Майская Надежда : другие произведения.

Наследство для Венеры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Венера - девушка модная, необычайно влюбчивая, но безнадежно невезучая невеста из северной столицы. Женихи сбегают, не дойдя до алтаря, а время уходит. Надо соглашаться на первое реальное предложение за последние четыре года. И не скажешь, что совсем уж критично, но время диктует, пора плодиться и размножаться, а претендентов на руку и сердце мало. Откровенно говоря, всего один. Живет где-то в глухой тайге, куда приходится добираться двое суток на перекладных. Вот и поехала девушка на Урал выходить замуж. Там на нее, как снег на голову, свалилось огромное наследство. Но Венера понимает, что владеть им совсем небезопасно... Будет ли она счастливо жить и будет ли жить вообще?
  Глава I. Не стоит делать сюрпризов
  Девушка погибала. Боль неторопливо расползалась по телу.
  Ей было обидно внезапно умирать в столь молодом возрасте, хотя, наверное, и в более старшем бы не особо хотелось. И уж точно не в этой придорожной канаве, заполненной мерзкой холодной водой, окурками и ещё черт знает чем.
  Чувство гадливости и безотчётного протеста против того, что с ней происходит, придало сил выкарабкаться из клоаки, несмотря на ужасную резь в правом боку.
  Липкая чёрная кровь вытекала из дыры в теле, и тяжелораненая постепенно замерзала. Подняться на ноги возможности уже не оставалось. И скулить тоже.
  Сознание ещё не совсем покинуло несчастную, инстинктивно прижавшую грязные руки к животу, чтобы как-то заткнуть прореху, и остались крохи сил свернуться в клубок в в безуспешной попытке согреться.
  Последнее, что она услышала, был недоумевающий мужской голос:
  ― Это девушка! Я думал, какая-то псина ползает и скулит. Помогите! Скорее вызывайте "скорую"!
  Раненую в отключке загрузили на каталку, отвезли в ближайшую больницу, положившись на судьбу и медиков.
  ― Ну и вонь! Откуда вы её вытянули? Тётя Наташа пусть сначала отмоет, после взгляну, ― брезгливо окинув взглядом поступившую, заявила дежурный доктор.
  Медицинская сестра, низкорослая пожилая дама с удивительно красивым лицом, вышла в длинный коридор и позвала неожиданно зычным голосом:
  ― Наталья Герасимовна, в смотровую!
  Пациенты и посетители притихли. Из противоположного конца коридора донеслось:
  ― Я в одиннадцатой палате, вымою ― подойду.
  Сестра милосердия тихо забормотала себе под нос и возвратилась к столу. Сморщилась, осматривая девушку. На кафельный пол смотровой натекла лужа грязной воды вперемешку с кровью, руки, заляпанные глиной, безжизненно свисали с каталки, лицо, также испачканное, было бледным, губы были синими. Женщина осуждающе покосилась на докторшу ― постоянно та привередничает ― затем привычно принялась за дело. Ножницами ловко вырезала кусок одежды, протерла открытое место вокруг раны, приложила чистый марлевый тампон и обернулась к доктору.
  ― Анна Сергеевна, посмотрите, я обработала.
  ― Немедленно вызывайте анестезиолога и готовьте к операции, ― доктор потрогала края ранения и сняла перчатки.
  Подобранная на дороге девушка пришла в сознание на четвертые сутки после продолжительной операции.
  Глаза разъезжались, она никак не могла их сфокусировать. Вздохнуть не удавалось, было трудно, очень хотелось пить и в туалет. Она безуспешно попыталась встать, что-то запищало, и над ней показалось лицо мужчины.
  ― Очнулась? Замечательно! Сейчас выну у тебя трубку, и будешь свободно дышать. На счет три резко выдохни. Поняла?
  Она совершенно не уяснила, для чего это нужно, однако, когда с ней говорят подобным непререкаемым тоном, как правило, предпочитала подчиняться.
  Доктор произнес: ― Три! ― И словно выдрал у неё гортань.
  Дышать стало на самом деле легче.
  ― Спасибо, ― прошептала барышня.
  ― Не за что, ― мужчина исчез неизвестно куда.
  Больная заерзала.
  Теперь над ней возникло миловидное лицо молодой женщины в медицинской шапочке:
  ― Что тут у нас? Отчего не спим?― специальным (у сестричек такие голоса специальные, вроде как сочувствующие, но так же и равнодушные) голосом справилась сестричка, не глядя в глаза пациентке.
  ― Пить, туалет, ― прохрипела больная.
  ― Пить не положено, губы намочу, а "утку" сейчас подам.
  В тот момент пациентка пока что не ведала и не догадывалась, что её ожидает. К концу третьих или четвёртых суток, когда ей разрешили вставать, такое понятие, как стыдливость совершенно сгинуло из сознания. Девушке неизбежно пришлось примириться с "утками" и собственной беспомощностью.
  Стало легче, когда её перевели в послеоперационную палату, там девушка начала учиться заново, управлять своим телом.
  Санитарка тётя Ната энергично протирала пол. Ударяла шваброй по ножкам койки, зачем-то передвигала, а для пациентки всё, что происходило с больничной кроватью, отдавалось глухой болью.
  ― Ну, девка, крупно повезло тебе! Вычистили рану и зашили, сперва баяли, что не жилица, столько грязи подцепила, теперь выздоровеешь. Я точно говорю, если больше пяти дней болящий лежит в реанимации, наверняка может скончаться. Подниматься пора. Прохаживаться. Тапки где? А халат? Как одна по коридору разгуливать станешь? Имя какое?
  ― Вера.
  ― А как брюхо-то пропорола? ― санитарка оперлась на ручку швабры и с пристрастием рассматривала девушку.
  ― Не помню.
  ― Ещё и память потеряла, убогая? И откуда вы появляетесь? Как одинёхонька расхаживаться пойдёшь? ― тётя Ната покачала головой и вновь занялась приборкой, что-то продолжая бормотать себе под нос.
  Вера самостоятельно села, голова закружилась, и показалось, что слегка закачало. Пациентке прекратили колоть снотворное и, ранение стало беспокоить сильнее, но обезболивающее она выпрашивать стыдилась. Девушка медленно поднялась, придерживаясь за спинку койки, и постояла так, тяжело дыша.
  Доктор сообщал, что необходимо понемножку начинать гулять. Вере было боязно. Сейчас сделает шаг, растянется на полу, шов на животе разъедется и снова польётся кровь из раны.
  Постепенно ноги перестали трястись, в голове убавился гул, и она совершила первый незначительный шажок, затем другой. Удалось не свалиться. Повеселев, больная более твёрдо прошла до другой кровати. Там спала пожилая тётенька, укрывшись одеялом.
  Вера медленно приблизилась к окну.
  Палата, в которую её положили, находилась на первом этаже.
  За стеклом было погожее летнее утро, под окном красовалась клумба с цветами, дальше куда-то бежала асфальтированная тропинка. По ней уверенно прошла женщина в халате, позже мужчина в цивильной одежде, проскочили две девочки.
  Жизнь там протекала своим чередом. Вере захотелось туда, к свободным людям, она позавидовала их здоровью, энергичности, лёгкости движений. Неужто и она так сможет?
  Окно было закрыто. Она потянула створку, но силы не хватило, и Вера отступилась. У нее озябли босые ноги: пол, покрытый линолеумом, был холодным.
  Больная так же неторопливо и осторожно прошла обратно, опустилась на кровать: сидеть было неудобно и больно, и она снова улеглась, спрятав ноги под одеяло. Как решить вопрос с обувью, девушка не представляла.
  Вошла медсестра, установила капельницу и сообщила, что поищет тапочки, которые были где-то тут. Пообещала, что принесут и больничный халат.
  После процедур Вера самостоятельно отправилась в коридор искать санузел: девушке хотелось умыться. Ей казалось, что она не идёт, а крадётся.
  Брела, пошатываясь, порой вытягивала руки в стороны для равновесия, когда казалось, что сейчас упадёт. Но обошлось. В коридоре эти упражнения увидел доктор и похвалил её за старание, но попросил не спешить, особо не усердствовать.
  Как позже выяснилось, больница оказалась небольшой, в несколько отделений, каждое в одноэтажном здании.
  По утрам врачи совершали обход. Звали опытных коллег к своим пациентам, специалисты обследовали больных прямо в палатах и писали назначения. В этом месте царила атмосфера умиротворения и камерности, так определила для себя Вера.
  К ней приходила невропатолог, пожилая дама с трясущейся головой, и установила диагноз: сотрясение мозга и частичная амнезия.
  Осмотрел её и офтальмолог, весёлый молодой доктор. Он допытывался, как к ним угодила эдакая прелестница, и за каким чёртом полезла в грязную канаву?
  Вера обычно ссылалась на амнезию.
  После обхода их приглашали на завтрак, пациенты ели в общей зале ― столовой, куда каждый больной приносил свои ложки, тарелки, кружки. Посуду мыли тут же и уносили с собой. Такой уклад позабавил Веру. Она высокомерно решила, что удивляться нечему ― провинция, хотя в больницу попала впервые в жизни, и сравнивать было не с чем.
  Веру же обеспечили всем необходимым добросердечные санитарки. Позже шли процедуры, инъекции, капельницы, затем после полагалось ходить по коридору и спать.
  На третий день после операции ей разрешили прогуляться под окнами. Погода стояла теплая: днем было жарко, но легкий ветерок и тень спасали от жары, и солнце нисколько не утомляло. Вера медленно, но вполне уверенно гуляла по той дорожке, которую видела из окна палаты, доходила до главных ворот больничного комплекса и возвращалась. Она с радостью ощущала, как возвращаются к ней силы, всё меньше беспокоит шов, и робко строила планы, чем займется в первую очередь, когда её выпишут
  За время пребывания Веры в больнице дважды шел дождь, люди радовались, что урожай будет хорошим. Оказывается, у всех имелись огороды, и было в порядке вещей, что после дежурства люди занимались грядками. Для столичной барышни и это оказалось в новинку. Дитя асфальта, она смутно представляла себе, зачем горбатиться на участках, выращивать овощи, когда все то же самое продается в магазинах. Впрочем, раньше ей и в голову не приходило задумываться о таких вещах.
  Ей больше, слава богу, вопросами не докучали.
  Она познакомилась в палате с соседкой, Алевтиной. У той удалили желчный пузырь. К Алевтине приезжали три дочери с мужьями, две тетушки, совсем старушки, супруг, какие-то ещё родственники, и все несли продукты, словно они тут голодали.
  Еду что приносили Алевтине, приходилось съедать Вере. Обратно не отправишь, обидятся, говорила соседка по палате. Девушка впервые попробовала шаньги, и поскольку у Али была строгая диета, сердобольные родственники несли то, что, по их мнению, не повредит. Пельмени приносили горячие, но капустные, называли китайскими.
  ― Это от китайцев переняли? ― осведомилась Вера, ей они весьма пришлись по вкусу.
  ― От каких китайцев! ― засмеялась Аля, ― где китайцы, а где мы! Нет, у нас считается, если мясо не может себе позволить кто-то, значит неимущий, как китаец.
  Девушка поначалу стеснялась, но Аля её отчитала: не война, никого она не объест и неужто не попотчевала бы Алю, довестись ситуация наоборот? А выздоравливать нужно. Позже Алевтину выписали. Она строго наказала обязательно приехать к ней, оставила адрес, и Вера в палате осталась одна. Искренность и доброта чужих людей, простота нравов, откровенность в высказываниях на те или иные вещи поразили девушку. Долго ещё после отъезда Алевтины она вспоминала о своей новой знакомой, смешливой дородной женщине. И улыбалась, вспомнив, как сокрушалась Алевтина Егоровна, выслушав рекомендации докторов.
  ― Как же я жить теперь стану? Все запретили! С голоду помру! Каши! Постное! А как же шашлычок? А жаркое из свинины? А селёдочка, украшенная колечками лука под водочку? Нет, Вера, не дождутся они от меня подобной жертвы!
  ― Но вам может сделаться нехорошо, ― обеспокоилась девушка.
  ― Да знаю я! ― с досадой махнула рукой соседка, ― оттого и печалюсь. Одна радость сейчас, заново похудею, буду ладной, как в молодости. Знаешь, я, какая была? Полсела парней за мной ухлёстывало, а предпочла себе рыжего. У тебя жених-то есть?
  ― Не помню.
  ― А ты не усердствуй! Само припомнится!
  На самом деле, Вера почти сразу, как проснулась, вспомнила все, что было до операции.
  Кто поверит, что ехала она на собственную свадьбу?
  Больница была небольшой, персонал и пациенты знали о загадочной больной, все живо интересовались, что с ней произошло, обсуждали удивительное появление, и она решила, что потеря памяти ― это удобно. Можно не говорить правду, прикрываясь амнезией.
  Никаких объяснений, никаких выяснений, кто ждал её в городе, никаких расследований, почему её сбила машина. Все сочувствовали, качали головой, похлопывали по плечу, утешали. Деньги, мобильный и документы были в потерянной сумочке. Скорее всего, та так и лежит на дне канавы, наивно полагала Вера.
  Лечащий врач, добродушный пожилой мужчина с красноватым носом, хвалил ее. И за то, что Вера быстро шла на поправку, и за то, что барышня оказалась предусмотрительной. Оценил практичность. Современная девушка, а в дорогу собралась по старинке, с запасом. К бюстгальтеру пришила кармашек, в котором спрятала несколько купюр в долларах и записку с группой крови. Вот и пригодилось.
  
  ― Мы из твоих денежных запасов взяли несколько купюр, купили отличное лекарство. А кто это тебя научил таким премудростям?
  ― Каким премудростям?
  ― Запас денег делать и прятать в белье, а главное, группу крови указывать.
  ― Моя бабушка. Она в войну сестрой милосердия была, вот и сообщила, что нужно обязательно группу крови где-то написать, все в жизни может произойти, ― сболтнула Вера с гордостью. После осознала, что при её ложной амнезии необычно помнить подобные частности, но доктор, к счастью, не проявил заинтересованности.
  ― Поклон ей, коли жива-здорова, очень помогло при оказании помощи. Все бы так делали. Вещи твои в негодность пришли. Но денежек хватит и на неё. Дней через пять выпишем, если показатели не ухудшатся. С Татьяной Васильевной поговори, она поможет, на первое время устроит.
  Ей сняли швы и готовили к выписке.
  Татьяна Васильевна Соболева, медсестра, про которую говорил врач, всю жизнь работала в хирургии. У неё недавно умер муж, в доме женщина осталась одна, места было много, поэтому она и пригласила потеряшку к себе пожить, пока та все не вспомнит.
  Она же купила босоножки, платье и пиджачок. Платье было бледно-розового цвета и оказалось на два размера больше, а вот фиолетовый пиджак с большими карманами пришелся впору. ещё Вере купили белые босоножки на низком каблучке.
  Ох, грехи наши тяжкие!
  В другой ситуации Вера, при её любви одеваться с шиком, даже бы не посмотрела в сторону таких вещей. На голову пришлось надеть белую косынку, тётя Ната одолжила из своих стратегических запасов. С тем безобразием, что творилось на немытой голове бывшей пациентки, выходить на улицу было стыдно.
  ― За комнату немного с тебя возьму, завтра выписывают, вместе и пойдем, как смену сдам. Так и не вспомнила, кто ты?
  ― Нет. Имя только и помню.
  ― Ну и то хорошо! Готова? Не ахти, конечно, да кто на тебя глядеть станет? Ты словно цыпленок с местной фабрики. Они худые да синие на прилавках лежат, вот и ты так выглядишь. Ничего, молодая, оклемаешься.
  Они вышли из ворот больницы, и неторопливо отправились домой к Соболевой. Слева от больницы располагалось кладбище. Удобно больничку построили предки.
  Татьяна Васильевна вела её тихими небольшими улочками с деревянными заборами выше человеческого роста и большими воротами перед домами.
  Они обходили лужи, иногда переходили на другую сторону улицы, если видели лежащую у ворот собаку. Вера уже ходила уверенно, не хваталась каждую минуту за бок, как было вначале.
  По улицам проезжали трехколесные мотоциклы с колясками, легковые автомобили, в основном, отечественного производства. Ехали водители не быстро, но и не медленно. Иногда у открытых распахнутых ворот мужчины копались в своих железных конях, разложив инструменты на земле.
  Вера с любопытством заглядывала в такие дворы: чаще всего в них было всё аккуратно убрано, собаки бегали на цепи или сидели в вольерах, там же виднелись и грядки. Дома смотрелись большими хоромами. Все было основательным, надежным и натуральным, что ли.
  Некоторые встречающиеся здоровались с Татьяной Васильевной, но не останавливались, шли по своим делам.
  Город, которого Вера ещё не увидела, казалось, отдалялся, уходил от нее в другую сторону.
  ― Я живу на озере, район наш старый, окраина города, ― сказала Соболева.
  ― А в озере купаться можно? ― заинтересовалась девушка.
  ― Нет там никакого озера. Засыпали давно. Площадь теперь, автобусы разворачиваются.
  ― Как жаль.
  ― Нисколько! Нам и реки хватает. Весной вода разливается до середины старого города, люди на лодках добираются из дома. Теперь у нас старики одни остались, дома как дачи используют. Молодёжь ближе к заводам селится, там же и поселок "Царское село" местные богачи построили. Оклемаешься немного, на реку сходим. Поплаваем. Плавать-то умеешь?
  ― Умею. Большое строительство у вас?
  ― Какое там! У кого деньги есть, тот и строит.
  ― Людям работу дают?
  ― А толку что? Авансы дают, а расчет не делают. Сами жируют. Закон вышел, что зарплату нельзя задерживать, но им закон не указ. Моему племяннику за семь месяцев задержали. И не уйдешь, работы больше нет.
  ― Как же так? Что же за хозяева такие?
  ― Есть тут одни, говорить не хочу! А вот и дом мой. Ты не пугайся, у меня собака, без неё здесь нельзя, мало ли кто пожалует. Заходи.
  Деревянный дом двумя окнами глядел на улицу. Они вошли в закрытый, как и у всех тут, от прохожих большими воротами двор. Во дворе был устроен деревянный тротуар из широких и читсых досок, слева, за невысоким заборчиком, вдоль которого росли кусты малины и крыжовника, виднелись грядки. Тротуар тянулся, огибая дом, дальше, вглубь.
  ― Туда за дом пройдешь, там баня, дровяник и туалет. Проходи в дом.
  Маленькая злобная собачка, захлебываясь лаем, бросилась к ним.
  ― Ну-ка, цыц, Фроська! Сейчас накормлю! Свои!
  Женщины вошли через застекленную веранду. Дом внутри оказался светлым, уютным, с высокими потолками и двумя комнатами, помимо кухни. Белоснежные тюлевые занавески закрывали окна, но пропускали много света, солнечные лучи освещали всё пространство, и оттого оно выглядело более нарядным.
  ― Как здесь красиво и светло! И тепло, ― воскликнула Вера, испытывая приятное чувство умиротворения.
  ― Располагайся, вот здесь будешь спать. Я сейчас баню истоплю, вода есть, носить не надо. После больницы отмоешься, а потом в город сходим, продукты купим, да и себе что присмотришь.
  Банька оказалась небольшой, побеленной изнутри.
  После бани девушка уснула. Татьяна Васильевна дала поспать ей пару часов, а после они сходили за продуктами и приготовили обед, неспешно разговаривая о жизни. Говорила в основном хозяйка, а гостья только слушала и помогала, чем могла.
  Вера пока была не готова рассказывать о себе. От того, что приходилось скрывать правду, она испытывала стыд, поэтому вела себя неестественно, зажато. Хозяйка не придавала значения её поведению, принимала такой, какая она была. От этого девушка и испытывала неловкость. https://andronum.com/product/mayskaya-nadezhda-nasledstvo-dlya-venery/
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"