтобы прыгать с качелей, не нужны, а надо поймать момент и не струсить; что же касается расстояния, то оно обратно пропорционально весу "десантника" и если лететь не раскорякой, как наши "неоперенные орлы", а вытянувшись дельфинчиком...), но очень уж неожиданно.

-- Кузько! - Пётр Алексеич покосился на невозмутимую инспекторшу и материть не стал: мол, в моём подразделении спортивная подготовка на такой высоте, что даже девчонки не хуже любого десантника. - Госпожа Мыстрик тебя забирает.

-- Слушаюсь! - я чвякнула подошвами кедов.

Раз уж пошло такое веселье...

Шизофреничная ситуация: у меня решается, как ни выспренно сказано, судьба, а я потешаюсь. Над чем? Над собой. А может волнение у разных людей выливается в разные формы? Кто-то плачет, кто-то без умолку болтает, у некоторых начинается ступор или понос, а меня пробивает на резвость мыслительную и физическую. Может и так. Потому что, переодеваясь в гражданское, я, во-первых, забыла о трусьях, а во-вторых, впёрла обе ноги в одну штанину, сделала шаг и, как следует из закона подлости, поцеловала пол раздевалки. Губы разбила. Спасибо хоть - ничего не порвала, потому что разорванные в интересных местах штаны при короткой куртке станут верхом цинизма и раскрепощённости. Такого даже я не переживу.

А пани Мыстрик стояла в дверях и наблюдала. Молча. Она не торопила неловкую дуру и не комментировала увиденное.

Умывшись и пригладив кое-как пальцами волосы, я сказала инспекторше, что готова. И подумала: "К употреблению".

Госпожа Мыстрик привела меня в кабинет возле Зала Собраний. Окон здесь не было, часть комнаты отделяла белая, как в социалклинике, ширма, а посередине торчало одинокое кресло.

По дороге сюда я спросила инспекторшу о результатах первого тура, и она мне ответила:

-- На предварительном этапе не может быть результатов, он лишь определяет вопросы индивидуального.

-- Понятно.

Инспекторша сделала физию: "Ничего тебе, девочка, не понятно!", но я к намеренной заносчивости чиновницы отнеслась философски: все там будем, в смысле, взрослыми и озабоченными. А завтра... завтра я пойду в заповедник. Хватит страдать!

-- Положи "книжку" на тумбочку, - сказала госпожа Мыстрик, а бумажных книжек она, наверное, и не щупала. - И сними куртку.

Я раздуплилась. У дверей рядом с вешалкой стояло нечто прозрачное, должное изображать тумбочку. Там я положила ноутбук и повесила куртку. Инспекторша сотворила замысловатый пас руками, как говорит бабушка, четыре дули на восемь сторон света, и перед креслом возник голограммный пульт, плавно переходящий в экран и сливающийся со стеной.

-- Садись.

Я осторожно взгромоздилась на кресло - ноги до пола не доставали - и посмотрела на пульт. Работать и даже видеть такой самолично ещё не доводилось. И по правде, я боялось его: а вдруг виртуальные мозги перемкнет? И как он может почувствовать мои совсем невиртуальные пальцы? Круто, никто и не спорит, только зачем? Мой "Сундук" даром, что простой как... сундук, шурупает лучше папы. Или это лысогорские психи хотят запугать и без того никчемушных школьников? Престиж Фирмы блюдут? Так престиж, я всегда полагала, держится не на обертке. Короче, пахнет вся эта дорогущая красота откровенной дешёвкой. А надменная инспекторша - такая же курица, как Машуня, только взрослей и ухоженней. Дронт на яйцах!

Не дожидаясь вопросов с моей стороны (ещё одно маленькое оскорбление), Дронтиха показала на ряды разноцветных буковок, расстеленных в воздухе:

-- Это клавиши для текста. Когда полностью сформулируешь ответ, накроешь этот зелёный шарик. Остальное тебя не касается. Вопросы будут появляться сами. Время неограниченно. Поняла?

-- Да.

А что ещё я могла ответить?

Пани Мыстрик кивнула и скрылась за ширмой. Я же осталась наедине с этой пёстрой байдой. Слышала, как скрипнули амортизаторы кресла. А может и не амортизаторы, а ножки инспекторши. В общем, она села. Застрекотали ногти по клаве. "Машина у неё нормальная", - подумала я с завистью. А на потустороннем экране уже появился вопрос:

Чем отличается суррогатный эльф от искусственного?

Рядом болталась мигающая стрелочка. Я потянулась её потрогать и чуть не выпала из кресла: стрелочка протекла сквозь пальцы. Я выругалась. Ну и пусть инспекторша слышит!

В сидении сбоку была некая штуковина, если её выпрямить и задвинуть, то получалась перемычка, как в детском креслице. Чтобы дитё, значит, не падало. Я задумалась: пришвартовавшись, конечно, будет сподручней, и локти будет на что положить. Только вдруг эта перекладина потом не откроется?

Ладно! Я подтянула сопли и не стала пристегиваться. О чём тут пытают? Чем отличается суррогатный эльф от искусственного?

Мозгами

По правде, я могла и сама спросить: "А шо такое сурагадный?"

Или написать: "Не знаю".

Или: "Слова суррогатный и искусственный являются синонимами, а потому сама постановка вопроса некорректна",- как отвечают все нормальные, в меру испорченные образованием дети.

Я же ответила абсолютно серьёзно и честно, а главное по существу: мозгами. Мышлением.

Аргументируйте свой ответ!

Не поняла, тупорылая! Тогда держись!

И аргументировала где-то на восемь тысяч знаков, не совсем чётко обрисовывая, кто такие эльфы вообще, откуда взялись и чем отличаются от крылатых мудозвончиков, которых изображают на детских сайтах. Статьи и прокламации на тему врага я из принципа не читала. Что же касается сказок прабабушки (а она у меня с подраненным эльфом крутила роман и прятала его в сарае), то это всё антинаучно, быть не может и преследуется по закону. Потому мне пришлось балансировать где-то между проповедями школьного комиссара и правдой, щедро доливая коктейль откровенными выдумками.

Было ещё одно неудобство: на супернавороченном псевдоэкране среди всяческой чепухи помещалось всего десять строчек из текста, а прокрутка (если я правильно поняла, что сия зашмаленная улитка и есть прокрутка) не работала. Я набирала почти вслепую. И ещё не закончила, как раз думала: "А не задыбать ли рассуждения? И как это сделать?", когда за ширмой хрюкнуло, и машина посчитала мои растекания мыслью по вирту полностью сформулированными и подтвержденными.

Возник новый вопрос:

Что такое суррогатный?

Немецкий самогон

Что такое искусственный?

Варежки из ёлки

И видимо, глубина моей мысли о варежках сразила несчастную железяку наповал: цветные мигалки погасли, потом пропало ВСЁ, и заверещал, как при тревоге вторжения, зуммер. Я метнулась к дверям, но инспекторша уже выползла из-за ширмы. Как танк или самоходное орудие. Взгляд у чиновницы был безумный, лицо бледное.

Но если поломка настолько серьезная, то почему она шкоду не забанила? Она же сидит здесь только для того, чтобы следить. А ещё госпожа Мыстрик могла вырубить комп и притвориться, что виноват испытуемый.

Могла.

Однако я ещё не видела, чтобы живые люди, не в кино, так натурально и сильно изображали отчаяние.

-- Что ты натворила?!

-- Я!?

-- А кто?! - слезы мгновенно высохли. Сейчас пальнёт.

-- Я ничего. Я отвечала. Может... - над головой исправно сиял потолок, значит, на туманы и перебой с энергией свалить не получится. - Оно само!

-- Само?!!

Я не стала ждать продолжения, сорвала в вешалки куртку и схватила "Сундук". Если что, стукну по голове.

Не пришлось. Тётка отвяла.

Но результатов я не дождусь, и так ясно: второй раз проверять не будут, и я стану беленькой и горькой.

Снаружи дожидался весь класс.

Почему? Почему ни одна сволочь не встречала Мышку?

Почему Машуню, Алинку и остальных девчонок встречали подруги?

А меня?

Те, кто был настроен доброжелательно или хотя бы нейтрально, как раз не пришли. Я продиралась сквозь строй и двигалась тяжело, будто карабкалась в гору, хотя реально ко мне никто не притронулся.

И не притронется. Человек вне закона не является человеком.

Впрочем, насчёт притронется, я ошиблась. И убедилась в этом очень скоро.

Вечером, перед тем, как огласить семейству "радостную" весть, я пошла в магазин за ликёром. Вино из настоящего винограда для нас слишком дорого, а идентичное натуральному красит кишки. Я видела - папа показывал. Это он нас с братом так воспитывает. Принесёт, к примеру, лёгкие заядлого курильщика или печень алкоголика и говорит: "Вы потрогайте! Понюхайте! Только не надо жевать!"

Это папа так шутит.

Но печень печенью, а нервные клетки не восстанавливаются, и лучшее заранее позаботиться о лекарстве. Много ликёра всё равно не выпьешь, а притупить восприятие можно вполне.

Настроение было паскудным, и по сторонам я не смотрела.

Нюсик и кореша подошли с двух сторон.

Пацаны учились в моей школе, только на год помоложе. Дурацкое прозвище - Нюсик, я кота так постесняюсь назвать. Но не в имени дело...

Кто-то из них сделал подножку, поглощённая своими мыслями, я этого не заметила и упала. Пакет порвался, бутылка выкатилась на дорогу. Бабуины засмеялись, и тогда я не выдержала. Мне было абсолютно начхать, что их пятеро, что они младше, но выше ростом, что папа у Нюсика важный чиновник...

Драка похожа на море, которое врывается в вены и орёт в голове. Драться мне приходилось. И должна сказать, что большинство мальчишек, чего бы они о себе не мнили, драться не умеют. Они бьют, не прицеливаясь. Главное - посильней. Я тоже не умею драться и в силе с мужиками соперничать никогда не буду. А потому всегда думаю, куда бить, и стоит ли бить вообще. У человека на теле есть места, самой природой предназначенные принимать удары; есть места, которые покушения на свою целостность воспринимают очень болезненно; и есть места, куда бить опасно для жизни. А в остальном, можно ткнуть ручкой в глаз, и ничего страшного не случится. Противник, если он не конченый тормоз и не пьяный, инстинктивно отпрянет, и тогда можно бить коленом в живот. Отклониться же вбок, как поступит обученный боец, уличному драчуну не хватит хладнокровия. А ещё очень хороший метод: зубами за глотку. Перегрызать необязательно, но моральный эффект потрясающий. В такие моменты я вою. И хочется бежать далеко-далеко, и чтобы все разлетались, как брызги от лап. Тогда я вспоминаю волков.

Страшно, когда дерутся не голыми руками, а берутся за палки. Или когда дерутся пьяные или психи. Но мне повезло в таких драках не участвовать. Ну-у, если не считать психом себя. У Нюсика и компании никаких палок или иных предметов вроде кастетов не было, они были трезвые и нормальные. Только дебилы.

Ближнего, не поднимаясь на ноги, а только перевернувшись с живота на спину, я лягнула в колено. Не попала: бабуин отскочил, но налетел на собственного товарища, а тому (какое печальное совпадение!) некая стерва толкнула под ноги бутылку. Бедный мальчик взмахнул руками, хотел удержаться... А зря! Упал бы на задницу, а так получилось что на руку, которая подвернулась под тело. Третий засранец тем временем прыгнул тяжёлыми ботинками мне на живот. Хайки у него были на платформе с фонариками. Фонарики в моих глазах жахнули взрывом, дыхание ёкнулось, однако ногу прыгуна я не отдала, вцепилась и потянула к себе. Пацан упал, мы перевернулись. Он рванулся, я тут же его отпустила и, развернувшись, заехала локтем в хлеборезку. Там хряпнуло.

Нюсик, а это оказался именно Нюсик, взвыл так дико и страшно, что даже я, потерявшая крышу от боли и ярости, немного струхнула. И тут же получила по голове, кажется, от того первого, спасшего колени. Волосы скрипнули по мостовой, в глазах потемнело, я понимала, что если не встану, то будет каюк. Их больше... Я не успела... Двое последних, наконец, сообразили, что происходит что-то не то.

Однако закончилось всё нормально. То есть множественными гематомами, рассаженной бровью и, конечно, участком. Нюсику я сломала челюсть, а его приятелю запястье. Ликёр же подобрала - ничего с ним не сталось. Всё-таки есть от технического прогресса какая-то польза.

В участке всех, кого не забрала "Скорая", привели в кабинет начальника и выстроили в шеренгу. Те менты, которые привезли нас, и другие, которым просто хотелось развлечься, тоже впёрлись к начальнику, расселись на стульях вдоль стены и откровенно ржали. Это для нюсиковой мамаши случилась трагедия, а для них веселуха: девка поцапалась с пятёркою пацанов и накидала им пачек. Вид у меня был откровенно довольный, и, проходя по участку, я со всеми здоровалась, что не могло не привлечь внимание. Противники же мои были мрачнее тучи: в школе им ещё добавит преподавательский совет. А я в школу больше ходить не стану. Хватит - уже научилась доброму, вечному.

-- Что послужило причиной драки? - спросил офицер, ухмыляясь.

Он был невысокий, но плотно сколоченный, череп украшала густая десятидневная щетина. А рожа - сразу видно, что из бывших фронтовиков - акула подавится. Я немного расслабилась: такие за драки судят не слишком строго.

-- Ничего особенного, сэр! Озверела и набросилась на бедных мальчиков.

-- А если серьёзно?

Мои оппоненты молчали: им почему-то не представлялось, что с ментом можно дружески перегавкиваться, и всё человеческое им не чуждо.

-- Если серьёзно... Я шла из магазина, этот, - я показала на счастливца с коленями, - подставил мне подножку - я упала. А тот, что с челюстью, принялся пинать ногами. Ну, тогда я сдала давать всем жаждущим сдачи...

-- Врёт!!! - закричал тот, что с коленями. - Не так всё было! Она сама!

-- А как было? - поинтересовался фронтовик, скаля неестественно ровные зубы, голову дам на отсечение, если не протезы.

-- Она набросилась...

-- И накидала пятерым, - быстренько вставила я.

На галёрке засмеялись, а бабуин засопел.

-- Мы защищали товарищей, - сказал тот, что последним влез в драку. Наверное, самый разумный из стада,- Нюсика и Артура. Она их искалечила.

-- Артура я не трогала. На него наступил вот этот. А Нюсик сам виноват: нечего было пинать ногами в живот, а потом ещё и сверху валиться. У меня там синяк, и, наверное, отпечатался след от подошвы.

-- Она была пьяная!

-- Сам пьяный!

-- А бутылку кто нёс?

-- Так несла же - не пила!

-- Какую бутылку? - поинтересовался начальник.

-- Обыкновенную. Сладкий ликёрчик, женщинам нравится, у моей мамы давление... Но к драке это никак не относится. По закону мне запрещено пить, а торгующим мне продавать, о ношении же несовершеннолетними спиртных напитков в законах ничего не говорится.

-- Не тебе рассуждать, что говорится в законах. Где купила ликёр? В магазине?

-- В магазине я рассматривала, что почитать, но ничего нового не нашла. А где покупала, не помню. Меня по башке звезданули, когда болеть перестанет, может и вспомню.

Лейтенант хмыкнул: так тебе и поверил! Однако в России пили, пьют и будут пить. Вне зависимости от того, как эту территорию сейчас называют.

-- Ладно, спиртное мы конфискуем...

Кто бы сомневался.

-- ... заполните бланки, имя-фамилия-отчество, год рождения, где учитесь, кто родители и где работают.

Нам роздали стандартные пластушки и писучие палочки.

Просматривая данные, лейтенант задержался на моей пластушке.

-- Категория?

Я посмотрела на бабуинов, на офицера.

-- Нет категории.

-- Тебя посадят, дура! - вдруг закричал счастливый раздаватель подножек. Подошедший сержант толкнул его в спину: заткнись.

Дура!

Он бы ещё сказал: эльфья подстилка!

Как будто я не понимаю - посадят. И не потому, что своротила гадёнышу рыло и действительно виновата, просто адвокаты нюсиного папы докажут, что море сухое, земля квадратная, а я рецидивист.

-- На воинском учёте состоишь? - спросил лейтенант.

-- Стану.

-- Завтра номер воинской карточки должен быть у меня.

Ага, и тогда с нюсиковым папой будут бороться не мои полунищие предки, а военная машина, которой до зарезу нужны здоровые новобранцы, пускай даже женского пола.

-- Э-э-э... А что делать, если я приду, а там закрыто?

Он покачал головой:

-- От, девка! Комиссия работает до восьми. Успеешь. Кругом марш! И вы тоже свободны, - это бабуинам. - Родителям и в школу мы сообщим.

Так я записалась в армию, и образование там не требовали. Грамотная - хорошо, а нет - найдём применение. В школу больше не ходила: в этом не было смысла. В институт или даже задрипанный колледж без "нужного" статуса не возьмут, терпеть же издевательства ради получения бесполезной корочки, согласитесь, глупо. Родители этого понимать не хотели. Отец спросил, что я намерена делать, и, не получив внятного ответа, тем ограничился. А мама настаивала. Пришлось уходить в заповедник.

У нас в Суземке есть две достопримечательности - это основанный сто и надцать лет назад плодово-овощной колледж и Заповедник. Он начинается сразу за городом, расползается вширь километров на сто и по левому берегу Десны тянется за Навлю. С трёх сторон лесной массив окружён великоросской стеной (китайцы могут удавиться от зависти), вышками и полукилометровой мёртвой полосой, патрульные катера ходят по Десне с периодичностью в полчаса. Ну и у нас, на Колодезе, тоже изредка грязь винтами перемешивают, не дают лягушкам спокойно размножаться.

Территория Заповедника считается военной зоной. Ещё полвека назад по нашему региону проходила граница, потом генерал Канивец оттеснил листоухих в Сибирь и заделался президентом, освобожденные земли обезлесили, подвергли культивации и вообще опошлили, как смогли, а некоторые участки, такие как наш Заповедник, локализовали для военных целей. Сейчас там растят солдатиков элитных бойцовских пород, в беретиках и с подстриженными ушами. Мой дедушка Боря работает в Заповеднике лесником. Лесник существует отдельно от Базы: контингент тренировочных лагерей постоянно меняется, а дедушка Боря сидит в пуще безвылазно. Он вроде бессменного сторожа и смотрит за тем, чтобы десантники и волки друг друга не покусали, улаживает, если можно так выразиться, конфликты. Опять же постоянно кто-то теряется, спутники периодически слепнут, сканеры врут - вот и приходится звать лесника. В детстве мне представлялось, что дедушка в Заповеднике самый главный начальник, а потом... Впрочем, неважно. Осознание положения не делает это самое положение хуже.

Или лучше.

Попасть же в Заповедник можно двумя способами: первый - это подать заявление, отстоять очередь, пройти проверку, получить разовый пропуск, связаться с дедушкой, чтобы он подъехал к воротам и забрал под свою ответственность; второй - лезть тайком. И не надо говорить, что я предпочитала второй способ первому.

Серо-зелёный лес с небоскрёбами елей за бетонной стеной казался далёким небесным городом, волшебной страной. Накрапывал дождик, и в его ненавязчивой серости стена растворялась и теряла свою неприступность. Между стеною и городом разлеглась обширная пустошь, изрезанная оврагами, овражками и окопами. Здесь уже лет двенадцать хозяйничают ранглеры. На двух башнях из четырёх, на восточном и юго-восточном флангах, уже торчали шесты с обвисшими мокрыми тряпками.

Простите, боевыми знаменами.

Зелёным и синим. Оба были основательно изгвазданы соответственно синей и зелёной красками, а потому изначальный цвет флага оставалось лишь знать.

В прошлом сезоне зелёные с синими потеряли большую часть территорий и теперь, до начала каникул и настоящих боев, выясняли, кому же остаться в игре. У меня же здесь свой интерес. В северо-восточной части полигона есть место, которое называют Диким Городом - это глубокий, заросший могучими сорняками овраг. Стены оврага изрыты ветвящимися норами, и некоторые из них тянутся в глубину и в стороны на несколько километров. Потому что в действительности это не норы, а ходы, оставшиеся после Воинствующих Корней, эльфьего стратегического оружия. В норах понемногу лазят, до первой развилки, первую сотню метров. А потом отважных исследователей начинает душить страх, и они обделываются.

Я очень надеюсь, что не нашлось никого, кто сумел бы этот страх перебороть, и у кого хватило терпения найти ту единственную нору, что ведёт в Заповедник. А потом ещё одну, запасную. Что не нашлось никого, кроме меня.

В Диком Городе пели птицы. Нора дышала приветливой тьмой.

Туманы.

В Европе о них сочиняют сказки.

У нас... Транспортники и связисты эльфийский и уже всякий иной туман ненавидят. Когда с востока приходит глючная мгла, грузовики падают с неба, как груши. С аэробусами обстановка чуть лучше: там есть живые пилоты. Честь им и хвала, а также медали и премии - такова официальная версия. А в реальности живые пилоты на грузовиках так же бесполезны, как электронные. Дело всё в том, что эльфы управляют туманами и мирных граждан жалеют, позволяют им сесть.

Фермерам туманы нужны. Как-то по-особенному действует магия эльфов на растения и скотину, отчего те не болеют и хорошо растут. Без удобрений, гормонов и прочих добавок. А удобрения... Пробовала я европейские яблоки, генетически модифицированные, с улучшенным вкусом и прочая - трава травой. А если вкус не улучшенный, то мыло с парафином. Поэтому наши продукты в метрополии считаются элитарной едой и практически все уходят туда. Остатки же стоят непомерно дорого. И если простой человек эпохи межзвездных полётов и живущий в аграрном раю, хочет настоящей картошки, то пусть не ленится и заводит огород. Желательно на крыше собственной хаты, потому что добрые люди не постесняются и всё растащат, не дадут даже вызреть.

А я туманы люблю.

Они оседают в тёмных глубоких норах, густеют; видения уплотняются и становятся звуком, голосом. А ещё в норах обитают токкоси.

-- Тайконва^[1], - сказал токкоси.

-- Тайконва, - согласилась я, - мусиноёй^[2].

В смысле, на пузе. Локти упираются в стены, голова в потолок. Стенки в норе гладкие и твердые, будто из камня.

-- ... хасирао ковасинагара^[3], - продолжал токкоси, - какурэга^[4]...

Ой!

Действительно какурэга. Я доползла до первого клапана, и задница, как обычно, застряла. Хотя места - между телом и стенкой свободно проходила рука - хватало вполне. Это токкоси. У него хоть и нет тела, но на девичьи прелести засматривается и по возможности хватает. А ещё этот нахал называет бункер, где сидел штаб армии, притоном.

-- Кабэо кудаку^[5]! - сурово добавил токкоси. Трындит, что стены разрушит, а вместо этого лапает.

Я вывинчивалась из хватки такой, казалось бы, нереальной сущности, как призрак. В первый раз, помнится, заорала. Теперь же: он держит, я вырываюсь - и это уже стало традицией. Потом произношу сакраментальную фразу:

-- Харабай! Ннни-и-и-и... - кажется, тело пошло... - Ттта-а^[6]!!

Со чпоком, как у винной пробки, меня вытолкнуло из клапана и потащило вперед.

-- Нэва харусамэто мусино каоригаару^[7],- бодро декламировал призрак. Кажется, он обрадовался встрече.

Я скользила вниз, как пингвин с ледяной горки, в затылок упиралось горлышко стратегического запаса.

-- ...наомуо морасита^[8]!

Яма закончилась, и уклон пошёл вверх. Я продолжала скользить. Басню о поползновениях боевых корней во все стороны света я слышала сотни раз и давно уже выучила наизусть. Закончили мы с голосом вместе, каждый на своем языке:

-- Додзёога кирио нурэтэ иси ни натта.

-- Земля, пропитываясь туманом, становилась камнем.

Чернота впереди из непроглядной стала коричнево-синей. За шесть лет регулярного ползанья под землёй я научилась различать восемьдесят четыре оттенка чёрного цвета. К тонкому аромату окаменевшей слизи прибавился запах прелых листьев и тины.

Выводила нора в терновник такой густой и непролазный, что даже зимой под переплетением веток не было видно устланной листьями земли. Пройти сквозь заросли можно было двумя способами: протечь под ветками на пузе или проехать на танке. Танка у меня не было, и я ползала. Каждый раз новым путем, чтобы не создавать тропу. Могло вполне статься, что непроницаемость ветвей не такая, как хочется, а лишней осторожности не бывает. Выход из норы закрывали сложенные решёткой ветки и купа листьев. Там же у меня лежали припасы: килограмма два орехов в небольшом ответвлении в стене. Оставлять что-нибудь сделанное явно руками я не решалась. Орехи же... А вдруг их потерял многомудрый тануки или кто-то иной из исконных обитателей заповедника.

Сразу за терновником начиналось болото. Весной ручьи и многочисленные озерца разливались. Дно здесь было песчаным и твёрдым, через месяц, когда вода сойдет, в рост потянутся травы, а сейчас только лохматый, жёлтый тростник шуршал на ветру.

Обыкновенно перед болотом я устраивала привал, искала на кустах прошлогодние ягоды, но тоска гнала вперед, я разулась и вошла в тростниковую стену. Не скажу, что бестрепетно: водичка здесь была чуть теплее, чем снег. И было бы проще идти там, где мельче, а значит теплее, но перемещаться открытыми пространствами в прямой видимости периметра - это последнее, что я совершу здесь.

Тоска на поверку оказалась браконьерским чутьём. Если бы я устроилась отдыхать на традиционных полчасика. Однако через полчасика я уже углубилась в тростниковую пущу и как раз высматривала гнездо травника, когда над стеной грозовой тучкой выплыл патрульный катер. Как раз там, где нора.

Тикусё!!!

Это не может быть совпадением! Кто заложил? Но я ведь никому не рассказывала. Тогда откуда узнали?

Присев на корточки, я следила за катером. Крашенные желто-бурыми и зелёными перьями волосы свешивались на лицо, тело прятал "хамелеон". Главное тут: терпение, и чтобы не послали "лисицу". Впрочем, электронные нюхачи похожи на вампиров из сказок: проточная вода их сбивает с толку, а вода здесь везде: под ногами и в небе. Дождь вспомнил себя и ласкал мои плечи.

Катер низко и медленно проутюжил болото вдоль, поперёк и вокруг. В том месте, где он проплывал, тростники колыхались, и, когда стебли рядом со мной наклонялись, я кланялась вместе с ними. Вполне вероятно, что на катере стоит детектор мысли. Или как там у них называется фигня, определяющая разумность?

Разумность.

Дедушка говорил, что думать в засаде нельзя. Стань ветром, травой, будь деревом, стоящим тут спокон века. Недуманье помогает ждать, а потому звери не чувствуют времени.

Звери...

Когда катер убрался, я пошла к Великой Бобровой Стене. Из всех чувств жил во мне только голод. Из мыслей... Гораздо позже, уже под прикрытием настоящего леса, я подумала: "Поступки зверей не могут подчиняться только инстинкту. Есть звериное разумение и звериная логика. А чем звериная логика отличается от людской? И не будет ли это различие чисто условным? Как вообще отличить разумную жизнь от неразумной?"

Перебравшись через запруды, я вышла к речке Неруссе. И озадачилась: а куда, собственно, прусь? К дедушке? Так это два дня через дебри пешком. И не это самое трудное: проблема - это река. Та самая Нерусса, которую надо преодолеть. Я плавать умею, а водка в желудке и подкожное сало неплохо спасают от холода. Но... Пока я буду плыть, то окажусь незащищённой, а патрулировать реку очень легко: летай себе вдоль течения, расстреливай островки плавучей травы. Островки... Плот слишком простая идея, чтобы стать успешной. А шланг я с собой не взяла.

К тому же катер над лазом, переставшим быть тайным, намекал, что ищут конкретного человека. Меня. Это мама подняла на уши своих подруг, мужей подруг, моих одноклассниц, ребят с полигона, полицию и военных. Искали ребёнка. С настоящим диверсантом цацкаться не стали бы, а сбросили бы на тростники зажигательную бомбу. И гори, гость незваный, синим пламенем. А что сделает ребёнок? Ребёнок потащится жалиться на судьбу и злодеев-чиновников любимому дедушке. Значит, туда мне нельзя.

Я отсиживалась у реки в Надводном Чертоге номер тринадцать.

В реале большая часть времени, что я проводила в заповеднике, тратилась не на охоту, а постройку таких вот укрытий, типа: "бобриная хатка". А также на наблюдения за животными, чтобы мои хатки, логова и норы выглядели не хуже звериных и на том месте, где и положено быть. Одежда на мне была тёплая и непромокаемая, для пущего барского комфорта имелся коврик. Я лежала на нём и слушала, как там, снаружи, шуршит трава, а дальше - деревья. Слушала воду, всё больше и больше растворяясь в дыхании дикой природы. И не боялась, что найдут: река первой заметит чужих, предупредит, ей отзовется осока, растворит дыхание в шелесте. Нельзя пройти по лесу незаметно для леса.

Мама, когда сердится, называет меня эльфийским подменышем и мутантом. Больше, чем себя, она любит моего брата Мику. Она видит его будущим лётчиком и всячески двигает, то есть воспитывает или же, правильней сказать, выращивает, лепит героя. Она и меня хотела в транспортный отдел диспетчером, но... Материал оказался безнадёжно испорченным, и я приложила всю свою вредопакостность, чтобы это мнение сохранить. Я не хочу быть диспетчером.

На третий день к Надводному Чертогу пришёл лесник.

-- Кузька, ты здесь? - спросил он.

Я могу не отзываться. И тогда дед либо останется ждать, пока я соизволю ответить, либо отправится дальше, к другим схованкам, и будет возле каждой спрашивать: "Кузька, ты здесь?" Всё зависит от того, чувствует ли он меня под лохматым от торчащих сучьев и тины куполом или не чувствует. Разочаровываться и проверять его я не хотела, а потому ответила:

-- Здесь.

-- Поговорить надо.

Одна из самых первых недетских ссор с мамой у меня случилась в девять лет. Она записала меня на факультатив связи, а я хотела биологический. Но родительница лучше знала, что нужно ребёнку, и возражений не приняла. Как та мамаша, которая кормила сыночка до десяти лет протёртыми супчиками и кашкой, и у того развились патологии в развитии желудочно-кишечного тракта и зубов. В моём случае главной трудностью было то, что маменька считала меня неспособной самостоятельно пересечь засаженный пыльными клёнами сквер и ещё пару улиц, дабы достичь приюта юных провайдеров, и потому на занятия меня конвоировал кто-то из взрослых. Так длилось полтора месяца, я протестовала разными способами, начиная с сидячих забастовок и кончая демонстративными хворями, вызывать температуру и рвоту я умела на раз. Но ничего не помогало. И дело было даже не в том, что биологический кружок такой уж плохой, а в том, что я не подчинялась. "Бывает моё мнение и неправильное", - так однажды сказала мама, совершенно не замечая убийственного смысла фразы. Тут уже оставалось либо сдаваться, либо бежать.

И я сбежала в Заповедник. Пешком отправилась в дом, где меня любят.

Это сейчас мне в усадьбу лесничества топать два дня, тогда было больше...

Это сейчас я понимаю, что мне повезло три раза подряд. В первый раз, когда со станции на КПП привезли партию эльфодавов, и один из сопровождающих встретил знакомого, отчего все задержались. Во второй раз, когда самый большой и лохматый пёс не стал возражать против соседства. В третий раз, когда собачий транспорт застиг в дороге туман, и пришлось спускаться, а потом и совсем останавливаться. Повезло, что не съели, что успели пересечь Неруссу...

Если бы мама сообщила деду о моем побеге, он бы смог перехватить меня по дороге, и я бы не простудилась. Но... Дед на маму очень обиделся, а меня выпорол, а потом, что, казалось бы, совершенно не вяжется с поркой, подарил взрослый арбалет. С мамой они с тех пор не разговаривают. А арбалет стал для меня МОИМ оружием, ну а ещё символом взрослости и свободы.

Теперь история повторяется.

-- Мама сама тебе подрядила?

-- Твоего папашу командировала, - ответил дед.

Я вздохнула.

-- Хорошо. Пожрать чего найдется?

-- Блины с зайчатиной годятся?

Я сглотнула и занялась герметизацией штанов. Чтобы вытащить из норы бунтующего тинэйджера нужно предлагать не карьерный рост и блестящее будущее, а что-то конкретное и реальное, вроде блинов.

-- И что ты думаешь делать? - задал дежурный вопрос дед, когда первые блины уже оказались в желудке, и я могла думать о чём-то ещё, кроме жратвы и природы.

-- Поеду учиться в Харьков. На художника. Там берут без категории.

-- Ангелина добилась повторного тестирования.

Я задумалась, а потом всё-таки отказалась.

-- Нет. Я действительно социопат. И дополнительная проверка - это только дополнительная нервотрепка.

-- Без цвета я не смогу взять тебя младшим егерем, - сказал дед.

Значит, и это срывается, а соглашаться на проверку под маминым руководством - слишком дорого обойдётся. Я не могу уступить ни на йоту: она меня потом сжуёт.

-- Нет! Я еду учиться, а потом в армию - и никаких проверок.

-- Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг", - с издёвкой продекламировал дед.

-- Примерно так, - согласилась я, не обращая внимания на издёвку и вгрызаясь в очередной блин. Кажется, пятый. Или шестой.

-- Ты же с матерью воюешь!

-- А ты с невесткой.

После этой глубокой мысли мы замолчали, а потом разошлись каждый в свою сторону. Дед помчал в лесничество докладывать, а я решила ещё погулять.

Сумрачный день потерялся где-то между утренним и вечерним недосветом; стекалась, густела ночная прозрачная тьма. Ветра не было, но в моих глазах деревья качались, а сквозь голые ветки просвечивали галактики. Галактики, скрытые тучами. Печаль трепетала слабосильными крыльями...

Я теперь никто, пустое место.

Пустое...

А как я выбралась? Если бы я всегда рассказывала, как выбираюсь...

На северном берегу Неруссы - реку я одолела простейшим из способов: дождалась ночи и переплыла - за Волчьей горкой был лагерь, где готовили... хе-хе... диверсантов. И многие офицеры ездили ночевать в город, в лоно семьи. К одному такому почтенному наставнику тайного искусства я залезла в багажник. Просто, как в детском саду. Кстати, вместо детского сада, в меру силёнок я помогала дедушке разыскивать в лесу заблудившихся курсантов-разведчиков.




Глава 2

ЛЕПРОЗОРИЙ

В худилище брали всех, даже белых и психов, но требовалось привезти рисунки сделанные вручную. Именно привезти и именно вручную. Такая дикость, как рисование вручную, приличным обществом воспринималось, как одна из разновидностей порока, вроде наркотиков и однополой любви, мол: только дикие эльфы на это способны. И ещё люди, которым больше некуда деваться, которые без этого не могут. Но понимают, что не могут, как раз те, что не могут, а для нормальных обывателей они - извращенцы.

Наверное, я вполне могла обойтись и без рисования, но мне больше некуда было деваться. И терять тоже нечего. Тем более что тайком уже пробовала, и не раз... Но когда я начала рисовать всерьёз, то получалась наивная мазня без смысла и содержания, ничего такого, на что стоит хотя бы посмотреть. Консультант из училища сказал, что тема - любая; материал - любой; можно даже заменить рисунки опять же вырезанными или вылепленными вручную скульптурками. Или просто фигурками. На сколько хватит таланта. Я предупредила его, что не умею ни того, ни другого. Консультант, эдакий грустный дядя предпенсионного возраста в ярко-зелёной футболке, ответил, что уметь вовсе не надо, мы научим, а вы должны постараться раскрыть свою сущность. Он так и сказал: сущность.

А обнаружилась она в заповеднике. До самого лета я напрягалась, высасывая тему из пальца, пока не поняла окончательно, что изображать нужно действительность. Но действительность, а именно родные и близкие, не захотели участвовать в "оргиях". Людские портреты отпали. Пейзаж, такой настоящий, чтобы ощущался простор, я не осилила. Вот и пришлось рисовать портреты деревьев и всяких животных, которые попались на глаза в заповеднике. Серия называлась: "Взгляд куста". Вначале было "из-под куста", но потом я решила не мудрствовать - тогда везде придётся рисовать три лишних буквы и черточку - и "-под" убрала. А, уже заканчивая серию, вытерла "из", а заодно и границу между художником и рисунком. Это был автопортрет. Но некоторые преподы и одногрупники сказали потом, что я стыжусь быть художником, они не поняли, что я заповедник. А я не смогла нарисовать так, чтобы поняли. С этого началось разочарование в искусстве, вернее сказать, обида. Ведь разочаровавшись, уходят, обиду же прячут и чаще всего остаются.

Интересно, сколько стоит в метрополии проехаться, к примеру, от Лилля до Амстердама на поезде? То есть, не на пошлом магниторельсе, а в вагоне, влекомом среди прочих таких же дизельным локомотивом. Наверное, дорого. То-то прут откормленные чистенькие туристы в Приграничье, на экзотику потаращиться, ощутить в реале вонь старины.

Когда я притащилась на вокзал в Хутор-Михайловске (предки работали и довели только до маршрутки и лёгкой депрессии, а Мика был на соревнованиях), на перроне общилась целая толпа мухоморов. С камерами, в панамах и шортах. Судя по воплям, их утром катали над заповедником, и егерь решил приколоться: сказал, что лес первозданный, и когда его вычищали от эльфов, пара семейств таки ушла от облавы. Мол, до сих пор не поймали. Детки плющили морды о визоры, углядели кедровых макак и... благородно промолчали, не выдали. В руках и на спинах туристов красовались плакаты:

Эльфы тоже люди!

Нет войне!!!

Рука об руку к звездам!

... и тому прочей мутью.

Дуреют от безделья. То ли общество у них, то ли течение, антиобщественное и тайное. Как может быть общество антиобщественным, я, дикий человек, понять не могу. Может в англоязычной голове как-то иначе складывается несовместимое? Или есть тайный код, которого я не знаю? Но, вне зависимости от названия общества, его деятельность ничего не изменит. И не потому, что эльфы - чёртовы выродки и сатаниды, а просто поиграют студентики в реформистов, пощекочут нервишки, а закончат учёбу - переселятся в офис и забудут борьбу. От гражданства, профессии и стабильного жалования никто отказываться не станет. И целоваться с эльфами тоже.

А потому я обошла деятелей стороной и села в тени памятника на бордюр. Он, то бишь памятник Богдану Хмельницкому, единственное, что осталось в городке с доэльфьих времен. Здания листоухие развалили, а гетмана пожалели. Наверное, потому, что в руках Хмельницкого не "аксуха", а булава, и восседает он не на броне бэтээра, а на коне. Как приличный эльф.

В луже под неработающим питьевым фонтанчиком сидел воробей. Интересная диспозиция. Хоть бы купался или что-то искал!

Я достала из сумки кусок хлеба и, покрошив, бросила птице. Мой воробей так и остался в луже, но зато с головы Богдана Хмельницкого и других, мне невидимых, далей слетелись другие воробьи и принялись с писком сражаться за крошки. Я накрошила ещё и подошла ближе к луже.

Купальщик пищал и дёргал головой.

Впервые вижу парализованного воробья. Сунув остатки хлеба в карман, я взяла птицу на руки. Лапки под фюзеляжем оказались в наличии, сердечко колотилось то галопом, то рысью, то вообще замирало.

Однако поставить диагноз я не успела. Здоровые воробьи разлетелись, ко мне направлялись сияющие, как унитазы в рекламном ролике, господа реформисты с плакатами.

-- Привет! Я Сьюзен Таффи,- протараторила девушка. - А это Алекс Грайнинг...

Алекс пялился на воробья.

Сейчас пылкая реформистка скажет, что собирает подписи в поддержку мирных переговоров.

-- Скажи, - настырная и, похоже, что подслеповатая девица сунула мне микрофон, - твоё мнение: возможно ли вести с эльфами конструктивное сотрудничество?

Говорила она на инглише, который в последнее время стало модно называть комэн - всеобщий, а великий и могучий русский язык - приграничным диалектом. Я бы сказала своё мнение, но боюсь, что нежная Сьюзен таких слов не знает. На фига ей приграничный диалект! А раз так - я цапнула сумку и порулила искать кошку. Молча.

-- Ты поступаешь невежливо! - вскричал Алекс как там его... Бабло.

-- Нам необходимо твоё мнение!

Вот привязались! Хуже цыган. Далось им это конструктивное сотрудничество. Валили б домой, в свои кампусы и там сотрудничали, а моя прабабка своё уже отцеловала.

-- Урусай! Цканайте отсюда!!! - а вот на комоне не буду из принципа.

Борцы за мир сразу воспрянули, и, конечно, ничего из моего краткого мнения о сотрудничестве не прохавали.

-- Ты не могла бы раскрыть своё мнение более детально и назвать причины, - прокричала в самое ухо девица.

Интересно, как они собираются сотрудничать с эльфами, если не понимают их "диалекта". Причину? Зря отозвалась - надо было прикинуться глухонемой. А воробей завалился на бок, сдох сердешный. Водички что ли попить? Под фонтанчиком есть краник для шланга. Мухоморы нашу воду не пьют. Даже кипячёную и обеззараженную таблетками. Вернее сказать, пьют по жадности один раз, а после уже не рискуют. Так может водички попить прямо из краника? Подумают, что крэзи и отстанут, а может, напротив, бросятся лечить. Добрые они, сытые.

Спас меня от принудительной благодати мужик в пилотской куртке со споротыми нашивками. Он не размахивал кулаками и вообще ничего не сказал и не сделал, а только вышел на платформу из кассы и направился к нам. Те мухоморы, что остались с плакатами, всполошились и позвали товарищей по борьбе, Сьюзен и Алекс обернулись, увидели отставного пилота и ретировались.

-- Спасибо! - сказала я дядьке, сунув дохлого воробья по привычке в карман. - А чем вы их так напугали?

Лётчик печально вздохнул. Был он высокий, сутулый и с пламенным взором, эдакой откровенной шизой.

-- Высказал своё мнение детально, изложив причины и следствия.

-- А они убегали, но вы догнали и досказали.

Он опять вздохнул и на этот раз промолчал.

-- Не расстраивайтесь, - утешила я, - никто не виноват, что у них слабые процессоры и памяти не хватает.

Лётчик замер.

-- А у вас как с процессором?

-- У меня в корпусе пустота и дырки, чтобы не было застоя.

-- Пустоты? - уточнил он.

-- Вроде того.

Поезд набирал ход. Ветер из многочисленных щелей всё настойчивей лез под рубашку и теребил волосы. Заборы пакгаузов за окном чередовались с чахлыми рощицами. Рощицы постепенно становились длиннее и гуще, а заборы покрывались камуфляжными пятнами ржавчины и буро-зёленой коросты.

-- Ты веришь в Бога? - спросил лётчик.

Мухоморы загрузились в другой вагон. Я доставала колбасу, картошку в мундирах, маринованный чеснок - предмет моих долгих сомнений: вонять или не вонять, - огурцы и двухлитровую бутылку пива. Без пива ехать в поезде неприлично, вдруг компания подвернётся. Доставала и думала над лётчиковым вопросом, переводила и осмысливала. Европейцы, пранцы их побери. Возникший на перроне интерес к особе лётчика таял, как мороженое на солнцепёке. Пуда соли не съедено, цистерны водки не выпито, под пулями не лежали, а лезет в душу. И это по их понятиям - любезность!

-- Слишком интимно! Пей пиво!

Я выделила лётчику единственную кружку. Наполнила до краев, а сама отхлебнула из горлышка. Гость из метрополии с сомнением посмотрел на кружку, на пиво, а затем на меня и стал извиняться. За что, непонятно. Я придвинула иноземцу колбасу.

-- Хавайте, не обляпайтесь.

Последнее я сказала по-русски, но он понял. По-своему и не всё.

-- Это такая национальная традиция! - просветлел лицом турист. - Вы не говорите о Боге, будучи трезвыми!

Я вздохнула.

-- Не говорим.

Ну не выгонять же его пинками, а то будет конфуз: скажут, что покусала героя войны.

Так и ехали. Лётчик больше вопросов не задавал, а только рассказывал. О том, как служил в Космическом Флоте и как увидел там, в космосе, бога. А может и ангела. Или вовсе не ангела. О таком на родном языке расскажут - и то по-своему поймёшь, а если уж на чужом, то за перевод и уж тем более за понимание, ручаться не станешь. А ещё лётчик сказал, что Землю захватили инопланетные ящеры, уже тысячу лет как господствуют, и он этих ящеров видел.

-- А при чём здесь ангел? - спросила я.

И оказалось, что вовсе не ангел, а человек. Все люди раньше были такими, а потом Землю захватили злобные ящеры и перекрыли жителям планеты связь с Божественной Силой, и с тех пор наблюдается запустение и деградация, люди утратили могущество и стали мясом.

Я пожала плечами.

-- Ты мне не веришь? - опечалился лётчик.

-- Почему? Мы скоты, и жизнь у нас скотская - тут нет ничего удивительного.

-- Но разве ты не хочешь развиться? Человеческий мозг используется на десять процентов, а то и меньше. Разве не хочешь задействовать его полностью, летать, передвигать взглядом предметы, читать мысли?

-- Нет. А уж мысли читать - это хуже любого проклятия.

-- Ты меня неправильно поняла - в людских мыслях тогда не было грязи, и телепатия - не проклятие.

-- Всё равно не хочу.

-- Но почему?!

-- Потому что я - мясо. Как эта птица, - я достала из кармана позабытого воробья. - Хочешь я его съем? Сырым, и прямо сейчас.

Лётчик поспешно вытер ладони о брюки.

-- Тебе не противно?

-- В том-то и дело, что нет.

А потом я начала есть, перья аккуратно складывала в кучку. Не люблю, когда люди укрепляют свои убеждения одними словами, грош цена таким убеждениям, сухой песок, вмажь с носака - разлетится брызгами. Мы, жители Приграничья, уже не такие люди как вы, жители метрополии, мы живём между. Я думала, что говорю вслух, посмотрела на собеседника, и поняла, что молчу.

-- А ты видел эльфов?

Лётчик сморгнул.

-- Мне повезло их не видеть. А почему ты спрашиваешь?

Я хмыкнула.

-- Не видел - и слава Богу!?

-- Но ты не знаешь, что они делают с пленными! - негодуя на мою непрошибаемую дикость, воскликнул бывший космофлотовец.

Я задумалась. По сети показывают всяческие страсти, только я им не верю. Не потому что слишком кроваво, а просто есть люди, которым такое показывать выгодно, сочинить же можно всё, что угодно. Вот если бы мне рассказал человек, которому я могу доверять, и который сам был в плену, тогда совсем другое дело! Но таких людей я ещё не встречала. Где кончается пропаганда и начинается правда?

Вот тогда я и ляпнула, напророчила себе на голову:

-- Поживём - увидим.

На том разговор усох. Я отвернулась к окну, а куда смотрел лётчик, не знаю.

Дождь сделал стекло похожим на лёд.

Наступил вечер, ярче проступила на небе луна. Она странно сочеталась с дождём. И дождь тоже был странным: как будто крышу вагона поливали из шланга, а чуть дальше льющей воды уже не было.

Это туман. Сегодня он необыкновенно реалистичен и тих. Рядом с лётчиком на полке сидел мохнатый пёс ездовой породы. Зверь сидел на хвосте, надо полагать, чтобы не мёрзла задница. Несуществующий ветер раздувал шерсть на собачьей шее, у пса были густые-густые белые ресницы и голубые глаза. Он улыбался зрачками. А дождь уже прекратил течь и примёрз; лунный свет, холодный и белый, накрыл фермерские поля искристой накидкой июльского снега.

Лётчик не замечал ни снега за окном, ни собаки, он с некоторым сомнением разглядывал собственные руки, подносил их то ближе к глазам, то вытягивал, шевелил пальцами. Это бывает. Многие люди с непривычки воспринимают эльфийский морок, как ухудшение зрения. Всё расплывается, даль теряет чёткость, а вот положенных настоящему туману клубов, лохмотьев, пелены и капелек на одежде, нет и в помине.

Туман проникает сквозь стены и черепные коробки, и единственный способ бороться с ним - это не бороться. Смотреть киношку, не отворачиваться, и не принимать увиденное близко к сердцу. А когда привыкнешь, будешь легко отличать самые реалистичные глюки от неправдоподобной действительности. Отличать не глазами, а сердцем. Правда, большинство моих знакомых и дипломированные специалисты советуют принимать "Гюйс", его можно сочетать с алкоголем и депрессантами, и он не имеет побочных эффектов. Если не считать, конечно, побочным эффектом кастрированные мозги.

Наверное, лётчику одной капсулы оказалось мало.

-- Посмотри, кто рядом с тобой!

Мужик отвлёкся от созерцания дланей.

-- Ой! Лисичка!

Хм... Вполне может быть и лисичка. Каждый видит своё.

-- Коснись её!

-- Откуда она? - лётчик протянул руку, и моментально порыжевшая псина цапнула его за палец.

Ни фига себе!

Я запустила в зверюгу картошкой, и "лисичка", как следовало ожидать, исчезла. Не убежала. Картошка пролетела пустое место и влипла в стенку межу купе. Из раны на пальце непризнанного пророка текла самая настоящая кровь. Она пахла. Теперь я верю, что он видел на орбите бога.

На серо-зелёных, как в армейской части, воротах было процарапано: "ЛЕПРОЗОРИЙ". За воротами качались тополя. Вот я и прибыла.

Выложенная на сайте худилища карта оказалась очень подробной, понятной и точной. Сначала по железнодорожным путям до моста; под мостом свернуть направо и по заросшей лопухами и чернобылем дорожке (на карте были реально тиснуты такие маленькие и узнаваемые лопушки и багрово-зелёного цвета полынь) дойти до Дворца Культуры - железобетонного сооружения в стиле конструкшен. Сверху на дэка стояла пометка "RANG", и я обрадовалась поводу достать Егеря, но сегодня полигон пустовал, только где-то там, за стеной, выла собака. Крыша на дворце была срезана напрочь, внизу бугрились заросшие бурьяном груды обломков. Дворец следовало обойти, свернуть налево, перейти воспоминание о дороге. Самой дороги уже не было, но имелось некая, вполне пригодная для езды "просека" среди пустующих домов. На той стороне должны оказаться: по правую руку каменистое поле, а по левую - квадратный пруд (бывший бассейн). Там снова налево - и дальше, мимо безликих домов и бетонных заборов. Там были какие-то заводы. С одним я не врубилась (на карте изобразили кровать), но не кровати же там делали? И почему именно кровати, а не диваны и не столы? А вот последнее предприятие перед развилкой было вполне узнаваемо. Там стояли контейнеры, а из контейнеров торчали пластиковые людские конечности в натуральную величину. Я не удержалась и слегка пошарила в баках: а вдруг там выкинули что-нибудь интересное и полезное.

И нашла.

Помимо протезов на дне дальнего, прижатого к стене бака обнаружились куклы, немного жутенькие, больше похожие на анатомические пособия, чем на игрушки. Одну такую куклу, почти целую, с треснувшей спиной, я забрала себе. Трещину можно заклеить, а куклу наряжать в разные шмотки - пропорции-то у нее человеческие, а не игрушечные - и ставить в позы для комиксов.

Сразу за заводом простирался пустырь, а посреди него - местный артефакт - ход Корня. Выглядело это, как будто здесь росло исполинское, метров десять в диаметре, дерево, а потом куда-то исчезло, даже пня не осталось, а на его месте остался ветвистый провал с твердыми, как камень, стенками и заполненный рыжей от глины водой. Судя по кольцам на стенах колодца и на земле, уровень воды постоянно менялся, сейчас же она была где-то на глубине человеческого роста. На поверхности плавали ветки и кусок протеза в полосатом носке.

А сразу за пустырём начинался короткий, длиной в дом, проулочек. Замыкали же переулок те самые серо-зелёные ворота с надписью "лепрозорий". Общественный транспорт сюда, понятное дело, не ходил, не летал и даже не ползал. К чему и карта.

В кабинете приёмной комиссии сидели двое: мужик лет двадцати шести, слегка помятый, в розово-жёлтой клетчатой ковбойке и открытым, славянским лицом, и парень где-то моих лет, явно цыганских кровей и похожий на Пушкина, которого выгнали из Лицея за хулиганское поведение и грязные домогательства к жёнам наставников. Одет "Пушкин" был в когда-то белую, а издалека даже аристократичного вида рубашку с просторными рукавами и длинными манжетами и чёрные узкие брюки. Сквозь расстегнутый ворот было видно голую грудь и серебряный амулет. "Студенты", - решила я и ошиблась. Позже выяснилось, что ковбой - это преподаватель по композиции, а Пушкин такой же абитуриент, как и я, только приехавший чуть раньше, со всеми перезнакомившийся и освоившийся. "Студенты" пили нечто подозрительно красное из весёлых чашек в горошек.

-- А где тут комиссия? - спросила я.

-- Проходи! Вот она комиссия! - Пушкин показал на собутыльника.

Ковбой зарумянился - такой молодой и уже комиссия! Расчесывался он позавчера, волосы на затылке перекуёвдились, на темечке выглядывали подушечные перья.

-- Здрасьте. Вам это... рисунки показывать?

-- Валяй!

На окрестных столах уже лежали пачки чужих творений. В большинстве своем пёстрых и непонятных, но подойти рассмотреть я постеснялась. И выгрузила перед комиссией свои.

На середине просмотра румяный ковбой поинтересовался:

-- Тебя как зовут?

-- Кузька.

Заседатели переглянулись, как будто в погонялове было что смешное. Ковбой достал с полки на столе стандартный бланк.

-- Заполни анкету, Кузя.

Потом он досмотрел рисунки, ничего не сказав, но и без брезгливости на лице, сунул анкету на полку. Читать мою писульку ковбой не стал. Я хотела сказать, что я не Кузя, а Кузька, но одумалась. Занятый, сонный и принявший на грудь человек не станет углубляться в дебри энтомологии и лингвистики, скажет: "Ты ещё в геральдику влезь!"

-- Всё! - ковбой украдкой заглянул в опустевшую бутылку, чтобы ещё раз убедиться, что пусто. - Тридцать первого августа придёшь за расписанием. Занятия начинаются первого сентября. Жильё надо?

-- Надо.

Ковбой сделал пометку в некоем списке.

-- Общежитие заселяется с двадцатого.

-- Августа? - уточнила я.

-- Августа.

-- А до этого где можно причалиться?

-- Там, - он махнул в сторону окна, где виднелась бетонный забор и стена с дырками окон, но ковбой имел в виду не стену, а брошенные дома, этой самой стеной заслоняемые. - Или на квартире.

-- Пошли, я покажу, - отозвался молчавший доселе Пушкин.

И на том собеседование закончилось. Можно даже подумать, что меня надурили, слишком уж просто прошло зачисление: ни регистрации, ни кода, ни даже очереди. Но с другой стороны: а на фига церемонии в "лепрозории", тут и так все больные. На голову.

На улице Пушкин представился:

-- Байрам. А ты откуда?

-- Из Суземки.

-- А я из Конотопа. Видишь ту псину, - он показал на шиповниковые кусты, возле них, содрогаясь всем телом и выворачивая и без того кривые лапы, блевал чёрный, с лысой спиной бульдожий ублюдок, - его тоже зовут Кузя.

Я прокашлялась:

-- А чей он?

-- Ничей, - ответил Байрам, скаля белые зубы. - Его все прикармливают.

-- Полезет ко мне - пристрелю.

-- Ты настолько не любишь собак!

-- Мне не нравится кличка.

-- Ну, а тебя саму по-настоящему как зовут?

Я задумалась.

-- По документам - Катя, а по-настоящему - Кузька.

Байрам рассмеялся.

-- Ну а какая разница между Кузей и Кузькой?

Я отступила на несколько шагов так, чтобы и я, и собака попали в поле зрения нового знакомца:

-- А разве не видно?

Байрам хмыкнул.

-- Конкретно!

И больше с расспросами не приставал. У самого-то имечко тоже далёкое от усреднённого образца, а значит и смысл в нём какой-то имеется.

Мы пошли дальше, а за серо-зелёными воротами Байрам с видом Сатаны, предлагающего царствие над миром, обвёл широким жестом трущобы.

-- Выбирай любую хату и селись. А вернутся прежние жильцы - отстреляешься. Здесь особых прав никто не имеет. Вода в колодцах, электричество не везде, отопления нет и в помине, готовить во дворе.

-- А ты где живёшь?

-- Видишь ту зелёную крышу.

-- Ага.

-- Там.

-- Ясно. Ну, когда устроюсь, зайду как-нибудь. Пока!

И я пошла искать и поселяться. Подумать только: в Америке "дети" моего возраста ещё нуждаются в няне!

Дом я нашла хороший, с почти целой крышей и замечательными зарослями одичавшего шиповника вместо забора. Со стороны улицы шиповник был усилен колючей проволокой.

С левой стороны соседей не было: стоявший там дом был разрушен ещё во время Вторжения, и теперь от него остался лишь крутобокий холм, заросший полынью и маленькими, но уже стареющими берёзками. Земля здесь на метр и глубже спеклась от слизи, и большим деревьям некуда тянуть корни. Подножие холма окружали высокие, больше человеческого роста, лопухи. Аборигены устроили там общественный сортир, и я решила с этим бороться. Раздобыла косу (раньше её использовали для постановок с революционно настроенными селянами), отбила. Хорошая оказалась коса, не поддельная. И выкосила все лопухи.

Умаялась. Но это проще, чем жечь живую зелень.

И на туземцев произвела нужное впечатление.

Мол, будете возникать - по ногам прогуляюсь.

А когда выкосила, то оказалось, что из руин вытекает тоненький ручеёк. И отчасти со скуки (надо же чем-то развлекаться до сентября), отчасти от непонятной сосущей пустоты в сердце, решила раскопать источник. Где-то неделю ковыряла сцементированную испарениями от Корней смесь дернины и битого кирпича. А это вам не грядку рыхлить! Подходили соседи, давали разнообразнейшие и временами противоречивые советы.

Помогать не взялся никто. Хотя воду брать, если источник действительно получится расчистить, будут все.

Я же помощи не просила. Наверно, из жадности. Дом разрушен неспроста: тут либо прятались эльфы, и их накрыли минами, либо была не просто атака корней, а готовился выход десанта. В любом случае эльфы здесь побывали, значит, найти какую-нибудь цацку вполне реально.

Тем более что Корни - это очень серьёзно. Тридцать семь лет назад люди сбросили на курорт Саппоро нейтронную бомбу и пригрозили, что следующей будет столица. И вот тогда-то эльфы и запустили свою тайную разработку - Проникающие Корни. Перекопали Штабы Армий, секретные лаборатории, ракетные шахты, - в общем, стратегические объекты, которые до этого момента считались абсолютно, стопроцентно защищёнными. За один день, по всему миру: В Америках, в Австралии, в Европе и Китае. Здорово порезвились под сталелитейными и машиностроительными заводами, спустили к чёртовой бабушке в унитаз химкомбинат в Днепропетровске. Столицу эльфам, конечно, бомбанули. Однако листоухих (тех, кто бомбёжку пережил) это не слишком впечатлило. Они со смертью на "ты" и в обнимку.

Но это я увлеклась. А сказать хотела, что Пандора - женщина. И не заглянуть в шкатулку она никак не могла. Пускай там спрятаны все несчастья мира, но ведь интересно!!! Вот и я тоже женщина. И свою шкатулку обязательно раскопаю.

Тем более что появился помощник. Ничего себе парень: смешной, в общении лёгкий.

Познакомились мы на улице. Я сидела как воробей на верхушке вишни, питалась. Смотрю: прёт по улице от магазина здоровенный эльфодав. В профиль они похожи на борзых: такие же рослые, лохматые и с вытянутой мордой, но в груди значительно шире, и добычу не облизывают, а жрут. На охоте с эльфодавом главная трудность: успеть отогнать. Пёс лыбился во всю пасть, а за ним на широком, где-то с ладонь поводке, под углом градусов сорок пять к горизонту волочился парнишка. Эдакий паучок: сплошные руки и ноги, а сверху рюкзак, и к нему приторочена алюминиевая, ведра на полтора, посудина. Наверное, собачья кастрюля. Я на мгновение задумалась: такую зверюгу фиг прокормишь. Но! Собаке не нужно ходить на занятия - это раз. Деятельный молодой эльфодав производит на соседей и гостей гораздо больше впечатления, чем стрельба гипсовыми шариками - это два.

-- Эй, парень! - обращалась я, конечно, к хозяину. - Хочешь быть моим сожителем?

Следовало проверить его на чувство юмора - с занудой под одной крышей я жить не стану. "Паучок" сел. Но не сколько от изумления, а чтобы затормозить пёсика.

-- Чеево? - выражение лица не дебильное, и драться парниша не станет. За оскорбление не посчитал, но и не врубился, чего вдруг приспичило голой девке на дереве.

Чтобы поменьше стирать, я ходила в купальнике.

-- В смысле: ты жилье ищешь или просто гуляешь? А вместе отбиваться удобней.

Он засмеялся. Заливисто, громко, так что в окрестностях отозвались туземные кабыздохи. Эльфодав тут же сказал своё краткое, но веское "гав", кабыздохи впали в истерику, залаяли пуще. Для них эльфодав всё равно, что волк. Сам же эльфодав полагал дворовых шавок своей законной добычей и рванул к забору, из-под которого высовывалась кудлатая и пыльная морда.

Не перестав смеяться (я тоже присоединилась), хозяин подтянул поводок и отработанным движением повис у собачки на шее.

На шум повылазили соседи и стали нас материть, но это только добавило смеху. А пёсик прыгал и, довольный жизнью, на всех гавкал.

-- Его зовут Мушкет, - сказал новый сожитель чуть позже.

Он свалил рюкзак на крыльцо, кастрюля брякнула.

-- А меня Тролль.

-- Хм, - на вид парню было лет четырнадцать, от силы пятнадцать, и состоял он, как уже говорилось, из сплошных конечностей, а ещё гривы густых каштановых волос и довольно приятной гладкощёкой физии с большими синими глазами, ресницы - девчонки обзавидуются. - Какой же ты тролль?!!

-- Тролль! - повторил он с нажимом.

-- А я Кузька, - спорить больше не стала. - Мушкету сварим крысиного супа.

С помощником раскопки пошли веселей. У троллевой мамаши был огород, и товарищ знал, с какой стороны браться за лопату. На десятый день...

Солнце жарило немилосердно (обед казался далёким и нереальным, как море в пустыне; воздух покачивался, мы тоже качались, и уже серьёзно подумывали свалить в тень), когда что-то блеснуло. Может бутылка или осколок, а может что-то действительное интересное.

Посмотрим и свалим...

Как крем с торта, я сняла "мягкий" слой грунта, вместо орехов в нём кирпичная крошка. Под "кремом" чернел толстый брус. Наверное, балка - я уже откапывала такие. Отложив лопату, взяла арматурину. Как нож под ребра вогнала в землю, потянула рычаг, балка вздрогнула, земля над ней вспучилась.

Тролль захихикал:

-- Ты похожа на робота.

Я растёрла по роже смешанный с грязюкой пот.

-- Спасибо за комплимент.

Что поделаешь, но точно также взводится арбалет - для меня движение, доведенное до автоматизма. И если это заметно со стороны даже без козьей ноги - это приятно.

-- Я уже не могу, - Тролль бросил кайло и схватился за поясницу.

Копать по-людски и копать сидя на корточках - это совсем разные вещи. Так умеют только дети, эльфы и сапёры. А в наших изысканиях, копать приходиться мало, а вот выковыривать обломки приходится постоянно, что очень удобно делать, сидя на корточках.

-- Может, хватит на сегодня? Ты действительно как робот - на жаре только разогреваешься.

Всунув арматурину дальше под брус, я чуть пошевелила им, пока не уперлась во что-то твёрдое и, кажется, достаточно прочное.

-- Так отож, - и потянула.

Гнилая балка захрустела.

Товарищ посмотрел на белое от зноя небо. Под ноги из пролома сыпались куски кирпича и земли, показался край балки, с него свисала серо-бурая дрянь. Ещё немного и что-то откроется: свобода или пришибленный реей Эдмон Дантес!

-- Ещё пять минут, и мы идём. Если там действительно ничего, - пробормотала я, залезая под балку.

Упёрлась ногами. Брус скрипел, но с места не двигался.

Позиция не та. Ноги работают в полсилы. Нужно лечь ниже.

Забралась под балку уже целиком. Сложилась как кукла в чемодане, нос выше коленей. Или как пружина.

Вдохнула глубоко, и, рыча от натуги, всё-таки сдвинула.

Теперь места под брусом хватит на двоих.

Вместе мы своротили первую балку, под ней оказалась ещё одна, которую тоже своротили. А под всем этим - обломки шкафа и залежи спрессованных в единую массу, похожих на кашу тряпок. И от них воняло.

-- Крыса там сдохла? - пробормотал Тролль, зажимая нос. О том, чтобы свалить, он больше не заикался.

-- Может крыса, а может и не крыса, - сказала я. - Интересно: за тридцать лет эльф целиком сгниет или от него что-то останется?

Спрашивала я не ради самого вопроса, а чтобы пустить мысль.

-- Но не может же он тридцать лет так смердеть, - задумчиво проговорил сожитель, заглядывая в яму. Сейчас он был похож на Мушкета, уже почуявшего запах кормёжки и занявшего пост на пороге кухни.

Товарищ показал на месиво в яме:

-- Они мокрые. Кстати, в кустах я видел корыто. Можно в него нагребать.

Я оторвалась от созерцания.

-- Тащи!

Вместе с корытом Тролль принёс верёвку из дома. На всякий случай.

Сначала мы черпали, не залезая внутрь. Я держала корыто, а напарник, улёгшись животом на край, нагребал в ёмкость. Я выносила. Минут через сорок Тролль перестал дотягиваться, и я полезла в яму. Почему именно я? Ну, во-первых, была моя очередь грузить, а его таскать. А во-вторых, так само получилось.

Под ногами колыхалась буро-жёлтая, пёстрая хлябь. Становиться туда не хотелось. Да и опасно. Ветка, которой щупали дно, запуталась в нитках и в глубь лезть не хотела. Можно надеяться, что нога тем более не провалится, но несимпатично смотрелась кашка.

-- Когда Мушкет сожрал мамкин свитер, - сказал Тролль, глядя туда, - потом вышло такое же. Будем рыть вбок? Если что-то осталось, то разве что в комнате.

Я вздохнула:

-- А больше некуда. Интересно, где корень?

-- Какой корень? Пробивной?

-- Ясен пень - не женьшеневый. Пробивной! Я думаю, что вода идёт по нему.

-- Из Лопани?

-- А хто его знает! Корню не влом и от Волги прирулить, а Лопань минуть. Стенки в норе крепче, чем в бункере, их даже кислота не берёт.

-- Значит вбок,- заключил Тролль.

-- Вбок, - согласилась я. - Там, где посуше.

И мы стали радостно заваливать с таким трудом вырытую яму. Конечно, не всю - до уровня пола.

И тут... Дуракам, как ни банально, везёт - из тряпочно-древесной трухи выпала косточка. Малая берцовая левой ноги. А следом за ней в огне не горящий, в воде не тонущий эльфий ботинок-симбионт. Естественно, тоже покойный. Но я надеюсь, что пальцы там.

Напарник рухнул на колени и схватил ботинок.

-- Ух, ты!!! Настоящий!

Тролль соскрёб шнурки, потом заглянул внутрь.

-- Проверь, там должно быть две большие кости: пяточная и талус; пять среднего размера, три из которых кучкой; пять косточек плюсны...

-- Да тут целым куском!

-- Прелесть какая! Ну что рад?!

-- Ещё бы! - товарищ аккуратно поместил ботинок и берцовую кость в корыто, а само корыто, чтобы не задеть, отодвинул в сторону. - Давай дальше лопатить! А мы его за сегодня отроем?

-- Есть шанс.

В детстве папины институтские приятели отвалили мне конструктор. Назывался он "Юный аниматор" и представлял собой пластиковый мешок с костями. Все кости были выточены в реальном размере и со всеми подробностями; череп, чтоб жизнь лафой не казалась, разобран на составляющие. Ребёнку предлагалось сложить "экспонат". И если тулишь правильно, то косточки слипались, а когда весь скелет оказывался полностью и правильно собран, возникал контакт, и он дёргался. Милая игрушка. Как сказали искатели юных дарований, скелет успел сменить трёх хозяев, и контакта ещё не было. Если я за полгода не соберу, они отдадут конструктор "другому... мнэ-а... кандидату".

Я очень хотела получить "милашку" в постоянное пользование и залезла в анатомический атлас (схему мерзкие дяди изъяли), с латынью запуталась, но человека собрала. А он не шевелился. Я спросила у папы, в чём тут замес. А он пожал плечами и говорит:

-- Ты проверь, где неправильно собрала.

-- Но ведь слиплось же!

-- Ты проверь.

Я понимала, что папе просто лень, но проверяла. Недели две, пока не нашла, что какая-то сволочь потеряла подъязычную кость. Это была трагедия. Я не могла выполнить условие из-за чужой оплошности.

И дело даже не в том, шевелится ли скелет. Такая кукла! Ну, разве можно сравнивать его с попсовыми барби, инями и акапульями, у меня к нему душа прикипела, а тут отдать! Из-за чужой криворукости! И был, как поётся в патриотических песнях, неравный бой. Проще сдать экзамен по остеологии профессору, чем одолеть лень папиных дружков. Они собирались, чтобы поговорить, выпить, расслабиться, а тут я с мешком. Никому не хотелось пересчитывать кости, вдумываться, а может они не хотели признавать соплячку равной себе по уму. Типа, дети не могут быть умнее взрослых.

Но если бы каждый ребёнок был бы немного глупее своих родителей, то люди бы давно революционировали б в макак. Или же в протослизней.

Теперь, хоть и на паях с Троллем, у нас будет скелет. И даже получше того, из мешка. Тихими зимними вечерами мы будем склеивать обломки, выпиливать из пластика безнадёжно утерянные части, натирать их для придания естественного оттенка землёй... А покамест мы его сварили (рецептура: шампунь с каламином для укрепления волос плюс глицерин) и теперь наводили блеск при помощи зубных щёток, спичек и просто сложенной уголком бумаги. Рядом, притворяясь ангелом небесным, сидел Мушкет.

-- А как мы его назовём? - спросил Тролль, заглядывая в позвонок.

-- Хм... Его нельзя так просто с неба назвать. Имя - оно как пароль, в нём душа, разгадка, смысл. Кокоро, - я вздохнула и снова принялась выколупывать из мыщелка нечто похожее на спекшуюся с землёй кровь. По правде сказать, айкути мне тоже не давал покоя.

В руке скелета, когда его нашли, был кинжал. Не сохранилось ни одежды на, скажем так, теле, и даже череп развалился - у эльфов с возрастом швы на кумполе не окостеневают, а только затягиваются хрящиком. Кстати, приснопамятное амбре исходило от тряпок, а сам скелет уже почти не вонял... Кое-где, в основном на конечностях, ещё оставалось немного кожи и ссохшихся жил, нога оказалась только одна... А в руке - короткий, меньше сяку^[1], кинжал. Ни ножен, ни другого оружия, - ничего...

Мы с Троллем шуганулись, как от бомбы. Хотя... Заговоренный клинок хуже, чем бомба. Люди находят эльфийские клинки, совершенные в своей простоте, удержаться и не взять их почти невозможно...

Если бы я была одна...

Если бы Тролль был один...

А так вольно или невольно мы сдерживали друг друга.

Однако уже через пять минут мы вернулись.

-- Что будем делать с рукой? - спросила я, стараясь не думать о кинжале.

Если я его возьму, то тут же зарежу Тролля, а потом пойду гулять по посёлку, будто чума...

-- Можно подцепить нож верёвкой, - сказал Тролль, - а руку заберём. Зачем же добру пропадать!

-- Тогда подцепляй. Только осторожно!

Тролль засмеялся. По-моему, чуть-чуть нервно. Но с заданием справился.

Айкути мы оставили в раскопе. А завтра зароем.

Жалко. Он ведь живой. И за годы лежания совсем не испортился. Только потемнела рукоять, из розовато-кремовой стала бурой. И там был глаз. Не нарисованный, не инкрустированный, создавалось впечатление, что он вырос на теле ножа. Он на нас смотрел. Я представила, как живой нерв из стали... железа... холодного пламени врастает в руку и управляет... На лезвии ни пятнышка ржавчины, хозяин сгнил...

-- Тю-ю-юу! - протянул Тролль. - Так серьезно! А я вспомнил хорошее имя. Акира.

Я очнулась. Что-то тут не то. Что-то разное мы подразумеваем.

-- Кому имя?

-- Ему, - напарник показал на разложенные на покрывале, чисто вымытые кости.

-- А-а, ему?! - я вздохнула. - Скелет называй, как хочешь: хоть Зухель, хоть принц Умаяда - ему уже всё равно. Знать бы, почему этот Акира помер и какого лешего тут болтался?

-- Как какого?! - Тролль прищурился. - Воевал! У них тут была диверсия.

-- А почему у него из оружия только пенсионерский кинжал? От чего умер, я как раз знаю. Видишь, - я выудила из кучи два плоских обломка, - у него сломана грудина как при тэтэпэшном воздействии...

-- Чего-чего? - переспросил товарищ.

-- Ну... прикладом вмазали, к примеру, или балкой звездануло. В общем, тупым твердым предметом - это термин такой. А перелому грудины часто сопутствует разрыв аорты, и если покоцаные ребра и аорта для этого парня ещё не проблема, то в сочетании с чэмэтэ...

Я снова полезла в кучу.

-- Наверное, эльф отлетел от удара и хорошо брякнулся затылком... Наконец-то нашла! Вот смотри! - я протянула Троллю позвонок. - На эпистрофее отломлен непарный отросток. И на затылочной кости внутри должно быть пятно. Сам череп выдержал, у них они как резиновые, но ушиб мозга, кровоизлияние - и привет. Очнуться он уже не успел. А вот почему и кто это сделал?

-- А может, он раненый был! - предположил Тролль. - Его спрятали, а оружие забрали, потому что самим было нужнее. Оставили ножик...

-- Зачем он вообще здесь был?.. Хочешь фокус?

-- Ага.

-- Возьми любую кость и согни!

-- Как это? Она же сломается!

-- Не сломается, Тролль. Это отшельник. А отшельники сидят на дэнбу в лесу, и к нам не ходят. Вот в чём замес! Потому и оружия нет. А ведь он, наверняка, знал, что помрёт, и всё равно пошёл. Зачем?

-- Так может, мы его похороним? - предположил напарник. - На всякий случай.

-- Зачем?

Тролль почесал нос.

-- Чтобы не обижался.

-- Святошам не положено обижаться. К тому же, мы тогда никогда не поймём, что он тут делал.

Ночью я долго не могла заснуть.

Всё думала: зачем я так упорно раскапывала руины?

Захотелось иметь под боком халявную воду? Это причина для разума, оболочка.

Эльфы для меня не просто враги. Говорят, что туманы влияют на разум. Ты не становишься идиотом, ты становишься иным. А ещё говорят, будто Приграничье - это не земли, а жители. Айкути звал меня. Меня или кого-то другого, кто смог бы услышать. Тролль не услышал - он сейчас спит.

-- Чего ты хочешь? - спросила я у полоски сверкающего металла в тёмной яме.

Над Монастырем латунным пятаком светила луна. Куда бледнее, чем айкути. Кинжал молчал.

-- Я не патриотка. Однако я в списках, и через три года меня заберут, как говорится, на мясо. Ты хочешь, чтобы я зарезала командира или важного генерала? Но это глупо. Ты заставляешь меня рисковать своей жизнью и других людей. Ты хочешь знать, способна ли я взвалить на себя их жизнь или смерть? Этот вопрос кажется мне единственной причиной, что бы решиться взвалить на себя жизнь и смерть. Хм... Получается просто: я и бог. Но я готова. А имя? Ты снимаешь шелуху, перед тобой человек или нечеловек оказывается без маски. А я хочу понять: зачем? И вместе мы уйдём в нирвану.

Я с ним разговаривала, потому что чувствовала: у айкути есть душа. Такая же, как у меня или другого человека.

Потом взяла кинжал.

Не глядя. Чтобы схватить себя за нос, всматриваться не нужно.

Взяла - и ничего не случилось: ни просветления, ни резни, ни, уж тем более, освобождения души от земных страстей.

Тридцать первого августа вопреки правилам открылась худилищная столовая. Вернее сказать, кто-то из подвальных жителей открыл помещение, и там собрались на сейшен стрелки. Тролль обещал познакомить меня с неким Громозекой - он же Мастер, он же главный хозяин (номинально, а не юридически) над штамповочной машиной, а значит владелец несметного количества разнокалиберных пулек. Встретиться мы договорились в столовой. Я пришла...

...и обомлела. Пахло кофеем и жжёными тряпками, но курили не все. По рукам шли бутылки.

Я видела ранглеров в Суземке. Обычные ребята, среди которых затесалось немного девчонок. Худилищные стрелки были постарше и смахивали на бомжей постядерного периода: волосатые, дредастые, с каких-то пёстрых лохмотьях, увешанные бусами и амулетами. Все эти цацки шуршали. Если закрыть глаза и постараться не замечать голоса, то могло показаться, что я вдруг очутилась в сожранном пустыней древнем храме, и сквозь трещину в своде под ноги сыпятся дохлые скорпионы.

Я порадовалась тому, что надела сарафан камуфляжной расцветки и не буду тут выделяться. Да ямавари задери, меня тут вообще не заметят! Дядьки такие... В Суземке в этом возрасте детьми обзаводятся, а тут играют! Впрочем, особого азарта не наблюдалось. Мужики радовались встрече, вспоминали общих знакомых, смеялись... А игра? Это ещё один способ отделаться от женского общества и повод выпить.

Я прошла вглубь, лавируя между сидящими, как рыба в тине; проходы были заставлены стульями из мастерских, барабанами, рюкзаками, компании расползались, перетекали друг в друга. От дыма щипало в носу. Но таких, как я, первачков было мало. Да и тех, насколько я видела, приводили, знакомили. Наверное, можно и без знакомств - ведь Тролль как-то снюхался с Громозекой.

Чтобы никому не мешать, и главное, чтобы мне не мешали, залезла на подоконник. Окна здесь высоко, не каждый и рукой достанет, пришлось по трубам карабкаться. Но схрон того стоил: сам подоконник, хоть и в подвале, был деревянный, широкий; я смогла на нём, поджав ноги, улечься. За стеклом шумел дождь.

Прошло полчаса. Я начала засыпать. Глаза ещё оставались открыты, но мне уже виделся сон. Как будто я кошка, вокруг бугристое, изувеченное коровьими копытами пастбище, и я иду сквозь шуршанье. Полосатые тени ложатся на бока и спину, перетекают. И оказывается, что это в действительности не трава и не луг, а дреды стрелков, и я иду по плечам. За скалами плеч и лесом косичек вдруг заорали, кошка зашипела и сгинула. Я проснулась.

В дверях стояли парочка уже вконец потерявших собственную личность фанатов "Star Hellsing". Как в переносном смысле, так и в прямом. Фейс, боди и даже прикид в точности как у прославленных эльфоборцев! Псевдоаллукард был, как и положено, в чёрном кавалерийском плаще с разрезом до самих лопаток, шляпе и в красных круглых очочках. Под плащом, помимо обычной для романтического героя одежды (с вампиров станется разгуливать и без оной), угадывалась пара пистолетов на поясе. И не жарко ему! Вблизи, наверное, весь этот романтизьм обтекает потом. Хотя они могут использовать препараты, так как потеющий вампир - это действительно смешно. Лжевиттория нацепила форму девушки-полицейского из порножурнала конца ХХ века. В руках у неё была пластмассовая имитация стрелкового комплекса "канарейка". В фильме разрывы гранат выглядят зашибись как красиво.

Дорогу "вампирам" преграждал крепкий парень в клетчатой рубашке и джинсах. Судя по говору, виду и помповухе под столом, сторож из фермерской общины. А фермеры - это та ещё мафия. И на месте вампиров, я бы молчала в тряпочку. Хотя богатые детки, кушающие в ресторанах натуральную телятину, и не должны знать, что каста так называемых грязеедов более закрытая и влиятельная, чем, к примеру, медиков, экономистов или даже транспортников.

Ещё двое благородных кровопивцев направлялись к стойке. Под чёрной, как бы монашеской, только из кружева, рясой первого из них, Дамиана, светилось голое тело. На шаг позади и чуть сбоку, как хорошо вышколенный боксёр (сравнение не в бровь, а в оба глаза - вот если бы собаку породы боксёр превратили в человека и воспитали из него чемпиона по боксу), скользила рослая мускулистая девица в шипастом ошейнике и кожаной сбруе. Эта пара может ещё подождать...

Я надела на пальцы резинку. Выпадал замечательный повод испытать зелье в "боевых" условиях. Тем более что старожилы на гостей даже не посмотрели. А зачем? Мальчик, то есть фермер, хороший боец, но пока новичок, неписанных правил не знает, так пусть подерётся, не жалко...

-- Вы бы поздоровались как люди... - говорил двухметровый "мальчик".

-- А мы не люди! - вскричал Аллукард так, что меня передёрнуло, будто железкой стекло скребанул.

-- А то кто же? - усмехнулся фермер. Сериалов он не смотрел, и величием спасителей человечества от эльфийской заразы не проникся.

Я выстрелила. Аллукард вздрогнул.

Теперь девушка - ей незачем лезть в потасовку.

Аллукард не задумываясь, почему и что делает, поднёс руку к шее, а потом завопил:

-- Да как ты посмел, грязеед вонючий!

Фермер улыбался всё шире. Сейчас будет труп.

Виттория покачнулась и брякнулась на пол.

Двенадцать ударов.

Падая, девушка успела ухватить напарника за рукав, но пальцы разжались...

Аллукард обернулся. Фермер тоже удивился.

-- Витта! - позвал Аллукард и свалился на девушку сверху.

Шестнадцать ударов.

Приятели моих невинно убиённых кровососов тем временем пытались добиться от колдующего над чашками толстяка внимания и кофе. Боксёрша даже нацелилась прыгать через стойку (обойти будет некруто), Дамиан спиной умудрялся выражать благородное негодование как минимум герцога. Я где-то с мгновение выбирала, кто будет третьим... Потом они услышали звук падения тел и удивленный возглас сородича. Спортсменка подумала, что это фермер кулаком приложил, и ринулась кусить. На лице Дамиана появилась досадливая гримаса, он крикнул:

-- Эйни, стой!

Эйни не послушалась и в прыжке чуть не ударила фермера пяткой по голове. "Чуть" потому, что фермер пригнулся и после хватанул кусительницу за цепь на штанах. Эйни вырвалась, пожертвовав частью штанов, и заплясала, выбирая момент. Подоспевший Дамиан начал её ловить и каким-то чудом поймал, не получив локтем по зубам. Деваха... А неизвестно, что намеревалась сделать деваха, потому что любимый хозяин обмяк и бездыханным кулем повис у неё на руках.

-- Дамиан!!! - взвыла боксёрша.

Фермер, который хоть и провоцировал склоку, но всё же оставался спокоен, досадливо сплюнул. Незачем было с психами связываться! И уселся на место.

Старожилы, как будто визитеры - не более чем видение, продолжали общаться, и только толстяк за стойкой сказал:

-- Неси их в сорок третий кабинет.

Эйни отлепилась от тела и уставилась на толстяка.

-- В медпункт, дура! На третьем этаже, в пристройке! Или ты совсем не понимаешь человеческой речи?

Спортсменка, наконец, поняла, и, прижимая милого к мускулистой груди, потопала к выходу. Есть же девушки в русских селеньях...

-- Ой, а что это здесь за побоище?!- через пять минут в столовую заявился Тролль. Сладкую парочку, Эйни и Дамиана, он уже не застал, а вот Аллукард и Виттория ещё лежали. Ничего страшного с ними не случилось: перед сегодняшней проверкой я испытывала зелье на себе, всё том же Тролле и Мушкете.

Напарник перешагнул через тела и начал оглядываться. Я запустила в него скомканной бумажкой.

-- А! Вот ты где!

Я слезла.

-- А что тут было? - спросил Тролль.

-- Ничего особенного.

-- Так это ты их?

Я пожала плечами.

-- И какой результат?

-- Тридцать секунд.

Результат был хреновый. За это время ещё можно кучу трупов навалять, если умеючи.

-- И то хорошо. Доза-то меньше комариной, - прочел мои мысли Тролль, и повёл знакомиться.

Правда, недалеко. За ближайший столик.

Собравшаяся там компания имела одну примечательную особенность: вроде и одеты, не слишком выделяясь из общего коллектива постядерных бомжей, и не намного старше других, и отличительных знаков каких-либо нет, а почему-то мне показалось, что все они (шестеро парней и две девушки) пришли доучиваться после границы. Впрочем, насчёт девушек я могу ошибаться. Заводилой в компании, вернее сказать, самым балакучим (а кто реальный лидер вопрос другой) оказался бритоголовый, похожий на отъявленного расиста парень. На черепе у него красовалась затейливая татуировка в виде переплетенных готических букв.

-- Привет! - Тролль помахал бритоголовому рукой, а потом толкнул меня в спину. - Это Кузька.

Так значит это и есть Громозека, он же Мастер. Я ни за что не подошла бы к нему сама, хотя взгляд у Громозеки оказался добрым и немного тоскливым, как бывает от непроходящей мигрени.

Он усмехнулся.

-- А я думал, что за птица сидит на окне. Здравствуй, птица!

Я смутилась.

-- Привет!

Нас пригласили садиться. Тролля на какую-то раму, а меня на колени. Судя по дефициту посадочных мест это было обычное дело. Только вот непонятно, к кому меня приравнивают: к женщинам или детям? Но отказываться и стоять над душой было невежливо, а сгонять кого-то со стула тем более... К тому же интересно. Парень вроде бы ничего, только уши большие и зубы как у бобра. Имя я решила не спрашивать: ещё подумает, будто клеюсь. Самое удивительное, что девушки насчёт присутствия ещё одной, скажем так, особы женского пола, а значит соперницы, не возражали. Одна из них улыбнулась, а вторая, чернявая, в платке, достала из потрёпанного рюкзачка пустые стаканчики.

Мы расселись. Колени у моего... мнэ... кавалера оказались костлявые и неудобные, а мешок с Егерем я подтянула ближе к ногам.

Парень с полосатым, жёлто-фиолетовым и закрывающим пол-лица чубом разлил напитки. Всем чачу, а Мастеру, чернявой девушке и нам с Троллем, не спрашивая, кто чего будет, сок из пакета.

-- Ну, Тролль, ты меня испугал! - сказал Громозека.

-- Это как же?! - мой сожитель захлопал ресницами так, что поднялся лёгкий ветер.

-- Ты так описал свою подругу, что я подумал это она, - парень показал на Эйни. Боксёрша уже притащила гравиносилки и грузила сподвижников.

Я с видом институтки на балу гардемаринов тянула свой сок. Пусть базарят, главное, чтобы пулек отсыпали.

-- Ну-у-у... я не думал, - Тролль развёл руками. - А они действительно похожи!

Я подскочила.

-- Похожи?! Да она тяжелей килограммов на тридцать! Не сравнивай меня с лошадью!

Многие засмеялись, кто-то улыбнулся, а мрачный парень, во внешности которого не было ничего цепляющего, прямо как из учебника по антропологии: "типичный представитель европеоидной расы", спросил:

-- А с эльфом тебя сравнивать можно?

Я посмотрела на него внимательней:

-- Хочешь - называй.

-- А не стыдно? - можно подумать: пока он грудью защищал отчизну, его невеста спуталась с полуэльфом.

-- Макс! - укоризненно проговорил мой кавалер. - А девчонка в чём виновата?

-- А виновата! - ответил типичный представитель европеоидов. - Если бы такие, как она, не путались с листоухими...

-- Хватит! Я ухожу!

Слезла с коленей лояльного к эльфам ушастого. А ведь это может быть не совпадением! Выволокла из-под стола мешок

-- Спасибо за угощение, было приятно увидеться. Пока!

За спиной слышала, как ушастый сказал:

-- Свинья ты, Макс!

Разгорелся спор.

Странная компания. Как будто на границе они утратили часть души, без которой невозможно жить. Утратили, но, тем не менее, живы. Почти. Потому что вписаться в нормальное общество уже не могут, а, собираясь вместе, большею частью молчат. О прошлом вспоминать не хочется, верить в будущее не получается. То-то они оживились с нашим появлением. Потолковать на разные темы с малолетками - развлечение простое и хоть какая-то свежая струя. Во всяком случае, другого объяснения интереса к нам не вижу.

Покинув столовую, я отправилась к запертой двери штамповочной мастерской. Там села на пол, потому что больше сидеть было негде, и принялась неждать. Когда ждёшь, время тащится куда медленней.

Громозека появился минут через сорок, с ним был мой временный кавалер. Они подошли, и я поднялась на ноги.

-- Обиделась? - спросил Мастерю.

-- Нет. Если бы я каждый раз обижалась... Но тут дело принципа. Я могу не обидеться, но обижать себя не позволю.

-- Сразу пулю в лоб! - пошутил Громозека.

-- А хоть и пулю.

Он открыл дверь, и мы вошли.

В мастерской было полно хлама, то бишь, запыленных предметов искусства и всяческих, давно уже неработающих, стендов. На полу лежали накрытые тёмно-зелёной в разводах тряпкой камеры от старых колесных грузовиков. А на верстаке стояли заляпанное белым ведро, прикрытое газеткой. Я не удержалась и заглянула внутрь - там оказалось пусто. В дальнем же углу громоздился широченный железный шкаф с датчиками на передней панели. Перед шкафом были установлены поднятые на метр рельсы.

Ушастый молча прошел к колёсам, сел и закурил. Хозяин мастерской показал на ящик под верстаком и сказал:

-- Нагребай!

В ящике были пульки. Хорошие, ровные, но мелкие.

-- А девятки есть?

Громозека тоже устроился на колёсах, приятель услужливо протянул огоньку.

-- Хмм... А покажи свою машинку, - Мастер насмешливо щурился. - Девяток ей!

Я достала Егеря из мешка, "показала", хотя давать своё оружие в чужие руки очень не хотелось... Но надо понимать, что от Мастера в здешних играх что-то да зависит...

Громозека потрогал люльку:

-- А ну-ка!

Пришлось давать "козу" и смотреть, как он взводит тетиву, прицеливается и щёлкает курком. Вот это я ненавижу больше всего! Вставил бы пульку да разнёс к эльфьей бабушке какой-нибудь стенд.

-- Серьёзная машинка, - прокомментировал Громозека. - Где взяла?

-- Дедушка подарил.

-- Серьёзный у тебя дедушка - такие игрушки ребёнку на именины дарит! Из него, - Мастер покачал арбалетом, возникло впечатление, как будто прирученность Егеря его против воли очаровала, - можно убить.

Я промолчала. Тоже мне откровение. Должен сам понимать, что для реальной охоты нужно менять тетиву.

-- Я слышал, - вдруг поинтересовался Ушастый, - ты записалась в добровольцы, а тебя не смущает, что, возможно, будешь убивать и калечить родственников?

-- С таким же успехом родственники будут калечить меня.

Разговор и "добрые дяди" нравились мне всё меньше.

-- Я просто хочу понять, что заставляет вас, молодых, детей почти, стремиться на фронт! С обкуренных отморозков, возомнивших себя героями (это он о "вампирах"), спрашивать нечего. Но ты же умная и незлая девчонка.

-- Какая разница!

-- То есть как, какая?!

Разница, конечно, была. Хотя бы в том, сам запишешься или тебя запишут. Добровольный рекрут знает, что по достижении восемнадцати лет его заберут, знает род войск, которому предназначен, и знает, что это так же неотвратимо, как бодун после литра водки выпитой единолично. У остальных (это касается женщин) есть реальный шанс попасть в тыловые соединения и обслугу. Например, в официантки на тихоокеанскую базу. Но туда берут таких девушек, что одним видом поднимают боевой дух офицеров, то есть рослых, грудастых, румяных гертруд без малейшей примеси эльфийских кровей. Связистки, техники и прочая интеллигенция? Для этого надо иметь хотя бы незаконченное техническое образование, а не девять неполных классов школы. Так что из небоевых частей самая вероятная для таких как я, полуграмотных особей с примесью эльфьей крови, - это Исследовательский Центр. А потому лучше по-быстренькому записаться в стрелковую дивизию и сбежать на границу, там есть хоть какие-то шансы выжить и не остаться калекой. Об этом всём я подумала, заполняя анкету в военкомате. Откровенничать же с малознакомым человеком...

-- Ну, буду я смущаться. Ну, даже не сама запишусь, а запишут. Что с того изменится? Всё равно загребут.

-- Ты можешь родить ребёнка, - не унимался доморощенный миротворец.

-- А кто будет этого ребёнка кормить, одевать и тэпэ, в общем, обеспечивать надлежащим содержанием? - в биологические и моральные аспекты я вдаваться не стала, хватит и этих. - Нормальной работы я не найду. Нужен муж. Хочешь быть моим мужем? У тебя хватит стипендии содержать жену и ребёнка?

Он не ответил, только зарычал:

-- Но надо же что-то делать?!

У них тут что, революционный кружок?

-- А я делаю: пойду на границу и там сдамся в плен.

Парни замерли с одинаково вытаращенными глазами: сдаться в плен почему-то в их восприятии ещё большее зверство, чем отстреливать возможных родственников.

-- Я пошутила. Так отсыплете пулек или мне поискать другие источники?

Первого сентября, на рассвете, когда нормальные дети видят сладкие сны, а ненормальные гладят шнурки и носки, я отправилась на речку за тростником и рогозом. Ковров и мехового покрытия у нас в доме нет, и если летом - это ещё не проблема, то зимой циновки весьма пригодятся. Можно сплести нечто вроде спального домика с крышей и узким лазом.

Тролль ещё спал, и к десяти рассчитывала вернуться, но задержалась: доставала ондатру. Это подстрелить её легко, а отдавать раку под хвост полтора кило настоящего мяса и шкурку - жалко. Кстати, пулек мне вчера дали. Но не насыпью, а коробочку. Ровно сто штук. И когда я уже держала коробочку в руках, Громозека спросил, в какой команде я буду играть. Я ответила честно:

"Ещё не знаю, буду ли играть вообще. Интересно: есть ли какая-то польза от ваших, - я показала на разноцветные бусы на шее собеседника, - погремушек".

"Ну что ж, - он усмехнулся. - Приходи в воскресенье - увидишь. В половине пятого утра".

Я удивилась:

"А чё так рано?"

"Значит надо".

Мы распрощались, и я решила обязательно сходить. Полпятого утра. В этом есть что-то хищное и мистическое.

Так вот, на речке я задержалась, потому что доставала ондатру. А пока увязывала рогоз, пока приспосабливалась его тащить, настал день. Посёлок опустел, ведь большинство его жителей - это студенты училища. Похожая на зелёного бронтозавра (помимо нагруженного сверху, позади волочился изрядной толщины хвост), я топала на хазу. И уже пересекла пустырь, тропинка вынырнула из лопухов, оставалось лишь перелезть через окоп, а там уже сад, свои, так сказать, владения, когда вдруг учуяла в доме чужое присутствие... Не нюхом, не зрением. Видеть я не могла: окна были скрыты деревьями, и над кронами поднималась лишь пятнистая крыша. Я не знаю, откуда берётся это чувство и как его называть, через раз это чувство путает фантазии и реальность, но лучше сделать глупость, чем расплачиваться за неосторожность. Чувству выгодней верить. Я присела, тихонько опустив ношу на землю, также осторожно выползла из-под кучи, зарядила арбалет и на четвереньках полезла под кустами к дому. Сначала посмотрю.

Во дворе никого. Дверь закрыта. Перед крыльцом лежит рваный ботинок - это Мушкет притащил. А кстати, где сам Мушкет? Но эти мысли прошли на каком-то дополнительном уровне.

В кухне и в комнате кто-то есть. В незастеклённом окне промелькнула тёмно-красная тень, слышно треск досок. Самая логичная мысль, что это кто-нибудь из соседей. Но мне так не кажется. Прячась в пионах, я подобралась к самому дому, прижалась к стене. В кухне на подоконнике стояла банка с мелкими астрочками, теперь её нет.

Грабителей двое. По спине тёк пронзительный холод, он просачивался внутрь. По примеру худилищных стрелков я начала носить многослойные бусы из абрикосовых косточек, ракушек, кусочков дерева и пробки с воткнутыми перьями. Было там зеркальце с отломанной ручкой. С его помощью заглянула в окно.

Много не увидела: кусок стены, гвоздь там, где была полка с тарелками, потолок. И вдруг подумала: "Убили Мушкета. Вот почему его не видно, не слышно".

Стала расти злость. Прислушиваюсь...

В кухне: грюкнули крышкой кастрюли. Это мушкетова... "М-мак!!!" - это не понравилась собачья еда.

Голос из комнаты: "Стоп граббин! Кам хиа!"

Я подобралась к дверям, чуть приоткрыла и скользнула внутрь. От злости воздух казался ледяным, а пульс стал медленным и звонким.

Из кухни: "Вейт!"

Топот, до нынешнего момента не различаемый скрип половиц, дыхание...

Что-то меня держало. Но не страх и не осознание слабости - какое-то чувство. Как будто должны нажать на курок.

Вошла в кухню. На полу черепки и осколки стекла, растоптанная капуста. Я положила арбалет и вынула айкути.

В комнате шуршит занавеска - в неё мы завернули Акиру. Дыхание. Одно раздражённое, второе злое. Поскрипывание ремня, трущегося о стальное колечко, запах оружия. Злой у моей постели. Пнул планшет с натянутым, как барабан, листом, бумага хрустнула. Полез в корзину с инструментами...

Жрун разворачивает занавеску, сейчас он увидит...

Ноет от напряжения в душе тетива...

Я у дверей, и только не могу определиться: Злой или Жрун? Жрун ближе. Злой опасней.

Который с занавеской судорожно втянул воздух. Увидел и понял! Сейчас...

Не дам!!!

С диким визгом ворвалась в комнату...

Швырнула в Злого айкути, сама прыгнула на Жруна.

Не тронь деда!

Злой успел обернуться, схватился за автомат, но выстрелить уже не смог...

...почему вдруг метнула кинжал, не понимаю...

Айкути собственной волей цапнул мякоть плеча и воткнулся в стену.

Это я, хоть и заметила боковым зрением, осознаю потом. А сейчас... Повисла у Жруна на плечах. От неожиданности и от удара парень упал, я вцепилась зубами в шею, рванула как жадный каннибал. Он заорал, дико, истошно. Крутнулся, вжал меня в пол, я ослабила хватку.

Жрун вскочил и, забыв об оружии, о товарище - обо всём, ринулся прочь из дома. Кажется, он что-то выкрикивал. Но тут-то я вспомнила о Злом и, не поднимаясь, повернула голову.

Злой тоже лежал на полу, но в отличие меня не шевелился. Поза и ощущение от него предполагали, что он не вскочит и не набросится. Я подошла ближе. Сначала выдернула из стены айкути (лезвие светилось красным, но как-то странно, то есть я видела свет, но в его реальности сомневалась, как будто что-то случилось с глазами, и вижу то, чего нет), спрятала в ножнах и даже прижала к телу рукой, и только тогда повернулась к врагу.

Крови практически не было. Враг, прости Господи, не враг, а прыщ на заднице - призывного возраста парень в армейских ботинках, чужих шмотках и бритый. Автомат настоящий, а патронов пять штук. Короче, обыкновенный дезертир.

Только вот даже обыкновенные дезертиры не настолько трусливы, чтобы без причин падать в обморок. А причина... Они настолько боятся эльфов...

Губы у злосчастного посинели. Лицо бледное, мокрое от испарины. Пульс дёрганный, но, похоже, что оклемается.

И что мне теперь делать с этой гнидой? И ведь влезут, переломают всё, обгадят, обворуют, а потом ещё лягут трупом в доме, и как угодно, хоть наизнанку вывернись, объясняй ментам: что такое с ними сделалось. А можно... Кто поверит, что пятнадцатилетняя соплячка, метр с кепкой в прыжке, перепугала до предынфарктного состояния двух здоровых парней? Это эльфы! А кому ещё? Надо найти Тролля.

И Мушкета. Я с трудом удержалась, чтобы не пнуть сявку в живот. Из шкуры вывернусь, а упеку в штрафбат! За Мушкета! Обоих! А то скоро одни бабы будут служить.

Но пока я буду бегать, этот может очухаться и удрать. А второй может вернуться. Их шмотники с наворованным добром я спрячу. А если найдут?

Связать?

Тогда легенда рассыплется в дым. Эльфы мужиков в плен не берут - убивают на месте.

Сторожить?

Это ещё хуже, чем связывать. Тогда он увидит меня. Меня, а не полоумного эльфа.

Ага...

Что отличает эльфа от человека?

Рост, субтильность и уши.

Меня там в студенты должны посвящать, а я тут вожусь. И нет бы с ондатрой, от которой есть польза, а с папулой ходячей...

А ещё нечеловеческая гибкость, нечеловеческая быстрота, коварство, бесстрашие, по людским меркам, неотличимое от безумия...

Ну, гибкость, быстроту и прочие достоинства оценивать сложно. А так, у меня есть все, что нужно настоящему эльфу. Кроме ушей.

Переобулась в "эльфьи" ботинки - надеюсь, он не успеет заметить разницу - раскрасила зелёными полосками рожу. Сарафан можно оставить, ноги до подмышек в грязи и траве. А потом я принялась приводить пациента в чувство и адекватное состояние. То есть с воплями: "Хирэээцкан короосу! Хофру!!!"^[2] со всей мочи лупить ногами, куда боги пошлют, и размахивать кинжалом.

Больной очнулся, застонал.

Теперь ненавязчивый удар под зад в качестве прозрачного намека. И визг электропилы - фирменный боевой клич листоухих. А настоящий клич ему знать неоткуда.

Затем, как показывают в прокламациях и боевиках, эльф должен наброситься и одним стремительным движением вырвать горло, глаза и почему-то нос. Стереотипы - это якобы добровольные способы дрессуры человека. А человек - это тоже животное.

Лампочка зажглась - ап!

"Артист", качаясь, бросился к выходу.

В худилище тем временем вовсю посвящали.

На сцене за столом с весёлой скатертью в цветочек сидел директор, главы кафедр (всего их пять) и живая секретарша - немолодая, лет тридцати девушка. Чтобы называться женщиной, ей не хватало серьёзности, а так ничего, приятная. Наверное, не откажется за шоколадку шлёпнуть новый студенческий.

Глава приёмной комиссии - тот самый румяный, нежный сердцем ковбой, по случаю торжества приодевший песочного цвета пиджак, - зачитывал по одному имена первокурсников. А рядом с трибуной Пушкин-Байрам раскрашивал студентам лица.

Студиозы занимали все кресла в довольно-таки небольшом актовом зале, сидели на полу, мостились на подоконниках. Однако искать в этом толпотворении Тролля мне не пришлось. Верный друг сам следил за дверью, и когда я появилась, встал на подоконник и помахал рукой.

-- Где ты была? - спросил он, когда я наконец-то добралась, Тролль устроился возле самой сцены. - Твоих уже вызывают.

Сожитель попал к скульпторам, а я на графику.

-- И что случилось?

-- Нас грабанули.

-- Тикусё! - это он подцепил от меня. - Так надо бежать. А где Мушкет?

-- Не знаю! - и я действительно не знала - в кустах и под домом мушкетова тела не обнаружилось. Может быть, пёсик ушёл прогуляться. - Прикинь, прихожу: в доме полный развал, на полу капуста, в комнате чужие шмотники с добром - и никого. Я бы подумала: беглые с чугуевской учебки, но куда они подевались?

-- А может, Мушкет шуганул? - предположил приятель.

-- Самое вероятное, - согласилась я - свалить всё на бессловесную животинку тоже приятно. - Я подождала сколько могла, никого не дождалась и прискакала сюда.

-- Эй! Хватит трындеть! - красивая бритоголовая девушка - череп у неё красивый и глаза - пихнула меня локтём в бок. - Это тебя?

-- Кузько Катерина! - уже, наверное, не в первый раз позвал со сцены румяный ковбой.

Ну ладно, посвящение как никак, а лишних пять минут воли моих дезертиров не спасут.

Я пролезла на сцену и только тогда заметила, что ноги в засохшей грязи... Хорошо хоть лицо подолом вытерла, и оно почти нормального цвета. Надеюсь на это. Арбалет в самый последний момент забрал Тролль, а так бы...

Директор - пожилой дядечка в джинсах и сиреневом пиджаке - увидев, что за чудо в перьях лезет на сцену, хмыкнул, но ничего не сказал. Видимо, я не слишком выпадала из общей обоймы. Лепрозорий, господа, лепрозорий: нормальные люди здесь не водятся. И если человек пришёл на посвящение в студенты грязный как пьяное порося, значит, на то есть причины. А вдруг он горячий поклонник гения Микеланджело и во всём подражает великому мастеру.

-- Поздравляю! - нежный ковбой вручил студенческий и зачётку.

И я отступила к раскрасчику.

-- Мне зелёненьким, пожалуйста, чтобы в гамму.

Пушкин не послушал, обмакнул кисть в ярко-алую краску, спросил тихо, так чтобы не заметили начальственные лица:

-- Что случилось?

-- Нас грабанули. И, похоже, не только нас. Зайдёшь?

-- Вы домой? - посреди лба он провёл красную полоску, а на щеках чёрные. Вот дорвался! Знает, что мне всё равно - крась хоть под китайскую оперу.

-- Да.

-- Я передам.

Я кивнула и повернулась к зрителям.

Народ... Нет, народ остался там, в цивилизованном мире, а это скорее племя... братья... сёстры... сородичи, если не по духу, то по ущербности, отозвались одобрительным воем. Я спустилась в зал, а ковбой уже объявил следующего адепта. На сцену поднимался красавец Дамиан. Прикол: вся четвёрка вампиров будет учиться в моей группе.

Сразу же после графиков посвящали скульпторов, и я решила Тролля подождать, покрутилась среди соплеменников. Была одна мысль, как отмыться вчистую... Ну, не буквально, а в том смысле, что отмазаться от следствия...

Потом мы ушли. А Мушкета встретили на подходе. Пока я металась, эльфодав, где бы его нечистая не таскала, успел вернуться и выбежал встречать. Морда у сукина сына была такая довольная, что я заподозрила пакость. И как вскоре оказалось, не напрасно. Этот мерзавец нашел добытую мною ондатру и сожрал. Но пусть это ему будет наградой за подвиг, которого не совершал, и который я на него свалю. Версия с эльфами выплывет после. А пока...

Мы решили не убирать - придут авторитетные лица, посмотрят...

Первым явился Громозека. Потом пришел Байрам, а с ним незнакомый цыган лет сорока. Он везде ходил, как будто вынюхивал, пока не остановился перед свёртком с Акирой - скелет уже перестал быть для нас просто безликим эльфьим скелетом - развернул и долго смотрел, будто узнал в безответных костях должника, который так и не вернул больших денег.

Неприятный тип. Не поздоровался, даже не посмотрел в нашу сторону... Не знаю, как это воспринимал Тролль: я уже заметила, что приятель ко многим вещам относится проще и легкомысленней, чем я. Например, дезертиры побили Троллевы миски и горшки - так Тролль горевал минут пять, не больше, а потом сам же утешился, сказал: "Вылеплю новые, а эти были корявые". Не знаю, как Тролль, а я считаю, что так смотреть на чужие реликвии - хамство. Поэтому я подошла с другой стороны, снова завернула скелет в занавеску, свёрток прижала к груди, и тоже уставилась на гостя. Колдун тут выискался, доморощенный.

-- Ты играешь с огнём, - сказал он на третью минуту поединка и неизвестно, кого под огнём подразумевая: себя или эльфью магию.

Я ничего не ответила. Определиться не смогла: сказать грубость или что-то заумное.

-- Я предупредил, - он сверкнул глазами, а затем ушёл, так и не объяснив, отыскал чьи-либо следы и вообще...

Я уже сама начала сомневаться, а правда ли то, что это я прогнала воров. А может, это была вовсе не я?

-- Ну ладно! - проговорил Громозека со странной интонацией, когда контрабандисты отчалили, все знают, что цыгане таскают через границу эльфьи цацки и не гнушаются продать беглого солдатика фермерам. - Тайники проверяли? Патроны на месте?

После денежной реформы и упразднения бумажных купюр, у нас в Приграничье вместо бабла ходят патроны. А в метрополии, наверное, ампулы с наркотой или марочки. Среди населения, разумеется.

Мы с Троллем нечаянно ответили хором:

-- Всё цело!

Как приличные дети.

-- Значит, - подытожил Мастер, - разгром...

-- И спальник, - вставил Тролль.

-- А также мелочи, которые в этом бардаке не найти и не счесть.

-- Но шмотки вроде бы все.

Размер оказался неподходящий, но этого вслух я уже не сказала.

-- Значит так, - большой босс отдавал распоряжения, - спальник забирайте, а я возьму вещмешки.

-- Заметано.

Присваивать мы ничего не собирались, и Громозека не станет, добро раздаст обокраденным. Если они смогут внятно изложить, что именно спёрли, и это что-то окажется в мешке.

-- Властям ни гу-гу? - спросила я на всякий случай.

Громозека усмехнулся:

-- А ты жаждешь?

--Нет-нет! Я что, на дуру похожа?!!

- Ну и ладно. Скажите спасибо пёсику.

Мастер покосился на эльфодава, хотел погладить, но не решился.

Вот так началась моя учёба в худилище - самый светлый период в жизни.





Глава 3

ПОСЛЕДНИЙ РИСУНОК

К операции я готовилась ещё засветло. Близился снег, и хотелось занять гнездо до того, как начнётся. Снег, а не игра. И тогда к началу игры я стану деталью пейзажа. На правой, высокой стене концертного зала ещё летом я присмотрела себе чудное место. Неровным карнизом с торчащими арматуринами там тянулись остатки потолка, над ним ещё был чердак. Когда-то. Через равные промежутки для непонятно каких целей, наверное, для облегчения конструкции, в стену врезались ниши, не ниши... а скажем так, углубления. "Карниз" в тех местах делался уже, проваливался, что улучшало обзор, но вот пройти по нему... занятие не для слабонервных, и уж тем более не для тяжеловесных. И одна такая ниша меня привлекла. Зал из этой ниши простреливался практически весь, без мёртвых зон. Сверху нишу закрывали то ли обрывки занавеса, то ли декораций, до этого хранившихся на чердаке, сейчас от них оставались только серые лохмы, но затаившегося стрелка они спрячут, и если ничем не блестеть и не делать резких движений... Недостаток один - тесно и стены холодные. Но если укрытие присыплет свежим снежком, то уже никто не подумает, что там кто-то есть.

Забравшись в нишу, я завернулась в дедушкину шкуру (в смысле: не содранную с дедушки, а им добытую), приклеила на стену коробку с боеприпасом. Вскоре после заката начался снег, вроде бы тихий и еле заметный, но скоро очертания стен и хлама внизу изменились, стали мягче, слились. Я съела травяную пилюлю и приготовилась ждать. Вдруг найдётся какой-нибудь умник навроде меня, который тоже захочет прикрыться снегом. Например, Эдичкин сынок Чернов.

Он тоже учился на Графике, только на курс старше меня и считался лучшим в училище арбалетчиком. Машинка у него модели АК номер самый последний со встроенным рычагом, уникальными, чуть ли не в космосе выплавленными плечами, коллиматорным прицелом и прочими радостями жизни. Я думаю, что именно крутизна машинки и делает Чернова лучшим арбалетчиком. Глядя на неё, ребята захлебываются слюнями от зависти и уже не могут соревноваться по-настоящему. Вообще-то хорошее обеспечение - это главное отличие команды "Бессмертных" от нас, "Партизанов". И мы постоянно проигрываем. Ребята твердят: "Вон у них, какая техника!" А я им: "В анус засуньте технику! Пить меньше надо!" Ну а про дисциплину я уже не заикаюсь. На "дисциплину" мне отвечали: "Что ты ругаешься?! Мы серьезные бойцы!" - сплошное хвастовство.

К полуночи снег перестал. Небо открылось чёрное, непроницаемое, как яма в сороковом отделе.

В расписании на субботы нам поставили ВП. Вёл её гоблинский старший сержант лицом и телосложением похожий на Влада Цепеша из сериала и с многообещающей кличкой "Сатрап". Как его настоящее ФИО, помнила лишь одна секретарша. Тамара Леонидовна, наша историчка, у которой с военруком тянулась долгая и местами бурная связь, тоже именовала бывшего мужа "Сатрапом", а когда сердилась "Геральдом". Надо полагать это и есть имя, но какое-то оно чересчур польское для хохла.

На самом первом "уроке" страшный сержант сказал, что у него можно зарегистрировать оружие. Причём это "можно" прозвучало, как "вы ещё пожалеете". Я задумалась: с одним военруком иметь дело проще, чем с военкоматом, а уж если менты прицепятся... Но для начала лучше присмотреться: вдруг он не только сатрап, но и ещё и гнилой, а потом уже посвящать в сокровенные тайны.

Начало знакомства было таким. Гоблин-сэнсэй с гнусной усмешкой оглядел колонну новичков и прочувствовано так вымолвил:

-- Це навiть не мавпи! Чуперадла на мою голову, - а после со вздохом добавил. - Ну, годi. Бiгом руш!!!^[1]

Как оказалось, бег - это любимая сатрапова дисциплина, и чем больше буераков, грязи и всевозможных преград на пути, тем лучше. На первый взгляд, ничего особенного, в школе мы тоже бегали, но не пять километров, не десять и не пятнадцать. Отставаний Сатрап не допускал, стимулируя хворостиной по крупу. Притом не стеснялся лупить и девчонок. Некоторые, не буду показывать пальцем, сопели, что за такое учение нужно судить. Но лучше бы дыхание берегли. Какая наука - таков и наставник, мы тут не пряники лепим, и лучше рухнуть трупом здесь, чем на линии фронта.

В общем, мне было ясно. Дядька действительно весёлый и напрочь лишён предрассудков - первое впечатление не обмануло. А репутация? У меня тоже репутация стервы, а в душе я белая и пушистая. Как полярный медведь.

Пойду завтра сдаваться. Гноить Сатрап Деспотович не станет.

Жил военрук в общаге. Всего от училища их было три: "Монастырь", "Крематорий" и "Полюс". Военрук обретался в "Крематории", так общагу назвали из-за трубы, которая постоянно дымила чёрным, но что именно жгли, наука умалчивала. Помещения в "Крематории" делились на закутки с собственной кухней и чуланом, который тут назывался красиво: "ванная комната".

Удачно миновав спящего сторожа (он же дворник, он же истопник, он же ещё много чего и вполне может статься, что домовой), я прошла во двор "Крематория". Под пыльными кустами смородины дремали куры. Идиллия. Я бы сама полежала хоть под смородиной, хоть просто в тенечке, но надо разыскивать Сатрапа. Какой номер он занимает?

Всего берлог двадцать. И у входа, чинно и благородно, висел список жильцов. С фамилиями. Много пользы от них, когда у народа погремухи. Будить сторожа? Или соваться в ближайшее логово и спрашивать там?

Стала искать окна с жалюзи (почему именно с жалюзи, честно, не знаю, но должен же быть какой-то критерий выбора), смотрю: на стене приклеен листок, а на листке надпись "Военрук" и чёткая синяя стрелка. Ясно и понятно. Сразу видно, что тут потрудилась рука кадрового военного.

Обрадовавшись, я почесала в заданном направлении. И оказавшись у заветных дверей, постучала.

А в ответ тишина.

Я постучала ещё раз.

В глубине зашуршало, и хриплый женский голос спросил:

-- Чё надо?

Я удивилась.

-- Военрука.

-- Задолбали, - ответила женщина и зашаркала прочь.

-- Э-э... Что за гнилая подача?

Они там что уделанные? Или какой-то басурманин перевешивает указатель?

Обернулась, а листок висит уже в другом месте. Однако же! А может и мне пошутить? Закричать так чтобы дрогнули стекла: "Рота! Паадъем!!!" Или: "Пожар!" Или ещё что-нибудь эпическое.

Но тут во дворе появился сторож и, посмотрев на меня из-под надвинутого козырька весёлой голубенькой кепки, показал на дверь четвёртого номера.

-- Туда!

Тоже ясно и понятно.

-- Спасибо, дедуля.

А Сатрап Деспотович, пока я металась, успел вылезти из ванны и завернуться в халат... Колдовство тут или совпадение? Во всяком случае, я застала старшего сержанта именно в халате и с мокрой головой. Выгрузив же на стол арбалет, испытала вполне естественную смесь смущения и гордости. Как невеста на регистрации брака. Дома в Суземке Егерь прятался в шкафу как любовник. А сейчас... И шкафа нет. Да и надоело унижаться!

-- Вот! Хочу узаконить отношения.

Между прочим, взаимные.

Сатрап зевнул, потянулся, хрустнув суставами.

-- У який рiд вiйськ призначена?^[2]

Я вздохнула.

-- В гоблины.

Военрук оживился и стал похож на Мушкета, который учуял приближение ужина.

-- Це твiй вибiр?^[3]

Я скромно потупила глазки.

-- Скажем так, по обоюдному согласию.

Старший сержант улыбался. Улыбка была кривой, в точности как у Цепеша, и только опыт дочери патанатома мне подсказывал, что дело тут не в особенностях характера, а просто кожу Деспотовичу прилепили клонированную, ровненькую и красивую, а под кожей напортачили: сухожилие скуловой мышцы справа чуть короче, чем слева, на собачьей мышце рубец... Пока пациент спит или притворяется бесстрастным, ничего и не видно.

-- Уперше бачу дiвулю, котра прагне у пластуни!^[4]

--Всё бывает впервые.

Он засмеялся.

-- Еге ж!^[5]

Открыл "книжку"...

Действительно, не гноит, вопросов задаёт даже меньше, чем Громозека. Хотя...

Что он арбалетов не видел?!

А тут, может, обедать пора, и ему неохота долго со мной рассусоливать.

-- Ото все?^[6] - спросил военрук, отсканировав Егеря в трёх ракурсах и записав коротким цифровым кодом характеристики. Попутно он справился насчёт моего здоровья в базе суземского военкомата.

-- Есть ещё единица, - я достала из-за ворота айкути.

Косан-гоблин^[7] напрягся. Выглядел "ножичек" скромно, и многие господа партизаны даже не подозревали в нём не то что заговоренное, а просто эльфийское оружие. Но Сатрапу хватит мимолётного взгляда, и он уж никак не спутает. Ребята говорили, что он живые мины видел в действии и даже останавливал.

-- А не лячно порiзатись?^[8] - заглядывая мне в глаза, спросил военрук.

Я улыбнулась и покачала головой.

-- Вы, наверное, никогда не носили лифчик. А на деле это очень удобно.

Сатрап шевельнул бровями, уголки губ слегка приподнялись. Вспомнил боевую молодость?

-- Чому ж не носив...^[9]

Я открыла рот: какой однако весёлый наставничек! Конечно, подразумевает под лифчиком он, скорее всего, разгрузку с запасными обоймами, но, знаете ли, так шутить рискованно даже в компании однокашников.

-- А запоясник де узяла?^[10]

-- Достался от бабушки Поли в наследство.

-- Од кого?^[11]

-- Ага, прабабушки то есть, - уточнила я, тем самым создавая легенду. Деду она ничем не повредит: власти знают, что он полуэльф. - Она уже умерла. А кинжал ей подарил любовник-эльф, а потом она его мне отдала.

Сатрап дёрнул щекой.

-- Коханця?^[12]

-- Нет, не коханця - айкути.

-- Ага, зрозумiв. А потаємне iм"я?^[13]

Случаи, когда человек без особого вреда для своего здоровья и окружающих владеет заговоренным клинком, редко, но бывают. Чаще всего эти люди уже не совсем люди, а немного эльфы, и они смогли угадать комбинацию Трёх Понятий: Знак Клинка, Знак Руки и Знак Сжимающей Клинок Руки. Знаком служит один или несколько иероглифов, а иероглифов почти две тысячи минимума. Кузнецы же часто оказываются любителями и знатоками старинной литературы, так что о минимуме можно сразу забыть. Отгадать Три Понятия невозможно. Однако бывает любовь с первого взгляда. И бывает, что заветное слово скажет сам хозяин клинка. Вот почему я приплела бабушку: любовник вполне мог поведать ей комбинацию. Но очень не хочется раскрывать секрет, потому я ответила:

-- Бабушка Поля не говорила об имени.

Ещё есть такой вариант: клинок эльфийский, но обычный, без программы. А инструкции и личный опыт велят старшему сержанту любой трофейный клинок подозревать в злонамеренности, и только убедившись, что воздействия нет, можно сказать: "Это только железо". Ну и ещё некоторый процент углерода, никеля, шкура ската и другие материалы.

-- I що ти їм робиш?^[14] - задал следующий вопрос военрук.

Я пожала плечами.

-- Картошку чищу, колбасу режу, - всякое по хозяйству. Ну не на людей же мне с ним кидаться?

Пусть видит, что я спокойна, а то волнение, что всё-таки есть, вызвано не айкути, а его, командира, пристальным вниманием.

-- Так будете снимать?

Сатрап встряхнулся, на мгновение перестал сверлить взглядом, задумался. Я обрадовалась: если он может позволить себе ослабить внимание, значит, поверил и не считает одержимой кинжалом.

-- А ну, дай!

Последняя проверка. Тролль уже трогал айкути, но, правда, на мне. И это ещё ни о чём не говорит. Сейчас, если я ошибаюсь, военрук меня зарежет и пойдёт дальше.

-- Пожалуйста! - я положила "ножик" на стол.

И если я позволю себе волнение большее, чем естественное, то значит, что я хреновый снайпер.

Сатрап вытер ладонь о рукав халата, протянул руку.

Теперь моя очередь следить.

Коснулся кончиками пальцев - ничего не случилось.

Подтянул к себе, взял. Стал рассматривать, недоверчиво качая головой.

-- Годi! Оформлю i запит кину, - с нескрываемым сожалением он вернул оружие. - А дозволити такенну зброю не можу^[15].

-- Отберут?

Сатрап посмотрел на меня приязненно. С этого самого момента мы и подружились. Конечно, выглядела эта дружба весьма странно: всё-таки разница в возрасте и звании ощутимая. Многие думали, что я выслуживаюсь. Ну а военруку совсем нет никакой пользы от дружбы с малолеткой, кроме разве что... Но этого "разве что" как раз не было, а были простые мужские забавы: рыбалка и разговоры о том, кто когда и где ловил (разговоров было больше), ковыряние в узлах байка и прочее.

Так вот... Сатрап посмотрел на меня приязненно и ответил честно:

-- Може i так.^[16]

-- Но почему?

-- Ворожа зброя^[17], - сказал Деспотович, ухмыляясь.

Где вы видели фронтовика, который ничего себе не занычил из "ворожої зброї".

-- И будет пылиться на засекреченном складе?! - закончила я. - Это же не меч!

-- А навiщо ти виставила айгутi? - спросил бывший гоблин. Но, скорее всего, бывших гоблинов не бывает, это призвание по жизни. То-то военрук больше тяготеет к гоблинской кличке, чем к штатским фамилии-имени. - Бабуся адже обiйшлася!^[18]

-- Бабушка кинжал прятала и не пользовалась, а я пользуюсь. Да и прятать негде, - я показала рукой на окно, - не в саду же закапывать. Ещё настучат.

-- Агм, холера!

-- И что? Никаких отнорков?

-- Можна записати тебе як вiдповiдальну особу за айгутi, - Сатрап задумчиво почесал свежевыбритый подбородок. - Але тодi... Рушаймо!^[19]

Сказано - сделано.

Я ещё удивлялась: почему старший сержант ютится как нищий художник в общаге? У преподавателя, которому к тому же капает пенсия, должно быть жильё поприличней. Оказалось, что жильё он продал, за счёт пенсии взял кредит и купил себе летающий байк. Носится так, что любой профи ужаснётся при виде творимых Сатрапом фигур и его откровенно казацкой манеры езды. Чуть ли не на уши становится! А ведь это не спортивная модель, а военная, рассчитанная на вредоносное действие эльфийской магии, то есть полностью лишённая электроники, управление ручное. Короче, любая неточность - и ты серьёзно рискуешь поцеловать с разлёту сандалии райского ключника.

Через полчаса мы с наставником уже входили в кабинет некоего военного чина, в ранце у сэнсэя оттаивала "ворожа" горбуша. По пути мы заскочили к одному дельцу (меня оставили дожидаться на улице), который был что-то Сатрапу должен. Скорей всего жизнь. Или свободу, или ещё что-то в том же духе, только не деньги. Потому что откуда могут взяться серьёзные деньги у отставного гоблина?

Чин, а если точнее, то капитан, в первое мгновение растерялся.

-- Здоровенькi були, пане капiтане!^[20] - прогавкал военрук с порога.

Брови капитана, кабанястого такого дядьки, эдакий секач-ветеран, взметнулись к залысинам.

-- Сатрап!!! Живой, курва! - проревел пан капитан и полез обниматься. - А мне доложили, будто ушастые порубали тебя на киевскую котлету!

Деспотович смутился:

-- Не зовсiм.^[21]

-- А это кто, дочка? - капитан выглянул в коридор. - Никого не пускать - я занят.

-- Учениця^[22], - ответил Деспотович, когда секач при погонах повернулся к собеседнику передом, а к дверям задом.

Капитан дёрнул челюстью, как будто ловил падающую сигарету. Наверное, он не представлял, какой из Сатрапа наставник. Или как раз представлял.

-- Покажи запоясник, Кузько!^[23]

Я достала.

-- Пустой? - проговорил капитан, увидев, что я держу айкути в руке и совсем не зверею.

-- Може i так, - сказал Сатрап, ухмыляясь и вытаскивая рыбу. - Миска яка знайдеться, пане капiтан?^[24]

И уже мне:

-- Шкуру злупиш?^[25]

Я кивнула. Если надо, то я готова снять шкуру не то что с рыбы, а с капитана.

-- Розтини на шматочки. Тоненькi - дивись!^[26]

Отож! Будет вам сасими.

Горбушу уложили на пластиковый агитационный плакат, в капитанском сейфе нашлась квадратная, камуфлированная тарелка, стопки и початая бутылка водки. Я занялась рыбой. Надрезала хвост и, просунув айкути между кожей и мякотью, срезала шкурку. Потом разделила горбушу на половинки, вынула кости...

-- Ишь, препарирует, - прокомментировал капитан, глядя на действо. - Ну а чего от меня хотите?

-- Зареєструвати.^[27]

-- Резать по косой или волнами? - спросила я.

-- По косой, незачем мудрить, - капитан уже согласился "зареєструвати" айкути, во всяком случае, мысленно.

Я на мгновение замерла. И быстро-быстро нарезала тонких полупрозрачных ломтиков. Тут самое трудное: пальцы не подставить. Заточка отменная, и хотя я изрезала в доме все, что только можно, до сих пор в тихом восторге.

Капитан в задумчивости смотрел на кинжал, спросил у Сатрапа:

-- Ты брался за него?

-- Авжеж.^[28]

-- Гхм...

Существует вероятность, что действие "мины" замедленное и избирательное. К примеру, я ни разу не слышала, чтобы с заговоренным клинком на людей бросалась женщина или девочка. Конечно, настоящая причина такой вот "избирательности" может быть вовсе не в половых различиях. А в том, что чаще всего живые клинки находят на передовой. Женщины же обычно служат в войсках связи, медицинских и техниками, так что на передовой их процентов пять от общего состава. Сравните шансы. И плюс женщины более недоверчивы и что попало руками не трогают. Палкой могут ковырнуть. Или позвать мужчину...

Правда, это всё - не мой случай, айкути найден в тылу. Но эльфы на полном серьёзе считают, что между ихними женщинами и нашими различий меньше, чем между мужчиной и женщиной одного вида. И может такое статься, что заговоренные клинки принимают нас за эльфиек и молчат. В общем, мои познания слишком скудны и противоречивы, чтобы делать выводы. А Сатрап с капитаном, которые должны знать больше, мне пользоваться айкути разрешают, сами же контакта с клинком избегают.

-- Ну ладно, - сказал капитан, вызывая кого-то по внутренней сети. - Пусть доктор посмотрит.

Сатрап согласно кивнул. Ну а мне ничего не оставалось, как молчать и раскладывать ломтики рыбы на тарелке.

Хозяин кабинета одобрительно крякнул и налил в две стопки водку. Бывшие сослуживцы переглянулись:

-- За всех, кто там, - выпили не чокаясь, помолчали.

Мне показали на рыбу - не нашлось в капитанском сейфе компота. Потом явился смазливый как девушка лейтенантик со змеем-алкоголиком на петлицах. Я встала, прихватив с тарелки пару кусочков на дорожку. Капитан усмехнулся: ну да, ученица, ещё один маленький гоблин, и велел после медосмотра снова зайти к нему. Если доктор разрешит. А если не разрешит, то самой ходить мне уже не придётся. И возникает невольный вопрос: а стоит ли того регистрация?

Ну вот! Вспомнила про рыбу, и сразу жрать захотелось. А до рассвета ещё ой-йе-ёй! Надо подумать о чём-нибудь другом. О мистическом.

Восприятие времени как сезонов, восприятие времени как разбитых на части суток, восприятие времени посекундно сердцем - таким способом время обретает наполненность. Но если бы время только наполнялось, то сердце под его тяжестью лопнуло. В противовес наполненности существует пустота. Пустота и наполненность сердца, пустота и наполненность дня, пустота и наполненность года, витки повторяют друг друга и отражаются в клетках. Чтобы почувствовать время, прислушайся к телу.

Доктором оказался пухлый юноша предпенсионного возраста, с румяными щёчками и буйными кудрями на висках. Смотрелся доктор очень добрым, прям тебе Айболит, немного уставшим, и мне сразу же не понравился. Почему? Уж слишком не вяжется его благодушие с окружающей, далёкой от благости средой. У дверей с притворной скукой на лицах застыли автоматчики. Погоны доктора прятались под халатом.

Я покосилась на охранников, и Айболит поспешил успокоить:

-- Извини, но таков порядок.

Он виновато развёл руками и пригласил раздеваться. А я думала: шоколадкой угостит и градусник поставит.

Я снова посмотрела на автоматчиков - интересная у них служба: ширмы или иного укрытия для робких девиц в кабинете не наблюдалось.

-- Существуют правила безопасности... - это снова утешения доброго доктора.

Нужны они мне, как зайцу стоп-сигнал, ваши утешения. А тем более лживые. Молча размотала сандалии, стянула через голову сарафан и занялась бусами. А что касается пресловутой стыдливости... В каждом обществе свои неписанные законы и своё мышление: и если приличная девушка не оголяется при посторонних, потому что стесняется, то девушка из трущоб не оголяется, потому что шмотки сопрут.

Лейтенант подкатил столик из нержавейки, мой папа на таком раскладывает инструменты. А я с братом играла в Александра Македонского, столик заменял колесницу, скорбящие родственники в коридорах морга успешно играли роль убегающих, трусливых персов. Правда, больше одного раза нам играть не дали. На столике пухлого доктора помещалась резиновая подставка для кинжала.

Айболит уселся за стол и уже читал мою медкарту.

-- Трусы снимать?

-- Всё снимай.

Вот что мне нравится в военных медиках, так отношение к пациенту как к вещи, некоему стандартизированному предмету на конвейере. С другой стороны и сами врачи становятся человекоподобными диагностерами, со званием, но без имени.

Лейтенант следил за моими руками. Автоматчики тоже.

Я положила кинжал на подставку - буду надеяться, что вернут. Интересно, а если я вдруг взбесюсь, они не боятся зацепить очередью лейтенанта? А не боится ли сам лейтенант? Я вгляделась в безмятежное, холёное лицо.

Кожа сухая, словно он боттоксом обкололся. А глаза-то подведены "а ля натурель". Кр-р-расавец.

Тоска.

Доктор Айболит посмотрел на голую меня, равнодушно моргнул и показал на нишу в керамопластовой раме.

-- Пожалуйста, залазь туда и закрой глаза.

А почему он мне тыкает? В этом какая-то психологическая хитрость?

Я залезла в нишу. Из рамки выехала створка, я закрыла глаза.

Вспышка. Створка осталась стоять, где стояла.

Как же так получается: роботу пули не страшны, и эльфийские мечи, по логике вещей, тоже. Однако срок существования робота на границе не намного больше, чем у обычного человек? И уж намного меньше, чем удачливого человека. Так выходит, что удача надёжней стали?

По ногам ползло кольцо тепла. Ползло всё выше. Наконец-то добралось до живота, до груди, защекотало шею. Когда коснулось ушей, я хихикнула. Как будто таракан заполз. А потом - хлюп по макушке, и створка открылась.

Затем меня положили на узкий стол, привязали, оставив относительно подвижной только правую руку. Нацепили датчики, подкатили ближе столик с айкути и велели взять. Я могла его цапнуть не глядя, всё равно что собственную часть тела. Но это может выглядеть как агрессия, потому я стала осторожно шарить.

Нащупала, взяла.

-- Теперь положи себе на грудь, как обычно носишь.

Положила.

-- Верни на место.

Вернула, но на подставку не попала.

-- Положи аккуратно.

Пришлось исправляться. А потом снова: "возьми, положи, верни" с разными вариациями. Вдоволь наигравшись, господа эскулапы остались довольны. Меня отвязали и дали выпить какую-то сладкую гадость. К тому времени, по логике вещей, я должна замёрзнуть и испытывать от этого неудобство, поэтому я спросила: "А можно ли одеться?" Одеться не разрешили, а отправили в "яму". Как сказал доктор: "В качестве дополнительной проверки и установления крепости нервов кандидата на ответственную за эльфийский клинок персону".

Айкути оставили наверху для дополнительных исследований. Я очень боялась, что они прибегнут к самому простому способу исследования, а заодно и обезвреживания: сломать клинок и дело с концом. Но надеюсь, им жаль хотя бы собственное, потраченное на меня и айкути время.

Мы прошли в соседнее помещение. Вместо дверей там был люк, как в космическом корабле, окна отсутствовали, и почти всё пространство занимал бассейн, накрытый чёрной материей. Я бы не назвала это тканью - чересчур беспросветная.

Автоматчики уже не притворялись скучающими, они просто скучали. Красавчик-ассистент дал мне больничную рубашку с завязками сзади (я надела её завязками спереди как халат) и отвёл в туалет - значит в яму надолго. Сознание уже заполняло тщательно создаваемое, холодное равнодушие. Я должна быть мёртвым клинком, холодным, пустым, без души...

Потом на меня снова нацепили датчики и кислородную маску из силикона, я легла на полку у края, полка поехала к центру бассейна, а там опустился на дно, я же осталась лежать на материи. Под тяжестью тела она прогнулась и облекла будто подогретая снизу трясина. Я согрелась и перестала чувствовать тело. В "яме" было темно, тихо, никак. Как в банке с физиологическим раствором. Гораздо удобнее, чем на столе.

Сейчас я живу в морге. В отдельной потайной каморке на самой главной полке. Я помещаюсь в круглом аквариуме, он засунут в мешок из разумной наноткани, которая следит за температурой. Папа думает, что сквозь ткань ничего не видно, но он ошибается. Я смотрю на мир из своей банки, плаваю, думаю.

Дважды в день папа достаёт банку с полки, вынимает из мешка и пристально рассматривает меня сквозь прозрачное стекло. В этот момент я могу заглянуть ему в глаза, окунуться в его мысли и что-то забрать с собой. Папа этого не замечает, он со мной разговаривает. Он говорит, что я ничего не понимаю, что понимать мне нечем, но всё равно разговаривает. Он разговаривает с какими-то несуществующими людьми, когда я в мешке, разговаривает с собой и снова со мной. А за дверью тайной каморки он почти всё время молчит: главное происходит здесь. Я думаю.

Думаю обо всём, что не могу видеть, слышать, понимать, но вижу, слышу, понимаю и чувствую. Думать - это моё самое главное и основное занятие. Как только исчезнет мысль - исчезну я, останется мёртвый кусок протоплазмы. Мысль меня укрепляет и держит, мысль меня создаёт.

Иногда я ем из трубочки. Это не так важно, как думать, а от думанья отвлекает. Но надо. Я уже знаю различие между надо и надо. Надо есть и надо думать.

Мне тепло, но совсем неуютно. Когда много думаешь, уходит покой, а мне приходится думать всегда.

Придёт время - я вырасту и разобью свою банку.

Перестану думать, но увижу, что за дверями.

Я вернулась в реальность. Банка с ярлычком: "Экспериментальная модель "Детёныш"", - осталась там, в уже несуществующем прошлом и снах.

Но что такое реальность?

Вот сейчас я вишу в нигде. Весь наружный мир, якобы настоящее (а нельзя быть до конца уверенной во всём) складывается из образов в сознании: ты чего-то видела-слышала, что-то помнишь. Сознание - это главное, а всё остальное - видимость, слышимость, ощущаемость. Необязательно чувствовать тело - достаточно его представлять, и оно будет не менее реальным, чем якобы настоящее. Вылепить из мысли, как ежесекундно лепил себя экспериментальный детёныш.

Единственная беда: люди не умеют представлять цельно, в деталях и, не прыгая из одного образа в другой; не умеют сосредотачиваться, их сознание рассыпается на отдельные мысли, как крупа из лопнувшего мешка.

Я вспомнила детёныша. Банку он всё-таки разбил.

Собралась мыслями: тело сначала было прозрачным и лёгким, как сгусток тумана; покатилась к краю бассейна - с каждым витком тело становилось плотней, - ухватилась за бортик и вылезла из "ямы" уже совсем настоящая.

Сатрап ждал во дворе и очень обрадовался. Уже стемнело, "яма" и прочие эксперименты заняли неожиданно много времени, и кабанястый капитан успел свалить на хазу. Его заменяла дежурная тётка-старлей, впрочем, разрешение она оформила чин чином, как было приказано. Мой наставник, как поступил бы любой нормальный человек, должен был пристыковаться к капитану в гости или хотя бы в кабак. Но... Оказалось, что гоблин не станет рассуждать и действовать как нормальный человек. Вместе ушли на задание - вместе вернёмся. Это въелось в сознание крепче безусловных рефлексов, и осмыслению не подлежит. Для меня это был урок по гоблинской этике. Конечно, ничего такого Сатрап не говорил, он только вскричал:

-- Жива, мавпа! - а после добавил. - Треба негайно випити. А то не доїду^[29].

Я согласилась:

-- Отож.

Цвет лица наставника мне не понравился.

Когда ехали, я сидела, едва ли не распластавшись на Сатраповой спине, и слушала его тело, и то, что я слышала, мне тоже не нравилось. Скорее всего, ему нельзя пить, а командир держит себя человеком более здоровым, чем есть в действительности. К счастью.

Как только исчезнет мысль - исчезну я, останется мёртвый кусок протоплазмы.

У некоторых людей (или не совсем уже людей) это работает. Я и сама...

Тело ныло, кожу покалывало, и мышцы были готовы истечь сквозь поры. Конечно, эта боль и эти ощущения были не настоящими. Когда успокоюсь - пройдет само. Но "яма" мне доподлинно показала всю зыбкость так называемой действительности. Кто докажет, что психологическая боль ненастоящая?

Кое-как добрались до ганделыка на Пушкинской. Сатрап взял на двоих целую бутылку "лекарства": заметил, что ученица слегка не в себе. Ну а я надеюсь, что в компании малолетней ученицы Сатрап выпьет всё-таки меньше, чем мог бы сам или с приятелем более подходящего пола и возраста.

Закуску в забегаловке подавали вполне приличную, то есть сосиски или колбаса отдельно на тарелке, а не где-то в недрах сухой и такой же безвкусной как вата булки. Был даже суп. И столики мне понравились. Стоячие. Не в смысле, что ножки у столиков не подламываются и стоят они прямо, а что посетители кушают "родимую" стоя. Это создавало некую доверительность. Ведь не станешь же с неприятным тебе человеком, вот так, чуть ли не упираясь лбами и нависая над дымящимися сосисками, пить водку?

Клиентов было мало. На самом деле только мы вдвоём и ещё одна не совсем клиентка, а, скажем так, женщина с поломанной судьбой и без средств к существованию. Нищенка протянула Сатрапу пустую консервную банку и просипела:

-- Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала!

Командир беззвучно пожевал губами, как будто пробовал смысл просьбы на вкус, потом молча плеснул.

Тётка была по-своему права. Это для нас - мятая жестянка, а для неё - хрустальный бокал. Реальность - это то, что мы сами себе создаём.

О-о! А это что за делегация?

Пока я, как буддийский монах чётки, перебирала воспоминания, в Дом Сталина пришли... умники. С рюкзаками и большим плоским ящиком. В количестве трёх человек. Умники направлялись к "балкону генсека".

В зале было одно подходящее, я бы даже сказала, идеальное место для снайперского гнезда. Это балкон на северо-западной затенённой стороне. Подойти к нему трудно, обзор изнутри замечательный. Однако игры в дэка ведутся уже не первый год, а значит, про удобное место знает даже ленивый. На прошлой игре ложу генсека разыгрывали в лотерею. В этот раз долго ругались, но так и не выяснили, кому править отстрел. "Бессмертные" почему-то отнекивались (впрочем, теперь я вижу, что любители чужой крови только кокетничали); "Шуги" сказали, что подлянки не их стиль; наш атаман в кои-то веки не сглупил, отказался без комментариев.

Умники внутри балкона мостили низкую, с плоской крышей палатку. Беспокоятся о кукушонке, чтоб не замёрз, паскуда. Интересно, а на границе за нашим чемпионом будут тоже ходить оруженосцы, стилист и личный повар? Или он обойдётся без стилиста? А может быть, без границы? И все разговоры о мужестве - это чтобы девушкам нравиться.

Фон Чернофф залез внутрь, с чем-то там повозился, и крыша укрытия обрела видимость захламленного и заснеженного пола. Как будто никого там и нет.

Нехило!

А как они станут разбираться со следами на снегу? Вечером надо было приходить! Так поленились...

Оруженосец вытянул из ящика шланг с раструбом, нажал на кнопку. Послышалось тихое гудение, и из ящика посыпался снег.

Сугой даё!^[30]

Этим снегом они притрусили следы и перила балкона, после чего вышли в коридор. Стрелок в палатке, надо полагать, устанавливал приборы инфракрасного видения, биосканеры, камеру и прочие навороты. Мне стало грустно.

Завтра... Нет, уже сегодня будут играть три команды: "Шуги", "Бессмертные" и мы - "Партизаны". "Шуги" - мастера иллюзий, это самая старая команда в худилище, со своим кодексом, стилем и репутацией. Ей уже пятнадцать лет, люди в "Шуге" менялись неоднократно, одних забирали "за край", другие вырастали.

Мы тоже считаемся старой командой. Но только считаемся. Из бойцов, играющих вторую зиму, в команде один человек. Была. Да и та - высокомерная стерва, перешедшая из "Амазонок", чтобы насолить подружкам. А "была" потому, что на прошлой неделе Илин помирилась с подружками, вернулась в стаю и забрала Вальку. Звали и меня поддержать женскую солидарность, но я не умею подбирать стрелы под цвет помады и причёски, поэтому отказалась. О стрелах промолчала, и девки решили, что мы с Троллем скоро поженимся. Стереотипы... Кстати, Тролль тоже в отряде. И Мушкет. Стрелки из обоих - мечта супостата. Причем Тролль ненамного лучше Мушкета.

Сегодня мы проиграем. И вариантов может быть два:

1) нас выбьют в течение часа, а потом уже будут разбираться друг с другом;

2) "Бессмертные" будут разбираться с "Шугами", а мы привнесём в игру фактор бездумной космической энтропии. Особенно постарается Мушкет. Но потом нас всё равно перебьют.

Так что можно не обольщаться, и единственное, что удерживает меня на заледеневшей стене, это идея как-нибудь изловчиться и подстрелить зазнайку Чернова, стукнуть чемпиона по носу. Ну и просто из вредности.

С появлением в моей жизни айкути стали возникать некоторые странности и умения. К примеру, ночное зрение. А однажды я как-то проснулась перед рассветом, в воздухе ощущалась близость осенних заморозков. Я была сама не своя, а в голове нестерпимая ясность. И тогда я взяла чистый лист бумаги и написала: "Это последний (завершающий) рисунок" и нарисовала портрет.

Седой эльф, который впоследствии станет правителем, смотрел на танцующих новобрачных. Конечно же, никого кроме пьяных тел под ногами и самого, старого не годами, а памятью эльфа, на рисунке не было. Но он смотрел именно так, как смотрят на новобрачных, счастливых, глупых и молодых. И обладая тем опытом, который седой эльф нажил. А в глазах его тонуло, погружаясь в омуты памяти, будущее, которого уже не будет.

С этого началась одержимость. Вернее сказать, так она начала проявляться. Каждую ночь, безжалостно отрывая часы у сна, я рисовала эльфийскую свадьбу в подробностях. Вот они танцуют, и невеста для волшебного создания необыкновенно фигуриста, наверное, совсем недавно она ещё была человеком.

Вот пара стрелков (кто из них "девочка", а кто "мальчик" разобрать невозможно, да и не важно) в обнимку бредут к связке канатов, чтобы там рухнуть. Вот лежит пьяный (из ослабевших пальцев выпала кружка), а рядом с ним мёртвый. Накануне произошла стычка с людьми, и этот эльф был ранен. Его грудь перевязана, поверх надета жёсткая от вышивки куртка. А вдалеке на складном стуле сидит эльф в длиннополом одеянии и высокой шапке. Это маг. Рядом с ним мостятся дети. Музыканты же вполне комфортно расположились на реях, а на штаге, тонком, натянутом между мачтами тросе, пляшет ещё один полуголый эльф с завязанными глазами.

А так как у нас в посёлке нет электричества, я постепенно начала видеть в темноте. И снова не сплю, думаю: почему заклятье айкути тащит меня не убивать, а рисовать картинки? Это какая-то особенная программа? Или дело в том, что я ношу кинжал не у пояса, где животный центр, а за перемычкой лифчика, поближе к сердцу?

Молчу. Думаю, не сплю.

Темнота стала пустотой и исчезла, перестала существовать. Банка разбита, дверь распахнута, а ответов нет.

Пурпур-киноварь. Что будет, если Луна и Солнце посмотрят друг другу в глаза? Будет любовь, и родится день. Будет огонь, и родится бой. Будет игра, где живыми остаются тела.

С наступлением утра в мире стали проявляться цвета, голоса, призраки. На краю "лабиринта" с теневой стороны возник шуга на гравиборде. Силуэт его множился на десяток, а может и дюжину таких же шуг, только цветных: малиновых, жёлтых, ультрамариновых, в позах и положении, которые были мгновения раньше. Следом тянулся шлейф потревоженного воздушным потоком снега.

Моя рука лежала на ложе арбалета, но я даже не шевельнулась. Работа снайпера на самом деле - занятие скучное. Шуга покрутился у парадного входа, осмотрелся и торопливо нырнул в коридор.

Где-то на полчаса всё затихло. Тучи спрятали небо, а сами растворились в пространстве, укутали снегом закоченевшую землю. Я с нежностью в сердце вспоминала "яму": там тепло. Впрочем, может ли мёрзнуть кукла на ниточках?

Кто-то сказал: "Всяким обстоятельством, даже неблагоприятным, можно воспользоваться для собственной пользы". Я - эльфийская кукла. Ну и грэць! Зато эльфийская магия действует на нашу электронику как водка на алкоголика четвёртой степени, то есть достаточно запаха, что бы отбросил лапки или чудил невесть что. Я не знаю заклятий, но если я кукла, то заклятием может стать моя кровь. Царапнув кинжалом тыльную сторону ладони, собрала кровь снегом и стала катать из него шарики для рогатки. Кстати, вот ещё одно чудачество психики: пластмассовый пистолет мою "медитацию" нарушает, а вот рогатка.... Наверное, дело в том, что с рогаткой я начинала карьеру стрелка, первая любовь, так сказать. А вот подействуют волшебные шарики или нет, не знаю. Одно утешение - развлекусь.

Снаружи поднялся хай. Мушкет гавкал, бойцы отгавкивались и выясняли, кто прав, а кто бака41. Но людей я слышала плохо, а насколько понимаю речения эльфодава, лай означал: "Хозяин! А я?! А как же я?! Гулять! Гулять! Кусать! Гулять!"

Значит, Тролля подстрелили у самого входа. Как договаривались, свои же, но под видом врага. Теперь никто и ничто не сможет остановить эльфодава. Ракета запущена.

Второй шарик готов.

На четырнадцатом шарике в зале появились участники самодеятельности.

Это из наших, Чуйка и Сагайдак.

Короткими перебежками (почти как в кино) и прячась за бетонными глыбами, парни решили пересечь "лабиринт", чтобы искать укрытие на той стороне. Я на миг задумалась: охламонов спасать или под шумок заняться Черновым?

Вгляделась.

Э-эх! Далеко! А спасает пусть Супермен.

Снайпер "Бессмертных" дал ребятам выйти на пустое пространство. Ещё рывок (шли бы в обход, идиоты!) - и свалил Сагайдака метким попаданием в голову. Чуйка успел порскнуть как заяц и скрыться за кучей дряни неизвестного происхождения.

Вот и сиди теперь там!

Я тоже выстрелила. Целилась в лицевой щит укрытия и попала. Но ничего не менялось - иллюзия не рассеивалась.

Сагайдак пощупал "рану", выругался, потоптался (под прикрытием его тела Чуйка перелез за балку) и "по-честному" ушёл.

Человек должен спать. Потому что живая душа не может безвылазно находиться в одном только мире, её нужно отпускать погулять. Для этого человек спит. Чтобы бывать в других мирах. Но можно ли, находясь душой в эмпиреях, что-то делать в мире материальном, то есть, в том мире, где осталось тело. Как оказалось, можно, только очень болят руки. И, наверное, так долго нельзя, но и остановиться тоже нельзя, потому что всё уже сделанное утратит смысл.

Прошлой ночью я рисовала, как раздевают невесту, срезают по лоскутку с неё платье и кружевное бельё. Девушка принадлежала к виду, homo sapiens, а весёлые раздеватели - seidhe neetorus^[31]. Причем, невеста оказалась, как на грех, прехорошенькой, аппетитной блондиночкой. Такую даже отшельнику, давно позабывшему, что он когда-то был мужиком, или мне, мужиком никогда не бывавшей, непременно захочется... ну хотя бы лизнуть.

Ну а потом, на закусь, уже под самое утро я взяла новый лист, отлинеила узкую, где-то на четверть формата, вертикальную полосу и изобразила на ней округлый бок летающего корабля, облака и землю внизу, а на перилах фальшборта стояла моя блондинка. В ещё целом, с кружевным лифом платье. Невеста держалась рукой за ванты и смотрела на нас. Ветер сорвал фату, и волосы только-только начали освобождаться от торжественно-строгой причёски.

Рисовала я, как оказывается, от конца к началу. С левой стороны лист остался белым. Мне стало интересно: а что было раньше? Как домашняя и сразу понятно, что не воинственная, цыпочка попала на эльфийский корабль? Почему не боится хозяев этого корабля? Почему встречает их с улыбкой?

И что значит: будущее, которого уже не будет?

Свадьба свадьбой, а причём здесь Седой и охота?

Ну, то, что рисунки отображают реальные события прошлого, только глазами эльфа, я уже не сомневалась. А чтобы одержимость даром не пропадала, я хочу выставить свои комиксы на диплом. Если удастся доказать "Кафедральному Собранию", что я созрела до вольной темы, и эта тема имеет право на воплощение.

Тем временем игра продолжалась. Со стороны восточного входа донёсся лай, потом стал различим топот. Сердце встрепенулось - это гон. Я задержала дыхание, чувствуя, как холодный воздух растекается по телу, и когда он достиг пяток, выдохнула. Снова задержала дыхание, возвращаясь в состояние полуразумной ледышки, и только тогда позволила себе вдохнуть. При этом руки, как будто имели собственное сознание и разумение, зарядили Егеря синей шуговской пулей и ещё полдюжины отложили в рукав. Там был пришит специальный кармашек, и чтобы достать следующую пулю потребуется одна двенадцатая секунды.

Из коридора донёсся звук, врезавшегося в стену тела. Взяв разгон, Мушкет не всегда вписывается в повороты. Через полторы секунды из коридора выскочил игрок из шуговской команды. За ним по-прежнему тянулся шлейф иллюзий. Талантливый парень: я бы давно растеряла все образы, а он, похоже, мастерит их на автопилоте, даже не задумываясь. Впрочем, автопилот может быть марки "Cannabis" и так запросто не отключается. Гравиборда под пацаном не было. Он спотыкался... Вернее сказать, был близок к тому. Шаг не в ритме с дыханием. Молодость позволяла, а страх гнал вперёд, и словно впившийся в горло аркан беглеца тормозил собственный несвоевременный вдох.

Шуга выбежал на середину зала. Зря, конечно. На прямой эльфодав догонит без труда.

Пёс вылетел из коридора, исходя паром, будто локомотив...

И, наверное, снизу выглядел страшно. Но если задуматься на минутку, почему взрослый, здоровый пёс боевой породы не в армии? А потому что его отбраковали за чрезмерную игривость. Ото ему надо переть на эльфийские стрелы, он лучше будет гонять своих пехотинцев. Мушкет и сейчас играл. Правда, от подобных игр у Тролля скопилась изрядная коллекция шрамов.

Однако случилось чудо: пуля оказалась быстрей. Мушкет почти настиг, когда на воротнике шуги взорвалось пятно алой краски, мальчишка споткнулся, упал. Кобель тоже затормозил, хватать не стал и принялся с интересом обнюхивать лежащее тело. Как же так, друг? Мы так хорошо бегали, веселились!

От дверей прилетела ещё одна пуля, врезалась в собачий бок, расплылась синим. Мушкет от удара взвизгнул, стремительно развернулся и помчал выяснять, кто же это напрашивается на погоню.

А напрашивался ещё один шуга. Более опытный, чем первый, уж во всяком случае, дурная собацюра не смогла бы его вытеснить в зал, где ты беззащитен, как захваченный диарей индивид посреди голого зимнего поля. Но зато как миленького погнали беспокойство за друга (мальчишка продолжал лежать неподвижно, и полной уверенности, что на спине и шее у него краска, а не кровь, у старшего шуги не было), а также тонкие намеки в виде стрельбы по-рыцарски благородного неприятеля. Трое на одного - чувствуется определенный стиль и стратегия. Впрочем, на войне как на войне.

А опыт старшему шуге (кажется, это Бибанг, видеть-то я его видела, но представить нас друг другу никто не удосужился) всё-таки помог. Он оказался в клещах между преследователями-людьми (за дверным косяком первый, за грудой камней второй, под лестницей третий) и хватающим чуть ли не за голову пёсиком. Люди, все трое, в укрытиях, высовываются лишь для того, чтобы сделать не слишком точный выстрел. Торопиться им некуда: всё равно достанут, а не они - так снайпер. Собачка не прячется, но и на стрельбу не обращает внимания. Однако шуга ухитрился "выжить": взобрался на высокий обломок, отстреливался, плясал, щедро рассыпая фантомы.

Пляска шута на проволоке. Браво, маэстро!

И, конечно, я отблагодарила за зрелище. По-своему...

В нынешней палевой ситуации Бибанг лупил, что пьяный мент по воронам, лишь бы не дать врагу вылезти. А вот я била прицельно.

Я люблю твои глаза, милый мальчик мой. Я люблю глаза.

И кто теперь скажет, кто именно попал? Ведь меня теоретически нет. А вдруг у Бибанга такое счастье? Вдруг он - Джеймс Бонд, и может из браунинга сбить вертолет?

К сожалению, был ещё один снайпер менее стеснительный, чем я. Чемпион бил редко и пользуясь биоприцелом, выделяющим из свистопляски теней живое тело. В любой момент он мог выстрелить. И медлил. Возможно, мой снежок начал таять, просачиваться внутрь палатки и сбивать настройки. Пусть не каплями, но хотя бы молекулами. А потом растаял совсем, и кукушкино гнездо оголилось. Всего на секунду. Однако Бибанг заметил.

К тому времени глазастые мальчики к немалому удивлению Бибанга теоретически погибли. Он оставался наедине, опять же теоретически, с вражеским снайпером. О том, что за балкой тихо сидит и охреневает брат-партизан, шуга знать никак не мог. Он соскочил с недавних "подмостков" (Мушкет к тому времени слинял), и, прячась за ними, полез на четвереньках к убитому соратнику. Тот уже начал шевелиться и даже утвердился в сидячем положении, но двигался как-то сковано.

Я наблюдала за ними без охотничьего азарта. Конечно, Бибанга сейчас подбить легче всего. Но мне это невыгодно. Да и не хочется. Бибанг так здорово поработал для меня как союзник...

Для меня. Не для Чуйки.

Брат-партизан аккуратно прицелился (стрелок из него пока неважнецкий) и влепил в спину "героя" пулю. Чтобы в следующее мгновение получить в затылок привет от Чемпиона.

Я скушала травяную пилюлю. Мир вам, люди!

Я больше не хочу играть в войну. Она не приносит удовольствия от хорошо сделанной работы, а только усталость. Лучше до полного одурения, до неясной, беспокойной мути в глазах, до странной для посторонних боли (болят не пальцы, сжимающие инструмент, а центр ладони, и невольно думается, что там положено быть дыркам от гвоздей) рисовать. И пусть это одержимость, навязанная настоящим, не игровым врагом.

В следующих схватках я участие не принимала, поуютней закуталась в шкуру и заснула. Сейчас меня интересует только один человек. Но когда он появится, в смысле, как солнце из-за гор вылезет из укрытия, я почувствую и проснусь. И сделаю один-единственный выстрел.

Но на деле пришлось сделать не один, а целых три выстрела. По Чернову, как и собиралась. И по находящимся рядом с ним ассистентам. Они показались мне лишними. И ещё я удивилась: почему вокруг так много игроков. Чего это они повылазили? И никто не стреляет!

Почему?

Да потому что игра закончилась.

-- Ураа!!! - закричал Чуйка. - Мы победили!

Старшой толкнул в бок своего кореша, Кнута, а всем прочим намекать не потребовалось. Партизаны разразились победными воплями и лаем.

Цель игры - выжить. Достаточно одного человека. Получается, пока я спала, моих перебили, ну и, как пишут в газетах, в результате тяжёлых изнурительных боев, а также умелой работы снайпера "Бессмертные" всё-таки победили самую старую и опытную команду в худилище. И выжившие с особой торжественностью пред лицом "мертвецов" пошли "откапывать кукушку".

А тут я! Выперлась как боярыня на крыльцо.

И внаглую, не прячась, расстреляла всех троих. Обтекайте, мои дорогие!

Чуйка говорил, что ещё не видел, что бы так быстро взводили арбалет. Как робот.

Двигалась я действительно как робот, от долгого сидения всё одеревенело. И даже слышала, как скрипят заледеневшие сухожилия.

-- Протестую! - закричал капитан "Бессмертных". - Выстрелы сделаны после отбоя!

-- Какой на фиг отбой?! - обиделся атаман. - Это не скаутский лагерь. Всё должно быть реально!

-- Протестую!!!

Адвокат тут выискался, доморощенный.

-- Дома будешь протестовать! Она, - Старшой ткнул в мою сторону пальцем, - выжила. А значит, мы победили.

Я стояла на стене, ждала, пока вернётся к ногам чувствительность, и размышляла, кого бы ещё подстрелить.

Бибанг вдруг засмеялся (дошло до него), поделился гипотезой с товарищем. Шуги оживились, стали поглядывать то на меня, то на недавних соперников. Наверное, отдать победу хоть и невезучей, но старой команде им будет легче. Сколько уже сыграно вместе, сколько выпито!

-- Я за "Партизан"! - резюмировал предводитель старой уважаемой команды "Шуг". - Достаточно одного человека.

-- Это не справедливо! Мы...

-- Что?! - вызверился Чуйка. - Уже праздновали? Расслабились?

-- Не по правилам!

-- В правилах ничего не говорится о справедливости.

-- Дезертиры причисляются к потерям! К мёртвым!

-- Кузя не дезертир! Она кукушка!

-- Гадюка!

И как дело снова не дошло до стрельбы, поражаюсь! Не иначе, пули закончились. Ребята ещё долго ругались, а для меня стало главным другое.

Выбранное мною для гнезда место располагалось на высоте третьего этажа. И вот, когда я стояла и смотрела на сборище внизу, вдруг нестерпимо захотелось туда шагнуть. Как это сделала Ялка.

Тогда была жара, окна нараспашку. Ялка чего-то захавала, и вдруг ощутила, что умеет летать. А перед окном, говорят, стоял письменный стол. И вот, не мудрствуя лукаво, Ялка шагнула со стола в небо.

С восьмого этажа.

Ну и, естественно, шмякнулась на вытоптанный, усеянный собачьими какашками газон. Старух, что сидели внизу и, возможно, полировали кости всё той же Ялке, хватил удар. А Ялка поднялась, что смогла с футболки отряхнула и спокойно отправилась по какой-то внезапно вспомненной надобности, может юбку посмотреть в секонде или за минералкой. Сама-то она рассказывала потом, что летела долго. Однако повторять номер на бис не стала, сказала: "Это как дар - дарами не разбрасываются".

А была у нас в худилище ещё одна лётчица. Ирка. Я её уже не застала. Дружила Ирка с одним парнем из приличного института. А потом... ну, наверное, ему хотелось экзотики, а через пару месяцев надоело: уж очень Ирка носилась со своим тонким чувственным восприятием, в общем, бросил, а она прыгнула. Попала в сугроб, этаж был седьмой. До Ялкиного подвига далеко, но насмерть.

У меня третий этаж. Способности к полётам я не чувствую, любовным разжижением мозгов не страдаю. Но у меня есть потребность летать. Как будто я бабочка. Кокон. Гусеница.

Причудливые бывают традиции. Люди сажают на табурет подсудимых и ответчиков, у эльфов сидеть на табурете - это привилегия генералов.

У меня сегодня персональный судный день. А начался он, и кончился просто день, в туалете. Как белый человек я пришла подумать о вечном. Встретила там паренька из троллевой группы (в нашем эдеме кущи делятся на дальние и ближние, а не мужские и женские), между делом мы поговорили о творчестве импрессионистов. А уже на выходе я заметила под батареей листок.

Клочок размером с осиновый лист.

Бумага плотная, глянцевая.

Рисунок тушью.

Чуткое эльфийское ухо. Седые прозрачные волосы. Белое пятно скулы.

Я, конечно, узнала рисунок. Дайгоро! Нет!!!

Справа - пламя, слева - лёд. Терминатор рвет грудину, Раскрываются цветком Рёбра.

Уже после я рухнула на колени, хотя сырость в туалете была характерная, и выломала замки планшета, потому что расстегнуть по-человечески не могла. Схватила папку, открыла.

Изгвазданная чёрным бумага. Целая пачка. Это совсем не моя бумага.

И ни одного рисунка.

Нет, я поняла, что убита, когда рассмотрела клочок под батареей. Когда человеку сносит осколком голову, он ещё может несколько шагов пробежать. Вот и я полезла за папкой...

Жизнь после смерти - момент пустоты, который может оказаться веком. Я не помню... Нет! "Не помню" - это когда неопределенная муть в голове, что-то было, но ты не в силах это увидеть. А вот когда ничего... Космический вакуум по сравнению с пустотой - это очень много всего: обломков, пыли и света. Пустота за пределами физики и математики. Брошенное в пустоту сердце не вспыхивает звездой на неотличимый от нуля и бесконечности миг - в пустоте нет ни времени, ни пространства, и уже нечему вспыхивать. И всё же, если новой звезде суждено родиться, то навсегда останется едва уловимое чувство пустоты внутри.

Очнулась я в подвале. Сидя на табурете для обвиняемых и чувствуя себя вполне неплохо, во всяком случае, в мастерскую Громозеки я пришла своими ногами, и поводов сдать меня в лазарет не было.

Передо мной кучками, а где и смешавшись, устроились ребята из моей команды и команды шуг, а также всякие любопытствующие, сочувствующие и злорадствующие. Народу в мастерскую набилось как на вокзале во время отправки призывников, а на улице дождь, и все галдят и пьют прямо здесь.

За левым плечом располагались судьи, то бишь Громозека и товарищи, за правым - бледные и злые "Бессмертные". Ага. Это они заварили бодягу. А теперь и не рады - Мастер устроил разбирательство, надо полагать, чтобы кровососы сами его не устроили. И среди них, вполне вероятно, был тот, кто порвал мои комиксы, и мне хотелось вцепиться ногтями ему в рожу, содрать шкуру и пошматовать её в клочья. Но злости к нему я не чувствовала. А за что ненавидеть? За то, что оно - моральный урод, что разум его "по умолчанию", а чувства кастрированы, что оно творит пакости и глумится, но само же не замечает убожества?! Ха!

Но это всё пустяки, скучно и неинтересно. Потому что рядом, на том же табурете что и я, чинно сложив ручки, сидел эльфийский колдун. Тот самый, что был до недавнего времени скелетом. Колдун улыбался (или это у него форма губ такая?) и чем-то неуловимо походил на лису. Эдакую Лисавету Патрикеевну в мужском варианте, особу, вполне способную из облезлого старого кота слепить весьма конкретного тигра.

Заметив, что я повернулась, "лис", не вставая с сидения, поклонился и представился:

-- Курахаси Киёмицу, - влажно блеснули белые зубы.

-- Э-э, - я тоже поклонилась, но с куда меньшей непринужденностью, - Кузька.

Что ещё сказать не знала: все вежливости из головы повыскакивали, да и вообще они казались сейчас неуместными. Я с колдуном разговариваю, а не с чиновником. И ещё, может статься, с прадедушкой. Вот об этом мне больше всего хотелось спросить. Но вдруг окажется, что Киёмицу совсем посторонний эльф, и будет очень неловко.

Как бы отвечая моим мыслям, улыбка на лице колдуна стала более явной (раньше я ещё могла сомневаться: это всё-таки улыбка или форма губ такая), но от этого не более понятной. Что у него на уме? Он приветлив, насмехается, сочувствует или же приготовил заколку кансаси, чтобы вогнать собеседнику под ребра. Деяние для мужчины - крайне неприличное (заколка-то женская), но он, познав сокровенные тайны не только солнца, но и луны, уже находится вне всяких приличий и неприличий. А также добра, зла и прочей морали. С другой стороны: чего мне терять? И если он уже за пределами, то я ещё за пределами. И кому как не колдуну можно пожаловаться на мистические откровения?! Как не эльфу?! Ведь никто из людей, даже Тролль, не захочет поверить, что война между расами произошла от любви. Эльфов к людям. А если точнее, то к человеческим девушкам.

-- Они порвали мои рисунки, - сказала я колдуну, и он понял, какие именно рисунки и что они значили для меня, накрыл мою ладонь своей.

Рука Киёмицу оказалась маленькой, смуглой, очень похожей на мою собственную и, несмотря на то, что он как бы покойник, горячей. Жёсткий упаковочный скотч, что стягивал сердце, стал понемногу отпариваться, захотелось плакать. И жаловаться.

-- Я нищая. И будущего у меня нет. Есть лес, охота и были рисунки. Они не самые лучшие и кто-то скажет корявые, но они часть настоящей меня. Какой есть. И... - в эльфийском языке я знаю два слова, обозначающие "сердце": одно подразумевает анатомическое сердце, а второе не только сердце, но и душу, волю, чувства, смысл и суть. Тут сложно перевести словами. Это то, что отличает живое от нежити, - если у человека оторвать кусок сердца, он может не выжить.

Я замолчала - рассказывать такие вот вечные истины покойнику, наверное, лишнее. Впрочем, у него с точностью до наоборот: анатомическое сердце давно сгнило, а душа горит. Вот и думай потом: а кто тут на самом деле покойник?

-- Теперь я жалею, что никому не показывала рисунки. И не сканировала.

-- А зачем сканировать? - поинтересовался эльф. - Какая польза от копий?

-- Ну-у! - я усмехнулась. - Я бы привязала к ним вирус, эдакого троянского дракона, и запустила в сеть, - тут я "слегка" приврала: понятия не имею, как лепить и запускать вирусы, но думаю, что эльфийский маг разбирается в кибернетике ещё меньше меня, - тогда всякий, кто войдет туда, натыкался бы на рисунки. Люди не удержатся от любопытства, люди будут смотреть. Не все, конечно, кто-то побоится и сразу захлопнется, но смотреть и рассказывать будут. Их не остановит даже страх перед тюрьмой и психокоррекцией. Даже, наоборот, подстегнёт. И вот тогда рисунки уже никто не сможет уничтожить. Ни власти, потому что есть пиратская сеть, ни прочие кровососы.

-- Это очень хорошая мысль, - сказал Киёмицу.

-- Да, только у меня НЕТ рисунков.

-- Но почему же?.. - задумчиво проговорил колдун.

Тут в разговор вклинился Громозека:

-- Кузька, а ты чего скажешь?

Тьфу, на тебя!

-- А что я должна говорить? Что они все - придурки?!

Мастер вздохнул:

-- Уж лучше бы ты молчала!

-- Ну да, не мешайте мне! - тут я наконец-то врубилась, что никто из людей моего собеседника не замечает. - Не мешайте мне думать.

И снова повернулась к Киёмицу.

-- Вы знаете, как вернуть рисунки?

Он же колдун. Я представила, как эльф взмахивает рукавами, и из всех тёмных углов, из мусорок, канав и луж вылезают бумажные обрывки и слетаются к нему, а потом сами собой соединятся в целые листы.

-- Нет, так я не смогу - я не видел рисунков.

Я вздохнула.

И тут мой заповедный волшебник выдал:

-- Ты лучше скажи, как войти в сеть? Это что-то похожее на спутниковую связь: сеть крупных устройств приёма и передачи, которые работают всегда, и мелкие, которые не всегда и называются "абонентами". Или я что-то напутал?

Об-б-балдеть!!!

А эльф, обаятельно так улыбнувшись, пояснил:

-- Когда-то у меня был телефон. Это оказалось удобно.

-- Из цельного куска фаросского белоснежного мрамора? - уточнила я.

-- Нет, из нефрита. Экран из горного хрусталя.

М-да, ошибочка вышла. Шутка не удалась.

-- И как связь? - и тут же я спохватилась. - Может не надо в Паутину, я и так расскажу, если знаю, а то соваться неизвестно куда...

А у геймеров остатки крыши слетят от такого вот визитёра. Жалко ребят.

-- Соваться будешь ты! - Киёмицу усмехнулся. - Запустишь своего дракона.

-- А рисунки?

-- Рисунки есть, - эльф ткнул пальцем мне в лоб как раз между бровей, отчего там заболело, - у тебя в голове.

Я не выдержала и закричала:

-- Как?!!

Обидно ведь, когда в лоб клюют.

-- Ты сможешь.

-- Чего смогу? Вы ещё расскажите мне о параллельных вселенных и одиннадцатом измерении!

-- Зачем? Ты и так знаешь.

Вот говорят, что старшим грубить нехорошо - а хочется.

Но придётся мне обиду проглотить и переварить.

-- Допустим. Но если два мира столкнуться, они друг друга травмируют.

Я ещё сопротивлялась, но больше соблазнам, чем доводам Киёмицу. Хотелось, чтобы такой статный мужик поуговаривал.

-- Вне всяких сомнений, - согласился волшебник, - только одни миры более устойчивые, потому как гибкие и изменчивые, а другим мирам хватит одного исчезнувшего знака-символа, чтобы потеряться в себе.

"И повиснуть", - добавила я мысленно.

Это к вопросу о разрушающем влиянии эльфийской магии на людскую электронику, мнение, так сказать, противоположной стороны.

-- Ну и...

-- Каждому миру своё пространство, - продолжал Киёмицу, - в каждом мире свои законы. Вещь из одного мира не может существовать в соседнем, и столкновение равных миров приведёт к уничтожению обоих.

Как будто мне читают установку. Программу к действию.

Волшебник замолчал.

А дальше что? Задание хоть интересное? А то мне смысла в жизни не хватает.

-- А связь хоть какая-то между мирами есть?

Интересно ведь, что думает об этом не писатель-фантаст и не физик с традиционным уклоном, а мастер Инь и Ян, познавший Вселенную с другой стороны.

Вопрос понравился. И, кажется, он ключевой. Отвечать волшебник не торопился и как-то странно смотрел на меня, с восторгом и ужасом. Сэйэнна!

Я смутилась. Ну надо же!

С чего бы...

Хотя у эльфов свои понятия красоты, а у магов тем паче. Они и лягушку посчитают ужасно красивой, просто заворожительно.

Впрочем, не это было главным во взгляде волшебника, свои чувства он по возможности сдерживал. Прятать не получалось - взгляд делался глубже, проникал внутрь меня, вкладывал мысли.

Это и есть, наверное, истинное наставничество, когда учитель вкладывает мысли в голову ученика.

Ну а чувства идут вместо приправы. Эдакий перчик, красный и жгучий.

--Двойники-краниопаги, - сказала я вслух.

Маг прикрыл очи. Лицо его выглядело измождённым.

Двойники населяют миры. Каждый сам по себе и в себе, но у некоторых сросшиеся "тела", как у сиамских близнецов. Плохо, когда срослись задницами, а в голове разное. Ещё хуже, когда срослись головами, а ноги идут у каждого в свою сторону. Но в этом же спасение и выход. Выход в другой мир. В голове. Там, где срослись.

Вот тебе и задание! Иди ТУДА, а что сделать - ещё неизвестно. Придётся отгадать и понять - собственно, это и будет "сделать".

И не сейчас. Новобранцев на генеральскую ставку если и посылают, то далеко они не дойдут, а Киёмицу не командующий армией, которому надо отчитываться перед главнокомандующим, и с которого могут полететь золотые погоны. Киёмицу - покойник, а покойники не торопятся.

А вот сейчас меня интересуют рисунки. Как перетащить их в инфасеть, без копма и рисунков как таковых, в материале?

-- Очень просто, - ответил волшебник, - ты просто войдёшь и оставишь Следы Пребывания. Знать не нужно. Сознательно.

Я встрепенулась:

-- А подсознательно?

-- Ты очень умная девочка!

И что на это ответишь?! "Пошёл вон?!"

-- Хорошо,- я кивнула. Пускай подсознание зело могучее образы лепит из молекул и квантов, а так же чего-то непостижимого. - Только боюсь, что мне силы не хватит. Ведь сила, как понимаю, нужна не физическая, а с духовной в нашем поколении большой дефицит.

Киёмицу кивнул.

-- Я тебе помогу.

Волшебник обошёл меня сзади и, коснувшись губами затылка, начал что-то говорить. Если бы я знала, что он собирается делать, я бы, наверное, дала ему по роже. Уж слишком интимные были ощущения от этого колдовства. Внизу живота лопнул горячий шар и потёк вверх, соединился с идущим из головы потоком, и позвоночник стал жидким и твёрдым, как струя кипятка из брандспойта.

-- Давай! - сказал кто-то внутри. Наверное, электронный двойник.

Ну а судилище закончилось тем, что вчерашнюю победу большинством голосов отдали "Партизанам", а меня с треском выперли. Тоже большинством голосов. И без объективных причин. Я могла ответить, что и сама собиралась уйти, но промолчала. После сети, - а потрудилась я нехило и устала как сволочь, даже не заметила, когда пропал Киёмицу, - хотелось полежать. Желательно на снегу. Поэтому я не стала притворяться, что клубные дела меня хоть немного волнуют, оделась и вышла во двор.

Там я улеглась под каштаном и стала смотреть, как колышутся присыпанные снегом толстые ветки.

В голову пришёл вопрос: а как кровососы смогли выкрасть мои рисунки? Вчера они были на месте. Я просмотрела работы, сунула в папку, а, ложась спать, спрятала под подушку. Утром они были на месте - я проверяла. А потом весь день носила с собой, в планшете. Замки в сумке глючат, так просто её не откроешь, и не было момента, когда планшет оставался вне моего контроля. Получается - это либо чудеса неизвестной мне техники, либо это не кровососы.

Конечно, они вчера на меня крепко обиделись, я ждала какой-нибудь мести и отдала всё оружие с боеприпасами на хранение Сатрапу. И почему неизвестные похитители изорвали рисунки, а не отнесли кому следует? Ведь за такую "месть" и награда положена.

Киёмицу!!!

Старый хитромудрый лис! Сделал-таки тигра из ничего, и я в данном случае вовсе не тигр, а наивный обманутый зайчик. В кибернетике маг Киёмицу, может, и не разбирается, а в программировании человеков даже очень.

Это он украл рисунки.

Встречу ещё раз - в харю дам непременно.

Хотя, надо признать, если бы я решилась запустить провокационные рисунки в инфасеть обычным путём, то рано или поздно, а, скорее всего, рано, меня бы вычислили и накрыли. А так? Никто и никогда не сможет выследить адрес и машину, с которой запущены в свободное путешествие файлы. Потому что машины нет.

И следующий блок рисунков я закину сама. Без изощрённых подстёгиваний со стороны Лиса Киёмицу.

Заскрипел снег, и в поле видимости показались ноги в кроссовках и джинсах. Ноги сложились, и Ушастый сел на чуть выступающую над сугробом спину деревянного крокодила.

-- Кузь!

Я повела в сторону Ушастого взглядом:

-- Ну?

Помощник Мастера достал сигареты, закурил и только тогда сказал.

-- Ты очень расстроилась? - и тут же без паузы. - "Бессмертные" на тебя жаловались. Самолюбивые идиоты! - Ушастый выплюнул сигарету. - Им всё равно никто ничего не докажет, и Мастер наказал тебя специально.

-- Уж лучше он, чем кровососы. Понятно.

-- Примерно так. А ещё он просил передать, чтобы ты приходила за пульками как раньше.

-- Угу, - пульки это мелочь. - У тебя партитура с собой?

-- Ну да. А зачем? - Ушастый был вполне готов в виде извинения за Мастера и всех прочих оказать мне услугу.

-- А связист кто?

Кавалер хрюкнул. Ну да, знаем мы здешних провайдеров.

-- Тогда законечься.

Ушастый пожал плечами, достал из кармана "книжку", произвёл несложную манипуляцию в виде раскрытия.

-- А дальше куда?

-- Дальше не надо.

Экран потемнел, я села и придвинулась к ногам Ушастого, чтобы лучше видеть.

Появились белые символы.

^[32]

-- Что это? - спросил Ушастый. - Почему рисунок? И почему последний, если, как понимаю, выпал титул?!

Я не ответила. Перевёл - молодец! Возьми себе медальку, а углубляться в частности меня ломит.

После титула загрузилась страница с иллюстрациями.

На ней - четыре рисунка.

В верхних углах два портрета: даосы (совершенно не знаю, как называть даоса-женщину) и тайсёгуна.

В центре: глаза, которые видели пустоту.

А нижнюю часть страницы занимает пейзаж: небо, тонкая кромка земли у самого края и улетающий парусный кораблик.

Качество (больше всего я переживала за качество) ещё лучше, чем на бумаге. Линии чёткие, но как будто меняются. Несильно: поза и настроение остаются прежними, однако неподвижность рисунка стала неподвижностью живых, пусть и лишённых плоти и крови существ.

Я ткнула пальцем в тёмную фигуру справа.

-- Его зовут Дайгоро.

-- Кого?

Комп увеличил картинку с Дайгоро на весь экран. И стало возможно рассмотреть ухо, то самое, что было на найденном мною клочке. Следы лезвия, которым трогала линии, соскребая немного туши и придавая рисунку прозрачность, пропали. Зато осталась прозрачность.

-- Сёгуна.

-- Кого?!! - Ушастый едва не уронил с колен ноутбук.

-- Хм, я всегда считал, что Белого Генерала зовут Мэй, - пробормотал парень, вглядываясь в рисунок. - Ну и рожа! Не хотел бы я оказаться под его командованием.

-- Мэем его китайцы прозвали, - вступилась я за несправедливо обиженного Великого Сёгуна и Истребителя Варваров, - и не так уж трудно служить под его рукой. А по сравнению с папенькой, так вообще образец демократичности.

И тут, не знаю какого ляда, может быть потому, что долго молчала, а Ушастый лоялен к эльфам насколько это вообще возможно для чистокровного человека, принялась рассказывать:

-- Во время Второй Мировой отец Дайгоро служил в спецотряде. Туда набирали мастеров кэндо, чтобы устрашать американцев. В чёрных как у синоби масках, вооружившись мечами, они пробирались на военные базы и устаивали там резню. Конечно, если сравнивать с бомбами тех же американцев, то не так уж много народа мечники покрошили, но эффект был достигнут - янки наложили в штаны и свернули наземные базы.

Ушастый листал страницы, всего их должно быть четырнадцать, я распиналась. Как будто речь идет о родной тёте из Крыжополя, которая вдруг прославилась и стала большой шишкой в ООН.

-- Отец Дайгоро не носил маску, а раскрашивал лицо как в театре кабуки и получил прозвище Акума, что значит демон. Он один стоил целого отряда, и заляпанный кровью, дерьмом и мозгами производил такое впечатление, что в него боялись стрелять. Однако после войны Демон оказался не нужен. Правильнее всего ему, как это сделали многие не принявшие американский договор японцы, было бы покончить с собой. Но Акума стал членом якудзы. Стал пугать и наказывать бандитские шайки, поддерживал, так сказать, дисциплину в рядах и отсекал плевелы. Он основал додзё, где обучал бойцов. А в конце шестидесятых бывший сослуживец из спецотряда, после войны ставший полицейским, Акуму выследил и убил. В поединке. У него не было доказательств, чтобы посадить в тюрьму учеников, поэтому школу Акумы просто закрыли, и его сын в один миг оказался бомжом. Он вырос в додзё и за всю свою жизнь ни разу не ходил в школу, его рождение нигде не было зарегистрировано, номинально он не существовал. Боссы якудзы предлагали Дайгоро продолжить дело отца, но он понимал, что времена изменились, и отказался. И вскорости примкнул к эльфам. По правде, другого мирного пути для Дайгоро не было.

-- Слушай, Кузька, - отозвался Ушастый, - тебе нужно книжки писать. Фантастические.

Ура! Он слушает, а не только разглядывает прелести рисованной невесты!

-- Я ничего не придумала.

-- Но тогда, откуда ты знаешь столько подробностей?

-- Скворец^[33] насвистел.

Он засмеялся:

-- Скворцы не свистят.

-- Ха! Мой свистит, аж уши вянут.

-- И всё же, - картинки закончились, и появилась стандартная рамка сети, - это вирус?

-- Отож. Только он ничего кроме моральных устоев не портит.

Ушастый немного подумал и сказал:

-- Спасибо.

Сто пудов подпольщик.





Глава 4

ЗАПАХ ФИАЛОК

-- Ну всё, Тролль, я погибла!

-- Шо?! Повестка?

Тролль моложе меня на полгода. Его заберут осенью, и он на полном серьёзе готовится в психи, изучает литературу. Одна беда: не знает, кому приткнуть Мушкета. Без любимого хозяина собачка будет скучать, а всякого встречного-поперечного "главой семьи" не признает.

"А ты отпусти! - посоветовала я однажды. - Чужих кошек и собак он драть умеет - прокормится".

"Застрелят", - ответил любимый хозяин.

А после тяжёлого молчания добавил:

"Вот и придётся из-за этого оболтуса служить! И если его опять забракуют - всё получится зря: и себя погублю, и его".

"А ты воспитывай собаку, - сказала я, - Мушкет умный, только поиграть любит, так это опять же от избытка ума".

Тролль со смесью тоски и гордости посмотрел на Мушкета, тот же явно улавливая, что говорят о нём, талантливом, принял красивую позу.

Однако вопрос о том, кого учить: себя или собаку, остался открытым. Тролль решил, что подумает об этом после моих проводов. И кстати, моего спокойного, граничащего с равнодушием, отношения к военной службе не разделял. Повестка для Тролля - это нечто вроде иерихонской трубы, начало апокалипсиса.

С вздохом я ответила:

-- О повестке пусть военрук думает.

А после непродолжительного молчания добавила:

-- Родные и близкие желают прощаться.

-- Ну и? - кажется, Тролль не понял всей глубины трагедии.

-- Они сюда едут.

-- Так хавки же привезут!

-- Хавки! Да как сказать. Это меня как быка на корриде заштрыкают до смерти, а потом приготовят жаркое. А ещё они думают, что я, как культурный человек, живу в общаге.

-- Ну тады ёй! - сожитель в задумчивости почухал ребра. - И шо ты думаешь делать?

-- А что тут сделаешь?!

-- А ты покатай родичей на Барабан, - предложил Тролль. - А после покупки обмоете. Когда же наобмываются, придёт пора опохмеляться, а там уже не заметишь, как "Славянка" заиграет. Тебе когда отправляться?

-- Пятого.

-- Счастливое число.

-- Кому как. А насчёт Барабана мысль неплохая. Но у мамы есть высокая цель, и сбить её с цели можно лишь истребителем. К тому же она пьёт только шампанское и пока на столе есть оливки. Тролль, ты не знаешь, где можно достать на халяву оливок?

С шампанским у нас проблем не было: завод под боком. И он пережил не только экономический кризис, но и войну. Видно не поднялась рука у артиллеристов на средоточие истины. Надпись там на трубе: "Истина в вине".

-- А ты козьих шариков намаринуй, - подкинул идею товарищ.

-- К шампанскому?!

Тролль развёл руками:

-- Но я же не виноват, что у твоей мазер такие экзотические вкусы.

-- В-третьих, маман берет с собой юного девственника, а потому...

-- Кого-кого берёт? - переспросил сожитель.

-- Братика Мику, - пояснила я, - а потому составленная мною программа развлечений должна иметь ещё и развивающий характер.

-- Ага!!! - глаза Тролля загорелись.

-- Без "ага"!

-- Ну...

-- И без "ну хотя бы"!

-- Бедный мальчик! - вздохнул Тролль. - Как же он будет жить на свете?

-- По уставу и расписанию.

Харьков был конечной станцией, и почти все пассажиры уже повыгружались, слились с негустой, но разношерстной толпой встречающих. Одни по-деловому и не тратя лишнего времени на сантименты, нырнули в стеклянную пасть подземного перехода, другие согласно традиции распустили малую толику слёз и соплей. Но уже расползлись и нежночувствительные пассажиры. На перроне оставалась лишь близкая к скандалу и возможному расставанию парочка: молодая крашенная блондинка с огромным баулом в клеточку и встречающий её кавалер, эдакий детинушка с массой нерастраченных сил. Он подхватил сумку, баул описал красивейшую дугу, брякнулся о железную опору, и в недрах баула что-то разбилось. Теперь блондинка ковырялась в сумке и материла детинушку. Детинушка терпел, но было видно, что долго не продержится. Совсем не такой он представлял встречу с любимой.

Наконец-то в дверях вагона появились чёрные, с узкими розовыми полосками, тряпичные мокасины. Почему-то моё внимание сосредоточилось именно на них. Эти мокасины предвещали грозу. Маменька явно не знала, куда едет, а если и знала, то решила эту информацию проигнорировать. Во всяком случае, она не намеревалась терпеть некрасивую и тяжёлую обувь из-за издержек какой-то погоды.

Мой взгляд переместился выше, на бордовые брюки псевдоспортивного стиля. То есть женщина выглядит в них очень спортивной и в некоторых случаях грациозной, но вот по-настоящему тренироваться в таких штанах невозможно.

Затем на куртку цвета вина "Изабелла".

А маман похудела. Наверное, ходит на шейпинг.

Взгляд остановился на бледном лице, окруженном пышной причёской в стиле "леди Марианна". От природы у мамы волосы каштановые и прямые.

Леди сошла с поезда.

Я сказал: "Привет!", и целоваться не стала.

Тем более что на перрон уже спрыгнул Мика. За три года братик вымахал, что жирафа, не знаю право, как маменька будет впихивать его в самолёт: у него же ноги будут торчать дальше пулемётов. В детстве Мика лет до десяти полагал, что это он старший, а я младшая. Вышло так потому, что, во-первых, когда меня привезли из заповедника в школу, то пятилетний Мика был в два раза тяжелее меня девятилетней. А во-вторых, он чётко знал, кто из нас двоих любимый сыночек, и значит главнее.

Я поздоровалась с братом. Он смотрел на меня свысока и несколько пренебрежительно. Наверное, уже привык нравиться грудастым акселераткам, и я решила проверить, как у него с воспитанием. Помнится, мама говорила, что сдачу нужно давать даже девочкам. Вот это самое я и проверю, а заодно как усвоился новый приём, показанный военруком.

Маменька же оглядела меня с головы до ног. На дипломатическую встречу я надела своё лучшее платье, чёрное, ситцевое, в мелкий цветочек и с такими же крохотными ажурными листиками, троллев пиджак вместо пальто, ботинки, а на голову (нынешний цвет волос штатские не оценят) повязала косынку. Айкути, "книжка" и другие полезные мелочи, навроде отмычки, пулек для арбалета и патронов, благополучно прятались в карманах и под широким, длинным подолом. Егерь благопристойно, прямо как на рекламной картинке висел за спиной. И я даже накрасилась! Но маман всё равно сочла облик дочери недостаточно светским - это было видно по лицу, и особенного взгляда удостоились не начищенные до блеска, а всего лишь помытые в фонтане на Привокзальной площади ботинки.

-- Ты хорошо выглядишь, - сказала мадам Ангелина, - загорела, похудела, но до истощения ещё далеко. Тебя обижают?

-- Нет. А с чего ты взяла?

Синяков на лице быть не должно.

-- А тогда почему ты таскаешь с собой эту дровеняку? Это же тяжело.

Я скрипнула зубами. И совсем не тяжело! А даже наоборот...

-- Дома... - я запнулась, - в общаге оружие лучше не оставлять.

Внутренний голос пропел:

Ложь рождает ложь, Сердцу не соврёшь...

Я сплюнула.

-- Ну-ну, - многозначительно проговорила мама. - А я думала, что ты в свинарнике ночевала? И дети тебе совсем не нужны?

Это она намекает, что я одета не по сезону: слишком легко.

Я пожала плечами. Никто не мешает мне под летним платьем носить зимнее бельё из собачьей шерсти. А всем остальным вовсе незачем о нём знать.

-- А папа и бабушка почему не приехали?

Про деда я даже не заикалась. Он не согласится ехать с мамой не то что в одном вагоне, а даже в одном поезде. К тому же его, скорее всего, не отпустят.

-- Завтра приедут, - сжалилась мама. - У папы работа.

Я вздохнула. У папы работа, а тебе это выгодно.

Мы подошли к переходу. Сумку у Мики, я брать не стала: он вроде как джентльмен - так пускай трудится.

Стали спускаться. Первым Мика, мы следом. Перед глазами маячила задрапированная серо-голубым, ультрамодным синтетиком спина. Мама хвасталась, что братец стал победителем в каких-то там соревнованиях по троеборью.

-- Мика-Кика! - пропела я, а дальше про пику я уже не успела.

Чемпион по троеборью в районных масштабах резко обернулся и схватил за ворот пиджака.

Я шагнула вперед под руку "противника", утягивая его за собой и выворачивая захватившую кисть. Пальцы разжались, из другой руки Мика выронил сумку и попытался достать меня ногой. Я довернула кисть, братец вскрикнул и замер в согбенном положении.

Но всё же получилось что-то не так. Точнее сказать, совсем не так. Если бы на месте Мики был настоящий противник... А значит, на серьёзном противнике я этот приём использовать не стану, а без затей стукну в висок плечом арбалета.

-- Катя! - вскричала мама. - Что за зверство?

-- Самое обыкновенное, - буркнула я, отпуская брата. - У нас с Микой случился серьёзный мужской разговор. Я не буду больше дразниться, а он не станет драться. Правда, Мика?

Братик потирал запястье и смотрел на меня будто Ленин на империализм.

Воспитание налицо: при фюрере он остаётся паинькой, зато потом отыграется. Если успеет. И если сможет. Для меня детские игры закончились уже давно.

-- Я не любительница передачи "В мире дикой природы", - молвила мама. - Твой дед...

Она сказала "твой", а не "ваш"!

-- Так значит у нас с Микой разные папы?

Мама резко умолкла. Тонкие ноздри дрогнули, глаза сузились. Она испугалась, но быстро вспомнила, что перед ней ребёнок, который ничего в жизни не понимает. Проговорила недовольно:

-- Не придирайся к словам!

А я поняла, что папы действительно разные. Интересно, мой папа об этом знает?

-- И кстати, - продолжала мама, - я договорилась с Семёном Арнольдовичем. Учитывая некоторые, весьма, по-моему, скудные познания в медицине, тебя определят санитаркой в тыловой госпиталь. И мы, если сложится всё хорошо, будем тебя навещать.

Ага. Сатрап как-то говорил, что гоблины не являются элитными войсками в полной мере, то есть: лучшее обеспечение, апельсиновый сок на полдник и собственный полевой бордель, но кандидатов подбирают ещё со школы и потом пасут. Так что Семён Арнольдович мамочку, скорее всего, обманул.

-- А теперь куда? - спросила я. - У вас есть какие-то планы?

-- Есть, - ответствовала маман, - я хотела показать Мике город. Надеюсь, ты сможешь провести экскурсию?

-- Смогу.

-- Значит, сейчас мы отвезём в общежитие вещи... Где тут стоянка такси? И отправимся на прогулку.

-- Стоянка - как выйдем, сразу направо, а отвозить вещи не надо. У меня сервис. Или вы хотите выпить чаю?

-- Нет! - мама говорила таким тоном, будто я предлагаю ей пауков. - Я лучше в кафе зайду.

Впрочем, она имела на то основания. Я действительно могу накормить если не пауками, то крысами. Или пургеном.

Тролль ждал на ступеньках снаружи. Чтобы пройти на перрон, требовалось купить специальный билетик, и мы на второй поскупились. Я познакомила сожителя с мамой и братом.

Мама спросила:

-- Это твой друг? Какой-то лохматый, на чучело похож.

Притом я поняла, что в слово "друг" мы вкладываем совершенно разный смысл. Впрочем, как и в слово "сожитель".

-- Да, - ответила я, не вдаваясь в подробности.

-- И давно вы вместе?

Мы с Троллем переглянулись.

-- С первого курса.

-- А тогда почему ты до сих пор не получила отсрочку? Или он, - неопределенный жест рукой, - неспособен.

Тролль покраснел. Мика осклабился. Я ощутила, как образовался в груди кусок льда.

-- А это ты к Мике будешь лазить в постель, проверять.

Маман побелела.

Мика застыл, выпучив глаза.

Тролль шумно выдохнул воздух.

Какое-то время мы с мамой смотрели друг другу в глаза. Если она сейчас развернётся и уедет домой, я пойду в церковь и поставлю на радостях свечку.

Господь не спас. Мама моргнула и сказала:

-- Мы приехали сюда не для того, чтобы ссориться. Тебе же завтра отправляться на фронт.

-- Да. Ссориться не будем. Он, - я показала на Тролля, - отвезёт вещи, а мы поедем гулять.

Хотелось спросить: а как же протекция Семёна Арнольдовича?

Тролль сделал страшные глаза. И передавая сумку, я шепнула товарищу:

-- Можешь нас не ждать.

-- А ты?

-- Я тренированная.

Будет даже лучше, если Тролль уйдет по гостям: незачем ещё одному человеку и собаке ни за что мучиться.

Тренированная, растренированная.

А всё-таки я храбрюсь. Можно не замечать слова и фразочки, можно быть глухой, слепой и тренированной идиоткой, но давление действует на всех. И стоит на короткое время попасть под пресс, чтобы чувство безнадёжности и бессмысленности остались надолго. Раньше меня почти не покидало ощущение собственной изувеченности и уродливости, теперь я, казалось, избавилась от него, но... Ощущение притаилось и лишь ждало полива, чтобы заколоситься буйным цветом, заглушить, задавить ростки чего-то похожего на красоту.

А рассказывать про город мне было нечего. То есть, как и куда добираться, я знала неплохо. Но где и в каком доме обитал тот или иной деятель, это извините. К тому же я не уверена, что Мика про оных деятелей хоть что-нибудь слышал. Потому я повезла родных на очень большую площадь очень большой Свободы в Метрополитен, ультрасовременный подземный торговый комплекс с дискотеками, детскими площадками, фонтанами и прочей мурой, что позволяло накручивать космические цены и ещё большие понты.

Вряд ли маменька хоть что-нибудь купит, но на несколько минут отвлечётся - и ладно. В Суземке такого нет, и не будет. А если я ненавязчиво подведу их к спортивному гипермаркету, и Мика наживку заглотнёт... Ну тады ёй! Я мстю, и мстя моя страшна!

К сожалению... Или к счастью, операция по заманиванию родных в подземелье не удалась: мне позвонили. Что случалось очень редко, лишь по экстренным поводам. А тут ещё с раннего утра меня гнула тревога, не совсем понятная, в которую я не вслушивалась, старательно прячась за вполне понятными бытовыми и семейными заботами. И казалось, что спряталась, но стоило дёрнуться в кармане ноуту, так вспомнилась и тревога, и сопровождавший её далекий, едва различимый, но от этого не менее жуткий кошмар: я лежу на краю чего-то, это что-то трясётся и подпрыгивает, норовит скинуть. И это что-то не конская спина, оно вообще не принадлежит живому, а потому не знает усталости. Мне же усталость известна прекрасно, она и сейчас висит на плечах, с каждой минутой становясь всё тяжелее. Внизу же: воронка из нержавейки. И я знаю, что это не просто воронка, а мясорубка.

Такси как раз шло на посадку, я придерживала ноут в кармане и только молилась: "Не бросайте! Потерпите! Я сейчас!!!"

Колеса машины коснулись брусчатки, дверь разблокировалась.

Ничего не объясняя, я выскочила наружу и нырнула под днище стоящего рядом бездорожника, а оттуда не разгибаясь к киоску. Притаилась за большим мусорным пакетом, приклеенным к боку ларька. Раскрыла "книжку", на экране появилось встревоженное лицо Тамары Леонидовны. Ощущение льда в груди оборвалось и скатилось в ноги.

Устройств, воспроизводящих и принимающих звук, в Сундуке не было от природы. Губы Тамары шевелились, и я читала по ним.

"Привет! - сказала она. - Сбегай, пожалуйста, в общежитие и узнай, вернулся ли Сатрап".

Она не спрашивала, насколько удобно мне сейчас куда-либо бегать. И вовсе не потому, что была невежливой и полагала свои желания превыше чужих.

Одновременно я слушала, как родственники выгружаются из такси, недоуменные возгласы.

-- Там люк! - сказал Мика. - Она провалилась.

Люди шли мимо киоска и старались на меня не смотреть, как не смотрят на уличных попрошаек.

Мне Тамара нравилась.

Я набрала на клавиатуре:

Что случилось?

"Он <Сатрап> вчера полетел к Жабокряку в Изюм. Обещал вернуться к семи. Жабокряк сказал - я сейчас у него - что Геральд вылетел ночью".

Вылетел - и с концами. Эту мысль я додумала сама. Мы обе боялись, что когда-нибудь Сатрап разобьётся. А завтра сбор, и без военрука будет полный бардак, но это казалось совершеннейшим пустяком. К бардаку мы привычны.

Я сейчас на Свободе. Как доберусь - позвоню? Куда?

Тамара ответила не задумываясь:

"Я не стану отстегивать канал".

Я пошла

Прикрыв "книжку", я выглянула из-за мусорного мешка. Мои расплатились карточкой и уже уходили. Мама ругалась, используя выражения исключительно литературные, но при этом морщился даже бывалый водила. Хлопнув дверцей, он собирался улетать, но я успела кинуться под колеса, и автоматика заблокировала движки.

-- Какого сидха!!!

Я показала таксисту в окно кулёчек с десятком патронов. После того, как сычи перешли на парализаторы и лучевики, "скифы" очень полюбились рулёжникам.

Таксист выпучил глаза, немного поколебался между жадностью и осторожностью - а вдруг это проверка и за ларьком притаились ребята в штатском - затем нажал кнопку. Дверца клацнула. Я влезла внутрь, отдала пакет.

-- Рули обратно.

-- А ты уверена, детка? - он хотел знать, откуда патроны.

-- Но ты же не захочешь пачкать сидение? В смысле убивать прямо в салоне, потому что по-другому я его не покину.

-- Разумный довод.

Мы взлетели. Родные и близкие остались на площади осматривать достопримечательности, а заодно и разыскивать меня неблагодарную.

Сатрапа дома не оказалось. Впрочем, я и не рассчитывала его застать. Как только я перестала отгораживаться, чувство упрочилось и гнало на юг. Что-то случилось. И вряд ли это техническая поломка: из-за неё Сатрап не станет переживать. Мясорубка крутилась, мысли замыкались в кольцо: "Бежать! Бежать! Бежать!" Но пока я буду бегать, товарищ тихо загнётся.

Заскочила к себе за лопаткой и маскировочной сеткой. Сверилась с картой.

Из квартиры Сатрапа я снова вышла на связь с Тамарой.

Его нет.

"Что же делать?" - пробормотала Тамара, ни к кому собственно не обращаясь. Это был риторический вопрос.

К ментам обращаться пока рано, там только посмеются над паникующей дамочкой.

Купите мне билет до Беспаловки. Направление на Мерефу.

"А почему именно до Беспаловки?"

У Сатрапа есть старая гоблинская привычка: во-первых, заплетать маршруты заячьими петлями, избегая дорог и населённых пунктов; во-вторых, не топтать тропу, то есть не пользоваться одним и тем же маршрутом дважды. Он запросто может возвращаться из Изюма в Харьков через Богодухов. И ещё скажите спасибо, что не через Крым. Так что, скорее всего его окровавленное, но ещё, хотелось бы верить, живое тело лежит где-то в кустах в пределах области. Если бы не Чувство... И тут я вспомнила:

А рация?

"Связи нет", - ответила Тамара.

Вот это я объяснить не могу.

Купите билет: нужно посмотреть на месте.

"Ты что-то знаешь?"

Я почесала в затылке, затем подбородок. Короче, долго чесалась. Рассказывать про Чувство нельзя - это секрет. Но надеюсь: Тамара сама найдет логическое объяснение. Всё-таки Сатрап мой учитель, и мы могли разрабатывать маршруты вместе.

Моя собеседница кивнула: "Хорошо". На несколько минут вышла из разговора. Я тем временем сняла с арбалета планку, перевела его из игрового состояния в боевое.

Тамара вернулась.

"Вот твой билет. Пароль, - на экране появилась комбинация букв и цифр, - Электричка в 12.37., через двенадцать минут. Четвёртая платформа. Следующая через час".

Сохранялась я уже на бегу. Времени на закрывание дверей тратить не стала. В голове появилась дурацкая мысль, что обычно красноречивая Тамара Леонидовна в сильной тревоге переходит на скупые военные фразы. Оказывается, у них с Сатрапом гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд.

Успела я в самый последний момент. Даже платье прищемила дверями.

В тамбуре курили ребята чуть помладше меня. Я подумала: "А вдруг это не та электричка!" Спросила у курильщиков.

Пацаны заржали. Я разозлилась, перехватила арбалет по-боевому, и хотя он был не заряжен, пацаны на всякий случай убрались в вагон. Сделали вид, что докурили.

В Покотиловке двери открылись и отпустили подол. Я успокоилась. Почти. Если бы не Чувство, можно подумать, что гоблин-сэнсэй подкинул любимой ученице КоЗу, то бишь комплексную задачу. Если бы не Чувство... О котором Сатрап знать не знает и без которого выполнить эту самую КоЗу невозможно.

Ходи в пекло, ходи в рай, Ходи в дедушкин сарай, Там и пиво, там и мёд, Там и дедушка живёт...[1]

В древности сказками называли самые правдивейшие истории о богах, героях и прочих развесёлых товарищах. Сейчас в сказки не верят. А жаль. Ведь в самой испоганенной переписываниями и толкованиями сказке больше правды, чем в программе любого политика. Но в политиков люди верят, с большим напрягом и частично, или просто хотели бы верить. А в сказки нет. То есть в политиков тоже не верят, но не так, как не верят в сказки.

А я в сказки верю. И про Кузьму и Демьяна, как они пахали на Змее. И про волшебное дерево, у которого на одной стороне листья молодые, на другой летние, на третьей жёлтые, а на четвёртой совсем листьев нет. В корнях дерева есть нора - ход в подземное царство, а в ветвях дерева живёт говорящий ворон. И про Лесную Девку Босорканю.

О том, как она притворилась человеком и затесалась в людское селище. Ведьму разоблачили, когда она, мужатая баба, на Ярилин день плясала танец невест. И тогда Лесную Девку убили, тело закопали, и проткнули могилу осиновым колом, чтобы не возвращалась. И всё бы хорошо - лучше некуда, однако ведьма успела выронить и окропить слезой горькое семечко, и из этого семечка вырос мстительный корень. Он разрушил хаты, амбары превратил в могилы, выпил силу земную, и с тех пор на полях ничего не росло, кроме дикого бурьяна и чертополоха. И тогда оставшиеся в живых, голодные люди пошли к отцу Босоркани на круглое озеро в лесной глухомани просить, чтобы отозвал он мстительный корень. Долго шли, и не все дошли. А отцом Лесной Девки был чёрный как ночь Волосатый Змей.

Выслушал Змей людей и сказал, что позовёт корень. И перестанет тот утягивать в ямы строения и портить поля. Но люди должны отдать ему взамен убитой другую девку. Сильно тогда пожалели люди, что пустили в дом лесовицу - это она во всём виновата. Но делать нечего - согласились на условия Змея, взамен чужой отдали свою, родную дочку.

И корень ушёл, и был в следующем годе урожай на полях, люди сложили новые хаты. Но... На послеследующий год мстительный корень вернулся.

Снова люди пошли к Волосатому Змею, спросили: "Это так ты держишь слово! Почему отпустил Мстительный Корень? Изруби его топорами, сожги пламенем".

А Змей отвечает: "Плохую вы дали мне девку, слабую. Не смогла она быть моей женой, не прожила в моём царстве больше одного дня. Не стану я звать Корень, не стану рубить его топорами и жечь пламенем. Приводите новую девку".

Сказал так и нырнул на дно глубокого как зрачок бездны озера, и пока не бросили в воду невесту в нарядном платье, никому не показывался.

Я ещё спрашивала у бабушки: "А почему Змей выпустил корень через год, тогда как земная жена умерла почти сразу?" И бабушка ответила, что если брать девушек каждый день, то очень скоро они закончатся, и нужно знать меру. Я же подумала, что Змею, скорей всего, было лень, но бабушка решила мне этого не говорить из педагогических соображений.

Но как бы там ни было, а люди с тех пор каждый год жертвовали Волосатому Змею одну из своих дочерей. Пока не додумался хитрован-кузнец подсунуть Змею вместо настоящей соломенную девку, одеть её богато, песни прощальные спеть. У змеев холодная кровь, и тёмный бог не почувствует: настоящую женщину обнимает или куклу.

И действительно, Змей существенной разницы не заметил, принял и соломенную. Только в одном кузнец сплоховал: гад гаду - рознь, и хотя змеи с шарканеями внешне бывают неотличимы, у шарканеев в жилах вместо крови течёт жидкое пламя. Для него между земной девушкой и соломенной и впрямь не было значительной разницы.

Есть волшебные места, и там живут волшебные существа. А волшебные места есть везде - надо только поискать. А если увидишь, не отворачиваться и не звать психиатра.

Сразу со станции я ломанулась через заросшую кустами луговину к лесу. Из снаряжения со мной были маскировочный костюм "Леший", боевой арбалет "Егерь" и живой эльфийский клинок - компания самая джентльменская.

Ходи в пекло, ходи в рай, Ходи в дедушкин сарай...

Впереди простирался самый старый в Харьковской области лес: четырнадцать километров в поперечнике, сплошные дубы, и весь изрезан просеками как торт на корпоративной вечеринке. Конечно, у меня, дикого человека из предлесий Беловежской Пущи, могут быть своеобразные понятия о лесе, для харьковчан издевательские, а для сибирских эльфов смешные, но не люблю я просеки. Хоть зарежьте - не люблю. А чего может быть легче: налепить следилок, и тогда вся эта пресловутая чаща становится игровым полигоном. Встретить там волшебных существ очень трудно, особенно на трезвую голову, но, тем не менее, волшебные существа там были. Они пахли фиалками и нагретой на солнце прошлогодней листвой.

Двигалась я резвым скоком. Сатрап говорил, чтобы мы забыли про общественный транспорт. Если надо далеко - выходите заранее, если опаздываете - бегом. Вот и я бежала. А в урочище, когда спускалась с горба, у меня окончательно порвался ботинок: отлетела подошва. В полупрозрачных зеленеющих кустах суетились птички, а я внезапно поняла, что рискую. Этот запах фиалок, когда цветы под деревьями встречаются скупо, а запах кружит голову, проникает в сознание, лёгкий туман растекается над землёй. Сухие палые листья и острые лезвия гусиного лука видятся чёткими, но на них будто бы лёг синий отсвет.

Испугавшись, я задумалась и решила сменить тактику. Надевать маскировочную сетку и раскрашивать рожу покамест не стала: до цели ещё далеко, а в девчачьем платье у меня остается возможность прикинуться дурочкой. Всё-таки это наша территория. Пока. Да и ползти далеко... Ботинки запихнула в рюкзак и надела бурые носки и дзори^[2]. Сатрап "бисови шкарбуны" не одобряет, но мне негде взять воловью шкуру, чтобы изготовлять обувку в национальной традиции. А сандалетки? Легко рвутся, но просты в изготовлении. И главное, тихие. Незаметность для меня важнее убойности.

Самый интересный вопрос: кого я боюсь? Волшебных существ. А можно ли спрятаться от волшебных существ? В древности для этого пользовались амулетами-оберегами и всяческими наговорами. Сейчас шаманизм командование не поощряет, да и система знаний нарушена. Однако простые солдаты (про офицеров не знаю) самодельные амулеты носят - наука наукой, а жизнь дороже, и если её поможет сохранить такая пустяковина, как камушек или кусочек деревяшки на шнурке... Проблема в том, что существующие методы скрытного перемещения разрабатывались для человека, и применялись против таких же людей. А не волшебных существ, которые знают неведомое и различают невидимое. Поэтому самый надёжный способ стать незамечаемым ими - это не прятаться, а самому стать сказочным существом.

Да. Способ надёжный. Но не самый простой.

Впрочем, размышляла я уже на бегу. Если этот аллюр можно назвать бегом: никаких скачков, нога становится мягко на пальцы, эта же нога отодвигает по необходимости ветки; плечи ссутулены, когда нужно я пригибаюсь. Мысленно я называю это скольжением. Цель на востоке, она отзывается в сердце красным огоньком маячка. Но из соображений безопасности, я свернула на юго-восток к длинному, километров на восемь оврагу. Буду подходить по дуге. Расстояние...

Я вслушалась в Чувство. Вернее сказать, постаралась в него погрузиться, раствориться, потеряться. Тени...

Стума чорна. Дим.

Повiтря задубiле, бридке i слизьке, тече в легенi як болотна ржа. I колiр у масть: бурий, з гниленькою прозеленню. Нема вже повiтря - замiсть нього щось. I це щось рiжеться на шматки гострими лезами сонця з поверхнi. Вони гацають скаженими сiдхами, дратують...

I подразнюють очi. Їх пече вiд поту i скупого могильного свiтла...

А чи буває в могилi щось окрiм пiтьми?

Ось вона - могила! Анi повернутися, анi зiтхнути, проте чомусь вiдразу починає ламати рамена та лiктi. Дубове корiння пластує зi стелi и давить на шолом.

На мозок.

На душу.

А ноги закам"янiли. По-справжньому, назавжди. Годин десь на три.

Бiсовi виродки закопали живцем. Та ще i кепкують: спiльника дали. А може i охоронця. Проте нiякий з цього брудного i патлатого мов троглодит потiпахи страж: на полоненика не дивиться, мостить собi з капронових пляшок бульбулятор, палити йому закортiло, поторочi.

Але безпутнiсть почвари може стати в нагодi. Скiльки мене вже ховали? Разiв, мабуть, п"ять. Це шостий. Страж - бахур незлий - вiн навiть розколупав менi чiльний щиток на шлемовi. Нудно йому сидiти з уполовину небiжчиком, хоч би порозмовляти. Шкода, що нездара i майже нiчого не знає...

От i кажу:

-- Пити! Дай хоч трохи.

Вахлак як раз доливав у конструкцiю воду, подивився на мене проникливо i вiдповiв:

-- Не можна! Ти тодi схочеш до вiтру.

Повернувся до бульбулятора, ретельно вiдмiряв наркотичного зiлля в наперстку.

-- Хтиш, дам покурити?

-- Це зайве.

А може, нездара - я.

Минулося так, у розтягненiй дихавицi ще...^[3]

Больше я не витрымала... не выдержала. Досыть!

Самое страшное, что Сатрап не брыкался. Что же такое с ним сотворили, что бывалый вояка сдался, угас?! Не могу и представить! Не хочу и боюсь.

Муторно, мерзко.

Очнувшись, я испытала по-детски эгоистичную радость: ничего не болит. Это счастье. Настоящее, чистое, без примеси каких-либо других чувств и сомнений. Потом осознала, что не болит у меня. И обнаружила себя не бегущей вдоль оврага на юго-восток, а забившейся под куст как перепуганный заяц, с коленками выше головы.

Хреново.

Вылезла на дорожку. Заметила, что шатаюсь. Однако шататься и интеллигентствовать времени нет. Как я говорила Троллю? Вдохновение пусть ходит под плёткой, на чувства тоже можно надеть кандалы, по-благородному это называется: выдержкой и долгом.

Принялась анализировать.

Погружение в Чувство похоже на сон. В смысле, во сне можно быть киборгом, которому поручили выкрасть из секретной лаборатории львят-мутантов. Можно девчонкой с романтическими (это в последующем пересказе, а на самом деле из разряда "Камасутра для начинающих, том третий") бреднями о море. Можно сорокалетним, не нашедшим в мирной жизни смысла ветераном, пьющим, кое-как доживающим... Но во сне любую личность в себе воспринимаешь как данность, как единственно возможную, и уже потом приходит удивление и осмысление, что это не я.

Сатрап принял курильщика за недотёпу. И более того, за человека. А мне интересно, как позволили родители и учителя человеческому парню иметь такие длинные космы? До середины бедра. Нужно семь лет как минимум, чтобы отрастить такие. И тогда возникает вопрос: а как давно этот тинэйджер состоит в подполье? С пелёнок, что ли? Потомственный революционер? Конечно, захватившие Сатрапа (условно назовём их "люди") могут быть ходоками, и чем-то залётный гость помешал их бизнес-отношениям с эльфами. Однако свидетеля проще убить. Впрочем, у листоухих ещё меньше причин оставлять в живых врага, чем у контрабандистов.

Скверный анализ: ничего нового я не нашла. И самая главная мысль: что делать мне?

Вызывать подмогу отсюда? Но Сатрап мог сам кинуть SOS, и наверняка кинул. Но сигнал не дошёл, а самого Сатрапа поймали.

Я могу вернуться на станцию? Или напрячь мозги? Но если патлатый троглодит - эльфийский колдун (а такая возможность реальна), то он услышит меня и примет меры. Самые разные. Мужчину умертвит, а молодую женщину изловит. Её и таскать легче, и пользы больше. Так что идти на станцию безопасней... Логичней, правильней, по уставу. Сычи реагируют быстро, жёстко, они не дадут противнику возможности атаковать... Но есть проблема человеческая: операция по захвату преступников, мятежников, вражеских диверсантов (выбирайте любую опцию) приведёт к смерти заложника. Сатрап - не женщины и не дети, не сын президента, а военнообязанный, жизнь которого и без того принадлежит Обществу. Его спишут в расход, важнее переловить диверсантов. А лично мне важнее вытащить друга, а эльфы... Ляд с ними, пускай разбегаются. Я даже соглашусь на условия: отдайте мне ни на что не годного пленника, а я никому ничего не скажу. Нирваной клянусь!

А что касается обездвиженных ног командира, то об этом я буду думать потом. Если выпадет такое счастье. Есть проблема более срочная: просеки. Ведь мало того, что дыра, так ещё и прямая - смотри не хочу. При хорошей оптике можно контролировать дорогу практически целиком. Единственные лакуны - это ручьи и резкие понижения рельефа, но эту местность я знаю не настолько хорошо, чтобы играть с рельефом. Остаётся овраг: там разветвления и тенистые склоны. Земля под деревьями от запоздавших пролесок кажется синей.

Цветочки натолкнули на мысль.

На дорогу я выперлась воткрытую, с букетом. Таким побольше, чтобы видели издалека. Огляделась, поулыбалась и потопала в сторону Пасек. А метров через триста заметив по правую руку цветочную полянку, снова свернула в лес.

Прошло ещё два часа. Сатрап не без помощи эльфийского колдуна потерял сознание. Я лежала на краю дороги, зарывшись в неглубокую ямку, прячась в никчемушной поросли хохлатки и курослепа. Укрытие для сойки. Но эльфы тоже не дураки, и за всеми подступами, где может укрываться человек, наблюдают.

Сюда я добиралась короткими перебежками от одного куста до другого, а последнюю сотню метров ползком. И в том особенном состоянии меня-здесь-нет, когда мир ощущается водой, а я сама заполненной водой перчаткой, и резина перчатки настолько тонка и прозрачна, что граница внутренним миром и внешним начинает теряться. Меня нет, и я - всё. Растворилась в лоскутках серого неба, в голых дубовых ветках и зелёном мху, стала туманом. В прелых листьях, под кожистыми лопастями перелески лежала пустым, хитиновым панцирем, полупрозрачным, выеденным дочиста...

Тело...

Оно по-прежнему вжималось в землю, укрытое маскировочной сеткой. Его я тоже ощущала, как оно смотрит по сторонам, слушает, нюхает и воспринимает окружающее спиной, пятками, волосами...

Моё ли тело?

Но как бы там ни было, а эльфы меня не заметили, и этот факт реальнее некуда.

Впереди, за пока ещё голыми деревьями виднелась поляна, её окружали дубы, одинаковые как колонны в древнем храме. Существует оптимальное расстояние между деревьями, и такая колоннада могла возникнуть совершенно естественно, но и поляна была подозрительно круглой. А самое главное: сейчас она была укрыта сплошным навесом, изображающим весеннюю травку и листья. И достаточно прочным - птички и белки прыгали по нему и не колыхали. Сверху, и не только с флаера, но и с небольшого, крутобокого холма на северо-востоке этот навес должен выглядеть как самая настоящая поляна. Под навесом вырыли котлован, и там до сих пор продолжалась какая-то деятельность. Куда девали вырытую землю, я не видела. В лужах на заросшей шелковистой травкой дороге колыхалась жабья икра. Нежная травка смотрелась нетронутой. По ней если ходили, то осторожно и босиком, притом индивиды не слишком тяжёлые.

На десять с половиной часов я ощущала под дубом Сатрапа. И сейчас это "под дубом" следовало воспринимать буквально.

Наблюдательные посты эльфов (теперь я не сомневалась, что котлован - работа листоухих, люди бы не сумели устроить всё так аккуратно) могут быть на холме. Он огибал поляну подковой, и я бы устроила сторожей на концах подковы и посередине. На дубе, ставшим тюрьмой, логично устроить командный пункт, а там, где просека почти срастается с поляной, тоже нужны наблюдатели. Но... Никого я не видела, не ощущала, не слышала. Это не значило, что наблюдателей нет...

Так что лучше считать, что они там есть. Пересечь дорогу незаметно, мне не удастся.

Или всё-таки...

Кто-то должен копать. Полоса фронта далеко, за Уралом. Эльфы не могли притащить сюда целую роту. И если уж волшебник унизился сторожить пленника, то достаточного количества лучников, чтобы растыкивать их во всех более-менее подходящих точках, у него нет. Но наблюдатели есть наверняка. Где?

И как их оттуда выманить?

Да когда начало клониться к закату солнце красное, тени синие растеклись над сырой землёй и запутались в голых веточках да в молодой траве, когда аромат лесных цветов стал сильнее прежнего, закружил голову в танце ведовском, выплеснулась в мир сказка древняя...

В общем, глючить начало.

Было слышно, как на дубах ворочаются в тесных почках листья. А поляну затопил то ли сумрак, тяжёлый и жидкий, то ли призрачная вода, как будто мрак из оставленных боевыми корнями нор обрёл плоть. Тёмно-синяя, почти чёрная и будто бы дышащая, живая вода затопила созданную чародейским искусством траву.

И мне подумалось: именно тут может жить Волосатый Змей. Его ли хотели разбудить листоухие или другого чуда? Я перебралась под кленовый куст, где в корнях была очень подходящая для арбалета и прочего имущества ямка, и переоделась в Босорканю. Вернее сказать, разделась. Ничего на мне теперь не было, осталась я сама. Потому что айкути не что-то, а живое, часть тела. Обвитый петлёй из волос клинок лёг на груди. Венок я сплела потом.

Туман цеплялся за ноги, проглатывал шорохи. Я походила немного окрест, ещё незамечаемая, собирала цветы. А после запела.

В этой песне, длинной как жизнь и несколько раз замиравшей, песне без конца и без начала, не было слов. Нот, или чего там полагается, тоже не было. В песне был ветер, была тоска - а нам без тоски никуда - был зов. Где-то очень близко, не дальше собственного тела я слышала клёкот, как будто токуют глухари... А ещё глубже звучала, плескалась песня. Я была сосудом, полым телом свирели, мешком волынки, натянутой кожей бубна, а песня лилась сама по себе. Грудина и диафрагма дрожали так мелко и часто, что эта дрожь стала тайным гудением, слышным лишь мне. И лесу.

А может быть, пела не я. Может быть, оставшись без телесной души, Босорканя не умерла, а стала вселяться в того, кто подойдёт к ней, кто пустит, кто весной голышом бегает по лесу.

С горушки посыпались шаги, и появилось Внимание. Я обернулась в ту сторону и увидела, как между невысокой, опустившей ветви до самой земли рябинкой и неохватным дубом мелькнула опрометчивая тень. Интерес, кто же там голосит, сейчас перевешивал осторожность. Этого эльфа я чувствовала, как будто его внимание ко мне стало соединяющей нас упругой нитью. А потому я не пыталась его высматривать, зато другой... Он был дальше и вёл себя аккуратней, и он ощущался щекоткой между лопатками.

Я тряхнула головой, замолчала и бросилась наутёк. Сквозь заросли, которые только казались плотными, осязаемыми. Внимание второго скребнуло напоследок кожу, "нитка" первого оборвалась. Я неслась, перепрыгивая поваленные стволы, песня теснила грудь.

Оббежав поляну, я вернулась к капищу с другой стороны. И снова запела. Под ногами уже плескалась вода.

И снова Внимание, и снова всполошенный бег.

Новорожденное озеро притягивало меня-неменя - и снова возвращалась к нему.

Убегала.

Возвращалась.

Пела.

Помощь Лесной Девки, если это была она, оказалась кстати: пока она голосила, я высматривала супостатов. Насчитала три наблюдательных поста, а копальщики прятались возле самого "берега" в землянке.

В итоге где-то через полчаса почти все невольные зрители, вооруженные кто луками, а кто по-простому лопатами, собрались на берегах. Босорканю свидетели раздражали. Я ощущала ветвление сознания, и теперь говорить о себе в третьем или множественном лице будет уместно.

Сатрап как раз в это время очнулся. И первое, что он услышал...

-- Аса-доно! Миясамага ирассяймаситана!

Пара схожих на старкуватого тхора i однакових як близнюки азiатiв стояли раком перед моїм потiпакою i мусили вхопити за бруднi ноги i поцiлувати. Потiпака... Еге ж! Швидше лис облудливий... А як белькотiв! Як плечима знизував! ...пiдвiвся iз лежачої позитури в сидячу, i тут в моїх очах роздвоївся, а далi розтроївся. Перший сидiв та, образливо скрививши губи, дивився на прохачiв, другий почивав як передусiм, а третiй вирiшив полiтати i шкiряними крильцями струшував на голову землю. Вертунець бiсiв.

З моїми очима щось коїться. Або з головою.

-- Доната? - запитали гуртом патлатi хитровани.

-- Тацумакiдама! - тхори повалились обличчям у пил.

Я замружив очi, а коли отверз, то з"ясувалось, що вiзитер насправдi один. Ватажок сидить себе на килимку як барбос, скребе неголену фiзiю i пiд стелею не лiтає. Але порохнява все ж таки сиплеться.^[4]

Лесная Девка вошла в озеро. Волны, словно домашние звери при виде хозяйки, оживились и прыгали. Днём... на поляне... на озере... был навес. Древняя восприняла сетку как что-то чужое, непонятное и принялась... рвать когтями? резать ножом? Я так и не поняла, разницы не ощутила и с трудом удерживала для себя частку свiдомостi. Звiдкись...^[5]

...знизу приповз на карачках зовсiм жовторотий сiдх з хвостом на макiвцi и гострими мов у кажана вухами. Цей мовчки поклав довбешку на складенi долонi, тим оголив тонку i не зовсiм чисту шию.

Чаклун пiдвiвся, переступив ледве живих вiд страху поплiчникiв i полiз норою догори. Холопи, як були рачки, побiгли за господарем.

До мене поквапно, крiзь гуркiт лiтаючих у черепi танкiв добралась сутнiсть видовища. Провели! Як останнього дурня. Нiякi це не бунтiвники, не перебiжчики, а самi натуральнi сiдхи! I не замислився, бовдур, чи спроможна голозада наволоч пiймати в небi вершника? Без ловчої технiки та ельфiйських хитрощiв? Це перше. По-друге, нагорi коїться щось виняткове. I що за дама така - Тацумакi?

А менi, доки вороги бiгають, треба втекти. Тiльки як?^[6]

Дама! Тоже мне, кралю нашёл! А не поведать ли мне дорогому наставнику, что за чудище такое Тацумаки? Или не стоит рисковать хрупкой сатраповой психикой? Впрочем, его нынешнее настроение мне нравится больше. Судя по всему, Деспотович принадлежит к породе самураев: чем гаже телу, тем крепче воля. А за колдуна отдельное спасибо!

На появление мага лесовица ответила истошным протестующим воем. Если бы на дубах были листья, то они бы, наверно, посыпались. От ног Босоркани кольцом прокатилась волна и зло ударила берег. У меня выступили на глазах слёзы от пекущей боли в глотке. За последние века бездеятельности и забытья дочка Волосатого Змея несколько одичала.

Волшебник остановился. В руках у него была метёлка на короткой ручке, он всматривался мне в душу.

Что он увидел?

Кого?

Не так-то уж трудно обмануть молодых эльфов, но как заставить поверить его? Что я не человек, а драконица и пришла не спасать товарища, а за положенной мне жертвой.

Почему он медлит?

Я пошла навстречу магу. Так захотела лесовуха. Она скалилась, выла и угрожала длинным, растущим прямо из руки когтём. Она прогоняла. Я повторяла мысленно как заведенная: "живая, живая, живая..."

Колдун отступил на шаг, поднял метёлку.

Девка завыла, я ощущала на языке солёный вкус крови.

Маг отступил ещё на шаг, глаза его сузились, скулы затвердели - он приготовился ударить.

Я ощутила жаркий комок, который вот-вот лопнет, заставила наше общее тело остановиться и замолчать. Показалось, будто среди голых дубовых крон мелькнул ворон, похожий на Киёмицу. А может, это действительно был он. Всё они - одна банда.

А потом - этого я совсем не ожидала - господин Аса поклонился, развернулся и ушёл. За ним, тоже раскланиваясь на прощанье, последовали остальные эльфы. Я осталась стоять как дура.

Сидхи действительно уходили, обогнули горушку и двигались на восток. Я ощущала их шаги по земле, как будто сотни метров окрест были разбросаны мои волосы, и они наступали на них. Вернее сказать, не я ощущала, а Лесная Девка. Она морщилась, сплёвывала, а когда незваные гости перестали топтать косы, мы пошли вытаскивать Сатрапа. Лесовуха хоть и дикая была - говорить, кстати, она разучилась, - но мои стремления разделяла. Зачем вытаскивать товарища из беды, она понимала. А ещё она устала: отвыкла чувствовать, кричать, бегать, драться, была истощена долгим беспамятством и бездействием. И теперь погружалась в омуты подсознания, как в озеро.

Сатрап был похож на посмертную статую байкера. Колени властно и нежно обнимают генератор поля, корпус вытянут в горизонталь, и только в навек остановленном движении плеч и головы ощущается ужас: впереди возникло препятствие. Огибать его - поздно. Сейчас ещё полёт, а через мгновение... Через долю мгновения...

Красиво получилось, талантливо, и хотя лица нет - его прячет опущенное забрало шлема, - впечатление мощное. Что ни говори: умеют эльфы убивать эстетично, со вкусом, растягивая удовольствие.

Однако человек внутри ещё жив, и его можно выковырять. Так что, к демонам искусство! Да здравствует гуманизм!

Я переставила забытый эльфами каганец в петлю вылезшего корня над лазом. Если кто-то пожалует в гости - я хочу его видеть. Взведенный арбалет положила рядом с собой на полу и принялась распаковывать Сатрапа. Что сказать ему, не знала. "Сейчас я тебя вытащу!" - глупо. "Ты в порядке?" - ещё глупее, как в дешёвом боевике. Да и глотка болит. В голове что-то ворочалось и сдвигалось, уже начала подниматься температура. Оно и понятно: пришила чужую душу к своей без антисептиков, и даже спиртом эту самую душу не полив - будет и отторжение, и воспаление, и прочие прелести операции в поле.

Наставник молчал, вероятно, не слишком доверяя зрению. Косил глазом, как норовистый жеребец, голову повернуть он не мог. Всё тело и байк, как пластилиновую форму для папье-маше, облепливали покрытые лаком, тёмно-синие клочки бумаги, они перемежались с распушенными шёлковыми нитями. Вернее сказать, материал кокона сохранял только внешнее сходство с бумагой и шёлком, на деле структура компонентов была изменена, и тонкая, не более пяти миллиметров, оболочка по прочности намного превосходила металлопласт. Сатрап сколько не пытался, а не смог даже расшевелить кокон. Наличник на шлеме ему освобождали, если верить оплавленным краям, при помощи лазера.

Это создавало проблему. Я могу разрезать оболочку живым клинком. Его знак "дацу", что значит "снимать, раздевать", а значит, он может снять с кого угодно какие угодно покровы, невзирая на свойства материалов. И я сниму. Но тогда Деспотович сразу поймёт, что все три года я его обманывала. Но если не айкути - тогда чем?

Придерживая клинок возле острия свободной рукой, я повела надрез от седьмого шейного позвонка и далее по вороту.

-- Кузька, це ти?^[7] - спросил пленник.

-- Да, - голос у меня был сиплый и слушался плохо.

Сатрап мгновение помолчал: он рассчитывал на более пространный ответ. А может, ни на что не рассчитывал, а только прислушивался.

-- Ти одна?^[8]

-- Да.

-- Де сiдхи?^[9]

-- Ушли. Направление - восток. Цель - не знаю.

От разговоров горло, будто наждаком скребли, мне бы помолчать... И хорошо, что я потратила двадцать секунд на одевание, а так бы у Деспотовича возникло ещё больше вопросов.

-- Як ти мене знайшла?^[10]

Я протянула руку и расстегнула шлем наставника, снимать его пришлось вместе с воротником комбинезона. Сатрап тут же повернул голову в мою сторону и перехотел задавать вопросы. Резкая боль как кривая проволока пронзила его шею. Я молча занялась правой рукой. С лекарством лучше повременить, потому что дальше будет ещё неприятней.

-- Пiстолет звiльни.^[11]

Я послушалась, хотя брать оружие Сатрапу покамест нечем. Скрипя зубами, Деспотович тряс освобождённой, но бесчувственной рукой (если, конечно, не считать чувством боль) и смотрел на меня. Недоверчиво, пристально, подозревая врага. Слишком уж необъяснимо моё появление. И айкути. Два слипшихся намертво слоя: бронированной оболочки кокона и армированной синтез-нитями кожи комбинезона, айкути резал легко как бутерброд с колбасой. Кто после этого поверит, что это обычный клинок? Кто поверит мне? Лично я не поверила б. А Сатрап, который воевал с эльфами целых пятнадцать лет?

Отыскала на бедре товарища, может быть уже бывшего, характерную выпуклость, вскрыла её, достала пистолет и положила на штурвал. Потом занялась левой рукой пленника, после неё корпусом. Тут будет труднее. Как повлияли на позвоночник Сатрапа четырнадцать часов неподвижности, я даже боюсь предполагать. Но особого выбора и времени санаторничать у нас нет: эльфы непонятно с чего ушли, могут также непонятно с чего вернуться. И теперь уже дикая лесовица с толку сидхов не собьёт, потому что она уже человек.

Сняла оболочку со спины, ниже спины и с боков.

Сатрап опёрся руками о штурвал, попытался выпрямиться... И его тут же закорёжило дикой, как кислотой на нервы, болью, выгнуло назад, а после швырнуло на оставшуюся впереди узкую полосу панциря. Оболочка заскрипела, прогнулась, но удар выдержала. Сатрап тоже: не заорал. Сколько раз его хоронили? Разiв, мабуть, п"ять. Це шостий^[12]. Повезло мне с наставником.

Впрочем, восторгалась я между делом - шматовала оболочку в тазовой области. Левая нога была засыпана, правая свободна...

Старший сержант, всё ещё скрюченный, схватил пистолет. Деяние это далось ему с большим трудом, и не меньшей болью. Тельняшка была насквозь мокрой от пота, с волос капало. И как мне помолчать, так и ему следовало бы полежать спокойно.

Теперь ноги.

Перед глазами плыло. Покачнувшись, я ухватилась за что попало под руку - талию наставника - и почувствовала под пальцами заскорузлое. Присмотрелась внимательней: кровь!

-- Тут подарок от эльфов!

-- Що?!^[13]

-- Лежи! Нитки вросли в хребет. Я вытащу.

-- А треба? - и сразу, без перехода. - Тягни!^[14]

Я наклонилась, задрала нательную. Нитка, по сути, была одна, оба её конца врастали в плоть, снаружи оставалась лишь короткая перемычка. Я захватила нитку зубами (в Потайном искусстве свои законы), вспомнила, как дышал в мой позвоночник Киёмицу... У меня не выйдет превратить ледник в пар, но растопить верхнюю корку...

Дыхание - это движение, течение.

Язык прижимает нитку к верхнему нёбу.

Дыхание скользит как порванная нитка бус.

Пальцы - опора для направляющих...

Следовало надеть перчатки, но в перчатках не будет скольжения.

Нитки режут кожу, но нельзя спешить.

Можно плакать, слёзы - угодная жертва.

Дыхание - движение.

Всё.

Я с трудом разогнулась. Помотала головой.

Мир шатается и норовит упасть. Колени подгибаются, как будто это слабые, не приспособленные ни для полёта, ни для ходьбы крылья. Но полежать бездыханным трупом мы успеем всегда.

Я откапывала колено, когда хлопнул выстрел.

Первое движение - спрятаться, слушать.

Звук падающего тела, запах пороховой гари.

Второе движение - посмотреть.

Ученик колдуна (с хвостиком на макушке, остроухий, мой ровесник - Сатрап принял его за подростка) ещё живой, с развороченным пулей лицом сползает вместе с землёй.

Любопытство сгубило эльфа.

Перехватила арбалет в руки.

Ещё десять секунд ждала, вслушивалась. Над ухом щёлкнул затвор. Где-то недалеко плескалась вода. Этого мира? Или того? Шумел ветер.

Потом схватилась за айкути. Десятком движений, кое-где прорезая не только оболочку с комбинезоном, но и подштанники, сняла покров с незасыпанной ноги. Сложнее пришлось с ботинком, а обувь мы бросить не можем. Где-то синие лоскутки приклеились, но на подошве и выше от липкой дряни спасла обыкновенная грязь.

Благословенная грязь. Из ботинка получился дивный мокасинчик.

Теперь штурвал. Генератор разбит: вмятина размером с кулак. Придётся двигать самой.

Есть женщины в русских селеньях...

Сильно мешали развернутые "перья", но они же не дают байку повалиться на бок. Крылья же благополучно отвалились при посадке. Или же эльфы срезали их себе на куртки.

Э-э-эх!!! Почему нет штангистов в наилегчайшей весовой категории?!

Во рту снова вкус крови.

Но байк всё-таки сдвинулся, и я, будем честными, уронила его на многострадальное "перо" - внешний сегмент отсутствовал напрочь, а средний был, как будто пожёван, и в нём застряли щепки. Засыпанная нога Деспотовича освободилась, я смогла подлезть к ней на брюхе как боевой суслик.

Недолгое ковыряние со вторым ботинком.

Вылезла. Легла животом на бесполезный генератор.

Последние взмахи кинжалом.

Сатрап пытался удержаться - руки уже почти слушались, я тоже пыталась удержать, но он всё равно вывалился из седла, как паралитик. Выгнулся дугой. Спасибо, что я сама не сверзилась сверху.

На четвереньках опрометью к рюкзаку. Там аптечка.

Багровый шприц-тюбик с ядовито-жёлтой, светящейся мордой - спецсредство "Берсерк", зелье не самое безвредное, но эффективное.

Разворот на коленях. И хлопком старшого по заднице (три года об этом мечтала!), между пальцами зажат шприц.

-- Катюга! - выдохнул Сатрап сквозь зубы. - Тобi лише мерцiв лiкувати!^[15]

-- Сам такой!

Бросилась собирать снаряжение.

Арбалет. Лопатка. Не сапёрная, поменьше, для выкапывания рассады. Лопатку в хламник, арбалет за спину на левое плечо.

Аптечка - в хламник.

Пиджак на Сатрапа. Узковат, но налез.

Хламник тоже за спину, но на правую сторону.

Пистолет в руку - отдам Деспотовичу.

Сам он уже поднялся на четвереньки: "Берсерк" начал действовать. Кровь из головы убитого эльфа продолжала течь, впитывалась в землю. Мы с наставником переглянулись, одновременно кивнули, попробуй пойми: кто спрашивал, а кто отвечал. И рванули к выходу. Я первая. Пистолет в зубах. Подняться на ноги можно потом.

Снаружи было тихо. Покамест. Принять вертикальное положение Сатрап не смог, я подлезла сбоку. Встали. Я отдала пистолет командиру. И на нетвёрдых ногах мы поковыляли на юго-запад.

-- Рацiю маєш?^[16] - спросил Деспотович, когда мы выбрались на более-менее езженую просеку, где эльфам проявляться рискованно.

Нет, круглая дура.

-- В хламнике "книжка".

-- Ага. Докладай!^[17]

-- Позвонила Тамара, сказала, что беспокоится. Я тоже тревожилась, вот и...

Произносить слова, которые и без того можно додумать, мне сейчас больно.

-- Сигнал був?^[18]

-- Нет.

-- Тодi, як ти мене знайшла?^[19]

Я ухмыльнулась, а сама внимательно оглядывала кусты по обочинам. Ноги Сатрапа слегка попустило, он хромал и постоянно сбивался с ритма, но двигался вполне резво. И вскорости, может быть, потащит меня. Зелень перед глазами плыла. Тело двигалось как бы само по себе, сознание очень близко, но всё же отдельно.

-- Женщина, когда любит... - сказала я.

Сбоку повисло молчание.

-- Шучу.

Молчание стало тяжелей.

В людском государстве за практикование магии и тем, что может расцениваться как магия, полагались психокоррекция плюс лишение свободы сроком от десяти лет до пожизненно, что в реальности оказывалось куда меньше чем десять лет. За распространение сказки о Босоркане и Волосатом Змее, где ведьма выступает помимо всего прочего как жертва - принудительные работы до пяти лет.

-- Гхм... I давно ти оцим?^[20]

Придётся довериться, я и так уже выступила во всей красе.

-- Не знаю.

-- А хто ж тодi знає?^[21]

Я пожала плечами. Так было всегда. А где начало всегда?

-- Хоч би скажи, хто наставляє?^[22]

-- Никто.

Откровенное признание, чистосердечнее некуда. Я продолжала "раздеваться".

-- В детстве бабушка сказки рассказывала, не такие как в книжках и сетке, я ходила, проверяла. А учить некому - не умеют. Даже в нашем семействе я одна такой выродок, разве что покойный прадедушка. Если это, конечно, он.

-- Ти що?! Навчаєшся у мерця?^[23]

Я хмыкнула.

-- Как будто ты сам никогда не разговаривал с покойниками, и ничему они тебя не научили.

Сатрап опять замолчал. Чего-чего, а покойников в его жизни хватало. Думал, вспоминал, но вскорости решил сменить тему.

-- А сiдхи? Це ти їх прогнала? Скiльки їх було i яких? Мечники, холопи?^[24]

-- Три пары стрелков с луками. Десять ополченцев из крестьян. Они рыли яму для ритуала. А ещё маг с двумя помощниками.

О Киёмицу я говорить не стала. Во-первых, онмё-но касира^[25] вне конкуренции и политики. Во-вторых, подозреваю, что именно Киёмицу намекнул патлатому коллеге, что нужно уходить. Или не намекал, но косвенное вмешательство главы Инь и Ян всё-таки было. Я не подумала о том, что у дикой Лесной Девки не может быть эльфийского боевого кинжала, но... Это я могла видеть в себе лесовуху, а эльфы кого-то иного. Принцессу, облаченную властью? Ученицу бессмертного мага? Патлатый лучше меня знал, кому раньше принадлежал айкути, и какие права он несёт с собой. Это как получить королевство, женившись на королевской дочке. В любом случае предполагать, что ты эльфийская принцесса-инкогнито - это смело. Даже чересчур. Но тогда почему хорёк назвал меня "миясама" - принцесса, а потом ещё уточнил: "тацумакидама" - душа смерча? Принцесса, которая на самом деле - душа природной необузданной стихии, душа дракона...

Не понимаю. Зачем эльфам дракон или душа дракона на людской территории?

Может Киёмицу хочет, чтобы я закончила мангу? Может, эти рисунки вскаламутят людской мир сильнее, чем явление Волосатого Змея, или кого там ещё хотели разбудить листоухие. Оммёдзя может видеть последствия. Через год, через два, через десять лет. Последствия действий, совершённых сейчас. А ещё Киёмицу мог мне только почудится. Ведь до сих пор никто, кроме меня, его не замечал...

Кто-то мягко толкнул в лоб ладонью, и я успокоилась. Мысли как искры потухающего костра таяли в темноте...

И снова толчок, менее деликатный.

Я погружалась в холодную темноту как разбитый корабль на дно моря, и вдруг тьма под веками начала переворачиваться светом. Она слепила. Я открыла глаза, и стало полегче. Синее небо, светлые кроны, я лежу на земле. Хорошо. В поле зрения появился Сатрап, на плече хламник. Мой хламник. Наставник зачем-то пощупал мне лоб.

-- В тебе вогневиця.^[26]

-- Сейчас я встану.

Оперлась на руки и села.

-- Годi! - Сатрап за шкирку поставил меня на ноги. - Спочин двадцять хвилин. Можна опорядитися i поїсти.^[27]

Я показала на хламник:

-- Там.

Мы сошли с просеки, вернее сказать, это Сатрап сошёл, а я когда успевала перебирать ногами, когда нет. Что ни говори, а ему меня куда сподручней тащить, чем наоборот. И он куда-то очень торопился. Наверно, оправиться.

Самые срочные дела, то есть попить и отлить, были благополучно завершены - никто не напал. Мы сидели в тени высокого неохватного пня спиной друг к другу, Сатрап возился с ноутом, я жевала батончик "Леон" с молочным шоколадом - улётный вкус, звериная сила. Не знаю как с улётом, но зубы батончик склеивал со звериной силой.

Старшой вышел в сеть, и первым делом на него свалилась манга о происхождении эльфов. Вчера я добавила ещё две страницы. Сатрап, не отрываясь, давил на кнопку "далее", спиной я чувствовала его недовольство и улыбалась Луне. Было около десяти часов вечера. При желании я могла бы отменить просмотр, но легче признаться в колдовстве, чем объясняться насчёт рисунков.

Наконец-то манга закончилась, Деспотович зацепил телефонную линию и связался со своим куратором, капитаном мнэ-э... скажем так, Ивановым.

-- Сер, надзвичайна пригода.^[28]

Тягостный вздох.

-- Ты можешь говорить как человек? - у капитана Иванова был явный нерусский акцент.

-- Нi.^[29]

-- Националист хренов! - а ругается он по-нашему, если, конечно, эту скромную фразу можно назвать ругательством. Наверное, и живёт в отдельной квартире, и с аборигенами пьянствует только в большие праздники. - Что у тебя произошлось?

-- У квадратi п"ятдесят-тридцять сiм (вiсiм кiлометрiв вiд Тарановки) виявлена ватага сiдхiв близько двадцяти осiб,^[30] - я представила, как заметушился сэр Иванов, и от души позлорадствовала. Поздно уже гнать волну: эльфы передвигаются быстро, разве что вернутся за трупом... Но если капитан не будет реагировать, то полетит с должности. Это нам с Деспотовичем терять почти нечего.

Старший сержант продолжал:

-- Сiдхи копали ставок, прагнучи, швидше усе, утворити шаманський обряд. Заправляв копачами знатник, виглядом схожий з людиною. Парубок рокiв двадцяти, волосся свiтле, до стегон. У бiйку ельфи не втяглись, а вiдiйшли на схiд у напрямку Коропово. Переслiдувати диверсантiв власними силами не виявляється можливим: нема транспортних засобiв.^[31]

Сатрап замолчал.

-- Оставайся на связи! - велел капитан.

-- Не можу. Дзвiнок зроблено з цивiльного ноутбука.^[32]

Было слышно, как капитан клацнул зубами. Спокойной ночи тебе, капитан!

-- Численный состав подразделения?

-- Нiякий состав, - капитан зашипел - это, наверное, пар из ушей. - Я з дiвчиськом над лiсом катався.^[33]

Я уронила остатки улётного вкуса и силы.

Деревья в глазах расплывались. Сейчас самое время появиться эльфам и прибить нас к пню как бабочек.

-- Возвращайся на базу! - рявкнул капитан и вырубил связь.

-- Яка к бiсу база?! - пробормотал военрук. - Ти там цукерi усi не поїла? ^[34]

Как писал премудрый Сунь Цзы: "Лазутчик должен иметь быстрый ум и придурковатый вид". В нашем обществе сложилось предвзятое мнение, что если военный, то значит тупой, а если гоблин, так ещё и грязный. А гоблин - это, прежде всего, разведчик, а тупой разведчик - это мёртвый разведчик.

На подходе к станции нас догнали и окружили крепкие парни в чёрном, ослепили фонариками. Автоматы нацелены в живот, со сворки рвётся мрачного вида эльфодав, ростом он пониже Мушкета, но явно не склонен к играм. Причём, нацелен на меня, а "вон тот мужик без штанов" - мужик как мужик, ничего вкусного.

-- Чего это они? - спросила я наставника, а сама смотрела на собаку.

-- Треба ж їм хоч кого-небудь ухопити!^[35] - невозмутимо ответил Сатрап, коротким и незаметным для вурдалаков движением забрасывая пистолет в кусты. Уж очень кстати пришлась тень от моей скромной персоны.

Я кивнула. Ну да, а то фрустрация случится, и от начальства влетит. Пожалела, что не могу выкинуть арбалет. Это не просто оружие, это - МОЙ арбалет! От бессильной злости прямо слёзы наворачиваются! А ещё удивилась: в ситуации близкой к опасной у меня сознание часто разделяется на два потока, теперь на три... А что будет дальше?

-- Руки вверх! Лечь на землю!

Арбалет из моих рук изъяли. Титаническим усилием я заставила себя не сопротивляться. Слёзы всё-таки хлынули. Камешек, семечко окропить? А сейчас весна: сила в земле так и плещется... Ох, не прощу!

-- Бачиш, Кузько, якi г-гаррнi хлопцi!^[36] - проговорил Сатрап, опускаясь на колени с заломленными руками.

-- Разговорчики!!! - "задержаного" толкнули прикладом в спину: мол, хватит волынку тянуть.

Я "с перепугу" упала, и, конечно, "неправильно". Меня развернули как недобитого ёжика, айкути пока не заметили: место ношения нестандартное.

Начали обыскивать Сатрапа, с наступанием на руки и прочими "весёлыми шутками". За мной остался смотреть эльфодав и его человекоподобное приложение. Впрочем, жандарм больше веселился, чем следил. Смейся, смейся - порадуйся напоследок. Говорят: двум смертям не бывать, так вот - брешут.

Над лесом уже появились неслышно скользящие "пташки": пара "луней" и тяжелый "ягнятник". Это первая смерть.

Вторая - айкути. Снимает покровы? Всё верно. Но и тело - покров для души, и отделять душу от тела тоже его назначение.

Сатрап матерился и как мог отбрыкивался. Вернее сказать, отбрыкиваться не получалось, но несколько коротких минут вурдалаки потратили на усмирение и битьё. Я задержала дыхание.

С небес рухнул белый и тяжёлый как длань Господа свет.

Посыпались бомбы, затарахтели, ударяясь о землю, зашипели растревоженными гадюками. Небесное сияние внезапно погасло, темнота стала густой и плотной как грязь.

Затрещал автомат. Один, второй. Это жандармы лупят.

Мы с наставником уже закатились в кусты и лежали, зарывшись носом в траву. Сатрап вывернулся из державших его рук, совершив при этом поистине невозможное: ни разу не вдохнув, не выдохнув. Снова поймать нас жандармы не сообразили и не успели, собака же отправилась в рай.

Начали падать отравленные газом тела. "Ягнятник" снижался. Вихрь поднял с земли прошлогодние листья, разметал волосы, а заодно сонный туман. Я дёрнулась уползать, но Деспотович схватил за ногу. В темноте появлялись оттенки. Из сгустка мрака побольше (флаер) отделись два комка темноты (солдаты). Приземлились, пробежали вдоль дороги, что-то или кого-то высматривая.

Сатрап приподнялся и махнул рукой: почерк незваных налётчиков ему был знаком. Нам безопасней иметь дело с командованием боевых частей, чем с охранкой, так как боевых интересует, что делали эльфы, а вурдалаков, что делали мы. И если окажется, что мы не виноваты - всё равно посадят, дабы не конфузить господина следователя.

"Ягнятник" опустился к самой земле, подбежавшие солдаты забросили нас на борт - я едва успела смотаться и забрать у придушенного жандарма свой арбалет - сами заскочили следом, и боевая группа отбыла восвояси. В небе я решилась вдохнуть.

А минут через десять "ягнятник" уже садился на знакомую горушку - орки там устроили штаб. С воздуха были заметны ряды оцепления: меньший охватывал бывшую поляну, больший - горушку и окрестности. На месте поляны плескалось озеро. Самое настоящее. Под сенью дубов на волнах покачивались две резиновые лодки, солдаты в них возились с какой-то аппаратурой. От лодок тянулся трос в пятнистую палатку на берегу. А может, не трос, а кабель.

-- Виконуючий обов"язки керiвника...^[37] - начал было Сатрап.

Увешанный снаряжением как ёлочка игрушками спецназовец обернулся, коротко буркнул: "Штаны ему дайте!" и расплылся в дружественной улыбке. То есть, следовало понимать, что оскал дружественный, а на деле им можно тигров пугать. А ещё следовало понимать, что орк и мой гоблин-сэнсэй знают друг друга ещё с тех времён и так же давно не переносят.

-- Привет, сарж! - сказал ужас джунглей в капитанских погонах. - Всё ещё бегаешь?

Говорил капитан по-английски, чаю, спирта, тушёнки не предлагал. Никакой культуры! А ещё элитные войска! Тьфу!

-- Iнодi ще лiтаю^[38], - ответил мой наставник, усаживаясь на брезентовый стульчик.

Понимали оппоненты друг друга прекрасно: в ухе орка чернела бусина переводчика, а Сатрап помимо "нужных": эльфьего и комэна, - шпрехал по-немецки, по-польски и, кажется, по-венгерски.

-- Что у вас там за дерьмо случилось? - речь капитана отличалась "изысканностью".

Сатрап, будучи специфическим, но всё-таки педагогом, скривился.

-- Я мало бачив. Нехай курсант Кузько розповiсть.^[39]

Теперь Сатрап назвал меня по фамилии. Разница была не в написании, а в интонации.

Капитан с явным сомнением уставился на меня: у морпеха были совсем другие представления о том, как должен выглядеть образцовый или хотя бы допустимый курсант. Из-за перегородки появились ещё две личности в камуфляже с ноутбуками и воронёным ящиком на треноге. Наверное, камера, но никаких линз в агрегате я не заметила.

В горле чесалось. Как будто я проглотила жука, и он там застрял.

-- Воды и тушёнки! - сказала я.

Воцарилось молчание. Сатрап сидел, закинув ногу за ногу, и сейчас как никогда походил на аристократа Цепеша. Правда, слегка ободранного, словно в турецком плену. Двухметровый морпех смотрелся рядом с ним одичавшим фермером. Гоблины и орки часто взаимодействуют, но командование у нас разное. Может быть, Сатрап был в группе будущего капитана проводником, ну и показал де мавпи кочують.^[40]

-- Вы хотите сведения, я хочу жрать. Такие условия вам подходят?

Хакер помоложе выпучил от удивления глаза, старший усмехнулся. Капитан наконец-то выдавил из себя "ол райт". Принесшего штаны рядового послали за консервами и водой. У каждого из присутствующих здесь офицеров на поясе висела явно не пустая фляга, и ни одному из них даже в голову не пришло поделиться. Воды им жалко, буржуям.

-- Где и сколько ты видела эльфов? - спросил капитан.

Техник что-то покрутил в аппарате на ножках, и на стене палатки высветилась проекция местности.

Чтобы покорители джунглей не нервничали (они же на полном серьёзе считают обстановку боевой), стала рассказывать.

-- Вчера днём на месте озера был котлован, накрытый маскировочной сеткой. Наблюдательные пункты...

Рассказ был кратким: без лирических отступлений. И ёмким: эльфы были перечислены чуть ли не поимённо, место сидения и стояния отдельных субъектов, перемещения оных намечены жирными пятнами от ветчины. А потом мне дали маркер. По моей версии прогнала сидхов абсолютно голая дикая женщина. Прогнала, а сама нырнула на дно чудесного водоёма.

-- Да, вечером озера не было. Голая женщина пришла на закате, она вышла из дерева, и мне показалось у её ног похожее на воду мерцание. Я ждала, пока эльфы уйдут, подходить к кромке, чтобы определить: вода настоящая или галлюцинация, - не стала, потому что берег (или край поляны) является просматриваемым участком...

В общем, орки остались довольны. У меня потребовали особых примет "женщины". Я ответила, что примет особенных не было.

-- Молодая эльфийка, волосы длинные, волочатся следом. По воде она ходила, а потому я и решила, что это не вода, а эльфийский туман. Даже не думала, что появится настоящее озеро.

За стенами палатки обретала размах и поистине русскую широту весьма бессмысленная деятельность, светили прожекторы, было слышно, как взлетают и садятся транспортники. Нашего невежливого капитана сменил капитан Штольц из штаба. Какого не знаю, но ручки у гауптмана были холеные.

-- А теперь расскажите, каким образом вы попали в заложники? - очень дипломатично поинтересовался штабист у Сатрапа.

Сатрап немного помолчал.

Я придвинулась ближе. Деспотович наверняка не станет углубляться в подробности и душевные переживания, но многое я пойму и так.

-- Я летiв над квадратом о шостiй.^[41]

-- На собственном байке? - уточнил капитан.

-- Так.^[42]

-- В таком случае распишитесь, - майор достал лист, заполненный на две трети и с печать-подписью внизу. - Это акт о продаже...

Гауптман замолчал: Сатрап начал читать документ как взял, то есть вверх ногами. В принципе Деспотовичу было всё равно, из какого положения: тут и гоблинская выучка сказывалась, и преподавательский опыт, но немчура этого не учёл, вернее сказать, не представлял и подумал, что дикий хохол неграмотен.

-- Сделать перевод мы не успели, - сказал Штольц, выдирать листок из рук дикаря не осмелился.

-- Ви вiдвезете нас додому?^[43] - поинтересовался гоблин-сэнсэй.

-- Да, конечно.

-- Де тут?^[44] - наставник пошевелил пальцами.

-- Вот здесь, - в руке штабного как по волшебству (тоже мне, факир-престидижитатор!) появилась тонкая и внешне неотличимая от простой ручки дига.

Сатрап положил файл-лист на колено и поставил свою закорючку. Но перед этим не поленился вписать в договор ещё один пункт. О том, что нас действительно доставят по указанному адресу и до указанного срока.

Капитан Штольц вздохнул - он смирился.

-- Итак, продолжим. Было шесть часов. Вы заметили какие-либо тревожные признаки?

-- Небо малося чистим. Iз лiвого дзеркала дивилось сонце, мов червоне око. Зненацька, прямо з небес наскочив лицар и вдарив списом у генератор. I швидко, мов куля. Байк закрутило. Я не змiг виправити полiт, бо вояк у мить розлетiвся в лахмiття. Воно вкрило мене, стало оковами. Найгiрше, що залiпило очi.^[45]

А о том, что смущало, Сатрап Деспотович промолчал. У рыцаря было его, Сатрапа, лицо. Геральда-копейщика.

---

Глава 1 АЗ ЕСМЬ ЧЕРВЬ

1. толстые корни (яп.) (назад)

2. подобно червю (яп.) (назад)

3. выбивая опоры (яп.) (назад)

4. тайное убежище, притон (яп.) (назад)

5. сломают стены (яп.) (назад)

6. Харабай ни итта - ползли (яп.) (назад)

7. (корни) с запахом весеннего дождя и червей (яп.) (назад)

8. густым туманом сочились (яп.) (назад)


Глава 2 ЛЕПРОЗОРИЙ

1. Сяку (мера длины) = 30,3 см. (назад)

2. Убью ублюдка! Зарежу (как свинью)! (яп.) (назад)


Глава 3 ПОСЛЕДНИЙ РИСУНОК

1. -- Это даже не обезьяны! Чучела гороховые на мою голову! Ну, ничего. Бегом марш! (укр.) (назад)

2. -- В какой род войск приписана? (укр.) (назад)

3. -- Это твой выбор? (укр.) (назад)

4. -- Впервые вижу девчушку, которая стремится в пластуны! (укр.) (назад)

5. -- Вот как! (укр.) (назад)

6. -- И это всё? (укр.) (назад)

7. косан - старослужащий, по-нашему - дед. (яп.) (назад)

8. --А не боишься порезаться? (укр.) (назад)

9. -- Почему не носил... (укр.) (назад)

10. -- А нож где взяла? (укр.) (назад)

11. -- От кого? (укр.) (назад)

12. -- Любовника? (укр.) (назад)

13. -- Ага, понял. А тайное имя? (укр.) (назад)

14. -- И что ты им делаешь? (укр.) (назад)

15. -- Хорошо! Оформлю и запрос кину. А разрешить такое оружие не могу. (укр.) (назад)

16. -- Может быть. (укр.) (назад)

17. -- Вражеское оружие. (укр.) (назад)

18. -- А зачем ты выставляла айкути? Бабушка ведь обошлась! (укр.) (назад)

19. -- Можно записать тебя как ответственное за айкути лицо. Но тогда... Поехали! (укр.) (назад)

20. -- Здрасьте, господин капитан! (укр.) (назад)

21. -- Не совсем. (укр.) (назад)

22. -- Ученица (укр.) (назад)

23. -- Покажи кинжал, Кузька! (укр.) (назад)

24. -- Может быть. Миска какая найдётся, господин капитан? (укр.) (назад)

25. -- Шкуру снимешь? (укр.) (назад)

26. -- Порежь на кусочки! Тоненькие - смотри! (укр.) (назад)

27. -- Зарегистрировать. (укр.) (назад)

28. -- Конечно. (укр.) (назад)

29. -- Живая, макака! Надо срочно выпить. А то не доеду. (укр.) (назад)

30. Ни хрена себе! (яп.) (назад)

31. Эльф безбашенный. (назад)

32. Это последний (завершающий) рисунок. (назад)

33. Фамилия Курахаси пишется при помощи двух иероглифов: "кура", что значит скворец, и "хаси" - мост. (назад)



Глава 4 ЗАПАХ ФИАЛОК

1. Детская считалка старых времён (назад)

2.Дзори - плетёные сандалии из соломы, бамбуковой коры и т.п. Могут быть с верёвочной подошвой. (назад)

3. Тёмный сумрак. Дым.

Воздух стылый, гнилой и скользкий течёт в лёгкие как болотная ржавчина. И цвет в масть: бурый, с мерзкой прозеленью. Нет уже воздуха - вместо него нечто, субстанция, и она режется на пласты острыми лезвиями солнца с поверхности. Они скачут, будто безумные эльфы, дразнят...

И раздражают глаза. Их печёт от пота и скупого могильного света...

А разве бывает в могиле что-то кроме тьмы?

Вот она - могила! Ни шевельнуться, ни вздохнуть, но почему-то ломит ребра и плечи. Дубовые корни свешиваются с потолка и давят на шлем.

На мозг.

На душу.

А ноги окаменели. По-настоящему. Навсегда. Часа где-то на три.

Чертовы выродки закопали живьём. Ещё и издеваются: подсадили соседа. А может и охрану. Впрочем, никчемный из этого грязного и патлатого как троглодит шалопая охранник: на пленника не смотрит, мостит себе из пластиковых баклажек бульбулятор, курить ему приспичило, остолопу.

Однако непутевость шалопая может оказаться полезной. Сколько меня уже хоронили? Раз, наверное, пять. Это шестой. Тюремщик - пацан незлой, он даже расковырял мне лицевой щиток на шлеме. Скучно ему сидеть с почти что покойником, хоть бы поговорить. Жалко, что балбес, и почти ничего не знает.

Попросил у него:

-- Пить хочу! Дай хоть немного.

Вахлак как раз доливал в конструкцию воду, посмотрел на меня внимательно и ответил:

-- Нельзя! Ты тогда захочешь отлить.

Повернулся к бульбулятору, тщательно отмерил наркотического зелья в напёрсток.

-- Хочешь, дам покурить?

-- Это лишнее.

А может, балбес - это я.

И прошло так, в растянутой агонии ещё... (назад)

4.-- Господин Аса! Принцесса явилась!

Пара азиатов, похожих на престарелых хорьков и одинаковых как близнецы, стояли на коленях перед моим обалдуем и норовили ухватить его грязные ноги и поцеловать. Обалдуй... Вот оно как! Скорее, лис лживый... А как запинался! Как плечами пожимал! ...поднялся из лежачей позиции в сидячую, и тут на моих глазах раздвоился, а затем и растроился. Первый сидел и, надменно кривя губы, глядел на просителей, второй дремал, как и прежде, а третий решил полетать и кожаными крыльями струшивал на голову землю. Нетопырь чертов!

С моими глазами творилось что-то неладное. Или с головой.

-- Кто? - спросили хором патлатые хитрецы.

-- Тацумакидама! - хорьки повалились рожей в пыль.

Я закрыл глаза, а когда открыл, то оказалось, что визитёр на самом деле один. Предводитель сидит себе на коврике как барбос, скребет небритую физиономию и под потолком не летает. Но земля всё-таки сыплется. (назад)

5.частицу сознания. Откуда-то... (укр.) (назад)

6....снизу приполз на четвереньках совсем ещё молодой эльф с хвостом на макушке и острыми, как у летучей мыши ушами, этот молча положил башку на сложенные ладони, тем оголив тонкую и не совсем чистую шею.

Колдун поднялся, переступил едва живых от страха сообщников и полез на поверхность. Холопы, как были на карачках, побежали за господином.

До меня постепенно, сквозь грохот летающих в черепе танков, дошла суть зрелища. Провели! Как последнего дурака. Никакие это не мятежники, не перебежчики, а самые натуральные эльфы! И не задумался, идиот, разве способны голозадые оборванцы поймать в небе всадника? Без ловчей техники и эльфийских хитростей? Это первое. Во-вторых, наверху творится что-то исключительное. И что за дама такая - Тацумаки?

А мне, пока враги бегают, надо удрать. Только как? (назад)

7. -- Кузька, это ты? (укр.) (назад)

8.-- Ты одна? (укр.) (назад)

9. -- Где сидхи? (укр.) (назад)

10. -- Как ты меня нашла? (укр.) (назад)

11.-- Пистолет освободи. (укр.) (назад)

12. Раз, наверное, пять. Это шестой. (укр.) (назад)

13. -- Что? (укр.) (назад)

14.-- А надо? Тяни! (укр.) (назад)

15.-- Палач! Тебе только покойников лечить! (укр.) (назад)

16. Мати рацию - 1. быть правым, иметь смысл, (устойчивая идиома).

2. иметь в наличии рацию. (укр.) (назад)

17.-- Ага. Докладывай! (укр.) (назад)

18. -- Сигнал был? (укр.) (назад)

19. -- Тогда, как ты меня нашла? (укр.) (назад)

20. -- Гхм, и давно ты этим? (укр.) (назад)

21. -- А кто же тогда знает? (укр.) (назад)

22. -- Хоть бы скажи, кто обучает? (укр.) (назад)

23. -- Ты что?! Учишься у мертвеца? (укр.) (назад)

24. -- А эльфы? Это ты их прогнала? Сколько их было и какие? Мечники, слуги? (укр.) (назад)

25. Онмё-но касира - Глава Инь и Ян, почётное звание, которое даётся выдающимся магам. Оммёдзя - маг, следующий Путём Инь и Ян, гадательной системы, основанной на даосских представлениях о первоэлементах вселенной. (назад)

26. -- У тебя жар. (укр.) (назад)

27. -- Хватит! Привал двадцать минут. Можно привести себя в порядок и поесть. (укр.) (назад)

28.-- Сэр, чрезвычайное происшествие. (укр.) (назад)

29. -- Нет. (укр.) (назад)

30. -- В квадрате пятьдесят-тридцать семь (восемь километров от Тарановки) обнаружен отряд эльфов порядка двадцати особ. (укр.) (назад)

31. -- Эльфы копали пруд, собираясь, скорее всего, сотворить шаманский обряд. Руководил землекопами знахарь, внешне похожий на человека. Парень примерно двадцати лет, волосы светлые, до бедер. В бой эльфы не ввязывались, а отошли на восток в направлении Коропово. Преследовать диверсантов собственными силами не представляется возможным: нет транспортных средств. (укр.) (назад)

32. -- Не могу. Звонок осуществлён с частного ноутбука. (укр.) (назад)

33. -- Никакой состав. Я с девчонкой над лесом катался. (укр.) (назад)

34. -- Какая к чёрту база?! Ты там конфеты не съела? (укр.) (назад)

35. -- Надо же им хоть кого-нибудь поймать! (укр.) (назад)

36. -- Видишь, Кузька, какие хорошие парни! (укр.) (назад)

37. -- Выполняющий обязанности руководителя... (укр.) (назад)

38. -- Иногда ещё летаю. (укр.) (назад)

39. -- Я мало видел. Пусть курсант Кузько расскажет. (укр.) (назад)

40. Где обезьяны кочуют. (укр.) (назад)

41. -- Я летел над квадратом где-то около шести. (укр.) (назад)

42. -- Да. (укр.) (назад)

43. -- Вы отвезете нас домой? (укр.) (назад)

44. -- Где тут? (укр.) (назад)

45. -- Небо было чистым. Из левого зеркала смотрело солнце, будто красный глаз. Внезапно, прямо с небес спрыгнул рыцарь и ударил копьём в генератор. И быстро, словно пуля. Байк закрутило. Я не смог выправить полёт, потому что воин мгновенно разлетелся в мелкие клочья. Они накрыли меня, стали оковами. Хуже всего, что залепило глаза. (укр.) (назад)