У БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Давно ли стадо пас в лугах
и к стойлу гнал по броду!
И вот в солдатских сапогах
толкусь в толпе народу.

Толкусь, тоскуя о жене,
о малолетних детях.
Не галок видеть на стене,
а кур бы на поветях!

Мне пойло б наливать хряку
в дубовую колоду!
Верёвку б ладить к бастрыку!
А я - в толпе народу.

И воспитание детей,
и всё хозяйство наше
теперь лишь на одной на ней -
старательной милаше.

Хоть пятеро детей у нас,
но план у военкома,
а для военных план - приказ:
я увезён из дома.

Впервой я в городе, впервой,
причём, в чужом, в немецком.
Мне тошно тут, я сам не свой,
я в настроенье мерзком.

Что мне Берлин? Собор, забор
и прочие постройки.
Мне б с лошадьми тянуть во двор
возище за постромки!

Ах, как во двор вплывает воз
травы душистой с Мокши!
По вечерам плясал колхоз
под звон моей гармошки.

Не те тут девушки, не те,
хоть, правда, и не клуши,
как наши, и не в нищете,
но всё же наши лучше.

Тут пляшут - сухи. С наших - пот:
при пляске у колодца
русачка и журавль собьёт,
а с такта не собьётся.

Румяней наши, здоровей
и веселей, и проще:
здесь, как сельдей, коптит людей
бензиновая площадь.

На ней смешней самих чертей
кокетки с кобелями.
Взгляд ворочу и от церквей,
чудных - не с куполами.

Увидев их, я не крещусь:
и храмы, да не наши.
Хоть изуродована, Русь,
но ты церквями краше.

Ни образов, ни алтаря,
но возле церкви свято:
хоть и вечерняя заря -
ни свахи нет, ни свата.

А возле кирхи жизнь грешна,
тут фото кажет сводня:
"Зольдат! Вам деффушка нужнья?
Пойдём, пока свободнья..."

Я взгляд от ню стремлю к стене,
что взгромоздил Никита:
не к "деффушке" бы, а к жене,
легко ль одной с детьми-то...

1964.