Аннотация: Ничего, однако, не изменилось с древних времен. Только тогда честнее всё выглядело.
Домашнее задание
Реферат на тему: "Древнеегипетские легенды"
или "Мы - не рабы, рабы - не мы"
Отпуск! Какое чудесное, какое светлое, просто изумительное слово! Сколько в него вложено чудесных МЕЧТ! Это и ожидание новых встреч со старыми друзьями, это - гро-мадьё планов, которым в итоге не суждено сбыться по причине банальной лени... Но ты еще не знаешь, что не успеешь за отпуск все сделать и потому можешь пока позволить се-бе планировать, размечать, прикидывать, высчитывать...
Этот отпуск я себе честно заработал кровью и потом. Столько командировок не бы-ло, кажется, ни в одном другом году моей жизни. Столько исписано бумаги, что ужас бе-рет. Если подсчитать всю "Снегурочку", ушедшую на мои творения, наверняка окажется, что один из бумагоделательных заводов только на меня и работал.
Это, конечно, хорошо, что есть работа, что я востребован (а по нынешним временам это - счастье!), но ёлы-палы, как я устал! Я - выжатый лимон, я - ободранный в драках кот, я из последних сил дополз к этому заветному числу. Числу, отмеченным в моем ка-лендаре зеленым кружочком и означающим первый день отпуска.
Утро первого дня. Прекрасней этого чуда нет на земле. Будильник выключен, до-машние ходят на цыпочках, и шепот их в коридоре умиротворяет встрепенувшееся было сознание ("батюшки мои, проспал!"). Снова засыпаю с легкой улыбкой на устах, убрав-шись в одеяло по самую макушку.
Встаю, когда тело начинает бунтовать от задержавшейся горизонтали: руки-ноги за-текли, спина - будто избита палками, а голова гудит как наш старый холодильник. Посто-янно, но с разными звуковыми вариациями.
Кофе! Быстро - кофе! И сигаретку... Ах, ты ж, боже ж мой! Блаженство-то какое! И всё это мне одному! За что, о, Господи! Как за что? Заслужил, батенька... Да-с, заслу-жил... Хм-м, приятно поговорить с умным человеком, да... Это я о себе, конечно.
Теперь - ванна, еще - кофе. Что там по телеку? О, опять! Как оно... надоело. Ребята, май месяц, птички поют, пчелки жужжат, комары... Нету! Комаров пока - нету! И это просто здорово, но... Опять вы про ЕГ, про школу, институты... Я это уже переваривать не могу. Каждый день от жены то же самое слышу. И дочка еще подвякивает иногда. В шестом классе, соображаловки еще никакой, а туда же - на фига нам это, на фига мне - то... Молодежь пошла - ничем не заинтересуешь. Чего хотят от жизни? Девчонки - брю-ликами увешаться так, чтоб звон по всей деревне, а пацанам кроме "японского чуда с мо-торчиком" ничего другого не надо. Не, разве еще - тех девок с брюликами... Мы-то в свое время... Хотя...
Вылез из ванны. Чист и свеж. Бриться не буду! Отпуск! В открытую балконную дверь втискивается весна и заполняет спальню всеми своими составляющими: запахом подогретой земли, скрипом детских качелей, спорами малышей в песочнице и дзинькань-ем стаканов под "грибком".
Хотел покурить на балконе, перехотел. Устал я находиться "рядом с народом", "ближе к народу", "в народе", "с народом". Мне бы куда подальше от него, да только ку-да? Необитаемых островов, благодаря нашим и не нашим "новым", даже на луне, навер-ное, уже нет. Ну что, Микола, идем на кухню, под телевизор. Может, чего интересное по-кажут...
Не судьба побыть одному. Звонят. Иду открывать дверь.
- Дочь, ты чего? Заболела?
- Не, па. У нас два урока отменили, я за компом пока посижу, реферат по истории надо доделать.
- А-а-а, ну делай. А куда учителя подевались?
- Да у них дис... - какая-то- зация, короче, в поликлинику половину увезли.
- Так тебе, может, чайку? А реферат вечером спокойно доделаешь. Не сегодня же те-бе его сдавать?
- Пап, сдавать реферат надо было еще на той неделе. Я тебя просила тогда мне по-мочь, не помнишь?
- Ну-у, - я поскреб затылок и с трудом припомнил давнишнее обещание.
- Вот и ну! Написал три строчки и в командировку свалил. А я одна не могу, ты же знаешь. - Зачастила Вика, успевая доставать из пакета печенье и заглатывать по нескольку штук сразу. Ни печенье, ни говорильня, однако, не мешала ей стучать по клавишам моего ноутбука и вытаскивать файл за файлом из "нета".
Только я сделал шаг к кухне, как в спину "метнули копье":
- Па, слушай, ты же сейчас в отпуске? Времени - вагон. Забабахай, а? Ну, чего тебе стоит? Ты же быстрее сообразишь, ты же умный у нас... А вечером мне всё расскажешь, чтоб я в курсе была, если спрашивать по реферату начнут.
Понял - сопротивляться бессмысленно. Всё равно додавят. Если одна не справится, вторая придет на помощь. И вот так всю жизнь: двое на одного... Нечестно, девочки...
По моему задумчивому молчанию дочь поняла, что дух мой сломлен и пал к ногам этой не по годам развитой девчонки.
- Пап, смотри, - она уже тычет пальчиком в экран монитора, - вот тема, вот план, а вот это то, что я нашла в "нете". Ты как-нибудь скомпануй это всё, красиво "разукрась", и всё. Правда, надо еще какую-нибудь легенду сюда вставить... Не знаю, какую только, но ты же должен знать!
Еще бы! Конечно, должен! Только в голову пока ни одна не приходит. И вообще, интересно, как я, журналист с солидным стажем, пишущий о современном обществе, с выработанным "взрослым" стилем, смогу упростить его до шестиклассного уровня? Это же надо учесть и мышление данного возраста и степень восприятия материала, грамот-ность, в конце концов. Хотя, в школьных рефератах грамотность, как я понял, такая, ка-кую предлагают авторы статей, выложенных в сети... И поэтому от своей собственной она никак не зависит.
Вика покрутилась еще немного по комнате, перебрала свою сумку и ускакала снова в школу. Я сел за стол и вперился взглядом в экран "бука". Посмотрим, чего хотят от нее учителя, а она - от меня.
Так-с. Реферат на тему: "Древний Египет. Уровень цивилизации". Не слабо для шес-тиклассника! Хорошо придумано. Ладно, а план каков? Ох, ничего себе: образование, наука, общественные отношения... И отдельным пунктом - рассказ (как творческий этюд) на основе одной из библейских легенд. Не понял, это реферат по истории, литературе или по основам религии? Надо у жены спросить, пошто всё в одну кучу лепят? Как еще нарисовать ничего не попросили, удивительно! У нас такого в школе не было. Слово "реферат" и то - узнали только в институте.
Дети наши, конечно, акселераты, по сравнению с нами, но не вундеркинды же все поголовно! Что-то странное со школой происходит. Не понимаю. Нам вот как-то доста-точно было уроков, учительских объяснений, чтобы до сих пор помнить многое из школь-ной программы. А дети наши почему-то без помощи родителей обойтись не могут. Толь-ко и слышишь: "не понимаю, не успеваю, помоги, сделай, напиши, нарисуй"... Вечно какие-то рефераты, проекты, "презентации"... А спросишь формулу квадратного уравнения, смотрят на тебя такими же квадратными глазами. У старшеклассников тригонометрия, похоже - эротическая наука. Косинусы с синусами еще относительно спокойно проходят, а вот "секанс с косекансем" вызывает бурю ассоциаций.
Ну да, бог с ними. Хватит бурчать. Обещал помочь, значит, надо помочь. Только с чего начать? Наверное, все-таки с легенды. А потом к ней приплести всё остальное.
"Микола! - Воскликнул я сам себе, - у тебя же где-то в институтских "архивах" за-валялось пару рассказиков на исторические темы? И, между прочим, один из них, если память не изменяет, как раз связан с библейскими историями. Ну-ка, давай пороемся, может, отыщется искомое!"
Зарываюсь в старые бумаги. Господи, чего тут только нет! Надо разобрать, пока в отпуске, весь этот хлам, да выбросить половину.
Нахожу институтские творческие работы. "Батюшки мои, неужели я это писал? И меня за ЭТО хвалили?!" - Покрываюсь незаметно краской стыда. - "Кошмар! А вот этот рассказик - ничего, нормально получился. А вот этот... Вот-вот-вот, он-то мне и нужен как раз..."
Рукописный, а значит, черновой вариант рассказа с черновым же названием "Биб-лейская легенда о Иосифе" (в скобках - для себя что ли, объяснение? - "о любимом сыне Иакова, который был, из зависти, продан своими братьями в рабство в Египет").
Прочитал. Поразмыслил. Исправил, сообразно поставленным задачам, помятуя о том, что авторский стиль должен вписаться в шестиклассное образование.
Обложился справочниками и учебниками, нашпиговал их закладками в тех местах, где хоть как-то упоминался Древний Египет, и работа закипела. Втянулся так, что не за-метил, как вернулась с работы жена. Услышал только, когда на кухне пакеты зашуршали.
- Надюш, это ты? - Спросил, не отрываясь от очередной энциклопедии.
Почувствовал, что не должным образом приветствую жену. Пошел "встречать". Же-на доставала из пакетов разные разности, съедобные забрасывала в холодильник, несъе-добные оставляла на столе и диванчике. Судя по её лицу, день не задался. Попытался по-мочь в сортировке товара, принюхиваясь к упаковкам и строя предположения о составе меню на ужин.
- Коль, ты как кот. Только дверца холодильника скрипнула, ты - тут как тут.
- Мяу! - Потерся щекой о плечо жены. В ответ получил короткое, но емкое:
- Брысь!
Промяукал еще пару раз, вкладывая в голос всю жалкость обиженного котенка. Ре-акции - ноль. Даже подобия улыбки не удостоился. Наверное, и вправду, что-то серьезное стряслось. В таких случаях я знаю, что предпринять. Лучше всего - ничего. Надо чуть-чуть помолчать, перетерпеть, пока пройдет "точка кипения" и уже потом, когда пар осты-нет, возможно "водичка польется сама".
Ухожу к Викулиным книжкам. Жена не может долго одна бороться с гневом своей души. Через пять минут она уже стоит рядом с моим столом, оценивая творческий беспо-рядок и на нем, и на ближайших метрах от оного. Проехидничала:
- Тебе не понять. Это очень сложно. - Специально шучу грубовато, но такая тактика давно оправдала себя.
- Конечно, ты у нас один умный, остальные все бестолочи и недоумки!..
- Ну-у, я этого не говорил... Хотя и дураком меня никто не называл пока.
- А если ты такой умный, то скажи мне, почему дети не хотят учиться?
Пытаюсь успокоить:
- Да я и раньше как-то не слышал, чтобы кто-либо кричал на весь свет: "Хочу учить-ся!" По-моему, последний, кто очень рвался к знаниям, проходил под фамилией Ломоно-сов...
- Не юродствуй! Раньше... Раньше, если желания особого не было, то хотя бы от-ветственность присутствовала. Слово "надо" висело над всеми. "Надо" учиться, "надо" быть грамотным, "надо" обязательно поступить в институт... - Жена завелась не на шут-ку, говорила громко, будто с кафедры на широкую аудиторию. Втягиваюсь в разговор, но пока не понимаю, к чему она клонит.
- А сейчас? Поняли, что институт - не самоцель? Что и без него прожить можно? Так это правильно, специалисты нам теперь нужны и среднего и рабочего звена.
- Не в этом дело. - Легкая пауза, во время которой я слышу, как формируется закон-ченная фраза в ее голове. Шуршит там, разворачиваясь в поэму, и тут же - скукоживается до отточенного афоризма. - У нынешних детей нет интереса к учебе вообще!
- У всех?
- У всех поголовно.
- Да ладно, не может быть.
Мое непонимание причин возмущения педагога воспринимается почти как оскорб-ление личности. Личность начинает приводить доказательства.
- Сегодня Писарев мой не выучил урок...
- Вот уж новость, так новость! Первый раз, что ли?
- Не первый. Но, знаешь, что он заявил?
- И что заявил этот твой хваленый Писарев?
- Что ему нет смысла учиться хорошо. Тройки, мол, все равно поставите, а пятерки ему и даром не нужны!
- И чем он мотивировал такой протест к обществу? - Я почти искренне заинтересо-вался.
- Что в институт он "по любому" не попадет, а для такой армии, как у нас, и "троек" слишком много.
- Смелое заявление. А почему он считает, что дорога в институт ему закрыта?
Я, конечно, знал, что Надежда сейчас сядет на своего конька - "Как плохо, что ввели ЕГ", и так далее, как знал и то, что затушить извергающийся вулкан - дело бесперспективное. Приходится терпеть и даже всемерно ускорять "потоки лавы", дабы процесс бушевания закончился быстрее.
- Почему? - Уточнила Наденька.
- Да, почему? Ты же говорила, что он способный и головастый мальчик. Мозги на месте и всякое прочее такое...
- Способный - да, головастый - да, сообразительный - "да" два раза! Но с тестами у него ничего не получается. Он может, допустим, одну и ту же задачу решить тремя спосо-бами, а в тесте нужен только один и конкретный способ. Не угадал - теряются баллы. Сложные задачки решает лучше всякого отличника, а на простеньких может запутаться и опять пролететь с баллами. А взять Светку Красильникову?
- Та, которая к тебе на репетиторство подвизалась? Дочка бизнесвумен?
- Да, та самая. Она же тупая!
- Так ты с ней занимаешься и даже на олимпиаду готовила? Если она тупая, какие ей олимпиады?
- Милый, а кто ей задание сделал, которое она на областной тур послала? Да еще и второе место заняла!
- То, что про Тютчева мы с тобой разложили? Так это же формальность.
- Конечно, формальность! Дополнительные баллы для института! А не хватит, ма-маша заплатит. Самое главное, что Светке самой не стыдно об этом вслух говорить, а в плане института она спокойна как слон. Даже видимости дергания не создает. Что больше всего бесит, я с ней время трачу, планы занятий составляю, а она приходит ко мне совер-шенно не готовая, без домашнего задания. По принципу: "я тебе плачу деньги, а ты мне ставь оценки, согласно оплате". То есть, она, эта сикалявка, меня просто ПОКУПАЕТ! Я больше так не могу. Сегодня отказала ей в репетиторстве. Она где-нибудь провалится на экзаменах, я же со стыда сгорю. Да и вообще...
Пыл моей любимой, видимо, стал угасать, но и настроение упало совсем.
- Надюш, давай по кофейку?
- Наливай.
Голос ее приобрел совсем обреченные нотки. Что же делать? И чего она так развол-новалась? Подумаешь, пацан уроки не выучил и нашел популярную "отмазку", а дев-чонка родительские бабки к своим заслугам причисляет... Ох, прям беда какая!
Жена ушла в спальню переодеваться. Я вскипятил чайник и приготовил кофе. На стол кроме тарелок с печеньем и бутербродами поставил пепельницу и выложил сигаре-ты. Надежда моя в таком состоянии одну-две сигаретки обязательно потянет. Тут и к бабке не ходи.
Вернулась молчаливая и угрюмая. Щелкнула зажигалкой, затянулась глубоко и рез-ко выдохнула дым со звуком вылетевшей пробки из винной бутылки. Еще пара таких вы-дохов и разговор продолжился, вернее, пошел с самого начала. Надя стряхнула пепел од-ним щелчком и задала первый вопрос:
- А знаешь, почему поголовно все не хотят учиться?
Я даже рта не успел открыть. Не дожидаясь моего ответа, она сама начала объяснять.
- Дети, как и их родители, разделены на две условные категории: богатые и бедные. У богатых есть деньги заплатить за учебу своих чад в любом институте. И таким деткам незачем надрываться над учебниками. А у бедных нет ни денег, ни перспектив. На плат-ное не пойдут, потому что нечем платить, а на бюджетные места попасть практически не-возможно. Мало того, что количество их мизерное, так еще те же "богачи" покупают всё, что могут купить: справки о льготах, инвалидности (а ведь родители грешат этим против своих же детей!), результаты ЕГ покупают(!), как бы министр наш Фурсенко не уверял, что это сделать невозможно, а потому - бессмысленно. Мне не веришь, почитай на блоге у Президента нашего. Там еще не такое увидишь. Жаль, Президент не читает эти вопли о несправедливости. Народ просто выплескивает в никуда свои беды. "Жилетку", тоже мне, нашли.
- И какие выводы из всего сказанного ты сделала? Ты согласна со своими ученика-ми?
- Вывод страшный и касается лично меня: а "на зачем", простите, тогда мы, учите-ля? Если знания, как таковые, никому не нужны? Получается так: быть грамотным, обра-зованным - актуально только на словах, а на самом деле, государству не нужны грамот-ные человечки. На тебе задачку из курса "Теория вероятностей": Если основная масса ди-пломов покупается, не важно где и как - в подворотне или, числясь официально, в инсти-тутах... Если только единицы (заметь, "случайные единицы"), умненьких детей, попада-ют на бюджетные отделения, какова вероятность факта, что они найдут работу по специ-альности?
Дополнительные вводные: все более - менее приличные рабочие места уже заняты теми, кто купил сначала диплом, а потом - место под солнцем... И бог с ними бы. С теми, кто купил себе образование и работу. Но качественно работать они же не смогут! Основы - знаний, нет! Только "корочка"! То, что ты сел в какое-то кожаное кресло по звонку от дяди Феди, не значит, что ты сразу же стал умным. Решение задачки напрашивается само собой: всеобщая дебилизация и деградация. А все вытекающие из этого последствия не трудно предугадать. Дураки и лодыри, предержащие власть и деньги в своих руках, к рас-цвету страны еще никогда не приводили. Коль, мне страшно жить, так думая.
- Да-а-а, мать, вывод ты сделала, действительно, страшный. Но, может, ты преувели-ваешь? И всё не так плохо? Не сейчас же вся эта канитель началась? И не с вводом нена-вистного тобой ЕГ... И умные руководители еще есть и ребят талантливых полно...
Но мои слабые попытки одеть на жену розовые очки ни к чему не привели.
- Коля! - Надежда взялась за вторую сигарету. - Коля, я еще преуменьшаю! Как на самом деле проблема с образованием выглядит, я даже боюсь предположить. А если и предположу, то вслух сказать не смогу. Словарь Даля покраснеет от стыда. Ой, Вика идет, убери сигареты.
Вернулась наша ученица. Наверное, мы оба с матерью посмотрели на нее как-то не так, если она окинула нас изучающим взглядом и, помолчав немного, поинтересовалась:
- А вы чего, а?
Жена встрепенулась, начала наматывать круги по кухне, готовить доченьке обеден-ный стол. Постепенно движения ее стали размеренней и четче. Минут через десять она, по крайней мере, внешне, уже выглядела вполне спокойно.
Я ушел в комнату собирать мысли для дочкиного реферата и, заодно, отвлечься от тяжелого разговора, а девы мои совсем мирно защебетали на кухне. Через какое-то время по квартире разнесся запах печеного пирога. Надюшка снимала стресс. Как всегда, тради-ционным способом: пекла "шарлотку". Правду говорят психологи: женщину в стрессовом состоянии без сладкого оставить - преступление. Оно и только оно может успокоить мятущуюся женскую душу.
Дочь заглянула ко мне буквально на секунду. Усекла, что процесс идет и идет в вер-ном направлении, похлопала одобрительно по спине, пронесла перед носом ручонку с поднятым большим пальцем и удалилась в зал.
Понял, что вмешиваться в творческий процесс она не собирается, указаний и попра-вок от нее, как от работодателя, я не дождусь. А посему всё, начертанное мной, примется безоговорочно. Что ж. Я напишу! Я такое напишу! Только потом ко мне никаких претен-зий!
Итак, пару строк оттуда, пару - отсюда, вводные слова - из словаря. Чудно! Можно распечатывать. "Зарядил" принтер и вышел на балкон.
Надо же, солнце уже на вечер пошло, а я вроде недавно только проснулся. Вот дев-чата как меня развели! Так лихо, что первый день отпуска показался насыщенным рабо-чим днем. Даже устал по-настоящему.
Принтер умолк, отпечатав последнюю страницу. Ну-с, почитаем. А что, всё вроде чинно-благородно. Думаю, в школе оценят. Еще несколько поправок, проверка орфогра-фии, и продукт можно выдавать на суд аудитории.
После ужина для жены и дочки состоялось "камерное чтение" рассказа. Судьба мо-им домочадцам тяжелая, конечно, досталась. Они - первые читатели или слушатели всех моих статей, рассказов и прочей писанины. И самые страшные для меня критиканы. Если удается пройти через этот своеобразный "фильтр", за судьбу своих творений я могу быть спокоен.
Посадил домочадцев перед собой и торжественно изрек:
- Легенда об Иосифе, любимом сыне Иакова, который был, из зависти, продан свои-ми братьями в рабство в Египет". Глава первая. Рабская. Слушайте, да запоминайте!
Девоньки поёрзали немного на диване, приобнялись и вперили в меня свои взыска-тельные взгляды.
*_*_*_*_*
Купцы, которые привезли Иосифа в Египет и продали его там некоему египтянину Потифару, царедворцу фараонов, начальнику телохранителей, выручили немалые деньги. И это неудивительно. Из всей толпы иудеев, он слишком заметно выделялся - молод, приятен на внешность, и даже дальняя дорога, казалось, нисколько не уменьшила ему сил.
Глядя на нового раба, Потифар прикидывал в уме, каким образом его лучше использовать: в поле - сборщиком урожая или пастухом одного из бесчисленных стад. А может, оставить при себе - в слугах? Если же будет иудей понятлив и смирен, то и сам фараон не откажется от такого подарка в обмен на какую-нибудь любезность.
Пока же Потифар раздумывал, Иосиф смотрел на своего нового господина спокойными кроткими глазами. Странным для невольника был взгляд его: ни страха, ни обреченности. Только лишь готовность к принятию любого поворота судьбы.
Потифар подозвал переводчика.
- Спроси, какого он рода, этот раб.
- Из земли обетованной Ханаанской, из рода Авраамова. - Перевел тот слова Иосифа.
- Спроси, чем занимался, что делал?
- Пас стада, сеял и убирал хлеб с полей отца моего, - отвечал юноша.
- Значит, богат отец твой?
- Да, господин.
- Так почему ты работал на него, как раб?
- Я не чувствовал себя рабом!
- Почему? Ведь ты выполнял обязанности людей низкого сословия.
- Я работал на почитаемого мной отца, а значит, на себя. И плоды моего труда принадлежали и мне. К тому же, именно в этой работе я был более всего нужен отцу. Другие братья занимались делами по силам их и в меру разумения.
- А теперь, не зазорно ли тебе, сыну богатого, служить рабом у ме-ня?
- Нет, господин.
- Почему?
- На всё воля Божья. Он один знает, какие испытания послать чело-веку, чтобы утвердился тот в вере своей.
- А если слишком много испытаний падет на голову твою? Не прокля-нешь ли ты тогда своего Бога?
- Каждому дана та ноша, которую он может вынести, не более то-го. Испытания и даются человеку для того, чтобы познать силу свою. И чем больше человек может выдержать испытаний, тем сильнее становится он сам, сила воли его.
- Но где же здесь Бог? Ведь человек, как вижу я из твоих слов, приоб-ретает в итоге силу воли, терпимость, еще какие-то важные познания - для себя самого. И верить при этом он может только в себя. Потому что он сам "преодолел", он сам "решил", он сам "смог"... Сам человек, а не Бог!
- Но человек создан по образу и подобию Божьему и часть души Его есть в любом человеке...
- И что?
- А раз так, вера в себя и есть вера в Бога.
- Странные речи ты говоришь. И запутываешь меня еще больше. А ес-ли, например, я решу тебя убить? Я, а не он, что тогда твой Бог? Где же тут его решение?
- Он всевидящ и справедлив. И если допустит смерть мою, значит, на то Его воля.
- Тебя, я смотрю, трудно переубедить.
Главный телохранитель прервал разговор с Иосифом и обернулся к пе-реводчику:
- Научить этого иудея языку нашему как можно скорее, я хочу беседо-вать с ним на одном языке. Кажется, он не глуп. Хотя и другой веры. А работать его определи писцом в амбары, там нужны смекалистые учетчики.
Иосиф оказался прилежным учеником и за довольно короткое время освоился в работе. Языку тоже выучился быстро. Господину своему служил честно, недостатки не скрывал, о личной выгоде не думал.
Теперь Потифар мог подолгу и на разные темы разговаривать с Иосифом, несмотря на то, что один был высокопоставленный начальник, а другой - в положении слуги. Может, поэтому выражение глаз юноши оставалось таким же кротким и спокойным, как и в первый день их знакомства. Прошло немало времени, а во взгляде его не добавилось ни капли алчности, зла или негодования.
Почти всегда разговор Иосифа с Потифаром с хозяйственных тем переходил на религиозные.
Не оспаривая и не унижая веру хозяина, Иосиф был тверд в своей ве-ре. Молился своему Богу Яхве, а в жертвоприношениях египетским богам не участвовал. А было этих богов бесчисленное множество...
- ...А что ты скажешь на следующие мои слова, - спрашивал Потифар во время одной из таких бесед, - иудеи, а таких у меня много, все они давно почитают наших богов, молятся им, приносят жертвы, а про твоего бога забыли и не вспоминают?
- Это великий грех каждого из них, - спокойно отвечал Иосиф. Грех, что забыли они Откровения Всевышнего, данные нашему народу через про-рока Авраама, прадеда моего. Но явит им еще Бог свою сущность через Сына своего, а до того - через посланников своих, пророков. И утвердят они народ иудейский в единственно праведной вере в единого Бога, и спасется тогда весь род наш.
- Не понимаю я веры твоей, правил жизни таких, как ты. Что смо-жет один единственный бог сделать для всего народа? У нас - вон, сколько богов, всем молимся, да и то они не всегда помогают. Даже стольких богов на все желания не хватает, а ты говоришь, что один справится запросто.
- Не надо желать больше того, что требуется тебе. Если каждый будет знать меру желаний своих, тогда и просить у бога ничего не придется. Всего, что есть на земле, должно на всех хватить. Так задумывал Бог, когда создавал мир.
- Но ты же видишь, что не получается так, чтобы у всех всего было поровну?
- Да, власть материального над людьми сильна. Черные ангелы смуща-ют души людские при виде благ всяческих, и от этого все беды живущих. Но есть одно, что принадлежит тебе и только тебе. И отнять это или поделить между другими - невозможно.
- И что же это, по-твоему?
- Жизнь.
- Жизнь?
- Да, мой господин. Жизнь дана всем, но каждому - только одна. Потому она и дороже всех ценностей. Никто не проживет больше одной жизни на земле. Даже если убьет кто-то кого-то, часть жизни убитого ему не достанется. Так есть ли смысл убивать другого, себе подобного?
- А если ради наживы убивает человек человека? Или даже не убива-ет, а просто отбирает и присваивает себе имущество другого человека?
- Не приносит радости то, на что ты сам не пролил хоть каплю пота своего, не вложил часть души своей. А вещь без души - мертвая вещь, человек без души - мертвый человек. Чужое - значит, мертвое. Зачем держать мертвеца в доме?
- А если вещь, сделанная кем-то с душой, как ты говоришь, подарена мне? Или я ее купил?
- В такой вещи нет именно твоей души. Так что для тебя она все равно будет чужой. Может - красивой, может - очень красивой, но не твоей.
Потифара ставили в тупик ответы странного иудея. Молодой, а рассуждает с таким спокойствием и уверенностью, будто жизнь долгую прожил. И откуда у него такая вера в свои слова?
*_*_*_*
Боги для египтян были существами высшего порядка. Богов в египет-ской религии было бесчисленное множество. По поверьям, жили они на земле еще до появления человека, и могущество их было так велико, что никто не смел равняться с ними. Некоторые боги играли точно установленную роль. Бог Тот являлся покровителем науки, бог Монту - воином, Атум, Пта и Хнум считались созидателями мира. Каждый бог покровительствовал тому городу, в котором устанавливали храм в его честь.
Прерываю чтение и разъясняю притомившейся дочери:
- Чтобы, дочь, тебе было понятней, храмы египетских богов, это как...
Не успеваю закончить фразу, как жена вставляет свои "пять копеек":
- Как "белый дом" или мэрия в каждом нашем городе...
Ухмыляюсь, но не противоречу. Продолжаю читать с серьезным умным видом.
Со всего Египта стекались паломники в храм бога Осириса - владыки государства мертвых, расположенного в Абидосе. Став повелителем цар-ства мертвых, он превратился в одного из почитаемых богов страны.
Жена тут как тут. Елейным голосочком пропела:
- Помнишь, доченька, мы в Москве в Мавзолее были?..
Та, наклонив голову, точь-в-точь, как щенок, не распознавший звук, посмотрела на мать:
- Помню, там Ленин лежит, а рядом похоронены знаменитые люди...
- Так вот: в советское время тоже мно-о-о-го паломников приходило в это царство мертвых. А Ленина почитали почище египетского бога Осириса.
Хмыкаю. Откашливаюсь и продолжаю по тексту, не отвлекаясь на поддевки жены.
Крокодил Себек, сокол Гор, Бог-баран Хиум... Египетские художники часто изображали их наполовину - людьми, наполовину - животными.
Древние египтяне считали, что благоприятное развитие событий в мире зависит от хорошего расположения богов. Следовательно, с ними нужно поддерживать наилучшие отношения. Занимался этим фараон, ко-торый и сам считался воплощением бога на земле - живым Гором, единственным, кто мог вступать в контакт с богами в тайном алтаре храма.
Каждый день фараон подносил божеству пищу и наряжал его ста-тую, установленную в потайной комнате. В награду за добрую службу бог, довольный своим "сыном", дарил ему "долгую жизнь, еду и здоровье".
Таким образом, как бы усилиями одного фараона, обеспечивалось ниспослание благоденствия Египта.
Тут я не выдерживаю и начинаю сам хохотать, предполагая, какой второй смысл могла увидеть моя Надюшка в только что произнесенной фразе. Глядя на меня, жена сна-чала зафыркала, еле сдерживая смех, а потом "раскатилась" на полную катушку.
Еле успокоились, и я торжественно объявил:
- Глава вторая. Благочестивая.
*_*_*_*_*
Прошло еще какое-то время, и Иосиф стал настолько необходим По-тифару, что тот сделал его управляющим в своем доме. В подчинение Иосифу передали многочисленных слуг царедворца, и теперь он имел полное право отдавать любые распоряжения от имени хозяина.
Однажды утром в саду Иосиф увлеченно беседовал с садовником, показывая то на клумбы причудливых форм, то на еще цветущие и уже плодоносящие фруктовые деревья, то на пруд во внутреннем дворике дворца, сплошь заросшем царственными лилиями.
В то самое время жена Потифара совершала прогулку по саду. Уви-дев ее, Иосиф прервал свои распоряжения и отдал положенные почести госпоже.
Раньше она обращала на него ровно столько внимания, сколько на подносчицу кувшина для умывания. Но сейчас Тасена посмотрела на нового управляющего несколько иначе, чем на просто слугу. Всегда спокойный и почти равнодушный его взгляд в этот момент показался настолько живым, настолько полным интереса ко всему, о чем он только что говорил, что невольно привлекал к себе внимание. Жену царедворца будто приворожил этот взгляд. Да так, что она забыла свернуть на боковую дорожку сада, как делала всегда при встрече со слугами. Тасена не любила даже секунду находиться рядом с кем-нибудь из подданных, не входящих в ее личное окружение.
Приблизившись к Иосифу, женщина приостановилась и окинула быстрым взглядом всю склоненную в поклоне фигуру, которая (и этого нельзя было не заметить) из юношеской превратилась в образцовую натуру для ваяния фигур богов.
"А он красив, этот иудей!.." - подумала она. - "И совсем не похож на египтянина".
Потупив глаза, Иосиф ждал, когда хозяйка пройдет, чтобы продол-жить разговор с садовником. Но понял, что та не собирается уходить, и вежливо поинтересовался:
- Не угодно ли что госпоже?
Тасена же, чуть наклонив голову, всё продолжала рассматривать его, словно встретив что-то необычное среди обыкновенных вещей. Иосифу в ожидании слов госпожи ничего не оставалось другого, как тоже рассматривать подошедшую.
Высоко поднятая прическа лишь подчеркивала неувядаемую красоту ее лица, легкий ветерок путал складки легкой туники нежного розового цвета и своими порывами разносил вокруг нежный аромат благовоний.
Иосиф подумал, что она не расслышала его вопрос. Но не успел повторить его, как госпожа, словно очнувшись из забытья, гордо вскинула голову и прошла мимо.
Показалось ли Иосифу, или он действительно услышал тихий женский голос, почти шепот: "Может быть... Но не сейчас..."? Да только после этой встречи в саду стали придворные замечать, что их госпожа изменила свое отношение к иудею. Почему-то она вдруг стала интересоваться всеми делами в доме и на полях, планами обустройства дворца, присутствовать при беседах Иосифа с Потифаром. И... то хвалила, то ругала управляющего в зависимости от настроения.
А он будто и не замечал повышенного внимания к своей особе. На все ее вопросы отвечал подробно и благожелательно, почтительно принимал знаки внимания, со смирением - ругательства. Но при этом такое достоинство выражали его фигура и лицо, что невольно ей становилось стыдно за свои неуместные капризы. И когда такое случалось, душа ее наполнялась сомнениями и противоречиями от непонятости своих собственных желаний. Тогда она прерывала разговор, срывалась с места, и без каких-либо объяснений, быстрым шагом удалялась в сад или в свои комнаты.
Потифар очень любил жену, своей красотой вызывающую зависть друзей. Интерес жены к делам Иосифа Потифар расценил как очередной каприз или игру. "Наиграется - бросит, займется чем-нибудь другим. Сколько раз уже так было" - думал он. И, правда, еще ни одно увлечение жены не продолжалось дольше, чем время наполнения луны.
Но игра затягивалась. Все чаще стал Иосиф встречать госпожу на своем пути. И всегда у нее в запасе находился какой-то вопрос, а то и не-сколько, что давали начало их беседам.
Однажды разговор у них зашел слишком далеко. Они заговорили об отношениях между людьми - в общем и в частности: хозяина к рабу и наоборот, об отношениях между равными по положению, об отношениях мужчины и женщины.
- Кто же главный в этих отношениях, - спросила она, - а кто подчи-ненный?
Подумав, Иосиф начал рассуждать.
- Если рассматривать мужчину и женщину как детей Божьих, то так как они равны перед Богом, значит, равны и между собой. Следовательно, никто из них не должен говорить: "Я - главный!" и указывать, что делать другому.
Если же рассматривать людей как членов одного общества, но разде-ленного на касты, то, несомненно, любая женщина (не говоря уже о мужчине), принадлежащая к высшей касте, выше по значению любого мужчины из низших слоев, будь он в сотню раз умнее и сильнее её.
- Это не про меня ли и про себя ты говоришь сейчас?
- В какой-то мере - да, - смело ответил Иосиф. Я - ваш слуга. Вы мо-жете меня сгноить в тюрьме, а можете осыпать милостями и драгоценностями. И хотя на все вопросы вы ищете ответ у меня, раба вашего, всё равно я преклоняюсь перед вами...
- Только потому, что я - твоя госпожа?
- Не совсем. На своем пути я встречал многих женщин, но красивей, умней, изысканней, чем моя госпожа - не доводилось. Простите за дерзость раба вашего... - И снова фигура Иосифа застыла в традиционном поклоне.
- А может ли такая женщина, такая, как ты говоришь про меня, за-ставить полюбить себя любого мужчину? - повернула она разговор в опасное русло.
- Для этого вам не надо прилагать никаких усилий, госпожа.
- Хм-м... А вот ты, ты - любишь меня?
- Конечно, госпожа! Вы - жена моего господина, я обязан любить вас, как и его, охранять вас от врагов и всё делать для того, чтобы жилось вам спокойно и радостно. - Склонил голову Иосиф.
- Ты как будто читаешь правила поведения слуг! - Раздраженно произнесла женщина. И вдруг, резко повернувшись к нему лицом, с пылающими глазами, потерявшим всякую надменность голосом, прошептала:
- А мне другая любовь нужна, Иосиф. Какой ты глупый! Я люблю те-бя. Люблю, как мужчину равного себе, а не как любящего слугу. И хочу, чтобы ты любил меня так же, как равную себе женщину!
Руки ее потянулись к объятиям, губы приблизились к губам Иосифа, но тот, улыбнувшись, отступил от нее. И пока та оторопело осознавала произошедшее, постарался сделать голос как можно более мягким и произнес:
- Нет, госпожа, такой любовью я могу любить только женщину, дей-ствительно равную себе и только свободную от замужества. Вас любит ваш муж, и я не могу причинить ему зла, лишиться его доверия. Яхве не прощает недобрых поступков в ответ на преподнесенный хлеб и кров, как сделал для меня муж твой. Не могу я поступиться его любовью ко мне.
Иосиф тут же встал на колени и, обратив свой взор к востоку, стал усердно молиться: " Да простит мне Бог то, что я явился причиной заблу-ждения этой женщины. Прости её, так как не знает она, что тво-рит"...
Долго еще умолял о чем-то Иосиф своего Бога. А когда поднялся, то жены Потифара рядом уже не было.
Лишь в двух шагах от него огромная змея еле слышно пересекла песча-ную дорожку и скрылась в благоухающем цветнике.
Вечером Потифар вызвал Иосифа в свои покои. Его сумрачный взгляд не предвещал ничего хорошего.
- Моя жена обвиняет тебя в том, что ты оскорбил ее. Было ли так? - Без всяких вступлений приступил к допросу Потифар.
"Отвергнуть женщину, которая любит - оскорбление для нее, несо-мненно...." - подумал Иосиф, а вслух произнес:
- Да, господин, это случилось.
- Она требует заключить тебя в тюрьму! И раз ты так легко призна-ешься, я сделаю это.
- Пусть будет так! На всё веление божье. Значит, согрешил я перед ним. Приму очередное испытание с благодарностью, ибо оно еще больше укрепит мой дух и мою веру в Него. Там, в тюрьме, я буду молить Его о прощении грехов моих...
- Мне надоело слушать твои бредни! В тюрьме ты будешь сидеть по моей воле, и только по моей воле ты выйдешь оттуда. И то - только тогда, когда жена моя простит тебя, а не твой Бог! - Еле сдерживая гнев, прошипел Потифар и тут же закричал: - Стража! Уведите его!
- Господь милостив, он прощает заблудших овец своих... - Последние слова Иосифа Потифар не мог слышать, так как произнесены они были мысленно, да и обращался "провинившийся" совсем не к господину своему...
...Удивляюсь тишине и отсутствию сарказма у слушателей. Перекладываю уставшие ноги с одной на другую и объявляю следующую часть легенды:
- Глава третья. Решающая.
*_*_*_*_*
Два года Иосиф просидел в тюрьме, ел скудную пищу и почти не видел солнца, болел и выздоравливал, плакал от тоски по родине и смеялся над превратностями судьбы. Видел вокруг себя темноту, а засыпая, радовался. Потому что только сны остались единственным увлекательным и, главное, цветным зрелищем его сегодняшней жизни.
Может, так и закончилась бы бесславно жизнь красивого иудея, да только вдруг он понял, что умеет разгадывать сны. И не только свои, но и чужие.
В то же время начальник темницы оценил по достоинству умение Иосифа ладить с людьми и способности ко многим работам. Отдал он тогда в руки Иосифа всех узников, находившихся в темнице, и назначил его распорядителем всех дел.
Как-то в темницу поселили двух новых осужденных. В должность им вменялось следующее - предохранять жизнь фараона от от?равления. Фараон пил только то, что принимал из рук виночерпия; а хлебодар обязан был заботиться о снабжении двора выпечкой и смотреть за тем, чтобы в продукты какой-либо преступник не вздумал подмешать каких-нибудь вредных веществ.
В чем, собственно, провинились виночерпий и хлебодар фараона, история умалчивает, но случилось так, что однажды Иосиф разгадал их очень странные сны.
Виночерпию приснилось, что он видит пред собою виноградную лозу с тремя ветвями; лоза развилась, расцвела, и на ней выросли и созрели ягоды, из которых виночерпий нажал соку в чашу и поднес фараону.
Сон этот Иосиф истолковал в таком смысле, что виночерпий чрез три дня будет помилован, возвращен к своей долж?ности и по-прежнему будет подавать чашу фараону;