Намедни я прогуливался по городу и неожиданно повстречал нашу знаменитость - прозаика Ивана Сигизмундыча Непричастного. Я просто вовремя не заметил его и не успел перейти на другую сторону улицы. Пришлось улыбаться и раскланиваться. Иван Сигизмундыч довольно благодушно поблагодарил меня за рецензию на его повесть, долго тряс руку. По счастью, его вторая рука была занята увесистым пакетом: Непричастный имеет привычку удерживать собеседника за пуговицу. Как-то я был у него в гостях и он мне демонстрировал коллекцию пуговиц. Среди них была одна даже с генеральского мундира. Особое место в коллекции занимала косточка, похожая на куриную. Сигизмундыч клялся, что это носовая пуговица африканского вождя.
- Как поживаете, Иван Сигизмундыч? - я постарался спросить с почтительной интонацией, но получилось очень плохо и неубедительно.
- Да, вот, сборничек рассказов наваял. Тиснуть собираюсь. - Непричастный не заметил моей неискренности. Он был выше этого. - Не желаете ознакомиться? - Он пошарил в пакете и извлек стопку рассказов килограмма на три.
Как я мог отказать? Я принял стопку и попытался незаметно бросить ее в ближайшую урну. Сигизмундыч зорким глазом прозаика заметил мое движение и погрозил пальцем. Пришлось сделать вид, что это была шутка.
- Ну, жду от вас рецензию, - поставил точку в нашей встрече Иван Сигизмундыч, сказал "сыр" и удалился, помахивая полегчавшим пакетом. На ходу он пару раз оглянулся, и столько же раз погрозил пальцем - не попытаюсь ли я опять повторить неудачную шутку с урной.
Тут вдруг поднялся ветер и разметал почти всю стопку рассказов. В руке осталась буквально одна страница - она прилипла к ладони. Непричастный - известный любитель сладкого. Привожу уцелевший рассказ ниже. Чтобы читатель мог приобщиться.
Рассказ Љ1
(Сигизмундыч не утруждает себя придумыванием названий, это ниже его достоинства)
Еще с младых ногтей я взращивал в себе чувство прекрасного. И хотя оно (чувство) попало на благодатную почву и дало ростки, но, к великому моему сожалению, они (ростки) периодически вяли и сохли, Ничем другим как людской несправедливостью и черствостью я это объяснить не могу. Помимо этого чувства, я лелеял в себе и прочее. Например, меня радовали воробьи, прыгающиеся в луже по солнечным зайчикам. Возможно зайчикам это не нравилось, но жизнь такова, какова она есть. А вот какао я не очень люблю. Еще с детского сада.
На этом все заканчивается. Дальнейшее разобрать невозможно из-за коричневых пятен. Шоколада, разумеется.