Сетевой маркетинг всегда ассоциировался у меня с обманом, аферистами, завлекающими прохожих в переходах метро. Они стоят с фолдерами, нарядные, деловые, молодые, успешные. Их глаза горят ярким адским пламенем, имя которому деньги.
"Я знаю, как заработать много денег! - они встречают меня презрительным многозначительным взглядом. - А ты ничего не знаешь, ничего! Ты - муравей! Ничтожество! Куда ты идёшь? Ты - винтик в системе, ты ничего не стоишь. Ничего! Ты - белка в колесе, бегаешь тут по кругу целый день. Туда-сюда, туда-сюда! Зачем? Остановись! Эй, манкурт! Зомби! Постой! Эй! Я с тобой говорю! Крыса! Крыса, бегущая по кругу!"
"Да пошли вы в жопу со своими деньгами! Сами вы зомби! Сектанты хреновы!" - по дуге обхожу обращённого, делая вид, что боюсь заразиться. Он - прокажённый, конченный человек. Мама всегда говорила: держись от таких подальше, сынок, иначе пропадёшь! И я держусь. Держусь, мама, изо всех сил. Чтобы не врезать очередному мерзавцу в челюсть. Эти мрази находят меня в автобусе, на остановке, в вагоне метро, кинотеатре, чёрт возьми! Суют визитки, дешёвые рекламки. Дейл Корнеги мнёт мне руку, его белоснежная улыбка анаконды сводит с ума, завораживает до умопомрачения. Я достаю кошелёк, кручу им перед носом мерзавца:
- Вот он! Вот он, сука! Это то, что ты хотел, да? Ни хрена ты у меня не получишь, мразь! Ни хрена! Можешь энэлпировать сколько хочешь! Подстраиваться, зеркалировать, жестикулировать, мастурбировать. Ты - энэлпо, мартышка, кукла в руках опытного кукловода. Где твой кукловод? Где, а? В Америке сидит?
2
Так я думал, пока не начал искать новую работу. Сетевой маркетинг я сразу отметал. Были интересные предложения - порождения бурной фантазии сетевиков. Чего они только не выдумывали, чтобы завуалировать основу основ развода по круговому принципу. Пирамиду прятали от меня в интернете, туалете, на балете, под ванным ковриком, я же, как профессиональная ищейка, находил её раз за разом, всё больше убеждаясь, что нормальную работу по моей специальности найти не так-то просто.
Купился я на звонок брата. Всё-таки уровень доверия к родственникам зашкаливает на порядок по сравнению с незнакомыми людьми.
- Тут какой-то мужик звонил, сказал, хочет тебя на собеседование пригласить, - голос брата звучал возбуждённо, как будто это ему работу предложили, а не мне. Я тоже обрадовался, возбудился не на шутку. Подумать только! Кто-то выискал моё резюме в куче таких же "возьмите меня куда угодно, я всё умею, всё могу". Этот кто-то, судя по отзывам брата, представительный, деловой, не поленился позвонить мне на домашний, оставить свой номер. В общем, всё серьёзно, пацаны! У меня будет новая высокооплачиваемая работа! Скоро я буду в шоколаде! При делах!
Я подхватился, сдерживая восторг отзвонился, получив витиеватые ответы на незамысловатые вопросы, не смутился. Помощник директора? Не вопрос! Подробности во время собеседования? Да нет проблем!
И выправился на интервью (слово-то какое красивое - интервью) во всеоружии: в новых джинсах и свитере, со свежераспечатанным резюме. Опыт работы незначительный, можно даже сказать никакой, но зато какие навыки! Какие навыки! Аж на две страницы. Дисциплинирован, легко обучаем, целеустремлён, проактивен и ещё занимаюсь бегом, играю на баяне. Во как! На ба-я-не!
Первый звоночек прозвенел, когда адрес оказался обычной квартирой. Впрочем, с кем не бывает. Компания новая, офис временный, набирают сотрудников. Всё сходится!
Зима, сугробы, я шурую дворами по центральному району Минска, выискивая в темноте дом на бумажной карте. Ни хрена не видно, хоть глаз выколи, где какой дом. Спрашиваю номера у прохожих. Они сами руками разводят, живут здесь и не знают. Вышла тётка с коляской погулять, знает только номера подъездов и первую букву своей фамилии. Методом исключения нахожу третий корпус. Расшаркиваюсь в решётку - ну правильно, спина в мыле, ноги в снегу. Припёрся на собеседование на должность помощника директора. Работничек.
Дрожащим голосом сообщаю в домофон о намерениях, с замиранием сердца слышу заветное: "Входите! Дверь открыта!" Это записанный голос из домофона, но как приятно, по-деловому он звучит.
Поднимаюсь по лестнице на третий этаж. Дверь, обитая слегка потёртым дерматином, приоткрыта. В прихожей меня встречает сам Павел Валерьевич - представительный мужчина лет шестидесяти. В костюме, носках, при галстуке. С небольшим животиком, коротким седым ворсом на голове. Залысина спереди открывает вид на массивный череп. Мозгов у него палата. Голос глубокий, грудной. Взгляд властный, уверенный. Щёки сочные, обвислые. С кухни выходит лебезящий молодой человек лет тридцати. Щуплый, сутуловатый, чернявый. Тоже в костюме, белой рубашке, но без галстука. Костюм висит на нём мешковиной, как на попугае. В общем рабочая обстановка. Одного уже завербовали, пришла моя очередь!
Проходим в зал. Здесь всё хорошо спланировано для удобного собеседования. Ничего лишнего. Домашнюю потёртую мебель заделали под офисную. Два кресла, диван, журнальный столик.
Павел Валерьевич садится в кресло. Скрестив щиколотки, изучает резюме. Я изучаю его тонкие чёрные носки. Директор похож на полководца, полковника милиции в отставке. Или даже генерала. Хотя нет: здесь попахивает спецслужбами. КГБ, охрана. Точно! Разведка. Он - Мюллер из "17-ти мгновений весны"! Такой же хитроватый, жуликоватый взгляд, такие же взвешенные заковыристые фразы. Манеры такие же, интонация. Так и хочется услышать от него: "А вас, Черненко, попрошу остаться".
Мюллер делает вид, что ему не плевать на резюме. Наконец откладывает листик с достижениями в сторонку, скрещивает кисти рук в стрекозу на животе, критично поджимает губы и выплёскивает:
- Ну и сколько тебе Хозяин платит?
Столько презрения в его голосе, я за всю свою жизнь не слышал такого. Съезжаю мысленно на пол, офигеваю от наглости на грани фола. Мозг плавится от сложности многопоточной задачи: вопрос-то с подковыркой - начнёшь отвечать, признаешь, что есть Хозяин, начнёшь задираться - сразу отфильтрует. Мычу что-то невнятное в кулак:
- Это не имеет значения.
Мюллер хваткой бультерьера вгрызается в концепт рабовладельческого строя - я ведь согласился, Хозяин, значит, у меня есть. Он постепенно открывает мне глаза. Я - раб, пресмыкаюсь за копейку, Буратино, танцующий под дудку Карабаса, вкалываю на дядю, который кидает мне обглоданную кость раз в месяц.
Неожиданно в моей голове включается защитный механизм. Мюллер пытается унизить, рисует картину моей же жизни моими же пальцами. Неужели сбивает таким образом цену? Каким же надо быть тупым гипнотизёром, чтобы использовать столь грязный приём. Включаю простачка, решаю выяснить, чем они тут занимаются, заигрываю с Мюллером в сбежавшего раба, ищущего себе нового Хозяина.
Мюллер не так-то прост. Долго втирает васаби в мозг. Про уникальный продукт, ограниченный доступ для избранных. Дальше обучение. Много обучения: семинары, вебинары, практикумы, коллоквиумы. Стажировки, сопровождение, баснословные гонорары. Много денег. Очень, очень много денег. Всё, всё, что продашь, - всё твоё.
Но есть нюанс: продукт нужно сначала купить.
- За свои?
Вопрос остаётся без внимания, мы снова уходим в дебри рабовладения. Ты - раб, пока не избавишься от рабского мышления, останешься на цепи.
Я уже понял, о каких продуктах, семинарах и гонорарах идёт речь. Я расстроен, очень. Хочется дать этому ублюдку в морду прямо здесь, плюнуть в эту жирную харю. За то, что потратил моё время, за то, что заманил, унизил, растоптал мечту, за то, что за-энэлпировал мой мозг. Мой бедный, бедный мозг обработали васаби. Теперь это фарш, лапша. Извилины плавятся, их закоротило. После такой мариновки у нормального человека истерика начнётся, депрессия. Нормальному человеку после такой обработки помощь психолога понадобится, психотерапевта-эндокринолога. Но у меня-то психика железная, морозостойкая, отморозоустойчивая, железобетонная, непробиваемая.
Медленно слезаю с крючка:
- Мне нужно подумать, - ломаюсь, как целка, испытывая неловкость, отказывая истинному джентльмену, который битый час потратил на развод.
Мюллер включает последнюю, третью скорость: осталось одно вакантное место в команде. Здесь и сейчас - да или нет? Да - и ты миллионер в команде миллиардеров. Нет - и ты раб на галерах. Да или нет? У Мюллера нет времени ждать. Спартак устал освобождать рабов. Да или нет? У Морфеуса последняя таблетка. Ты дебил?! Да или нет?
И тут в комнату входит пышная крашеная блондинка, туго затянутая во всех местах. Волосы пшеничного цвета жёстко затянуты в длинный хвост, чёрные штаны клеш затянуты на огромную жопину, как у Ким Кардашьян, широченный красный ремень с замысловатой бляшкой в виде змеи затянут на талии. Даже белый свитер из ангоры, заправленный под ремень, затянут на огромные булки-сиськи, дрожащие при каждом шаге. Лицо идеальной овальной формы с припудренной сыпью у корней волос ничего не выражает: бледная лощёная кожа натянута на барабан, туповатый шаловливый взгляд ищет приключений, густо накрашенные чернющие ресницы хлопают в ожидании фокуса с расширяющимися пещеристыми телами. Сочная дойка вся течёт, готовая к случке. Облизывая губы, сучка, подходит к Мюллеру, смотрит на меня, не отрываясь, с ****ской улыбочкой, как бы говоря: "Отсосу за так!", оставляет на столе какие-то ключи и, неожиданно виляя лошадиной жопой, уходит выгнув спину. Бизнес-леди "Отсосу за так!"
- Да... - я первый выхожу из транса.
- Что да? - Мюллер забыл про восстание рабов, пока следил за круглой жопой и колыханием сисек.
- Всё - да, - я на всё согласен: обучение, стажировки, флирт на работе, пьяные корпоративы, дикий спонтанный секс с коллегами в замкнутых пространствах.
- Может, всё-таки подумаешь? - Павел Валерьевич смущён неожиданным поворотом. В первый раз его тактика запугивания сработала.
- Я уже подумал, - одним местом. - Когда можно приступать?
3
Никуда уходить со своей работы я, конечно, не собирался. Во время нашей следующей встречи Мюллер сбагрил мне коробку пищевых добавок за пятьдесят барей:
- Витаминчики для поднятия мужского тонуса, - он коварно подмигнул, впервые растянувшись в самодовольной чеширской ухмылке.
Старый козёл надеялся, что больше не увидит меня, что я пойду, не солоно хлебавши, реализовывать нереализуемый товар. Но не тут-то было. Я вернулся через неделю на семинар, чтобы насладиться общением с Анжелой - жопастой красоткой с томным масляным взглядом.
Мы закрылись в той же комнате, где проходило собеседование. Анжела надела очки для приличия. С её лица не сходила странная дебильная улыбочка: как будто она не в своей тарелке, не понимает, что происходит и зачем это нужно. То ли стеснялась, то ли не верила до конца, что такой приличный молодой человек позволил навалить себе полтонны лапши на уши, выложил полсотни барей за фуфел и теперь припёрся за добавкой. Лапшу вешать Анжела не умела, зато отлично владела язычком жестов. Что она только не вытворяла с шариковой ручкой: яростно сосала колпачок, покручивая его во рту как чупа-чупс, потом взялась насаживаться кулачком на пластиковый корпус. Гоняла его туда-сюда, прицеливаясь, продавливая с силой, демонстрируя, как туго входит колпачок, как глубоко заходит ручка. В Анжеле вообще всё было туго: бледно-голубые потёртые джинсы-стрейч туго сидели на шикарной тугой заднице, чёрные стринги, туго затянутые в промежность, мелькали под белой блузкой. Там же, под блузкой, тугой белый кружевной лифчик выдавливал сиськи в два тугих шара. Волосы медового цвета, туго затянутые на затылке в хвост, стягивали кожу лица в тугой барабан. Казалось, ей даже говорить больно, не то что улыбаться. Губы сами разъезжались, как у лошади, которую тянут за уздечку. Глаза, подведённые брови вытягивались в тугие дольки, хлопающие чёрными махаонами-ресницами.
У меня в штанах тоже стало туго: под давлением съехавшей крайней плоти уздечка натянулась, как струна скрипки, оголив бледно-фиолетовый расщеплённый шар.
Анжела не блистала умом, тормозила постоянно, подхихикивая, пялясь на вздутие у меня в паху. И не было понятно хохотушке, это джинсы так сложились в палатку из-за моего сидячего положения, или это член там так вздыбился.
По ходу выяснилось, что впаривать товар лучше друзьям и родственникам при личной встрече на дому. Как ни крути, витамины нужны всем. От активной половой жизни ещё никто не умирал.
- А если не с кем? - с наивным выражением лица слежу за колпачком.
Анжела высасывает из него последние соки, сжимает коленки, подхихикивает:
- Тогда можно стать дистрибутором, - опускает глаза в бумажку, поглаживает себя по бёдрам алыми накладными ногтями, невольно направляя колпачок в писю.
- А если я хочу сменить дистрибьютора?
Анжела бросает на меня короткий любопытный взгляд:
- Зачем?
- Ну, например, не нравится мне мой дистрибьютор.
Понимающе кивает:
- Тогда нужно сообщить о переходе.
- Хорошо. Сообщаю: я хочу перейти к тебе. Хочу, чтобы ты стала моим дистрибьютором. Павел Валерьевич, надеюсь, возражать не станет.
Она опять стыдливо отводит глаза, начинает хихикать, прикрывая рот рукой.
Я улыбаюсь, как дурак. Начинающий сетевик начинает вить сеть.
Успокоившись, Анжела произносит с долей грусти в голосе:
- Ещё как станет.
На её лице впервые застыло выражение растерянности.
4
Я попросил Анжелу продать мне упаковку витаминов. Провести мастер-класс на дому, показать, как правильно окучивать клиента. Мы ржали всё время, пока общались по телефону. Инициацию решили провести в воскресенье у меня дома. Я хорошо подготовился к обряду причастия: купил бутылку шампанского, вина про запас, коробку шоколадных конфет, букет красных роз. К назначенному часу накрыл поляну, включил музыку, зажёг свечи. Без всяких намёков.
- Проходите, пожалуйста, - чопорным голосом сразу перехожу на "вы", игра началась. Она - продавец, я - покупатель. Принимаю дублёнку, снимаем сапожки, хихикаем, наклоняясь, выпячивая шикарный зад, обтянутый свежей джинсой. Идём в зал, загребая ляжками, как Олимпийская двойка. Если есть на свете каяк с большой круглой жопой, то вот он - плывёт передо мной. Анжела не торопится выставлять товар на обозрение. Удивлённо пялится на поляну, челюсть сама отваливается при виде огроменного букета роз на столе. Я включаю первую скорость, и вот уже шампанское льётся в бокалы.
- Предлагаю выпить за наш тандем и мой переход к тебе. Такая обворожительная дистрибьюторша сможет многому меня научить.
Вместе смеёмся, осушая бокалы. Плавно перехожу к танцам. Анжела легко ведётся на любые закидоны, и вот уже мои влажные ладошки сползают на заветные полушария, с трепетом неуверенно водят по ткани джинсов, с каждым разом всё сильнее сжимая полужопия, испытывая огромную массу на прочность.
- Эль До-ррра-до! - цунами дикого восторга накрывает меня с головой, железный стояк дальше скрывать не имеет смысла - он тычет ей прямо в живот.
- Сначала деньги, - кокетливо шепчет большая девочка в ответ.
Деньги? Я уж и позабыл, зачем мы здесь собрались. Что ж, придётся купить ещё одну упаковку этого дерьма. Ради такого дела ничего не жалко.
Возвращаюсь из коридора с зелёной купюрой в пятьдесят долларов, презервативом в кармане и ревущим вулканом в джинсах. Теперь-то можно?
Анжела принимает денежку в передний кармашек, растягивается в гостеприимной улыбке. Её жесты говорят сами за себя: руки опущены, слегка разведены в стороны, грудь вздымается при каждом вдохе, опять та же ****ская улыбочка на лице - "Бери меня, как хочешь, но лучше начинай с груди".
Беру её, как хочу, медленно начиная с груди. Целую в губки, параллельно расстёгивая блузку. Белоснежный бюстик трещит по швам - грудь под ним мягкая, как желе. Анжела пассивно отдаётся, молча наблюдая за действиями партнёра, то есть меня. Дрожащими от возбуждения руками расстёгиваю замочек на спине, освобождая близняшек эль дорадо. Они колышутся, как два колокола. Все бубенцы, с которыми я до этого имел дело, в подмётки не годятся этим царь-колоколам. И звенят они по-царски, наливаясь сочным гулом сосков.
- Бум! - мой язык толкает огромный лепесток, раскачивая колокол. Присасываюсь к нему, ловя малейшие отголосия перезвона. Анжела вся течёт. От возбуждения её руки не находят места. Она ищет ручку, колпачок - всё, что угодно, лишь бы ухватиться, подержаться, присосаться, любой продолговатый предмет, на который можно насадиться упругой жопиной.
Высвобождаю инструмент для работы.
- Я обычно минет не делаю при первой продаже, - шепчет она. - Но ты мне нравишься, - опускается на коленки.
Голова идёт кругом от таких откровений. Что значит "минет при первой продаже"? Она не даёт мне опомниться и осмыслить сказанное. Её рот - это сказка. Голова глубоко насаживается, почти до основания, язык скользит снизу, лодочкой обхватывая член. Есть что-то работящее в её уверенных движениях. Она не делает минети не ласкает член, она его реально сосёт, помогая рукой, быстро и чётко, целенаправленно двигаясь к финалу, сцеживая, как доярка молоко. Волосы золотым хвостом колышутся за спиной в такт с колоколами, Анжела томно прикрыла веки, её рот наполнился слюной, язык расслабился. Она чувствует приближение оргазма так же чётко, как и я. Замедляется, чтобы растянуть удовольствие, глаза закрыла. Оттягиваю спящую красавицу за хвост - она, как рыба, хватает воздух ртом, удивлённо поднимает на меня глаза. Быстро раскатываю презерватив, перекидываю сонную дойку в кресло, рывками стягиваю с неё джинсы до колен.
- Нет, пожалуйста, давай лучше ртом, - испуганно лопочет она.
Но поздно, её голая шикарная жопина, полнолуние, наполнила мой горящий взор ярким бледным сиянием. Только вертикальная щель растления указывает путь в землю обетованную. Втыкаюсь в плотно сведённые ягодицы.
Сейчас она расслабится и забудет капризы. Так и есть. Мышцы на заднице постепенно разъезжаются под моим весом, расходятся, как тесто в кадке, член проникает всё глубже, пока неожиданно не упирается во что-то твёрдое и острое.
- Что за чёрт...
Опускаюсь на колени за жопой, чтобы проверить, офигиваю.
Пухлые отбеленные гладко выбритые апельсиновые дольки плотно сведены толстой стальной пружиной. Как кольца пирсинга, проволока шнуровкой стягивает внешние губы влагалища. Крошечный амбарный замочек, позолоченный, с гравировкой, хитрой сцепкой предохраняет цветок удовольствия в районе клитора.
- Что за херь, - невольно вырывается хриплый возглас у меня из груди.
Мой член быстро опадает, кто бы ни придумал это дьявольское сооружение, его замысел удался.
- Это мой парень так хочет, чтобы я ходила, - словно извиняясь приглушённо отзывается Анжела, головой опрокинутая в кресло. - У меня с ним сложные отношения.
- Это точно.
- Если хочешь, давай в попу, - неуверенно предлагает она.
В попу? Я не ослышался?
- А тебе больно не будет?
- Там у меня в сумочке смазка, - она выворачивает раскрасневшееся лицо из кресла.
- Совершенно случайно завалялась, - хитро улыбаюсь в ответ.
Она начинает ржать, и всё время, пока я аккуратно смазываю воронку сфинктера под крестцом желатиновым холодком, она ёрзает и хихикает.
- А твой парень не обидится, если узнает, чем мы тут занимаемся?
Она стеснительно отводит глаза.
- Нет, в попу он не ревнует.
- Понятно, - ни черта мне не понятно! Какой-то дебил заковал Анжелу в рабские кандалы, лишив её возможности трахаться по-человечески. И он ещё не ревнует. Чувствую себя полным идиотом.
- Я могу тебе помочь? Он тебя принуждает? - мой член снова залит сталью и смотрит прямо в сморщенное яблочко мишени.
- Нет, это у нас игра такая, - ей неприятно говорить. Ответы звучат скомкано, натянуто. - Мне можно с другими только в попу и ртом.
- Понятно, - я, наверное, слишком задумчив и слишком понятлив. Замер над ней в недоумении.
Анжела выгибает спину, облокачиваясь в кресле. Опять выворачивает шею, наши глаза встречаются. Она неловко пытается приободрить меня улыбкой:
- Не волнуйся. Мне в попу тоже нравится. Ты только не спеши в начале.
- Понятно, - киваю, вздыхая.
Медленно вгоняю кончик члена в воронку. Она засасывает меня постепенно, весь ствол, плотно обхватывая резиновым кольцом. Твёрдый, как полено, член в презервативе, гладкий и скользкий, легко входит в мягкую подушку огромных ягодиц, лобок приземляется в долинке над копчиком, яйца шлёпаются в зашитую пружиной вагину.
- А-а-а, - Анжела издаёт томный стон удовольствия, выгибая, как лебедь, шею. Вытягивает руку назад, царапает мне бедро маникюром, пришлёпывая, показывая, что нужно продолжать.
Я не спеша разгоняюсь, трахая её в тугую попу, которая дрожит, как кисель, подо мной. Каждый удар посылает волны по сочному телу Анжелы. Она стонет, как ненормальная. Кто-то приучил её изображать удовольствие от анального секса. А может она действительно кайфует? Во всяком случае её зад стал мягким, как тесто. Я ничего не чувствую, только удары бёдер, лобка, шлёпающие в молочное тело, разлившееся подо мной. И горящий фитиль где-то на конце поршня, разгорающийся раз за разом, который я вгоняю с сумасшедшей скоростью. Думаю, Анжела уже тоже ничего не чувствует. Она расслабилась и окончательно отдалась отбойному молотку.
Я взрываюсь неожиданно для неё, для себя, фитиль выгорает, пульсирующая неконтролируемая волна оргазма заставляет меня прижаться изо всех сил к затраханному белому аэродрому, закачать в него все соки, собранные по капле в плотных пухлых яйцах.
Когда Анжела ушла, я вышел на балкон подышать свежим воздухом и долго провожал отсутствующим взглядом людей, гуляющих по улице, переваривая случившееся.
5
Мысли о добровольном рабстве Анжелы не выходили из головы. По телефону я попытался выяснить обстоятельства заточения. Ответы большой девочки оставили ещё больше вопросов. Анжела смущалась и сводила всё в шутку. Но постепенно картинка прояснялась. Весь день она ходит с замком, вдетым в клитор, замок размыкает также пружину, которая стягивает влагалище, как молния на сумке. Множественный пирсинг во внешних губах похож на дырочки в обуви, не вызывает неприятных ощущений или побочных эффектов. Хозяин Анжелы снимает кандалы только на ночь. Рабыне разрешено трахаться на стороне в течение дня, это даже приветствуется. Но контакты могут быть только в попу и рот, чтобы Саба - так Анжела назвала свою роль в отношениях - случайно не испытала удовольствия или не залетела. Таким образом Рабыня выражает преданность и любовь к Хозяину.
- Тебе нравятся такие отношения? - спросил я под конец телефонного разговора.
- Да, - не задумываясь, ответила она.
- Понятно, - я помолчал. - Может, сходим в кино?
Она зашебуршала чем-то, трубка противно захрипела, Анжела долго меняла положение, прежде чем ответить:
- Мне нельзя ходить на свидания. Извини, - она вздохнула.
- Тогда... приходи ко мне в гости, - с момента воскресной встречи прошло три дня, и я снова горел желанием поскорее воткнуть член в сладкую булочку.
- И в гости тоже.
От удивления у меня отвисла челюсть.
- А в прошлый раз тогда что было?
- Продажа.
- Продажа? Сексом, значит, можно заниматься только во время продажи? - от новых подробностей голова шла кругом.
- Да. Если покупатель захочет.
- Вот как, значит. Покупатель.
"Я для неё всего лишь покупатель", - я напрягся.
- Да... - она, похоже растерялась не меньше моего. - Ты не обижайся, пожалуйста. Мне очень понравилось с тобой. Ты красивый, умный...
- И много у тебя покупателей? - раздражённо перебил я её.
Она смутилась, прежде чем ответить:
- Это коммерческая тайна, - и замолчала.
- Понятно, - я думал о том, что у Анжелы, возможно, десятки таких горе-покупателей, как я, которые трахают её в жопу и в рот от зарплаты до зарплаты за пачку дерьма с бойким названием "Virеx".
- Знаешь, как это называется? - не выдержал я.
- Я знаю, о чём ты подумал. Но это всего лишь игра, не принимай близко к сердцу, - Анжела, кажется, обиделась. Её голос поднялся на октаву, стал тоньше. - Ты можешь думать всё, что тебе захочется. Суть от этого не поменяется. Моё сердце принадлежит одному человеку, а тело каждому, - теперь она жёстко чеканила слова, словно мстя мне. - И мой парень хочет, чтобы я себя так вела. Может быть, я сама этого хочу. Я не знаю. Может быть, завтра всё поменяется, и мы найдём другое развлечение. А пока что для кого-то я буду шлюхой, а для кого-то единственной на свете.
- Анжела, прости, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть, давай... - но я не успел договорить, она кинула трубку. Думаю, она расплакалась, последние слова были произнесены невероятно высоко.
Так я понял, что затронул больную тему, и про себя решил больше никогда не поднимать её.
"Да пускай играют в свои игры, как хотят, - думал я. - Их правила - они их установили, они же их и отменят, если захотят".
Но задница Анжелы не выходила у меня из головы. Круглая, пышная, два огромных арбуза - сочных, звонких, становящихся нежными и покладистыми, стоит их только разогреть, размять. Груди такие же тяжёлые, выпирающие, как полужопия. Нежный натренированный ротик, красивый упругий анус. У меня никогда не было таких девушек, как Анжела. Их вообще было всего две до Анжелы, и обе не то, чтобы в моём вкусе. Просто так сложилось. Ты выбираешь, но и тебя выбирают. С Анжелой я впервые взял в магазине то, что хотел, а не то, на что хватило денег и совести.
Деньги. Круг замкнулся. Анжела предлагала секс в обмен на деньги, только в игровой форме. Две коробки "Вирекса", как бельмо на глазу, маячили в углу секции.
"Витамины за сто баксов", - грустно думал я, разглядывая цветастые упаковки.
Впрочем, крайняя правая упаковка, как трофей, напоминала мне о самой шикарной заднице, опрокинутой в моём кресле, заднице, которую я оттрахал по-королевски не ранее как в воскресенье.
Я заулыбался, вновь испытав возбуждение, переживая каждую секунду воскресного анального траха. Про себя я уже взвешивал сексс Анжелой против очередной коробки с дерьмом.
"Если бы Анжела была проституткой и её услуги стоили 50 баксов, согласился бы я на секс с ней?" - этот вопрос постепенно ломал меня, толкая на установление товарно-денежных отношений с большой девочкой.
Я решил трахаться с Анжелой по воскресеньям. Чтобы не тратить больше двух сотен в месяц. Так я надеялся избавиться от зависимости к ней. Кроме того, неделя воздержания заряжала меня на два-три выстрела, которые я надеялся использовать с пользой во время наших встреч.
В следующий раз я попросил Анжелу прийти в юбке и чулочках, и моя просьба была охотно удовлетворена. Не знаю, кто больше обрадовался продолжению банкета, я или она.
- Я думала, ты всё, - Анжела нежно целует меня в засос.
Я только что плотно закрыл за ней дверь, а её опытная рука уже скользит по бугрящейся ширинке, ищет бегунок.
Мы сразу переходим к делу. Товар-деньги, деньги-товар. Анжела прячет денежку, вручает очередную пачку "Вирекса" и спускается на нижнюю палубу. Я усаживаюсь поудобнее на диван, развалив яйца и ноги. Пока она делает минет, подтягиваю флисовую юбку, изучая шикарную бледную задницу, пышные ножки в чулочках с кружевными резинками. Разворачиваю дойку боком, прощупываю пружину под белыми стрингами. Неожиданно приходит интересная мысль:
- Садись мне на лицо.
Анжела неуверенно поднимается, вытирает рот рукавом кофточки, смотрит на меня озадаченно. Опять эта странная ****ская улыбочка. Наконец, осторожно, чтобы не упасть, перекидывает через меня ногу и медленно опускается попой на лицо. Юбка куполом накрывает предстоящее безобразие.
Жопина Ким Кардашьян раздавит меня к чертям собачьим! Я задохнусь, удавлюсь, бездыханное тело одинокого молодого самца обкончается в предсмертной агонии!
И это будет приятная смерть!
Как взломщик, которому предстоит тяжёлая работа, я остаюсь наедине с Анжелой и её сейфом. Сдвигаю стринги, немного света.
Чудовищное зрелище! Вопиющая несправедливость. Прекрасная пухлая вагина, лощёная, без единого волосочка плотно зашита железными кольцами - туда даже палец не засунешь, не то что...
Анжела тем временем бесстрастно обсасывает член. Её движения точны и размеренны, как колебания маятника. Она могла бы с таким же успехом крутить педали, выбивать ковёр. Только теперь она выбивает из меня оргазм, предлагая кончить ей в рот.
Сквозь кольца нащупываю языком щель в плотно сведённых складках кожи. Анжела вздрагивает, замирает, когда мой язык проникает глубже. Её задница дрожит, как у лошади. Мой нос, губы втиснулись в пружину. Ласковым поглаживанием приглашаю кобылу успокоиться и продолжить родео.
Через минуту нервного потрясения, Анжела набрасывается на член с новой силой, как голодная львица на кусок свежего мяса после месяца измора. Нет сомнения
в том, что она получает удовольствие. Я нащупал складку клитора под пружиной там, где замочек слегка вытягивает бугорок наружу. Такие стоны и всхлипы я слышу впервые. Они пугают и завораживают одновременно. Нет больше маятника, нет доярки и товарно-денежных отношений. Анжела дёргается в бесконечных микро-оргазмах, я двумя руками вцепился в пышные бёдра. Как клещ присосался к солоноватой плоти под пружиной. Большая девочка хочет вырваться, убежать, стонет, продолжая заглатывать член до конца, давиться им, убеждая себя, что нет безобразия под куполом юбки, нет микро-фрикций языком, нет стимуляций клитора сквозь прутья терновника.
Я пою песню любви, поющий в терновнике. Соловей - птичка певчая. Вывожу ноты кончиком языка, нанизывая большую девочку на маленький тающий стержень. Это маленький шаг для начинающего дистрибьютора и огромный скачок для заматеревшей дистрибьюторши. Не помню, кто это сказал, но звучит красиво.
Равно как и стоны Анжелы. Она обворожительна в желании кончать снова и снова. Такое ощущение, что никто никогда не ласкал её вагину языком. Необъезженная кобыла прыгает, как толстолобик на сковородке, обжигаясь, чтобы вернуться к яростному огню страсти, обжечься вновь, выгнуться колесом, распластаться у меня на груди. Её груди - два огромных мягких шара - трутся об меня давно затвердевшими сосками, пушистый хвост волос рассыпался в паху, щекочет яйца, бёдра. Анжела впивается ногтями в мошонку, сжимает яйца по очереди, стягивая их вниз, её рот давно превратился в имитацию тугой вагины. Она сама так хочет: чтобы я трахал её в рот, дёргался под ней. Приподнимаюсь на пятках, плавно работая бёдрами. Но она хочет глубже - ныряет до конца, и я не успеваю за ней. Рассинхронизация, временная. Ловлю её ритм, теперь членвлетает одновременно с нырянием, она шлёпается губами в яйца, давится, захлёбываясь в слюне, но продолжает нырять. Сколько же в ней страсти, усердия. Я не верю, что у неё есть парень, не верю, Хозяин, которого она безумно любит, здесь что-то другое, совсем другое. Девочка, которая ныряет с таким альтруизмом, не может давиться чужими чувствами.
Тем более чужой спермой, глотать её жадно, не упуская ни капли, продолжая елозить Кардашьяновой задницей у меня на лице, теперь уже не заботясь о том, что я могу задохнуться, умереть под ней, взвыв на полнолуние. Всё что её волнует, заключается в нежном страстном поцелуе сквозь колючие прутья терновника.
Когда всё закончилось... Всё только началось. Анжела уходила молча, в полной прострации. Задумчиво перекручивала юбку минуты три в поисках переда и зада.
Перед самой дверью она обернулась:
- Никогда больше не делай так! - раздражение, испуг и что-то новое, похожее на благодарность и любопытство появились в её манерах и речи.
- Как?
Она странно посмотрела на меня. Впервые серьёзно, оценивающе. Без всяких ****ских намёков.