Максимов Юрий В. : другие произведения.

Предпоследнее Дознание: дело Сато

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опубликован в журнале "Если" # 1, 2005 г

- Всё, что угодно, господин следователь. Я вся в вашем распоряжении.
Из-под приопущенных ресниц она с хищным интересом наблюдала за симпатичным парнем в кресле напротив. Короткие русые волосы, прямые брови вразлёт, гусарские усы, крепкий подбородок с ямочкой, - всё ладное, нос только, пожалуй, слишком крупноват.
- Расскажите мне о Мартине Сато.
- Ах, Мартин! - она провела рукой по шерсти кота, будто пряча старческие пальцы, - Милейший человек. И я так говорю не потому, что он мне брат. Любой, кто знал Мартина, вам скажет то же. В юности, правда, братец был несколько угловат. Но с возрастом это прошло. Мартин перебрался в город, поступил в университет, закончил с отличием. Матушка им гордилась... Он всего в жизни добился сам, а на такое, согласитесь, не каждый способен...
- Конечно. - рабочая улыбка из-под густых усов, - Но меня, как вы понимаете, интересуют более конкретные вещи.
- Разумеется...
Дверь гостинной приоткрылась. Запах кофе разнёсся по комнате. Вот и Коди! Госпожа Тахи еле заметно кивнула. Молодец. Значит, запись уже идёт.
Плечистый мулат в ливрее просеменил к гостю и наклонился с подносом в руках. Утреннее солнце заиграло на золотом ободке чашечки.
Пользуясь паузой, госпожа Тахи продолжила разглядывать посетителя. Серый кашемировый костюм сидит как влитой, а вот туфли поношенные. На безымянном пальце тоненькое колечко.
Надо же, с каким любопытством господин следователь разглядывает Коди! Значит, андроиды ему вновинку. Так-так...
Сделав знак слуге, она продолжила:
- Когда с Павлом и Анной случилась трагедия, Мартин взял Виктора к себе. Нечасто такое встретишь в наше время! Я и сама собиралась приютить сиротку, да вот Роберт, царствие ему небесное, был против. Я уже почти уговорила его, но Мартин нас опередил. Как это благородно! Он хорошо заботился о мальчике. Виктор вырос настоящим мужчиной. Мартина вообще отличала любовь к детям. Каждый год он переводил бешеные суммы на счёт детской больницы, чтобы хоть как-то помочь бедным малюткам...
Коди отошёл к двери и застыл с подносом в руках. Замечательный ракурс. Ах, какая выйдет запись! Будет о чём посудачить с Одри и Нино. То-то старые грымзы обзавидуются!
- ...Ну а для подчинённых Мартин был как отец родной. Помогал, как мог, многих спас от беды. Думаю, на заводе вам лучше расскажут. И духовник его, отец Феофил (Нечаев) может подтвердить... Мартин очень чуток к другим. Мне вот помог с похоронами Роберта. И потом сестричку не забывал: на всякий праздник открытки присылал, очень стильные... Любовь к искусству сказывалась во всём, что Мартин делал. Вы видели его потрясающую коллекцию Савушкина?
Следователь со странной фамилией Карев сделал глоток из чашечки, и пожал плечами:
- Ещё нет, но собираюсь.
- Обязательно посмотрите! Мартин был большим поклонником его таланта. Кажется, ему удалось собрать все картины Савушкина. Надеюсь, этот Смоллер присмотрит за ними как следует, пока я не вступлю в права наследования. У меня, знаете ли, к живым слугам доверия мало. Мартин мог себе позволить подобные причуды, но сомневаюсь, что это обдуманно. Разве можно быть спокойным, оставляя чужого человека наедине с такими шедеврами? - госпожа Тахи провела мизинцем за чёрным ушком, и кот тихонько замурлыкал, не открывая глаз, - А как вы, господин следователь, относитесь к искусству?
Снова улыбка, уже более тёплая:
- Положительно. Моя жена - художница.
- В самом деле? - госпожа Тахи прищурилась, готовя 'шпильку', - Ах, как это, наверное, сложно...
- Отчего же?
- Ну, люди искусства... они ведь всё время в поиске. Жажда новых впечатлений... чувств... Понимаете?
- Не уверен. - да понял-понял ты, милый господин следователь, вот и губы поджались, и брови вниз поползли, - ах, какой кадр выйдет!
- Но в любом случае спасибо за помощь. - Карев отставил недопитую чашечку на столик и поднялся.
- Уже уходите? - довольная старушка снова погладила дремавшего на коленях кота.
- Увы, служба.
- Господин следователь, а не вы ли занимались делом Кайрондера?
- Нет, мой коллега.
- Знаете, это просто откровение! Когда я прочла его историю, прорыдала всю ночь! До сих пор не могу придти в себя. Целую неделю хотелось улыбаться каждому встречному... Я уверена, у вас и с Мартином получится ничуть не хуже.
- Буду стараться. - пообещал Карев, делая шаг к двери.
- Простите старую каргу за любопытство, но легко ли было при скромном происхождении пробиться на дознавательский пост?
Молодой гость рассмеялся:
- Не так трудно, как принято считать. А чем я выдал своё происхождение?
Госпожа Тахи улыбнулась, предвкушая, как заохают подруги, просматривая запись.
- Ну, вы удивились слуге-андроиду: явно, что не привыкли к ним. Затем, ваша обувь несоответствует костюму, который, видимо, казённый. И, наконец, обручальное кольцо тонковато для человека из состоятельных кругов. Пожалуйста, не обижайтесь на мою бестактность.
- Ну что вы, очень интересные наблюдения. Спасибо, что поделились. Вот только... - молодой человек сощурился, - Мне показалось, что для столь наблюдательной дамы вы не так уж много рассказали о своём брате.
С этими словами следователь оставил озадаченную госпожу Тахи. Молчаливый мулат проводил его до выхода. Уже на пороге Карев вынул из кармана жетон с двумя синими треугольниками и сунул под нос андроиду:
- Стереть все записи за прошедший час.
- Да, господин следователь.
Автоматическая дверь вытолкнула его в пыльную и шумную суету Мегаполиса. Въедливый запах старости и кошачьей шерсти остался позади.
* * *
Смоллер вышел в холл без пяти одиннадцать. Намётанным взглядом скользнул по бронзовым львам у лестницы, тёмным гобеленам, неподвижным шторам, - всё чисто. Натёртый до блеска мозаичный паркет отзывался на каждый шаг, старческая поступь гулко разносилась по пустому дому. Неужели скоро привычный мир и впрямь может рухнуть, и жизнь полетит под откос? В груди снова защемила ноющая тревога, но волевым усилием дворецкий прогнал её, затолкал вглубь.
На секунду он замер у зеркала. Вгляделся в тощее, костлявое отражение, провёл кончиками пальцев по жидкой седой шевелюре, и в целом остался доволен. За орлиной невозмутимостью копошилось любопытство. До недавнего времени в этих стенах гости были исключительной редкостью. А тем более такие...
Господин следователь пожаловал спустя четверть часа. Им оказался невысокий молодой человек со странно закрученными усами.
'Видимо, у нынешнего поколения опоздание не считается признаком дурного тона' - подумал старый дворецкий, а вслух учтиво поприветствовал гостя и предложил познакомиться с домом.
- Давайте поглядим. - голос у следователя был приятным.
Глядеть он начал прямо тут же, у двери - озираясь, как провинциал в соборе. Старик мысленно улыбнулся такой непосредственности.
- Впечатляет. - сообщил гость, - Мраморная лестница... львы... лепнина... Прямо как в музее. Ладно, покажите мне кабинет.
- С удовольствием.
Они вышли в коридор-галлерею.
- Знаменитая коллекция Савушкина? - поинтересовался молодой человек, кивая на картины.
- Совершенно верно.
- Я слышал, Сато приобрёл все его творения?
- Да. Лишь одну, уже оплаченную картину, ещё не успели доставить.
Вглядываясь в небольшие прямоугольники, следователь покачал головой:
- М-да, искуствоведение - наука причудливая. - изрёк он, - Ну что это? Вот грязный ботинок, на другой картине - кусок женского плеча, а здесь - чья-то лысина... И что тут гениального? Картины моей супруги куда интереснее этой мазни, а вот поди ж ты - за всё её творчество не дадут и половины той суммы, что Сато отстёгивал за любую из савушкиных картин. Видно, существует два типа художников: одни для искусствоведов, а другие для нормальных людей.
Поразмыслив, дворецкий воздержался от комментариев.
Пройдя ещё десять метров, они остановились у серой двери. Сначала в кабинет вошёл следователь, следом - дворецкий.
- Просторно. - заметил молодой гость и плюхнулся в огромное кожаное кресло за стеклянным столом.
На столе его внимание привлёк чёрный брусок компьютера - к нему-то он первым делом и потянулся. Щелчок. Вспыхнул голографический экран. Замелькали предзагрузочные заставки. Пикнула программа-страж, запрашивая пароль. Следователь привычным жестом извлёк жетон с синими треугольниками и поднёс к экрану. Допуск разрешён, загрузка продолжилась.
- Сетка файлов, как у меня. - усмехнулся гость в пышные усы, - Надо же, нашлось и у нас что-то общее с господином Сато.
Смоллер вежливо улыбнулся.
- Да Вы садитесь. - предложил следователь старику, - В ногах правды нет.
- Благодарю Вас. - дворецкий сделал два шага к дивану и осторожно присел с краешку.
'Одет прилично, а вот обувку нелишне бы обновить' - мысленно отметил он, разглядывая гостя.
- Та-ак, что тут у нас? - следователь увлечённо подался вперёд, - Куча отсканированных картин Савушкина. Статьи... тоже о Савушкине. Угу. А это что? 'Наброски'...
- Хобби господина Сато. - пояснил Смоллер, - На досуге он писал биографию Савушкина.
- Даже так? А здесь что? Программа-поздравитель... Архив открыток. Ясно, что Сато даже не заглядывал сюда: поздравления составлялись и рассылались автоматически.
- Так делают многие.
- Ладно, смотрим дальше. Счета, счета... Свидетельства подлинности картин... Да, не густо.
Молодой усач поднял пронзительно-синие глаза:
- А что Вы можете сказать о Вашем... работодателе?
Смоллер изогнул брови домиком и лицо старика сразу приняло благодушный вид.
- Господин Сато всегда платил в срок. - проговорил он спокойным, чётко поставленным голосом, - Всегда был вежлив. Знал толк в искусстве. Любил порядок.
- Хм... А что-нибудь конкретное?
- Около пятнадцати лет назад господин Сато взял на воспитание племянника-сироту. - выцветшие глаза дворецкого стали задумчивыми, - Юному Виктору пришлось несладко.
- Что Вы имеете в виду?
- Потерю родителей. Такое всегда тяжело, но в детстве - особенно. Иногда я думаю, что, наверное, мне следовало бы проявлять к мальчику больше чуткости.
- А где он сейчас?
- В армии.
- У Сато были друзья?
- Конечно. Господин Хотеенков. Они знакомы со студенческих лет, вместе начинали в 'Интре'. Правда, он давно уже не заглядывает в гости - возможно, переехал в другой город.
- Кто-нибудь ещё? Может быть, из коллекционеров или искусствоведов?
Старик покачал головой:
- Господин Сато был не высокого мнения о людях этого круга. Понимаете, эти картины... - степенный дворецкий вдруг запнулся, - они для него не просто, чтобы коллекционировать, или ради престижа... Он говорил, что для него это... ну, очень важно, одним словом. Кстати, у господина Сато хорошие отношения со старшей сестрой, госпожой Тахи. Думаю, она может рассказать Вам намного больше.
- Спасибо. - следователь усмехнулся, выключая компьютер, - Я только что от неё.
- Правда? - чинный старик вдруг заёрзал на диване и сцепил пальцы рук, - А не было бы слишком дерзким с моей стороны спросить Вас...
- Пожалуйста. - гость энергично откинулся в кресле.
- Если это, конечно, не затрагивает тайну следствия...
- Спрашивайте!
Смоллер задумался, тщательно подбирая слова:
- Не обмолвилась ли она случайно о своих планах касательно дома господина Сато и... установленных здесь порядков?
- Вы имеете в виду, оставит ли она Вас на работе, когда получит дом в наследство? - с безжалостной прямотой уточнил следователь, - Откровенно говоря, мне показалось, что она пребывает в сомнениях на этот счёт.
- В самом деле? - старик растерянно захлопал ресницами.
- Не стоит беспокоиться прежде времени. Женщины часто меняют свои мнения. Я уверен, госпожа Тахи будет впечатлена тем, в каком порядке Вы здесь всё содержите.
- Вы правда так думаете?
- Конечно. К тому же... как знать, может, Сато завещал дом Виктору... или даже Вам?
Смоллер грустно улыбнулся:
- У вас хорошее чувство юмора, господин следователь.
- Вы мне льстите. - молодой человек поднялся. Дворецкий вскочил следом:
- Чашечку кофе?
- Спасибо, нет. - рабочая улыбка из-под лихо закрученных усов - Меня уже сегодня поили.
* * *
Кафе, оформленное в средневековом стиле, в этот час было немноголюдным.
Каменная кладка, низкие крестовые своды, арки, камин с тлеющими углями, грубо сколоченные столы, свисающие на цепях литые подсвечники, да запах шипящего на огне мяса - вот и готова атмосфера седой древности. Незримые лютни тренькали ненавязчивую и приятную мелодию. Мрачный лысый официант в кожанной жилетке принял заказ и Карев остался один.
Достав из кармана портативку, Карев вошёл в рабочую среду, а оттуда - в сеть корпорации 'Интра'. Как он и подозревал, 'благотворительное' направление провалилось. Да, корпорация ежегодно переводила суммы на счёт детской больницы 'Аанот', однако все они ни на копейку не превышали положенный законом благотворительный минимум. Да и выбор объекта милосердия объяснялся, видимо, тем, что в официальном списке больница благодаря нелепому названию стояла на первом месте.
Машинально покручивая правый ус, Карев перешёл в сеть госбезопасности, дабы ещё раз глянуть досье подследственного. История с Виктором не лопнула как мыльный пузырь, подобно 'щедрым пожертвованиям' и 'милым открыткам'. Мартин Сато 17 лет назад действительно взял на воспитание осиротевшего племянника. Настораживало, правда, что спустя неполных два года 'любвеобильный дядюшка' сдал восьмилетнего мальчугана в военную школу. Впрочем, если человек отправляет ребёнка в закрытое заведение на другом континенте, это ещё не значит, что он его не любит или не желает добра. Придётся с племянничком встретиться.
Настал черёд досье Виктора Сато. Закончил с отличием военную школу, потом - академию, тоже с отличием. Это у них, должно быть, семейное. Смотрим дальше... Успешные операции... боевые ранения... боевые награды... очередные звания... Взгляд метнулся к фотографии. Прямой, аристократический нос. Вдавленные виски. Впалые скулы. Под густыми бровями суровый взгляд. Чем-то похож на дядю. Ладно, где у нас сейчас полковник Сато? Карев присвистнул, нахмурившись. Война на Тирате, самое пекло. Таких командировок у него ещё не было. Ладно, глядишь, обойдётся.
Последнее, что сделал Карев в рабочей сети - отыскал номер видеофона духовника Мартина Сато. Пока устанавливалась связь, следователь лениво разглядвал матовые жёлтые стёклышки в узорной раме узкого окна. Особых надежд на разговор со священником возлагать не приходилось. Но попробовать стоило. Может, и поднажать придётся - у нас на дворе, чай, не теократия, а правовое общество, и попы должны оказывать содействие не меньше, чем другие граждане.
Динь-динь! - связь установлена. На экране широкое строгое лицо, наполовину скрытое чёрной, как смоль, бородой. Большие, тёмные глаза, нос 'картошкой'. Ряса, крест. Фон - салон 'прыгуна', часть бежевой стены и кусок кресла. Видно, возвращается отец со службы домой.
- Отец Феофил, благословите!
- Бог благословит. С кем имею честь?
- Следователь Павел Карев, 'Предпоследнее Дознание'. Я занимаюсь делом Мартина Сато. Как я понимаю, Вы его духовник?
- Громко сказано. На моей памяти господин Сато заходил в храм всего несколько раз и, кажется, лишь однажды исповедовался, лет пятнадцать назад.
- Не могли бы Вы рассказать о нём? Всё-таки, Вы общались с ним так, как никто другой.
- Вы призываете меня нарушить тайну исповеди?
- Нет, Ваше преподобие. На исповеди каются в грехах. А меня, как Вы знаете, по долгу службы интересует нечто прямо противоположное.
Отец Феофил замолчал, задумчиво глядя куда-то за экран.
- Мне стыдно признаться, но о господине Сато я не могу сходу вспомнить чего-то по части интересов Вашего ведомства. - наконец сообщил священник, - Разумеется, это свидетельствует исключительно о моём нравственном состоянии, а не о состоянии господина Сато...
Усатое лицо следователя разочарованно вытянулось.
- Отец Феофил, Вы даже не пытаетесь помочь. Если Вы настроены отрицательно к моей работе, поймите, что я всего лишь...
Священник простодушно усмехнулся.
- До недавнего времени я и впрямь относился к вашей службе с предубеждением. - признался он, - Подозрительно, когда люди посягают на божественные прерогативы.
- Что Вы имеете в виду?
- Попытку отделить небесное от земного в человеке. При том, что занимаются этим люди, у которых самих и то и другое перемешано. И в итоге не разделение, а ещё большая мешанина выходит. Однако, история Кайрондера вынудила меня пересмотреть взгляды. Такое действительно может помочь в духовной жизни и... заставить взглянуть по-новому на уже привычные вещи. Я бы рад Вам помочь, но, поверьте, господин Сато для меня совсем незнакомый человек. Думаю, Вам лучше обратиться к родственникам и сослуживцам.
Это и ежу понятно.
Попрощавшись со священником, Карев переключил экран в зеркальный режим и критически осмотрелся. Лицо своё он не любил. Ну что это? Вот если подбородок вправо и вниз, к груди, да ещё брови чуточку приподнять - и просто загляденье, хоть в модельный бизнес. А стоит повернуться лишь на толику - и на тебе, все черты начинают расползаться, мясистость какая-то вылезает (при его-то худобе!), нос неприятно торчит... Лишь усы выручают.
Подыскав выгодную позу, Карев поправил сбившийся пробор и нажал кнопку 'любимого номера'. В зале появилась унылая фигура лысого официанта с подносом в руках, но следователь только кивнул ему, не отвлекаясь. Несколько секунд пялился на свою замершую в улыбке физиономию, пока наконец экран не показал Иннушку.
- Да? - узнала, улыбнулась. Искорки сверкнули в неповторимых глазах - голубых, в зелёную крапинку. Чёрный вьющийся локон выбился из хвостика и коснулся плеча.
- Здравствуй, любимая! Как дела?
- Жду тебя. Скуч...
В тот же миг на экран вылезла квадратная красная морда с двойным подбородком и отблеском житейской мудрости в узких серых глазах. Петрович, будь он неладен! Не мог подождать!
- Извини, Павел, если прервал. - бесстрастно заметил начальник, - Доложи об успехах.
Покрасневший следователь начал отчитываться, наблюдая поверх экрана, как дымится поставленный официантом окорок с воткнутым ножом и темнеет пиво в деревянной кружке. Начальство флегматично покивало, а затем посыпало распоряжениями. Завтра с утра надлежало отправиться на Тират, к Виктору Сато. А сегодня впереди ещё маячил поход на завод. Когда экран наконец погас, есть уже не очень-то и хотелось.
* * *
За окном спланировал синий 'прыгун'-семёрка. Хаген подался к окну, и с ироническим прищуром проследил за спуском. Надо же, взбрендило какому-то дураку парковаться у главного подъезда!
Откинулась дверца, из яйцеобразной машины вылез человечек в сером пиджаке - с пятого этажа не особо-то разглядишь.
Хаген хмыкнул, и вернулся к экрану. Пробежался взглядом по столбикам цифр, сладко зевнул и снова отвлёкся, чтобы щёлкнуть кнопкой кофеварки. Послеобеденная ленца брала своё.
Минуты две спустя дверь распахнулась и в кабинет вошли двое. Тёмный коротышка Гуобен и малахольный малый с дурацкими усами, да в сером франтовском костюмчике - тот самый парень из 'семёрки'.
- Старший координатор Гельмут Хаген, - главзам елейно улыбнулся усатому и стёр платочком испарину с шоколадного лба, - Дознаватель, господин Павел Карев.
Хаген упёрся кулаками в стол и грузно встал. Протянул пятерню. Рукопожатие у голубоглазого юнца оказалось крепким.
- Господин Хаген окажет Вам всемерное и квалифицированное содействие. - Гуобен поклонился парню, попятился к двери, и, напоследок зыркнув на Хагена, оставил их наедине.
Пауза. Несколько секунд оба молча разглядывали друг друга. Наконец зашумела и тихонько пикнула кофеварка.
- Кофейку? - поправив зелёный халат, координатор полез в ящик стола.
- Спасибо, нет. - не дождавшись приглашения, гость опустился на стул напротив.
- Не любите?
- Честно говоря, не очень.
- Я тоже. - признался Хаген, ставя на стол белую чашку с коричневым налётом внутри, - Терпеть не могу. Дрянь дрянью. - в столе что-то звякнуло, показалась вторая чашка, - Но жена приучила. Да и здесь тоже все хлещут. Не станешь ведь себе одному чай заваривать? - координатор прихватил замызганную кофеварку и занёс над чашками, - Так Вам плеснуть?
- Ну, полчашечки.
И снова едкий кофейный дух распространился по комнате. Карев невольно дёрнул ноздрями, но чашку взял. Только после этого координатор, мрачный как викинг, опустился в кресло и подхватил свою.
- Ну?
- Расскажите о Мартине Сато.
Координатор хмыкнул.
- Боюсь, рассказ будет недолог. Старик любил во всём порядок. Я вот теперь отрываюсь: бороду отращиваю. - Хаген самодовольно почесал щетинистую скулу и отхлебнул кофе, - Что ещё? Был прижимист. Строг. Привередлив. Но зарплату платил в срок. Помешался на каких-то новомодных картинах, весь кабинет увешал этой гадостью. А вообще вам бы лучше с Хотеенковым потолковать. Это прежний главзам, Сато выпер его лет пятнадцать назад. Я слышал, они вместе здесь начинали, ещё при Касселе.
Карев поднёс чашку к губам и приподнял брови:
- Возможно, кто-то из работников знает больше?
- Возможно. - координатор глянул в окно и усмехнулся при виде патрульного робота, ползущего к 'семёрке', - А их помощь поспособствует тому, чтобы Сато поскорее сдох?
Усач аж вздрогнул:
- С таким взглядом на мою работу мне ещё не доводилось сталкиваться. - процедил он, странно глядя на координатора, - Но можно сказать и так.
- Хорошо. - Хаген поднёс ко рту руку с вживлённым микрофоном и объявил: - Внимание! Нас посетил господин следователь из дознавателей. Те, кто могут дать информацию о господине Сато, должны немедленно явиться в кабинет 1318. Начальники цехов обязаны своевременно заменить всех, кто пожелает помочь следствию. Это всё.
Ещё глоток горячей мутной жидкости.
- Где кабинет 1318?
- Двадцатью этажами выше. Лифт справа по коридору.
- А можно поинтересоваться, почему к господину Сато все относятся столь неприязненно?
Хаген снова покосился на улицу, - патрульный робот как раз захватил 'прыгуна'-нарушителя.
- Чтож, Вы сами спросили. - координатор провёл языком по зубам, выковыривая послеобеденные остатки, - Старик был бездушной тварью. За примерами далеко ходить не надо. Когда у Герта тяжело заболела жена, Сато отказался дать ему отпуск вне графика и уволил. Герт пытался сам выкарабкаться, влез в долги не к тем людям, отдать не смог. Через месяц и его и жену нашли с простреленными головами. Или взять Евтича из второго цеха. У него дочь-эпилептичка. Брелок у неё есть специальный, сигнализирует о припадке. Как-то жена Евтича была в отъезде. А он получил сигнал во время смены. Парень на коленях умолял старика отпустить его. Сато не держал, нет, но предупредил, что если Евтич уйдёт со смены, обратно может не возвращаться, расчет и документы вышлют по почте. Евтич остался. Слава Богу, тогда с дочкой обошлось. - Хаген нахмурился и сделал ещё глоток, - Если Вы знаете, что в нашем мире значит оказаться без работы, то поймёте Евтича. Мне Сато в своё время то же самое сказал, когда я отпрашивался на похороны матери. Старая скотина! Так он порядок понимал. Сейчас к Вам едва ли кто придёт. А вот если бы Вы захотели послушать тех, кто знает о Сато дурное, линию пришлось бы останавливать и очередь к 1318 выстроилась в несколько этажей. Но Вас ведь такие вещи не интересуют, верно? Это не по Вашему ведомству?
- Да. - кивнул Карев, опуская чашечку на стол, - Но всё равно спасибо за откровенность.
Оба поднялись. Ещё одно крепкое рукопожатие.
- Всегда пожалуйста. Кстати, а что Вы делаете, если не удаётся ничего найти?
- Такого не бывает. - отозвался Карев уже шагнув к двери, - Хоть одно бескорыстное доброе дело имеет за собой любой человек.
- Боюсь, с Сато у Вас выйдет осечка. Это Вам не Кайрондер.
- Не думаю. У меня были дела и по-тяжелее. Как-то я занимался одним сатанистом. Даже у него набралось в итоге вполне сносное досье.
- Что ж, буду с нетерпением ждать, удастся ли Вам сделать то же с нашим сатонистом.
Следователь улыбнулся и закрыл за собой дверь. Хаген скосил взгляд и осклабился: кофе в чашке гостя не уменьшилось. А внизу, у подъезда, робот начал отбуксировку синего 'прыгуна'.
* * *
Дверь с номером 1318 оказалась заперта. Сутулый мужичок нервно огляделся в пустом коридоре. Как бы кто не вышел ненароком. Не дай Бог - заметят! Нет, здесь торчать точно нельзя.
Мужичок прошёл чуть дальше и встал у стенда, будто читая приказы. Он и впрямь попытался читать, чтоб отвлечься, но от волнения слова никак не складывались. Руки теребили пуговицу халата.
Слева звякнул лифт и тело невольно вздрогнуло. Расползлись дверцы. В коридор ступил тот самый: строгий серый костюм, бесстрастное, словно выдубленное лицо, холодная сталь в глазах, аккуратные чёрные усы с вздёрнутыми кончиками.
- Я полагаю, Вы ко мне?
Мужичок крякнул в ответ и мелко кивнул.
- Прекрасно. Пройдёмте.
Серый Человек шагнул к 1318, поднёс к сенсорному датчику какой-то жетон, и дверь распахнулась. Они вошли.
По понедельникам и четвергам здесь принимал психолог, поэтому для релаксации вместо окна висела голограмма: поле, еловый лес с зарослями малины, голубое небо да летающие туда-сюда ласточки... Сельская идиллия.
Уселись в креслах.
- Следователь Карев. - представился Серый Человек.
- Старший оператор Евтич.
- Что Вы хотели рассказать?
Мужичок неуверенно поёрзал на стуле, глядя на тёмные макушки ёлок за спиною следователя.
- Я работаю здесь почти двадцать лет... Господин Сато как-то раз очень помог нашей семье. Буквально спас.
- Продолжайте. - Серый Человек закинул ногу на ногу.
- У моей супруги выявили стройму. - через силу выговорил оператор, избегая смотреть в глаза следователю, - Тогда от этой заразы много народу погибло. Вакцина стоила девять с половиной тысяч. У нас было отложено две. Полторы с родственников собрали, в долги влезли. Ещё две - ребята через профсоюз скинулись. - Евтич шумно вздохнул, - Четырёх не хватало. А без вакцины - смерть. Или слабоумие. Я знал, что господин Сато прекратил введённые господином Касселем субсидии. Но взять больше было неоткуда. Хоть в петлю полезай. Вот и решил попытать счастья. Подумал, что уж хуже чем в петле, не станет. Да и ребята подначивали: дерзай, говорят, если Сатона не даст, забастовку объявим. Ну, это они так, по доброте душевной. Ничего бы не сделали. Сколько раз уже обещались, а в итоге - поболтают для вида, да и успокоятся. Господин Сато ведь шутить не любил. А кому охота без работы остаться? Впрочем, всё же сводил их тогда Герт к господину Хотеенкову, говорили о чём-то.
- Это тогдашний первый зам?
- Точно. В общем, собрался я с духом и подал прошение. Не знаю уж, как так случилось, но проникся хозяин в тот раз - выплатили мне ровно четыре тыщи, и не в кредит, а как субсидию! Вот уж воистину чудо Божие! Спасли мою Марьку, а потом-то уж у нас и дочка, и сынок родились. Без господина Сато ничего бы у меня не было. По гроб жизни ему благодарен буду, как отцу родному.
- А разве не Вас он отказался отпустить... для помощи дочери?
- Было дело. - охотно кивнул Евтич, ничуть не удивившись осведомлённости следователя, - Но он ведь правильно поступил.
- В самом деле?
- Конечно! Он помог мне уже раз - сделал исключение. А тут я снова прихожу, и опять прошу исключения. Но ведь когда столько исключений, никакого порядка не останется. А для господина Сато порядок был - всё. И ведь обошлось в итоге, с дочкой-то. А господин Сато не мог поступить иначе. Ему, сверху, такие вещи виднее. Да и как у меня язык против хозяина повернётся, когда без него и дочки бы не было? Такие вещи не забываются. Теперь уж - будь что будет, но долг я свой отдал.
- А что будет? - следователь прищурился.
- Ну... всякое... - Евтич пожал плечами, - ребят-то сейчас много молодых. Могут не понять. Шибко уж против господина Сато все настроены. А я вот как бы против течения. Считай, неприятности в коллективе обеспечены.
Брови следователя сдвинулись, взгляд стал суровее.
- Если что-то подобное произойдёт, - сказал он, доставая из кармана визитку, - позвоните по этому номеру, и Ваши неприятности немедленно прекратятся. А у тех, кто вздумает травить Вас за помощь следствию, они появятся, и очень серьёзные.
- Ну и кем я тогда стану? - Евтич уныло усмехнулся, но карточку всё же взял, - Нормально относиться-то всё равно не заставишь...
- Об этом не беспокойтесь. Сходите сейчас к координатору Хагену. Расскажите ему то же, что мне. Привет от меня передайте. Он Вам подскажет, как это преподнести в среде товарищей. Да и ему самому будет полезно... кругозор расширить. По поводу господина Сато.
- Спасибо. - Евтич опустил голову, взгляд упёрся в поношенные, затёртые туфли. Лишь секунду спустя до него дошло, что это обувь следователя. Всесильный Серый Человек обут хуже, чем он сам! Оператор недоумённо поднял взгляд и вдруг в облике бесстрастного дознавателя разглядел простого, улыбающегося парня.
- Ночью щенок сгрыз ботинки. - пояснил тот, - Пришлось вот с утра дачные надеть.
- Ну, это... бывает... - Евтич улыбнулся в ответ.
Они тепло попрощались и следователь остался один. Карев посидел ещё с полчаса для порядка, меланхолично разглядывая прыгающих по полю зайцев, но больше никто не подошёл.
* * *
Не стоило бросать 'прыгуна' где попало. Какой-то тупой патрульный робот отбуксировал его невесть куда, оставив на асфальте пластиковую квитанцию о штрафе. Это окончательно испортило настроение. Крутясь возле проходной, Карев кричал по видеофону, возмущался, давил на полицейских, но тут жетон с синими треугольничками оказался бессилен, и раньше полуночи эти задницы вернуть машину не обещали. Не зря говорят, что не любят они дознавателей. Пришлось заказывать такси, но и оно, оказывается, не садится 'в неположенных местах', так что предстояло ещё протопать полквартала на юг
Последний раз он заказывал такси в день свадьбы, два года назад. Воспоминания о том дне чуточку успокоили Карева, а уж воспоминания о той ночи и вовсе притушили раздражение. Ладно. В конце концов, - конфискация 'прыгуна' тоже приключение, будет над чем сегодня за ужином посмеяться. Вздохнув, Павел расправил усы, глянул в серо-голубое небо и поплёлся вдоль бесконечного бетонного забора под тысячеглазым небоскрёбом 'Интры'.
Постепенно мысли оседали, становились серыми и чуть неровными, как покорябанный, растрескавшийся асфальт под ногами, весь в тёмных подтёках и белых кляксах голубиного помёта. Справа, возле тротуара тянулся жухлый газончик с короткой, стриженной травой, под стать щетине Хагена. Да, всё ж не столь простым да плоским выходит Сато, как выставлял координатор. Только Евтич нашёл сил рассказать правду, но как знать, сколько ещё тех, кому помог хозяин, не решились сейчас подняться к кабинету 1318? Ох уж это 'непонимание коллектива'! Ладно, придёт время, займёмся и этим, решил Карев, скользя взглядом по траве, в которой пестрели окурки, смятые билеты, пробки от пива и редкие одуванчики.
Высотки вдалеке, кажется, даже не думают приближаться. От ночного дождя на обочине темнеют лужи. Ветерок треплет волосы, становится свежее. А завтра ждёт встреча с боевым племянничком. Павел надул щёки и с шумом выпустил воздух. Ох-хо-хо! Как же Инне сказать?
В прошлый раз, на деле того сатаниста, она так разволновалась, что потом почти месяц не спала! А сердечко-то у неё слабое. Что ж делать? Промолчать не удастся. Соврать? Никогда за всё знакомство он не лгал ей. Ни разу. Павел невольно поджал губы, брови поползли вниз... Ветер подгоняет по асфальту шелушки от семечек, а справа голубь пьёт из ложбинки рядом с дорогой, и наклоняется клювом, словно кивает. Нет, надо сказать правду. Подобрать какие-нибудь сло...
Спереди донеслось бормотание. Карев вскинул взгляд и вздрогнул: шагов за семь на дороге стоял сгорбленный старик в рваной бурой одежде. Длинные слипшиеся волосы торчат во все стороны, спутанная борода висит клочьями, жирная бородавка на кривом носу, тёмные, горящие глаза. В трясущихся руках -чёрный мусорный пакет. Прямо разъярённый гном-бродяга, или дед мороз, вконец опустившийся в трущобах. Павел застыл как вкопанный. Старик тем временем сунул руку в пакет и запулил в следователя селёдочной головой:
- На тебе!
Карев отпрыгнул, как ошпаренный. Он был так изумлён, что даже не сумел выругаться. А старик, как ни в чём не бывало, снова потянулся в пакет.
- И это возьми!
По воздуху пролетела банановая кожура. Карев дёрнулся, но вдруг понял, что старик кидает не в него, а в забор 'Интры'.
- Шо, картин хочешь? - бормотал обросший безумец, копаясь в пакете, - Забирай!
Пивная бутылка описала дугу и с громким хлопком рассыпалась, угодив в бетонную стену.
- И жену бери!
Маслатая куриная кость упала в траву.
- Дочь!
Порыв ветра вернул брошенные кусочки фольги, и они осыпали самого старика.
Очнувшись, Карев, быстрым шагом обошёл безумца и заторопился дальше. Но сзади ещё доносилось:
- Дом!.. Деньги!.. Положение!.. Бери всё!..
Этот дурацкий инцидент оставил крайне неприятный осадок, который отравлял весь оставшийся путь, пока Карев не достиг жилых кварталов с парковкой.
Здесь уже ждать пришлось недолго; такси прибыло довольно быстро, плюхнувшись жёлтой сарделькой с матового неба. Заботливым крылом поднялась дверца, и Карев втиснулся в салон. Первое, что бросилось в глаза - взъерошенный водительский затылок, - было вполне ожидаемым, но зато второе просто потрясло. На передней панели висела прикреплённая картина. Небольшой квадратик. Изящная кисть женской руки на тёмно-коричневом фоне тянулась к чему-то, находящемуся за рамкой. 'Если уж и таксистам нравится такая белиберда, то либо со мной что-то не в порядке, либо с остальным миром' - обескураженно подумал Карев, усаживаясь на заднем сиденье.
- Куда? - водитель повернул к нему весёлую физиономию.
Карев назвал адрес.
- Превосходно! Давно я не бывал в той части города...
Радостный мужичок ввёл координаты и они начали медленно подниматься, оставляя позади уходящую вниз громаду 'Интры'.
- Нравится? - поинтересовался водитель, приметив, как Карев уставился на переднюю панель.
- Ну так... занятно... А вас чем привлекает эта картина?
- Ну, это лишь репродукция. Подлинники в машине не возят. - водитель помолчал, глядя сквозь лобовое стекло на неравные обрубки небоскрёбов, окружённые тысячами точек взмывающих и опускающихся 'прыгунов', - Видите ли, эта картина мне особенно дорога. Так случилось однажды, что лишился я всего. Жены, детей. Не стало их. А я остался. Тоска накатила страшная. Жить не хотелось. Всё черным-черно вокруг. - он чуть помедлил, внимательно глядя на картину, - Пил беспробудно. Ревел да пил. Я бы, может, и руки на себя наложил, да о тёще надо было заботиться. Она, понимаете, инвалид, с нами жила. На мне и осталась. Я вот и следил... Вроде как долг отдавал, понимаете?
Карев кивнул, не совсем понимая, как всё это относится к картине.
- Ну вот... Следить-следил, а самому жить не хотелось. Каждый день мука. Как открываю глаза - сразу нахлынет всё... и невмоготу. Пытался пить, да что толку? Только ещё чернее становилось... А как-то раз шёл по улице и в витрине наткнулся вот на эту картину. И, знаете, отойти не мог. Вроде бы как Валька моя мне оттуда руку протягивает... И словно говорит: 'что ты, глупенький, горюешь? Мы ведь здесь все...' Это, может, странно я изъясняюсь... Понимаете, я и раньше-то умом всё знал. Ну, что мёртвые только в нашем мире умирают, а в другом - живут. Но одно дело - умом понимать, а другое - сердцем чувствовать. Вот у этой картины сердце моё по-настоящему почувствовало, что они живы... Как будто в окно их увидел. Понимаете? И так тепло вдруг стало на душе. И спокойно-спокойно. Я даже заплакал тогда, от радости. Стоял посреди улицы, глядел на картину и плакал. А душа как-то очищалась. Стал я каждый день приходить туда. Постою, посмотрю, и легче становится. Много разных картин есть, а вот только эта одна тронула, через неё Господь меня из уныния вытащил. Я, конечно, не этот... искусствовед... Может, такая картина и не самая лучшая по каким-нибудь учёным соображениям. Но для меня она очень много значит. Это как окно. И как напоминание. Что они есть. Что мы встретимся. Что они меня ждут. Я, наверное, непонятно всё говорю, да?
- Отчего же, я могу Вас понять. - задумчиво отозвался Карев, пристально разглядывая маленький квадратик с рукой.
'Может быть, и впрямь для Сато в его картинах было что-то большее, чем просто объект собирательства и предмет тщеславия? Может, и он в них чувствовал какой-то иной мир, более важный для него, чем этот? И себя ощущал иным, глядя на савушкинские полотна? Странно, почему же я не ощущаю ничего такого?'
Погрузившись в думы, Павел вполуха слушал дальнейший монолог водителя - о том, как много пришлось потрудиться из-за этой картины, как дорога она ему, как ужасающа мысль лишиться её, как ухаживает он за престарелой тёщей, как снится ему покойная жена, что мир не без добрых людей...
Наконец такси опустилось напротив родного дома, Карев расплатился, оставив щедрые чаевые, и выполз наружу. Поразмыслив, направился в ближайший магазин. Не идти же домой с пустыми руками. Идя пешком вдоль витрин, Карев припоминал любимые блюда супруги. Разговор насчёт Тирата предстоит сложный, и лучше будет, если он станет протекать на приятном фоне. Может, лукума взять? Кипрского, из розовых лепестков?
* * *
- Не беспокойтесь, господин следователь! - проговорил лейтенант Ронгу сквозь мерный гул, - На Тирате сейчас затишье. Даст Бог, обойдётся.
- А? Что? - Карев дернулся, повёл взглядом по молчаливым фигурам в камуфляже, остановился на скуластом азиатском лице офицера, - Да я не о том... - он запоздало сообразил, что лейтенант решил, будто... - Я не боюсь. Во всяком случае не настолько, чтобы нуждаться в утешении. - Павел криво усмехнулся.
- Простите. - лейтенант отстранился.
- Ничего. - следователь невольно поморщился. Узкий полутёмный салон насквозь провонял машинным маслом, - за полчаса не привыкнешь. Чернеют стволы автоматов на коленях солдат. Эти люди так плотно вливаются в окружающее, что собственный серый костюм кажется Кареву просто неприличным. Зря он побрезговал перед вылетом надеть форму... Внизу желудка, под комком завтрака всё сильнее потягивает. На языке - сладковатый розовый привкус лукума.
Карев вздохнул.
- Мне... - негромко произнёс он, - жене пришлось солгать. Первый раз.
- Серьёзно?
- Ну как... да, в общем, не в шутку... - Павел уж сам был не рад, что заговорил, но раз начал... - Из-за Тирата этого. Очень она впечатлительная. Переживает за меня сильно. А сердце у неё слабое. Ещё с детства. А тут работы-то всего на пару часов... Короче, соврал ей. Первый раз.
- Иногда приходится из двух жертв выбирать более приемлемую. - заметил лейтенант.
- Всё верно. Только вот раньше как-то удавалось без такого выбора... Не доводить до него...
- Не поздно исправить. Например, если по возвращении поговорить начистоту.
- Да-да... - Павел вяло кивнул.
Ладно, чего уж теперь. Петрович обещал командировку оплатить по пятикратному тарифу. Дал взвод этих крепких молодцев, каждый из которых, казалось, может легко завязать узлом следователя Карева. Лейтенант Ронгу, судя по орденским планкам - знаток своего дела. Павел, правда, так и не уяснил, в каких случаях Ронгу и солдаты подчиняются ему, а в каких - он им.
- Приготовьтесь. - с лёгким акцентом проговорил лейтенант, глядя на часы - До высадки пять минут.
Карев кивнул:
- Понял!
- Хорошо.
Ронгу махнул рукой. Крепкий солдат с горбатым носом вскинул на спину металлический ранец, усеянный дырочками.
Геолёт пошёл на снижение. Солдаты закрестились. Карев, поразмыслив, тоже сложил пальцы в щепоть и осторожно коснулся лба, живота, правого и левого плеча. Пол вздрогнул. Люди в камуфляже и с застеклёнными забралами шлемов повскакивали, затопали к выходу. Словно пасть откинулась на другом конце металлического брюха. Карев приподнялся, но Ронгу знаком приказал ему сидеть. Солдаты по двое начали выпрыгивать на изумрудную траву. Наконец лейтенант кивнул следователю. Карев вскочил и загромыхал ботинками по металлическому полу - к выходу. Дохнуло свежестью. Трава стала ярче. Сырое утреннее небо, густой лес вдалеке, рядом - какие-то ямы да холмы. Прыжок - и вот он уже на земле, в плотном кольце солдат. Лейтенант толкает в плечо:
- Бегом! Быстро!
Шум дыханья. Шелест травы под сапогами. Ямы приближаются. Карев вдруг понял, что это окопы. Трава обрывается, земля раскрывает утрамбованный рот. Те, что впереди, уже спрыгнули, заняв окоп по обе стороны и ощетинившись стволами. Карев замешкался на бруствере: как бы не запачкать костюм... Носатый солдат с металлическим ранцем за спиной подаёт ему руку. Всё! Неужто на месте? Ронгу деловито направляется в другой край окопа, к холмикам. Карев оглянулся. Геолёт уже высоко, - точка средь голубого неба. Вдалеке, на поле, чернеет остов сгоревшей машины.
Оглядев окоп, Карев приметил здешних солдат. Грязные, обросшие, с красными, будто проваленными глазами. Молча курят. Неприветливо косятся на новоприбывших молодцев. Сплёвывают при виде синих треугольников на рукавах. 'Да, это не подкрепление. Всего лишь взвод охраны из 'Предпоследнего Дознания'. Через час эти молодцы улетят обратно, в тёплый, сытый город, к жёнам и детям, чистым кроватям и супермаркетам, а вы так и останетесь здесь тянуть кровавую лямку и молить о чуде'. От души посочувствовав бойцам, Карев отряхнул штаны, поправил усы, и с интересом огляделся. Вокруг - прямо идиллия! Если б не обугленная машина, - почти всё как на голограмме в кабинете 1318. Только здесь - настоящее. Цвета сочные... да запахи травные, душистые. Надо будет как-нибудь выбраться с Инной на природу. Костёр, речка, шашлыки, клеверные луга...
- Пригните голову, пожалуйста. - сказал горбоносый, - В лесу может быть снайпер.
Ронгу возвращается. Всё в порядке. Их ждут.
Под землёй оказался настоящий дом. Стены из бетонных блоков, бревенчатый потолок. Какие-то карты, бумаги, чья-то гимнастёрка на диване, немытые стаканы и чайник на столе, за столом - человек со знакомыми чертами лица. Прямой, аристократический нос, вдавленные виски, впалые скулы. Полковник Сато выглядел помоложе, чем на фотографии, и как-то... намного приятнее. Наверное, из-за взгляда. Чувствуется, что этот человек здесь на месте, у себя дома. 'И, как ни странно, рад мне' - удивился Карев, отвечая на рукопожатие.
- Вы по поводу Петера? - с удовлетворением осведомился Виктор, едва они уселись друг напротив друга, - Да ты садись, лейтенант!
- Спасибо, постою. - Ронгу улыбнулся, прислонившись к косяку, - Я уж в 'летахе' насиделся.
- Ну, как знаешь. - полковник снова повернулся к следователю, - Так вы, значит, на счёт Петера?
- Не совсем. Я хотел бы поговорить о вашем дяде, Мартине Сато.
Улыбка съёжилась, взгляд охладел.
- Он теперь по вашему ведомству?
- Так точно.
- А как же Петер?
- Не слышал, чтобы такое имя фигурировало в нынешних делах.
- Вот как? - лицо полковника потемнело, - Значит, всё-таки не довезли... Жаль. Жаль, что вы занимаетесь не Петером. Это был исключительный человек. Столько жизней спас. О нём бы у вас замечательный отчёт вышел. Даже лучше, чем о Кайрондере.
- Мне и самому жаль. - ответил Карев, поморщившись от набившего оскомину примера, - Но, как и Вам, мне не дано выбирать задания, я должен подчиняться приказам начальства.
- Понимаю. Чтож... - Виктор откинулся на спинку стула и принялся разглядывать низкий потолок, - Мой дядя человек целеустремлённый. С большой администраторской хваткой. И художественным вкусом. Очень любил порядок. И свою коллекцию картин. В моей жизни он сыграл огромную роль. Я необыкновенно благодарен дяде за то, что он взял меня на воспитание и определил в отличное военное училище с добрыми традициями. Тем, что у меня есть, я частично обязан ему.
Молчание.
- Вы не могли бы рассказать, как произошло Ваше переселение к дяде, как он Вас принял, как относился?
- Я плохо помню тот день, когда дядя забрал меня из больницы. - скованно проговорил полковник, - Пока я жил у него, моим воспитанием занималась горничная, госпожа Хасс. Не сказал бы, что она меня горячо любила, но это и не входило в её обязанности. Дядю я видел очень редко, и мы почти не разговаривали. Куда роднее мне был дядя Кирилл, дворецкий. Спасибо ему, - иногда он со мной разговаривал. Ещё дядя Роберт с тётей Марго заезжали пару раз. Такой большой был, весёлый. Помню, я подслушал однажды, как он упрашивал жену взять меня к ним. Своих детей у них не было. Но тётушка, мягко говоря, отнеслась к этой идее прохладно. 'У нас уже есть кот'... - Виктор помедлил, буравя взглядом пустой стакан перед собой, - А дядя Мартин спустя полтора года устроил меня в хорошую военную школу. С тех пор мы с ним не виделись, хотя я регулярно получаю от него открытки.
Снова напряжённое молчание. Павел почувствовал, как внутри у него закипает. Солгать Инне, пролететь безумные расстояния, высадиться на передовой - чтобы выслушать десяток постных фраз о семейных визитах?
- А вы не могли бы вспомнить...
- Нет, не могу. И не считаю нужным. - полковник резко поднялся и вышел из-за стола, - Я сообщил всё, что знал. Приятно было познакомиться. Вы можете подождать здесь, пока не вернётся транспорт.
Три решительных шага. Невозмутимый Ронгу посторонился. Хлопнула дверь, с потолка посыпались песчинки. Карев с досадой саданул кулаком по столу и бросился следом. Лейтенант поднял руку:
- Господин следователь, вы уверены, что...
- Уверен!
Вырвавшись за дверь, он побежал по глубокой траншее.
- Полковник, стойте! Стоять!
Сато замер и развернулся. Сверкнули глаза, побагровевшее от ярости лицо.
- Вы кто такой, чтобы мне командовать? - еле сдерживаясь, процедил он сквозь зубы.
- Я - следователь! Дознаватель! И вы не уйдёте, пока я не скажу, что допрос окончен!
- Допрос, говоришь? - пальцы полковника медленно вцепились в лацканы пиджака.
- А вот рук не надо. - веско сказал подоспевший Ронгу. Справа, и слева, и сзади выросли солдаты с синими треугольниками на рукавах, заклацали затворы.
Желваки заиграли на обтянутых скулах. Бросив тяжёлый взгляд на лейтенанта, Сато разжал кулаки и опять повернулся к Кареву.
- Дорогой господин следователь! - отчеканил он, - Я сказал всё, что считал нужным. Если Вы ждали от меня дифирамбов в адрес старой бездушной жабы, то глубоко ошиблись. Всего хорошего.
И Карев снова увидел перед собой широкую спину и короткостриженный затылок.
- Я доложу Вашему командованию! - крикнул он.
- Пожалуйста. - не оборачиваясь, бросил полковник.
Топнув в бешенстве ногой, Карев побежал за ним.
- Послушайте, Вы! - почти нагнав полковника, он импульсивно вытянул руку и в тот же миг что-то ужалило её.
- Ай!
Они одновременно остановились и посмотрели на рукав пиджака. Откуда-то на нём вылезло красное пятнышко. Виктор схватил следователя в охапку и они вместе рухнули в окоп. Над ними что-то ударило в бруствер.
- Лежи и не двигайся! - прошептал Сато, и, пригнувшись, побежал вправо.
Слух вспороли командные окрики. Где-то вдалеке грохнуло. Застрекотали автоматы. Слева и справа. Мимо пробежали солдаты. Не дознавательские, здешние. Карев сидел на земле и думал о безнадёжно запачканном костюме. Что он скажет Инне? Особенно про это пятно на рукаве. Кажется, оно увеличилось. Ну, пиджак точно пропал. И где же это так угораздило? Внезапно правую руку пронзила жгучая боль. Даже дыхание перехватило. Карев с ужасом понял, что он ранен. Ранен! Огненная волна потекла от пятна к локтю. Затем к плечу. Там, где по ткани расползалось красное, кто-то принялся разрывать руку изнутри, дёргая большими рыболовными крючьями, вроде тех, что они с отцом видели в детстве в магазине, когда зашли купить гвоздей, чтобы прибить домик для птиц, потому что прежний уже совсем прогнил и отвалился, и тогда мама сказала, что нужен новый, ведь мы бы тоже не захотели... Как же больно! Ненасытный червь добрался до плеча и начал прогрызаться дальше.
Вокруг шумело, мельтешило, вспыхивало, перекрикивалось. А он молчал, стиснув зубы и с ужасом ощущая, как раскалённая лава растекается внутри. 'Так не должно быть' - отчаянно думал он, - 'Ведь это всего лишь рука... Я же... легкораненый... почему же болит всё?' Откуда-то из глубин памяти донеслись обрывки не то разговоров, не то статей о новых отравляющих пулях. 'Господи, я что, умру?' - ужаснулся Карев, - 'Прямо сейчас? Здесь?' От леденящей мысли даже боль на мгновенье утихла, но сразу же вернулась, нахлынув новой, нестерпимо колючей волной. Уже не один, а сотни огненных червей грызли его изнутри. Скрипнули сжатые зубы. 'Только бы не закричать!'
Кто-то присел рядом. Карев видел только шнуровки. Мелькнуло лезвие. 'Сейчас меня убьют!' Послышался треск распарываемой ткани. Горящее правое плечо ощутило прикосновение холодного кончика. 'Отрежут руку... Пусть! Лишь бы не умирать! Господи, как же я Инне-то покажусь без руки?... Господи, помоги!'
- Болит? - донеслось откуда-то сверху, - Всё болит, да?
Он беспомощно кивнул. За рукав дёрнули. Следователь не сдержался и взвыл.
- Расслабься. - зашептал над ухом чей-то голос с акцентом, - Не противься боли. Раскройся перед ней. Пусть она пройдёт через тебя, как вода сквозь песок. Волна просочится и схлынет обратно в морские пучины... Не борись с болью, прими её. Скоро утихнет. Через полчаса станет легче.
К оголённому правому плечу прикоснулось холодное. Пшикнуло. Вниз, на утоптанную землю выпала пустая капсула. Снова ему что-то вкололи - упала вторая стекляшка.
- Дзирос, 'угнетатель'! - крикнули сверху.
- Есть! - приближающийся топот.
Карев сполз совсем вниз и лёг среди втоптанных окурков. Волосы смешались с песчинками и комочками грязи. Он попытался расслабиться. Представил боль как волну, несущуюся на него. А потом мысленно убрал себя. Получилось. Он больше не противился волне. Он стал ею. Он постарался не думать ни о чём, тупо уставившись на лежащую перед глазами пустую капсулу.
Рядом что-то упало. Карев поднял взгляд. Неподвижная рука с двумя синими треугольниками. Плечо. Крепкий подбородок. Большой горбатый нос. А выше... Вместо стеклянного забрала окрашенные красным осколки... И что-то глубокое, чёрное за ними... Со всех сторон загудело, задрожала земля...
...А потом Карев как-то сразу очутился в помещении. Карты, кусок стола, чайник. И тишина. Только снаружи чьи-то крики доносятся. Он приподнял голову и понял, что лежит на диване... В той самой подземной каморке, где его встречал Сато...
Полковник сидел рядом.
- Рад, что Вы пришли в себя, господин следователь. Это хорошо... Я тут кое-что вспомнил для Вас... - выдавил из себя офицер, пристально глядя на бледного, покрытого испариной следователя, - Не знаю, насколько это поможет. Как-то раз... Это случилось только однажды, потому и врезалось в память... Не знаю, что на него нашло... В общем, дядюшка... придя с работы, подарил мне коробку конфет. С орехами. Наверное, это мелочь. Но это самое светлое, что я запомнил из детства. - он нервно, ломано усмехнулся, - Больше никто никогда... для меня такого не делал. В детстве. Вот и всё, господин следователь. Простите за резкость. Я мог бы много другого рассказать о дяде, но это не по Вашей линии. Желаю благополучно добраться до госпиталя. Не беспокойтесь, жар спал, с Вами всё будет в порядке.
Полковник поднялся, прошёл к двери, и вышел. А Карев лежал и думал только об одном: что же будет с Инной, когда она узнает... И чем больше думал, тем страшнее становилось. От отчаяния он закрыл глаза, а когда открыл, оказался в узком полутёмном салоне. Вокруг чьи-то колени, стволы... Рядом лежит что-то белое. Кто-то накрытый...
Он догадался, что теперь уже не умрёт. По крайней мере, сейчас. Умер тот, другой, а он, Карев, следовательно, останется жить. В голове чуть прояснилось. Случилось ужасное. Горбоносый парень, который полчаса назад подал ему руку из окопа - теперь мёртв. Сколько ещё людей погибло там? Лейтенанта Ронгу ждёт трибунал. А сам он ранен. Рука забинтована и почти не болит. Но Инне всё станет известно. От отчаяния Карев заплакал. Если бы он не солгал, ничего бы этого не было... Чёрная клякса начала расплываться перед глазами. Это - его ложь. Она поглотила морщинистое лицо в сплетении трубок и проводов, седую старушенцию с голубым котом на коленях, небритого викинга в зелёном халате, лохматого безумца с чёрным пакетом в руках, грозного бородача в рясе, побледневшего от бешенства полковника, горбоносого солдата, смуглого лейтенанта, наконец, коснулась и омрачила её образ, и он жалобно всхлипнул, а затем чернота поглотила его самого и всё вокруг.
Осталось лишь одно светлое пятно: коробка конфет с орехами...
* * *
Когда Карев очнулся в следующий раз, вокруг было всё белое, а в ноздрях - едкий запах хлорки и лекарств. А рядом сидела Инна, тоже в белом. Она улыбнулась.
- Иннушка... - с хрипотцой выдохнул он, - Прости меня, пожалуйста... Я обманул... Не сказал...
- Ну что ты, милый? Что ты такое говоришь? Ты у меня герой! Я так счастлива, что ты наконец проснулся! Я так скучала без тебя!
И, склонившись, она коснулась его губ своими... А потом не выдержала и расплакалась.
- Что, руку... отрезали? - прошептал он.
- Нет-нет. Всё замечательно... Это я от счастья. Рука заживёт, доктор точно сказал... Господи, я такая счастливая... что ты у меня есть!
* * *
Когда пациент Карев уже достаточно окреп, его посетило начальство. Начальство пришло с цветами, соком и апельсинами. Поздоровалось левой рукой. Посмотрело сверху добро, по-отечески.
- Ну, молодец, герой! Не посрамил, так сказать! После выписки - двойной отпуск. С четверными отпускными. И давай, готовься уже морально к представлению. Отдыхай. А дело твоё кто-нибудь из ребят окончит, Халл, например...
- Ну уж нет! - Петрович даже вздрогнул от такого отпора, - Довольно с него и дела Кайрондера! А здесь я уже всё сделал. Оканчивать нечего. Только поговорить для деталей с Хасс, да с Хотеенковым. Самые главные сведения уже добыты и проверены.
- Ну-ка. - Петрович улыбнулся, качнув двумя подбородками.
- Чёрствым человеком был Мартин Сато. - заговорил Павел, - И с каждым годом всё больше. Но иногда прорывалось в нём иное, настоящее. Когда взял племянника-сироту к себе на попечение. Не знал, что с ним делать, а всё же старался заботиться о мальчике. Любил как мог, по-своему. Принёс однажды конфет с орехами. Да, для любого нормального человека в таком поступке нет ничего особенного. Но для сухаря, каким был Сато, это подвиг, для его свершения нужно было пойти против себя самого... То же самое, когда он помог сестре оплатить похороны мужа.
- И всё же, помощь родственникам естественна для любого человека. - заметило начальство, - Это не совсем 'чистый' поступок.
- Но Сато пошёл и дальше. За порядком и дисциплиной он пытался спрятаться от людей. И спрятался успешно. Из-за этого он оказался причиной многих трагедий. - Карев на миг запнулся, вспомнив неподвижное тело на дне окопа и разбитый, окровавленный шлем, - Но судить мы должны по тому, как пытался этот человек преодолеть себя, своё равнодушие. Сато отменил выплату субсидий для сотрудников. Но всё-таки шагнул наперекор себе и бескорыстно помог оператору Евтичу, спасая его жену... Мартин Сато любил красоту, и умел видеть её по-особому. Под внешним бездушием и жестокостью скрывался робкий, несчастный человек. Который всё-таки несколько раз пытался воплотить эту красоту в жизни окружающих.
Карев замолчал, утомившись от столь долгой речи.
- Неплохо! - одобрительно покачал массивной головой Петрович, - Ладно, встреться с оставшимися свидетелями и подготовь рапорт. Думаю, комиссию он пройдёт. Если всё как следует обоснуешь. И, наверное, сразу после твоего награждения, Мартин Сато отправится на 'определитель'...
- Какое награждение? - не понял Карев.
- Ты представлен к Ордену Мужества. При исполнении обязанностей спас жизнь боевого офицера, загородив собой от пули. Пять свидетелей подтвердили. Честно говоря, Павел, не ожидал от тебя. Моя вина. Семь лет возглавляю отдел по расследованию лучшего в человечестве, а в собственном сотруднике такой важной черты не разглядел... Видно, даже возраст и опыт не уберегают от ошибки. Так что ты, того, извиняй старика... Что недооценил раньше.
Откинувшись на подушке, Карев оторопело слушал. 'Какая-то глупость... Или шутка...' Он захотел объяснить, что здесь недоразумение, простая случайность, но вместо этого губы произнесли другое:
- Что с лейтенантом Ронгу?
- Проходит по 'чёрному' следствию. На предмет преступления. Поразительная халатность, которая привела к ранению следователя и гибели солдата.
- Это не он! Лейтенант не виноват. Скажите им, что Ронгу всё делал правильно!
- Ну, правильно или неправильно, это уже трибунал решит. Но ходатайство твоё я направлю. Кажется, вакцину именно он тебе вколол. А ты молодец: слова, достойные героя. Тонн бы тобой гордился. Ну давай, поправляйся! Не торопись с отчётом, как получится, так и приходи. Награждение через месяц.
И начальство бодро покинуло палату, оставив тяжкий, мутный осадок в душе.
* * *
К работе Карев вернулся через неделю. До этого Инна никуда не желала отпускать героя (а он, надо сказать, не очень-то и стремился), так что им удалось провести вместе семь восхитительных дней.
Но слишком уж откладывать дело не стоило. Госпожа Хасс уже шесть лет как скончалась, а ведь и господин Хотеенков давно не мальчик, - в любой день может отойти в мир иной, минуя цепкие когти Предпоследнего Дознания. Компьютер подсказал, что старика можно найти с понедельника по пятницу с 10:00 до 17:00 на углу улиц Сиреневая и Флотская. 'Прыгун' опустился на Сиреневой. После неприятного инцидента у 'Интры' Карев стал куда более осмотрительным в выборе места для парковок.
Придерживая слабую правую руку, следователь вылез из салона, и побрёл вдоль улицы. Разумеется, ни кустов сирени, ни чего-либо, выкрашенного в сиреневый цвет, здесь не наблюдалось. Типовые округлые конструкции из бетона, стекла и стали. Пустая дорога. На заплёванном асфальте - пачки из-под сигарет, обёртки жвачек, смятые пластиковые бутылки и прочие отходы счастливой городской жизни. Попался даже обрывок открытки.
Рассеянно глядя под ноги, Карев подумал, что надо будет ещё раз заехать во дворец Сато и отключить в компьютере 'поздравитель'. А то Виктор и госпожа Тахи немало удивятся, когда получат на следующий праздник открытку от лежащего в коме или уже мёртвого родственника. Невольно вспомнился растерянный дворецкий. Надо бы замолвить словечко полковнику о Смоллере, чтоб не оказаться бедняге на улице...
Но это всё после, если будет время. После отчёта. Павел поднял голову.
Как ни странно, на пересечении улиц действительно сидел старик, откинувшись в доисторическом шезлонге и молча созерцая приземистый магазин 'хозтовары', аккурат через дорогу. Карев присмотрелся, подходя ближе. Дряблые щёки. Водянистые глаза. Глубокие складки на лбу. Грубо стриженные волосы, на удивление совершенно свободны от седины. У ног старика стояла большая банка из-под консервированных ананасов. Из неё выглядывали несколько смятых банкнот. Карев никогда в жизни не видел столь грязной, засаленной одежды. И запах... Следователь остановился, не доходя пары шагов до человека в шезлонге.
- Вы господин Хотеенков?
- Чем обязан? - проскрежетал сухой голос.
- Следователь Павел Карев, 'Предпоследнее Дознание'. Я занимаюсь делом Мартина Сато. Вы могли бы рассказать мне что-нибудь об этом человеке?
Хотеенков молча пнул банку. Несильно, но она скрябнула по асфальту и красноречиво придвинулась к следователю. Порывшись в карманах, Карев нашёл пятёрку и бросил в металлическое жерло. Подумав, бросил ещё десятку.
Выражение лица старика несколько смягчилось. Он поднёс кулак ко рту и прокашлялся.
- Так что вас, господин следователь, интересует?
- Всё о Мартине Сато. Я из 'Предпоследнего Дознания', так что, сами понимаете...
- Да, я слыхал... - с удовольствием констатировал старик, - Вы убиваете людей.
Карев вздрогнул.
- Ничего подобного!
- Вот как? А что же Вы с ними делаете?
Следователь вздохнул, возвышаясь над стариком в шезлонге.
- Наше ведомство занимается коматозными больными. Только теми, чья жизнь поддерживается исключительно аппаратурой, и для кого никаких шансов на возвращение в сознание уже не осталось.
- А почему ими?
- Ну... у них статус особый. С одной стороны, ещё формально не умерли, а с другой - уже никогда не вернутся в мир живых. Ещё лет триста назад встали вопросы: уместно ли подобное 'милосердие', и если да, то до какого предела поддерживать растительное существование таких пациентов?
- Непростые вопросы.
- Ответы на них смог дать Виталий Тонн. Основатель Предпоследнего Дознания. Он говорил, что человек попадает в коматозное положение неслучайно. Это должно иметь смысл. И смысл в том, чтобы мы, живые, могли увидеть 'зависшего' человека с лучшей стороны, разглядеть нечто подлинно доброе.
- Хм! А как, интересно, подлинность добра у вас определяется?
- Критерий один, но довольно строгий: бескорыстие поступка. В жизни каждого человека внешне симпатичных дел набирается изрядно, но проверку на предмет бескорыстия выдерживают далеко не все. Поэтому по каждому попавшему в наше ведомство ведётся тщательное следствие. С опросом свидетелей, анализом улик...
- И к чему это всё?
- Ну вот, когда удаётся найти два-три относительно чистых поступка, следователь составляет отчёт и подаёт его на комиссию. Если отчёт негоден, комиссия назначает дополнительное расследование...
- Ну а если годен?
- Отчёт в сокращённом виде идёт в печать, в наш бюллетень. Оттуда его перепечатывают центральные издания, лучшие отчёты кладутся в основу сюжетов для книг и фильмов.
- Постой-ка! - старик сощурился, - Кажется, я что-то читал такое... Или слышал... Про этого, как его... Ка..., Ка...
- Кайрондера. - подсказал следователь, поджав скрытые усами губы.
- Точно! Ну и имечко! А история хорошая ... Пробирает... Да... Ты бы сразу сказал: 'про Карондера', а то: дознания какие-то... Поди разбери! Да, история про этого, Кар..., в общем, не зря ест хлеб тот, кто про человека такое может раскопать!
- Спасибо. Наша служба поддерживает равновесие в обществе. Полиция, налоговики, даже журналисты публично изобличают человеческие пороки и преступления. Это порождает негатив. Эмоциональный. А мы, дознаватели, даём человечеству реальный позитив, вскрывая объективно добрые стороны даже в самой безнадёжной личности.
Хотеенков молча покачал головой. Затем неторопливо почесал затылок.
- А что же всё-таки с этим-то происходит... с подследственным?
- Если комиссия принимает отчёт, то его герой отправляется на 'определитель'.
- Это что ещё такое?
- Разновидность жребия. Если выпадает один вариант, значит, работа там, наверху, получила одобрение и все аппараты отключаются.
- И человек умирает?
- Да. - Карев поморщился: об этом было не принято так говорить, - А если выпадает второй вариант, это свидетельствует, что главного мы ещё не узнали, аппараты продолжают функционировать и следствие возобновляется снова и снова, пока наконец работа не получает одобрения свыше, и душа не отпускается из бессознательного тела на последнее дознание, представ пред ликом Того, Кому не нужны никакие отчёты...
- Я и говорю: убиваете. - удовлетворённо резюмировал старик, - Чтож, господин следователь, я понял, что требуется. Мартин... Значит, в коме он? Ясно. Чего-то, совсем определённого, не припомню. Мы с ним вместе учились. Он уже тогда был замкнутый, всё ему не нравилось. То есть, где надо, мог и смеяться, и лебезить, и анекдоты вспомнить, и комплиментами сыпать - без этого не пролезешь в люди. Но это всё ненастоящее было. Только иногда, по вечерам, когда разговоришься с ним по душам за кружкой пива, бывало, раскроется он, и сам счастливый делается. Но потом уже такого я не замечал. Вместе поступили мы в 'Интру', вместе ползли наверх. Мартин опередил меня, я стал его замом. Чего он хорошего делал? Да вот, когда в молодости играли мы с ним в теннис, подавал он хорошо... Но это ведь не то, что Вам надо, так? А чтобы, там, ребёнка из горящего дома вынести, или вдове какой-нибудь тысчонку отстегнуть - не найдёте Вы такого за Мартином. Я, по крайней мере, не знаю.
- Он усыновил племянника. - напомнил следователь, переминаясь на подуставших ногах.
- Как же, помню усыновление, то бишь, опекунство, да. - охотно закивал старик, - Тогда, ещё при Касселе, скончался его главзам, - Гонорио Табб. Ну и въедливый же был старикан, упокой Господи его мелочную душу! И открылась, в общем, вакансия второго лица в корпорации. Претендентов было двое - первый администратор Гуобен, и второй администратор - Сато. И по всему Гуобен должен был пойти. Но тут подвернулся случай, брат Мартина вместе с женою разбились на 'прыгуне'. Мартин никогда дураком не был. Быстренько оформил опекунство, а господин Кассель-то имел слабинку, - сантиментами баловался. Вот и проникся, решил, что Сато-де надо помочь, чтобы сиротку содержать. Так и выбился хитрый лис в главные замы.
К мальчишке он относился строго. Помню случай: в честь очередного юбилея кто-то из начальников цехов подначил своих поднести Мартину коробку конфет с орехами. Дорогих, хороших. Но не знали лизоблюды, что у него аллергия на орехи. Хе-хе! И вот, как сейчас вижу: ходит он по кабинету и вопит, что они, значит, специально подсунули, что, мол, лучше бы и не дарили ничего, а затем взял, да и бросил конфеты в урну. Я и говорю ему: чего добро выбрасывать, ты бы лучше мальчонке снёс. Ну, Мартин подумал и велел мне достать коробку из урны и завернуть в пакет. Очень он был бережлив.
Ну а когда через полтора года и господин Кассель, добрая душа, отправился в лучший мир, совет учредителей назначил на его место Мартина. А тот на следующий же день отослал мальчишку в военную школу на Сицилии. Я сам подбирал, по его поручению. Больше я не слышал ничего о Вите, но, кажется, он хорошо учился. Мартин при мне никогда не вспоминал о нём, разве что раз-другой спросил про оплату.
Карев озадаченно поднял глаза к небу. На фоне облаков, между рядами сверкающих стеклом небоскрёбов плыла жёлтая сарделька 'прыгуна'-такси.
- Может быть, Сато помогал работникам?
- Ха-ха-ха! - широкая стариковская ухмылка обнажила коричневые, стёртые зубы, - Вы, должно быть, не заходили в 'Интру', если такой вздор несёте. Став директором, Мартин сразу повысил зарплату, но отменил все субсидии и строго следил за этим. Никому и ни в каких случаях. Однажды, когда он был в отлучке, взял я 'грех' на душу - выплатил субсидию какому-то оператору на лечение жены.
- Вы?
- Я. Тогда главой профсоюза был Герт, умный малый. Он-то со мной и потолковал. Объяснил, что сотрудники недовольны, и как они намерены действовать, если Сато этому оператору откажет. Как на совет станут давить, со СМИ работать... Грамотно объяснил. А в ту пору среди учредителей были те, кому новый директор очень не нравился. Понял я, что есть риск для Мартина. Небольшой, но есть. Вот и выплатил оператору через бухгалтерию. Ну и влетело же мне от Мартина, когда он вернулся! Как же он бесился из-за несчастных пяти тысяч! А ведь на пользу пошло, больше уже никто заикнуться бы не смог, что мы работникам не помогаем. Но Мартина всё равно крутило. Как и тогда, с похоронами мужа Марго. Я уж и на совет кивал, и на общественное мнение. Еле уломал. А он же потом целый месяц изводился, что я его по миру пустить хочу. И, наконец, пустил по миру меня. Видимо, в целях самозащиты. Я, конечно, преувеличиваю малость... побарахтался я ещё несколько лет, прежде чем в руки соцлужбы ухнуть. Но под горку-то всё же дружок меня толкнул.
Старик замолчал, со странной улыбкой вглядываясь в магазин на той стороне безлюдной улицы. Карев продолжал нависать столпом, ошарашенно моргая.
- А ведь сквозила у меня тогда соблазнительная мыслишка, - договориться с Гертом, да сообща скинуть Мартина. Теперь, глядишь, он бы вместо меня здесь торчал, на свежем воздухе, так сказать, - старик дёрнул щекой и прокашлялся, - Но жалко его как-то стало. Всё-таки вместе учились. Вместе в университетском сквере пиво пили. Не то, чтобы Мартин злой был с самого начала, просто не знал, как себя с людьми вести, боялся людей. Он и с племянником-то, может, хотел и хорошего, да не знал, как надо. Ну а потом, когда уже до верхушки долез... Чего уж говорить, власть и не таких разлагала. Да ещё в том беда, что ничего в жизни Мартин не любил, кроме дурацких картин этого Са... Са...
- Савушкина. - пробормотал Павел.
- Точно! У него прям страсть была. Помню день, когда она родилась. Потащились мы как-то в галлерею, девок клеить, ждём их, бродим, болтаем - и вдруг замер он, ни с того, ни с сего. Смотрю - уставился в какую-то ерунду, вроде нарисованного башмака. И стоит, прям не оттащишь. Чего уж там он углядел, не знаю. Но ещё тогда, помню, сказал, что все картины этого Савушкина обязательно приобретёт. И сдержал, значит, клятву молодости. Когда я увольнялся, он оплатил последнюю, оставалось только привезти. На что Мартин только ни шёл, чтобы заполучить очередную безделушку! Тут он не жалел никаких денег. А если кто противился, то уж совсем крут становился... Не сам, конечно, со специальными людьми договаривался. Вроде, никого не убили, но жизней запороли порядочно. Одного мелкого банкиришку помню, тоже, вроде, как коллекционер. Никак не хотел продавать какую-то лысину на холсте. Мартин проконсультировался кое с кем, провёл пару операций, и банкир одним прекрасным утром проснулся разорённым и с кучей долгов. Приполз на коленях к Мартину и картину принёс. Тот купил, но уже... за полцены! Чтоб другим неповадно было. Я потом, когда сам опустился на дно, встретился с этим банкиром. Не выдержал человек, съехал с катушек. Семью бросил, из малогабаритки, куда его соцслужба поселила, сбежал. Бродяжничает теперь где-то рядом с 'Интрой'. Местная достопримечательность, у нас вообще таких мало. Можете найти, растрёпанный, обросший весь, с бородавкой на носу, околесицу всё время несёт... Ах, да, я забыл: Вас такие вещи не интересуют. Не по Вашему ведомству. А по Вашему... Не знаю, не могу вспомнить. Поговорите с Марго, может, она что из детства Мартина упомнит, сестра как-никак. Навестить её, что ли, вместе с вами? - старик лукаво прищурился, - Интересно, вспомнит ли старого друга, который утешал её во время командировок Роберта... Хех... Что ещё? На 'Интру' сходите, как знать, не учудил ли Мартин после моего ухода какого-нибудь доброго дела. Но это вряд ли... Совсем он от всего закрылся, единственное окно в душу оставил для картин этих... Хотя... - Хотеенков вдруг стал серьёзен, - кабы он сидел сейчас на моём месте, то я, гляди, был бы на его? И сейчас меня бы дознавали? Ну уж нет. Так лучше. - и старик, наклонившись к банке, выгреб из неё купюры.
* * *
Всю дорогу до дома, Павел остывшим взглядом скользил по крышам высоток, проплывавшим внизу. Вот и всё. Как говорится: следствие зашло в тупик. Вспыхнуло, правда, на миг подозрение, что Хотеенков попросту лжёт, чтобы отомстить Сато. Но волевым усилием пришлось его отбросить. Не мог он лгать. Старик рассказывал даже без вопросов. Да и ответы его уже никак не способны повредить Сато... А вот ему, Кареву, ещё как способны! Не найти ни одного доброго дела - вот и минус в послужном списке. Наберётся их три - и прощай следственная работа. Что там небритый викинг с 'Интры' говорил про безработицу? Теперь он видел воочию: грязная одежда, вонь, банка из-под ананасов и пустая улица... Или банкир тот с мусорным пакетом... Сердце сжалось, когда Павел подумал о том, что станет с Инной...
Нет, это невероятно! Чтобы все добрые дела сложились случайно, помимо воли человека... Но вдруг как-то некстати вспомнилось совершённое им самим 'спасение полковника Сато'. За которое он готов получить орден и всю жизнь пользоваться привилегиями, и раз за разом повторять ложь об этом, строя счастье на лжи, и распространяя всё ту же гибельную черноту вокруг себя, что так явно нарисовалась в бреду.
'Ну и что?' - зашептал чей-то голос в голове, - 'Ведь на самом же деле спас. Какая разница, случайно, или нет? А Хотеенкова... просто выбросить из головы. Отчёт-то уже почти готов. Кто узнает? Кому какое дело до того, кем был этот Сато? Правды ведь в любом случае не узнаешь. Все эти отчёты, даже о Кайрондере, не условность ли? В душу ведь никто не лез. Беллетристика одна. Так не лучше ли выбрать ту версию лжи, которая не поставит под удар семью?'
'А как же настоящая истина?' - мысленно ответил Карев, - 'И тот мир, где она яснее ясного? Ведь и меня, придёт время, будут расследовать. Если не здесь, на 'предпоследнем дознании', то уже там, на последнем?..'
'Да будет ли оно ещё?' - зашипел голос, - 'Оно далеко, а беда близко. Себя не жалеешь, так хоть о жене подумай! Или твоя гордость важнее её счастья?'
Карев опустил голову и уткнулся в ладони. Вспомнилось отчего-то - сапоги по бокам, полутёмный салон, накрытый серой тканью труп... 'Я уже как-то лгал...'
* * *
Петрович слушал молча, подперев кулаком квадратную красную морду и спокойно шаря по лицу собеседника взглядом узких серых глаз.
- Ну вот что, Павел, - заговорил он, терпеливо дослушав до конца, - О геройстве твоём позже поговорим. Твоя профессиональная несостоятельность меня заботит больше. Ты отчёт принёс? Хотя бы черновик?
Дрожащей левой рукой Карев протянул широкое металлическое кольцо. Петрович принял, зачем-то посмотрел на свет.
- Здесь всё?
- Всё, что видел и слышал.
Петрович поднял кольцо к голове и прикрепил за ухом. Несколько минут невидяще смотрел перед собой. Кареву, по ту сторону стола, оставалось лишь нервно дёргать левый ус, пригибать подбородок вправо и вниз, приподнимать брови и отчаянно бороться с мыслью бросить всё, вскочить и уйти.
Наконец, короткие, широкие пальцы отлепили кольцо и бросили на стол. Взгляд начальника приобрёл осмысленность, стал насмешливым.
- Ах, дурак ты, Павлик, дурак! Всему-то вас, молодёжь учить надо! - Петрович довольно откинулся в кресле, - Что Халл, что ты... Сато твой без ума от картин Савушкина был, верно? И все их таки собрал? Только одну, уже оплаченную, ещё не успели подвезти?
- Да... - осмелился проговорить напряжённый Карев.
- А оплатили её ещё при Хотеенкове, которого выгнали пятнадцать лет назад! Какой же это фанатичный коллекционер будет ждать пятнадцать лет, пока привезут уже оплаченную, и столь вожделенную картину?
Павел молчал, глупо хлопая глазами и уставившись на начальника.
- Ох-хо-хо! Всё приходится делать самому! - выдвинув компьютер, Петрович навис над ним, бегая пальцами по сенсорным клавишам, - Та-а-ак, у кого он купил эту мазню?
Карев замер, навострившись. Внутри зашевелилась смутная догадка.
- Некий Александр Якимов. - провозгласил начальник, читая с экрана, - Работает таксистом. Интересно, откуда у таксиста деньги на такую картину? Ого, раньше был обеспеченным человеком. На покупку 'Руки' Савушкина истратился до гроша. Ещё один фанатик! Только, в отличие, от Сато, нищий. Смотрим дальше. Живёт в двухкомнатной халупе. Там же прописана Марфа Черниловская, его тёща. А вот это уже интересно: госпожа Черниловская перенесла дорогостоящую операцию аккурат через неделю после того, как Якимов продал картину Сато. Любопытно, твой сухарь отвалил двадцать тысяч, а картина так и осталась у таксиста.
Память вдруг всколыхнули лица, образы... 'единственное окно в душу... и через это окно - увидеть того таксиста в момент, когда он от своей картины отказывается... ради тёщи... вот она, тайна исповеди... пятнадцать лет...'
- Я знаю. - улыбнулся Павел, - Я знаю, почему он так сделал. Я видел этого таксиста...
- А теперь скажи мне: конечно, Мартин Сато мерзавец, как и все мы, но разве это - не то дело, которое ты искал и должен был найти? Когда человек отказывается от своей выгоды и своей страсти ради счастья другого - разве это не подвиг? Ну что, дальше тебе разжёвывать, или сам разберёшься?
- Спасибо, Викентий Петрович! Дальше я сам! Вы - гений!
- А вот это ты брось! Переговори с таксистом, и завтра подашь нормальный отчёт. А Орден Мужества ты всё же получишь. И не спорь. Для того, чтобы признаться в собственном бессилии и отказаться от незаслуженного, но лакомого куска, тоже нужно мужество. И не малое. К тому же... - Петрович заговорщицки улыбнулся, перегибаясь через стол, - если окажется, что ты не герой, придётся инициировать 'чёрную' комиссию... которая будет разбирать вопрос ответственности того, кто послал тебя на Тират. А зачем нам это надо?
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"