Как отличить порождение собственной фантазии от реальных обстоятельств? Твои страдания, желания, стремления к любви находят отражение в глазах другого человека, и ты веришь одному мгновению, мгновению, о котором другой человек и не подозревает. Рождается образ, преследующий твоё сердце, разрушающий привычное состояние, поглощающий. Проходит время, и ты становишься рабом собственной фантазии. Ты шутишь ради того, чтобы увидеть улыбку другого человека, рассказываешь истории, чтобы другому человеку было интереснее жить, ложишься спать и просыпаешься с мыслями о другом человеке- ты любишь другого человека и постепенно становишься другим.
И кажется тебе, что когда- то уже чувствовал что- то похожее. Когда- то давно ещё чистый и ласковый мальчик превращал будничное утро в утро тысячи поцелуев и жизнь наполнялась добром, светом и смыслом.
Не знаю, есть ли лучшее наказание, чем безразличие.
...
Отец приходил поздно. Когда все в доме засыпали, он тихо, на цыпочках, пробирался на кухню. Из коридора доносился еле слышный звон ключей, и это был тайный знак, который понимал лишь я.
Помню, как его стеклянные глаза слезились от мелкой пыли, как он садился на маленький облезлый диванчик, наливал рюмку водки, выпивал, и расслабление, граничащее с обезвоживанием, клонило его ко сну. От папы пахло табаком, потом и дешёвой выпивкой. Как сейчас, слышу этот запах. Он всегда со мной. В этом запахе всё прошлое, настоящее и будущее. Когда его глаза закрывались, маленькая уютная кухонька наполнялась тихими нотами любимой песни. Она звучит ласково, нежно и как-то по- человечески добро. Папа закидывает руку под подушку, бормочет слова первого куплета и потихоньку засыпает. В это время маленький мальчик открывает дверь и садится напротив отца. Темно. Слышится только шёпот родного голоса, трепетно бьётся слабое мальчишечье сердце, бьётся от счастья, от теплоты другого, близкого. Тихим эхом доносятся слова:
Я, как няня, здесь с тобой...
Я совершенно не задумываюсь о смысле, просто шепчу:
Я, как няня, здесь пою:
'Баю- баюшки- баю'.
Помню, как папа открыл глаза, как что- то маленькое и скользкое щекотало моё лицо, как кто- то тихий сказал: 'Неужели, и ты это помнишь?'.
1.
Остров. Почему это должен быть остров? Именно ОСТРОВ? Остановился. Стоп.
О Боже! Чёрт! Опять это! Хочешь сделать что- то оригинальное и на тебе- ОСТРОВ!
... пляж- история выброшенных за борт.
Молодая мамаша прошла мимо. Догадываюсь, это произошло совсем недавно: небольшой животик изящно выпирает из- под тонкой розовой кофточки. Она прошла мимо и даже не взглянула на меня. Её походка пингвина вызывает необратимое желание усмехнуться. Странно, где же её ребёнок? Нет, это просто истерика или тоска.
Во лазоревом краю
Солнце село, скрылось прочь...
Нас четверо: Роб, Эми, я и эта странная старуха, которая только и знает, что трогать лицо тонкими костяшками- пальцами.
...заказать её лучшему киллеру всех времён- алкоголю.
Она сидит на берегу и проделывает одно и то же движение: правой рукой касается воды, а затем истерично трогает лицо. Это выглядит не то что странно, но страшно. Её руки дрожат и глаза, покрасневшие от неустанных слёз, моргают так быстро, что ресницы в своём неуловимом движении готовы слететь с век, похожих на тончайший пергамент.
Мне хотелось зайти в бар и как можно серьёзнее напиться, выйти из мира вон, просто вон! Но где сегодня найдёшь такое место из голливудских боевиков, в котором можно сесть за барную стойку, кликнуть бармена в чёрном жакете и белой рубашке, заказать выпивки и улететь куда- то далеко, на остров, ост..ров...ОСТРОВ!?
Опять это! Ну, в общем, посидеть спокойно, в крайнем случае перекинуться парой слов с барменом. Это бы меня успокоило. И вообще, полезная вещь- классический бар, но нет, сейчас, в наше время... Чёрные ботинки издают знакомый звук:
...ШАРК...ШАРК...ШАРК....
Старуха в сиреневом платье, похожем на увядший цветок, тихо бредёт по берегу . Палочки перебирают песок со скоростью дохлой улитки, медленно, медленно приближается. Старуха уселась на сваленное дерево, покрытое мхом и мёртвыми лианами, отдышалась, и из её рта ,как из глубокой впадины, донеслось единственное слово: ' Тебе'.
Вывеска:
КЛАССНАЯ ПИВНАЯ
Оригинально как и мой остров. Присмотревшись к серому зданию, отыскал маленькую дверцу, похожую на крышку гроба. В некоторых местах окна заколочены фанерой. Жутковато. Зашёл в тесную комнатку с высоким потолком, где- то далеко, за облаком сигаретного дыма, виднеется стойка бара. Бармен вытирает с чёрной блестящей доски пену сладкого медового пива. На маленький липкий кружочек, оставленный пропотевшим стаканом, садится едва заметная пыль. Здесь всё в пыли, а точнее в какой- то непонятной сырости, зелёной, шерстяной плесени. Посетители поочерёдно чихают и вздрагивают. Они сидят за железными овальными столиками, пьют разбавленное водой пиво, жуют просроченные пельмени, заправляя их яблочным уксусом, и они довольны.
Пиво я всё- таки заказал, выпил полстакана, процедил остальное, жутко захотел в сортир, облегчился и ...
Старуха отдышалась и направила свой ленивый взгляд в меня. Пугающий, манящий, страх и холод- постоянные единицы смерти.
Молчание. Каждая частица существа напротив и только мои глаза. Что я чувствую в этот момент?
Крышка ' Классной пивной' захлопнулась с такой силой, что алкоголики на мгновение задумались о своих судьбах.
Любопытство.
2.
20- 00. Сегодня среда. Мне назначена встреча. На 20 - 00. Нет, не деловая, конечно, ну, и не встреча вообще. Это что- то вроде свидания. Нет, не с женщиной, а с лучшим другом, точнее, с бывшим лучшим другом. Может, он и считает меня таковым, но ошибается уж точно. Сам позвонил. Свидание? Да, это не всегда с женщиной.
День угас, настала ночь...
-Вы должны ей всё сказать- выстрел дробью в живот.
-Это не ваше дело, -( откуда она знает, чёрт возьми)- я вас впервые вижу.
-Повторюсь: вы должны. У меня всё.
Старуха еле дошла до этого мёртвого дерева, преодолела беспредельный рубеж , чуть не развалилась на этом пути и, сказав то, что я знал и сам, собралась уходить.
'Кем я работаю?'- он достал меня этими глупыми вопросами, легче заткнуть моего полусумасшедшего братца, чем этого типа.
-Да сейчас никем, ищу работу.
-А как же твоё издательство?- выражение великой заинтересованности.
-Провал...
Толстое лицо растянулось в широчайшей улыбке. Кажется я слышу капустный хруст, издаваемый натянутой, живой кожей.
Толстяк положил руки на стол. Его пальцы напоминают дюжину отборных сосисок, а ногти- тонкую прослойку плавленого сыра. Наверное, я чертовски голоден. Сосиски замельтешили, и мой 'лучший друг' задаёт самый неожиданный вопрос в моей жизни:
-А помнишь...
Эми была прекрасна. О её красоте одарённый поэт мог говорить часами. Я не посмел. Это создание гениальный художник изобразил бы на тысячи мольбертах. Я не смог наложить и первого мазка. Эта красота- моя красота, я её выдумал, без меня не было б её, и это моё горе, в том, что она- это и есть я. И как человек не может разлюбить себя, так и я не мог не любить Эми.
Она стоит напротив. Лицо напоминает маску статуи античных времён. Черты выгравированы чётко, ни одна деталь не выходит за рамки идеального. Её волосы ласкает приятный ветерок, взгляд брошен на далёкие скалы, скрывающиеся в голубой дымке белых облаков.
Наконец- то избавился от этого жирняя. Лучший друг, называется! Назадавал тысячу вопросов, на половину из них не дождался ответа, выпил бутылку отвратного виски и побрёл домой, довольный собой от удачно проведённых переговоров. Нет, нетушки, 'лучших' друзей у меня нет и быть не может.
Она стоит напротив и держит руки за спиной. Прячет что- то, сразу догадался. Рядом с ней Роб, его пустая улыбка выводит меня из себя, внутри всё кипит и сохранить спокойствие очень тяжело, тем более его длинные золотистые волосы, распахнутая рубашка, рваные джинсы - рок идол . Было тяжело сдержать себя и не вколоть ему пять кубиков какой- нибудь бесцветной дряни.
Вывеска:
Провал.
Да, моё дело полетело к чертям собачьим. Я издатель, и мой журнал закрыт местными властями как антигуманный, безнравственный и т.п. Современное искусство- тематика моего детища. Когда 'СМИ' (Современное Мировое Искусство) освещал выставку очередного скандального художника Петра Вознесенского, со стороны вышестоящих лиц уже были намёки на 'провал'. Этот Пётр в общем не плохой мужик, но то, что он делает заставляет посетителей либо глотать во второй раз то, что было съедено час назад, либо врываться в уборную и промывать себе кишки на глазах у перепуганной вахтёрши. Как видите, реакция однозначна.
Да негромкая она
Только звёздам и слышна...
Эми протянула вперёд правую руку и показала мне половину кокосовой скорлупы.
-И что это значит?-
За несколько лет у меня выработалась привычка присутствовать практически на всех выставках, поэтических вечерах, музыкальных концертах, театральных представлениях, о которых пойдёт речь в моём журнале. Это неоднозначный опыт. Вы даже не можете себе представить, скольких поэтов- быдлеров я выслушал, сколько пропустил мимо своих ушей...
Старуха исчезла. Я смотрю на дивный пейзаж противоположного берега, ласкающий мою фантазию и чувства. На берегу неизвестная женщина, она одета в голубое платье, которое легко обволакивает стройное тело, шёпотом развевается на ветру. Лица не видно, но моя любознательность легко завершает светлый образ таинственной незнакомки. Я вижу, как она подходит к старому покосившемуся дереву, прикасается ладонью к потрескавшейся коре, опускает голову и... резко падает. Стена камыша закрывает обзор, так что мне приходится подняться, чтобы вновь поймать её взглядом. Но...Незнакомка исчезла, её и след простыл. Вода, послушная тихому ветерку, приобрела оттенок сиреневого ,и камыш утратил золотое сияние.
Насчёт выставки Петра Вознесенского. Единственным, но от того ещё более значимым его недостатком была зацикленность на скандале. Безусловно, одарённый художественным вкусом и обладающий выдающейся техникой пейзажиста, художник без единой моральной ценности, насилующий умы обывателей, Петр Вознесенский- гений передоза.
Всё кричал он и кричал,
Всё не спал он и не спал.
Авантюра чистой воды. Я и Роб пробираемся через дремучий лес. Видимо, моя фантазия не в силах реалистично воссоздать джунгли южноамериканских островов, знакомые лишь по голливудским фильмам о пиратах и другой смехотворной нечисти. Мои джунгли- это осина, дуб, ель... , то есть русский сказочный лес, доносящийся из глубокого- глубокого детства тихим шёпотом матери, убаюкивающей розовенького малыша.
Авантюра, авантюра чистой воды. Мои руки вооружены сухой палкой, поросшей мхом, Роб приспособил свой ремень и обвязал его вокруг запястья: так ветки не царапают кожу и иголки не впиваются слишком глубоко. Он идёт первым, нервным шагом ступая по мёртвой листве.
Выставочный центр. Здание, похожее на пирамиду то ли формой, то ли характером. Жалкая попытка увидеть смысл там, где его нет. Искусство здесь, сейчас- пустая кукла.
Я понимаю только одно: мне нужно добыть воду любым способом. Здесь, на острове, разум, лишённый мыслей, просит одного- пить.
Несмотря на двух здоровенных охранников, Вознесенский всё- таки получил оплеуху от тощавого парня, похожего на замороженную треску и проповедующего здоровый образ жизни, православие и борьбу с наркотиками. Он был обучен руководящими силами ТК специально для этого мероприятия...
Мне наплевать, что среди десятка источников, лишь один пригоден для питья, плевать на то, что расположен он в пещере, к которой не подобраться.
...поэтому оплеуха получилась смачная и хрустящая. Диаметр красной метки равнялся пяти сантиметрам, что чуть выше нормы. Вдохновлённый победой парень- треска отправился в обезьянник как и было изложено в плане диверсии. Пётр Вознесенский лопался от негодования, что- то кричал невнятно, кусал кулаки, а в душе радовался великодушному провидению в лице паренька в красной толстовке. Очередной скандал- высшая оценка дерьмовых критиков.
Здесь не было света и тени рождались от страха.
3.
Он рассказывал о мелочах, которые его окружают, которые и превратили его в сумасшедшего. Одиночная палата ,как клетка, сдавливает сознание. Зловонный перегной фантазии и желаний. Тёмная пещера с единственным источником света- электрической лампочкой. Он ненавидит время , когда солнце почти уходит за горизонт и в его палате тускло, холодно, не тьма и не свет, промежуточное состояние. Он ненавидит это почти. В это время остаётся только лежать и не шевелиться, чтобы не спугнуть монстра в себе.
Когда я в первый раз навещал его, слёзы катились по моим щекам. Он один, совсем один, здесь, в этой пещере, можно умереть. Лечение одиночеством- это лечение смертью.
Спите, спите, поздний час,
Завтра брат разбудит вас.
'Ты не справишься, всё напрасно'. Страх. 'Тебе страшно... а твоя слабость?' Эхо. Отрывисто: 'Ха!'. Взгляд назад, там никого нет. Где Роб? 'Его здесь нет. Ты один'. Я один. Здесь не было света... ' Не дойдёшь, слышишь, послушай...ты не дойдёшь'. Шёпот. Слабость... и тени рождались от страха.
Звонок раздался совсем рано. Нужно было давным- давно отключить этот домашний телефон. Зачем он мне? Знаю наперёд, что скажет этот старик санитар. Как будто он сам не сумасшедший. 'Приезжайте, он опять голодает'. Осточертело. 'Пошёл ты, старик!'. 'Это ваше дело, он еле ходит'. 'Чёрт! Да вы избиваете его чуть ли не каждое утро, я что, слепой?!'. 'Мы не используем насилие как метод, поймите'. 'Нечего понимать! Когда я приезжал в прошлый раз, у него была перебита глотка, он даже пить не мог...'. 'Стоп, стоп, это он сам- голос с другой стороны задрожал- это, как ведь, сам же он!'.
Пришлось поехать. Пятый раз за неделю- личный рекорд. Я был готов увидеть уже привычную картину: исхудалый брат с серым, истощённым лицом, с жёлтыми впалыми глазами, сидит за овальным металлическим столиком, перед ним алюминиевая тарелка, невнятная жижа, похожая на рисовую кашу. 'Ты знаешь, что это вновь переработанное дерьмо, брат?'. Я это знал и заставлял его съесть хотя бы что- то за маму и за папу.
Но сейчас, когда я вошёл в столовую, что- то было не так: его лицо изменилось, руки дрожат и взгляд какой- то удивительно глубокий, манящий загадочностью... не меня. Старик подошёл и тихо, стараясь не разболтать эту глупость, сказал: 'Проблема в том, что ваш брат...'.
Крючки золотые...
Я добрался до этого огромного чучела, с меня катит пот, руки дрожат и губы страшно мямлят какие- то непонятные звуки. Чучело стоит напротив, недвижимое, огромное. Чёрный полу человек со взбитыми ,словно чёрные сливки, руками поворачивается ко мне. Его тело покрыто глубокими рубцами, на коже еле различимые татуировки глаз, одежда прикрывает лишь то, что вызывает ещё больший страх. Мне кажется он одет в прозрачную, тёмно-синюю мантию.
Каждый взгляд ударяется ,как камень о глухую стену, каждый жест говорит о безысходности и смятении. Идеальный мир- это клетка, накрытая тёмной материей, которая закрывает дневной свет от маленького говорливого попугайчика. Чаще всего птичка спит, но как только дуновение свежего ветерка на мгновение поднимает материю, попугайчик пытается ухватиться за лучик света. Но свет угасает и темнота снова поглощает пространство. Попугайчик старается вернуть мгновение, страдает от бессилия, мечется по клетке, пытаясь маленьким клювиком сорвать тяжёлую тёмную завесу. Он знает, что там- свет, там- другая жизнь. Попугайчик устаёт, садится на жёрдочку, прячет маленькую головку в мягкие перья, а затем засыпает беспокойным сном, сном в отсутствии пробуждения.
...
Она резко повернулась к нему и сказала грубо, нервно:
-Спрячь это, Ракуш!- её чуть не вырвало на его блестящий столик.
Брат смотрел в её глаза. Он пробормотал что- то невнятное и бессмысленное.
Мне нравится, что ты так на меня смотришь, будто ненавидишь меня, но ты во мне.
Пелена мелкого дождя падает на губы. Холодная ласковая дрожь, чувство чего- то постороннего во рту, постороннего, мешающего произносить слова. Я знаю.
Она: и... ист...ш...ты...
Он: я...прост...не...мог...
Она: я зн...л...все...г...д...
Он: пр...ст...и
Я действительно могу говорить, что это настоящая любовь. Здесь нет сексуального влечения и другой дребедени. Они просто на это не способны физически. Брат еле разговаривает, он пищу не принимает потому только, что вкуса никакого не может почувствовать. ' Это вновь переработанное...'. И я знаю это! Понял и сейчас: один из самых драгоценных моментов в жизни человека- явление неподдельной любви, любви, существующей лишь при полной её невозможности.
Роб. Он здесь, слева от меня. 'С ними заодно. Не думал, что они окажутся правы'. Тени смотрят из темноты, переваривают куски свежего страха, текут невидимые слюни. Роб улыбнулся, подмигнул. ' Всё схвачено'.
- И что дальше? Что? Свадьба в психушке или... Или романтический побег, закончившийся карцером и запахом собственных испражнений на завтрак? А!?
Я не могу его слушать. Хочется взять да и удрать отсюда, домой, в пещеру.
- Мы не разговариваем. Ты знаешь, что был свидетелем единственного нашего диалога? Поэзия, сплошная поэзия! Спорим, ты даже не догадываешься, что стал свидетелем на воображаемой свадьбе психопатов? А!?
Волчий оскал. Это не мой брат, это зверь, который в нём сидит. Злоба. В нём кипит чан с двумя ингредиентами: добром и злом, связующее звено- его душа.
- Нет, ты послушай...-
Где- то в другом конце парка раздаётся воинственный клич санитара:
- Тихий час!
Его взгляд различает лишь туманные очертания предметов. Шёпот:
- Послушай, слышишь?
- Тихий час!
Что- то мокрое прикасается к моему плечу. Оно рыдает и издаёт жалостливые стоны, оно просит: ' Только не молчи, сейчас, не молчи...'.
Чучело велело молчать. Жестом правой руки он начертал некий предмет округлой формы. Левой- точно такие же движения. Тишина. Слышно только, как тени перешёптываются за моей спиной. Вождь бросает искрящий взгляд на Роба, смотрит на меня, тихий голос наполняет моё сознание как тёплый бокал наполняет ледяная вода. Чучело также недвижимо и спокойно. Голос в моей голове: ' Перед тобой два источника: один с холодной водой, в другом- кипящая вода. Чтобы добыть холодной воды, ты должен опустить руку в кипяток. И главное- не показать боли, спрячь боль'. Чучело что- то сказало в темноту Робу, тот усмехнулся и прошептал: 'Просто спрячь'.
Он использует меня. Вижу как удаляется в тени высоких деревьев тонкая фигура в белой одежде. Он медленными шагами бредёт по тропинке, не оборачивается. В моей голове отчётливо раздаётся хрустальный звон. Что это? Что? Это падают на пожелтевшую осеннюю листву его слёзы. Тихий, невыносимо тихий час.
4.
Ей становится слишком холодно. Ни горячий чай, ни шерстяной плед не способны помочь. Её руки превращаются в лёд ,и всё тело обволакивает холодный ветер. Только слёзы, солёные и тёплые, согревают измученное страданием лицо. Сквозь время и пространство, поднимая руку вверх, она зовёт его, она верит, что где- то на другом конце города, в маленькой комнате с низким потолком, он также как и она поднимает руку вверх, пытается дотянутся до своей жизни, до тонкой нити, связывающей его и её. Он верит в глупое прекрасное счастье, которое нужно вырастить в своей душе и подарить ближнему. Она ждёт этого, но никогда...