Мне крупно не повезло, даже совсем не повезло, вот так запросто взял и откинул коньки, Боже, за что мне все это, почему именно я, как будто никого друго больше нет, и главное отчего отбросился, от простого перепоя, хватил лишку и все, пипец, не зря жинка все время твердила: Бросай пить, черт окаянный, подохнешь, вот и подох. Я уныло плелся по облокам:
- Эй, парень, погодь, я смотрю ты тож новенький? - ко мне пробирался сквозь кучевые облака мужичок, лет так 50. "Вот поди ты - тож помер, как и я" - подумалось мне, а вслух сказал:
- Чего тебе, мужичок?
- Я это того не знаю порядков здешних, оттого и пугаюсь, а вдвоем все веселей, согласен?
- Согласен, - как странно устроен человек, уж вроде и помер, а все чего-то опасается, пугается, сомневается, видать натура эта с нами навсегда.
- Как думаешь, пожрать дадут? Я перед кончиной не успел, инфаркт и пипец, откинул коньки, - мужичок противно рассмеялся.
- Не знаю, - пожал я плечами, - Какая теперь в попу разница, разве покойник чувствует голод? - к своему удивления, и я заметил, как засосало предательски у меня в животе, заурчал кишечник, мать честная, и мне жрать охота - вот напасть-то. "Неужели и здесь голод есть?"- пронеслось в мыслях.
Мужичок тем временем семенил рядом и заглядывал мне в лицо, похоже он пытался найти ответ на кучу вопросов, только не знал, каких именно.
- Как думаешь, - прервал он короткое молчание, - нас в рай или в ад определят?
А действительно, куда нас? - подумалось и мне тож. Вроде для рая жизнь моя не тянет: пил, матерился, якшался с женщинами, бывало, что там прикидываться, все одно помер, и воровал на заводе - и вообще вел совсем не ангельский образ жизни, но с другой стороны для ада тож вроде грехов маловато: Родину не продавал, никого не убил, всегда был порядочным и законопослушным гражданином, взносы аккуратно платил и деньги приносил в семью, так куда нас и впрямь?
- Лучше бы в ад, - мечтательно произнес мужичок.
- Это почему ж в ад лучше? - возмутился я.
- Чудак-человек, в аду нам привычней, как-то сподручней, и опять же, если верить всем этим сказкам и басням, так в аду свободы больше, там все позволительно..- Я не дал ему окончить:
- А как же муки разные, пытки там всякие за грехи и провинности человека? - вставил и я слово в его измышления.
- Какие провинности, какие грехи? Ты что сдурел? Тебе мало было всяких провинностей и грехов дома, на земле?
Что верно, то верно, этого добра хватало с избытком. Я вздохнул, доводы мужичка оспорить было трудно. Мимо нас, шумно махая крыльями и вызывая небольшое завихрение воздуха, куда-то пролетели два ангела, они строго посмотрели на нас и приложили указательные пальцы к губам - знак молчания.
- Видать на дело полетели, - прокомментировал мужичок.
- Помолчи уж, видишь стражи небесные недовольны, - попытался призвать я его к порядку.
- Вот так всю жизнь: дома жена - молчи уж, дети - молчи что ли, на работе - заткнись, а где поговорить-то можно? - возмутился мужичок. - Все только рот затыкают, а может я говорить хочу, я все же человек.
Я смерил его призрительным взглядом, тож мне человек, метр с кепкой, а туда же в человеки лезет, и откуда столько наглости?
- Обидеть хочешь? - догодался мужичок, - Обижай, меня обидеть легко, кто только не обижал Петровича, - и он смачно сплюнул на облако, плевок не удержался на краю и сорвался вниз. "Интересно, кому эта гнида плюнула на лысину?" - подумалось мне. Мужичок шмыгнул носом:
- Ты никак меня разжалобить хошь? - спросил я и остановился.
- Даже и не пытаюсь, знавал я таких, как ты - алкашей, им все по барабану, для них нет ничего ценного, они готовы за стакан мать родную продать, им, как только выпьют - море по колено, им только форс держать нужно, они...- тут моя душа не выдержала, и я со всей дури вмазал мужичку в нюх, чтобы знал значит, как порядочных людей презирать и обижать. Мужичок охнул и присел на облако, словно отдохнуть собрался, я же растерянно смотрел на него, а потом от обиды такой, а главное от злости, что я, вот так ни за что ни про что взял и помер, сел на облако и заплакал, и было мне жалко и обидно за самого себя, жалко и мужичка ентого, который теперь со мной вместе пропадает, и жалко весь свет белый, и горько мне было несчастному и противно, ну почему, Господи, живем мы так плохо, почему, ты, Боже, лишил нас милостей своих, за что?
Тем моментом мужичок поднялся, отряхнулся, подошел ко мне и потряс за плечо:
- Паря, ты чего? Вставай! Ты меня-то слышишь?
Открыв глаза, я увидел родной моему сердцу проспект и дома, столь любезные моему взору, а рядом со мной стоял мужичок, лет 50 и тряс меня за плечо, Боже, хорошо-то как...