Из-за острова на стрежень...

  

  Волна блеснула солнечным зайчиком яркого южного солнца и мелкими брызгами отпрянула прочь от серого борта. Пахло тиной, рыбой и потным телом. Кудрявая голова болела то ли от выпитого, то ли от бессонной ночи. Вокруг бродили сонные, злые мужики, укоризненно поглядывая на него.

  - Нехорошо... Не по-товарищески. Ты уж определись, - брат, загорелый и такой же хмурый, смотрел исподлобья. - Не поймут.

  Стыдно и горько. Он всё испортит. Смотреть не хотелось ни на песчаный пляж, ни на широкую, полноводную реку, ни на прозрачное небо над головой. Ружья, составленные ствол к стволу, не радовали. А ведь ещё вчера они заменяли ему целый мир. Он лежал и думал, как сейчас встанет и сделает то, что давно собирался, но не мог решиться.

  Вот сейчас встану и сделаю, думал он. Да. Это трудно. Это почти невозможно. Но я же мужчина, я должен. Ребята ждут, как повернётся дело. Если я этого не сделаю, всё пропало. И уже сегодня, сейчас, этот мир будет принадлежать не мне. Но достаточно встать, сделать два шага к борту и всё. Новый мир, где все женщины будут моими, где пуля точно попадает в цель, где удача и победа принадлежат только мне.

  Он вздохнул, ни на кого не глядя поднялся, взял её и бросил за борт.

  - И чёрт меня дёрнул притащить надувную бабу на охоту... - с облегчением вздохнул он.

  

  

  Начни от печки

  

  - Три. Всего. А так много надо, - он прижал её к шершавой, неструганной банке. Лысина грелась в лучах заходящего солнца.

  Три. Магическое число. Три брата, три поросёнка, три звезды... Только почему два пальца об асфальт? Почему не три?

  Как же он ненавидел её сейчас. Как и тогда, в детстве. Даже ещё сильнее.

  Тогда... У Васьки был велосипед, у Кольки перочинный нож, а у него только эта книга. Одна. Большая, в толстой, картонной обложке. И этот белобрысый счастливчик, намалёванный на ней, держал в руках ту, которую ему хотелось иметь больше всего на свете. Больше велосипеда. Больше перочинного ножика с выкидным лезвием, который Кольке сделал на заводе его отец. По ночам он плакал в подушку и не мог успокоиться.

  К десяти годам он знал о рыбалке всё: на что ловят на Филиппинах, из чего изготавливали крючки новгородские купцы, влияние песчаного дна на скорость придонного течения... Зимой и летом, в дождь и в пургу его часто можно было видеть на окрестных водоёмах. Однажды он даже упросил мать свозить его на море. Там он узнал, что блеск никелированного крючка действует не хуже червяка.

  Но всё было напрасно. И он плакал тайком от бессилия.

  И вот на́ тебе. Когда он почти забыл о ней, она появилась как снег на голову. Теперь, когда она уже не нужна. Совсем. Как же ему не хватало этих трёх раньше. Как он завидовал тому идиоту с белозубой улыбкой на обложке. Но теперь хватит.

  - Три... Мне хватит и одного, - он принял решение. - По щучьему велению, по моему хотению, превратись щука в тарань сушёную к пиву.

  

  

  Очередной дубль

  

  Солнце, избавившись от контрацептива тучи, дало добро на съемку. Площадка зажужжала пчелиным ульем. Режиссер, приняв на переносном стульчике позу, близкую по смыслу к знаменитому индийскому трактату, рявкнул:

  - Начали.

  Девочка-хлопушка торжественно, как первый раз к брачному ложу, встала перед камерой, щелкнула одноименным приспособлением и внятно, неестественно широко открывая рот, произнесла:

  - Запись... - клык ударил по губе, как молоток судьи, выбив алую каплю.

  Все замерли в страхе. Это уже третья попытка начать запись.

  - Ну! Ты так и будешь давиться им? - Думательный орган режиссера налился кровью. Это был полный провал. Свет ждать не станет. Ни этот, ни тот. Продюсер его закопает, и венок сделает именно с той сакральной фразой, которую так и не смогло произнести юное дарование. - Тебе восемнадцать есть и не раскупорили? - Дарование кивнуло. - Да ты круче "Хеннесси ХО". Гаврилов! Бегом сюда! Чтоб через пятнадцать минут всё было сделано.

  Борьба с нравственностью была недолгой. Механик Гаврилов, известный ловелас, справился за десять.

  - Начали! - Режиссер вопросительно посмотрел на механика. Тот поднял большой палец вверх.

  - Запись дубля! - Звонко, во весь голос произнесла разрумянившаяся девочка-хлопушка.