Хитрый лис Ли появился на то ли на четвертый, то ли на пятый день после свадьбы. Он вновь принес кусок шелка, искусно разрисованный гирляндами из цветов. После того, как он преподнес его Ану, стал долго и нудно жаловаться на свою бедность и на то, что Нока берет десятину в пользу нойона и не дает торговать ему, что торговля приносит одни только убытки, что возить товары во время войны опасно и приходится заниматься, чуть ли не благотворительностью. Хатуни прекрасно знала, что и по каким ценам продает свои товары хитрый китаец, так что о благотворительности не могло быть и речи. Из-за своей занятости Ли даже не узнал, откуда нойон взял жену. Он не мог даже знать не только кто она, но и то, что много раз видел её среди обступивших его монголов, пытавшихся купить у него что-нибудь, так как тоже приходилось смотреть во все глаза за тем, чтобы, кто-нибудь не спёр у него любую безделушку, которая пусть и не стоит в империи сущий пустяк, но здесь была бы продана очень дорого. Воровать у монголов было запрещено Ясой Чингисхана, так что воровство рассматривалось, как тяжелейший грех, но только среди соплеменников, но обмануть чужака считалось делом не только не греховным, а даже поощрялось.
- Что ты хочешь? - Выждав, пока Ли выскажет всё, при этом она даже ни разу его не перебила.
- Я хочу, чтобы Нока не взимал поборы в пользу нойона, а лично Вам я обещаю привозить пятнадцать больших кусков шелка и много полезных вещей. - Китаец ещё не понял, с кем имеет дело. Хатуни соседних ханов охотно бы согласились на его предложение. Обогатиться за счет своего господина, было так естественно, что даже не принималось во внимание нелепость данного предложения.
- Я думаю, что с тебя надо брать две десятины, а не одну, - неожиданно сказала его собеседница. - Ты хочешь обирать моего мужа, а значит, ты обираешь и меня. Нет, я тебе не разрешу торговать в наших аалах. Придут другие купцы, тогда мы с ними договоримся.
Ли был так поражен этим, что сердце его застыло от страха, и весь он покрылся потом. Сначала покраснел, а потом начал резко бледнеть. Для него это было таким страшным ударом, что не умещалось в его голове. Никто и никогда не разговаривал с ним таким тоном. Ану внимательно смотрела на него и ждала, когда тот придет в себя. Наконец китаец собрал всю волю и с трудом выдавил несколько слов:
- Госпожа, я буду привозить тебе не пятнадцать, а тридцать лучших кусков шелка и вдвое больше ценных вещей в твои войлочные сундуки. Ты станешь самой богатой хатуни во всех окрестных улусах, - придя в себя, Ли решил, что хозяйка просто решила обогатиться за его счет. Даже увеличивая вдвое подношение в пользу Ану, китаец всё равно оставался в большом выигрыше в этом случае, поскольку он был мизерным, по сравнению с тем, что взимался в пользу нойона и присосавшегося к этому ручейку богатства хитрого Нока.
- Ты не понял меня. Мне не нужны твои куски шелка. Я могу выпросить их из тех богатств, что лежат в сундуках моего господина, который берёт с тебя десятину, за торговлю в улусе. - Ану замолчала.
Удивленный китаец невольно спросил её:
- А что Вам нужно? - первый раз в жизни он не понимал женщину. Он хорошо знал монголов и их наивность. То, что он нажился благодаря ей, было ничего удивительного, поскольку последние зачастую и не подозревали, какие ценности они везли в своих вьюках из дальних стран.
- Ты везешь сюда товар по цене в половину той, которую ты здесь берешь за него, а я им торгую. Если нет, то в улусе будет торговать другой торговец на этих же условиях. - Ли не нашелся, что сказать, тогда Ану сказала. - Иди и подумай, только хорошо подумай, вместо тебя на это согласятся другие.
Ли беспрестанно кланяясь и пятясь, добрался до выхода из юрты и выскочил из неё, как ошпаренный. Монголы всегда были плохими торговцами, но эта была особенной. Она была чужестранкою, но откуда она взялась, он не мог понять. Женщины не в одной стране мира не торговали, поскольку водить караваны было не только делом тяжелым, но и опасным. Его захлестнула такая буря эмоций и переживаний, что он чуть не попал под ноги коня, на котором во весь опор неслась пожилая монголка. Та что-то крикнула и огрела Ли плеткой. После чего тот стал успокаиваться и приходить в себя.
- Стерва кривоногая, - выругался китаец и, на удивлении, стал быстро опускаться на землю и трезво размышлять о предложении хатуни. Как бы оно не казалось абсурдным, но носило в себе рациональное зерно. Ли был торговцем в третьем поколении. Его прадед начинал торговлю с монголами ещё тогда, когда правила династия Юань. Сам Ли начал помогать отцу с самого сопливого детства, и иного занятия он не знал, как не знали и его дети. Прекратив торговлю, они быстро бы пошли по миру. Тогда китаец стал считать и определять свою выгоду, которая осталась бы у него той же, когда возросли обороты вдвое. В это он мало верил в это, но меньше всего он верил в женщин. К его большому сожалению было все повернуто так, что его заперли в угол. Самое обидное было то, что в него загнала глупая женщина, просто и остроумно.