Арсений колдовал над компьютером. Тонкая полоска щетины обрамляла лицо снизу, сходясь к губам тремя узкими линиями легкой небритости. Красивые глаза Володина смотрели на экран. Полумрак комнаты создавал настроение созерцательности и творческого поиска. К компьютеру была подсоединена камера, и на экране мелькали отснятые вчера кадры. Блондин морщился. Камера не хотела выдавать на диск больше того, что было сделано для очередного, богатого заказчика. Трое обнаженных мужчин на экране поигрывали бицепсами. Черные маски делали их безликими. Девушка очнулась в их руках и тут же получила удар по лицу. Она вскрикнула и попыталась вырваться. Трое бруталов радостно заржали. Стоящий прямо перед ней, легким ударом усадил ее на стул. Второй положил ей руки на плечи. Без суеты и без спешки третий достал ножик. Камера наезжает, и лицо, залитое слезами, занимает весь экран. Голубые глаза, светлые русые волосы, пухлые, почти детские губы.
- Отпустите меня! - девушка попыталась встать.
- Удачный кадр, - вслух сказал Арсений и потер руки. - Жаль, нельзя будет в институте показать. Хотя...
Парень в маске поднял руку девушки и провел небольшим ножиком поверх длинной черной водолазки. Камера показывает это крупно, детально. Видно, как из пореза сочится кровь, как намокает ткань, становясь более темной. И снова лицо девушки.
- Да, великолепно! - снова бросает реплику Арсений. - такое сыграть невозможно!
- А! Отпустите! Мне больно! Что вам нужно?!
Не говоря ни слова, парень сделал очередной надрез.
- На черной одежде плохо видна кровь, - голос Арсения за кадром снова нарушил течение сюжета.
- Как что? Мы делаем тебе модный прикид. А то ходишь как чувиха.
Парень продолжал наносить порезы.
- Может разденем ее? - обернулся к камере он, придерживая девушку за плечи.
- Рано, - раздался голос из глубины. - Нам надо часа на два протянуть. Заказчик сказал - не меньше двух часов.
- Вот черт, - выругался красавчик за компьютером, - Свой голос засветил. Придется... Хотя... чего вырезать-то, мало насняли...
Он отодвинулся от экрана - так лучше воспринималась композиция кадра.
Порезанные руки девушки отпущены, они безвольными плетями повисают вдоль тела.
- Ну вот и умница, - с явным южным акцентом говорит стоящий перед ней громила. - Давно пора смириться со своей участью. Тебя любит очень богатый мужчина. Хочет тебя. Даже фильм заказал.
- Хватит трепаться, дай ей соску, чтоб поняла, как сильно ее любят, - стоящий сзади положил руки девушке на горло и сильно сдавил шею. - Делай, красавица, что говорят, а потом пойдешь домой.
Он отпустил ее шею и надавил на затылок. Голова наклонилась, и волосы упали на щеки, рассыпавшись по плечам.
- Закрыли волосами все, - голос Арсения заунывно отмечал недостатки за кадром, плавно и нараспев, отчужденно и технично.
- Сейчас, дорогой, - гоготнул южный акцент и, собрав девичьи волосы одной рукой, другой направил свой стоящий член прямо ей в лицо.
Она сделал движение в сторону, и тут же получила удар в спину. Кулак воткнулся ей в позвоночник как нож, и она уткнулась лицом прямо в пах стоящего перед ней бандита.
- Соси, - последовала короткая команда. - Соси, а то мы тебе туда другое засунем.
Загорелые, блестящие мужские тела замерли в ожидании ответного движения. Камера опять подъехала вплотную, чтобы дать детальный крупный план.
Испуганные, заплаканные, голубые глаза смотрели прямо перед собой на мужские гениталии, эрегированные и покачивающиеся перед ее губами.
- Давай, красотка, - камера пододвинулась еще ближе, теперь на экране были видны только губы девушки и головка пениса.
Мгновение повисло в воздухе, как перевернутый экзаменационный билет в руках у студента-горемыки. Девчонка открыла рот и плавно всосала губами член. Все облегченно вздохнули. Даже камера разочарованно дернулась. Объектив стал удаляться, чтобы показать всю группу целиком. И тут южный акцент заорал.
- Аааааааааа! Хабут, бит одул, тя ахарвала... - заорал черноволосый на своем непонятном языке.
Голова девушки резко рванулась и оторвалась от мужского паха.
- Что случилось Ахмед? Ты чего орешь? - два других блестящих тела недоуменно посмотрели на сослуживца.
И тут только они заметили, что у него фонтаном бьет кровь. На том месте, где был член, сочился огрызок. Сам Ахмед, пытаясь остановить кровь, схватился двумя руками за рану. Не в силах справится с болью и собой, он орал благим матом на всех языках, которые знал.
- Кяг уюрг! - начал уже шипеть он, сжав зубы.
На девушку посыпались удары. Маленький ножик замелькал в воздухе.
- Хэй, ребятки, поосторожнее! Камеру заденете! Мне ее завтра на Ботаническую везти! - голос Арсения тоже стал нервным и напряженным.
- Да что происходит?! - Арсений уже почти кричал. - Отойдите от объекта, мне ничего не видно! Я не ваши голые зады сюда снимать пришел! Заказчик за это не заплатит!
За криками ребят почти не слышно было голоса девушки. Только взмахи мужских рук предполагали удары. Время от времени зловеще мелькал маленький ножик.
- Вот он, все, поехали в больницу, - Ахмед наклонился и что-то поднял с пола.
- Да отойдите вы все, камера слепая, что снимаем? Кто будет платить за это? Что с девкой сделали? - оператор и камера увидели, наконец, что происходит за спинами голых мужчин.
Девушка лежала на полу. Кровь залила ее лицо.
- Она член Ахмеду откусила, - раздался вдруг женский голос. В объектив попала белокурая Настя. Прямые, длинные волосы свисали ровно вдоль круглых щек. - Его в больницу надо.
Это были последние кадры того, что удалось вчера заснять. Забулькал телефонный звонок. Но даже это тихое переливчатое звучание раздражало Арсения. Он чертыхнулся.
- Алло. Да, шеф. Отсняли двадцать минут. Ахмеду она член откусила, и ребята его в больницу повезли. Да, да... Я понимаю, что надо сдавать. Но... Вряд ли что-то можно еще снять, - он замолчал, выслушивая замечания шефа. Мягкие, пухлые губы капризно скривились. Голубые льдинки глаз сузились. - Да нет, Ахмет тут не при чем. Девушки нет больше. Больше не сможем сделать ни одного кадра. Даже и без Ахмета. Ребята избили ее, - Арсений снова замолчал. На том конце трубки говорили громко. Он отодвинул от уха трубку, и его губы зашевелились. Он ругался, не произнося ни звука. - Практически убили, - схватил он трубку, услышав тишину. - Во всяком случае, снимать там было уже нечего. Нам с Настюхой пришлось ее убрать. Мы ее в речку сбросили... Ну уж я не знаю, поговорите с заказчиком, может он это возьмет, - на другом конце трубки его перебили. - Да нет, ее даже не раздели. Да и как избивали невидно толком, - его опять перебили. - Ну уж как могу, так и снимаю. Да пусть другой объект выберет, девок что ль красивых мало на улице ходит. Если хочет, мы можем его повозить, и прям при нем объект взять. Как скажете, шеф. Так они не могли продолжать, шеф, в том то и дело, что если в течении часа не приехать в больницу, член уже никто не возьмется пришивать! - он засмеялся.
Арсений бросил трубку и остановил звук камеры. Там все еще раздавались крики и ругань, хотя изображения уже не было.
ГЛАВА 2
Сознание вернулось ко мне вместе с болью. Нестерпимо резкая, она внезапно полоснула по мозгу. Стон прозвучал гулко. Чувство было такое, что звук раздался со стороны. Я вздрогнула. Страх перекрыл все мысли. Хотелось открыть глаза. Посмотреть, что делается вокруг. Но именно это сделать я и не могла. На глазах была повязка. Недавние события замелькали в памяти как восстановленная кинохроника. Слепящий свет мощных ламп, установленных на штативах, парни в масках, обнаженные, в кожаных полуперчатках и поясах, моя кровь, покрасившая их тела. Нож, маленький, с зазубренным лезвием, с эффектом пилы, чтоб резал неглубоко, а только пускал кровь. Раны на руках, наносимые методично, порез за порезом, как насечки на березе, от ладони к плечу, с внешней стороны руки. Огромный член, который запихивали мне в рот, ругаясь и избивая. Голос с акцентом, ругань, крики, вкус крови на губах, страшное ощущение откусывания человеческого органа и мой рывок в сторону, звук падения откушенного члена - картинки сменяли одна другую, пеленая сознание страхом. Где я? Где бандиты? Последнее, что я помнила - черная вода речки.
Я пощупала лицо. Все было забинтовано. Плотный кокон марли закрывал половину головы. Как будто меня начали подготавливать к мумификации. Все болело. Но сильнее всего болел левый глаз.
- Ну вот и чудесно. Очнулась, деточка. Найденыш ты наш.
Голос был женский, низкий и ласковый. Старческий. С хрипотцой. Я пощупала холодные складки простыни... и запах. Это был больничный запах хлорированного белья. Запах стерильности и лекарств. Типичный запах медицинских учреждений.
- Где я? - попыталась произнести как можно громче, но голос изменил мне.
- Что, милая, что ты говоришь? Плохо я слышу на старости лет, - чувствовалось, что она подходит ближе. Ее слова почти коснулись меня движением воздуха.
- Это больница? - снова попыталась я выяснить свое местонахождение. Страх подступал к горлу, сушил язык.
- Да, милый, не волнуйся, больница это, мой хороший, больница. Нашли тебя у ворот, охрана подобрала. Без чувств ты была. Позову к тебе сестру сейчас. Кто ж тебя так отделал-то? - женщина не спрашивала, а причитала. - Горемыка ты наша, но повезло тебе по-божески. Жива, счастливой будешь.
Я снова услышала какие-то звуки. Шуршание щетки по полу. Значит я в безопасности. Мне все-таки удалось убежать от этих ублюдков! Я попыталась приподняться на подушке. Колющая боль в левом глазу стала нестерпимой. Болела шея, ухо, щека. Провела двумя руками по телу. Повязки были наклеены почти везде. На животе, на бедре, на ногах несколько пластырей. Руки... Они тоже болели, но не так.
- Ну вот и славненько. Все хорошо. Сейчас сделаем перевязку и ты сможешь и посмотреть, и покушать. Искололи тебя, но не глубоко. Как новенькая будешь, немного шрамированная.
Это уже был новый голос. Медсестра, вспомнила я.
- Глаз не смогли тебе сохранить. Только один остался. Ну ничего. Стеклянный поставим, от настоящего не отличить будет.
Так у меня нет глаза! Вот откуда эта боль. Я осталась без глаза! Волна безнадежности и бессилия распустила пружину, которая была туго закручена и заставляла меня крутиться и кататься, как капельку ртути на полу. Двадцать два года! До сих пор я была живчиком. Я была самой-самой! Я была первой в классе, я была смой красивой в школе, я была самой умной на курсе в институте. Я считала себя самой хитрой, самой сообразительной, самой пронырливой. Всего добиться! Достичь денег и успеха, стать успешной! Переехать в Москву, остаться здесь, выйти замуж и ездить на своих колесах. Я почти была у цели! Я раскопала даже дневники матери и нашла своего отца! Тайком! Без всякой помощи! И уже почти вышла замуж. Свадьба должна была быть через две недели! Алексей... Взрослый, состоявшийся мужчина. Сколько усилий я сделала, чтобы подладиться под него. Мысль о нем доставляла самую большую боль. Ему уж точно не нужна жена без глаза! Столько усилий! Да что усилий - все пошло коту под хвост! Жизнь и все что для меня было связано с ней - все рухнуло. Замуж - вычеркиваем. Кому приличному я нужна такая! Пробиться в люди - это тоже было накручено на замужество и красоту. Возвращаться в деревню к матери, к выгребной яме деревенского сортира - вот все, что мне оставалось. Отец. Да, надо ему позвонить. Он - моя последняя надежда остаться здесь, может работу мне найдет приличную и с квартирой поможет. Надежда слабая и иллюзорная. До сих пор он ничем мне не помог.
Сволочи! Ну почему именно мне все это?! А вдруг, они меня правда живой бы оставили? Почему я откусила ему член?
- Хочешь, я домой позвоню? У тебя тут родственники есть?
Руки ловко распаковывали мою голову. И снова запаковывали. Повязка осталась на одном глазу. Я почувствовала прикосновение чего-то мокрого. Медсестра промывала правый глаз. Раствор потек по щеке, попал в рот. Я облизнула мокрые губы. Никакого вкуса.
- Можешь открыть свой глазик.
Она снова провела по моему закрытому глазу, но в этот раз это была сухая и мягкая ткань. Она промокнула губы и щеку. Не хотелось ни шевелиться, ни открывать глаз, ни думать, ни вспоминать. Мягкие и уверенные руки взяли мое лицо за щеки и приподняли.
- Девочка, не бойся, открывай. Посмотрим на него.
Подчиняясь, я открыла правый глаз. И тут же закрыла его. Движение повторилось эхом в левом глазу, и боль, которая, казалось, не может быть сильнее - усилилась. Стон раздался в моей голове, и я снова удивилась, что звук отразился от стен.
- Надо открыть глазик. Больно? Ничего, ничего. Привыкай. Открывай, девочка. Еще раз. Ну...
Разомкнув ресницы, я замерла, пытаясь сдержать дыхание и движение.
- Ну вот, умница. Молодец. Хорошая девочка. Теперь сможешь снова на все посмотреть. И покушать.
Еще бы сказала - посмотреть на все новыми глазами - подумала я, но промолчала. Красавица - алмаз, два зубы - один глаз, - вот когда начинаешь понимать детсадовские дразнилки. Передо мной сидела симпатичная, маленькая девушка. Ее лицо было круглое и очень молодое. Точеный нос был запросто вздернут кверху, зеленые глаза смотрели из маленьких, узких щелочек. Углы губ извивались бантиком, она улыбалась.
- Я - Надя. Если что-то хочешь, можешь сказать.
Она снова улыбнулась и встала. Когда она стояла, то с трудом доставала капельницу.
Я хотела заново родиться, но просить об этом Надю было бесполезно.
- Ну отдыхай. Ничего смертельного у тебя нет. Через пару недель, и даже раньше сможешь домой пойти.
Она как будто прочла мои мысли. А может, все думают одинаково, когда попадают в больницу. Когда я буду здоровым, когда не будет боли, когда у меня вырастет новый глаз. Я снова застонала. Каким богам нужно молиться, чтобы все забыть. Хочу новую память. Чтобы отмахнуть воспоминания, я посмотрела в окно. Все как всегда. Голубое небо, желтое солнце, зеленые листья. И до меня, и после меня. Я жива, но этому солнцу нет до этого никакого дела. Оно радостно светило бы и грело всех без разбора и после моей смерти. Это равнодушное солнце греет и тех бандитов и убийц, что мучили и уродовали меня. Не поддаваться воспоминаниям. Я стала рассматривать палату. Двое лежали под капельницами. Какие то приборы, проводки. Внизу, на полу валялась кровавая простыня. Я снова посмотрела в окно. Видеть было значительно приятнее. Жизнь в полной темноте не давала возможности заблокировать память. Мозг перебирал и перебирал детали и события случившегося. Как четки, они двигались, одно, другое, деталь, лицо, удар, движение.
- Вот, принесла тебе кашки, поешь. Да, кашка тут хорошая, масло правда нет, но каша вкусная, хорошая.
Санитарка вошла в комнату с тарелкой и неторопливо подошла ко мне. Она постелила полотенце на одеяло и помогла мне подняться.
- Поешь, а то сутки провалялась без кусочка во рту. Вот тебе и хлебушек. Белый, мягкий. Попробуй, какой вкусный.
Она протянула к моему лицу кусочек белого хлеба. Худенькая, маленькая старушка смотрела на меня добрыми серыми глазами и улыбалась тонкими, бледными губами.
- Чувствуешь, запах какой? Необыкновенный хлеб, кусай, кусай. Еда - это жизнь.
Я открыла рот и откусила кусочек хлеба. Боль снова остро отозвалась в левом виске.
- Жевать больно! Ах ты бедолага. Ничего, я тебе как себе, сейчас корочку оборву. Я-то беззубая. Мне жевать нечем. Я себе корочку всегда снимаю. И тебе так сделаю.
Она выковыряла мякоть и снова поднесла белую пушистую выпечку к моим губам. Руки ее были худые, высохшие, ногти короткие. Жилы так вздулись, что делали их похожими на корни. Старческие россыпи веснушек доходили до самых кончиков тонких и хрупких пальцев. Хлеб смотрелся в таких пальцах очень аппетитно. Я сглотнула слюну, открыла рот и снова попыталась жевать. Боль сделала взлет на графике.
- Сейчас я тебе чая принесу. Тут кухонька рядом. Мигом чай будет.
Она встала и, громко шаркая, вышла из палаты. Я взяла в руку ложку и черпанула каши. Это была овсянка. Вкусно. Сладкая каша ничем не напоминала мне прошедшую жизнь и, уж тем более, все то, что привело меня в эту больничную палату.
Никогда не ела каш. Мама не готовила их в детстве. Оказавшись в Москве, я даже не смотрела на крупы, предпочитая фаст фуд, институтскую столовую, сосиски и булочки.
Нет, вру. Каши тоже были. В детском саду. Помню, мать все понять не могла, какую я прошу ее сварить.
- Мам, ну свари, белая, волнистая, ну свари, такая вкусная каша! - уговаривала я ее, возвращаясь из детского сада вечером.
И кипяченое молоко. Самое страшное мое воспоминание. Было. До сегодняшнего дня.
Ужас и нереальность произошедшего отодвинули прошлое в туманную сказочность небыли. Страх резанул по сердцу, заставив его стучать сильнее, так, что отдавалось в висках. Я застыла с ложкой у рта.
- Что, деточка, и кашу кушать больно? - санитарка так же прошамкала своими тапочками по пластиковому полу. В руках у нее был стакан с чаем. Она подошла ко мне и поставила его на тумбочку.
- Ничего, пройдет. К старости, знаешь сколько всего болит? Привыкаешь. Болит, значит еще живой. А так, без боли, жизнь летит незаметно.
Она улыбнулась. Эта странная женщина - мазохистка, - подумала я. Пододвинув стул к моей кровати, она села рядом, внимательно разглядывая мой живой глаз.
- На вот, сделай глоточек. Чай сладкий. Красавица ты. Ну не расстраивайся. Бог посылает тебе испытания, значит любит тебя.
Вот только бреда этого мне и не хватало. Ничего себе утешение придумала! Безглазая королева красоты! Шрамированная! Руки в поперечных шрамах! Вряд ли эти порезы заживут без следа.
- Зато жива, - ответила на мои мысли старушенция.
Она поднесла стакан к самому моему рту. Я глотнула. Вместе с горячей жидкостью по пищеводу побежала теплая надежда на жизнь. Иллюзия безопасности проникала в меня вместе с ласковым голосом этой женщины, заботливыми руками медсестры, теплой сладкой кашей и ароматным чаем. Это было блаженство.
- А что же это у тебя за порезы на руках. Дорогуша, как насечки на березе, чтоб сок слить по весне. Кто же тебя так?
Голос санитарки вернул меня к реальности. Я резко отдернула руки и опрокинула кашу.
- Кто ж тебя так запугал. Как котенок с отрезанным хвостом. Ну молчи, молчи.
Она стала торопливо собирать постеленное полотенце, чтобы не дать каше запачкать белье.
Я спрятала руки под одеяло.
- Можно мне рубашку с длинными рукавами? - я опустила глаза и старалась не смотреть на добрую санитарку.
- Боишься. Принесу.
В этот раз она не была многословной, но меня удивило, что она тоже прочла мои мысли. Неужели они так элементарны, и все читается на моем одноглазом лице.
Шуршание ее шагов вернуло меня в палату. В руках у нее была рубашка и халат.
- На вот, твое все выбросить хотели. Юбка, правда, почти целая осталась. А кофточка вся была порезана. Вот смотри.
В другой руке у нее оказался пакет. Она подала его мне. Я даже не сообразила, так быстро все произошло, что я делаю. В руках у меня оказалась черная кофточка. Рукава ее были все изрезаны, запекшаяся кровь делала ее жесткой. Юбка была почти целая. Белье тоже. На мгновение я застыла с грязными тряпками в руках. Мельчайшие подробности ярко и отчетливо встали передо мной. Как говорят в таких случаях, перед моим мысленным одноглазым взором прокрутилось все с самого начала. Надо было что-то делать. Но что?
- Спасибо вам, я зашью, - я сунула свою одежду в мешок и бросила пакет рядом с кроватью.
- Деточка, я постираю. Хочешь, помогу зашить. Ты в этом хочешь уходить отсюда?
- Да, я зашью, сейчас так модно, - прошептала я. - Это ничего, ничего.
Я с трудом сдерживала слезы. Плакать одним глазом - это уже не смешно. Санитарка взяла пакет и снова зашаркала из палаты. Я опять осталась наедине с двумя молчаливыми сопалатниками и их капельницами.
- Здравствуйте, - в дверях показался щуплый и невысокий мужчина. - Следователь Потапенко. Сергей Леонидович.
Он проговорил это еще в двери и лишь потом подошел к кровати. Круглые очки в черной оправе висели на его курносом носе.
- Рассказывайте, что произошло. Список ранений мне уже передали.
Уютно устроившись на кровати, Потапенко достал блокнот и приготовился записывать.
- Я не знаю, - пробормотала я. - Они были в масках. Помню только, подошли у дома.
- Что, по улице в масках ходили? - недоверчиво уставился на меня сквозь очки маленький человечек.
Я остановилась и посмотрела на него. Жуткая мысль, что я зря начала рассказывать все этому чужому службисту, вдруг отчетливо обнажила безнадежность моего положения.
- Нет, на улице они не были в масках, - продолжила все же я. - Они что-то вкололи мне. А потом били, когда я очнулась. У них там камера была, они на пленку все записывали, понимаете? Они снимали фильм. Я так думаю, это снафпорно.
Меня прорвало. Я старалась как можно быстрее и полнее рассказать все, что со мной произошло.
- У какого дома? Адрес свой назовите, пожалуйста.
- Не совсем у дома, у метро. А потом стали резать мне руки. Вот, видите? Я протянула ему руки и подняла рукава больничной рубашки. - Видите? Чтоб кровь пустить, а потом он мне свой член в лицо сунул, И я его откусила.
- Да погодите вы, я ничего не понимаю, - Потапенко дотронулся до моей руки. - Давайте по порядку. Лучше будет, если вы будете отвечать на мои вопросы. Насколько я знаю, изнасилованы вы не были, - проговорил он недоверчиво, уткнувшись в свой листок. - Даже раздеты.
Я замолчала и уставилась на него. Что может сделать милиция? Эти бандиты вряд ли оставляют следы для таких вот щуплых и неторопливых следователей. Кажется, он даже не хочет услышать то, что я говорю.
- Что произошло после того... погодите-ка, погодите-ка... Вы говорите, что откусили ему член?
Потапенко смотрел на меня во все глаза. Его губы стали расплываться в улыбке.
- Вы мне не верите?
- Вы употребляете наркотики?
- О чем тогда говорить! Зачем вы тогда спрашиваете, если не верите мне? - мне казалось я начала орать, но услышала лишь шипящие звуки, вырывающиеся из моих окровавленных и запекшихся губ.
- Может, я сама себе выбила глаз и потыкала ножичком во все части тела?
- Все раны у вас не смертельны. Врачи сказали, что такое чувство, что кто-то просто наносил вам порезы для мазохистских упражнений. Только чтобы кровь пустить.
- И выбили глаз? - я снова стала говорить спокойно, и голос вернулся ко мне. - Как легко говорить о чувствах, когда они не твои.
- Так, ладно. Как вы оказались здесь?
- Они сбросили меня в речку. Тут недалеко.
- Как сбросили? С моста? - Потапенко завис с ручкой над блокнотом.
- Нет, под мостом. Заехали под мост и сунули меня в воду.
- Почему же они не убили вас?
- Они думали, я уже мертвая. Или решили, что я утону.
- А вы не утонули?
- Как видите. У меня разряд по плаванию.
- И сами дошли до больницы?
- Да, я поплыла к мосту, и вышла. Они не могли меня уже видеть за поворотом и мостом. А тут, я знала, есть заводская больница.
- Откуда вы знали, что тут есть заводская больница?
- Черт возьми! - закричала я снова, и мой голос снова пропал. - Я тут комнату снимаю. Через железную дорогу, прямо напротив метро, - все это начинало меня уже злить.
- Ваше имя и место рождения? Адрес. Адрес в Москве.
- Марина Гринкович. Родилась в Белоруссии. Поселок Негорелое. Под Минском. Снимаю квартиру. Проезд Стратонавтов, дом 13.
Я тут же пожалела, что назвала ему свое настоящее имя и адрес в Москве. Он ничего не сможет сделать, и уж тем более не сможет защитить меня от этих убийц. Лучше было бы исчезнуть, как будто я умерла.
Он аккуратно записал все в блокнот.
- А теперь спокойно все мне расскажите. Они подошли к вам у метро? Кто - они?
Я вздохнула. Теперь уже все равно. Расскажу ему все.
- Девушка. Я разговаривала по телефону. И вдруг кто-то уколол меня. Я почувствовала укол в плечо и обернулась. Рядом со мной стояла девушка и улыбалась. Она подхватила меня под руку и стала что-то говорить. Взяла у меня из рук мобильник. Дальше я помню смутно. Помню машину скорой помощи. Меня туда затащили.
- Кто? Девушка вас туда затащила?
- Девушку помню отчетливо. Но с другой стороны был парень. Его я уже почти не помню. Очень плохо.
- Хорошо, что было дальше?
- Очнулась я в комнате. Горели прожектора. Они будили меня ударами по лицу. Я видела камеру. Она работала.
- Откуда вы знаете, что она работала?
- Там лампочка есть такая. Видно, когда работает. Да что вы меня за ребенка держите?! - снова сорвалась я. - Там оператор стоял! Он еще орал, что ему завтра камеру на Ботаническую отвозить! Трое в масках и кожаных ремнях стояли предо мной. Один стал мне вот эти порезы делать. Резал и резал.
- Зачем он наносил вам эти поверхностные порезы? - Потапенко скептически посмотрел на меня. Видно было, что он не верит ни одному моему слову. Его недоверие разозлило меня не на шутку. Теперь, когда не нужно было притворяться и ловчить, когда не нужно было подделываться под чужое мнение и оценку, я, наконец, могла говорить правду, говорить то, что думаю, без оглядки на профессора, жениха, мать, квартирную хозяйку. Его дело - верить и что-то делать, или ухмыляться и бездействовать.
- Спросите у них, когда найдете. Хотя, сомневаюсь, что с таким отношением к людям и делу у вас что-то получится! - голос вернулся ко мне, и я закричала это на всю палату. - Откуда я знаю? Может у них сценарий такой. Парень за камерой сказал что-то о трех часах, вроде. Потом другой, с акцентом, сунул мне член в лицо и сказал, чтобы я сосала.
- Погодите, погодите... Чем они наносили эти порезы?
- У них был ножик. Знаете, такой маленький, для кухни, с зазубренным лезвием.
- Значит... сначала они не били вас, а только резали?
- Только... Это вы хорошее слово подобрали. Да. Только резали.
- Хорошо. Что было дальше?
- Дальше, я же говорю, я откусила и с силой рванула его пенис. Там только клочок кожи остался.
- Да ладно вам, - Потапенко замер. Ручка его застыла в воздухе.
- Рассказывать дальше, или с врачами сходите проконсультируетесь?
- Рассказывайте.
- Они стали меня бить. И тыкать этим ножиком. Потом завопили, что в больницу надо бежать. Я слышала, как они сказали, - прикончите ее и выбросите. Парни убежали. Девушка и оператор затащили меня в машину. Тут я потеряла сознание. А когда очнулась, то была уже в воде.
- Вы же говорили, что помните, как они сунули вас в речку под мостом, - Потапенко опять укоризненно направил на меня свою ручку.
- Ну да, мы были под мостом. Вода-то холодная. Я сразу в себя и пришла, как они меня в воду положили. Но не стала шевелиться. Я же хорошо плаваю.
- И они дали вам спокойненько уплыть?! - следователь совсем отложил свой блокнот в сторону.
- Там же темно было. Они меня палками потолкали. Я нырнула, а потом выплыла в кустах. Ну, в траве. Я видела, как они постояли немного, а потом сели в машину. Но наверху, вы видели мост? Они оттуда могли смотреть. Поэтому я не стала выбираться. А тихо поплыла подальше. От дороги подальше. И выбралась на запретной зоне. Они туда не могли бы зайти. От канала и шлюзов - тут есть запретная зона. А больница уже в двух шагах была. Я только по холму поднялась.
Я замолчала. Следователь усердно писал мои слова. Мой глаз устал смотреть, и я закрыла его. Как жаль, что нельзя подключить другого к мозгу и показать ему все, что ты видела, и что пришлось пережить. Если б он почувствовал мою боль, он не стал бы сомневаться в моих словах, а тут же отправился бы... А куда бы он отправился бы?
- Как вам удалось так сразу понять, где именно вы находитесь? - Потапенко даже глаза под очками прищурил.
- Я и определила не сразу, и потом, когда поняла, что я выпущена одна, а не к крокодилам, - попыталась я пошутить, но у меня плохо получилось.
- Где все это находилось? Ну, место... где вас мучили... где оно находилось? Вы можете дать какую-нибудь привязку к местности?
Похоже, что он тоже читает мои мысли.
- Нет... Вы же понимаете, что я была без сознания и по дороге сюда и по дороге туда. Но... судя по интерьеру - это была дача.
- Почему вы так решили?
- Не могу сейчас сказать. В лицо мне светили прожектора. Это мое ощущение. Надо подумать, почему.
- Что за прожектора?
- Ну я же говорю, что стояла камера. Вокруг стояли светильники. Знаете, такие кинематографические. Ватт по 500.
Следователь вдруг встал. Я схватила его за руку. У него вылетел блокнот и, зашуршав, упал на пол.
- Вы защитите меня? - мой глаз от напряжения заслезился. Острое ощущение опасности навалилось на меня вдруг, задавив и засыпав толстым слоем мысли о бессмысленности моего дальнейшего существования в качестве красотки-инвалида.
- От кого?
- Как вы не понимаете. Если они узнают, что я жива, они придут добить меня.
- Вы все равно ничего не видели.
Следователь наклонился и стал искать свой блокнот на полу.
- Послушайте, вы успокойтесь, отдохните. Я приду через пару дней. Может, вы вспомните что-то еще. И тогда обо всем договоримся.
Он пошел к двери. Было совершенно очевидно, что тут мне не помогут. Но ощущение безнадежности и кончености жизни почему-то исчезло. Поддавшись порыву, я делала и говорила то, что хотела, я была самой собой впервые в жизни, не скрывая своих чувств и страхов, своих оценок и ощущений. Что ж, возможно это и сможет стать новым ключиком, что заведет спираль моего движения.
ГЛАВА 3
Марины не было. Ересин звонил ей несколько дней подряд. Скоро выходные. Алексей собирался поехать в охотничий домик, провести спокойные два дня без телефонных звонков, без разговоров с друзьями и по делу, без телевизора. Так повелось уже давно. Каждую пятницу, в ночь, - хоть чучелом, хоть тушкой, - он ехал в лес, на водоем, к костру... Чем ближе подходили выходные, тем отчетливее проступала привычка. Прочь, прочь из города - пульсировало у него в голове, - подальше отсюда и... забыться, лежать и смотреть на звезды, на огонь... Утром, в пятницу он начинал говорить о душе. К этому привыкли его родные.
- Гонка сплошная, - жаловался он с 8 утра. - Примечательно ведь что, - нет времени о душе подумать!
О!!! Хочу водки, - мечтал он уже в середине дня. - Много... Потом опохмел неправильный... и 3 дня провисеть...
- Бабуль, я завезу к тебе Мартына?
- С ума сошел? - слышался на том конце дребезжащий голос. - Зачем мне мяукающее и орущее зверье дома?
- Бабуль, ты же знаешь, как я тебя люблю... Бабуль, он лапку повредил. Я к тебе его от скотского хирурга привезу. Попрошу, чтобы дал для вас обоих успокаивающее...
С шутками и прибаутками он шел по жизни легко, играючи.
Надо чисто забыться, кто я, и что я... - стучало в голове.
- Лучше сразу яду, - ворчала бабушка, прерывая его мысленные планы на предстоящие два дня. - Он мне тут все стены обдерет. И не проси, внучок, не проси. Говорила я тебе - женись. Будет кому кота на выходные оставлять.
- Бабуль, - ты единственная моя женщина. Мой кот - только цветочки жрет.
- Рассказывай мне сказки, а лапу где он свою повредил?
- Он горшок с цветком разбил.
- А горшок из венецианского стекла был?
- Какая ты догадливая! Да не волнуйся, ба, я его так накормлю таблетками, - спать будет три дня и три ночи, как Алеша Попович.
- Матери вези.
Иногда надо уходить от действительности, - думал Алексей.
Бабушка, конечно, возьмет кота, но куда делась Марина? Как все по-дурацки сегодня, кот поранил лапу, девушка исчезла.
- Может, это и к лучшему, я смогу обидеться и отменить свадьбу.
- Детей пора заводить, - снова завела свое бабушка.
- Баааа, - протянул Ересин, - Ну зачем тебе столько шизокрылых ангелов? А мне так не хватает любви и ласки.
- Кота не возьму, - отрезала бабушка и положила трубку.
Два дня прошли так, как и было запланировано. Он съездил туда. Посидел с удочкой. Выпил коньяка. Развел вечером костер, пожарил рыбу. Но все это было теперь не то. Беспокойство незаметно овладело им. Скромная, простая девушка из-под Минска, красивая и без заморочек, студентка-биолог, заняла нишу в его голове, его мыслях, его планах на будущее. Ох уж эти планы на будущее. Он собирался познакомить ее с родителями. Бабушка уже проела ему лысину с нелепым вопросом - не голубой ли он. Куда же она могла деться, даже не предупредив и не позвонив.
Ересин сидел около костра и смотрел на огонь. Меняющиеся языки пламени и струящаяся вода успокаивали и отвлекали. Телевизионное мерцание картинок тоже развлекало, но Ересин не любил телевизор. Он считал его развлечением для обывателей.
Обыватели. Как они его раздражали. Он передернул плечами.
Марина была другой. Хотя... Это было не важно... Она могла терпеть его плохое настроение и никогда не жаловалась на отсутствие внимание, на его молчание, или, что еще больше раздражало его в женщинах, никогда не трещала что-то свое ему на ухо, не лепетала всякую чушь и не требовала ответа на дурацкие женские вопросы. Она не выговаривала его за долгое отсутствие, или несделанный звонок. Он появлялся, и она была рада. Без упреков, без сцен. Он подбросил в огонь веток. Выходные пропали. Да нет! Не могла она уйти просто так, после того, как он предложил пожениться. В конце концов, она сама хотела этого. Как, впрочем, и все женщины.
- Черт возьми! Я ее выигрышный билет, - подумал он. - Может к подруге поехала? Ерунда, не стоит даже думать об этом. Но почему недоступен и мобильник? Надо ехать и искать ее. Что-то случилось, и это, как ни крути, реальность.
ГЛАВА 4
- Ничего, это дело привычки, - врач поворачивала меня во все стороны. - Хороший глазик, даже сразу и не поймешь, что такое.
Мне было непривычно. Непривычен был узкий ракурс видения мира. Все, что было слева, я больше не видела. И очень болела голова. Голова болела от напряжения, от желания объять то, что стало для меня теперь уже необъятным.
Докторша улыбалась.
- Только не плачьте. Глаз вам хороший сделали. А ты и так красавица, - перешла она внезапно на ты. - Тебя маленький изъян будет только...
Она запнулась, подыскивая слово.
- Изюминка, - подсказала я. - Стеклянный глаз будет изюминкой.
Я попыталась засмеяться. Она настороженно посмотрела на меня. Потом села и стала что-то писать в компьютерном окне.
- Дать вам успокоительного? - она оторвалась от клавиатуры.
Похоже, тут все читали мои мысли.
- Доктор, меня совершенно не волнует, сколько у меня глаз. Один вопрос, сколько в больнице пробудет человек с откушенным членом?
- Слышала твою историю, - рассмеялась женщина. - Ну столько же, сколько и ты, а может, и меньше. Да чего его держать, сразу выпишут, кровь остановят и выпишут.
- А куда таких возят обычно? - не отступала я.
- Обычно в склиф. А тебе надо своим делом заниматься, а не ловить бандитов. К тебе следователь приходил?
- Не по зубам ему мое дело. Самой придется их искать. Да и не поверил он мне.
- Оно и видно. Ты хоть поняла, что ты сказала-то? Не поверил он... Не в церкви... Его дело разбираться, проверять и находить, - она дала мне таблетку. - На вот, выпей и поспи немного.
Я вышла от врача, держа успокоительное в кулаке.
- Ну уж нет, рано мне спать, - подумала я и осмотрелась.
В коридоре не было никого. Удача. Спустившись вниз, я зашла в комнату приема больных. Машина скорой помощи стояла у входа. Двери были распахнуты. На каталке туда завозили какого-то полураздетого мужчину. Его голое огромное пузо горой возвышалось над всем остальным.
- Мне бы к склифу подъехать. На полминутки... - жалобно подъехала я к врачу, стоящему у каталки с бумагами направления.
- Ну... еще что скажешь? - женщина даже не подняла головы.
- Понимаете, доктор, мне очень туда надо... только одну вещь выяснить, - канючила я.
- Вот врать только не напрягайся. Тут все твою историю знают.
- Раз так, то сами понимаете, он уйдет - все потеряно. Мне очень надо убедиться. Я смогу, наверное, даже узнать его, - я замолчала на секунду, прикинув, что придумывать тут не нужно. - Даже в штанах... если он будет.
Врач, не подняв головы, и не улыбнувшись моим словам, как будто не осознав, о чем я говорю, вдруг деловито и тихо захлопнула папку с бумагами.
- Ладно, прыгай в машину. Только от меня ни на шаг, - она повернулась к выходу.
Ни на шаг. Скажет тоже. Сама пропала вместе с больным как только мы доехали до места. Нужно было действовать быстро. Как была, в халатике и рубашке, я вошла в вестибюль.
- Девушка, мне брата нужно найти. Ахмед его зовут. Ему подружка член откусила. Неделю назад... посмотрите... его неделю назад друзья привезли.