Весна отменялась. Сразу вслед за припозднившейся зимой нагрянуло лето. И хотя повсюду на обочинах тротуаров, газонах, возле стен домов и заборов лежали ещё нерастаявшие грязные кучи снега, но солнце уже заставляло непонятливых прохожих снимать с себя куртки и плащи.
Иннокентий сидел в одном из конференц-залов "Националя" и слушал о чудесном новом инструменте рынка бондов. Докладчик за трибуной объяснял, как не хватало рынку данного инструмента и какой великолепной дюрацией инструмент обладает. И объяснения о дюрации всё длились, длились и длились, так что раскалывающейся голове Иннокентия уже начало казаться, что дюрация не просто длится, как ей, собственно говоря, и полагается, а уже в открытую дюрачится над ним, Иннокентием. Так что он, не выдержав, потихоньку прошуршал поближе к выходу из зала, а заодно и поближе к шуршету. И запнулся о колени симпатичной длинноволосой брюнетки в строгой жакетке и прямой офисной юбке. Чуть не упав и смутившись, Иннокентий вышел из зала и оказался в другом - банкетном, уже полностью накрытом к фуршету. Большие окна зала выходили прямо на Манежку, так что площадь была как на ладони и по ней скользили нарядные и радостные игрушечные человеческие фигурки. На отдельных фигурках уже красовались майки и блузки с коротким рукавом. Да и сам Иннокентий помнил, как жарко было ему добираться на презентацию в пальто.
Тут легкая тучка убежала куда-то дальше в сторону Урала и Сибири, и солнце ударило прямо в глаза. Иннокентий зажмурился. Сколько же времени он бухал? Когда начинал, мела метель и лежали сугробы. А нынче погляди в окно! Неужели всю весну? Конечно, Семёну, бухающему тысячи лет, это по барабану. Но вот ему, Иннокентию, это как-то не комильфо. Стоп-стоп-стоп. А как же работа, обеспечивающая прожиточный минимум? Он сказался больным, это точно. Это Иннокентий помнил твёрдо. Но проболеть всю весну? Его бы уволили. Иннокентий посмотрел на бейджик у себя на груди. Там красовались его фамилия и название родной конторы. Значит, работает он всё там же. Но почему он здесь? Иннокентий активно посещал презентации до кризиса, когда жил ещё рынок мусорных облигаций и родная контора участвовала в их размещении. Ничего не сходится. Бред какой-то! И голова раскалывается!
Подойдя к столику с напитками, Иннокентий взял фужерчик прохладного красного вина. То, что доктор прописал! Охладиться и прояснить мысли. А заодно пробудить аппетит. Ведь, как известно, правильный опохмел возбуждает аппетит.
Вино и вправду помогло. Иннокентий наконец-то догадался взглянуть на календарную дату на часах. Только середина апреля. Значит, он болеет всего неделю. Это хорошо. Вернее ничего хорошего, но не так уж и страшно. Тут же вспомнились давешний разговор с шефом, лестные отзывы о работе Иннокентия, озвученное шефом желание вновь активно работать на рынке фиксд инкам и предложение возглавить данное направление, а заодно и посетить презентацию нового банковского выпуска. Это же вообще великолепно! Чудесный рецепт карьерного роста и правильного бухания. Как ему вообще удалось такое совместить?! Но тут голова окончательно прояснилась, а в мозг ударили воспоминания, так что Иннокентию пришлось присесть. Стоп-стоп-стоп. Всё по порядку.
Первым в воспоминаниях, если придерживаться порядка в его самом прямом понимании, был назойливый солнечный луч, бивший в глаза с тупым упорством чудесного солнечного дня, просто не понимающего как тяжёло душевно и физически могут болеть люди, изрядно перебравшие накануне. Собрав волю в кулак, неимоверным напряжением сил Иннокентий повернулся на бок, спрятавшись от туповатого солнца. Но это не помогло. Включилось, чёрт его побери, сознание, сообщившее, что надо бы как можно скорее сходить в туалет. Иннокентий сделал над собой ещё более страшное усилие и со стоном сел на кровати. Привычно поискал тапочки ногами и не нашёл. Плюнул на тапочки, встал босиком и, пошатываясь, повернулся к двери. Но двери на привычном месте не оказалось. А ноги вместо встречи с ожидаемым холодом линолеума, уже как минимум секунд тридцать утопали в чём-то мягком и пушистом. Просторная комната купалась в свете дня, а измятая постель, разбросанная одежда, недопитая пивная бутылка на полу столь явно диссонировали с роскошным убранством, что Иннокентий понял, он где-то не дома.
Дверь обнаружилась с противоположной стороны, а в коридоре, стоило лишь Иннокентию там показаться, прогремели овации.
- Вот он, наш герой! - подлетел Семён к Иннокентию. - Как мы себя чувствуем? Головка не бобо?
Помятый Иннокентий лишь недоумённо хлопал глазами и смущённо переминался с ноги на ногу, стоя в труселях. Семён же выглядел великолепно, расцвёл и ожил так, словно вчерашняя выпивка оказалась живой водой. Давешние девицы тоже привели себя хотя бы в относительный порядок. По крайней мере, надушились, расчесались и уложили волосы. Так что Иннокентий даже засмущался.
- Ну-ну, не стоит переживать. Сейчас всё поправим, - утешил Семён. И в руках у него появился запотевший холодный шкалик с прозрачной как слеза жидкостью.
- Ай, молодца! - крякнул Семён за махнувшего мерзавчик Иннокентия. - Закусить, огурчику, огурчику. А теперь быстренько в уборную, в уборную и потом марафет.
Когда освежившийся Иннокентий вернулся к обществу, на сковороде скворчала яичница, рядом благоухали горячие тосты, а кофейный аромат, заполнивший всю комнату, дразнился и заползал в ноздри. Так, что ближайшие десять минут за Иннокентия думал желудок. Раздумьям помогали: Семён - приятной беседой, девицы - прекрасными глазами. А за большим, практически во всю стену, окном далеко внизу виднелись крыши домов и словно букашки ползли машины.
- Где мы? - спросил Иннокентий, когда желудок закончил думать.
- Здесь, - хихикнул Семён.
- В пентхаусе, - поправился он же, натолкнувшись на суровый взгляд Иннокентия.
- В каком пентхаусе?
- Хорошем, - Семён с явным удовольствием обвёл глазами комнату и показал на вид за окном. - Здесь красиво, тепло и есть еда. Лялечка постаралась, - Семён благодарно погладил девицу по руке.
- У-у-у, - буркнул Иннокентий, блестяще исполняя тем утром роль идиота. - И как мы здесь
- Оказались? - закончил Семён. - По твоему настойчивому желанию. Ты не мог ответить взаимностью дамам в клубе. И снял этот апартамент.
- Я? - удивился Иннокентий, с подозрением оглядев окружающую роскошь.
- Ты, - подтвердил Семён. - И нам здесь понравилось. Правда, девочки?
- Здесь неплохо, - игриво склонила голову набок Ляля.
- Да, понравилось, - просто ответила Кристина.
- Хорошо, что понравилось, - пробормотал Иннокентий и поднялся из-за стола. - Что-то душно здесь.
- А можно проветриться, - предложил Семён. - На крыше великолепная терраса устроена.
Семён обнял Иннокентия и потащил его по коридору в сторону лестницы. - Мы ненадолго девочки, - бросил он Ляле и Кристине, прежде чем скрыться из виду.
Наверху, несмотря на солнце, было прохладно, и гулял ветер. Крыша оказалась благоустроенной с барной стойкой, креслами, столами, диваном и даже небольшим бассейном. Они присели, и ветер вдул Иннокентию назад в голову его разбежавшиеся мысли.
- И сколько мне всё это стоило?
- А ты не помнишь?
- Ничего не помню. Клуб помню. А потом словно отрезало.
- Ах да! - спохватился Иннокентий, вытащил из кармана телефон и посмотрел вчерашние банковские смс-ки. - Уй-йо! - только и смог он сказать пришибленный собственной пьяной щедростью.
- Да что ты, Кеша? - Семён успокаивающе похлопал Иннокентия по плечу. - Посмотри вокруг. Вспомни о девочках. Наслаждайся! Лови счастье за хвост! Ради чего ещё стоит жить? А ты из-за таких пустяков расстраиваешься.
- Пустяки, конечно. Месячная зарплата за один вечер.
- Брось. Это дело поправимое. К тому же вспомни кто с тобой. К кому ты обратился в минуту отчаяния?
- К кому? К тебе что ли?
- Ко мне! К Древнему, к рефаиму! - с гордостью произнёс Семён. - А что я тебе про нас рассказывал? Не помнишь? Мы врачуем и тело, и душу страждущих, находим выход из сложных жизненных ситуаций. К тому же моё имя - Семён.
- И что, что Семён?
- А то, страждущий. Что это великое имя с множеством значений. И по-хананейски оно значит "услышанный".
- И что, что услышанный?
- А то, что я говорю, прошу и требую, и меня слышат. И если надо, меня услышит любой.
Иннокентий взглянул на телефон. На экране, в самом деле, появился значок новой смс-ки. Открыв сообщение, Иннокентий долго не мог поверить глазам. Чёрные буковки-змейки на белом фоне экрана подрагивали непрестанно, словно дразня его. Сообщение гласило, что на его банковский счёт упало сто тысяч рублей.
- Я ж говорил, моё имя - "Семён". Попросил, и был услышан.
- Но это ошибка! Никто не мог перевести на мой счёт такую сумму просто так. Её обнаружат, и деньги заберут!
- Великий Баал! - не выдержал Семён. - Хватит расстраиваться. Денег нет - плохо! Деньги есть - плохо! С таким настроем ты никогда не будешь счастлив. Пошли, девочки заждались нас уже. Поиграем в либералов.
- Чего, чего? - спросил ошарашенный Иннокентий уже на лестнице вниз.
- В либералов - любителей свободных нравов, - пояснил Семён. - Либер, так называли римляне нашего Баала - Древнего князя рефаимов. В его честь они собирались вместе, напивались, надевали маски, делали член из цветов, как символ вечно возрождающейся жизни, пели песенки и совершали всякие весёлые непристойности, - на последних словах Семён озорно подмигнул.
- Но я не умею петь, - совсем растерялся Иннокентий. - У нас нет цветов, и ...
- Чего? И члена нет? У нас всё есть, Кеша! Не парься!
- Девочки, играем в либералов! - гаркнул Семён, ворвавшись в гостиную. - А теперь песня! Специально для Иннокентия! Позишён намбыр уан - кавалеры дрючат дам, - противным голосом пропел Семёнчик.
А Иннокентий так и сел.
- А другой музыки у нас нет? - жалобно спросил он.
- У нас всё есть, Кеша, - широко развёл руки Семён. Подошёл к стене, поковырялся на висящем там пульте, и стереосистема разнесла по всему пентхаусу пронзительную Lady in Red Стинга.
- О, это про меня, - тряхнула красной юбочкой Ляля и подошла к Иннокентию. - Потанцуем?
И они утанцевали в соседнюю спальню, где сменили не одну позицию. А Стинг всё пронзал и жалил хрупкостью, золотыми полями, англичанином в Нью-Йорке и, конечно же, неподкупными сердцами.
"I know that the spades are the swords of a soldier
I know that the clubs are weapons of war
I know that diamonds mean money for this art
But that's not the shape of my heart", - разносилось по спальне.
А в голове у Иннокентия складывался перевод:
"Я знаю, что пики - солдатские шпаги.
А трефы - кресты на могилах солдат.
За бубны купили и честь, и отвагу.
Но сердце червям не отдам".
А потом в спальню ворвался Семён, таща за собой Кристину.
- Позишён намбыр ту - её теперь хочу, - проорал Семён, схватил и уволок Лялю, оставив Кристину.
- Обалдеть, - только и смог сказать Иннокентий.
- Да, он такой, шебутной, - улыбнулась Кристина. - Но с ним никогда не скучно. Хочешь выпить? Есть текила.
- Да, можно, - кивнул Иннокентий.
И они опрокинули стаканчики, слизывая соль. И ещё раз опрокинули. И золотая кровь потекла по их венам и артериям, наполняя сердце. А жалящего Стинга сменил ищущий лето Крис Ри, спевший про Жозефину, про дорогу в ад и бесконечные мили пустых дорог, вымощенных разбитыми мечтами и ведущих к кафе, полным печали. А потом зазвучал оптимистичный Горан Брегович, рассказавший, как здорово ехать вдвоём в гробовозке по этой жизни.
И была ночь под открытым небом на крыше. С текилой, бассейном, тёплыми пледами и бесконечной нежностью. Кристина рассказывала о своей жизни, о том, что она тусклая, непримечательная и безденежная. Потому она этим и занимается. А с Семёном так вообще здорово, потому что она чувствует себя защищённой, хоть он и не чуткий ни разу. А эта ночь вообще волшебная такая, и она запомнит её на всю жизнь! А вокруг подмигивали им, поддерживая и соглашаясь, бесконечные огни Москвы.
А потом пришёл чудесный рассвет. Солнце позолотило крыши домов и напомнило об усталости, так что сон сморил их до второй половины дня. Сон сменила любовь. И сон сменил любовь. Они принимали общую ванну и принимали текилу и виски. Семён с Лялей исчезли. Так что никто не мешал. Следующая ночь была полна свечей и розовых лепестков в ванне. А потом Иннокентий потерял счёт времени и забыл последовательность событий, утонув в удовольствии. Почти незаметно несколько раз появлялся Семён, обновляя запас продуктов и напитков. Среди принесённых припасов Иннокентий нашёл кубинские сигары и в минуты отдыха покуривал, находя приятным их аромат. Как-то подойдя к окну, чтобы выкурить очередную сигару и насладиться всё ещё не приевшимся видом, он наткнулся на Семёна.
- Привет, - сказал Иннокентий. - Доволен?
- А ты? Доволен? - хмыкнул Семён.
- Ну ты чертяка! - вырвалось у Иннокентия в сердцах. - Или же нет, постой. Ты дьявол? Демон? Решил сразу всеми смертными грехами прельстить, чтобы наверняка, чтобы не отвертеться?
- Да ну?! - хохотнул Семён. - И что ты знаешь о смертных грехах?
- Убийства-то ещё не было, - ответил Семён. И расхохотался, увидев враз вытянувшееся лицо Иннокентия. - Не боись! Не погублю. И "не убий" - это из заповедей. Не из грехов. А кто я такой, я тебе уже говорил. Совсем у тебя, смотрю, мозги отсохли.
- Ну-ну, не кисни, - приободрил Семён смешавшегося Иннокентия. - Уныние, между прочим, смертный грех. Да и вообще с грехами этими смертными забавно получилось. Придумал-то их еретик. А теперь все с ними носятся как с писаной торбой.
- Как еретик? - не понял Иннокентий.
- Да так. Евагрия Понтийского отлучили от церкви на Пятом Вселенском Соборе. Так что не парься ты о грехах.
- Ну не веришь мне, иди сам посмотри в Википедии, - взорвался Семён, посмотрев на недоверчивое лицо Иннокентия. - Зачем мне врать, да ещё так нелепо? Заботишься, заботишься, а в итоге такая благодарность.
- Извини, - помолчав, произнёс Иннокентий. - Видно я и впрямь устал от выпивки, да, пожалуй, и от бурной любви.
- А вот это хорошо, хорошо, что ты так сказал, - оживился Семён. - Значит, я в тебе не ошибся. Любовь и выпивка - это хорошо. Это радость жизни. Но и в радости, чтобы не надоела, надо знать меру. Так что завязывай Иннокентий и собирайся на работу.
- Как на работу? - снова не понял Иннокентий.
- Так. Надо ж тебе как-то жизнь с её радостями оплачивать. Или ты думал, я сейчас миллионы подгоню, чтобы до гробовой доски хватило? Не полезно это тебе будет, да и не в радость. Поверь на слово.
- Прямо сейчас собираться?
- Прямо сейчас позвонить шефу. Он ждёт твоего звонка.
Иннокентий позвонил, и шеф искренне поинтересовался его самочувствием - перед тем как окончательно выпасть в нирвану Иннокентий официально забюллетенил на работе. После уверений в том, что он, Иннокентий, уже почти поправился, шеф сделал предложение, от которого невозможно было отказаться. Иннокентий и не отказался. Возглавить собственный отдел - о таком он и не мечтал. Это, конечно же, стоило отметить. И они отметили, сообразив на троих. Хорошо отметили. Так что утром Иннокентия в полубессознательном состоянии Семён запихнул в такси, бросив водиле: "В "Националь".
Иннокентий вздохнул. Всё это мистическое безобразие, враз мелькнувшее перед его глазами, так не походило на окружающее. Просторный банкетный зал, строгие официанты, солнце, придирчиво освещающее всех и вся. Тут двери в зал распахнулись и сначала тонким ручейком, а затем уже и полноценным потоком в зал хлынули участники конференции. В воздухе повис сдержанный многоголосый гомон, а обоняние защекотали многочисленные запахи, всё увеличивавшиеся в числе вместе со звяканием открываемых блестящих кастрюлек и больших металлических блюд. Иннокентий тоже решил перекусить - с его-то пробудившимся аппетитом! Взял тарелку и в погоне за очередным яством очутился рядом с той самой длинноволосой брюнеткой, которой минут двадцать назад едва не отдавил ноги.
- Простите меня за неловкость, Софья, - извинился Иннокентий, посмотрев на бейджик брюнетки. - Можно за вами поухаживать? Вот эти рулетики рекомендую, а вот там дальше, видите, сёмужка - чудо как хороша.
- Спасибо, попробую, - брюнетка подняла, наконец, глаза на Иннокентия и улыбнулась. И когда она улыбнулась, на щеках у неё заиграли ямочки, а карие глаза остались серьёзными и глубокими словно бездна.
- Я Иннокентий, начальник отдела долговых обязательств, - немного суетливо представился Иннокентий. Он вдруг почувствовал, что совсем не хочет отпускать Софью, а хочет продолжения беседы. То ли, чтобы ещё раз увидеть улыбку, то ли ещё для чего-то. Он не разобрался, просто почувствовал. - А вы юрист?
- Да, финансовое право.
- Странно. Я хочу сказать, что обычно юристы не ходят на подобные мероприятия. Аналитики там, продажники, да. Но сейчас после кризиса роль юристов конечно выросла. Взять хотя бы хитрованов из таганрогского Инпрома. Подали сами на себя в суд за незаконную оферту и добились ведь в итоге судебного запрета на досрочное погашение своих облигаций. Кто кроме юристов мог такое предвидеть? А их это спасло в кризис.
- Ну, по-моему, это старая история, - снова подарила улыбку Софья. - Там банк Траст давно уже всё урегулировал. А здесь я потому, что раньше работала в банке и помогала в организации выпуска. Вот меня и пригласили. Извините, я вас покину.
Ошарашенному Иннокентию осталось наблюдать, как Софья подошла к высокому моложавому господину с бокалом в руке и уверенными движениями. Они о чём-то оживлённо заговорили и через пару минут покинули банкет.
"Красивая пара", - с сожалением подумал Иннокентий. "А как на нём костюмчик сидит! У меня так никогда не получится. Мудак!" - мысленно выругался он на себя.
"Да и что ты хотел?" - продолжил Иннокентий свои невесёлые мысли, увидев себя в зеркале. "Помятая рожа алконавтера, пузико вон выпирает. Только и умеешь, что с блядями кувыркаться! Мудак! А она такая!"