Меня зовут Клер и живу я во Франции. Вы спросите - почему же тогда я не пишу на французском, но дело в том, что вообще-то я русская. Потому мысли свои мне удобнее излагать на родном языке, хотя предупреждаю сразу - слог у меня корявый. Не писатель я, знаете ли. У меня лучше рисовать получается, честное слово. Похвастаюсь - на днях была моя первая выставка в небольшом салоне и даже удалось продать одну картину. Но ладно, не об этом речь. На самом деле я хочу рассказать о том, как оказалась здесь, во Франции. Эта история может показаться кому-то очень неприятной, потому что со мной произошли вещи, можно сказать, аморальные, совершенно в нашем обществе недопустимые, но... из всякого правила могут быть исключения. И мне хочется доказать это в очередной раз своим примером. Еще, люди, послушайте моего совета - будьте гибкими! Мы все большие лентяи, нам легче и удобней стоять на месте чем сделать шаг в неизвестность, как бы сильно она нас ни манила. Так вот, вся эта моя повесть о том, что НУЖНО делать этот шаг, нужно... Доводы сердца должны быть сильнее доводов разума. М-м... как высокопарно я заговорила, да? Это я от мужа набралась, на него иногда находит книжный слог, он у меня артист, с кем поведешься, как говорится.
Если вам интересно знать зачем я занимаюсь этим неблагодарным графоманским делом - описыванием своей жизни, то я отвечу. Во-первых, может моя история поможет кому-нибудь разобраться в себе. Не обязательно, что у вас та же проблема, что была у меня - это скорее крайность. Но всякое ведь бывает. Если ты стоишь на месте и не можешь на что-то решиться, то возможно я помогу тебе. Это первая причина. Альтруистическая типа. А вторая более эгоистичная, да. Мой муж и дочь уехали на несколько дней к его родственникам. Я не могла ехать с ними, на это есть определенные причины, о которых вы вскоре узнаете. И я осталась совсем одна. А вы знаете как тяжело ложиться в пустую постель? Особенно когда там совсем недавно лежал тот, кого ты до умопомрачения любишь. Так что я нашла прекрасный способ скоротать время до возвращения моих родных. Буду записывать по вечерам свои воспоминания до тех пор, пока не захочу спать. Это лучше чем просто валяться в постели и грустить. Тем более что мой рассказ поможет мне снова пережить те странные дни. Сейчас, спустя четыре года, я кажется, готова к этому.
Для начала надо про мое семейство рассказать. Потому что если бы у меня не была такая сумасшедшая семья, я бы не оказалась в такой необычной ситуации, это точно. Плохо, конечно, во всем винить родителей, тем более, что это уже просто модой стало. Я слышала, что всякие там маньяки и преступники наперебой жалуются на своих мамаш-папаш, которые якобы детство им испортили и толкнули на скользкую дорожку. Нет, я знаю, что все это глупости, и что на самом деле почти все что случается в жизни, зависит от самого человека, какими бы ни были его предки. Но у меня все-таки виновата семья, это уж поверьте. Это любому станет ясно, если он как следует приглядится. А теперь я расскажу про родственничков поподробнее, чтобы не быть голословной. Тем более что про папашу-то вы моего слышали наверняка, еще бы! Про Льва Медникова слышали? Ну да, тот самый, который в молодости принцев играл, а сейчас похотливых старикашек. Помните, еще фильм был "Птичка по зернышку"? Он там играл мужика, который на курорте молодым девчонкам лапшу на уши вешал, говорил, что он бизнесмен, а потом оказалось, что простой сантехник, который просто путевку выиграл. Ну вот, это мой отец и есть. Да нет, вы и так его знаете, все его знают. Только умоляю, не надо оваций и пены у рта, ничего хорошего быть его дочерью, честное слово. Все дети знаменитостей так говорят, но в моем случае это самая правдивая правда. Итак, с этим разобрались, теперь вы примерно представляете кто мой предок. Ну а раз вы его знаете, то может слышали, что у него была жена-француженка. Про это тоже много писали, тем более что когда он женился, чуть ли ни скандал случился. В то время не очень-то приветствовались такие браки, это вообще целая проблема была, могли даже посадить. Тогда бы я родилась во Франции, мамаша же уже забеременела когда они пожениться решили. Но ничего, как-то там все-таки им удалось расписаться и добиться, чтобы мама жила здесь. Она была довольно известная балерина, Жанет Люмьер, может кто и слышал. Но после родов больше никогда не выходила на сцену, так что если СССР решил заполучить к себе французскую звезду, то он сильно ошибся. Какие уж там танцульки, когда у нее младенцы один за другим пошли. Сначала я, потом Лолка, потом Максим... Правда, Максима мы никогда не видели, мать с отцом развелись когда он еще не родился. Из-за этого, собственно, и заварушка потом приключилась.
Вообще семейка моя была странная еще с самого начала. Отец мог сколько угодно трепаться в интервью, что у него дома тишь да гладь, и вообще он эдакий домостроевец, но мы-то с Лолкой поняли очень рано, что дом наш больше напоминает вертеп, где недели не проходило без вечеринок и пьяных оргий. Когда мать ушла, папаша решил утопить горе в доступных ласках своих поклонниц и, как видно, вошел очень быстро во вкус. Так что мы с сестрой с раннего детства засыпали под яростные стоны за стеной, а просыпались под хлопанье дверей в туалете, полупьяный смех и незнакомые женские голоса в гостиной и спальне. Конечно папаша любил нас, покупал всякие красивые игрушки и платьица, даже нанял злобную старую тетку, чтобы она присматривала за нами и водила в детский сад. Как видите, вниманием и лаской папиными мы никогда не были обделены. Но естественно мамы нам немного не хватало. Мамы, которая навела бы в доме порядок и выгнала всех этих слащавых шлюх, которые все время пытались к нам с Лолой подлизаться чтобы женить на себе отца, а сами прятали под ванну использованные прокладки. Честно говоря, женщины и папаша немного напрягали, что и говорить. Вроде бы мы должны были привыкнуть к такой жизни за много лет, но почему-то вместо того чтобы привыкнуть, мы с сестрой, каждая по-своему, приспособились (или это одно и то же?). Лолка, например, в свои двадцать была все еще девственница и, судя по ее отношению к жизни, не собиралась расставаться со своим сокровищем еще столько же лет. Видать такое отвращение папкины оргии ей к ЭТОМУ делу внушили, что она решила и не пробовать. Хотя может и выдрючивалась просто. Сверхсамомнение, так сказать. Не могла никого подпустить к своему прекрасному телу. Она же у нас красавица, я не говорила? Да, Лола просто конфетка. Когда она начала подрастать и превращаться в то, чем она стала сейчас, папаша вмиг сделал ее предметом своей гордости и любви. Ну как же, из его члена такое сокровище вылезло! С каким видом он представлял ее своим знакомым на презентациях разных - это надо было видеть! "Моя маленькая дочурка". А "маленькая дочурка" на пол головы выше папочки. И еще он любил, когда Лолку за его любовницу принимали, просто тащился от этого обстоятельства! На всякие там богемные эти вечеринки он только Лолку брал последние пару лет. Никаких любовниц или моделек - только дочурку свою ненаглядную. Я, конечно, тоже могла пойти если хотела. Но Лола - это обязательно. Раньше, когда мы маленькие были, Лолита была ничего девчонка, мы даже немного дружили - погодки же! Но когда она стала красавицей, характер у нее испортился невыносимо. Я больше не могла с ней разговаривать даже. Порой мы за неделю и парой слов не перекидывались, хотя жили в одном доме. Я старалась на самом деле пореже появляться в родных пенатах, жила у своего парня (одного, потом другого), но иногда могла и на месяц дома зависнуть. Но даже когда такое случалось, мы почти не говорили друг с другом. Меня бесило в Лолке все. И дело вовсе не в ее красоте, как вы наверняка подумали. Дело в том, ЧТО эта красота с ней сотворила. Любое действие, даже вытирание полотенцем рук на кухне, Лолка пыталась наполнить такой показной грациозностью, что меня начинало тошнить и хотелось врезать ей как следует по ее круглой упругой заднице, чтобы отбить у нее охоту выеживаться хотя бы дома, где кроме меня нет никаких зрителей. А когда Лолка начинала говорить, растягивая жеманно каждую гласную, я вообще начинала судорожно искать пакет, чтобы не бежать до туалета. Конечно мужчины бились в восторге от ее ужимок, просто писались, но я-то не мужчина, а родная сестра! Мы ведь на один горшок ходили когда-то, это что-нибудь да значит?! Помню я однажды не выдержала и заявила ей напрямую, что у нее ломки от сексуальной неудовлетворенности. И еще я добавила, что заранее сочувствую тому прЫнцу, который будет ею осчастливлен. Я готова была дать сто процентов, что сестрица будет яростно ненавидеть своего избранника до конца его дней, потому что он никак не будет соответствовать в ее глазах той жертве, которую она ему принесла. Я даже не знаю, жил ли на свете когда-нибудь за всю историю человечества мужчина, который был бы достоин поиметь Лолкину невинность. Да что я рассказываю, вы сами все поймете, если пороетесь в разных разноцветных журнальчиках. Вы непременно найдете Лолкину фотку в статье о какой-нибудь богемной вечеринке. Эти журналюки любили ее фотографировать, она на фото еще лучше чем в жизни получалась, если, конечно, это возможно. Вообще сестре чуть ли не каждый день предлагали контракты разные модельные агентства, но Лолка на такое ни за что не согласилась бы. Торговать своим телом - это не для нее. Я говорю, сестрица моя - клинический случай. Такое еще половое извращение есть - нарциссизм - так это как раз про нее. Если бы у нее случайно оказался член, она бы сама с себя не слазила.
Только вы, надеюсь, не подумали, что я эдакая уродина старшая сестрица, как в сказках. И что я завидовала Лолке из-за ее красоты. Ничего подобного! Конечно на ее фоне меня как-то не заметно было, не спорю. Но на ее фоне вообще никого невозможно заметить! Признаюсь, немного это меня трогало, чуточку-чуточку. Тем более, что без нее красавицей может быть называли бы меня. Поэтому, чтобы не казаться совсем уж серой мышью, я всегда старалась от Лолки отличаться. У нее шикарные светлые волосы - я свои отрезала чуть ли не под ноль и выкрасила в черный (хотя они у меня и так темные были, ничего общего с блондинкой Лолой). Лолка носила исключительно черные длинные платья от кутюров всяких - я не вылезала из разноцветных джинсов, которые назло всем покупала на рынках. Короче, если Лолка у нас была эталоном женственности, то я выглядела как сорванец из рабочего квартала. Впрочем, мои дружки все равно умудрялись находить во мне эту ненавистную женственность и говорили, что своей непосредственностью я обязана моему французскому происхождению и вообще я - вылитая француженка. Как будто они видели живых француженок когда-то! На самом деле, конечно, это было приятно слышать, поэтому я всегда была довольна собой, даже когда сестрица обзывала меня грязной лесбиянкой (только из-за того, что я не ношу платьев!) и отказывалась сидеть со мной за одним столом. Но она же больная, чего на нее обижаться.
Ну ладно, что это я все о Лолке. Надо же историю продолжать!
Маму я почти не помню. Помню только, что она была ослепительно красива и от нее чудесно пахло, когда она изредка брала меня на руки. Это и правда бывало нечасто. Она пыталась сниматься в кино, постоянно где-то пропадала, как, впрочем, и папа, а мы с сестрой воспитывались бабушкой. Поэтому когда мама развелась с отцом, мы не сильно переживали. Я смутно помню, что дома был какой-то грандиозный скандал, потом я уже узнала, что из-за отцовской любовницы. Мать металась по дому, задевала мебель своим огромным животом, сильно кричала, запихивала в чемодан какие-то вещи. Не знаю, хотела ли она забрать нас сначала, но, как бы там ни было, пятилетняя Лолка все испортила когда обняла отца за ноги и, скорее всего чего-то недопоняв по малолетству, заголосила что-то типа "папочка, не уходи от меня". Мать просто взбесилась когда это услышала. Она подскочила ко мне, хотя я вообще молчала, толкнула меня к отцу и заорала ему в лицо: "Забирай своих паршивых русских детей, у меня будет только один ребенок!" Да, это я помню хорошо. После этого она ушла, даже не взяв своих чемоданов, и больше мы никогда ее не видели. Много позже я узнала, что она вышла замуж за какого-то начинающего сценариста и у нее родился сын Максим, наш брат. Когда мне было двенадцать лет, мать умерла, это сказал однажды отец, но даже на похороны мы почему-то не поехали. Как-то я спросила отца, как поживает Максим, и вообще, известно ли что-нибудь о нем, но отец сказал, что Максима забрали французские родственники матери, и это все что он знал. Я думаю, что отец так никогда и не удосужился взглянуть на сына, он был ему просто не интересен.
До поры до времени. И с этой секунды я погружаюсь в свое прошлое и делаю вид, что это все происходит со мной только сейчас. Я снова Света и мне двадцать один год.
Вспомнил папаша о нашем братике совсем недавно. После того как позвонил Семен Петрович, наш семейный бухгалтер, и мягко намекнул отцу, что в нашем бюджете наметилась громадная брешь. Сообщение это было как гром среди ясного неба. Во всяком случае для нас с Лолой. Нам было известно, что отец частенько посиживает в казино, и что отсутствие ролей у отца в последний год немного подкосило наше финансовое благополучие, но мы привыкли не задумываться о таких вещах, нам казалось, что отцовская популярность и деньги, заработанные им когда-то обеспечат нам привычное существование до конца наших дней. Мы даже не пошли никуда учиться после школы, благо, отцу на это было наплевать. Общение с друзьями, ночные клубы, тусовки, вечеринки - в этом была вся наша жизнь, в этом мы с сестрой были похожи, хотя компании у нас, понятное дело, были разные. Так мы и собирались жить, пока не надоест, а там придумали бы что-нибудь еще. Сейчас я понимаю, что наша с сестрой жизнь была пуста. Да мне и раньше приходила эта мысль. Тогда я покупала мольберт, краски, кисти и начинала рисовать (ах нет - писать. Глебовский, мой последний дружок, терпеть не мог слово "рисовать". Но вы меня извините, верно? Все-таки "рисовать" мне нравится больше.) Говорили, что у меня неплохо это получается, и со временем я могла бы чего-нибудь на этом поприще достичь. С Глебовским мы и расстались-то из-за того, что он был бездарностью, и его просто распирало от злости, когда я показывала ему очередной свой шедеврик. Не выдержал, так сказать, конкуренции. Ну не знаю, может из меня и выйдет когда-нибудь настоящая художница. Но вот стимула этим заниматься постоянно тогда еще не было. В деньгах я не нуждалась, а к славе моя приземленная душонка вообще не стремилась. Поэтому художества мои были не более чем лекарством от хандры. Свои полотна я развешивала дома на стенах, Лолка постоянно снимала их и сваливала в кладовке, откуда я их вскоре доставала и раздаривала знакомым. Вроде им нравились мои картинки, во всяком случае они не убирали их с глаз долой. Лолка говорила, что я рисую фотообои. Может она и права была, но я рисовала то, что мне нравилось. Крыши домов, освещенные рано-рано утром первыми лучиками солнца, бродячих собак возле подъезда, лебедей, которые прилетали каждую зиму на озеро у нас на даче. Может картинки мои и были фотообоями, но в них был кусочек моей души, это точно. Потому что когда я смотрела на них, мне казалось, что я заглядываю в свои собственные глаза. Мне так казалось - вот и все.
Я опять отвлеклась. Да, писать о себе самой намного интереснее чем о других.
Но это я все к тому, что мы никак не ожидали, что когда-нибудь нам придется задумываться о хлебе насущном. Я хочу, чтобы вам стало понятно, какой шок мы с сестрой испытали, когда узнали, что папочка просадил почти все наше безоблачное будущее на рулетке. Может это прозвучит странно, но общая беда впервые дала нам почувствовать, что мы одна семья. Не было ни упреков, ни скандала. Как-то сразу мы с Лолой поняли, что давно уже стали взрослыми и глупо было полагаться только на отца. Будь мы хоть немного самостоятельнее, не оказались бы в таком безвыходном положении - насколько все-таки сильно мы зависели от отца и его финансового благополучия! Да, винить стоило только самих себя и никого больше, не знаю даже как мы пришли к этой мысли, но мы к ней пришли. В общем-то не такие уж мы и испорченные оказались на поверку. Может только немного избалованные. Да и отца было жалко. Он постарел лет на десять из-за этих денег. Но как бы там ни было, общее горе пошло на пользу нашей семье, как я уже сказала. Никому не сказав ни слова, мы втроем уехали на дачу, которую уже собрались продавать чтобы отдать часть папкиного долга, закрылись там от всех и вся и принялись думать. Не помню сколько бутылок виски было выпито за общим столом и сколько пьяных слез пролил папочка, каясь перед своими "лучшими в мире девочками", но к концу третьего дня выпивка в доме закончилась и, немного протрезвев, мы уже начали серьезно прикидывать где взять деньги. Я сказала, что могу продавать свои рисунки, но это предложение ни в ком не нашло отклика. Лолка поморщилась, а папа жалостливо похлопал меня по плечу и сказал: "Воздержись, дочура". Ну и ладно. Потом Лолка с кислой мордой сказала, что ей придется пойти на подиум или отдать свое лицо мыльной компании, которая уже пол года пытается запихнуть ее физиономию на свою продукцию. Папаша был вроде не против, но Лолка сама привела кучу доводов к тому, чтобы отбросить и это предложение. Типа, денег все равно будет мало, к тому же она не собирается содержать еще и меня, бездельницу такую. Больно надо мне как будто самой на Лолкины деньги жить! Короче, ничего не придумалось толкового. Выходило, что надо продавать и дачу, и квартиру, и два новых совершенно "Мерседеса", которые папаша подарил нам на двадцатилетие и на которых мы еще и не ездили толком. Да и еще папкин "Фольксваген" в придачу. С долгами мы таким образом вроде рассчитывались, а вот как жить дальше - один бог знает. Нужны были деньги или хотя бы твердая надежда на то, что они будут. А ее-то, родимой, надежды этой, и не было. Все свои кредиты, включая и кредит доверия у своих друзей, папаша давно исчерпал.
И вот мы думали. Думали-думали, когда и думать-то было не о чем. По крайней мере нам с Лолкой. А вот папка... Не знаю, возможно мысль о Максиме пришла ему намного раньше чем он нам о ней сказал. Возможно он придерживал ее напоследок, если уж совсем ничего не останется. Не знаю. Однако когда он ее, мысль эту, все-таки высказал, нам показалось, что его осенило только что. Такой уж он хитрец, наш папа. Впрочем, в последнее время я подозреваю, что способность к изощренной лжи - это у нас семейное.
Итак, к концу нашей пьянки, папочка якобы вспомнил о Максиме.
- Это ваш брат, - сказал он, - вы же знаете, что ваша мама родила сына вскоре после того, как ушла к этому... И этот сын - ваш родной брат.
Ну да, мы знаем, лениво отозвались мы.
- А вы знаете, что она отказалась от родительских прав на вас двоих?
Ну да, и это мы тоже знаем.
- Поэтому Максим - ее единственный законный наследник.
- Наследник?! - хором выкрикнули мы, загоревшись надеждой. Слово "наследник" сразу рисовало в воображении несметные богатства. Но Лолка быстро пришла в себя и скептически заметила:
- Не помню, чтобы у матери было много денег. Разве что у этого ее странного любовника...
- Ее родители, те что во Франции, - улыбнулся отец, - они очень богаты, а Жанна была их единственным ребенком. Это не имело значения когда мы поженились, ей пришлось оборвать все отношения с родственниками заграницей. Но сейчас другое время, девочки мои. И я уверен, что потом она наладила с ними контакт. Наверняка они знают о Максиме, я даже уверен в этом.
- Ну разумеется, знают, ты же сам говорил, что он сейчас во Франции, - сказала Лолка и подозрительно посмотрела на отца. Она уже нервно мерила своими грациозными ногами недавно постеленный паркет, нервно обдумывая какой-то грандиозный план.
Папаша задумчиво покрутил в руках пустую бутылку из-под виски, смерил нас тяжелым взглядом, но ничего не сказал.
- Или ты обманул нас? - Лолка резко остановилась и просто прожгла его глазами.
- Я не знаю, если честно. - Пожал плечами отец. - Так мне сказали, но я не уверен. Мне кажется, что Максим все еще здесь, просто Барсов прячет его где-то в этом своем борделе.
- Вот как... - Лолка снова погрузилась в свои гениальные мысли, - я так понимаю, что ты хочешь быть его опекуном. Но... если он родился когда мать уже была с этим Барсовым, то тот наверное усыновил его. Ведь у тебя же в паспорте Максим не записан?
Отец устало вздохнул.
- Нет, не усыновил. Никто его не усыновил - ни я, ни ее хахаль. Ну я еще понятно, но почему он этого не сделал - не знаю. Признаюсь, недавно, я попытался навести справки о мальчике, узнать где он, но... после того как Жанна умерла, о Максиме нет никаких сведений. Барсов говорит, что отправил мальчишку во Францию к Жанниным родственникам. На этом все ниточки обрываются. Честно говоря, я даже не видел их никогда, ведь мы с ними совсем не общались. Знал только, что у Жанны были где-то на севере Франции мать и отец и что они очень состоятельные люди, вот и все. Говорю же, я и подумать не мог никогда, что это мне может пригодится когда-нибудь. Да и... в любом случае, они бы даже разговаривать со мной не стали. Я испортил их дочери карьеру, посадил ее за железный занавес... Если даже Максим у них, они не скажут мне об этом. К тому же я не являюсь его официальным отцом. Вот если бы его удалось отыскать здесь и поговорить с ним... Объяснить, что мы все по нему скучали и что не наша вина, что так получилось... Ему же уже пятнадцать или шестнадцать, мы бы смогли его убедить, верно, девочки? Тем более вы тоже имеете право на эти деньги, ведь и вы Жаннины дети. Разве это справедливо, что вам ничего не достанется? Мы могли бы добиться кое-чего для себя, если бы у нас был Максим.
- Тогда какие проблемы, - я пожала плечами, - давайте узнаем где он и поговорим с ним. К тому же мне в любом случае хотелось бы с ним познакомиться, это не правильно, что мы не знаем родного брата.
- Ну да, давайте на последние деньги махнем во Францию, - скептично пробормотала Лола.
Тут вмешался папочка, вкрадчивым таким голоском проворковал:
- Лолочка, Барсов, конечно, не беден, но денег никогда не бывает слишком много. Он не отпустил бы от себя так легко мальчика. Он вполне может поддерживать контакт с французскими бабкой и дедом и, якобы по согласию мальчика, держать его у себя. Мальчишке можно внушить что угодно, даже то, что он его настоящий отец. Очень много есть способов прибрать капиталы к рукам. К тому же Жанна была поздним ребенком, ее родителям уже наверное много лет, так что сами понимаете, если Максим получит в достаточно юном возрасте все деньги, добрый папочка Барсов поможет ему ими распорядиться. Даже будучи совершеннолетним, мальчишка все равно будет нуждаться в твердой руке. Барсов это конечно же понимает.
- Вот только... - Лицо у Лолки стало хитрющим-хитрющим.
- Что? - Не выдержала я. Играть в авантюристов и охотников за наследством мне жутко нравилось.
- Только если Барсов и поддерживает контакт с бабулей-дедулей, то наверняка он скрывает свой замечательный бизнес и ту обстановку, в которой живет. Ведь наверняка брата он тоже держит в своем публичном доме.
Тут я не выдержала. Честно говоря, я до сих пор только смутно догадывалась о чем, собственно, идет речь. То что Барсов - это мамин второй муж, я кое-как поняла, не совсем же я тупая, но упоминание борделя и публичного дома меня совершенно сбили с толку. Надо было срочно прояснить ситуацию, иначе дальше я вообще перестану что-либо понимать.
- Этот Барсов, он разве сутенер? Мне казалось, что он в кино где-то работает. - Робко заикнулась я. Лолка посмотрела на меня так, что я пожалела, что вообще открыла рот.
- Надо бы знать немного больше о тех, кто жил с твоей мамой, - ядовито произнесла она, - или тебе вообще не интересна твоя собственная родня?
- Мне казалось, что я знаю достаточно. - Я нахмурилась. Цепляться с Лолкой не хотелось, хотя давно надо было поставить эту сучку на место. Но не сейчас же этим заниматься!
Сестренка возвела глазки и, постояв так с полминуты, решила все-таки еще немного со мной пообщаться.
- Светик, ты хочешь знать, какое кино снимает тот человек, ради которого мама нас бросила?
- Я не думаю, что она ушла от нас из-за него, - я не удержалась и бросила взгляд на отца. Все-таки кое-что в моей памяти сохранилось. Но папаша продолжал невозмутимо рассматривать бутылку. Не знаю, может ему казалось, что таким образом он насмотрит там еще грамм пятьдесят
- Как бы там ни было, - веско отчеканила сестра, - как бы там ни было. Тебе знакомо название "Изумрудные ночи"?
Я пожала плечами. Что-то знакомое. Может фильм такой был?
Лолка засмеялась. Правда не очень весело, скорее с издевкой. Вот глупое занятие - смеяться когда тебе не смешно.
- Фильм! - Передразнила она меня. - Ты почти угадала. Конечно тебе знакомо, скорее всего эти, так называемые, фильмы твои дружки тебе показывали. Светочка, это очень известная компания по производству эротических фильмов.
- Не знала, что ты смотришь порнуху, - не удержалась я, - хотя я тебя понимаю - надо же как-то удовлетворять свои сексуальные потребности. На следующий день рождения я подарю тебе фаллоимитатор, а то пальцами не очень удобно наверное, да?
Лолка скривилась, но видно привыкла уже к подобным высказываниям с моей стороны и как ни в чем ни бывало, продолжила:
- "Изумрудные ночи" - это марка, под которой Барсов выпускает свои фильмы. Очень примитивные, кстати. У него есть что-то типа дачи или поместья, как раньше называли - называется "Изумруд" . И вот в это поместье сгоняют всяких дешевых шлюшек, которые ничего не смогли добиться в большом кино, но имеют какие-нибудь минимальные физические достоинства и разных там стриптизеров, и вот они там живут какое-то время на всем готовеньком, а Барсов их снимает. Я слышала, они там не имеют права носить одежду. Понятное дело, в таком голом виде они постоянно друг с другом сношаются, а скрытые камеры, рассованные по всему поместью, их снимают. Вот такие вот фильмы делает муж нашей мамы. Теперь тебе ясно о чем речь? Или повторить?
Мне было ясно. Только не ясно одно.
- И что, ты хочешь сказать, что наш брат все время жил в этом поместье? - Я повернулась к отцу. - Пап, и ты это знал?
- Что я знал! - взвился он, - я думал, что он во Франции! А Барсов и говорить бы со мной не стал! Да и... кто знает, может Жанна уже путалась с этим прохвостом раньше, может это от него Максим.
- Тогда нам и рыпаться нечего, - я пожала плечами. - И все-таки наверное Максима там нет, не совсем же этот ваш Барсов сумасшедший чтобы ребенка держать в таких условиях.
- Достаточно сумасшедший, - спокойно заметила Лола, - По крайней мере имидж у него еще тот. Он не вылазит из своего "Изумруда" даже зимой, сидит со своими очередными телками взаперти, общается только по телефону с внешним миром, да и то наверное через своего секретаря
- Откуда такая осведомленность? - подозрительно нахмурился папа. Мне тоже это было очень интересно.
- Ой, да это все знают! - отмахнулась Лолка, слегка покраснев. - К тому же Верочка Кудиярова там прожила две недели.
- Не знала, что твои подруги - дешевые шлюшки, не добившиеся ничего в большом кино. - Съязвила я.
- Вообще-то Верочке ничего добиваться не надо, насколько ты знаешь, - не менее язвительно ответила сестра, - она просто хотела позлить отца когда он пригласил на роль Онегина ее бывшего парня - вот и все! К тому же попасть в "Изумруд" очень непросто. Нужно быть по крайней мере ОЧЕНЬ красивой! Так что те кому удается там пожить могут даже гордиться этим немного.
- Ты сама себе противоречишь. Может и ты мечтаешь, чтобы этот Барсов тебя немного потянул? Кино получилось бы - " Мечты разгоряченной девственницы в душную летнюю ночь", - я рассмеялась собственной дурацкой шутке. Папаня скривился и пробормотал что-то невнятное. Лолка прожгла меня своим коронным взглядом и покрутила пальчиком у виска.
- Я не знал, что дочка Кудиярова снимается в порно, - удивленно заметил отец, - он бы не позволил...
- Ах, папа, ну кто у него спрашивал! К тому же об этом не кричат на каждом переулке! Он когда узнал, то пытался по-тихому выяснить с Барсовым отношения, но оказалось, что Верка ни в один фильм и так не попала - Барсов прямо сказал Кудиярову, что у его дочери некрасивая грудь и он не стал сюжеты с ней включать в фильм. Представляешь как Верка бесилась потом? Но самое смешно, что Барсов и ведать не ведал, что Верка дочь Кудиярова! И это при всем притом, что она снялась в рекламе "Коктейль-пати" и ее по двадцать раз на дню по ящику показывали! Он там как в берлоге живет, смотрит только западные каналы, а о том, что в родной отчизне творится - ни сном ни духом!
- И что, - не выдержала я, - ты спрашивала у нее про Максима? Она его там видела?
Лолка непонимающе захлопала ресницами.
- С чего это я должна была у нее спрашивать об этом?
- Ну ты же знала, что он у этого Барсова.
- Слушай, дорогая, да какое мне дело до этого Максима! Я его не видела никогда и еще столько же не видела бы! - Почему-то разгорячилась Лола. - Тем более что никто же не знает об этом! Я что, должна трезвонить на каждом углу про наши семейные проблемы? Это было тыщу лет назад, все уже забыли давно о том что мать нас бросила, да и никто не знал, что она с Барсовым жила, правда, пап?
- Да, - нехотя согласился он, - незачем распространяться было. Мы все замяли тогда, я сказал, что она во Францию уехала, Барсов тогда еще не известен никому был, никто о нем и не слышал. Незачем наше имя с ним связывать. Тем более теперь, когда он так грязно прославился.
- А я бы все равно спросила у этой Кудияровой. Интересно же! - не унималась я.
- Ну так езжай сама и все узнай! Прям в этот "Изумруд" и езжай, если такая умная. К тому же ты умеешь с малолетками разговаривать - если встретишь брата, уломаешь его в два счета приехать к нам. Давай, сестрица!
Конечно не так просто удалось папаше с Лолкой меня уговорить. Долго мы все это обсуждали так и эдак, но в конце концов я согласилась побыть немного разведчицей. К тому же идейка обещала быть интересной. Правда, я сильно сомневалась, что моя кандидатура привлечет Барсова - другое дело если бы Лолка поехала! Но Лолка заявила, что не намерена жертвовать своей невинностью ради такого дела, да и личностью она была более знаменитой чем я. Мои фотки вроде бы ни в каких журналах не засветились, хотя, конечно, Барсов мог обо мне узнать если когда-нибудь решил любопытства ради поинтересоваться бывшей семьей своей жены. С другой стороны - зачем ему? Как бы там ни было, попробовать стоило.
Сомневаясь в своих способностях порнообольстительницы, я запаслась бумагой для набросков и карандашами, и решила предстать перед Барсовым в качестве начинающей художницы. Лолка рассказала, что Кудиярова приперлась в "Изумруд" под видом журналистки, прямо под двери, и ее впустили. Мало кто знал где именно находится "Изумруд", возможно именно поэтому его и не атаковывали толпы начинающих актрисулек. Попасть туда можно было только после предварительной договоренности и встречи с каким-то там представителем Барсова. Но на примере Верки Кудияровой получалось, что можно нагло заявиться туда самой, главное знать КУДА заявляться. Это Лола у нее в подробностях узнала.
И вот я погрузилась в старый облезлый "Форд", взятый напрокат у одного из знакомых парней, который отбывая на несколько месяцев в Канаду, оставил мне ключ от своей тачки и квартиры (неразделенная любовь блин. Я его, а не он моя) и пустилась в странствия по пригородной зоне нашего мега-сити. Переживала страшно. Во-первых, я почти уверена была, что меня пошлют куда подальше, а во-вторых, если не пошлют, то я ни за что не смогу там остаться. Непрекращающиеся оргии, которые мне описывала Лолка со слов своей подруги, честно говоря, меня ничуть не вдохновляли. Верка вон тоже влезла туда как журналистка, а имели ее все кому не лень. Я не была уверена, что смогу смириться с подобными неудобствами и не сбегу в первые же полчаса. С такими вот тяжелыми мыслями катилась я по ухабистым загородным дорогам и искала село Партизанское, в районе которого должна была быть та самая хижина дяди Барсова. Не смотря на то, что Лолка мне подробно объяснила как добраться до "Изумруда", все оказалось не так просто. Мне полдня пришлось затратить на то, чтобы отыскать эту богом забытую селуху. Оказывается, от города было рукой подать до этого Партизанского, но я, умница, сделала невероятный крюк из-за того, что проскочила его и не заметила. Три сарая в овраге - вот и все село. А дальше лесная дорога ведет в жуткую чащу и где-то там, насколько мне было известно, прячется вожделенный "Изумруд". Раньше на его месте была просто хибара лесника, но много лет назад Барсов огородил вокруг нее кусок леса и построил на этой территории немаленький домишко для себя и своих странных гостей. Брр... просто средневековье какое-то. Напоминает начало фильма ужасов. Впрочем, Верка (жаль что мне пришлось слушать ее рассказы в пересказах Лолки) говорила, что ей вроде там понравилось. Впрочем, насколько я знала Кудиярову, ее моральные принципы были полной противоположностью Лолкиным. Поэтому чем больше членов она обнаруживала на квадратный метр поверхности своего тела, тем больший восторг испытывала. Неудивительно, что ей там понравилось.
Надеюсь, вы меня извините за то, что я опускаю описания природы, мелькавшей за стеклом моей машины когда я свернула на лесную дорогу. Мне в тот момент было не до пасторальных наслаждений - меня безжалостно швыряло на каждом ухабе, и в какой-то момент я начала подумывать о том, чтобы плюнуть на дурацкую эту авантюру и уехать домой, но развернуться в чащобе было совершенно негде. Только поэтому я все еще ехала вперед.
Дорога закончилась совершенно неожиданно - за очередным поворотом уперлась в большие деревянные ворота безо всяких надписей и украшений. По обеим сторонам от ворот тянулся решетчатый забор и скрывался за ближайшими зарослями ежевики. Сквозь решетку можно было видеть тот же самый лес - густые заросли ежевики и какие-то деревья - ничего похожего на цивилизацию. Пока я вытаскивала из транспорта свое затекшее ушибленное тело, мне в голову пришла мысль о том, что "ларчик просто открывался". То есть Барсов этот сделал себе дачку вдали от людских глаз, куда можно приехать с друзьями и с девками поесть шашлычка с пивом, в баньке попариться, а заодно поснимать на камеру все это безобразие. Только у глупых девах типа Верочки могла возникнуть фантазия, что здесь происходит нечто большее чем заурядная пьянка и блядство. Что за идиотизм - придавать всему этому романтический ореол! А еще больший идиотизм взять и припереться сюда, как сделала это я.
Свежий воздух, птички поют, кузнечики стрекочут. Что я здесь делаю! От досады на свою глупость я посильнее хлопнула дверцей и тут же справа от меня зашуршали кусты. Нет, ну это слишком! - я решила, что потревожила спокойно сношавшуюся парочку - это что же, даже шагу нельзя ступить в этом лесу чтобы не обнаружить чьи-нибудь склеившиеся тела!?
Когда я нервничаю то всегда становлюсь злой. Я уже приготовилась прочитать бесстыдникам лекцию по поводу правил поведения в общественных местах, но, к моему удивлению, к моей машине вышла девчонка. Длинные черные волосы (очень неплохие, даже Лолка от зависти позеленела бы), какие-то непотребные заляпанные каплями зеленой краски джинсы и обтягивающая выпирающую грудь майка, в таких же зеленых брызгах. Девчонке на вид было лет семнадцать - возможно если отмыть ее, она казалась бы старше и значительно симпатичнее, но сейчас выглядела как какая-то грубая пацанка, и даже я ощутила себя рядом с ней более женственной и изящной чем была в душе. Ах, ну да! На мне же еще было обтягивающее длинное платье, я вообще как леди выглядела, как сказал мой папаша на прощание.
- Что, звездей привезли? - спросила девочка, смерив меня с ног до головы наглым взглядом.
- А ты здесь за Тома Сойера? - таким же нарочито грубым голосом спросила я. Уж что-что, а с подростками типа нее мне всегда удавалось наладить контакт. Главное - говорить на их языке.
Она на секунду задумалась, а потом радостно воскликнула:
- А! Это в книжке было, там где ему мышей давали на веревочке, а он им покрасить давал!
- Какая поразительная начитанность, - не удержалась я.
- Хочешь покрасить? - Тут же отозвалась она и протянула мне грязную зеленую кисть.
Странно, но этот маленький разговорчик как-то сразу расслабил меня и я почувствовала себя увереннее.
- Нет, как-нибудь в другой раз. На самом деле мы в некотором роде коллеги. Я художница, - и не выдержала: - начинающая я имею в виду. Хочу красивые тела порисовать. Как на старинных картинах, знаешь? Рубенсы там всякие и все такое.
- Фи, Андромеда с целлюлитом у него. А эти... вахканки или вакханки... Ну просто слов нет! Зачем он их в одежде не рисовал?! Мне не нравится твой Рубенс! - Она скривилась и даже вывалила язычок в знак полного неприятия. Я едва сдержала поползшую вверх бровь. Какая образованная девочка! По ней и не скажешь...
- Ты тут за садовницу? - Спросила я. В ответ она странно-странно ухмыльнулась, а я украдкой посмотрела по сторонам - уж не сидит ли где-нибудь тип с видеокамерой. И что если неумытая девица эта сейчас полезет меня лапать в лучших традициях порноискуства?! Предупреждала же сестра, что тут все время кто-то что-то снимает и даже в туалете, во время самых интимных мероприятий, лучше вести себя так, чтобы потом не пришлось краснеть.
- Как тебя зовут? - спросила я.
- А я с посторонними не знакомлюсь! - Кокетливо потупилась она. Игривая какая! В одну секунду из пацанки превратилась в симпатичную малолеточку. Да, она здесь явно не садовница.
- Как хочешь. - Я пожала плечами. - Может проведешь меня к вашему главному?
- Рене. - Она сделала шаг в мою сторону и протянула мне грязную лапку. Вовсе и не маленькую. Впрочем, девчонка и сама была не маленькая.
- Что?
- меня зовут Рене.
Я слегка пожала ее теплые пальцы и улыбнулась.
- Партийная кличка? А как на самом деле?
- А тебя?
- На самом деле Света.
- Клер.
- Чего?
- Когда ты войдешь в ворота, тебя будут звать Клер. Если, конечно, Поль захочет оставить тебя. - Девчонка мягким кошачьим движением придвинулась ко мне и прошептала: - Если я его попрошу как следует, он точно оставит тебя. Ты мне нравишься. Здесь все такие зануды - ужас! Так что тебе повезло что ты мне понравилась, понимаешь?
Девочка оказалась довольно высокой - вровень со мной. А я еще и на каблуках. Да, молодежь пошла крупная, вымахает ростом под два метра, а вот мозги расти не успевают, все эти детские ужимочки остаются. Хотя не намного девчонка была и младше меня, во всяком случае, шестнадцать ей точно было.
Не знаю почему, но женское тело, вторгающееся в мое жизненное пространство всегда меня раздражало. Слишком уж я гетеросексуальное существо. Поэтому первым моим порывом когда она начала дышать мне в лицо было дернуться назад, но все-таки усилием воли я заставила себя стоять на месте. Может у них в "Изумруде" так принято. Поэтому я продолжала пялиться в ее темные-темные глаза и давить из себя улыбку. Странным созданием была эта Рене. С первого взгляда - ничего особенного, обычная угловатая девочка-подросток, но стоит немного присмотреться и замечаешь какие-то детали, совершенно обезоруживающие. До ее волос мне жутко хотелось дотронуться - чтобы убедиться, что они действительно такие тяжелые и живые, как выглядели. Ее глаза, смотревшие на меня пристально и слегка иронично, были глазами взрослого человека. Мудрого, уверенного в себе и... почему-то опасного.
- Послушай, - как можно интимнее сказала я, - мне непременно нужно сюда попасть и остаться на некоторое время. Если ты мне поможешь, получишь конфетку.
Она помолчала.
- Ты уверена что тебе это надо? - Серьезно спросила она. Сейчас передо мной стояла совсем другая девушка. От ее детскости не осталось и следа. Я пожалела о своей попытке довериться ей, это было очень опрометчиво. В своей короткой фразе я сказала кое-что лишнее. Но теперь уже отступать было поздно.
- Мне это очень нужно. Скажи как мне себя вести и что говорить, чтобы меня здесь оставили.
Рене задумчиво почесала подбородок и щелкунла пальцами.
- Хорошо. Я скажу Полю, что ты можешь мне кое-зачем понадобиться, он не откажет мне.
- Кому скажешь?
- Поль - хозяин Изумруда, хозяин этого дома. Ты ехала сюда и не знала? - Удивилась девочка.
- Поль... Павел Барсов? - догадалась я.
- Нет, дедушка Ленин. Пошли, я тебя к нему отведу. Машину можешь оставить, о ней позаботятся.
- Я только возьму свои художественные принадлежности... - радостно засуетилась я, но Рене жестом меня остановила.
- Забудь, у нас полно этого добра.
Мы вошли в ворота и пошли по широкой дубовой аллее. Мне показалось, что за ближайшим поворотом я увижу величественный замок, как в фильмах про привидений. Но я совсем не боялась. Это было хорошее место, наполненное какой-то здоровой спокойной энергией. Солнце, птичье многоголосье, влажный запах листвы... Я очень редко бывала за городом. Лес был для меня экзотикой большей чем для кого-нибудь морское побережье. Поэтому я наслаждалась и готова была идти вечность по этой прекрасной аллее. Даже волнение и напряжение куда-то исчезло.
- Как мне себя вести, ты не сказала. - Вспомнила я. - Что говорить нужно?
- Не важно. - Бросила Рене, деловито размахивая ведерком с краской. - Достаточно будет моей протекции.
- Ты важная персона.
Девица бросила на меня искристый взгляд.
- Очень важная персона! И горжусь этим безмерно.
Кажется она издевалась надо мной.
Дорога вильнула вправо, и я увидела невероятно красивый дом! Белоснежный, в три этажа, с колоннами и балкончиками, он был похож на старинное поместье каких-нибудь графов. Настоящее дворянское гнездо. Перед домом был огромный голубой бассейн, а между колоннами стояли столики и стулья. За одним из столиков сидела компания молодых людей, странно одетых. Когда мы проходили мимо, они окинули меня заинтересованными взглядами и тут же отвернулись. Наверное я не показалась им чем-то, достойным более пристального внимания. Рене завела меня в прохладную тишину дома. Весь первый этаж занимал зал с большой плазменной панелью на стене, роскошными диванами и белыми шкурами на полу. Деревянная лестница вела на следующий этаж, туда мы и двинулись. На втором этаже была только одна дверь, дальше лестница поднималась на третий этаж, там, как я узнала позже, были зимние комнаты для гостей. Девчонка попросила меня подождать полминуты и без стука вошла в дверь. Я чувствовала себя крайне неудобно, оставшись одна на крохотной лестничной площадке, но Рене и правда очень быстро вернулась. Высунулась из-за двери и бесцеремонно меня втащила в комнату.
Это помещение было таким же большим и бестолковым, как и зал внизу, но только почти все пространство здесь занимали стеллажи с книгами. В центре стояли несколько явно не нашего века кресел, диван и якобы старинный стол. Может и правда старинный. Кто-то расстарался на славу, можно подумать прям, что здесь интеллектуал живет какой-то из прошлого или позапрошлого (не разбираюсь я в этих тонкостях) века. Короче, здесь явно обитал какой-то сноб.
Ну вот дошла очередь и до самого хозяина. Он стоял, оперевшись на свой страшно дорогой стол и придирчиво меня разглядывал. Руки скрещены на груди, в руке трубка от радиотелефона, которой он задумчиво бьет себя по плечу, глаза холодные и пустые. Ничего в нем особенного не было - он был из тех, мимо кого можно пройти и не заметить. А можно задержаться чуть подольше и уже никуда больше не идти. Вроде бы все в нем было просто - средний рост, обычное телосложение, обычное лицо, но... что-то цепляло, понимаете? Даже не знаю как объяснить... что-то заставляло видеть в нем в первую очередь мужчину, а уже потом - человека. Ну не знаю, может это харизмой называется или еще как... Одним словом - он меня смутил. Я вдруг подумала, что наверное чтобы попасть в этот бордельчик, девушки должны здесь переспать с этим человеком (я так поняла, он и был Павел Барсов), ведь так в шоубизнесе частенько бывает. И, что удивительно, меня эта мысль не повергла в ужас. Скорее напротив.
Не выдержав его изучающего взгляда и молчания, я стала что-то мямлить насчет того, что я художница начинающая и вот хочу здесь... и так далее и тому подобное, но Барсов нетерпеливым жестом заставил меня замолкнуть. Кивнул Рене, указав пальцем на дверь. Та заворчала недовольно и вышла. Я с хозяином осталась наедине. Это волновало. Как-то по-особенному волновало.
- Называй меня Поль. - Сказал он. - Тебя будут здесь называть Клер. Вообще-то у меня есть сейчас вакансия Дианы, знаешь, богиня такая была, охотница, но это не важно. Рене хочет, чтобы тебя звали Клер, пусть так и будет. Ты не против, надеюсь?
Голос у него был волшебный... Прям ноги подгибались. Нет, я была не против. Я бы на все на свете сейчас согласилась... Ужас какой, может это любовь с первого взгляда меня настигла?! Ну нравился мне этот Поль - просто сил не было. Все больше и больше с каждой минутой.
- Подойди поближе, - тихо сказал он. Как-то по-особенному сказал. Я, словно под гипнозом, подошла. Да, что-то с этим Полем было не так. С каждым моим шагом ему навстречу я чувствовала все большее и большее притяжение. Будто волны горячие от него исходили и будоражили все мое женское естество. Когда я оказалась прямо перед ним, силы мои были на исходе. Смотреть ему в глаза стало просто невыносимо, но еще невыносимей казалось потерять его взгляд. Это было что-то странное. Слишком сильное для простой симпатии, которую я могла бы испытывать к понравившемуся мужчине. Это было что-то ОГЛУШАЮЩЕЕ.
Он положил руки мне на плечи и по телу у меня пробежала сладкая дрожь.
- Ты не похожа на тех, кто сюда приходит. Обычно мы не берем людей с улицы, всех разворачиваем кто приезжает сам, без рекомендаций. Но недавно мы почти всех разогнали, у нас были проблемы. Теперь все наладилось, и нам снова нужны гости, особенно новые лица. К тому же ты очень понравилась Рене. Она отчаянно скучает в последнее время, может быть тебе удастся ее немного развлечь. Но... скажи честно кто ты и зачем к нам приехала?
Так тяжело было врать этим глазам...
- Я художница, мне хочется просто пожить здесь, прочувствовать атмосферу, может быть сделать несколько набросков для моей новой картины... на тему мифов Древней Греции... - проворковала я. Ворковать было не тяжело - я просто таяла рядом с ним, в самом деле таяла.
- Ты или искательница приключений, или хочешь спрятаться здесь от кого-то. - Не обратив внимания на мои слова, заключил он. Да, проницательности тебе, о повелитель моего сердца, явно не хватало.
Я неопределенно пожала плечами в ответ. К сожалению, он тут же убрал с этих моих плеч свои руки, на которые я так надеялась...
- Мне все равно на самом деле. Живи здесь сколько хочешь, Рене присмотрит за тобой. От тебя требуется только подчиняться некоторым нашим правилам и не огорчаться по поводу скрытых камер. Можешь идти, Рене тебя ждет внизу и поможет устроиться сейчас. О твоей машине не беспокойся, у нас есть гараж. Когда захочешь уехать, помни, что обратно ты уже не сможешь вернуться.
Я с сожалением направилась к выходу, но его голос остановил меня.
- Еще одно, Клер, - тихо, как-то по-дружески, произнес он: - насчет того что... думаю, надо тебя предупредить, чтобы это не мешало тебе жить здесь.
- Да? - Насторожилась я.
- Никогда не думай обо мне как о мужчине.
- Что?! Почему?! - Так нескромно у меня это вырвалось, что я покраснела.
Он усмехнулся. Не зло, просто... усмехнулся. Понимающе.
- Я не сплю с женщинами. Ну и с мужчинами тоже естественно. Вообще ни с кем и никогда, понимаешь? Считай, что это болезнь. Живи и наслаждайся, и не думай об этом. В смылсе - обо мне.
Я сокрушенно покачала головой.
- Да... сказать что я расстроена - значит ничего не сказать...
2
Понятие времени исчезло для меня с того самого момента как я оказалась в "Изумруде. А так же исчез и весь внешний мир. Здесь было легко и спокойно, как наверное и должно было быть в раю. Рене захотела чтобы я жила в одном из маленьких деревянных домиков в глубине парка. На самом деле каждый жил здесь где хотел - ведь большую часть дня гости (Рене упорно называла эту толпу красавиц и красавцев что здесь обитала гостями) проводили в парке возле бассейна или на площадке с тренажерами, или в доме Поля (это уродливое красивое здание называлось Большим Домом), где в огромном зале внизу было оборудовано что-то типа кинотеатра. Там можно было просмотреть рабочий материал из того что наснимали за последние несколько дней или просто обычное кино, которого здесь было больше чем в видеомагазине. Отдельные странные личности наверное захаживали даже на второй этаж - в библиотеку Поля. Впрочем, там я видела за все время моего пребывания в "Изумруде" только Джулиуса - красивого цыганистого атлета, который вероятнее всего просто пытался доказать окружающим, что помимо горы мышц у него имеется и некий сгусток в черепной коробке. Хотя не удивлюсь, если Джулиус каждое утро после завтрака поднимался с умным видом на второй этаж только для того, чтобы полистать комиксы. На первый взгляд можно было решить, что "Изумруд" это что-то вроде нудного дома отдыха с обычным набором прилагающихся услуг типа сауны и трехразового питания, правда, уже то что все это давалось бесплатно, придавало "Изумруду" очарование любимой всеми халявы, но истинное очарование сего места было все-таки не в этом. "Изумруд" был игрой. Сказочной страной со своими правилами и законами, и они совершенно отличались от правил и законов внешнего мира. Например, все должны были носить ту одежду, которую выбирал для них Поль. У Барби, длинноногой манекенщицы из Киева, был набор розовых платьиц, которые делали ее абсолютной копией ее куклы-тезки; у Наяды вся одежда состояла из зеленых и бежевых веревочек, очень напоминающих водоросли, и такие же веревочки вплетены были в ее вечно спутанные космы. Джулиус бы цыганом, Дин вечно носил восточные шаровары, которые, вероятно, могли спадать с него стоило дернуть за веревочку на поясе. Ну и вся остальная публика в том же духе.
Мне достался идиотский гардероб туземки-дикарки. Рене притащила мешок с одеждой мне в домик в первый же день и гордо заявила, что это набор для богини Дианы, и что теперь я могу появляться на публике только так и никак иначе. Роясь в ворохе вываленной из мешка одежды, я так и не нашла верхней части гардероба, потому поинтересовалась у нагло рассевшейся на моей кровати девчонки уж не потеряла ли она эту жизненно необходимую часть где-нибудь на улице, но в ответ Рене лишь довольно растянула губы в улыбке.
- Диана не носила лифчиков и кофточек.
- Ты хочешь сказать...
- Я сама выбрала тебе такой костюмчик. Обычно Поль выбирает, но он мне разрешил, - она подмигнула мне, - я его очень хорошо попросила. - Зевнула, продолжая исподтишка за мной наблюдать. - Мне хотелось, чтобы у тебя всегда была открыта грудь.
- Ты чего, - растерялась я.
- Мне бы очень хотелось стать такой же как ты, - просто сказала Рене. - И хочу, чтобы у меня была такая же грудь.
Я покосилась на ее достоинства, обтянутые коротенькой разноцветной майкой.
- Да у тебя уже на размер больше.
- Ты думаешь, меня это не расстраивает?
Я пожала плечами - обычные подростковые комплексы. То что сейчас ее раздражает очень скоро станет предметом гордости.
Мне надо было переодеваться в это замшевое рванье, но Рене и не собиралась уходить. И взгляд у нее был более чем заинтересованный. Это смущало, тем более смущал этот разговорчик. Но надо было вести себя непринужденно, ничего не поделаешь, потому я отвернулась и начала переодевание. Чтобы убить напряженную тишину, да и просто из любопытства, я спросила:
- Ты его любовница?
- Кого?
- Как будто ты не поняла - Поля!
Рене сдавленно хихикнула у меня за спиной.
- Он не может.
- Это действительно так?
- Да. Но знаешь, все эти бабы что здесь живут, кончили бы уже от того, что он позволил бы им полизать свои пятки. Ну ты и сама должна была это понять, да? Ты же разговаривала с ним.
- Да уж... Только не понимаю - что тебя с ним связывает? Он же не твой отец, верно?
Она захихикала еще веселей.
- Нет, ты что. Просто... наверное я ему кое для чего нужна, наверное я лучше всех этих длинноногих баб.
- А у него детей не было никогда? - осторожно спросила я. Пора бы уже и делом заняться, действительно! А то расслабилась тут...
- Да был какой-то мальчик у него, вроде приемный сын. Но это уже давно было, еще до меня.
Я почувствовала как по спине у меня побежали мурашки. Неужели вот так просто я все сейчас и узнаю?
- И где же этот мальчик? Не здесь же, да?
- Не знаю. Наверное в городе живет где-нибудь, а может вообще далеко-далеко уехал... Поль конечно странный парень, но не настолько же чтобы здесь держать ребенка.
- А может ты и есть тот мальчишка? Тебя просто переодели и накладную грудь приставили, а? - Шутливо спросила я.
- Это точно! - Радостно согласилась Рене и начала снимать майку. - Иди я тебе покажу чего мне в лифчик напихали чтобы сиськи были. Только ты обещай подержаться!
- Фу, перестань, я пошутила! - Смущенно замахала я руками и бросила в нее какой-то попавшей под руку тряпкой. Она грубо заржала и швырнула в меня подушкой.
- А ты много знаешь про Поля, да? Наверное он тебе доверяет. - Отскакивая, спросила я.
Рене тут же успокоилась. Посмотрела на меня внимательно, потом шумно вздохнула и поцокала язычком.
- Не надо, Клер. Даже и не думай в него влюбляться, а то станешь как растение. Здесь полно классных мужиков, расслабься и получай удовольствие.
- Ну вообще-то я приехала сюда рисовать, а не делать то, на что ты намекаешь. - Заметила я.
- Ну вообще-то ты знала куда ехала, правда? Здесь даже поварих и горничных иногда наклоняют, и - заметь - они ничего не имеют против.
- А иначе нельзя?
- А иначе ты сможешь?
Так, ну все, мне надоел этот разговор. С этим странным ребенком было не так-то просто общаться.
- Я вижу, ты решила взять надо мной шефство. Ты так со всеми новенькими поступаешь? - довольно холодно произнесла я. В этот момент я пробовала приладить на себя дурацкую набедренную повязку и меня совсем не радовало, что Рене разглядывает мою голую задницу, которую мне никак не удавалось прикрыть.
- Хорошая попка. - Не заставила себя ждать девчонка.
- Знаешь, мне не очень нравится когда на меня так смотрят.- Не поворачиваясь сказала я.
- Ну и что. А мне нравится на тебя смотреть. Я же сказала - ты мне понравилась.
- А мне нравятся мужчины и я ничего с собой поделать не могу. Это ясно?
- Мне тоже нравятся мужчины на самом деле, - не замечая моего раздражения спокойно произнесла Рене, - но Поль мне пока не разрешает с ними... ну сама понимаешь. Так что я девственница все еще. Но некоторые женщины тоже ничего. Я иногда люблю... просто побаловаться немного, понимаешь? И на самом деле всем нравится, хотя они сначала тоже так же как ты говорят. Знаешь, Клер, я могу всякие штучки делать - тебе лучше чем с парнем будет...
- Все, Рене, стоп. Я не хочу ничего слышать. Меня это... напрягает, понимаешь?
- Хорошо, больше не буду. - Печально вздохнула она, но я уловила какие-то веселые нотки в ее тоне. Эта чертовка едва сдерживала смех!
Я молча повесила на шею ожерелье из деревяшек - постаралась выбрать самое разляпистое, чтобы хоть немного прикрывало грудь, обвязала ноги тесемками сандалий и только после этого решилась подать голос.
- Рени, мы будем с тобой просто подругами, хорошо? И ничего больше. Пожалуйста.
- Если ты так хочешь... хорошо. Меня зовут Рене, но мне нравится как ты это произнесла - Рени. - Тихо сказала она. В ее голосе проскользнули интонации Поля и меня на секунду бросило в жар. Хм, слишком свежие воспоминания. Она тут же добавила, уже со своими интонациями: - Хотя похоже на средство от изжоги.
- Повернись, - попросила Рене. - Я хочу посмотреть удачно ли я выбрала тебе одежду.
Я повесила на лицо деревянную улыбку и с деланным кокетством развернулась к девчонке. Ладно, пусть маленькая лесбиянка разглядывает меня сколько влезет, придется уж потерпеть. Все-таки она для меня в этом клоповнике человек незаменимый.
Она вальяжно валялась на кровати в своих заляпанных краской джинсах, которые она в отличие от майки не удосужилась поменять, и странно улыбалась. Я ожидала, что взгляд ее тут же упрется в мою грудную клетку, но Рене смотрела мне в глаза.
Ну да, конечно. Мне очень понравится когда я увижу в каком непотребном виде должна буду шастать по окрестностям. Но тем не менее я подошла к большому трюмо возле выхода и покорно уставилась на какую-то чужую девицу, выплывшую оттуда.
Нет, это не могла быть я! Это были не мои глаза - слишком блестящие и откровенные. Это были не мои волосы - да, такие же как у меня короткие черные пряди, но другие, живые и дикие. И это тело - такое гибкое и грациозное, прикрытое лишь парой лоскутков на бедрах - оно принадлежало, должно быть, богине - той, что в древности с колчаном стрел бегала по лесам. И ноги тоже были не мои! Сильные, в то же время удивительно изящные - таких ног не могло быть у ленивой городской бездельницы, привыкшей особо не пользоваться конечностями для передвижения.
- Это не Света, - как-то вырвалось у меня само собой.
- Это Клер, - ответила Рене, - а Света была закомплексованной дурочкой.
- Откуда ты знаешь?
- Да на тебе это было написано. Еще немного над тобой поработать и ты станешь нормальным человеком.
- Как скажете, доктор, - я заставила-таки себя отвернуться от зеркала и с удивлением заметила, что мое стеснение и напряженность куда-то уплывают. Как хорошо чувствовать себя красивой!
- Интересно, если ты в отличие от меня не закомплексованная дурочка, то почему ходишь в такой непотребной одежде? Натяни тоже что-нибудь вызывающее раз у тебя нет комплексов. Или есть?
- Скажи об этом Полю, - криво ухмыльнулась Рене и тут же вскочила с кровати, будто давая понять, что тема закрыта. - Пошли лучше я покажу тебе парк и с народом познакомлю. Только... возьми копье.
- Что?
- Вон, в углу стоит.
Действительно, возле двери стояло что-то вроде копья с заглушкой на наконечнике. Я отшатнулась.
- Ты чего, хочешь чтобы я с палкой этой ходила. Это обязательно?
Рене в ответ как-то уж очень сочувствующе вздохнула и повторила:
- Возьми, Клер.
Когда я тоскливо прилаживала в руке палку, то думала, что дело в имидже, которому нужно соответствовать и никуда от этих правил не денешься. Раз уж я дикарка, то надо таскать с собой копье. Но оказалось, что Рене имела в виду совсем другое. Она говорила о Дионисе - страшном гигантских размеров мраморном доге, который жил в парке и, как мне вскоре довелось убедиться, использовался далеко не для охранных целей. Дион влюбился в меня с первого взгляда и стал моим личным кошмаром на все время моей изумрудной жизни. Большую часть времени он пропадал где-то по своим собачьим делам, но стоило ему учуять меня, он сразу набрасывался, валил на землю и начинал делать эти отвратительные собачьи движения, при чем с таким знанием дела, что я очень быстро уверилась, что с самками человеческого рода он давно на короткой ноге. Когда Рене была рядом, она сразу приходила мне на помощь и мощным ударом ноги давала понять псине, что та не права, а вот без нее мне приходилось совсем туго. Мужчин Дионис не любил, и тот кто пытался его с меня стащить тут же становился в его глазах соперником со всеми вытекающими последствиями. Поэтому очень скоро местные джентльмены особо не рыпались и лишь посмеивались в сторонке, наблюдая за моей борьбой с этим чудовищем. К счастью, Дион позволял мне любые вольности. Я могла тыкать его копьем, давать пинком по морде, а однажды, когда он достал меня окончательно, я даже зарядила ему прямо по его болтающейся красной сосиске, которой он елозил по моему животу. Это надолго остудило его, но, к сожалению, не навсегда. Поэтому каждый раз когда я слышала как кто-то произносит слово Дион, мое тело непроизвольно принимало боевую стойку, а рука судорожно сжимала копье. Рене была права, копье мне очень пригодилось, и очень скоро я привыкла носить его повсюду как дамскую сумочку.
Как я уже говорила, гости в Изумруде жили где попало. Днем ни у кого не было желания торчать в своих домиках, а ночью каждый засыпал там, где упал. Разумеется, не один. Летние ночи были теплыми и какими-то опьяняюще-томными. Наверное я осталась единственной идиоткой во всем Изумруде которая по ночам валялась в домике и корчила из себя девственницу-недотрогу. Через пару дней после моего прибытия у меня появилась соседка Анжелика. Очень милая брюнеточка с ногами от ушей. Даже не знаю что заставило Поля выбрать ей костюм какого-то средневековья и спрятать эти потрясные ножки под длинным платьем. Так вот даже эта Анжелика глядя на мои ежевечерние возвращения в домик крутила пальцем у виска. Сама-то она ни одной ночи не ночевала! Забегала только иногда чтобы сменить одежду или покопаться в своих вещах и тут же весело исчезала. На самом деле моя ночная целомудренность была связана вовсе не с желанием укрыться от всех. Просто в голову мне пришла безумная идейка о том, что Максим может быть где-то здесь, в Изумруде и, чтобы его найти мне нужно побродить по окрестностям ночью, когда все будут спать, и мое любопытство не вызовет подозрений. Как же наивна я была! Почему-то мне и в голову не пришло, что ночью в Изумруде жизнь должна бить ключом! Смех, стоны и крики раздавались у меня под окнами до самого утра и только с восходом солнца на некоторое время становилось тихо. Не скажу что так уж сильно меня коробило покувыркаться с кем-нибудь под покровом ночи, но почему-то без Рене я чувствовала себя не совсем уверенно среди всех этих красивых людей, а Рене после наступления темноты всегда уходила к Полю, и я очень скоро поняла, что это правило, переступить которое она не может. Днем большую часть времени мы были вместе - меня это устраивало, потому что я чувствовала, что рядом с ней я защищена от любых неожиданностей. Близость к Полю делала Рене фигурой авторитетной, поэтому я цеплялась за нее изо всех сил. Но в то же время Рене и мешала. Местные плейбои во всю подкатывали ко мне, но присутствие девочки делало меня напряженной, так что максимум, который я могла позволить кавалерам - это немного поласкать мне спинку когда мы с Рене валялись на траве. И это при всем при том, что половая жизнь в Изумруде била через край. Я довольно скоро привыкла к виду переплетенных тел и всем этим звукам секса, которые доносились до меня из самых неожиданных мест. Меня это больше не смущало, тем более что я поняла, что никто меня не тронет до тех пор пока я сама этого не захочу. Очень часто Рене впихивала мне в руки альбом и карандаш, заставляя рисовать то, что происходило перед моими глазами. В первые дни мне требовалась пара бутылок пива чтобы расслабиться и взяться за карандаш, но вскоре все пошло как по маслу. Мы с Рени садились на траве с альбомом, несколько гостей тут же вызывались попозировать в движении, и начинался для меня жгучий кошмар. Я никогда в жизни не делала таких блестящих набросков, но под конец у меня почему-то начинали дрожать руки и мне стоило нечеловеческих усилий продолжать невозмутимо водить карандашом по бумаге, чтобы не дать повод повеселиться Рене. Паршивка прекрасно знала что я испытываю, и ее это радовало бесконечно. Во всяком случае, ехидная ухмылочка ни на минуту не сходила с ее лица. Но надо отдать ей должное, она никогда не пыталась воспользоваться моим расслабленным состоянием и попробовать меня облапать по своей лесбиянской привычке. А привычка эта у нее была. И если по началу я воспринимала все ее слова как обычный треп, то вскоре она дала убедиться мне в обратном. Как-то утром, когда все еще спали после очередной бурной ночи, я выползла из домика чтобы сходить в Большой Дом за пивом, и совершенно неожиданно увидела Рени возле барной стойки у бассейна. Она была не одна. Вначале я не поняла что происходит. Даже не знаю почему мой мозг не хотел воспринимать открывшуюся мне картину, ведь внутренне я была готова уже ко всему. Тем более что Рене и Барби не были голыми и не делали ничего особенного. Рене стояла, опираясь на барную стойку, а Барби спиной прижималась к Рене. Из розовенького Барбиного платья нагло торчали ее немаленькие груди, которые сжимала моя подруга. Черные блестящие волосы моей девчонки и белые кудряшки противной красотки смешались как кофе со сливками. Рени в каком-то бешеном опьянении целовалась с вывернувшей ей навстречу голову белокурой куклой.
Я остановилась как вкопанная. Меня будто окатили холодной водой. Наверное прошли какие-то секунды, но для меня время остановилось, кажется я уже целую вечность стояла здесь и тихо умирала. Рене, моя Рене не могла быть той, которую я видела сейчас. Она была ребенком, забавным, не в меру умным и насмешливым, но ребенком! Мне хотелось так считать и я так считала. Закрывая глаза на то, что может происходить между ней и Полем когда она уходит к нему по вечерам, стараясь не спрашвать себя - а что она вообще делает здесь, в Измумруде. Оказывается я и не знала ее совсем... Создала в своей голове какой-то образ, а на самом-то деле все совсем иначе... Как горько и обидно было осознавать это! Под каким бы соусом ни подавалось все, что творилось в Изумруде, это все равно было грязью. Все кто обитал здесь казались мне красивыми манекенами, декорациями игры. Но только не Рене! Я была уверена, что она вне этого! В ней, как и в Поле, была какая-то притягательная жизненная сила, она не могла быть частью декорации, не могла даже органично сосуществовать с декорациями! Ведь она была другой...
Но в тот момент когда я увидела ее с Барби, я поняла что ошибалась. Рене была таким же осколком Изумруда как все остальные. Она была равноценной частью этой игры, она играла по правилам. Помимо меня у нее существовала своя, другая жизнь, и постепенно я начала понимать ЧТО ИМЕННО было в той ее жизни.
Рене, почему же мне стало так больно...
Я увидела как она опустила руки с груди Барби и черные локоны отделились от белых кукольных прядок.
- Доброе утро, Клер! - улыбнулась мне Барби. Она была приветливой, улыбчивой и глупой. Как кукла.
Я застывшим взглядом смотрела на ее раскрасневшееся личико и молчала.
- Все еще спят, а мы тут немного побеситься решили. - Барби хихикнула. Надо же - смущенно! Наверное что-то было в моих глазах не то...
Я не могла шевельнуться. Как окаменела.
- Ты чего? - удивилась Барби. - Ты нам не мешала совсем, расслабься. Ну когда ты уже привыкнешь...
Не знаю из каких глубин своей воли я взяла силу, но каким-то чудом мне удалось перетащить взгляд на Рене. Я знала что увижу в ее глазах. Насмешку. Торжество. Лукавство. И мне покажется что она говорит: 'Ну что, подружка, и что ты на это скажешь?"
Но Рени обманула мои ожидания. Я не узнала этот взгляд. Никогда еще я не видела у нее такого выражения. Она смотрела спокойно и выжидающе. Немного напряженно. Она смотрела так, что я на секунду забыла о Барби и мне показалось, что мы с Рене одни. Ее глаза повторяли... что-то. Нечто важное, что я должна была увидеть и понять. Важное... Не выдержав, я резко развернулась и убежала в парк. Коря себя за этот глупый побег, я вернулась в свой домик, села на пустую кровать Анжелики и тупо уставилась в окно. Мне надо было понять себя, разобраться в моем необъяснимом смятении и расставить все по полочкам. Но на самом деле я просто смотрела в окно, совершенно бездумно, и ждала, когда бардак в душе и в голове упорядочится сам собой.
Рене вошла через несколько минут. Села на мою кровать и стала наблюдать за мной. Какая умница - сегодня на ней наконец-то были чистые джинсы и длинная гавайская рубашка. Я подумала, что в платье она смотрелась бы более нелепо. Да, красавицей она никогда не будет. А могла бы! Молодец хоть глазки подрисовать никогда не забывала. Кокетка, черт возьми... Ну все, что это я! Надо встряхнуться.
- Извини что я так, я просто не ожидала, - смущенно пробормотала я. - Почему-то так не по себе стало...
Рене пожала плечами.
- Ладно, забудь и все, если тебе это так противно было видеть.
И снова тишина. Я старалась не смотреть ей в глаза.
- Клер, - через некоторое время сказала она.
- Да?
- Клер, понимаешь, когда долго здесь живешь подобные вещи перестают особенно шокировать. И... сама атмосфера здесь такая, что...
- Да, я понимаю. - Поспешно согласилась я.
- На самом деле пол не имеет особого значения, Клер.
- Не знаю, - я с сомнением покачала головой. - Для меня имеет и я ничего не могу с этим поделать.
Рене тихо усмехнулась.
- Ты сейчас так говоришь, как будто я тебя уламываю заняться со мной сексом.
Почему-то я тоже усмехнулась. Но посмотреть на нее так и не решалась. Я еще не могла привыкнуть к этой другой Рене. Она была чужой и незнакомой. Взрослой.