В свои 18 лет Михаил был все еще мальчиком и в прямом и в переносном смысле этого слова, несмотря на то, что он выпивал, курил и матерился, как сапожник, однако он по-прежнему был девственником и предавался только тайному своему пороку, а вернее тому действу, которое в народе прочно получило вполне определенное название - онанизму, что и говорить, но рукоблудие Мишке нравилось, в те минуты, когда он оставался наедине с самим собой, он, по-настоящему и вполную меру, мог почувствовать то неземное наслаждение и блаженство, которое приносило ему это самое занятие. Мишка мог бы поклясться, что этим занимаются абсолютно все ребята из его двора, но признаться в том, что он - онанист, Мишку не заставили бы даже под пытками.Так мирно и в то же самое время порочно и таинственно протекала его жизнь, пока Мишка не встретил Иринку. Ирка была девчонка боевая и очень любопытная, она с большой охотой предавалась различным авантюрным приключениям, совершенно не беспокоясь, хорошо это или плохо, и Мишке было с ней легко и просто, он почти не видел в ней девчонку, а скорее своего рубаху-парня, своего кореша, который был свой в доску, и с которым ему, Мишке, было весело и хорошо.
На исходе дня, ближе к вечеру, Ирина и Мишка отправились на лесную речушку, покупаться и позагорать, событие привычное и обычное. Ничего ни плохого и ни хорошего не сулила эта прогулка для обоих, но только не сегодня, в волю наплескавшись в воде, они усталые и довольные растянулись на бережку, подставляя свои тела ласковому и теплому вечернему солнцу. После купания Иринка как-то внимательно посмотрела на Мишика, когда они устраивались на песочке, а может ему это только показалось, как знать. Только первый раз Мишки стало необъяснимо неудобно и приятно от того, что так нагло и в открытую на него, особенного, чего там лукавить, на его плавки, смотрела Иринка. Было во всем этом что-то привлекательное и пугающее одновременно, Мишка интуитивно прикрылся ладонями, в плавках начинал поднимать свою голову его дружок, и Мишка зарделся, словно девчонка, покрылся алым, пылающим румянцем и засмущался, Иринка же просто, как ни в чем ни бывало, отвернулась от него и стала смотреть куда-то в небо.Так они провели какое-то время молча, говорить не хотелось, каждый думал о чем-то своем, Мишки ужасно захотелось, чтобы все это повторилось снова, но он стеснялся, сам не понимая чего. Вобщем-то стесняться Мишке, собственно говоря, было абсолютно нечего, у него там был такой предмет, что огого! Во всяком случае так говорили его друзья, когда ненароком видели его друга в туалете. Но он чувствовал, что во всем этом есть что-то запретное, приятное, но запретное, этакое табу, особенно у нас, в России, иногда, когда он слышал разные истории от парней, как они были с девушками, самому Мишки становилось настолько неизъяснимо приятно и хорошо, что у него голова шла кругом, и тогда он торопился куда-нибудь укрыться, спрятаться, чтобы там, наедине, предаться этому сладостному пороку, которому он в последнее время уделял много, слишком много времени.
Но вот Иринка повернулась к нему опять и пристально, не мигая, посмотрела на него, Мишки стало жарко, он покрылся испариной и напряженно ждал, но снова ничего, только взгляд, толоько этот пугающий, внимательный, немигающий взгляд - и все, больше ничего, у Мишки перехватило дыхание, ему стало так хорошо, как никогда не было, ему хотелось чего-то такого, необъяснимого и запретного. Мишка с тоской смотрел на Иринку и понимал, что он должен, нет, просто обязан что-то сделать, как-то поступить, но что и как он не знал, а потому ему было тоскливо и одиноко.
- Пойдем в кусты, - вдруг предложила Иринка, она легко вскочила на ноги и увлекла за собой Мишку, и Мишка поплелся за ней, не понимая, для чего они идут туда, что им там делать. Иринка первая забежала в ближайший кустарник и поманила его пальцем, он, понуро опустив голову, послушно поплелся к ней, но едва он приблизился, как ее руки-змеи плотно обхватили его шею, и жаркие губы прильнули к его губам, она его поцеловала, и от этого поцелуя кожа Мишки враз покрылась мелкими пупырышками, ему стало так приятно, что голова готова была покатиться по песку, поцелуй был короткий, слишком короткий, чтобы Мишка мог им вполне насладиться и почувствовать его вкус, но длинным, по-сумасшедгему длинным, чтобы в плавках Мишки не стало вдруг тесно, даже слишком тесно. Мишка был поражен, ему было хорошо, и он стоял перед Иринкой и глупо улыбался. Ирка смотрела на него долго и изучающе:
- А хочешь, - почему-то зашептала Иринка, - хочешь я тебе, - она не докончила и посмотрела на Мишку, Мишка, затаив дыхание ждал, он проклинал в душе робость и стеснение, котрые свалились на него вдруг, он стоял и ждал, тоже мне кавалер-ухажер, корил себя Мишка.
Иринка оттянула резинку его плавок, и рука-змея проползла внутрь, Мишка втянул живот и вытянулся по стойке смирно, он не дышал, ему было так приятно, что его сердце готово было выскочить из груди, а пот градом катился по спине, столбняк Мишку не отпускал, не отпускал и тогда, когда Иринка медленно, очень медленно и осторожно потянула его плавки вниз, когда его дружок выпрыгнул на волю, когда она помяла его в руке и ....
Но здесь мы прирвем наше животрепещущее описание, дабы не сделать наше повествование порнографией. Скажу только одно, что после этого купания на лесной речушки, Мишки не пришлось долго, даже очень долго заниматься детством.