Аннотация: В которой два друга сетуют на несправедливость нашего мира, а мы узнаем некоторые интересные подробности из их прошлого.
4 мая 1762 год. После полудня. Кабак "Овца и Барин".
Было это четвертого дня месяца мая в году 1762 от рождества христова. В столице великой Российской империи городе на реке Неве Санкт-Петербурге. Весна в том году выдалась теплая, однако погода имела чудесное свойство резко меняться. Вот солнце в зените жарит не слабее июльского, а через четверть часа уже тучи и ливень льет как из ведра, погружая столицу во мрак, но вот погода вновь меняется и рыжее солнце, играя на небосводе, отражается в чистых лужах на мостовой. В такие моменты улицы значительно оживали, город словно просыпался ото сна. Дамы в пышных платьях с зонтами, не торопясь, прогуливались по площадям и паркам, в сопровождении вальяжных господ, в дорогих и не очень жюстокорах. Отряды солдат и гвардейцев, под стук барабанов, маршем проходили вдоль набережных. Дети всех сословий играли вместе, резво бегая по лужам, тем самым вызывая недовольство взрослых. Чиновники и купцы спешили по делам, а мещане суетились, занимаясь всевозможной обыденной деятельностью.
В один из таких светлых моментов, в послеобеденное время, когда ливший с утра дождь внезапно прекратился, а мокрые улицы залились теплыми солнечными лучами. В небольшом кабаке на левом берегу Малой Невы недалеко от здания биржи, за вторым столиком у окна два молодых человека, вели беседу, разбавляя её малой крепости французским вином. Один был одет в форменный китель магистрата академии наук, имел длинный нос с горбинкой, на котором очень удобно сидело золотое пенсне, и длинные тонкие усы, его густые темные волосы были зачесаны назад и собраны в тугой хвост, фиолетовой лентой. Второй же выглядел совсем юно. Голову его покрывали, темно-русые, вьющиеся волосы, закрывающие уши, плавные черты, чрезмерно бледного лица, низкие тонкие брови и правильной формы нос с широкими ноздрями. Он был довольно красив собой, по таким довольно часто тайно воздыхали десятки молодых девиц, тем не менее через всё его лицо проходила черная повязка, закрывающая левый глаз, аки у старого пирата, которая выглядела совершенно ни к месту на этом симпатичном молодом лике.
- Игорюш, ну как тебе столица? - спрашивал старший, накручивая ус на кончик пальца.
- Не так как я себе представлял. - расплывчиво ответил юноша.
- Чем же вы неудовлетворенны ваше благородие? - ехидно ухмыльнулся молодой человек в кителе ученого.
- Даже не знаю. - пожал плечами одноглазый. - Быть может тем, что Петербург встретил меня промозглым дождишкой, что после солнечной Москвы, было весьма неприятно, а ведь я даже плаща не взял. Иль тем как обошелся со мною ваш напыщенный дурень обер-полицмейстер. Иль может тем, что нас с тобой Иван Карлович, поят дешевым винцом с северного Кавказа, выдавая его за дорогое французское вино.
Носатый громко засмеялся и похлопав товарища по спине, заявил:
- Ну плащ мы тебе купим и не один, я ведь теперь официально состою в первой купеческой гильдии, дождь уж минул, погода разгуляется и к вечеру про него и не вспомнишь. С винцом ты верно подметил, всё же я уж больше года, хожу в это заведение и признаться лишь недавно прознал о надувательстве. Сначала я был взбешен и даже зарекся не приходить сюда, но посетив с десяток других заведений и опробовав с полсотни прочих французских вин пришел к выводу, что лучше туташнего пойла не сыскать. А ты Игорюша с глоточку определил, что не из франции винишко то, в который раз я поражен твоим талантом.
Игорюша лишь состроил гримасу, мол тьфу ты было бы чему удивляться проще пареной репы.
- А вот про дурня обер-полицмейстера, ты будь добр поподробней расскажи. -расплылся в широкой улыбке Иван Карлович Кукушкин, именно так звали молодого человека в синем кителе и был он андъюнктом по кафедре химии и прикладной медицины при академии наук, в чине коллежского секретаря, и относился к купеческому сословию.
- Ну что сказать прибыл я рано утром и велел извозчику сразу направляться к главному управлению полиции.- Начал рассказ юноша, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. - После почти двух суток тряски в карете, мне не терпелось наконец покинуть душную коробчёнку. При всём том раздражению моему не было предела, когда выбравшись на свежий воздух оказался я по самые щиколотки в грязевой луже. Первый день в столице начинался совсем не так как хотелось, а как известно по закону подлости всё должно было становиться только хуже. И вот преодолевая нарастающую ярость, и месиво под ногами из грязи и лошадиных катяхов, добрался я до входа в управление. Где мне преградил дорогу небритый городовой, от которого пахло не лучше чем от моих испачканных башмаков. Не стану пускаться я в описание того, каких усилий стоило мне убедить сего доблестного блюстителя порядка впустить меня внутрь, скажу лишь, что заняло это не меньше четверти часа, а узрев в моих руках письмо с печатью Московского университета, безграмотный остолоп лишь пожал плечами и сказал "Печать то не императорская". И вот промокнув до нитки и окончательно растеряв весь бодрый настрой, с которым выезжал из Москвы, добрался я значит до кабинета обер-полицмейстера некоего Скрипицкого Владислава Зиновьевича, где седовласый секретарь попросил меня ожидать, ибо его высокоблагородие занят-с.
Рассказчик закатил глаза и отпил немного вина, а Иван Карлович нетерпеливо замахал руками.
- Ну и что же дальше?
- Промявшись еще с пол часа под дверью кабинета, мне таки позволили пройти. Надо ли говорить, что Начальник столичной полиции выглядел совершенно не так, как я себе его представлял. Сутулый, невысокий голова лысая, что куриное яйцо, а голос его похож на карканье старой вороны.
- Да с Владиславом Зиновьевичем я знаком, не томи, давай уже ближе непосредственно к вашему разговору?
- Ну я значит всё честь по чести говорю мол, звать меня Игорь Павлович Рубахин, слушатель Московского университета, отличник, возведен в чин коллежского регистратора по запросу Московского Обер-полицмейстера. А он молча слушает и головой кивает. Ну я ему сую значит письмо за подписью Иван Иваныча директора нашего университета о просьбе в содействии и помощи с трудоустройством некоему коллежскому регистратору Рубахину Игорю Павловичу, то бишь мне, он письмо взял, читает и всё кивает. А потом листок откладывает в сторону и невозмутимо так спрашивает: "Так с чем пожаловали сударь?". Меня аж дрожь пробрала. Ну я собрался, мысли урезонил и напрямую говорю ему: "Работать хочу у вас в сыскной палате, душегубов ловить да казнокрадов, ремеслу обучен, Московская канцелярия не раз меня к помощи призывала, так я помогал и не без результатно, хотите запрос в Москву пошлите?" Заулыбался так не по доброму и молвит "А к нам почто? Неужто в Москве всю преступность извели?". "Вот скотина" думаю, а сам молчу. Он встал руки за спину заложил и такой важный по кабинету туда сюда, туда сюда, как маятник. Остановился и говорит: "Мда душегубов да казнокрадов ловить дело вестимо хорошее, да только у нас своих таких молодцев хоть отбавляй, на каждого душегуба да казнокрада по три ловца таких, и все обученные да с грамотами". Ну я только слово вставить хотел, а он подошел ко мне, смотрит снизу вверх, и спрашивает "Что с глазом?" "Бандитская пуля" отвечаю. Заулыбался и говорит: "Вы юноша чем-то приглянулись мне, поэтому приму вас на работу". Ну у меня на сердце отлегло, да как оказалось вотще. Обер-полицмейстер сел за стол достал бумагу и перо, бубнит "Определю вас для начала в городовые, будете за порядком следить, за чистотой, мусор верно сам себя тоже не уберет, а через пару тройку лет глядишь и до постового дослужитесь"
- Ха ха ха, - громко засмеялся адъюнкт академии наук. - Ну Зиновьйч, ну лис.
Неудачливому студенту было совершенно не до смеха, строго посмотрев, своим единственным голубым глазом, на хохочущего товарища, он продолжил рассказ:
- Я ему говорю "Простите но как же письмо, неужто просьба Иван Иваныча для вас ничего не значит?" отвечает "Как же не значит? Значит. Иван Иваныча я уважаю и коли не письмо его давно бы взашей вас гнал юноша". Мне в тот момент сквозь землю провалиться хотелось. Вот думаю и съездил в Петербург, сидел бы в своей Москве да худа не знал, куда понесла дурака нелегкая. "Ну дайте шанс" говорю "будьте человеком, не пожалеете коли к серьезному делу приставите". А он невозмутимо так отвечает: "Так я вам Игроь Павлович и даю шанс, работайте на благо Петербурга, трудитесь не покладая рук и будете вознаграждены по заслугам, а дело любое серьезного подхода требует будь то поимка убийцы или же уборка мусора, иначе и делом бы не называлось". Вобщем плюнул я и ушел прочь махнув рукой.
Кончив, Рубахин осушил кубок, подумал, что кавказское винцо и правда не дурно и может посоперничать даже с парочкой именитых французов.
- Да уж. - вздохнул Иван Карлович. - А ведь это древнее проклятье России.
Игорь Павлович поднял вопросительно брови.
- Да да с древних времен, глупость и невежество правили государством. - с умным видом заговорил Кукушкин. - Если в Европе церковь диктовала условия правителям и строго ограничивала их власть, то нас такая беда миновала. Однако иного рода проблема была. Россия матушка с начала времен находилась в непрерывных войнах да конфликтах, а посему сложилось таковое мнение, что коли ты меч в руках держать не можешь, так ты и не человек, копай землю всю жизнь да боярина почитай. И к чему это нас привело?
Рубахин пожал плечами.
- К деградации мой дорогой, к деградации. Пока церковь жгла еретиков в европе, у нас глупый принцип тормозил прогресс. И вот на дворе уж восемнадцатый век. Эпоха просвещения. - Иван Карлович сделал особый акцент на слове просвещения. - А наука по сути то ни кому и не интересна. Крестьянину плевать на науку ему бы урожай собрать в срок, ремесленнику чихать на нее ему бы горшков побольше обжечь, дабы дворянину высокородному, которому наука к слову тоже не интересна, было куда мочиться ночью.
- Ну это ты преувеличиваешь Иван. - возразил Московский студент. - по твоим словам так образованных людей в России и вовсе нет.
- Аааа. - махнул рукой Кукушкин. - Вся их образованность ограничивается манерами да этикетом, ну знанием пары языков, в некоторых случаях. Обществу же нужно постоянно развиваться, а не передавать из года в год, одни и те же опостылевшие традиции.
- Ты забываешь про Академию наук, про тот же Московский университет, не мало в их стенах взращивается молодых дарований.
- Да, не мало. Но и тут есть свои подводные камни. Первый из них - это то, что в сравнении с населением Российской империи, выходцы из академии и университета, да и из прочих учебных заведений государства это песчинка в бескрайней пустыне, знаешь ли ты, что более девяноста процентов граждан России остаются безграмотными до самой смерти. И тут мы плавно переходим ко второму камню, я бы даже сказал булыжнику - это сословия, наибольшая часть тех же студентов это дворяне, возможно иногда дети духовников или купцов, а теперь представь Игорюша сколько Бахов, Вольтеров, Д"аламберов обречены на пожизненное возделывание земли, которая им даже не принадлежит.
Настала очередь Рубахина смеяться над товарищем.
- Я понял вашу позицию Иван Карлыч. - с легкой насмешкой говорил он. - Свободу крепостным и всем образование. Ха, да как тебя с такими взглядами еще не поперли из академии.
- А у нас многие так мыслят. - с серьезным выражением заявил адъюнкт, глаза его пылали решительностью. - Ты же рассуждаешь, как старый консерватор и это третья проблема России. Кстати именно твоя проблема ведь только благодаря такому подходу, тебя мой друг сегодня пнули в управлении полиции. Страной правят глупцы закостенелые во взглядах, они не видят способностей молодых, и душат таких одаренных людей как ты Игорюша. Я так говорю потому, что знаю, повидал не мало гениев чьих начинаний не оценили по заслугам в России, их талант погибал, либо если везло чуть больше, и они бежали в Европу, где их принимали с распростертыми руками, расцветал. А великая Российская империя, в обоих случаях, теряла возможно нового Ломоносова.
- Ну, я положим зарывать своих талантов не собираюсь, да и за бугор пока не намереваюсь. Но так я и не Ломоносов. - Игорь Павлович, хотел увести разговор в другое русло? ибо чувствовал, что данная тема напрягает его собеседника.
В углу заиграл на скрипке безногий бородач, низким голосом запела чернавая цыганка, водя из стороны в сторону подолом своего ярко-красного платья. Выражение лица Кукушкина смягчилось, а глаза его вновь смотрели игриво и доброжелательно, поверх золотого пенсне.
- А почему нет? - весело сказал он. - Ты молод, умен, опять же судьба твоя один в один, как у Михал Василича. Вы оба из низших сословий, силой воли и тягой знаний пробились в общество. Посему я не отрицаю того, что ты дружище вполне может статься будешь новым Ломоносовым.
- Уж если кто и достоин такого титула так, то это вестимо ты Иван. О трудах твоих в области химии и медицины ходят слухи не только у нас в Москве, но уже и заграницей. Вот с месяц назад приезжала в университет делегация Лондонских академиков, после прочтения твоей работы "Об устройстве и секциях головного мозга" они пришли в восторг и всё повторяли "fantastic" да "new idea".
- Ах, Игорюша ты мне право льстишь. - слегка смутился Иван Карлович.
- По прежнему кличешь меня Игорюшей. - с легкой сердитостью молвил Рубахин. - А ведь я давно не тот мальчишка, коим был при первой нашей встрече.
- Прошу прощения Игорь Павлович, не серчайте-с. - состроив ироничную гримасу пропел Кукушкин. Но уловив строгий взгляд товарища, добродушно продолжил. - Ты ведь был совсем мальчонкой, когда мы познакомились, а я был как ты сейчас юн и упрям. Можешь сердиться, но для меня ты на век останешься Игорюшей.
В памяти отчетливо всплыли события прошедших лет. Родился и вырос Игорь в Москве в мещанской семье, Отец его был чернорабочим, а мать погибла, когда-то давно её он даже и не помнил. Зато отчетливо запомнил Игорь момент своей жизни, когда отец подрабатывал в городской библиотеке, тогда еще будующий коллежский регистратор был совсем ребенком, он часто приходил на работу к отцу и добрый бородач библиотекарь сажал, мальчика на колени и читал сказки всех народов мира. Тогда у малыша впервые пробудилась тяга к учебе, на удивление старика, он самостоятельно научился читать и писать в кратчайшие сроки. Игорюша рос и становился, все любопытней и умней, когда остальные мальчишки играли в войнушку, Игорь прибегал тайком к зданию университета и перелезал через ограду, дабы поглядеть на великих ученых мужей. Порою ему даже удавалось проникнуть в само здание учебного заведения, которое казалось тогда самым огромным дворцом во всем мире. А в редких случаях получалось попасть на какую либо лекцию, где, усевшись в большой аудитории за спинами слушателей, он с любопытством и восхищением, наблюдал за импозантным преподавателем, что вычерчивал на черной доске мелом непонятные символы, формулы и знаки.
Однажды жарким июльским днем, любознательный мальчонка, в очередной раз тайком проник, на лекцию по химии, которую почему-то проводил не пожилой профессор, а высокий юноша в блестящей, длинной мантии с золотым пенсне на крючковатом носу, поверх которого глядели два возбужденных пронзительных глаза. Преподаватель рассказывал настолько увлеченно, то пылко жестикулируя в воздухе руками, то расхаживая вдоль стола с пробирками и перегонными кубами, заложив эти самые руки за спину, что малолетний слушатель невольно вытянул худую шею, из-за плеча сидящего перед ним студента, и раскрыл рот.
- Вы!- вдруг, повысив голос, сказал химических дел мастер. Взгляд его был направлен на Игоря, который, с замиранием сердца, втянул голову в плечи. - Да, да вы молодой человек. - перст преподавателя, указывал в сторону перепуганного мальчишки. - Что же вы озираетесь по сторонам? Я обращаюсь к вам, не к призраку же право слово. Прошу встаньте.
Игорь поднялся со стула, колени его дрожали. Ну всё попался, думал он, а рассудок окутывал туман, что же теперь будет?
- Представьтесь. - потребовал преподаватель.
Растерянный мальчик молчал, шаря глазами по аудитории и оглядывая насмешливые лица, озирающихся на него холеных, дворянских сыновей.
- Молодой человек у вас есть имя? - терпеливо, повторил химик.
- Игорюша. - хриплым, едва слышным голоском молвил отрок.
Аудитория разразилась диким хохотом, голоса вторили друг другу, громким шепотом "Игорюша?", "Игорюша!", "Вы слышали Игорюша". Преподаватель звонко хлопнул по столу ладонью, зал затих.
- Игорюша значит. - задумчиво пробубнил он, кто-то вновь хохотнул, но тут же умолк.
Щеки будущего коллежского регистратора залились ярким румянцем, на лбу выступил пот, а левый, в ту пору еще целый глаз, задергался.
- Так батюшка кличет. - Как можно громче и уверенней сказал Игорь, однако голос его по прежнему предательски дрожал. - Для вас же Игорь Павлович Рубахин.
Аудитория вновь покатилась со смеху. В этот раз молодой химик, ударил по столу указкой, да еще гаркнул:
- Молчать! - терпеливо выждал, когда все окончательно замолкнут и спокойно продолжил. - И кто же ваш батюшка?
Врать не хотелось, да и такого не обманешь, думал Игорь. Опять же одежда выдает, да и за студента не сойду мал еще, но выхода не было, надо как то выкручиваться.
- Отца моего величать Павел Николаевич. - решил уклончиво ответить малолетний прохвост, да не тут то было.
- И кто же есть сей досточтимый сударь?- испытующе спросил преподаватель.
- Купец с Киеву. - уста Игорюши опередили разум, а лицо его залилось алым еще сильнее, от такой наглой лжи.
- Значит Киевский купец. - медленно повторил дотошный академик - А не лукавите ли вы молодой человек?
- Нет-с. - опустив взгляд ответил Игорь, на глаза наворачивались слезы. Хотелось просто сломя голову ринуться к выходу, но ноги почему-то не слушались, и он продолжал стоять словно языческий истукан.
Кто-то вновь засмеялся, послышался презренный, удивленный, насмешливый шепот со всех сторон. Преподаватель прищурил глаза и громко воскликнул, перекрикивая аудиторию и тем заставляя слушателей притихнуть:
- Что ж Игорь Павлович, вы внимательно слушали лекцию?
Сглотнув, Игорюша едва заметно кивнул.
- Тогда расскажите пожалуйста о Корпускулах и состояниях эфира.
Отерев внешней стороной ладони слезы, Игорь чуть слышно начал:
- Корпускула или партикула, есть ни что иное, как частица эфира микроскопических размеров и массы, наименьшая часть химического элемента являющаяся носителем его свойств. При своей единости корпускула так же состоит из суб частиц, количество, масса и состав которых и влияет на основные физические и химические свойства элемента.
Он говорил без запинки, не медля и не мыча в задумчивости. Голос его с каждым предложением становился все громче и уверенней. А в голове всплывали слова, сказанные ранее, молодым преподавателем, многое из того, что изрекали уста Игоря, было не понятно для него, он просто вспоминал и повторял. Так не заметил он, как голос в голове с молодого переменился на старческий, - это вещал престарелый профессор Скибинцев, которого за глаза называли алхимиком и колдуном, его лекцию о химических элементах человеческого организма, слышал Игорь, когда-то давно. И маленький мещанин вторил гласу в своем челе, соблюдая интонацию и даже порой причмокивая, аки старый профессор. Преподаватель стоял не шевелясь и внимательно слушал. Студенты тоже молчали, лишь иногда удивленно и тихо тихо перешептывались.
Прервал Игоря звон колокола, что извещал о завершении лекции.
- Все могут быть свободны. - громко заявил ученый муж. - А вы Игорь Павлович задержитесь.
Когда студенты удалились, не переставая оглядываться на удивительного мальчишку, преподаватель препроводил Игоря в небольшую каморку, за аудиторией и к великому облегчению не стал наказывать нарушителя, а совсем наоборот, усадил паренька в мягкое, хоть и потрепанное кресло и дал большой, посыпанный пудрой пряник, в который голодный мальчик жадно вгрызся зубами. Ранее он ни когда не ел настоящий пряник и не удивительно стоил такой недельной отцовской получки. Себе же химик налил меду из чарки и пригубив, добродушно заговорил:
- Я сражен твоим талантом Игорюша, насколько я могу судить ты обладаешь феноменальной памятью, вестимо ты и половины сказанного не понимал верно?
Игорь лишь жевал да кивал. А преподаватель не унимался. Так отрок узнал, что юного педагога зовут Кукушкиным Иваном Карловичем, он и сам совсем недавно был студентом, одним из лучших выпускников столичной академии наук и любимчиком Михаила Васильевича Ломоносова, это имя в стенах университета звучало довольно часто. А теперь вот приехал молодой ученый в Москву набраться опыта, да практики в преподавательской деятельности.
С того дня беспрепятственно посещал Кукушкинские лекции Игорь Павлович, чем первое время вызывал возмущение и удивление прочих более старших, по возрасту и сословию, слушателей. Всё ж таки и они быстро привыкли и приняли талантливого мальчугана как своего. Многому обучился за эти дни маленький гений, а когда уезжал, Иван Карлович преподнес Игорю великий подарок - право официально считаться студентом Московского университета, что к слову было довольно не просто устроить, однако подключив ректора академии наук и отцовскую казну, Кукушкину удалось добиться сего.
Даже находясь в разных городах лучшие теперь друзья не прерывали связи, общались письмами, а порой нет нет да Иван Карлович наведывался в Москву с визитом. И вот спустя шесть с небольшим лет, Игорь сам приехал в столицу, и что его тут ожидало позор и сплошное расстройство.
Словно уловив мрачные мысли товарища адъюнкт спросил:
- Ну и куда ты теперь Игорюша?
- Домой. - пожал плечами юноша. - Велика потеря служба столичным полицмейстером.
- А может к нам в академию, займешься преподаванием.
- Не-а. - покачал Игорь головой. - Не моё.
- Жаль. - горько вздохнул Кукушкин.
Цыганка закончила петь, а скрипка, сделав короткую паузу, заиграла популярную ныне при дворе Моцартовскую Allegro фа мажор. И тут академик звучно хлопнул в ладоши, как обычно делают, когда в голову приходит долгожданная мысль, и даже чуть не подскочил со стула, воскликнул:
- Слыхал ли ты про Выборгского вурдалака?
- Да что-то такое слышал, о зверских убийствах мещан на берегу Большой Невки, что ни говори, а особо в такие городские легенды не верю.
- И напрасно. - поцокал язычком Иван Карлович. - Я и сам не верил в сие чудище, до тех пор пока злосчастный душегуб не убил одного хорошего человека, гения в медицинской науке и профессора с моей кафедры.
- Ну, это еще не доказывает, что приятеля твоего умертвил вурдалак, а не человек, желающий таким образом запутать след.
- И я так говорил. - многозначительно свел брови адъюнкт. - Да только вот преступление произошло в Летнем дворце, где ныне квартируется юный престолонаследник со свитой своих нянек и воспитателей, а главное тому был свидетель. Досточтимый француз учитель иностранных языков при дворе. Так он утверждает, что видел дьявола, с ликом мертвеца и красными горящими глазами, причин сомневаться в словах сего сударя нет, точно так же описывают вурдалака свидетели его деяний с Выборгской стороны.
- Друг мой. - вздохнул Игорь, заглядывая в пустую кружку. - Слова пьяниц я бы вообще в расчет не брал, мало ли что привидится на хмельную голову. А престарелого твоего учителя, могли просто грамотно обвести вокруг пальца, либо же он сам замешан в убийстве.
- Ты верно готов обвинить невинного, но в вурдалака не поверишь. - покачал головой Иван Карлович.
- Нет. Невинного я ни когда не обвиню без должных доказательств, а в вурдалака не поверю, до тех пор пока не увижу его собственными глазами. Впрочем к чему этот разговор? К чему строить беспочвенные теории?
- А к тому, что я хочу помочь тебе Игорюша взяться за расследование этого дела. Если конечно тебя оно заинтересовало.
- Сомневаюсь, что ты сможешь убедить Скрипицкого в том, чтобы он приставил меня к расследованию. А работать без ведома полиции будет довольно проблематично.
-Что мне Скрипицкий? Я дам тебе уникальную возможность доказать свои способности, другим более умным и значимым нежели Владислав Зиновьевич людям.
- Каким? Нечто генерал-прокурору? - удивился Игорь, но друг его не слушал.
- А ну-ка встань. - строго сказал Кукушкин, и Игорь вновь почувствовал себя малым отроком, как тогда при первой их встрече, посему беспрекословно подчинился и встал.
- Господи Иисусе.- присвистнул Иван Карлович. - Что за ужасный камзол, а эти потертые гетры, Игорюш ты что английский кучер? Нет в таком виде на люди нельзя.
Юноша смутился, а его товарищ подозвал халдея, всучил ему медный четвертак, сделав жест, мол сдачи не надо, после чего обратился к Игорю:
- Идём, подберем тебе платье по последней моде, чтоб ты выглядел подобающим образом.
- Подобающим образом для чего?
- Для духовного просвещения мой друг, ибо нынешним вечером мы с тобой идем в театр.