Кормер Роберт. Ломбард шкур и костей

- Чувствуешь себя лучше?

- Наверное, да. Голова уже не болит. Это как-то связано?

- Возможно. Говорят, что душа нуждается в исповеди. Но я не знаю, может ли это вылечить головную боль.

- Полагаю ли я, что мне теперь жаль?

- Конечно же, исповедь обозначает степень сожаления.

- Достаточно ли сожаления?

- Ты преуспеваешь, Карл, и этого не отобрать.

- Я знаю. Они умерли. Их больше нет. Их не вернуть. Но можно ли устранить грех?

- Не знаю. Я - не священник.

- Но вам я исповедался.

- Да, но я не могу ничего тебе простить.

Пауза.

- Полиция уже едет?

- Они ждут снаружи.

Трент выключил диктофон, отклонился на спинку стула, и начал массировать над бровями. В тишине кабинета он продолжал слушать голос Карла Ситона, его хитрости как и не бывало, лишь раскаяния и сожаления. Целых четыре часа Трент сидел напротив него под грубым светом стоваттной лампочки в маленьком загроможденном кабинете. Безжалостные вопросы и ответы, уклонения и объяснения, полное признание, что совсем не напоминает исповедь, и, наконец, сама его исповедь.

Магический жест Трента в его тяжелой, но нужной работе, как однажды это было объявлено на горячей газетной странице. Но в данный момент он не чувствовал никакого волшебства, никакого воодушевления достижениями. Исповедь? Карла Ситона? Принудив Карла признаться (старое, повидавшее виды волшебство Трента было в его очаровании). Он слушал и слушал бесконечный речитатив о его хладнокровном, взвешенном убийстве троих человек. Жертвами были тридцати пятилетняя женщина, ее тридцати семилетний муж и их десятилетний сын, хотя Карл и не знал, сколько каждому из них было в момент убийства.

За шесть месяцев до того, в зимней, молочной белизне, Карл Ситон вломился в двухэтажный дом Арона и Мюрели Стоунов, чтобы украсть маленькую коллекцию огнестрельного оружия, которая была у них в подвале. Он осознавал, что не ничего не смыслит в пистолетах. Но одно лишь удовольствие оттого, что оружие находится у него в руках, и ощущение силы, которую оно может принесли, подтолкнуло на то, что он тогда сделал. Карл Ситон разбил подвальное окно, не волнуясь о шуме, вызванном его вторжением, заранее узнав, что вся семья уехала в отпуск, и что в доме нет сигнализации.

Его разочаровало то, что так называемой коллекцией были всего лишь три маленьких пистолета, а затем еще сильнее то, что они все были заряжены. И он решил поискать в этом доме что-нибудь более ценное, чем пистолеты, хотя, куда можно было бы сбыть украденные драгоценности, не знал совсем. Услышав шум на втором этаже, он направился к лестнице. Его кроссовки бесшумно перемещались по ковру гостиной. Поднявшись на второй этаж, он зашел в спальню, не ожидая увидеть спящих в постели мужчину и женщину. Женщина ворочалась, сбросив себя одеяло. Мужчина лежал на боку и мягко храпел, широко раскрыв рот. Карл ощутил вес пистолета в руке, вдруг осознав свое преимущество, и почувствовал себя чуть ли не богом. Он посмотрел на них: они были беспомощными и беззащитными, что натолкнуло его сделать с ними все, что заблагорассудится. Они были под полной его властью. Карлу стало интересно, как могла бы выглядеть эта женщина без ее ночной рубашки. Он еще ни разу не видел ни одной абсолютно голой женщины, разве что где-нибудь в журнале или в кино. Но теперь, думать об этом ему показалось уже слишком. Не хотелось портить свое приятное ощущение, просто стоя и осознавая, что он стоит перед выбором. Он поднял пистолет и выстрелил. Сначала в мужчину. Пуля прошла через простыню. Маленькие кусочки материи закружились в воздухе, будто снежинки. Звук выстрела показался ему не таким громким, как прежде себе это представлял. Когда, открыв глаза, от звука выстрела вздрогнула женщина, то он выстрелил и в нее - прямо в рот, удивившись фонтану крови, вырвавшемуся навстречу выстрелу. Ее глаза замерли в шоке. Запах пороха тяжелым облаком повис в воздухе, и все его тело сотряслось от неожиданного чиха.

Он подумал: нет ли в доме кого-нибудь еще, кто бы мог услышать стрельбу из пистолета. Когда, вернувшись в коридор, он открыл дверь в его конце, то он увидел мальчика, спящего в кровати, напоминающей корабль из кинофильмов про пиратов. Его аккуратная челка пучком ложилась на подушку, а веки начали дергаться. Карл подумал: слышал ли он выстрелы или нет? И решил, что было бы лучше, если нет. Ему показалось ужасным, если ребенок проснется и обнаружит, что его родители мертвы, убиты. И Карл выстрелил в мальчика - просто из добрых намерений, чтобы оградить от ожидающего его ужаса, поступив при этом благородно, по-джентльменски.

Карл Ситон признавал акты убийства почти с воодушевлением, чуть ли не с радостью обнародовав до мелочей все детали, все, что привело его к исполнению вынесенного его жертвам приговора. Когда с каждым своим повторным рассказом он заново переживал каждый свой шаг, то его голос оживал, чуть ли не делая признание в убийстве похожим на радиоинсценировку. Он уже прекрасно осознавал все, что наделал.

Во время допроса Трент испытывал к нему не более чем презрение, хотя и делал вид, что во время допроса симпатизирует Карлу и даже понимает его. Для Трента Карл был всего лишь еще одним допрашиваемым субъектом. Если он кому-нибудь сочувствовал, то это родителям Карла Ситона, которому было семнадцать лет отроду.

У Трента начала болеть челюсть. Он не знал, что такое головная боль, вместо этого из раза в раз боль не могла обойти его челюсть. Это могло показаться смешным, но оно так и было на самом деле, как всегда во время допросов, будто наказание, которого ему было не избежать. Почему наказание? "Я всего лишь занимаюсь своей работой". Ужасней всего были претензии Лоты.

И сейчас ему было ясно, почему Карл Ситон признался во всем. Еще одна ступенька к вершине очередного триумфа. Лота уже не занимала места в его жизни, чтобы об этом можно было говорить, даже если он знал, что больше она его не слышала. Даже если бы она и осталась с ним навсегда, то он все равно не смог бы больше находиться с ней рядом.

Боль в его челюсти усилилась, и он попробовал зевнуть. Может, это как-нибудь прогнало бы боль. Ему не хотелось лезть в ящик стола за болеутоляющими таблетками. "Может, с болью помогут справиться мысли о Лоте?" - подумал он.

Он достал из диктофона кассету и подписал, протер стол и просмотрел в блокноте записи его встреч на следующий день. Пора уходить домой, возвращаться в пустой заброшенный дом, где Лота была лишь одиноким привидением. Больше идти ему было некуда.

В Монументе занятия в школе закончились в последнюю пятницу июня, и наступили летние каникулы, но Джейсону Доренту концом учебного года почему-то показался именно этот день. Именно для него каникулы начинались лишь в понедельник. Выходные, как ему всегда казалось, принадлежали прошедшей неделе. Ведь по субботам и воскресениям он все равно никогда не появлялся в школе.

Он собирался встать как можно позже, но открыл глаза, когда противным писком начал сигналить будильник. Большие прямоугольные цифры высвечивали "6:32". Джейсон улыбнулся. Еще лежа в постели, он с наслаждением подтянулся, подумав об ожидающих его ленивых летних днях - не обязательно ленивых, потому что на следующей неделе начинался летний дневной лагерь. Но в ближайшие два месяца больше не было ни уроков, ни домашних заданий.

Что было важно, у него был неплохой учебный год в средней школе Монумента. Во втором полугодии не терпелось оказаться в списке лучших учащихся школы, хотя ему казалось, что удача значит больше, чем способности. Он был рад, что седьмой класс был позади, и надеялся, что восьмой будет легче. Но у него было чувство, что это не так. Он всегда усердно занимался, чтобы его успеваемость не падала. Ему казалось, что другим учеба давалась легче, что для них полугодия пролетали одно за другим, завершаясь хорошими оценками на экзаменах, ответами на уроках, поднятыми руками и похвалами учителей. Но Джейсону с его застенчивыми ответами, даже если он был хорошо подготовлен дома, все это давалось с великим трудом. Он старался не оказаться в центре внимания, иначе чувствовал, как наливаются кровью щеки, и начинает биться сердце.

Как бы то ни было, в ближайшие два месяца в школу ему ходить было не надо. Он вздохнул, и, заерзав ногами, скинул с них одеяло. Он знал, что летний лагерь будет без пикников, но и без уроков и контрольных, к тому же он заведет новые знакомства. А с кем он давно знаком, о них он на время забудет, особенно о тех, кто на школьных переменах постоянно портил ему жизнь. С ним никто не был жесток, не издевался и не отпускал в его адрес какие-нибудь шутки, а лишь попросту никто не замечал - его все игнорировали. Он всего лишь желал участвовать в играх и общаться с одноклассниками. Как обычно в школьном кафе он садился где-нибудь один, и даже, когда кто-нибудь мог подсесть к нему за стол, то чувствовал себя донельзя одиноко. С ним редко кто-нибудь разговаривал или о чем-нибудь спрашивал. Когда кому-нибудь из одноклассников все-таки приходилось к Джейсону за чем-нибудь обращаться, то это носило неопределенный характер, будто сказанное им самом деле ни кого не интересовало, и их внимание тут же переключалось на что-нибудь совсем другое.

Он предпочитал компании тех, кто младше него. Среди них он оказывался в центре внимания. Они смотрели ему в рот, ожидая каждое его слово и со смехом принимая каждую шутку. Он хорошо ладил со своей сестрой Эммой, которой исполнилось восемь, и которая повсюду за ним следовала. Иногда на переменах он уходил на другой конец школьного двора, чтобы понаблюдать за играми второ- третьеклассников, поражаясь тому, насколько их поведение выглядело серьезно - этакие маленькие взрослые, и мог подумать: "Да ну их". Он пытался высмотреть среди них Эмму. Она всегда была рада встрече с ним. Он понимал, что она его умнее. Она прочитывала за неделю две или три книги, когда Джейсону с трудом давалась лишь одна, например, что-нибудь свежее из Стивена Кинга, если только это доставляло ему удовольствие. Эмма также была не обделена даром сочинительства. На последнем конкурсе ее сочинение стало победителем. Оно называлось: "Правильно и неправильно". В нем она написала о поздравлениях с праздниками, и как они меняются из года в год. Джейсону, как маленькому, она объяснила игру слов, использованных в названии, и из-за этого он почувствовал себя глупым, потому что ему казалось, что меркнет перед ее интеллектом, особенно, когда понимает, что ничего нового для нее открыть не может.

Встав с постели, он услышал шум воды в душевой спальни родителей. Этим утром мать встала рано, но она ни чем не занималась, пока не выпила чашку черного кофе, затем другую, после чего приняла душ. Эмма тоже проснулась рано, но час или два она, лежа в постели, читала. У отца была деловая поездка в Линкольн, штат Небраска, и вернуться домой он должен был лишь через три дня. Его отец был футбольным фанатом и каждый год покупал абонемент на сезон, чтобы посещать "Ново-Английские Игры "Патриотов"". Джейсон иногда ходил с ним на некоторые матчи, но почему-то его не впечатляла толпа из двадцати двух толкающихся на поле мужчин. Ему просто хотелось еще раз побыть с отцом, почему и притворялся, что футбол ему нравится. Правда, он всегда искренне расстраивался, когда "Патриоты" проигрывали. Мать называла проигрыши этой команды паническим испугом.

Сидя на краю кровати, Джейсон размышлял о предстоящем дне. Возможно, этим утром он пойдет вместе с матерью в квартал "Уай", чтобы не пропал билет в бассейн на двоих, и ему придется наблюдать за ее упражнениями в не особенно ловком управлении машиной. Затем они вернутся домой к обеду, и он будет свободен в течение дня, пока его мать будет добровольно работать в центральной больнице Монумента. Эмма проведет весь день у Ким Кембридж. Во дворе у Кембриджей есть бассейн. Она звала с собой Джейсона, но ему не терпелось провести день, получая удовольствие от собственного безделья, повалять дурака, прокатиться на велосипеде, посмотреть телевизор или дочитать очередную книгу Стивена Кинга. Его звал к себе Бред Бартлет купаться у него в бассейне, но Джейсон знал, что его туда приглашали, лишь потому, что их матери имели кучу обязательств друг перед другом. Бред любил отпускать всякие шутки, и нельзя было знать, что он придумает на этот раз. Но Джейсону нравилась его младшая сестра Алисия. Она была непоседливой и до невозможности любопытной, к тому же он обожал наблюдать, как она на полу выкладывает пазл. И в этот день, возможно, он увидит ее позже - так, чтобы не брать с собой купальных принадлежностей.

Как бы то ни было, предстоял день без домашнего задания, без требований и обязанностей, и даже без хорошо знакомой ему домашней рутины. И он лежал, наслаждаясь лишь мыслью о том, что впереди длинное лето.

------------------------------------

Тело семилетней Алисии Бартлет нашли между стволами двух ветвистых кленов в зарослях невысоких молодых деревьев всего лишь в ста ярдах от ее дома. Ее тело было прикрыто ветвями, листьями и травой, почему увидели ее не сразу.

Тот, кто ее убил, очевидно, аккуратно положил тело, сложив руки на груди, расправив платье на коленях и старательно уложив длинные черные волосы, открывшие ее красивое, правильной формы лицо. Но убивший ее не коснулся ее глаз, не закрыл их. В них застыли ужас и удивление.

Ее нашли, когда уже смеркалось, прочесав все вокруг уже второй раз. Прибывшие на поиски добровольцы заметили торчащий из сваленных в кучу ветвей и травы маленький белый детский сандалик. Уполномоченные лица утверждали, что, скорее всего, какое-нибудь животное могло нарушить укрытие и тем самым обнажить сандаль в промежутке между первым и вторым поиском ее пропавшего тела.

Медицинские эксперты перечисляли предварительные причины смерти, среди которых была черепно-мозговая травма от внезапного удара тупым предметом. Единственный удар был нанесен в висок, и смерть наступила мгновенно. Предмет, которым ее ударили, найден не был. Также на теле не оказалось каких-либо признаков физического или сексуального насилия. Кровотечение из раны было минимальным. Ребенок не сопротивлялся нападению и не старался защититься, что подтверждало отсутствие крови или чьей-либо плоти под ногтями. Время смерти было установлено примерно в пять часов по полудню, где-то через час после того, как было замечено ее отсутствие.

Алисию последний раз видели во дворе ее дома вместе с двенадцатилетним Джейсоном Дорентом, живущем по соседству, около четырех часов дня двадцать девятого июня. Она или ушла сама, или кто-нибудь поманил ее за собой, что произошло за несколько минут до того, как ее мать вернулась домой с покупками в десять минут пятого.

Алисия Бартлет была ниже ростом своих сверстников, хрупкой и, вместе с тем, умной, дружелюбной и расчетливой девочкой, хотя мать говорила, что с посторонними людьми она вела себя застенчиво и вряд ли бы ушла с каким-нибудь незнакомцем. Для маленькой девочки она была необычно женственной. Даже в самые жаркие дни лета она всегда носила платье, отказываясь переодеваться в шорты и короткую хлопчатобумажную майку, как настаивала мать. Зеленое платье без рукавов было, пожалуй, самым легким из того, что она соглашалась носить.

Она жила со своими родителями: Норманном и Лаурой Бартлет, а также со старшим братом Бредом, которому исполнилось тринадцать, в квартале, известном под названием Кобс-Грик, в городе Монумент, штат Массачусетс. Название было перенято от протекающего мимо ручья. Когда искали ее тело, начали именно с него. Хотя его глубина в большинстве мест была не более чем с фут, а к лету ручей заметно мельчал, все равно, все боялись, что она могла где-нибудь оступиться и упасть в его бурное течение, удариться головой о камни, потерять сознание и утонуть. Внимание на ручье послужило еще одной причиной, почему ее тело нашли не сразу.

Для расследования этого дела был назначен детектив лейтенант Джордж Брекстон. Вечером того же дня сенатор Гарольд Гибонс прибыл в управление полиции города. Даже если Брекстон принял его со всеми почестями (сын сенатора был одноклассником семилетней жертвы), то он еще раз почувствовал, что сенатор является лишь ненужной помехой расследованию дела.

Брекстону мешало все. В сорок семь лет ему не давала покоя бессонница. Он попросту не мог расслабиться, как дома в постели, так и у себя в отделе. Он любил и вместе с тем ненавидел свою работу. Любил, потому что чувствовал собственную востребованность и необходимость заниматься поиском и поимкой преступников, хотя никогда не ощущал этого в процессе работы, а ненавидел за то, что как всегда не оставалось никаких улик, следов или физических свидетельств. Возникающие то тут, то там журналисты, а также вмешательство сенатора Гибонса постоянно бросало ненужный свет на процесс расследования, раскрывая его для общественности и усложняя следствие. Больше всего Брекстона раздражал окружной уполномоченный Элвин Дарк, которого назначали для контроля за расходом выделяемых средств его отделу. Сам Брекстон знал, что Дарк обязательно должен был вмешаться, если расследование не укладывалось в двадцать четыре часа.

У себя в кабинете Брекстон провел целую ночь и ничего не нашел. Когда уже начало светать, то он поднял занавес из жестяных жалюзи, открыл окно и уныло глянул на серую, освещенную пасмурным утренним светом улицу. Тяжелые тучи висели над зданиями городского центра. И ему показалось, что в эти ранние часы от асфальта тротуара, будто от невидимых раскаленных углей, поднимается жар. Он не спал уже сутки.

Не было ни улик, ни следов, ни свидетельств.

В зависимости от результатов допросов, планируемых им позже этим утром, у него были возможные подозрения.

--------------------------------

Джейсон Дорент не мог поверить в то, что Алисии Бартлет уже нет. Она не просто умерла - ее убили. Напали и ударили так, что смерть была неминуема. Он не мог себе представить, сколько нужно было злости и жестокости, чтобы так поступить. Особенно, когда объектом нападения явился столь милый ребенок, коим была Алисия: с чертами маленькой, юной "пожилой леди", с большими зубами, уж слишком большими для ее маленького рта, и брызгами веснушек, усыпавшими все щеки, которые она так ненавидела.

Он почувствовал, как его подбородок задрожал, а к глазам подкатили слезы. Ему не хотелось плакать. Когда-то давно он пообещал себе, что плакать больше не будет никогда. А плакал постоянно, когда еще был совсем маленьким, если вдруг слышал шум где-нибудь среди ночи и думал, что кто-нибудь с недобрыми намерениями вламывается в дом. Но слезы тех детских страхов плачем он не считал, в отличие оттого, что было позже в школе. Если он не успевал в срок закончить домашнее задание или когда во время урока не знал правильного ответа на вопрос учителя, или даже когда знал ответ, но боялся или просто не решался поднять руку, то эмоции безнадежно его предавали. По правде и на этот раз он не плакал, просто у него начал трястись подбородок, а к глазам подкатили слезы. Он взял себя в руки, чтобы не зарыдать на самом деле.

Но сдержать себя он так и не смог.

Драка с Бодо Келтоном изменила все. Именно тогда Джейсон пообещал себе больше не плакать. Не во время драки, а уже после нее. И даже это была не столько драка, сколько сладостный и безупречный удар, сокрушивший Бодо на пол. К тому же его поразило удивление на лице поверженного противника.

Это случилось во время перерыва на ленч в школьном кафетерии. Он получил удар в спину от стоящего позади него Бодо, что не явилось серьезным поводом для того, чтобы как-то на это ответить. На самом деле такой повод возник несколькими месяцами раньше. Джейсон случайно увидел, как Бодо, оказавшись среди толпящихся в коридоре, толкнул дверку шкафчика и защемил пальцы Джони Моргану, а затем расстегнул ему брюки, которые не замедлили съехать на пол вместе с трусами, обнажив все, что было под ними. Никто из стоящих рядом не среагировал, приняв это как должное, или просто не заметив произошедшего. Но увиденное Джейсоном придало ему гордости и силы. Будучи аутсайдером, не замечаемым чужаком, можно было увидеть то, что не видят другие. Наблюдая за Бодо, он замечал такое уже не в первый раз. Позже, примерно также он поступил с Ребекой Толлан.

За день до произошедшего в кафе Джейсон увидел Бодо Келтона в коридоре на перемене между уроками. Он подошел к остановившейся возле своего шкафчика Ребеке, придавил ее всем своим телом и начал что-то шептать ей на ухо. От злости и негодования она начала трясти головой. Бодо отступил назад и тут же потянулся к ее груди. Он ущипнул ее за маленькую сиську, отчего та взвизгнула и подскочила на месте. Все происходило в считанные секунды, когда бешенный поток учеников проносился мимо, и вряд ли кто-либо что-нибудь заметил. Джейсон смотрел, как удалялся Бодо, оставив Ребеку около ее шкафчика, она, растерявшись, стояла бледная и испуганная. Услышав предупредительный звонок, Джейсон направился в класс. От увиденного его сердце чуть ли не разрывалось от ярости, когда он осознал, что Бодо, натворив все это, просто повернулся и ушел, как ни в чем не бывало. Джейсон сомневался, что Ребека кому-нибудь об этом расскажет, и был прав.

На следующий день Бодо несильно ударил его, когда в кафетерии они оба стояли в очереди. Обернувшись, Джейсон толкнул Бодо, схватив его за грудь обоими руками. Тот отступил с удивлением на лице. Вспомнив, как он вел себя с Ребекой, Джейсон изо всех сил двинул его кулаком, удивившись при этом не меньше чем, сам Бодо. Из носа Бодо хлынула кровь. Он упал на спину, ударившись затылком о пол и взвыв от боли.

Взглянув на Джейсона, он ладонью вытер с лица капли крови и закричал: "Что я тебе такого сделал?" - и расплакался, как маленький ребенок. Джейсона чуть ли не начало трясти от радости. Он был победителем. Он стоял и сдерживал улыбку. Бодо отвели в медпункт, а его - к директору для объяснений, за что до конца четверти ему предстояло сидеть одному как на уроках, так и в кафетерии. После чего директор мистер Гобарт вызвал его к себе в кабинет на беседу о насилии и о том, как оно не решает проблем, и еще о том, как не провоцировать насилие. Не провоцировать? Джейсон уже знал, что это слово значит, хотя он никогда не слышал его раньше. "Если кто-то из одноклассников тебя несильно толкнул, то это не может стать поводом для возмездия" - сказал мистер Гобарт. Джейсон понимал, что не расскажет ему о своих наблюдениях за Бодо, как тот вел себя с Ребекой Толлан, и как это ее смутило. Джейсон слушал мистера Гобарта, который снова толковал о насилии и о том, насколько бесполезна месть, а он сидел и кивал, но все это время он был счастлив. Он что-то сделал, что-то изменил. Поставил на место Бодо Келтона. Расквасил ему нос. Он не собирался больше никого бить, но уже знал, что на такое способен. В то же время, в кабинете мистера Гобарта его слова заполняли собой все пространство, но не уши и не сознание Джейсона. Он дал себе обет, что больше не будет плакать, и не был уверен, что это как-то связано с избиением Бодо Келтона, с его слезами и плачем вообще, но тихо, в душе клятва была уже дана.

Его жизни произошедшее не изменило. Ребека не бросилась к нему в объятия, как финальных сценах кинофильмов о любви. И, как полагается, она игнорировала его так же, как и раньше. А он продолжал стесняться устных ответов на уроке и ненавидеть их. День или два одноклассники смотрели на него с некоторым любопытством и даже с опаской, но никто и никак это не прокомментировал, не одобрил и не выразил своего недоумения. Бодо старался не попадаться на его пути. В большинстве случаев Джейсон продолжал есть в одиночестве и, если за столом он все-таки был не один, то делал это тихо и незаметно. Иногда Дэнни Эдисон, еще один аутсайдер мог сесть рядом, но они между собой почти никогда не разговаривали.

И с тех пор Джейсон больше не плакал - ни слезинки, ни дрожащего подбородка. Вплоть до этого дня - в своей комнате, думая о случившемся с Алисией Бартлет. Его подбородок трясся как еще никогда.

Когда, как обычно, без стука в комнату вошла Эмма, он отвернулся, будто его это раздражало, но ее появлению он почему-то был рад. Постаравшись успокоиться, чтобы подбородок больше не дрожал, он услышал, как она сказала:

- Мне жаль Алисию Бартлет, - а затем спустя несколько секунд: - Ты в порядке, Джейсон?

Он кивнул, глядя в окно.

- Ты ведь так ее любил, ведь, правда?

Джейсон кивнул снова, наблюдая за медленно едущей по улице полицейской машиной. Он изогнул шею, продолжая смотреть вслед бело-синей машине с синей мигалкой на крыше.

- Ты ей всегда помогал выкладывать пазлы? - спросила Эмма.

Джейсон наблюдал, как полицейские развернулись в трех домах от них.

- На самом деле я ей не помогал. У нее самой это получалось не хуже, чем у меня, но я, ведь, ее отталкивал.

- По правде говоря, я ее недолюбливала, - сказала Эмма.

Джейсон удивленно на нее обернулся, потому что Алисия всегда его о ней расспрашивала.

- О, я знаю, что об умерших следует говорить только хорошее. Но я думаю, что у нее была нездорова шея, и еще она всегда вела себя так, будто была лучше всех - всегда хорошо одевалась, и, о боже, ей было всего лишь семь, чтоб так рано умереть.

Он смотрел на Эмму так, будто никогда еще раньше ее не видел. Но возможно она была права. Алисия иногда действовала ей на нервы. Она зависела от настроения. Изо дня в день оно у нее было разным, как-то раз она отправила его домой, сказав, что не в настроении проводить с ним время. Но в большинстве случаев юная "престарелая леди" его развлекала. Она выслушивала от него все, что он не мог сказать остальным.

- Но на самом деле мне очень жаль, что она умерла, - сказала Эмма.

- Мне тоже.

- Ты думаешь, что это ужасно, говорить о ней так?

Эмма выглядела так, будто у нее самой вот-вот вдруг затрясется подбородок, и из глаз польются слезы.

- Нет, - сказал Джейсон, испугавшись, что зарыдает тоже.

В это время позвонили в дверь.

Немного погодя в комнату вошла мать и сказала, что с Джейсоном хочет поговорить офицер полиции по поводу смерти Алисии Бартлет.

----------------------------------

- Последний, кто видел Алисию Бартлет в живых?

- Конечно, кроме самого убийцы, - добавил детектив лейтенант Брекстон.

Джейсон почувствовал себя так, будто кто-то нанес ему удар в живот, что было похоже на столкновение с Родом Пирсоном во время игры в футбол. Тогда у него остановилось дыхание, он пытался хватать ртом воздух, но ничего не получалось. Также было и сейчас: когда в его легкие ворвался воздух, то он не смог произнести ни слова. Но это уже была другая игра - не футбол, теперь он не лежал на земле и не ждал, когда он задохнется и умрет.

Детектив сверлил его своими черными глазами, утопленными в худощавое лицо, туго обтянутое сухой, загорелой кожей, которая, казалось, была стянута ему на затылок. Белки глаз были налиты кровью. Он отказался от чашки чаю, предложенной матерью Джейсона, отрезав: "Извините, мисс Дорент. Время решает все. У меня несколько важных вопросов к Джейсону". Отвернувшись от Джейсона и склонившись над блокнотом, он сказал: "Прошу тебя быть как можно более осторожным, Джейсон, и расскажи мне все, что помнишь, из того, что было в последний твой визит к Алисии".

Позже Джейсон понял, что его рассказ детективу обо всем, что произошло в тот день, когда не стало Алисии, был далеко не точным. Он не лгал, говорил правду. Под пристальным вниманием двух сверлящих глаз детектива нескончаемые общие и углубляющиеся в детали вопросы заставляли Джейсона говорить, описывая все до мелочей. Он еще никогда не давал показаний, как и никогда не терял друзей таким образом, как за день до того. Детектив также нетерпеливо ждал каждого его ответа, желая, чтобы тот отвечал немедленно, сразу, не задумываясь.

Например, когда детектив спросил, все ли в тот день выглядело нормальным в доме Алисии, Джейсон, не колеблясь, ответил: "Да", потому что все выглядело нормальным. Как всегда Алисия суетилась и переживала о своем пазле, хотя уже многие его фрагменты лежали на своих местах. Ее брат Бред снова набил себе шишку, неудачно прыгнув в бассейн. Он показывал ушиб подошедшим к нему Грегу Чевину и Марву Гелхозу, при этом издавая стоны и морщась от боли. Искупавшись еще раз, Бред выскочил из бассейна и начал стряхивать воду с тела по-собачьи, чуть не забрызгав выкладываемый Алисией пазл, в чем не было ничего особенного, и старался донять всех своими шутками, хотя в этот день он щадил в первую очередь Джейсона. По правде говоря, Бред был типом не из приятных. Он не мог усидеть на месте, постоянно мог кого-нибудь ткнуть пальцем в живот или кулаком в грудь (правда, несильно), когда о чем-нибудь с ним разговаривал - при всем своем дружелюбии. И обо всех этих нормалиях Джейсон рассказывал детективу Брекстону.

Детектив задал Джейсону один вопрос, который показался ему не таким, как остальные: "Не была ли в тот день Алисия чем-нибудь расстроена?"

Джейсон задумался на момент: "О, да, в тот день у нее не выходил пазл. Он был трудным, более тысячи фрагментов, большая красная птица - кардинал".

Он рассказал детективу, как Алисия сидела за карточным столом во дворе дома недалеко от бассейна и начала кричать на брата, чтобы тот прекратил брызгаться. Она почти закончила пазл, и ей осталось совсем немного. Для Джейсона все фрагменты пазла выглядели одинаково.

Детектив оторвался от блокнота и закачал головой, а Джейсон сказал, что даже на простой пазл ему не хватило бы терпения.

- Она, в конце концов, разозлилась и смахнула весь уже выложенный пазл со стола так, что многие фрагменты улетели за пределы двора.

- Могло ли ее расстроить что-нибудь еще, кроме пазла?

- Бред начал дразнить ее, но делал это всегда. Он дразнил всех.

Детектив ничего не сказал. Он сидел и смотрел на Джейсона так, что тот аж начал смущаться. Детектив Брекстон видимо хотел найти как можно больше свидетельств по этому делу, но Джейсон знал не так много, как тому хотелось.

- В какое время ты ушел от Алисии? - спросил детектив.

Джейсон начал колебаться. У него не было с собой часов. Во время каникул он никогда их не носил, потому что не считал нужным следить за временем.

- Точно не знаю. Через несколько минут после того, как ушли друзья Бреда и он сам. Я помог Алисии собрать фрагменты пазла, и мы занесли карточный стол в дом. Она предложила мне стакан лимонада, но я видел, что ее настроение лучше не стало, и ушел домой.

- Ты не заметил, сколько времени было на часах, когда ты вошел в дом?

- Да, - ответил Джейсон, обрадовавшись, что может сообщить хоть что-нибудь более-менее точное. - Я помню, что, когда я вошел, часы в гостиной пробили четыре.

- Сколько времени заняла твоя дорога от Бартлетов домой?

Джейсон пожал плечами.

- Минуты четыре или пять. Она живет в конце улицы.

"Жила", - поправил себя Джейсон. Он снова заставил себя осознать, что Алисии уже нет, но взял себя в руки, продолжая сидеть ровно и неподвижно, будто "по стойке смирно".

- Не заметил ли ты, что-нибудь подозрительное, пока шел по улице?

- В общем то, я шел не по улице, а дворами, - он был горд за свое самообладание. - И никого не видел.

- Когда ты уходил, Алисия осталась дома одна?

- Да, она пошла на кухню, чтобы налить себе лимонад. В это время я с ней попрощался и ушел домой.

- Ты говоришь, что пришел домой в четыре часа. Кто-нибудь был дома?

- Нет. Мама и сестра вернулись где-то... - и он взглянул на мать.

- Мы с Эммой вернулись где-то в одно и то же время. Это было... - мать замялась, пытаясь вспомнить. - Где-то в пять. Это имеет значение?

- Имеет значение абсолютно все, мисс Дорент. особенно информация Джейсона. Мы не нашли никого, кто бы мог видеть ее после того, как Джейсон вышел из дома семьи Братлет. Проследив передвижение Джейсона, установив время его ухода оттуда и прихода домой, мы не можем проследить передвижение Алисии. Например, мы уже знаем, что где-то в четыре часа, когда оттуда ушел Джейсон, Алисия осталась дома одна.

Какое-то время они сидели тихо. Джейсон взглянул на Эмму. Ее глаза блестели от интереса. Она начала писать детективный рассказ, и вот у нее уже был материал из первых рук.

- Можешь рассказать что-нибудь еще, Джейсон? - спросил детектив Брекстон.

Джейсон отрицательно закачал головой.

Детектив громким шлепком закрыл свой блокнот. Все его движения были быстры, и в них не наблюдалось ни малейшего усилия.

- В любом случае, спасибо, Джейсон, - сказал он, быстро поднявшись на ноги. - Для нас это важно.

Когда он ушел, то мать похвалила Джейсона за хорошие ответы на вопросы детектива.

- Я знаю, как это нелегко, - сказала она, коснувшись его щеки.

Уже по дороге к себе в комнату Джейсон подумал: "Так уж я и был хорош?" Он плюхнулся на кровать и постарался хоть как-то упорядочить свои мысли, расставить все по местам, все события того дня, но не мог понять, что же такое важное он все-таки утаил от детектива Брекстона.

Он не рассказал о том, что в тот день Алисия была расстроена не только пазлом, и что причиной тому также был и Бред.

Он вспомнил, как Алисия смотрела на бассейн и кричала на Бреда, чтобы тот, наконец, успокоился: "Какого черта, разве я могу сосредоточиться в таком шуме?"

"Какого черта" было произнесено ее губами. Оно не звучало как ругательство, но из уст столь утонченной маленькой девочки это могло вызвать шок.

- Что случилось, Алисия? - спросил у нее Джейсон. - Что тебя вывело из себя?

- Не более чем обычно, - ответила она, указав подбородком на Бреда и его друзей. - Он от меня еще дождется.

Восхищаясь и одобряя, Джейсон качнул головой. "Дождется". Бабушкины слова. Вот, почему иногда он отталкивал ее от себя. Временами она вела себя, как пожилая леди в миниатюре, будто родилась намного раньше, чем на самом деле появилась на свет. Когда большинство ее сверстников не вылезали из Интернета, она выкладывала пазлы, подавляющее время носила длинные платья и лишь изредка могла одеться в шорты и майку, даже когда было совсем жарко. Она ворчала на брата, будто была старшей сестрой, а не младшей.

Джейсон закрыл глаза, вспоминая, как они вместе с Алисией работали над пазлом, не обращая внимания на происходящее в бассейне. Она, наконец, вошла во вкус и начала заполнять пробелы подходящими фрагментами, при этом, продолжая хмуриться и ворчать на брата.

Бред с друзьями, наконец, выбрались из бассейна и расселись на солнце, чтобы немного просохнуть. Бред встал и прошелся по двору, а затем, будто статуя, замер на солнце.

- Что могло случиться, Алисия, если я случайно задел твой стол? - он специально выделили слово "случайно".

Алисия послала ему уничтожающий взгляд.

- Может, на сегодня хватит разрушений? - сказала она холодным, как сосулька голосом - голосом отнюдь не сестры.

Бред просто стоял. Солнце освещало его со спины. Его лицо было в тени, так что прочитать выражение на нем было невозможно.

Алисия продолжала на него смотреть, будто ожидая ответ.

- Правильно? - сказала она, будто выплюнув слово.

Бред вдруг резко отвернулся, затем отошел к друзьям. Спустя какое-то время Джейсон наблюдал, как они уходили, оставляя за собой тяжелую тишину их пробуждения.

Алисия что-то пробормотала себе под нос.

- Что ты сказала? - спросил Джейсон.

- Ты не захочешь это узнать, - ответила она и со всей злостью смела со стола уже почти законченную картинку с изображением большой красной птицы. Картонные фрагменты полетели во все стороны.

Она сидела и где-то минуту смотрела на разбросанные красные кусочки. Джейсон подумал, что она вот-вот заплачет. И вдруг она произнесла:

- Я устала от пазлов. Попьем чего-нибудь холодного. Мама сделал лимонад.

Ее губы трепетали, а руки тряслись.

Губы Джейсона затрепетали тоже, когда, открыв глаза, он почувствовал собравшийся под потолком его сознания дымок тревоги. Нужно ли было об этом рассказывать детективу? Или между Алисией и Бредом были еще какие-то споры? Между братом и сестрой? Может, говорить об этом было бы глупо, так как это не значило бы ничего? Много раз за свою недлинную жизнь он уже выглядел глупо, нелепо. И вообще, что могло бы от этого измениться? Она мертва. Джейсона перетряхнуло от непреодолимого осознания жестокой реальности бытия, с которой уже было не поспорить. Очевидно, в данный момент Бред скорбел больше всех на свете, думая обо всех склоках с сестрой в тот день незадолго до ее смерти. "Бедный Бред" - подумал Джейсон. - "И больше всех, бедная Алисия".

Он уже не пытался сдержать слезы, но они почему-то не потекли. Глаза были сухими. И это ему показалось еще хуже, чем заплакать.

-----------------------------------

- Что у вас есть, - спросил Элвин Дарк.

- Подозрения, - ответил Брекстон.

- Что еще? Сенатор, который крутится надо мной, по-моему, скоро полезет на стену. Газеты и телевидение не отстают от меня с вопросами, а мне нечего им ответить. В той части города уже все ходят на ушах, полиция сходит с ума, если я... мы... не сможем им что-нибудь объяснить.

С чашечкой кофе районный уполномоченный выглядел не слишком симпатично. Но на его лице вдруг проявилась расслабленность и умиротворение. Почему бы нет? Он удалялся из штаба полиции на два-три часа, чтобы немного поспать.

- И что же вы подозреваете? - спросил Дарк. Сарказм это был или насмешка - какая разница?

- Чувствую кишками, - Брекстон понял, что это утверждение, возможно, звучало даже и жалко, но кишками он чувствовал, что впоследствии за все придется платить. И Элвин Дарк это знал.

Но Дарк не отступал ни на дюйм.

- И вы чувствуете кишками, что за это возьмется группа присяжных, или судейская коллегия. Вы знаете, что нам нужно.

- Да, - односложно ответил Брекстон, почувствовав себя школьником и послав к черту то, что Дарк на два года его младше, и при этом он чувствовал себя школьником. - Физическое доказательство.

- И вы пока не нашли связи между своими подозрениями и совершенным преступлением, - продолжил давить на него Дарк. - Конечно, кроме ваших "ощущений в кишках".

- Сначала чувствуешь кишками, а затем вдруг появляются доказательства.

- И вы позволяете себе ждать, когда все проявится затем вдруг, само?

- То, в чем мы нуждаемся, так это в признаниях, - ответил Брекстон с напряжением в голосе.

- И в ваших подозрениях, - снова сарказм.

"Время больших перемен", - подумал Брекстон. - "И оно наступает".

- Есть такой следователь, которого зовут Трент. Он из маленькой конторы в Вермонте, и у него хорошая репутация. Говорят, что он может заставить изойти кровью камень.

- Знакомое имя, - сказал Дарк. - Расскажите мне о нем.

- Он повсюду проводит семинары криминалистов, может ответить на множество вопросов, любит интересные дела. Вызывающе.

- И почему же вы думаете, что он сюда приедет?

- Гибонс, - ответил Брекстон. - Гибонс - человек закона и порядка. Это многое значит. Председатель сенатской комиссии. Тот, от кого вы получили свою звезду. Нужно полагать, то Трент будет весьма амбициозен, но, думаю, что этого сенатора можно использовать, как наживку.

Элвин Дарк сделал еще один глоток кофе, а затем медленно, обдумывая каждое слово, произнес:

- Не люблю аутсайдеров в центре внимания.

- Его способности необычны, - возразил Брекстон, продолжая работу рекламного агента. - Отчасти новая порода следователей, специализирующихся на добыче признаний. Всегда добивается своего.

Дарк притих, представляя грандиозное шоу пития маленькой чашечки кофе и вытирания губ салфеткой. Кресло с его массивным телом развернулось к окну.

- Не пойман тот, кто убил девочку, под вашим он подозрением или нет. И меня беспокоит, что где-то на свободе гуляет убийца.

- Меня это также беспокоит, - сказал Брекстон, пытаясь не показать, что он сдерживает зевок.

Элвин Дарк хрустнул костяшками пальцев. Ему нравилось думать, что он - человек дела.

- Ладно, позвоните ему, - сказал он командным голосом, будто Брекстон был мелким чиновником - мальчиком на побегушках.

- Ладно, - ответил Брекстон чуть ли не презирающему его окружному уполномоченному. Важно, что сюда приезжает Трент, который - не этот неприятный, готовый на все и вся в борьбе за свое эго Элвин Дарк. Ему хотелось, чтобы Трент все выпотрошил из того мальчишки, чтобы тот, наконец, признал свою вину. Ему показалось, что такая перспектива чуть ли не слаще глубокого ночного сна.

------------------------------------

Трент получил звонок от детектива лейтенанта Джорджа Брекстона сразу, как добился признания в убийстве от Адольфа Келфера - уважаемого брокера, который, наконец, проговорился о том, как задушил соседа, промышляющего незаконными сделками.

Келфер блестяще держался на допросе, задавая вопросы в ответ вопросам Трента и давая ответы, которые ответами на самом деле не были. Он делал все, чтобы обойти любые словесные ловушки Трента и выглядеть так, будто эта увеселительная игра словами его развлекает. Иногда он не только ожидал тот или иной вопрос, но и с полным рвением на него отвечал. Его уверенные ответы, конечно же, были способом самозащиты.

Тренту даже стало интересно, когда и на чем наступит его первый прокол. Он думал о реакции других полицейских и следователей этого управления. Управление полиции Хайгейта было небольшим - всего десяток линейных офицеров, по очереди выходящих на дежурство в маленьком городке штата Вермонт у самой канадской границы. Трент понимал, что его присутствие обижает полицейских, начиная с того, что он никогда не действовал по шаблону. Он окончил колледж, сделав удар на психологию, и, стремясь к мечте своего детства, стал полицейским. Продолжая заниматься на курсах, он уже служил в следственной группе. Его карьера не выглядела столь увлекательной, хотя и не была безуспешной, что особенно проявлялось на допросах подозреваемых и свидетелей. Во время зимы население Хайгейта заметно увеличивалось, и в последнюю из них Трент успел отличиться, заставив признаться в своих злодеяниях аж четверых подозреваемых в серийных убийствах. В результате репутация Трента заметно изменилась в лучшую сторону.

И он решил предложить свои услуги полицейским управлениям других городов. Со временем у него отработалась методика допроса, заодно он изучал и чужой опыт, в конечном счете, отработал собственную систему раскрытия тяжких преступлений. Он возглавил периодически проводимые им семинары криминалистов и незаметно отошел от полицейской работы с ее нескончаемыми, похожими на исповедь признаниями вины. Он понимал, что выжидает, когда, наконец, появится настоящее, не поддающееся другим дело.

Между тем, пока у него был лишь Келифер.

Сосредоточившись на нем, Трент начал уставать от нескончаемой игры в кошки-мышки. Как и всегда, у него в рукаве был туз, но этот трюк можно было использовать лишь в подходящее время. Необходимо было терпение, ожидание нужного момента.

И вот игра в прятки с Келифером, тонкое и гибкое расследование без правил и инструкций - то, к чему все время шел Трент. Временами ему приходилось терпеливо выжидать, чтобы, наконец, начать свою игру, прибегая то к полному отсутствию реакции, то к красивым, громким, похожим на тексты лозунгов словам. И было неважно, какое оружие мог использовать Трент, если его игра приводила к правильной психологической развязке. Этим оружием, как правило, была информация - то, что было не известно допрашиваемому, но чем в полной мере владел Трент. Или, даже сверх того: изучение субъекта через задаваемые им вопросы в ответ на вопросы Трента.

В момент, когда Келифер оказался до беззащитности уязвимым, Трент сделал решающий ход.

- Как звали вашу дочь? - спросил он. Прозвучало невинно, почти случайно.

Келифер ошеломленно отвернулся, вдруг опустив глаза. Когда он снова поднял глаза на Трента, то уже не смог скрыть своего удивления. Трент тем самым доказал Келиферу, что его защита начинает рассыпаться, как карточный домик.

- Она умерла, - совсем тихо ответил Келифер. Его плечи сжались, а подбородок упал на грудь.

- Я знаю, - продолжил Трент, сделав свой голос успокаивающе добрым - одним из его голосов, применяемых им на допросах подозреваемых.

- Ей было всего лишь пять, когда она умерла, - сломался голос Келифера.

Трент не только поджидал подходящий момент, чтобы выплеснуть нужный вопрос, но и атаковал его не снаружи, а изнутри, задевая важную, болезненную точку, где Келифер был наиболее уязвим.

Через десять минут Келифер признался.

А затем через пять минут Трент получил телефонный звонок от детектива лейтенанта Джорджа Брекстона.

- Я звоню из Монумента, штат Массачусетс, - голос Брекстона в трубке звучал напряженно. - Мы нуждаемся в ваших услугах, и это - неотложно.

- Почему? - сухо спросил Трент, уже зная на это ответ.

- Весь город сходит с ума. До сих пор не пойман убийца, от рук которого погиб ребенок. У нас есть подозрения, и кое-кого нужно допросить. Вы нам не поможете?

Карл Ситон и Келифер на протяжении шести последних дней, и в столь короткий срок он ни в ком больше не нуждался.

- Как вы меня нашли? - спросил он, понимая, что если остановится, то не сможет устоять перед просьбой о помощи.

- Управление в Хайгейте дало нам ваш номер телефона в Ратленде. И мы ждали, когда вы закончите расследование, которым были заняты, понимая, что вас ждет следующее. Позвольте поздравить вас с удачным завершением дела.

Поздравления Брекстона для Трента не значили ничего, но слова показались ему приятными. Тренту как бы были ясны интересы Брекстона. Достаточно было фразы: "Вы нам не поможете?"

- Где ваш Монумент? - спросил Трент с интонацией, которая не обнадеживала и, вместе с тем, и не обещала отказ.

- В центре штата. В четырех часах езды от Хайгейта, - Трент слушал паузу. - Сенатор Гибонс очень заинтересован в раскрытии этого дела. Он попросил обратить ваше внимание на то, что его внук знал погибшую девочку. Они вместе учились во втором классе.

Брекстон выложил своего туза, чтобы подстегнуть интерес Трента. Упомянутый им сенатор был известным и влиятельным человеком. Он выступал за введение в силу нескольких жестких законов против уголовных преступлений. "Нужный человек в твоем деле".

- Детали, - сказал Трент.

Он слышал облегчение в голосе Брекстона, излагающего все мелочи столь до боли знакомой ситуации: убитая девочка, жители городка в напряжении, подозреваемые.

- Он более чем подозреваемый. Мы чувствуем, что это он, двенадцатилетний сосед жертвы преступления, - добавил Брекстон.

- Доказательства?

- В том то и вся заминка: ни физических доказательств, ни одного свидетеля, ни орудия преступления, ни отпечатков пальцев. Именно поэтому мы вам и звоним. У нас есть подозреваемый, который находился ближе всего к жертве. Но нам нужно признание вины. Иначе мы ничего не добьемся.

- У вас уже есть последовательность событий? - спросил Трент. Этот вопрос уже и был ответом, подтверждающим готовность взяться за это дело.

Со стороны Брекстона не было никаких колебаний.

- Да, у нас все расписано чуть ли не по минутам. И нам известно о вашей работе с Фаллоу и Блеком.

При упоминании о Блеке Трент нахмурился. Блек был очень неподатливым на допросе. Добиться от него признания было нелегко.

- Формальности?

- Сенатор Гибонс предоставляет вам полную свободу передвижения. Его машина и водитель будут в вашем распоряжении, когда это будет необходимо.

- Сколько времени я смогу провести с подозреваемым?

- Три часа, может, четыре.

- Родители?

- Его отец в отъезде - деловая поездка. С матерью мы все уладим.

В голове у Трента эхом отдавался похожий на игру в пинг-понг допрос Келифера, его очень мягкий и очень уверенный голос, и его защита, которая, сломавшись, сломала и его самого. Трент вдруг рассердился на ограничения, с которыми ему придется столкнуться в его новом деле. "Хочу ли я служить в полиции маленького городка всю свою оставшуюся жизнь?" Как он мог отвернуться от дела, в котором были очевидны интересы влиятельного сенатора?

- Я жду от вас факс с деталями, - сказал Трент, назвав Брекстону номер. - Все, дословно - так, чтобы не приходилось что-либо вычитывать между строк. И еще - чтобы без сюрпризов, которые потом помешают ведению дела.

- Ладно, - ответил Брекстон.

- И пусть ваш шофер заберет меня в Хайгейте ровно в шесть утра.

- Ладно, - повторил Брекстон.

Трент повесил трубку, презрев себя за то, что позволил политикану повлиять на свое решение. Но почему-то за подобное он презирал себя уже не в первый раз.

---------------------------------------------------

Войдя в здание управления полиции, Джейсон был удивлен. Взамен ожидаемым без конца звонящим телефонам, радиостанции, принимающей переговоры между рейдовыми дежурными, детективам, дымящих сигарами и сидящих за столами со сваленными на них бумагами и сложенными в высокие стопки папками, то тут, то там суетящимся людям в полицейской униформе, как он привык это видеть на киноэкране или по телевизору, он увидел помещение, не отличающееся от других деловых офисов Монумента.

Он оказался в маленьком кубическом пространстве, занятом седовласыми людьми в накрахмаленных белых рубашках и синих галстуках, сидящими за столами, отделенными друг от друга стеклянными перегородками. И было так тихо, что Джейсону казалось, что он слышит шум воздуха, выходящего из решеток кондиционера.

Офицер по имени Генри Кендейл, сопровождавший Джейсона в управление полиции, кивнул человеку за столом, и тот, очевидно, нажал на скрытую от глаз кнопку. Затрещал сигнал, и дверь отъехала в сторону. Офицер Кендейл повел Джейсона в другое помещение, которое выглядело еще более убого, чем кабинет директора школы, в которой учился Джейсон: ни плакатов на стенах, ни столов, ни стульев, ни занавесок на окнах - ничего.

"Остальные прибудут с минуты на минуту", - сказал офицер Кендейл все тем же мягким и вежливым голосом. - "Ты можешь очень помочь следствию, Джейсон, поэтому постарайся".

После того, как он вышел, Джейсон содрогнулся от холода, наполняющего помещение. Он подошел к окну и выглянул на Майн-Стрит. Движение по улице было вялым, будто жара вводила в недомогание не только людей, но и автобусы и машины. Люди перемещались вяло и апатично, словно пленку в кино пустили с замедленной скоростью. Джейсон подумал о матери и о том, что согласиться придти сюда, было ошибкой. А затем он подумал: "К чему все эти мысли?"

Раньше, этим утром он был удивлен, когда, выглянув в окно своей комнаты, увидел полицейскую машину, остановившуюся у дорожки, ведущей к крыльцу их дома: "Что, к ним снова приехала полиция?" Его пульс участился, а дыхание стало таким, как после пробежки на уроке физкультуры, будто в визите полиции могло быть нечто угрожающее. Но синие огоньки на крыше не моргали, а вышедший из машины краснолицый офицер полиции лениво побрел в сторону их дома.

Услышав звонок в дверь, Джейсон продолжал тихо стоять, пытаясь заставить успокоиться сердце и дыхание, насколько это было возможно. Появление полицейского вернуло ему образ Алисии Бартлет, когда он последний раз ее видел, находясь у нее дома. Он был последним, кто ее видел. Бедная Алисия.

Голос матери пришел к нему откуда-то издалека.

Немного погодя Джейсон стоял в прихожей вместе с нею и полицейским.

- Это офицер Кендейл, - сказала она. - Он хочет попросить тебя о помощи следствию.

- Мы уже к некоторым обратились за помощью, - начал объяснять полицейский.

- Вчера у нас был детектив, и он разговаривал с Джейсоном, - сказала мать. - Довольно долго.

- Мы это знаем, миссис Дорент - голос офицера удивил своей мягкостью, не присущей столь крупным людям. - Но мы пытаемся подойти к этому по-другому. К нам в управление полиции прибыл следователь, который занимается именно такими делами, и он должен опросить возможных свидетелей, кого они могли видеть на улице в тот понедельник.

- Но я уже рассказывал детективу, что не видел ничего, - произнес Джейсон, почувствовав, что он может говорить. То, что он сказал, очевидно, должно было отстранить его от дальнейших бесед со следователем или полицейскими, но ему на самом деле хотелось хоть чем-нибудь помочь следствию.

- Мы это понимаем, Джейсон, - сказал полицейский. - Но экспертам, на самом деле, потребовались люди, которые что-либо могли видеть или знать. Иногда мы нечто видим и при этом не осознаем того, что это видим, иногда что-то слышим и не замечаем этого, так как не думаем, что это - важно. И чтобы это выяснить, нужно правильно задать вопрос, и свидетельство появится там, где его не ждешь, когда даже и не подозреваешь, что оно может что-либо доказывать.

Джейсон с облегчением вздохнул, когда его мать сказала:

- Ладно, я уверена, что Джейсон сможет вам помочь. Он - хороший мальчик.

- Хорошо, - ответил офицер Кендейл. - Я могу отвезти его в управление полиции, где он встретится с остальными.

- Сколько времени это возьмет? - спросила мать.

- О... может быть, часа два или три. Когда закончим, то мы его привезем обратно.

Мать нахмурилась. В ее глазах проявилась неуверенность.

- Мой муж в отъезде, и вернется только завтра.

"Что происходит?" - подумал Джейсон. Он побоялся, что мать передумает, и он никуда не поедет.

Полицейский нахмурился также.

- Мы обязаны сделать все, чтобы найти того, кто так ужасно поступил с маленькой девочкой.

Голос полицейского был настолько мягким и доброжелательным, что Джейсону стало интересно, может ли этот полицейский выйти из равновесия, арестовывая кого-либо оказывающего сопротивление?

- Ладно, думаю, что для него было бы важно принять в этом участие, - согласилась мать, продолжая выглядеть скептически. - Сколько людей вовлечено еще?

- Четыре, может быть, пять. В основном молодежь, так как это случилось днем в понедельник. Очевидно, некоторые из них Джейсону знакомы, - он взглянул на часы. - А сейчас важно поторопиться. Время работает на нас.

- Я бы хотела поехать с вами, - неохотно сказала она. - Но через полчаса у Эммы назначена очередь к врачу. У них всегда полно народу... - она тревожно посмотрела на Джейсона, который выпустил воздух, не собираясь отступать. Полицейский снова посмотрел на часы.

- Ладно, хорошо, - сказала она. - Будь молодцом, Джейсон, а затем офицеру Кендейлу: - Он очень расстроен случившимся.

- Ой, мама... - снова нахмурился он.

И на ее лице появился слабый намек на улыбку.

- Пусть будет по-твоему, - сказала она.

И вот он в пустом помещении. Он подумал: "Может, мать была права, переживая за все это?" Он не нашел в этом ничего необычного. Или может быть, кто-то его оклеветал?

Дверь открылась, и офицер Кендейл ввел еще двоих, которых Джейсон узнал. Это были Джек О'Ши и Тим Коннорс - шутники и хулиганы. Они обычно появлялись повсюду в бейсбольных кепках и перекидывались между собой баскетбольным мячом. В этот раз не было ни кепок, ни мяча, хотя они оба вошли в помещение хорошо знакомой хулиганской походкой. За ними следом вошел Дэнни Эдисон, который иногда в кафе мог сесть с Джейсоном за общий стол. Дэнни был худощавым подростком с длинными пальцами и усыпанным прыщами лицом.

Когда в помещение вошел Джимми Орландо, то Джейсон обрадовался. Джимми был нормальным парнем - не хулиганом, не отличался от других умом, самым, что не наесть обычным. Он также как и Джейсон кивнул в приветствие остальным.

Офицер Кендейл громко объявил: "Лейтенант Брекстон появится с минуты на минуту и все вам объяснит. Он возглавляет расследование".

После того как офицер вышел, все продолжали безмолвно неуклюже стоять. Двое хулиганов подошли к окну и стали о чем-то перешептываться, будто конспираторы, а Джимми прислонился к стене, вытащил из кармана книгу, открыл ее и начал читать.

К Джейсону подошел Дэнни, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.

- Здесь нечто странное, разве не так? - чуть ли не зашептал Дэнни. - Я о том, что все это не похоже на расследование.

Джейсон кивнул, будучи рад, что уже кто-то с ним разговаривает.

- Как ты думаешь, что будет? - спросил Джейсон.

- Не знаю. Взятие показаний. Надеюсь, не надо будет ничего писать похожего на сочинение. Меня от них тошнит.

- Может, они хотят записать наши ответы, - сказал Джейсон. - Ведь пока это только разговоры.

Он оба умолкли. Два хулигана продолжали стоять у окна и о чем-то перешептываться, изредка поглядывая на Джейсона и Дэнни. Джимми перевернул страницу, но Джейсону показалось, что на самом деле он не читал.

- Ты не чувствуешь в этом никакого предзнаменования? - спросил Дэнни.

- Да, - ответил Джейсон. - Потому что я не знаю, что еще им сказать. Кажется, в тот день ничего необычного я не видел.

Дэнни закачал головой.

- Я об Алисии Бартлет. Если ты последний, кто ее видел еще живой.

Джейсон удивился и нахмурился. Он не мог осознать, что его визит к Алисии в тот понедельник стал основой всех слухов и кривотолков. "О чем он со мной говорит?" - подумал Джейсон. Ему было любопытно, что Дэнни от него хотел узнать?

- Один из последних, кто ее видел живой, - поправил Джейсон.

Дэнни сощурил глаза. Когда он краснел, то на его лице прыщи будто бы оживали, подчеркивая рельеф нездоровой кожи.

- Извини, - сказал Дэнни. - Я только подумал...

И в тот же момент Джейсон ощутил на себе взгляды двух хулиганов. Их глаза будто приклеились к нему, отчего он почувствовал себя донельзя неудобно. Он не любил, когда на наем фокусируется чье-либо внимание, именно поэтому никогда не поднимал первым руку на уроке в классе. Он почувствовал, как его щеки начали наливаться краской, и обрадовался, что у него на лице нет прыщей. Каждый думает о нем и Алисии Бартлет?

Снова тишина. Продолжая облокачиваться на стенку, Джимми Орландо закрыл книгу. Два хулигана, повернувшись ко всем спинами, снова смотрели в окно. Дэнни, казалось, что-то разглядывал за спиной у Джейсона, глядя ему через плечо. В помещении вдруг стало холодно, будто на полную мощность включили кондиционер.

Наконец, дверь открылась, и в помещение вошел лейтенант Брекстон. Он был до невозможности худым, будто все его мышцы и кости были туго обмотаны веревкой.

- Я - лейтенант Брекстон, и мы готовы начать, парни, - он говорил с какой-то необычной живостью, по-деловому. - Мы очень ценим ваше желание нам помочь и надеемся, что вы сможете рассказать много полезного, то - о чем даже не подозреваете, что знаете.

Он пробежался глазами по каждому, кто был в этом помещении и остановил взгляд на Джейсоне, но не показал того, что он его узнал.

- Как это работает... - он достал из кармана пиджака блокнот и раскрыл его. Не отрывая глаз от написанного, он произнес: - Эксперты по расследованию будут задавать вам вопросы. Вам двоим - Джону О'Ши и Тимоти Коннорсу вопросы буду задаваться одновременно, так как в тот день вы все время были вместе. Остальные будут допрошены каждый в отдельности. Затем он оторвал глаза и сказал: - Время неумолимо бежит вперед, джентльмены. Пора начинать, - а затем заглянув в блокнот: - Первым идет Джейсон Дорент.

Он взглянул на него, наконец, узнав.

- Ладно, Джейсон. Ты идешь к своему эксперту, - а затем, обратившись к другим, он сказал: - Я скоро вернусь.

Джейсон последовал за лейтенантом Брекстоном, оставив других парней в этом пустом помещении, снова гадая, не было ли ошибкой согласиться сюда придти?

----------------------------------------------------------

Когда Трент сел в лимузин, то вдруг оказался в потоке ледяного кондиционированного воздуха. К тому же его удивило то, что внутри уже сидела женщина.

- Меня зовут Сара Доунс. Я - уполномоченный сотрудник от управления округа Викбург, - объявила она. - Лейтенант Брекстон по дороге в Монумент попросил меня ознакомить вас с уже располагаемой нами информацией.

- Это в стиле Брекстона, - в отвращении от собственного испуга и раздражения буркнул Трент. Сюрпризы не радовали его никогда, будь они в его личной жизни или на работе. Он ожидал длинную дорогу, в тишине, наедине со своими мыслями, чтобы взвесить все, чем ему придется заниматься. Но теперь он полагал, что, начав работать по дороге в машине, он сможет сэкономить время на всякую неизбежную рутину, уже прибыв на место.

- О вас известно уже не только у вас дома, - сказала Сара Доунс. - Я читала копии ваших протоколов и слушала записи, и это помогло мне в моих собственных расследованиях, - она остановилась, будто решила не говорить всего, о чем хотела бы рассказать.

- Спасибо, - сказал Трент, отвалившись на спинку сидения, когда лимузин мягко тронулся с места. Затененные стекла отделили их от оставшегося снаружи мира. За стеклянной перегородкой водитель выглядел тенью, взявшейся за тень баранки руля.

- Брекстон попросил рассказать о том, как мы выстраивали последовательность событий. Подозреваемый будет доставлен в управление полиции вместе с еще четырьмя подростками, живущими по соседству. Конечно, всех туда доставят под предлогом, что они могут помочь следствию. Подозреваемый будет изолирован на все время вашего визита.

Что-то в ее голосе, может быть, тон разговора или интонация (он не сразу смог это различить), заставило Трента на нее взглянуть. Тонкий макияж, включая пастельно-розовую помаду на губах, коричневый деловой костюм, белая блузка - все было скромным и элегантным. Ей было тридцать, ну, может год-два плюс или минус. Сама ненавязчивая привлекательность.

Рядом с ней он почувствовал себя отнюдь не молодым. Что, ее свежесть и решительность заметно выделялась на фоне его усталости? Дело не только в возрасте, ему могло быть и десять, и пятнадцать. Все те признания в злодеяниях - все, что он выслушивал, неизбежно становилось частью его, что разделяло их намного сильнее, чем годы. Между ними пролегали целые миры.

- Что ж, давайте мне вашу информацию, - сказал Трент.

- Прочитайте этот факс. Брекстон слишком дотошен.

- Я хочу услышать это от вас. Расскажите мне о подозреваемом.

- Его зовут, как вы знаете, Джейсон Дорент. Ему двенадцать лет. Стеснительный, в какой-то степени интроверт, немного заторможенный. Но в прошедшем учебном году ударил одноклассника в школьном кафе. Очевидно, без особого на то основания. Был знаком с жертвой, жил с ней на одной улице. Он был одним из последних, если не самым последним, кто видел ее еще живой. Брекстон убежден, что преступление совершил именно он.

В тоне ее голоса снова был намек на сомнение. Инстинкт Трента редко его подводил, разве лишь когда он начинал подсчитывать свои успехи. Как бы то ни было, он старался не руководствоваться инстинктом.

- А вы? - спросил он.

Она послала ему полный удивления взгляд.

- Я?

- Да, вы считаете, что этот мальчик - преступник?

- То, что я считаю, наверное, не имеет значения.

- Нет, как раз имеет, - продолжал настаивать Трент. - Все имеет значение. И если вы что-нибудь знаете, то уж поделитесь этим прежде, чем я приступлю к делу.

Она вздрогнула.

- Все правильно, хочу заметить, что во многом я сомневаюсь. Отсутствуют физические доказательства. Ничто не связывает этого мальчика с местом преступления. И, мне кажется, что Брекстон испытывает излишнее давление. Городок, сенатор, сжатые сроки...

- Другие подозреваемые?

- Их не в чем заподозрить. Конечно, всегда опрашиваются члены семьи. Отец, мать, брат - с ними все ясно. Известно, кто, где и когда был, и что делал. Отец был у себя в офисе, мать с подругой ушли за покупками. Ее брат, его зовут Бред и ему тринадцать, весь тот день провел с двумя своими друзьями. Все это ни к чему не привело. Остается только Джейсон Дорент, - пучок волос упал ей на лоб. Она смахнула его рукой. - Меня не оставляет в покое эта ситуация. Я о Джейсоне Доренте.

- Вы упустили одну вещь, миссис Доунс.

- Что?

- Расследование.

Ее лицо напряглось, и щеки впали.

- Не думаете ли вы, что расследование пошло по неправильному пути? - спросил Трент.

Она вздохнула и повернулась к нему.

- Возможно, - затем снова содрогнувшись: - Но...

- Но что?

Будто внезапно приняв решение, она повернулась к нему и заглянула прямо ему в глаза.

- Разве это не ваше дело добиваться чьего-либо признания? Вы что, стоите перед выбором? Это меня беспокоит.

- А вы не думаете, что кроме признания нужно еще добиться и правды? - спросил он. - Расследования, ведь, служат именно этой цели.

- Не всегда, - ответила она. - В деле Блека и Эбота, там ведь, оба отказались от своих показаний...

- На суде было доказано обратное. Трудно отречься от записанного на пленку. Слово - не воробей...

И, наконец, Трент понял, чем его так беспокоила Сара Доунс - своими сомнениями в его расследовании. Чем-то она напомнила ему Лоту. Не внешне. В отличие от Лоты Сара Доунс была спокойной, уравновешенной и элегантной женщиной. У Лоты же во всем был полный беспорядок и абсолютная неорганизованность, как во времени, так и в пространстве, особенно после рюмки-другой коктейля "Маргарита" в компании друзей. Она также могла на кого-нибудь сорваться, если вдруг вожжа попадала под хвост, или какому-нибудь старику в парке она могла дать деньги на корм для бездомных котов.

Но скептицизм и сомнения в голосе Сары Доунс чем-то ему напомнили Лоту и последний разговор с ней вечером за день до ее смерти.

"Тебя я больше знать не хочу", - сказала тогда Лота. - "Кто ты, вообще?"

И потому что она, конечно же, была пьяна, Трент ответил: "Что видишь, то и есть".

"Кажется, я не вижу ничего", - вдруг тревожно возразила она. Глаза горели, а голос был похож на шелест сухой бумаги.

Не принимая во внимание ее молниеносные перемены настроения, Трент подумал о своих днях и ночах вне дома, о времени, проводимом в управлении полиции, по дороге на место преступления и обратно, и еще о бесконечных погонях за правильными ответами. Он осознавал, как он пренебрегал ею, предполагая, что она занята добровольной работой в приюте для бездомных животных, средь бела дня выпивает в компании друзей или утопает в книгах, забыв об окружающем ее мире.

"Но подожди", - сказала она. - "Я знаю, кто ты", - интонация в ее голосе подскочила так, будто она сделала великое открытие. - "Ты - следователь. Вот, чем ты занимаешься. И ты - то, чем занимаешься".

"И ты - то, чем занимаешься".

Прозвучало, как обвинение.

Это был их последний разговор. Она уснула, когда он уже был в постели после изучения собственных заметок на полях дела Лейна. Когда следующим утром он уходил к себе в управление полиции, она, громко храпя, продолжала спать. Вечером, когда смеркалось, он стоял у ее больничной койки, уже не надеясь ни на что. Она стала жертвой дорожной аварии, в которой при столкновении с другой машиной у нее сработали ремень и подушка безопасности, по иронии обстоятельств послужившие причиной ее смерти. Она умерла ночью, так и не придя в сознание. И начался период траура и скорби, который уже длился восемнадцать месяцев - скорби о годах, которые они провели сначала вместе, а затем уже порознь.

"И ты - то, чем занимаешься", - окончательный вердикт, принесенный ему ей.

Он встряхнулся от мыслей, с облегчением вернувшись в реальность лимузина, проносящегося сквозь пейзажи Новой Англии, меняющиеся за тененным окном, окрашивающим их в сюрреалистические цвета. Рядом, перекрестив ноги, сидела Сара Доунс. Одна нога качалась на другой: вверх вниз, вверх вниз.

Язык тела - то, в чем Трент стал экспертом на протяжении всех своих расследований. Незаметные знаки в движении головы, рук или ног, напряжение в теле или его раскрепощение, наклон вперед или завал на спинку стула, поднят ли подбородок или дрожат веки - все, что предавало допрашиваемого, индицируя его внутреннее состояние. Что можно было сказать о Саре Доунс? Раскачивающаяся нога, лежащая одна на другой, сложенные руки, закрывающие ее грудь, и еле заметный пульс на ее виске.

- Расскажите мне о жертве, - сказал он. - Об этом ребенке.

- Алисия Бартлет, семь лет, - произнесла она на выдохе. - Не по годам умная, но при этом мелкого сложения - очень приятная девочка. Вежливая и хорошо воспитанная. Хорошо училась в школе. Излишне женственна. Любимая кукла - американская девочка Аманда. Увлечения: выкладывание пазлов, даже в эпоху компьютерных игр. Они вдвоем с Джейсоном Дорентом выкладывали пазл в последний его визит к ней.

Трент представил себе картину: двенадцатилетний Джейсон Дорент вместе с семилетней Алисией Бартлет сидят радом и выкладывают пазл. Они же над выложенным пазлом.

Нога Сары Доунс неподвижно повисла в воздухе.

Трент ждал. Наконец, она сказала:

- Я думаю... - и запнувшись на слове, она пододвинулась ближе к краю сидения.

- И что вы думаете, мисс Доунс? - его голос был легким, но не игривым, с подозрением на недосказанность.

- Во-первых, вы можете называть меня Сара прямо с того момента, как мы начнем работать вместе.

Трент одернулся. Он давно уже никого близко к себе не подпускал, а избегал личных отношений с тех пор, как не стало Лоты. Никакого обращения по имени - ни к нему, ни к кому-нибудь с его стороны. Ему хотелось действовать самому, со скоростью света. К тому же ему хотелось убедить эту молодую женщину, что он не просто следователь, что он - не монстр, который пренебрегает человеческим состоянием допрашиваемого или его жертвы.

- Ладно, Сара, - сказал он, уступив ей, но своего имени так и не назвав. - Что вы об этом думаете?

- Что я могу об этом думать? Все эти признания. Я часто задумываюсь о том, как это выносят священники, сидя в темноте, выслушивая обо всех человеческих грехах, обо всей грязи, в которой люди пачкают себя и других.

"Вся грязь".

Мне лежать у подножия лестниц.

В грязи ломбарда шкур и костей

Топить мне придется сердце,

Не нашедшее места в груди моей...

Старые стихи, ставшие своего рода крестом, несомым через годы.

Он прочитал их вслух, но почти про себя: "В грязи ломбарда шкур и костей топить мне придется сердце..."

- Вот-вот, - вздохнув, сказала она.

И обрадовавшись тому, что Сара узнала эти стихи, он сказал:

- Надо полагать, что у меня были бессонные ночи, или этим утром я проснулся, не помня всех ужасов, случившихся с ними - с теми, кто пострадал от рук убийц. И все это, надо полагать, я выслушиваю в процессе допросов. Но вы, наверное, учились жить в изоляции, где была страшная ложь.

Что такого он себе позволил с этой молодой женщиной, чего бы не позволил с Лотой?

- И эти ужасы священник может простить, - продолжил он. - Прощение грехов и возвращение покаявшегося на его путь с уже чистым сердцем. Я же могу это только выслушивать и обращать признание в обвинение, пустив все это по совсем другим рельсам.

- До следующего дела и следующего расследования.

Он кивнул, согласившись с замечанием.

- Вам этого достаточно?

"Ты - то, чем занимаешься", - подумал он. - "А, может, я - что-нибудь еще?"

Лимузин резко сместился в сторону, и они вместе с Сарой Доунс если не столкнулись друг с другом, то уж точно коснулись плечами. Тонкий аромат ее духов попал ему в нос: запах усыпанной листьями поляны. Эхо давно забытой старой песни проснулось у него в сознании.

- Извините, - прозвучало в репродукторе. - Собака перебегала дорогу...

Сара Доунс откинулась на спинку сидения, послав Тренту бледную улыбку.

- Наверно, я вам очень долго завидовала, - сказала она. - Мне хотелось стать экспертом, как квалифицированный... - ее голос прервался.

- Но сейчас вы в этом не уверены, - предположил он.

Она снова посмотрела на него, но ничего не сказала.

Что он увидел в этих ее глубоких, карих глазах? Жалость, наверное, или отвращение? И задал себе вопрос: что из этих двух вещей должно быть хуже?

Неизмеримая печаль снова оседлала его вместе со знакомым ему истощением, похожим на старый изношенный костюм.

Лимузин продолжал нестись по шоссе, ведущему в Монумент.

----------------------------------------------------------

Лейтенант Брекстон поприветствовал Трента у двери служебного входа в управление полиции. Как только представился, Трент пожал его жесткую, жилистую руку. Брекстон был высоким и худым: все под острым углом - скулы и подбородок, плечи - будто лезвия под белой рубашкой и пятна пота подмышками.

- Мы рады вас увидеть,- сказал Брекстон голосом таким же оживленным, как и его рукопожатие. - Не будем тратить время впустую. Надеюсь, Сара Доунс заполнила все информационные бреши.

Брекстон ни о чем не спрашивал, да и ситуация не требовала ответов.

Они оба благодарно кивнули Саре, и она незаметно удалилась.

- Приступим, - скомандовал Брекстрон, резко отвернувшись в коридор.

Трент не любил ни спешку, ни промедление. Брекстон остановился и оглянулся на него через плечо и сказал:

- Сенатор будет рад услышать ваше слово.

В тот же момент в коридоре появился сенатор. Он выглядел так, будто только что сошел с политической карикатуры: копна светлых волос, задранный к верху нос, широкая улыбка, обнажившая прямые сверкающие зубы. Он будто парил в воздухе власти, отвергая все преувеличения.

Трент ожидал излишне живые сердечные объятия, но сенатор Гибонс всего лишь затряс руками, что его удивило.

- Слава богу, вы с нами, - сказал он на выдохе. - Подозреваемый уже здесь, и мы знаем, что вы преуспеете. Весь наш городок ждет, когда дело сдвинется с мертвой точки, близкие девочки расстроены, - он начал колебаться, хмуриться, а затем добавил: - И я тоже, - очевидно он имел в виду дружбу его внука с жертвой преступления. - Мы рассчитываем на вас, Трент, и я буду до бесконечности вам обязан, если у вас все получится. Ваш билет будет на лучшие места в партере.

Сенатор сделал паузу.

"Чтобы усилить драматический эффект", - подумал Трент.

- Мое слово имеет вес, - добавил он.

Трент не сомневался в силе его обещаний. В любом случае это было не обещание, а расследование, в которое был вовлечен сам сенатор.

Брекстон, который молниеносно оказался рядом с сенатором, сказал:

- Позвольте показать вам кабинет.

Трент почувствовал, как его пульс участился. В нем ожил его старый энтузиазм в деле добычи признаний, погони за правдой и расшифровки уверток допрашиваемого от ответов.

Кабинет, в который привел его Брекстон, оказался вполне подходящим для допросов: маленьким, неопрятным и нагнетающим клаустрофобию, без окон и с освещением, не дающим теней. На столе не было настольной лампы. Грубый свет шел прямо от свисающей с потолка "голой" лампочки. К тому же, в это помещение не был подведен кондиционер. Пойдя в кабинет, Трент почувствовал исходящее от лампочки тепло. Два стола занимали большую часть объема маленького, угрюмого кабинета с низким потолком, так что Трент и подозреваемый должны были располагаться донельзя близко. Их колени чуть ли не должны были соприкасаться, когда они сядут друг напротив друга на жесткие металлические стулья. Все это было важно, чтобы держать допрос под контролем, и чтобы допрашиваемому было не слишком комфортно в тесном и душном пространстве.

- Подходит? - нахмурившись, спросил Брекстон.

"Стало ли ему легче?" - подумал Трент.

- Подходит, - эхом ответил он. - То, что нужно.

- Лишний стол для того, чтобы было еще теснее.

- Замечательно.

- Можете заметить, что один стул выше другого, как вы и просили. Хотите что-нибудь выпить или перекусить?

- Нет. Спасибо. Расслабляться некогда.

- Хорошо, - удовлетворенно вздохнув, сказал Брекстон.

- Каким временем я располагаю?

- Его мать немного сомневалась, но серьезного недоверия с ее стороны не было, - сказал Брекстон, навалившись на дверной косяк. Уже было видно, что он расслабился. - Его отец вернется только завтра. Я сказал, что у вас это возьмет не менее трех часов.

- А что другие молодые люди?

- Трудно угадать, сколько времени займет допрос каждого из них. Может быть, на каждого из них где-то по часу. Не знаю. Чем быстрее у вас все это пройдет, тем лучше.

- Зависит, конечно, от многого.

Еще раз оглядев комнату, Трент вздохнул: Карл Ситон, Келифер, а теперь этот несовершеннолетний - и все за одну неделю. Но с двенадцатилетним мальчишкой, казалось, все должно быть проще. Он подумал о сенаторе Гибонсе, и о том, что тот сказал: "Ваш билет будет на лучшее место в партере", - и это требовало от Трента немалых сил и удачи. В последнем он нуждался как никогда.

- Введите подозреваемого, - сказал он.

-----------------------------------------------------------

Прежде, чем войти, мальчик остановился в дверях. Узкая грудь, худощавые плечи, черные, аккуратно причесанные волосы, скомканная на поясе синяя в клеточку рубашка со стоячим воротником.

Трент вообразил себе его мать, которая тщательно проинспектировала своего сына перед тем, как тот отправился в управление полиции. Она, наверное, проверила, чисто ли у него за ушами, и пострижены ли ногти. Проверяя свои ногти, прежде чем подать кому-нибудь руку, Трент подумал о том, что ногти - чему-либо не доказательство, хотя и могут оказаться деталью. Все состоит из деталей.

Трент дал ему знак, что тот может войти. Мальчик сделал шаг и остановился. Голубые глаза блестели на ярком свете. В них появился некоторый испуг, что было ожидаемо, вспышка удивления, но не подозрение. Трент был экспертом по определению подозрения в свой адрес.

Сделав улыбку и подняв руку, он пригласил мальчика, будто обещая нечто еще не заслуженное.

- Ты Джейсон? - не назвав его фамилию, он придал словам нотку близости, но для себя используя степень власти, представившись только по фамилии. - Я - мистер Трент.

Ловким жестом он посадил мальчика на стул, который был ниже. Сам Трент сел напротив него так, чтобы поначалу не было заметно, что его стул выше, чтобы это не сразу дошло даже до подсознания подозреваемого.

- Я очень признателен, Джейсон. Твоя помощь нам нужна как никогда. И мы постараемся, чтобы все было как можно короче и яснее, и по возможности безболезненно для нас обоих. Я буду рад, если ты что-нибудь знаешь о том, кто мог совершить столь ужасное преступление, - голос Трента был мягким и непринужденным.

Мальчик кивнул.

- Надеюсь, что смогу помочь всем, чем только можно.

Его первые слова. Правильные интонации в голосе. Небольшой глоток прежде, чем ответить. Легкое движение рук, в котором не наблюдается защита.

- Я знаю.

Джейсон окинул помещение беглым взглядом, чтобы просто с ним ознакомиться.

- Извини за то, что здесь так тесно, - продолжил Трент. - Остальные помещения заняты, и мы работаем здесь.

Использовав слово "мы", Трент хотел, чтобы мальчик прочувствовал это, как "вместе", как "партнеры", "сотрудники".

Снова кивнув, Джейсон начал выглядеть так, будто он расслабился, развернулся на стуле боком.

Трент нажал на кнопку записи.

- Для ясности: наш разговор будет записан. Это приемлемо, Джейсон?

Мальчик с одобрением кивнул.

Трент видел доверчивое лицо, отражение невинности в его широко открытых глазах. На самом ли деле он был неповинен, или это была лишь маска? Трент распознавал маски, и удалять их было его профессией, если не полностью, то, в конце концов, мельком разглядев под маской злодея. Был ли злодеем этот мальчик? Был ли он способен на такой поступок? "Мы все на такое способны", - подумал Трент, вспомнив Карла Ситона и видя его невинный взгляд, так похожий на взгляд Джейсона Дорента.

- Всего лишь расслабься, Джейсон. Думай об этом, лишь как о беседе, - Трент понимал, что сейчас время добродушного, свойского голоса. - Мы будем говорить о том, что происходило в понедельник, о том, что ты мог видеть, что из увиденного мог запомнить, - он старался обойтись без слова "смерть", а в процессе допроса лишь использовал мягкие, добрые слова. - Память, Джейсон, странная вещь.

Он продолжал называть его только по имени, и это было важно - личный контакт.

- Память иногда проделывает над нами всякие шутки. Мы что-нибудь помним или думаем, что мы это помним? И наоборот: мы об этом забыли, или думаем, что забыли? И находим и то и другое, - делая акцент на том, что они вдвоем - команда. - Подумать об этом - своего рода риск.

- Я надеюсь, что смогу вам помочь, - сказал мальчик.

- Об этом не волнуйся, всего лишь расслабься. Мы здесь одни. Лишь вдвоем. Ты ведь не думаешь, что ты один, в стороне от друзей, не так ли?

И вот первый важный шаг.

- Думаю, мы можем позвать еще кого-нибудь, если хочешь - адвоката, например, или какого-нибудь советника, юриста или даже маму.

Задачей было изолировать мальчика, обойтись без присутствия юриста, родителей или адвоката. И это надо было сделать срочно, и главным образом, ловко, искусно, так, чтобы мальчик не обнаружил подвоха, чего-нибудь не заподозрил. Эти слова, конечно же, были важны как для магнитной записи беседы, так и для протокола. Но в записи нельзя было разглядеть непринужденных взаимоотношений с допрашиваемым, мимики Трента или движений его плеч, которыми, например, он только что пожал, чтобы выразить всю смехотворность присутствия во время их беседы кого-либо еще. Упоминание о присутствии матери предполагало покушение на его взросление и самостоятельность, и звучало почти как издевательство. Оно служило еще одной цели: извлечь из него искомый ответ, как свидетельство уже установленного контакта.

- Нет, все в порядке.

А теперь для уверенности:

- Ладно. И без юриста?

- Да.

- Хорошо, Джейсон. Тогда продолжим. Прежде всего, расскажи мне о себе.

- Ладно, мне двенадцать лет, в ноябре будет тринадцать. В сентябре перейду в восьмой класс.

Джейсон притих. Что еще он мог о себе рассказать?

- Увлечения?

Джейсон пожал плечами.

- Я мало чем интересуюсь, что-нибудь читаю, лазаю в Интернет, переписываюсь по электронной почте. У меня есть приятель в Австралии. Он живет в Мельбурне.

- Участвуешь в Интернет-форумах?

- Это подростковый форум, но я лишь слушаю, читаю. Имеется в виду, я ничего не предлагаю, не говорю.

- Стесняешься, ведь так?

Неуверенное движение головой.

- Наверное.

- Много времени проводишь в одиночестве?

- Вроде того. У меня есть младшая сестра. Ее зовут Эмма - приятная девочка, умная.

- Дружите?

- Не очень, думаю, мне нелегко завести друзей.

Джейсону уже не терпелось отвечать на вопросы о случившемся в понедельник, даже не смотря на то, что он немногое смог бы предложить мистеру Тренту, что очевидно его разочарует. В личных беседах он как всегда чувствовал себя некомфортно. И зачем им было нужно все, что он видел или не видел в тот день? Может, мистер Трент пытался определить, в какой степени Джейсон является свидетелем. Вопросы также открывали ему, насколько пустой на самом деле была его жизнь. Парням, ожидающим в другой комнате, в отличие от него, наверное, было, что рассказать - Джеку О'Ши или Тиму Конорсу, об их баскетбольных победах, например. А что может предложить он? Переписку с приятелем в Австралии или "что-нибудь читаю"?

- Какие книги ты читаешь? - спросил мистер Трент, будто прочитав его мысли.

- Разные, но мне нравятся детективы, страшные истории, Стивен Кинг, научная фантастика.

- Не имеешь ли ты в виду насилие на страницах этих книг? Там ведь люди убивают друг друга.

- Но это всего лишь книги, не реальность.

- А как насчет кино или телевидения? Любишь что-нибудь, где есть насилие? Триллеры, например?

Джейсон удивился. Он любил триллеры, но не до такой степени, чтобы сходить от них с ума. В этих вопросах подразумевалось, что он относится к насилию со своего рода фанатизмом, когда ему в руки попадает что-нибудь описывающее насилие.

- Мне нравится и многое другое, например, приключения - такие, как "Индиана Джонс" или "Звездные Войны".

- В них также присутствует насилие, не так ли?

- Не знаю, - он находил их мультфильмами, сказками, не имеющими отношение к реальной жизни. - Все это - нереально.

- Но эта нереальность тебя увлекает?

"Меня?" - удивился Джейсон, он никогда над этим не задумывался.

- Ты находишь какой-нибудь конфликт между реальным и нереальным?

Джейсон смутился, заерзал, пытаясь не показать свою неловкость и иссякающее терпение.

- Я не знаю, о чем вы, - сказал он.

Он почувствовал себя как в классе на уроке, когда учитель объясняет нечто из того, с чем он не согласен или, что он не хочет понять, нечто не помещающееся в его сознании. Именно это произошло в разговоре о реальном и нереальном.

- Думаю, что мы всегда отдаем себе отчет о том, насколько реально то, что произошло с тобой в тот или иной момент, или о том, что не может быть реальным, а всего лишь вымыслом, как во сне. Но ты никогда не отрицал того, что могло произойти с тобой на самом деле?

- Нет, - ответил он четко и выразительно. К чему он об этом спрашивает?

Тренту нужно был продолжать. Мальчик уже не был спокоен как раньше. Его руки устремились к лицу. Он начал чесать локти. Все говорило о его невинности и удивлении. Но его диспозиция в отношении фильмов, содержащих насилие, теперь была на магнитной пленке, и в дальнейшем могла быть использована.

Не желая больше доставлять этому мальчику дискомфорт, Трент поменял тактику.

- Теперь перейдем к тому, что было в понедельник. В тот день вы с Алисией трудились над пазлом, - он постарался избежать факт, что это был день ее смерти.

Джейсон кивнул чуть ли не изо всей силы.

- Расскажи, что было в тот день, Джейсон, чем в основном ты занимался, а затем мы перейдем к особенностям, и я помогу тебе вспомнить то, о чем, ты думаешь, не помнишь. Обрати внимание на игру, ладно?

- Конечно, - ожил голос Джейсона.

И Джейсон рассказал ему, как прошел тот день с момента, как он проснулся и позавтракал, съездил с матерью в район "Уай", о полднике и чисбургерах, о том, как после этого днем он пришел к Алисии, и они вдвоем выкладывали пазл, а затем вернулся домой. Он рассказал в точности все то, что уже рассказывал детективу.

Трент слушал, его глаза и уши приклеились к голосу мальчика. Его поза и наклон, его замечания, тело, наклоняющееся вперед, а затем заваливающееся назад в зависимости от словесных комментариев к уже сказанному. Каждый допрос, проводимый Трентом, заканчивал полным истощением, как сознания, так и тела. Он забывал обо всем, чтобы сконцентрироваться на допрашиваемом субъекте, впитывая и накапливая все детали, все нюансы и впечатления.

Также и сейчас на новом месте для допросов.

- Как ты себя чувствовал в понедельник?

- Как я себя чувствовал? - снова удивился Джейсон.

- Да. Тебе было весело, грустно, был ли ты чем-нибудь расстроен?

Джейсон снова почувствовал себя обеспокоено и тревожно, будто что-нибудь на самом деле было не так.

- Интересный вопрос, - ответил он. - Как я себя чувствовал... я думаю... наверное, в зависимости оттого, что видел и слышал в тот день.

В мозгу Трента зажегся красный свет. Мальчик мог только показаться столь простодушным и наивным. На самом деле он уже начал вести себя осторожно.

- Хорошо, например, тебя что-нибудь беспокоило, что-нибудь вызвало твое раздражение. Может, что-нибудь привлекло твое внимание.

- Понимаю, - ответил мальчик. - Но в тот день меня ничего не расстроило, даже наоборот, я был как раз в хорошем настроении, занятия в школе закончились, и больше не было подъемов по звонку будильника, домашних заданий... как вы сказали: весело. Что могло бы меня расстроить?

- Может быть. Посмотрим.

В глазах мальчика снова было подозрение.

- Теперь следуем дальше. Во-первых, ты сказал, что в тот день не видел никого. Сузим время вероятности наблюдения на период с конца ленча и до вечера, разделим этот период на две части: первая часть - вы играли с Алисией, вторая - то, что было после. В первой части ты был у нее дома, а во второй ты уже шел к себе домой. В первый период кого ты видел, а во второй - кого встретил?

Джейсон осознал, как жарко в помещении этого маленького тесного кабинета. Казалось, что с каждым следующим вопросом становилось все жарче. Он также осознал, насколько близко к нему сидит мистер Трент - их колени почти соприкасались. И вдруг еще оказалось, что мистер Трент намного выше. Он выглядел выше, чем в тот момент, когда Джейсон только вошел в кабинет. Тогда он не казался таким высоким, а теперь он возвышался над Джейсоном. Кроме всего у Джейсона появилось ощущение, что скоро все начнет крушиться, и земля уйдет из-под его стула.

Он не заметил никого, кто бы вызвал какое-нибудь подозрение.

- Как я сказал вам раньше, никого вызывающего подозрение я не видел.

- Но, Джейсон, мы ведь еще не знаем, как должен выглядеть кто-нибудь внушающий подозрение. Я не говорю о каком-нибудь блуждающем в переулке незнакомце. Мы уже установили факт, что никого такого там не было. Но я ищу какую-нибудь сомнительную натуру. Например, если взять аптекаря. Кто-нибудь знакомый, с которым ты имеешь дело у него в магазине, в аптеке. Сам для себя он не подозрителен. Но, предположим, ты его видел не в аптеке, а где-нибудь еще.

Заметив удивление на лице мальчишки, он объяснил:

- Скажем так: ты его видел за пределами аптеки в то время, когда он был за аптечным прилавком. Скажем, ты вдруг увидел, как он спешит через парк. Затем человек, который сам себя не подозревает, вдруг оказывается допрашиваемой фигурой. Его спрашивают, где он тогда был, и что он в тот момент делал, или куда в тот момент он шел. Вот то, что я ищу, - Трент сделал паузу. - Так, скажи, кого ты видел, когда шел к дому Алисии.

Джейсон почувствовал себя уверенней. Теперь он мог сказать мистеру Тренту, что он видел, и кого можно было бы заподозрить.

- Хорошо, я видел почтальона. Не знаю, как его зовут, но видел. Он не доставлял никакой почты на нашу улицу, но на Майн-Стрит я его видел много раз. Обычно он разносит почту по магазинам и деловым офисам.

- Где ты его видел?

- Он заходил в здание напротив маклерской конторы, а затем рядом со зданием, в котором находятся копировальные и печатные машины. Он нес связку писем и конвертов.

- Обычная ситуация, надо полагать? - надо было проверить, как этот мальчик воспринимает понятие "ситуация".

- Правильно, только ты не ожидаешь его увидеть там, где он обычно не бывает, но то, чем он тогда занимался, было его обычным делом.

- Замечательно, - заметил Трент.

И на лице Джейсона выплыла довольная улыбка. Хоть раз он нашел правильный ответ, даже если понимал, что это не приводит ни к чему и совсем не помогает следствию.

- Кого еще? - спросил Трент.

- И пару ребят из школы.

- Были ли они порознь или вместе? Имею в виду, ты видел каждого из них отдельно или обоих одновременно?

- Они шли вдвоем, толкая свои велосипеды, у одного из которых было спущено колесо. Они из моей школы, но я не знаю их имен...

- Они младше тебя, или твои сверстники?

- Младше, перешли в четвертый или пятый класс.

И вдруг Джейсон резко набрал в легкие воздух. Ему в голову пришла идея, оглушив его своей смелостью. В тот же момент он заметил, как глаза мистера Трента стали узкими, будто он как-то сумел разглядеть эту идею в голове у Джейсона. О чем подумал, и отчего ему сперло дыхание, он осознал лишь минуту спустя. Он мог что-нибудь совершить, что-нибудь подозрительное, после всего претвориться, что заметил кого-нибудь, кого никогда еще не видел. Ему был нужен кто-нибудь, чтобы мистер Трент, наконец, удовлетворился. Показать, что он встревожен?

И еще, в тот же самый момент Джейсон понял, что он никогда не умел лгать. Когда он только начинал фальшивить, то тут же начинал краснеть, в висках барабанил пульс, а голос также не медлил его предать. Каждый раз это происходило в школе, когда он приходил с невыполненным домашним задание, или дома, когда врал родителям, что на дом не задано ничего. Когда учитель начинал прощупывать взглядом всех сидящих в классе в поиске чего-либо подозрительного, Джейсон тут же начинал краснеть, будто бы это он в чем-то виноват, хотя на самом деле никогда и ни во что не ввязывался. И мог ли он солгать этому человеку с глазами, проникающими во все и в первую очередь в его мозг, как минуту тому назад? Джейсон начал смотреть куда-то в сторону. Он опустил глаза, еще раз осознав то, что соврать не может, как и претвориться, что кого-то видел, хотя он не видел никого.

Трент также испытал момент откровения. Что за вспышка была в глазах у мальчика? Она промелькнула настолько быстро. Похоже, его что-то озарило, и он скрытно и хитро постарался убрать это с поверхности своего сознания, чтобы быть от этого свободным. Вероятно, он что-то вспомнил? А затем отбросил? Или что-нибудь еще? Сделал для себя какое-нибудь открытие? Или собрался солгать, сфальшивить? Трент заметил, что во время этой вспышки в теле мальчика что-то изменилось, он вдруг начал искать внутри себя какую-нибудь защиту, стараться сесть жестче, отдалиться. Что-то в нем произошло - напоминающее волну от упавшего в воду предмета. В мозгу у Трента зажегся предупреждающий сигнал.

- И что это? - спросил он.

- Что? - мальчик испугался, мрачное предчувствие пробежало по его лицу, и его глаза испуганно заметались.

- Было бы неумно сказать какую-нибудь неправду, Джейсон. Мы ведь доверяем друг другу. Я верю тебе, а ты веришь мне. Я верю, что ты говоришь правду, потому что если ты этого не делаешь, то это доставляет тебе неприятные ощущения. Рано или поздно правда проявится все равно, и это произойдет на каком-нибудь очередном трудном для тебя вопросе.

Теперь Джейсон выглядел виноватым, и Трент был уверен, что мальчик в какой-то момент уже был готов соврать или пойти на какую-нибудь уловку, но затем решил отбросить эту идею. Вероятно, бесполезная мысль, потому что он не мог сдвинуть расследование с мертвой точки, или просто нужно дождаться подходящего момента. Часто во время допроса наступало время, когда подозреваемый начинал волноваться, уводить разговор в сторону. Или иногда приходилось взвешивать возможность нового подхода. Или решаться на ложь. Телодвижения часто отталкивали Трента от таких мыслей. Но вспышка в глазах наступила и прошла также быстро, как и его тело сместилось в сторону. Теперь оно снова расслабилось на стуле, индицируя то, что кризис в его сознании уже позади.

- Ты видел кого-нибудь еще? - спросил Трент, воспользовавшись прошедшим моментом, но стараясь не потерять бдительность, которую он не терял с самого начала допроса. Теперь он старался сфокусировать внимание на возможной лжи или уловке.

- Сделаем перерыв, - сказал Трент.

Хоть это было и рискованно, Трент иногда мог прервать допрос, в зависимости от ситуации. Его инстинкт подсказывал ему, что наступил подходящий момент, чтобы на время оставить мальчика, и тот немного подумал. В другой раз было важно быть непреклонным, никаких перерывов, вплоть до самой критической отметки, до признания вины, до полного откровения. Но этого следовало ожидать дальше.

Мальчик нахмурился, удивившись предположению.

- Думаю, неплохо было бы прерваться, - сказал Трент. - Я на минуту выйду. Хочешь что-нибудь попить? Могу принести тебе банку содовой.

Трент, конечно, не собирался ему что-нибудь принести - он претворится, что забыл. Но идея о том, что нужно освежиться, должна была заставить мальчика почувствовать жажду.

- Спасибо, - сказал Джейсон, обрадовавшись перерыву, но при этом продолжал ощущать дискомфорт. В отличие от его ожиданий допрос должен был продолжиться, и он не был уверен в том, на какой стадии они прервались. Все ли он делал правильно? Его не покидало чувство, что он снова вернулся в школу, не зная, правильно ли написал контрольную или нет, удачно ли увернулся от какой-нибудь нелепой шутки в его адрес.

-------------------------------------------------

Переступив порог и оказавшись в коридоре, Трент чуть ли не подбежал к Саре Доунс. Она стояла около самой двери в отведенный для него кабинет. Брекстона и сенатора рядом не было.

Он был рад ее увидеть. Она показалась ему внезапной вспышкой света во мраке здания полиции Монумента.

- Вы нас охраняете? - спросил он с ноткой напряжения в голосе.

- Мне интересно, - ответила она. - И я не могу просто так убивать время. Как идет? - со вздохом спросила она.

Он пожал плечами.

- У нас пока только подготовительная сцена. Он выглядит хорошим мальчиком: вежливым, воспитанным, очевидно, очень честным и откровенным, - ради нее он специально не выделили слово "очевидно".

Она подарила ему намек на улыбку.

- Приятно это слышать.

- Он сказал что-нибудь новое?

- Думаю, что что-нибудь новое никто тут еще не искал, хотя Брекстон пытался. Похоже, он не высыпается, совсем не спит.

Тренту не очень хотелось посвящать ее в особенности сна Брекстона.

- Иначе говоря, пока ничего, - сказал она. - Все полагают, что нашли истинного подозреваемого, если не...

- Если я не обнаружу, что он невиновен.

- Вы так думаете?

Был ли в ее голосе вызов?

Зачем его тревожит эта молодая дама? И зачем ему нужно перед ней оправдываться?

- Если он невиновен, то я это узнаю первым, - ответил он, снова ощутив нежный и женственный аромат ее духов.

- Надеюсь, - сказала она, потянувшись, и к его удивлению, коснувшись его руки. - Мне бы не хотелось выглядеть столь негативной и столь же колючей, как по дороге сюда в машине. Понимаю, как тяжела ваша работа. Извините.

- Извинения ни к чему.

И ему вдруг стало легче, будто кто-то открыл окно, и поток свежего воздуха ворвался в коридор.

- Пора вернуться, - сказал он, с неохотой обрывая разговор. - Мне было нужно, чтобы несколько минут мальчик побыл один. В процессе допроса он несколько вышел из равновесия. Думаю, что пора переходить на следующий уровень.

Он продумал, зачем он все это ей говорит. Почему для него так важно, чтобы она знала, чем он занимается.

- Удачи вам обоим, - сказала она.

Трент ощутил заметное облегчение, потому что ее голос не перешел на нотки сарказма.

Джейсону хотелось пить. У него першило в горле. Ему казалось, что язык распух и не помещается в пересохшем рту. Забавным было то, что он не понимал, что хочет пить, пока мистер Трент не сказал, что принесет ему воды. И еще он впервые заметил, что в комнате нет окон.

Мистер Трент его даже удивил. Он выглядел дружелюбно, будто на самом деле хотел помочь ему найти убившего Алисию, он хотел помочь Джейсону вспомнить все, что произошло в тот день, но в то же время в его вопросах было нечто такое... Джейсон назвал бы это "странным" или нашел бы более подходящее слово. Он не мог предугадать, что еще найдет Трент или что еще скажет Джейсону. Иногда он выглядел недружелюбно, как только Джейсон начинал думать о какой-нибудь лжи, когда хотел нарушить правило, о котором сам не знал. И его сверлящие глаза, напоминающие черные шарики с оливковым оттенком, которые даже не моргали, и будто заглядывали ему в мозг.

И сильнее всего он чувствовал, что мистер Трент был разочарован его ответами. И, может быть, в данный момент было бы правильно доложить детективу, что допрос не идет по верному пути. Появилась тусклая надежда на то, что, может быть, они решат прервать допрос и отпустить его домой.

Джейсон подумал о других парнях. Наверное, их ответы были лучше, чем его, и, наверное, они могли видеть и помнить нечто намного более важное, чем видел и помнил он, и, наверное, помогут найти нужный ключ, для поимки убийцы бедной Алисии.

Он также подумал о том, что еще было бы можно рассказать мистеру Тренту из того, что он еще не рассказал детективу о происходящем в тот день, но он отбросил эту мысль в сторону. Работа мистера Трента заключалась в том, чтобы узнать о подозрительных чужаках в городе, или о тех, кто мог иметь к этому какое-нибудь отношение. Как бы то ни было, Джейсон не был уверен в том, что могло произойти между Алисией и Бредом, если после всего между ними что-нибудь могло произойти.

Когда он подумал об Алисии и о том, как видел ее в последний раз, печаль наполнила все его тело, будто яд, отразившись недомоганием и слабостью в руках и ногах. Теперь ему хотелось увидеть что-нибудь, что хоть как-то могло помочь расследованию, чтобы мистер Трент помог ему вспомнить подозрительную персону, о которой он, вероятно, забыл, хотя Джейсон не думал, что ему вообще чего-нибудь хотелось. Как он мог забыть нечто совершенно важное? Вдобавок ко всему полицейские и особенно мистер Трент, который, надо полагать, являлся экспертом в таких делах, точно знали больше него о том, как работает память. Безусловно, Джейсона не на шутку напугал такого рода допрос, который выглядел так, будто Трент знал, о чем он думал, будто у него была дикая идея создать подозрительную персону.

"Лучше будь осторожен, Джейсон", - сказал он себе.

"Зачем мне быть осторожным?"

Навязчивая идея, вынырнувшая из подсознания, заставила его почувствовать еще больший дискомфорт, ко всему добавилось ощущение того, что все неправильно и совсем не такое, как выглядит на первый взгляд. Было ли это его воображением, или всего лишь маленьким кабинетом без кондиционера и даже без обычного электрического вентилятора? Почему-то его раздражали голые стены - без фотографий, и без окон.

"Хочу выйти отсюда".

Он понял, что может отсюда выйти - просто встать и выйти, никому ничего об этом не сказав. Разве ему не говорили, что это добровольно? Да, он пришел сюда добровольно, но этого больше не чувствовал. Ему захотелось домой.

Джейсон оттолкнул назад стул, вздрогнув от звука, скрипящего по голому дереву металла, и направился к двери.

-------------------------------------------------------

В кабинете никого не было. Мальчик ушел.

Трент вышел из кабинета, чтобы увидеть, как в дальнем конце коридора за углом исчезает Сара Доунс, и больше никого. Очевидно, мальчик покинул здание. Скорее всего, он сбежал через дверь заднего входа. Слово "сбежал" придало Тренту некоторое удовлетворение. Побег уж точно обозначал вину. Мог ли он сбежать, если ни в чем не виноват?

Спеша по коридору к двери заднего входа, он открыл ее и вышел наружу. Вспышка солнечного света ударила по его глазам.

Подождав, пока привыкнут глаза, Трент рассмотрел очертания двух, беспорядочно оставленных полицейских машин и переполненного мусорного бака. Когда его зрение более-менее прояснилось, что он увидел бездомного, который рылся в мусоре.

На выезде парковочной стоянки он заметил остановившегося мальчика. Плечи были ссутулены, голова опущена, будто на тротуаре он пытался найти ответ на вопрос, который Трент еще только собирался ему задать.

- Джейсон, крикнул он.

Мальчик оторвал взгляд от тротуара и, увидев Трента, нахмурился. Его силуэт слегка качнулся, будто он не мог решить: остаться или уйти.

- Пожалуйста, остановись, - сказал Трент, уже направляясь к нему.

Зачем он держал его тут? Если он ушел, то это громкий сигнал, указывающий на его вину.

"Он мне нужен. Нужен для признания вины".

- Прошу прощения, - пробормотал мальчик.

Они стали в тень старого кирпичного здания, стены которого были изрисованы граффити. Трент обернулся на полицейские машины. В них никого не было. Бездомный продолжал заниматься содержимым мусорного бака.

- Что заставило тебя уйти? - не на шутку удивившись, спросил Трент.

- Я хочу домой. Мне нечего вам сказать.

- Это мне судить, есть ли тебе что сказать. Ты не можешь так просто уйти. Это навлекает на тебя подозрения.

Уставившись на Трента большими глазами, мальчик произнес лишь только одно слово:

- Подозрения?

- Смотри. Никто не видел, как ты ушел. Давай вернемся. Возможно, сможешь рассказать еще что-нибудь.

Перед ними на стоянку управления полиции заезжала полицейская машина. Солнце отражалось от ее стекол. Они отступили в сторону, чтобы дать ей проехать.

- Ладно, - вздохнув, пробормотал мальчик. Огоньки сомнения горели в его глазах. Он выглядел хрупко и уязвимо. - Ладно, - повторил он.

И вдвоем с Трентом они вернулись в здание.

----------------------------------------------------

- Забудем о том, как ты попытался сбежать, ладно?

Трент знал, насколько было важно, чтобы на магнитной пленке осталось это, многое решающее слово. Расслабившись, он навалился на спинку стула в ожидании ответа мальчика.

- Ладно, - сказал Джейсон, обрадовавшись наступившей возможности сменить тему разговора. К тому же его несколько напугало слово "сбежать", будто у него для этого был повод, будто он в чем-то был виноват. Ему просто захотелось выйти из душной комнаты.

- Прежде, чем мы вернемся к тому, что ты видел в понедельник, мне хочется тебя расспросить об Алисии. Вы дружили, не так ли?

Джейсон с облегчением кивнул, потому что не надо было говорить о чем-то другом, хотя даже думать о ней ему показалось очень грустным.

- Смотри, тебе двенадцать, а ей было семь, и при этом вы были друзьями. Тебе это не кажется странным?

- Она была очень приятной маленькой девочкой, и всегда была рада меня видеть, - о ней он мог рассказать намного больше, чем о ее брате Бреде или о других парнях, живущих с ним по соседству, как ему казалось, но он не стал говорить об этом мистеру Тренту.

- Тебе нравилось приходить к ней?

- Конечно, - он бы не ходил к ней, если бы не хотел.

- Раньше ты рассказывал, что в тот день ты помогал ей с пазлом. Что это был за пазл?

- Кардинал. Птица. Большая. Весь пазл занял целый карточный стол, за которым она сидела во дворе. Тысяча фрагментов. Она очень хорошо их отличала один от других. А пазл был нелегким, потому что большинство фрагментов были красными и выглядели одинаково. Они отличались только формой. А я всего лишь сидел в стороне и подавал их ей. Но она не стала... - и он запнулся.

- Что она не стала?

Джейсон понял, как быстро мистер Трент поймал его на том, что он не хотел говорить.

Мистер Трент терпеливо ждал.

Что случится, если он скажет:

- Не стала надо мной смеяться.

- Как над остальными парнями, ты пролагаешь?

Джейсон кивнул. Каждый раз, как он такое допускал, начинал себя чувствовать подавленно.

-А она, ведь, могла иногда над тобой посмеяться? Знаешь, друзья иногда могут друг над другом подшутить. Алисия, наверное, не была исключением?

Вдруг что-то вспомнив, Джейсон улыбнулся. Она над ним начала смеяться, когда он, наконец, вложил фрагмент на свое место, имитируя судорожную осторожность, и при этом, что-то жужжа себе под нос. Он развил в себе привычку так делать, когда нужно было проявлять излишнюю аккуратность. Она передразнила его с актерской точностью.

- Да, - произнес Джейсон с интонацией доброго воспоминания и грусти в то же самое время. Он снова подумал о том, что ее уже нет.

- И тебя это расстраивало?

- Нет, - но когда он представил себе ее бездыханное тело, которое нашли, заваленным ветками в кустах, то содрогнулся.

- Вижу, воспоминания об Алисии расстраивают тебя.

- Нет... я подумал не об этом, - вдруг пробудившись сказал Джейсон, стараясь отгородиться от печальных воспоминаний и внезапного вопроса мистера Трента. - я только что подумал, как она могла выглядеть, когда ее нашли в зарослях.

- Как она выглядела?

- Ужасно, укутанная во все это.

- Укутанная во что?

- В ветки, в кусты, в траву.

- Почему это тебя расстраивает?

Этот вопрос, как и вся цепочка вопросов, заставил Джейсона задержаться с ответом. Ему не хотелось говорить об этом с каким-нибудь незнакомцем. Это было похоже на иголки, которые мистер Трент все время будто пытался воткнуть ему в сердце.

- Я не хочу об этом говорить, - сказал Джейсон.

- Об Алисии или о том, как ее нашли?

Джейсон кивнул.

- Понимаю, как это жестоко для тебя, с тех пор, как она стала твоим лучшим другом. Но иногда было бы лучше об этом говорить, нежели, держать внутри себя. Может быть, эти вопросы как раз помогут тебе и расследованию.

- Как это может помочь? - несколько смягчился Джейсон.

Голос мистера Трента стал мягким и ненавязчивым, а сам он вдруг начал выглядеть дружелюбно.

- Это - глубокая душевная травма, Джейсон. Шок. Когда такое происходит - смерть друга, например, то оно наносит неизлечимые раны, которые намного глубже, чем ты можешь себе представить. И иногда необходимо выразить свою печаль, гнев, сожаление...

- Сожаление? - слово прозвучало странно.

- Иногда ты о чем-то сожалеешь.

- Мне жаль, что Алисия... думаю, мне жаль о том, что с ней случилось. О чем еще я могу жалеть?

- Об этом ты должен рассказать, Джейсон. Ответ за тобой. Я не могу дать тебе на это ответ.

Удивившись и придя в замешательство, Джейсон снова ощутил жажду. Мистер Трент не принес ему что-нибудь попить. Во рту пересохло, язык, будто покрылся коркой. Ему показалось, что если он попытается проглотить слюну, то подавится. Он когда-то слышал, что глотание слюны - это рефлекторная реакция, которая не спасает от жажды, к тому же слюною можно подавиться. И он уже начал давиться, всего лишь подумав о том, что не надо глотать слюну. К тому же он вспотел. Рубашка прилипла к спине. В панике он начал задыхаться. Когда он говорил, то его голос скрипел, будто квакала лягушка.

- Что? - спросил мистер Трент.

Джейсон нашел еще немного слюны, чтобы обмочить горло и при этом не подавиться.

- Пить, - сказа он. - Можно ли попросить у вас стакан воды?

Заметив, что мистер Трент колеблется, он добавил:

- Я больше не сбегу, - и тут же пожалел, сказав это слово.

- Ты выглядишь расстроенным. Ты расстроен своими сожалениями?

- Я просто хочу пить.

- Все правильно, - сказал Трент. - Я найду тебе что-нибудь попить. Ты многое значишь для нашего следствия, Джейсон, поэтому нужно дать тебе воды, чтобы ты почувствовал себя лучше.

Почему-то Джейсону показалось, что эти слова несли в себе угрозу. Будто его жажда была своего рода признанием. А если не признанием, то чем?

Трент направлялся к двери, уже зная, что можно удалить из протокола, нарушая правила. Но его успех в значительно степени был результатом следования собственному инстинкту, а инстинкт подсказывал ему, что нужно действовать аккуратно, нитку за ниткой вытаскивать из мальчишки полное признание вины. Ему было интересно, стоит ли за дверью в коридоре Сара или нет?

В коридоре никого не было.

Он осмотрел содержимое автомата, продающего напитки, и вложил в щель несколько монет.

Вернувшись с холодящей ладонь банкой "Кока-Колы", он немного подождал у двери снаружи, в надежде на то, что кто-нибудь все-таки здесь присутствует. Вдруг его одолело одиночество, что показалось ему странным, потому что в последнее время эмоции были ему чужды. Он вошел в кабинет.

Джейсон взял "Колу", пробормотав слова благодарности, а затем спросил:

- Себе вы тоже взяли что-нибудь попить?

Трент отрицательно качнул головой. На допросах он поддерживал всех, кто голодал или испытывал жажду, но вопрос мальчика его удивил. Никто из допрашиваемых никогда прежде не видел в нем кого-то еще, кроме как следователя, не делал ему никаких личных замечаний и ни о чем не спрашивал. Внезапное осознание себя этим мальчишкой как личностью заставило Трента прерваться. Он наблюдал, как жадно этот худощавый мальчишка поглощал "Колу", как танцевал его кадык, и легко дрожали руки. Трент был хорошо знаком с моментом предчувствия. Джейсон был уязвимым, беззащитным и совсем не отдавал себе отчет, что его ожидает.

"Время идет", - подумал Трент. Пока все проходит блестяще, и сенатор будет ему признателен, что, возможно, многое изменит в его жизни.

---------------------------------------------------------------

- Что ж, начнем сначала.

Очевидно, Джейсону стало легче: кофеин побежал по венам, глаза оживились.

- Хорошо, - кивнул он.

Трент пожалел о потере собранности и темпа допроса, но был уверен в легкости, с которой заведет мальчишку в самое пекло расследования.

- Раньше мы не раскрывали твои действия в первой части дня, твои наблюдения за почтальоном и некоторыми детьми, которые младше тебя. Может, ты видел еще кого-нибудь по дороге к дому, в котором жила Алисия Бартлет?

Джейсон опустил голову, пытаясь сосредоточиться, глаза были полузакрыты. Он старался представить себе, как выглядела в тот горячий день Майн-Стрит.

Он припоминал несколько проехавших мимо машин, отблески солнца от оконных стекол магазинов, на пересечении Ватер- и Майн-Стрит, поднимаясь в гору, молодая женщина толкала пред собой детскую коляску. Но все, что он видел, было тихим, спокойным, будто из немого кино.

- Никого, - сказал он. - Ничего бросающегося в глаза. Кажется, несколько человек, но ничего особенного не представляющих... не выбивающихся из контекста, - добавил он, обрадовавшись пришедшим на язык словам мистера Трента.

- Хорошо, - сказал Трент, подтверждая сказанное. - Затем в Доме у Алисии. Теперь, Джейсон, нам нужна осторожность. Я бы хотелось, чтобы ты уделил особое внимание всему, что было, когда ты к ней пришел.

Трент наблюдал за реакцией мальчика, когда он переключился со своей дороги к ее дому на происходящее уже у нее дома. Он видел, как его взгляд ушел в сторону, будто его что-то начало тревожить, или возникли какие-нибудь сомнения, и подумал, не спешит ли он?

Глаза Джейсона блуждали по пустой стене, будто на ней можно было найти ответ на вопрос, который значил, наступил ли момент рассказать о том, что он не рассказал прибывшему к нему домой детективу? О том, как Бред и Алисия оба вышли из себя от злости друг на друга, и это касалось не только пазла.

- Бред, ее брат купался в бассейне с друзьями, - начал Джейсон.

Мистер Трент послал Джейсону лукавый взгляд, но ничего не сказал.

- Это выглядело серьезным противоборством между ними. Даже не столько борьбой, сколько они оба разозлились друг на друга.

Мистер Трент продолжал сидеть молча, что подтолкнуло Джейсона продолжить.

- Мне показалось, что между ними происходило нечто ужасное, будто Бред нанес ей какой-то вред.

Трент внимательно слушал, ожидая, когда мальчик поставит точку, но, понимая, что он делал усилия, чтобы проиграть в уме все впечатления того дня. Трент наблюдал за его руками, за их движением, дрожащими колебаниями, за их отрывом от тела, будто Джейсон пытался ими выразить то, о чем хотел сказать. Трент еще ближе к нему приблизился, осознавая, что все эти движения рук и всего тела обозначали правду, насколько она могла быть правдой.

- Бред всегда ее дразнил, и дразнил абсолютно всех, но в тот день он уже не просто ее дразнил.

Глаза мальчика снова были наполовину закрыты, что обозначало его полную концентрацию. Он пытался извлечь из памяти или даже из подсознания нечто самое важное.

- Она ему сказала: "Может, хватит на сегодня?" - что-то вроде того.

Джейсон вздохнул. Вздох был гигантским. Он выпустил огромную порцию воздуха через рот, будто он только что успешно доставил сообщение монументальной важности.

- Почему об этом ты не рассказал детективу? - спросил Трент.

- Не знаю. Не подумал о том, что это важно. Между Алисией и Бредом всегда были... - мальчик содрогнулся, уже не прилагая усилий в поиске нужного слова.

- Склоки, - сказал Трент. - Споры.

- Точно, - кивнул Джейсон.

- И почему ты думаешь, что в тот день их спор вышел за обычные рамки?

- Может быть, и не вышел. Не уверен. Может, поэтому я не рассказал об этом детективу, - затем прямо в глаза Тренту. - Вы думаете, это так важно? Я был не прав?

Трент попытался не выразить своего удивления замечанию Джейсона. К его изумлению, мальчик полагал, что брат имел какое-то отношение к смерти девочки. В тот день они поссорились, что могло послужить поводом для сведения счетов. Трент вспомнил, что у ее брата было алиби, хотя, скорее всего это алиби не имело серьезных оснований. Стоило ли копать глубже? Разбираться в чем-либо еще? И если так, то существующая цепь событий оказывалась разорванной. И тогда, скорее всего его субъектом должен был стать не Джейсон Дорент, а брат убитой девочки.

- О чем вы думаете, мистер Трент?

- Думаю, не рассказав об этом, что ты поступил правильно, - ответил Трент, и подумал: "Этого я точно не могу упустить". - То, что ты мне рассказал сейчас, настолько туманно, что я не могу так просто закрыть уже почти готовое дело. Уже имеются результаты допросов каждого, кто как-то вовлечен в это дело, включая членов семьи. И насколько известно, что брат Алисии также давал показания, и весь тот день он провел с друзьями.

- Ладно, - сказал мальчик, приняв рассуждение Трента. Он сместился на край стула, расслабившись, потому что что-то беспокоящее его было уже позади.

Трент остановился, подумав о том, что время, отведенное для задушевной беседы подходит к концу, и ему бы было пора пустить в ход другую стратегию, ведущую к неизбежной развязке. В маленькой комнате стало совсем жарко. Все тело мальчишки покрылось влагой, особенно лоб - он весь покрылся капельками пота. Трент решил двигаться вперед, пойти на риск:

- Скажи, Джейсон, какие чувства ты испытывал к Алисии?

Удивительным было то, что столь внезапная смена предмета разговора нисколько не расстроила мальчика и не возмутила.

- Она была милой маленькой девочкой, и мне иногда хотелось побыть с ней. Меня восхищали ее ум, смекалка, но, как моя мать говорит, она была несколько суетливой. Думаю, что она прекрасно справлялась с пазлами, но при этом она ныла и стонала, пытаясь подобрать нужный фрагмент, а затем выкладывала их в ряд и смотрела на меня с большой улыбкой.

- Маленькая смышленая девочка.

- Она была даже умней меня. Однажды она меня даже научила, как успешней справляться с пазлами, и показывала, как отличить один фрагмент от другого, как начать от края. Мы тогда хорошо провели время: она была учителем, а я - учеником.

- Не думал ли ты, что она тебя провоцирует? - спросил Трент.

- Меня провоцирует?

- Да. Похоже на то, что нас посмеивалась над тобой.

- Зачем ей это было надо?

- Может ей хотелось тебя подразнить, чтобы доказать свое превосходство над тобой. Может, она имела неосторожность иногда показать себя лучше, чем она на самом деле есть?

- Как раз наоборот, - сказал Джейсон. - Она ни чем не хвасталась. Она просто показывала, как выкладывать пазлы.

- Или может, ей хотелась тебя как-то унизить?

- Нет, - нахмурился Джейсон, подумав о том уроке. Могла ли она вообще посмеяться над ним? - Зачем?

- Может, она вовсе и не была тебе другом, а всего лишь претворялась.

В недоумении лицо Джейсона перекосилось. В помещении стало еще жарче, чем раньше. Казалось, что температура возрастала с каждой секундой. Он корчился на своем стуле, чувствуя, как подмышками собирается пот. Вспотели даже ноги под носками.

Джейсон не знал что сказать. Он вернулся к своему прежнему вопросу:

- Зачем ей это было надо?

- Кто может объяснить действия другого человека? - вопросом на вопрос ответил Трент. - Даже маленькие девочки. Маленькие девочки не всегда столь наивны, как мы думаем. Старое клише: можно ли судить о книге по ее обложке? И это правда, Джейсон. Тебе было нелегко судить об Алисии. И, должно быть, также нелегко знать, что у нее было на уме...

- Но ничего такого она не делала. Она просто была моим другом.

- Она была? Тебе двенадцать лет, Джейсон, и семилетняя девочка была твоим другом?

Джейсон понял, как странно это звучит, делая его своего рода ненормальным.

- Ладно, может, не в такой степени друзьями, - поправил он. - Я даже не так хорошо ее знал. Думаю, я всего лишь наблюдал за тем, как она выкладывает пазлы, когда приходил к ней в дом. Я дружил с ее братом.

Выкрутившись на этих словах Джейсон скорчил на лице гримасу. Бред Бартлет не был его другом, но он бывал у него дома. Как еще он мог описать Бреда? Кем он был, если не другом? Одним из его попутчиков по дороге в школу, о котором он говорил именно так.

- В школе на переменах ты также мог иногда с ней встретиться?

- Да.

- Значит, твои визиты к ним в дом были не только встречами с ее братом?

- Думаю, да.

- Ты думаешь?

- Нет, я имею в виду - да.

Джейсон снова смутился.

- Тебя что-нибудь в ней привлекало?

Трент осторожно подобрал момент для этого вопроса, понимая, что это может расстроить мальчика. К тому же он не верил, что это к чему-нибудь приведет. По дороге в Монумент Сара Доунс в своем докладе рассказывала о полном отсутствии свидетельств сексуальных домогательств или насилия. Вопрос был задан, а ответ уже записан на пленку.

Мальчик отклонился назад, и его рот сжался:

- Что вы имеете в виду?

- Она была замечательной маленькой девочкой, ведь так? - спросил Трент, целенаправленно предполагая.

- Вроде того.

- Ты не думал о том, как выразить ей свою привязанность?

- Как что?

- Коснуться ее, может быть, поцеловать.

Мальчишеские глаза широко раскрылись от удивления, рот открылся и не смог закрыться. Руки, ноги, все тело судорожно задергалось в протест услышанному. Никакой защиты. Все говорило он его невинности.

Оценив реакцию на свои слова, Трент поднял руку и сказал:

- Не ищи ответ, Джейсон. Я знаю, что ты даже не задумывался над этим. Извини за все мои предположения.

- Думаю, мне пора домой, - сказал Джейсон, чувствуя неловко от всех заданных ему вопросов, особенно, от последнего.

Он уже начал вставать со стула.

- Ты свободен, Джейсон, и можешь идти куда угодно. Я очень признателен за все, что ты нам сообщил. Ты даже не можешь осознать, насколько важной оказалась твоя помощь нашему расследованию. Важны не только твои наблюдения, но сведения о людях, которые могли быть вовлечены в это дело. И твои ответы меня просто заворожили, - Трент показал рукой. - Вот она дверь.

Уже почти встав со стула, Джейсон колебался. Он смотрел то на дверь, то на Трента. Трент не делал ничего, чтобы предотвратить его уход, но и знал, как далеко ему было до ощущения свободы, чтобы без колебаний покинуть помещение. Он также знал, что еще могло произойти. Во время расследования часто возникала связь, своего рода альянс между допрашиваемым и допрашивающим.

- Я знаю, как это должно быть утомительно, Джейсон, и как в этом кабинете жарко и неудобно. Но умерла маленькая девочка, которая была твоим другом, и, думаю, мы можем помочь этой ситуации, поработав над этим вместе.

Мальчик вернулся на свой стул, но сел на его край, точно не решив для себя, что делать дальше.

- На самом деле от тебя мне нужно намного больше, чем уже имеющиеся твои наблюдения в тот понедельник. У тебя есть уникальная позиция, чтобы помочь.

Успокаивающая мягкость в голосе мистера Трента и возможность на самом деле быть частью расследования. Джейсон спросил:

- Чем я могу помочь? Почему, когда к нам в дом пришел полицейский, он сказал, что вы только хотели спросить, что я видел на улице в понедельник. А я ничего не видел.

- Правильно. Но я сказал, что если ты покажешь, что знаешь что-нибудь еще, то у меня будут основания для дополнительных вопросов. И когда мы с тобой говорили, то стало ясно, что ты на самом деле можешь посодействовать, помочь.

- Но как?

- Тем, что предоставишь нечто, дополняющее уже имеющуюся информацию - то, что мне - постороннему, и даже полицейским невозможно было узнать.

- Как, например, что?

- Ты столь близок к важным аспектам дела, Джейсон. Дом Алисии, район города, ручей, деревья.

Джейсон вздохнул, будто взвешивая слова Трента, и, наконец, кивнул.

- Ладно.

Затем он напрягся: руки лежали на коленях, тело сидело на железном стуле, будто "по стойке смирно", даже спина не облокотилась на спинку стула - все знаки согласия и смирения.

"И вот мы у подножий лестниц".

- Хорошо, - произнес Трент. - Теперь надо поговорить об особенностях местности, где была найдена Алисия.

- Об особенностях? - нахмурился Джейсон.

- Да, об особенностях местности: о деревьях, кустах, травянистой растительности, - объяснял Трент. - Тебе это близко?

- Да. Мы там все время играем. Там бейсбольная площадка, качели, горки для маленьких детей.

- Кто-нибудь тебе говорил, где именно нашли Алисию?

- Кто-то сказал, что в нескольких футах от дорожки около деревьев. Говорили, что ее... что ее нашли прикрытой ветками, листьями и еще чем-то.

Трент заметил, как мальчик на мгновение замолк, обойдя слово "тело", что, в общем, было естественно, и он попытался облегчить задачу мальчику.

- Помнишь ли ты эту местность? Есть ли там рассыпанный гравий, трава, камни, заросли?

Джейсон вздрогнул.

- Всего лишь... земля. Что еще можно найти среди деревьев.

- Камни, булыжники?

- Думаю, да. Помню, как-то гуляя, однажды я видел большой камень, когда шел среди деревьев, чтобы... - Джейсон остановился. Мысль о том, что он туда зашел, чтобы помочиться, ему не понравилась.

- Облегчиться? - помог вопросом Трент.

- Да, - его щеки налились краской. Ему показалось, что он раскраснелся, как в школе.

- Там много камней, ведь так?

- Да.

Полагая, что мальчик поддержит ответ, он задумался, а затем спросил:

- Как ты думаешь, Джейсон, чем ударили Алисию?

Трент выжидал.

- Камень? - спросил Джейсон.

Стараясь сдержать улыбку триумфа, Трент, как бы невзначай, сказал:

- А может это был молоток. Если убийца взял с собой молоток. Если он заранее запланировал убийство.

- Запланировал? - Джейсону был ясен смысл этого слова. Он слышал его помногу раз в разных телевизионных шоу, но он никак не связывал это с произошедшим с Алисией.

- Полагаю, - продолжал Трент. - Если кто-нибудь планировал убийство Алисии заранее. Но я не думаю, что все было именно так. А ты?

Планировать убийство Алисии заранее? Джейсон закачал головой, подумав о такой возможности.

- Нет, - сказал он.

- Думаю, что это могло быть что-нибудь произошедшее случайно, внезапно, именно в тот момент, но оно не было запланировано. Их встреча была неожиданной - преступника и Алисии, - он обошелся без слова "убийца" или "киллер". - И если это произошло именно так, спонтанно, и не было запланировано, то на эту трагедию можно было бы взглянуть иначе.

Не до конца осознав слова мистера Трента, Джейсон нахмурился.

- Вот, о чем я говорю. Например, если ты, Джейсон, совершил нечто ужасное, например, если убил Алисию непреднамеренно, не собираясь это делать заранее, а в момент паники или потери терпения, и это полностью меняет содержимое дела. Мы можем допустить смягчающие обстоятельства. Это уже не убийство первой степени. Возможно, на тот момент твое сознание было в полном смятении. Судьи и полицейские понимают, как это могло произойти.

Джейсон понял. Ему была ясна разница между делами по убийствам в большей степени по телевизионным фильмам: первая степень убийства, вторая, непредумышленное убийство, но это не наводило его на какие-либо новые идеи. Он хмуро смотрел на мистера Трента. Выражение на его лице было таким, какого Джейсон еще не видел. Он выглядел... коварным. Джейсон вспомнил слова из книги, которую читал еще до того как пошел в первый класс: "хитрый, как лиса". И вдруг осознал слова мистера Трента, которые будто огрели обухом его по голове: "Если ты убил Алисию".

- Но я...

Трент оборвал его. Старая уловка - отвлекающий вопрос.

- Знаешь, что интересно, Джейсон?

- Что?

- Выбор орудия убийства. Ты сказал, что был использован камень. В полиции думают также: "Удар тупым предметом". Официальные слова. Интересно то, что ты также говорил, что удар был нанесен камнем. Почему ты это говоришь, Джейсон?

- Не знаю, там много камней.

- Что, ты думаешь, стало с этим камнем?

Джейсон вздрогнул, снова заерзав по стулу и снова осознав, насколько жарко в этом помещении. Его не интересовало ничего, что было связано с этим камнем, и что с ним было дальше. Он почувствовал, как начинает болеть голова, как пульсирует боль с каждым ударом его сердца.

- Не знаю, что стало с этим камнем. Может, его отбросили куда-нибудь в сторону, - он устал от этих бесконечных вопросов, несмотря на все разговоры мистера Трента о помощи следствию. Он уже не на шутку хотел отсюда уйти. - Думаю, что мне пора. Хочу домой.

- Пока еще нет, Джейсон.

- Почему нет? - он еще ответил не на все вопросы?

- Потому что, как я уже сказал, твое нахождение здесь очень важно. Не только где ты спрятал Алисию, но и где вы провели последний час ее жизни.

- Убийца. Не я.

Трент не ответил, он лишь смотрел на мальчика.

- А затем подведем итог, хорошо? - наконец заговорил Трент.

- Да, - согласился Джейсон. Итог. Слово, доказывающее, что он не последний, кто видел Алисию.

- Ты знал Алисию Бартлет. Она была маленькой девочкой, которая, похоже, любила тебя. Умной маленькой девочкой, которая нередко побеждала тебя в играх, что заставляло тебя чувствовать униженным.

Джейсон открыл рот, что бы начать говорить. Мистер Трент был прав не во всем, но он поднял руку, будто дорожный полицейский, останавливающий движение. И Джейсон снова сел на стул.

- Ты любишь читать книги, в которых есть насилие. Те книги, которые ты читал, и фильмы, которые смотрел, - Трент говорил быстро и без остановки - так, чтобы мальчик не мог вставить и слова. - Ты говорил, что не уверен, где пролегает грань между вымыслом и реальностью. Все твои грезы. Иногда о насилии...

- Но...

Снова останавливающий движение жест.

- Ты хорошо знаком с тем местом в деревьях, где умерла Алисия Бартлет. Ты сказал, что для ее убийства был использован камень. В полиции это не разгласили для общественности, и тут ты говоришь, что орудием убийства был камень. Правильно?

- Правильно, но...

- Сложившиеся обстоятельства и побуждающие мотивы - это наиболее важные аспекты этого дела, Джейсон. А у тебя было и то, и другое.

- Побуждающие мотивы?

- Алисия забавлялась, унижая тебя.

- Я любил Алисию, она никогда...

- И тут пролегает тонкая линия: тебе кто-то нравится, ты даже испытываешь к нему нежные чувства, а затем ненавидишь. Молния возникает мгновенно. Надо признать это, Джейсон. Ни у кого не было такого стечения обстоятельств. В тот день ты был с ней, и вы были одни...

- Мы были одни, но...

- Смотри, это - объяснимо. Ты не хотел причинять ей какой-либо вред, ведь так?

- Но я...

- Это произошло. Ты не сдержал свой нрав, тебя что-то расстроило, все произошло быстро, ты даже ни о чем не задумался, и под твоими руками оказался камень...

- Ничего такого не произошло, - продолжал возражать Джейсон, повысив голос, который, казалось, отскакивал от стен, будто теннисный шарик.

- Что тогда произошло?

Джейсон отпрянул, будто получил пощечину или удар в живот. В животе он почувствовал пустоту, а в кишках - слабость. Ему как никогда захотелось в туалет.

В глаза мальчика Трент увидел панику, все его лицо исказилось от боли, губы задрожали, а руки поднялись в протест. Все его тело вдруг стало извиваться, будто ему нужно было уменьшиться в размерах, сжаться в комок, чтобы поместиться в ловушку, в которую он шел, не осознавая того. И в этот яркий момент прозрения Трент необратимо понял, что мальчик не виновен. Он это осознавал в самой глубине бытия, после всех сомнений и уловок. Джейсон Дорент не убивал Алисию Бартлет. Трент успел познакомиться со столькими способами увернуться от правды, и слышал столько всевозможных возражений во время всех своих расследований, что у него не было никаких сомнений в том, что Джейсон Дорент никого не убивал. Накопив все телодвижения, спонтанные ответы, отсутствие хитрости в голосе и в манерах - все говорило о неизбежной правде. Трент ощутил недомогание от собственного уныния и разочарования. Он подумал о Брекстоне и о сенаторе, ожидающих признание, об этом небольшом городке, охваченном страхом и подозрениями, ожидающем, когда он принесет им добрую весть, изобличит преступника, после чего все смогут спокойно спать, не волнуясь о том, хорошо на ночь ли закрыта дверь, и не переживая о том, как поздно домой вернутся сын или дочь. Обещание сенатора эхом звучало в его сознании: "Твой билет будет на лучшее место в партере".

Он взглянул на этого мальчика: сама невинность, хрупкость и наивность, сама уязвимость и беззащитность, с ним можно сделать все, что угодно. А также и остальные - с ними также можно было сделать все что угодно. Эта мысль, будто наползающая тень, укутывала его сознание. "Может, я не прав? Может, мои инстинкты меня подводят? Может, этот мальчик умнее чем кажется?"

Трент испугался, что в этот день он повстречался с субъектом, который являясь мастером уловок, в игре с вопросами и ответами смог обвести его вокруг пальца, мастерски сделав его ученым идиотом, неспособным ни на что. Он вспомнил классическое описание идеального преступления: "Оно настолько идеально, что даже не напоминает преступление". Идеальный обманщик. И может ли кто-нибудь столь невинно выглядящий, столь чистый и честный при появлении любой вероятности обвинения быть вдруг отпущенным?

Этот мальчик сидел перед ним. Был ли он идеальным обманщиком? Может, может... "или я просто обманываю себя?"

Тренту было ясно, что пора уже было решить - продолжить или остановиться. На самом деле просто. Отпустить мальчика и послать его назад к его повседневному бытию, обычной жизни, не знающей рока судьбы, и он всего лишь был бы отпущен, или копнуть глубже? Сделать вызов всей его хитрости и опыту изворачиваться, если вдруг в этом мальчике скрывается дьявол, если вся его невинность - лишь видимость, фасад, маска.

"Но ты ведь знаешь, что это - не так".

Трент проигнорировал маленький голос внутри себя.

- Надо успокоиться, - услышал Трент, как это произносил его самый разумный голос. - Надо просто посмотреть фактам в лицо. Дело открыто против тебя, и найдены смягчающие обстоятельства.

Мальчик закачал головой.

- И что нам с этим делать? Прочему в полиции думают, что я... - он остановился, очевидно, чтобы не произнести это фатальное слово. - Почему они считают, что это сделал я?

- Это все, о чем мы говорили раньше, Джейсон. Мотивы и побуждения, отсутствие других подозреваемых. Никто не видел Алисию после того, как ты оставил ее в тот день. И как сам допускаешь, что ты никого не видел в тот день, кого бы не видел прежде, или кто вел бы себя подозрительно. Никого. Родители Алисии, ее брат, у всех есть оправдание, - Трент специально обходил слово "алиби". - Ты же не можешь никак оправдать свои действия, нет ни одного свидетеля, кто мог бы сказать, что ты делал в период с четырех до пяти часов вечера - время, когда Алисия умерла. Кроме того, у тебя есть предрасположенность к насилию...

- У меня... что? - он был поражен этим предположением. Все, о чем говорил следователь, было нелепым и абсурдным, но особенно о его предрасположенности к насилию.

- Я всего лишь констатирую то, о чем думают в полиции. Несколько месяцев тому назад ты напал на парня в школе. Без какого-либо на то повода.

- Не знаю ничего о поводах. Но он - задира, к тому же подлый и трусливый. Он думал, что его поступки против других никто не видит и не замечает. Он прижал к стене Ребеку Толлан и трогал ее руками...

- Она пожаловалась на него?

Джейсон отрицательно качнул головой, разозлившись на себя за то, что не постарался объяснить это кому-нибудь прежде.

- Вот видишь, никто не видел, как он это делает, но все знают, что однажды без какого-либо повода ты его толкнул в школьном кафетерии на глазах у всех одноклассников. Все видели, как ты его толкнул, но никто не видел, как ты говоришь, его поступков.

Джейсона снова стал беспокоить выбор слов мистера Трента, никогда не сомневающегося в поведении Джейсона.

"Никто не видел, как ты говоришь, его поступков".

- Плюс те книги, которые ты читаешь, и фильмы с насилием, которые смотришь.

- Я не говорю, что мне это нравится. Я также люблю и многое другое.

- Смотри, Джейсон, я всего лишь констатирую то, о чем думают в полиции. Я пытаюсь тебе показать всю серьезность ситуации, в которой ты оказался. Ты - первый подозреваемый, и у них есть доказательства против тебя. Никого больше нельзя заподозрить по этому профилю...

Стало тихо, и Тренту нужно было сделать правильные выводы. Незаметно он кинул взгляд на диктофон, чтобы убедиться в том, что красная лампочка продолжает моргать, индицируя продолжение записи допроса. Все шло именно так, как он и предполагал. Мальчик чуть ли не с готовностью шел в ловушку, и вот теперь она захлопнулась у него за спиной.

- Я хочу домой, сказал Джейсон.

- Мне кое-что нужно тебе сказать, Джейсон. Здесь, рядом со мной ты в безопасности. Один шаг к двери, как ничто и никто тебя не защищает. Здесь мы сможем продумать, как тебе помочь, как тебя уберечь.

- Как, - вдруг с остротой надежды выстрелил Джейсон.

- Продумаем стратегию.

Мальчик нахмурился, очевидно, беспомощно растерявшись, осознав свою уязвимость и запутанность в словах. Трента тревожила их близость, и в большей части, потому, что он стал адвокатом Джейсона.

- Положение, в котором ты находишься, Джейсон. Ты - главный подозреваемый.

- Подождите...

- Да?

- Я сюда пришел, полагая, что помогу вам и полиции. Но это была неправда, ведь так?

- Не совсем, - отметил Трент. - Было бы здорово получить от тебя помощь или, если бы ты смог дать какие-нибудь доказательства виновности кого-либо еще. И я... мы были бы счастливы. Но этого не произошло, Джейсон, и у нас на руках остались только лишь доказательства. И эти доказательства указывают на тебя, как на убийцу Алисии Бартлет.

Прежде, чем мальчик смог найти ответ, Трент продолжил.

- Знаю, знаю. Ты утверждаешь, что невиновен, но как видно, это лишь утверждение, которое ничем не подтверждается. Но если на момент все это оставить в стороне, то можно подумать, как следует вести себя дальше, какую стратегию взять на вооружение. И здесь я пытаюсь тебе помочь.

- Как вы можете мне помочь? - растеряно спросил Джейсон, и с трудом поверив в то, что он это спросил.

- Прежде всего, мы не можем пользоваться уловками и обманом. Будем прямолинейны и точны. Например... ты католик, Джейсон?

- Мы, отец, мать и сестра посещаем церковь почти каждое воскресение.

- Значит, ты знаешь, что такое исповедь и отпущение грехов.

- Да. Но я исповедовался лишь раз или два. Я не каждый раз хожу с ними в церковь.

- Так ты знаешь, как это работает. Исповедовавшись в первый раз, ты получаешь отпущение грехов. И ты допускаешь, что твои прежние грехи могут быть прощены.

Джейсон кивнул, подумав, насколько принадлежность католицизму и приход на исповедь может соответствовать его затруднительной ситуации.

- Ладно, кое-что тебе нужно сделать, прежде чем приступим к мерам защиты.

Еле заметное предупреждение прозвучало где-то в сознании Джейсона, у него в теле, в духе - он не был уверен, где именно, но где-то что-то стронулось с места.

Исповедь - это не признание. Джейсон вдруг увидел, как далеко зашел этот человек. Он хотел, чтобы Джейсон признался. Признался в убийстве Алисии Бартлет. Джейсон чуть не засмеялся в неверии своим ушам. Реакция была не предсказуемой и неожиданной, как отрыжка.

- Вы хотите, чтобы я сказал, что это я убил Алисию Бартлет?

В его голосе были ужас и разочарование.

- Если ты покинешь комнату именно сейчас, в эту минуту, без каких-либо допущений, не сказав, чего от тебя ждут, то обозленные люди будут способны на худшее. Это будет похоже на разъяренный бунт...

- Скажите, что произойдет, если... - он не захотел произнести это слово, никогда бы его не произнес и не сделал бы того, что оно значит.

- Твой голос останется у меня на пленке, - сказал Трент, указав на диктофон, моргающий зеленой лампочкой. - Я удалюсь, чтобы тебе не мешать, а ты расскажи представителям власти обо всех смягчающих обстоятельствах. Как ты сотрудничал. Все будет представлено в лучшем свете... атмосфера будет дружеской, не враждебной. Никто не упрячет тебя в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Ты получишь уважение и понимание, руку помощи. И даже возможно, что сегодня ты уйдешь домой к семье. Обстановка разрядится. Может произойти все самое лучшее взамен худшему сценарию. Жизнь в тюрьме, без семьи, ненависть людей, живущих в вашем городе, твоих одноклассников. Один раз ты уже допустил подобное, и от всего этого мы можем тебя защитить.

- Но я этого не делал.

- Позволь мне обрисовать ситуацию, Джейсон. За пределами этой двери все офицеры полиции ждут, когда ты признаешься в убийстве Алисии Бартлет. Один шаг, и тебя ничего не защищает. Твой возраст - не в счет. Закон не считается с тем, что еще несовершеннолетний, как и ты сам стараешься быть взрослым. Что значит - жизнь в тюрьме, без освобождения под залог или честное слово или еще хуже. Ты окажешься среди убийц, без какой-либо защиты. Но есть возможность облегчить такую участь.

- Как?

- Показать, что ты не хладнокровный убийца, что ты не хотел причинить ей что-либо плохое, что ты сожалеешь о случившемся...

- Но я никого не убивал.

- Знаю, знаю. Отрицание, это часть защитного механизма. Потому что ты не намеревался делать того, что не исходило из твоего сознания, как вера в то, что ты этого не делал. Это полностью объяснимо, Джейсон. То, что ты сделал в какой-то ослепляющий момент, закрашивается в твоей памяти, и ты убеждаешь себя в том, что этого не делал.

- Но я этого не делал.

- Вот видишь? Ты продолжаешь отрицать, и это худшее, что ты сейчас делаешь. Ты должен отвернуться от своих отрицаний, тогда у тебя появится лучший шанс...

- И что это за лучший шанс?

- Лучший шанс - это сократить дело, открытое против тебя. Один раз ты делаешь допущение, и защита начинает работать. Твоя сторона в деле может быть представлена в лучшем свете. Люди могу рассмотреть твою сторону в произошедшем. Они увидят, что ты на самом деле хороший парень, заслуживаешь лучшее к себе отношение. Ведь на самом деле против тебя встал весь город, все твои друзья и соседи. Но если мы покажем им твои сожаления, твое раскаяние, то все вокруг может измениться.

Слезы маленькими лужами накапливались в уголках глаз Джейсона.

Впервые Тренту было тяжело смотреть в глаза допрашиваемого субъекта. Сам он отвернулся к двери, будто взглядом можно было ее открыть и сотворить вход Брекстона с заявлением, что убийца пойман и взят под стражу, что Джейсон Дорент свободен и может идти, что бы значило, что Трент также свободен и больше ни за что не отвечает. Акт предательства был бы излишним. Предательство. То, что он делал, было ни чем другим, как предательством.

Отвернувшись от этой мысли, Трент снова посмотрел на мальчика и его позу невиновности. Но позу нельзя было записать на магнитную пленку, только слова. Он также знал, что не позволит мальчику исповедь, даже если в дальнейшем его исповедь не уйдет дальше магнитной пленки. Но в данный момент его это не заботило. Его отправили в этот кабинет, чтобы добиться от мальчика признание. Сегодня. И это была его миссия, и это то, что он намеревался сделать, заставив мальчика произнести слова, которые останутся на магнитной пленке.

- Послушай, - сказал Трент.

Мальчик наклонил голову, его глаза умоляли Трента, будто у него были ответы на все вопросы и лучшие их решения.

- Ты слышишь тишину, Джейсон? Там, в коридоре?

- Да, - прошептал он.

- Это - ужасная тишина. Люди ожидают, затаив дыхание, чтобы увидеть, кто выйдет из комнаты. Хладнокровный монстр, убивший ребенка или приятный мальчик из хорошей семьи, у которого никогда не было неприятностей, приводов в полицию, который такой же человек, как и они, который иногда способен на ошибки, как и любой в этом мире. Люди поймут. Но ты должен действовать, Джейсон. Все в твоих руках.

Трент видел отчаяние в глазах Джейсона, тело которого обмякло от усталости, подбородок дрожал, а слезы двумя ручейками скатывались по щекам. Он почувствовал неизбежный момент успеха, и предвкушал сладкий трепет триумфа, все уже было предрешено, сомнения прочь. Вот то, чем ему надо было заниматься, то для чего он был рожден.

"Ты то, что ты делаешь".

О, Лота. О, Сара.

Через пять минут мальчик произнес слова, которые так были нужны Тренту.

И жужжание моторчика диктофона, записывающего осипший, ломающийся голос.

"Это символично" - подумал Трент, увидев жука. Он был черным, блестящим, округлым. Что это был за жук, ему было неизвестно, но его неторопливое передвижение по столу пленило Трента. В это время он извлек из пластикового гнезда кассету, чтобы положить ее на стол и надписать: "Трент. Субъект допроса: Дорент".

Он свернул в трубочку журнал, чтобы одним решительным движением смахнуть жука со стола, но вдруг жук начал двигаться в другую сторону, и Трент быстрым движением смел его, наблюдая, как тот крутится в воздухе, с недовольным жужжанием улетая куда-то в дальний угол кабинета.

Он снова вернулся к кассете в черном, рифленом футляре, найдя в ней нечто неотразимое и ни на что не похожее.

"Трент. Субъект допроса: Дорент".

Он взял футляр, открыл и подумал о том, что, как и потревоженную пальцами язву, эту кассету проигнорировать будет невозможно.

Как баран на новые ворота, он продолжал смотреть на написанные им слова, не понимая, что они на самом деле значат, будто это были иероглифы инопланетной цивилизации, расшифровать которые ему было не под силу.

Неизбежно он подумал об этой маленькой комнатке в управлении полиции Монумента, о двенадцатилетнем подростке, сидящем перед ним, и, конечно же, о Саре Доунс. И больше всего, против его воли, его занимали мысли о предстоящей сцене в вестибюле этого полицейского управления. Затем он вышел из маленького помещения, оставив там потерявшего свет, безмолвно приклеенного к стулу мальчишку с глазами, в которых уже не было веры ни в кого и ни во что.

Выглянув наружу, Трент увидел Сару Доунс, появившуюся из открывшейся двери кабинета в конце коридора. Когда она его заметила, то на ее лице появилась улыбка, которую было не сдержать. Он закрыл за собой дверь, оставив там мальчика, чтобы тот немного подумал в одиночестве обо всех своих поступках, и улыбнулся в ответ спешащей к нему, молодой женщине и понял, насколько она была хороша без своей холодной элегантности.

Трент ждал. В его руках покоилась кассета. Он вкушал сладостный момент. Каблуки Сары стучали по старому, покоробленному деревянному полу. Когда она приблизилась к Тренту, то ее глаза остановились на кассете. Ему стало интересно, были ли в комнате установлены "жучки" для прослушивания допроса, если ей уже было известно, что мальчик признался. Как бы то ни было, его голос навсегда останется на кассете.

Она резко остановилась перед ним, и аромат сирени сменил запах пота, который усилился, когда она нахмурилась. Она снова кинула взгляд на кассету, и ее подбородок начал опускаться

- О чем я и думала, - озадаченно сказала она.

- Да, он признался. И все это - на пленке, - он произнес это, подавляя возбуждение и удивляясь тому, что он его почувствовал.

Он предложил ей кассету, будто это был подарок.

- Это - невозможно, - закачала она головой.

- Но так оно и есть.

- Вы заставили его признаться, - на ее устах был не вопрос, а утверждение. Голос был плоским. Даже не плоским - мертвым, обвиняющим.

Вдруг осознав нечто плохое, он не ответил.

- Убийца взят и уже под охраной, - сказала она. - Я пришла вам это рассказать. Ее брат. Его алиби с друзьями не подтвердилось. Сначала его выдал один, а затем другой, и вот он сознался.

Трент посмотрел на кассету, которая продолжала покоиться в его руке.

В этот момент он услышал, как у него за спиной открылась дверь кабинета. Он обернулся и увидел, что это сделала Сара Доунс. На него блеклыми, усталыми глазами смотрел мальчик, которого он целый день промурыжил в этом тесном кабинете. Он выглядел жалко, запугано, вся его плоть была влажной и болезненно-белого цвета - будто он только что пробежал марафонскую дистанцию.

Зазвонивший телефон вернул Трента в реальность маленького кабинета. Он снял трубку с аппарата и услышал голос диспетчера Эффи.

- Не отвечайте, Трент, - сказала Сара с долей отвращения. - Можно это сделаю я? - ее голос выдавал ее неспособность сделать именно это. - Уже прошло три дня. К жизни ее все равно уже не вернуть. Все снова возвратится на круги своя.

Три дня или тридцать, Трент знал, что ничего уже не исправить. Сара Доунс ему уже не позвонит. И от сенатора тоже ждать будет нечего.

Его челюсть начала болеть, будто старый враг, напоминающий о себе в самый неподходящий момент.

"Не забудьте о вашей встрече с шефом", - сказал Эффи с внезапной симпатией в голосе.

Она знала, что ожидало его на предстоящей встрече: понижение - нет, не в звании, во всем остальном. Может, ночные смены с вечера и до девяти утра. Ни каких особых привилегий, ни какого времени, специально отведенного на допросы и, скорее всего, ему больше никто не обратится за помощью в очередном расследовании.

Кассета лежала на столе, ожидая, когда он повесит трубку и откроет ее снова: "Трент. Субъект допроса: Дорент". Джейсон Дорент. Бедный мальчик, но, в конце концов, он был юным, свежим, не пойманным и не взятым под стражу прежде времени. "Он не застыл в янтаре, как многие другие. Как я", - подумал Трент.

"Ты - то, чем занимаешься", - сказала ему Лота.

"Но я знаю, что ровным счетом я не делаю ничего".

------------------------------------------------------------

Кошмары прекратились через где-то неделю, и он уже не знал, где они еще продолжали быть кошмарами, а где уже стали просто снами. Отец ему говорил, что кошмары - это всего лишь сны, от которых просыпаешься, в отличие от ужасов, происходящих с тобой наяву, от которых некуда деться. И это лишь сны, переполненные событиями, которых ты себе и другим, может быть, не пожелаешь, но и реальностью они никак не являются.

Сны Джейсона были плохими, но их он почему-то не запоминал, а когда просыпался, то они тут же отступали. От них лишь оставалось впечатление того, что кто-то или что-то гналось за ним, и он не мог от этого скрыться, потому что ноги ему не подчинялись, были будто замороженными, или даже не замороженными, а всего лишь погруженными в воду, будто сам он был по пояс в воде. Но в этом не было ничего особенного, и даже, когда само слово "особенное" пугало его.

Но, что на самом деле его пугало, так это совсем другое ощущение, которое никак не мог описать, и не смог бы объяснить никакому врачу из тех, у которых после всего пришлось побывать. Ему казалось, что в отличие от других он в этом мире не существует, не имеет связи со всем, что его окружает, что он не вписывается в события, происходящие вокруг: на улице, в школе, дома, в семье.

Особенности и окружение - слова, которые вселяли в него ужас. Они продолжали преследовать его, вместо того, чтобы остаться в том маленьком кабинете вместе с человеком, которого звали Трент, и который говорил Джейсону, что он делал то, чего на самом деле не делал.

Но ему не хотелось об этом думать.

И хотелось ли ему думать о чем-нибудь еще?

Нет, не хотелось.

Но он знал, что думать ему все равно придется - особенно об этом.

И он думал.

Нет, не о том, что он делал, а о том, что говорил, что это делал, когда он этого не делал.

Иногда ему могли помочь таблетки, но он старался избегать их, потому что от них начинало звенеть в ушах, а само ощущение того, что он реально не существует, почему-то не проходило. Да, он знал, что он здесь, именно здесь - дома или снаружи, на крыльце, а через неделю в школе, что будет не здесь, а там. Но все это было будто бы чем-то нереальным, и он знал, что это - не сон.

Ему не хотелось быть одному. Ему не нравилось, когда вокруг никого. Как дома, когда отец на работе, мать в торговом центре "Уай", а Эмма где-то гуляет. "Джейсон, ты уверен, что у тебя все в порядке?" - как-то спросила его мать, все те дни маска беспокойства не оставляла ее лицо. "Конечно, все хорошо", - отвечал он ей, потому что не хотел, чтобы она волновалась. Он был одним из тех, от кого бывают лишь неприятности, а вина, за что бы то ни было, не покидала его никогда.

"Но я ничего такого не сделал".

"Нет, сделал".

Но он не мог совершить того, в чем заставлял его признаться мистер Трент.

Но как мистер Трент заставил его сказать, что он сделал то, чего он не делал никогда? Никогда бы не сделал, ничего подобного, просто бы не смог. Никогда.

Никогда?

Но если говоришь, что ты это сделал, то, значит, смог бы, значит, способен на что-либо ужасное. Может быть, где-нибудь глубоко внутри себя, в самых скрытых закоулках понимаешь, что на такое способен.

Но как я это смог?

Не как, а почему.

Хорошо, тогда зачем и как я это сделал?

Смотри, ты уже сказал, что сделал с маленькой Алисией то, чего никогда бы ей не причинил. А что если с кем-нибудь другим?

С кем, например?

Ну, например, с Бодо Келтоном.

Смотри, ты уже сказал, что сделал нечто такое, чего на самом деле и не делал. Значит, сможешь доказать всем, что ты это можешь, что на такое способен - на то, о чем ты говорил в той маленькой комнатке в полиции, и это было правдой, на самом деле, что в тебе не ошиблись.

После всего покажи всем, на что ты способен.

Но как я могу такое сделать?

Он хотел, чтобы вернулась его мать. Или Эмма. Отец не мог, потому что был на работе. Дома было жарко, но он отказывался думать о жаре. Несколькими днями ранее он открыл все окна в доме, не потому, что было жарко, а потому что чувствовал, как задыхается, даже, несмотря на то, что несколько окон были уже открыты. Ему не хотелось куда-нибудь убежать, выйти на улицу, и вместо этого он бегал по дому и открывал окна, даже на чердаке и в подвале, несмотря на то, что там было грязно, и все было затянуто паутиной. Это прошло, когда домой вернулась мать, и он понял, что всего уже через край, что сильный сквозняк, и брызги дождя попадают внутрь комнаты.

Он уже не замечал жару и думал о том, что ему делать дальше. Если он собирался показать, что на это способен, то он был готов это сделать. И, вместо того, чтобы просто говорить о том, что это сделал, когда он это не сделал, он вспомнил, что Бодо Келтон каждый день, с утра до вечера околачивается в торговом комплексе "Рик Центр", как обычно, исподтишка занимаясь всякими подлыми проделками.

Джейсон взглянул на часы. На них было около трех. День был жарким. Он знал, что Бодо будет там - в "Рик Центре". То, что ему нужно было сделать, с нетерпением его ожидало. А нужно было лишь пересечь улицу.

Он поднял голову. Все тело наполнилось сладостным чувством. Пусть оно не оставит его никогда, и будет обдувающим сердце свежим ветерком.

Он вошел на кухню, открыл выдвижной ящик стола и достал оттуда большой мясничий нож.

Оставить комментарий © Copyright Кормер Роберт (перевод: Майк Эйдельберг) (mikesappojnikoff@gmail.com) Размещен: 26/05/2012, изменен: 26/05/2012. 166k. Статистика. Повесть: Переводы Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: В маленьком городке штата Массачусетс совершено жестокое убийство. Убита восьмилетняя девочка. Прежде с ней дружил и часто бывал в гостях у семьи этой девочки двенадцатилетний подросток Джейсон Дорент. Подозрения, конечно же, падают на него, т.к. он был одним из последних (если не самым последним), кто ее видел в живых, незадолго до убийства проводя вместе с ней время у нее дома. Городок переполошен. Родители боятся выпустить детей на улицу. Полиция, не найдя концов, вынуждена пригласить очень авторитетного следователя из другого штата. Само название романа взято из строк стихов ирландского поэта конца 19-го и начала 20-го века Вильяма Батлера Йейтса, во всех произведениях которого тонкой линией отмечается та грань, которая отделяет правду ото лжи. Дилемма одного из главных героев пролегает как раз между самой правдой и необходимостью добиться желаемого результата вне зависимости оттого, насколько за ним стоит сама эта правда. В результате, убедив допрашиваемого подростка в том, что он совершил убийство, которого на самом деле не совершал, следователь убедил его в том, что тот способен на убийство.

Кормер Роберт : другие произведения.

Ломбард шкур и костей